Шекспир Вильям - Король Генрих Iv. (Части I и Ii)

bsp;      Такъ пребывалъ всегда я свѣжъ и новъ.

             Народъ меня могъ видѣть, точно ризу

             Первосвященника, лишь съ изумленьемъ.

             И столь-же рѣдкимъ будучи, сколь пышнымъ,

             Мое явленье праздникомъ казалось,

             Тѣмъ болѣе торжественнымъ, что рѣдкимъ.

             А вѣтренный король повсюду рыскалъ

             Съ толпой шутовъ, чьи шутки, точно хворостъ,

             Сгорали, еле вспыхнувъ; принижалъ

             Свой санъ высок³й; остряковъ вертлявыхъ

             Призвалъ въ свой дворъ и царственное имя

             Ихъ смѣхомъ осквернялъ; забывъ свой санъ,

             Насмѣшки поощрялъ надъ молодыми

             Повѣсами и подвергался самъ

             Глумленью безбородыхъ шутниковъ;

             Являлся среди улицъ многолюдныхъ,

             Прислушиваться сталъ къ молвѣ народной

             И такъ глаза людей собой мозолилъ,

             Что отъ его присутств³я тошнило,

             Какъ человѣка, кто объѣлся меда,

             Тошнитъ отъ сладости: немножко больше,

             Чѣмъ мало, и выходитъ слишкомъ много.

             Являясь предъ толпой, онъ былъ похожъ

             На крикъ кукушки въ дни ³юня: слышишь,

             И забываешь. На него глядѣли

             Тупымъ, усталымъ отъ привычки взглядомъ,

             Не взорами восторга, какъ взираютъ

             На солнце королевскаго величья,

             Когда оно глаза ласкаетъ рѣдко.

             Но, опустивъ рѣсницы, въ полуснѣ

             Смотрѣли на лицо его, какъ смотритъ

             Угрюмый человѣкъ въ лицо сосѣда,

             Чьимъ пресыщенъ присутств³емъ давно.

             На той-же, Гарри, ты стоишь дорогѣ.

             Лишился королевскихъ преимуществъ

             Ты изъ-за низкихъ связей. Въ тягость всѣмъ

             Сталъ видъ твой, кромѣ лишь меня, кто чаще

             Тебя хотѣлъ-бы видѣть и чьи взоры

             Ослѣплены, наперекоръ желанью,

             Безумной нѣжностью.

  

                       Принцъ Генрихъ.

  

                                                     Я постараюсь,

             О, трижды благосклонный государь,

             Быть болѣе самимъ собой отнынѣ.

  

                       Король Генрихъ.

  

             Такимъ, какъ ты теперь въ глазахъ людей,

             Ричардъ былъ въ дни, какъ на пути обратномъ

             Изъ Франц³и я прибылъ въ Равенспургъ.

             Какимъ я былъ тогда, теперь сталъ Перси.

             Клянусь своимъ я скиптромъ и душой,

             Онъ больше правъ имѣетъ на корону,

             Чѣмъ ты, лишь тѣнь наслѣдника престола.

             Не пр³обрѣвъ намека на права,

             Ужъ онъ войска безъ счета вывелъ въ поле,

             Вооруженной пасти льва на встрѣчу.

             И, будучи предъ возрастомъ въ долгу

             Не болѣе чѣмъ ты, онъ старыхъ лордовъ,

             Епископовъ почтенныхъ за собою

             Ведетъ въ кровавый бой на звонъ мечей.

             Какую славу вѣчную стяжалъ онъ

             Побѣдой надъ Дугласомъ знаменитымъ,

             Кто бурными набѣгами своими

             И доблестью бойца себѣ снискалъ

             Средь всѣхъ солдатъ въ державахъ христ³анскихъ

             Первѣйш³й санъ и воинск³й почетъ.

             Три раза Готспуръ, этотъ Марсъ въ пеленкахъ,

             Дитя-герой, усилья всѣ разбилъ

             Великаго Дугласа, самого-же

             Взялъ въ плѣнъ, освободилъ, обрѣлъ въ немъ друга,

             Чтобы наполнить бездну старой розни

             И потрясти нашъ тронъ и нашъ покой.

             Чтожъ вы объ этомъ скажете намъ? Перси,

             Нортомберлэндъ, арх³епископъ ²оркск³й,

             Дугласъ и Мортимеръ соединились

             И противъ насъ возстали. Но зачѣмъ

             Тебѣ я сообщаю эти вѣсти?

             Зачѣмъ я о врагахъ своихъ толкую

             Съ тобой, врагомъ и злѣйшимъ, и ближайшимъ?

             Съ тобой, кто вдругъ, изъ рабскаго-ли страха,

             Въ постыдномъ увлеченьи, иль со скуки

             Способенъ, какъ наемникъ Перси, противъ

             Меня-жъ сражаться, слѣдуя за нимъ

             И передъ гнѣвомъ Перси пресмыкаясь,

             Чтобъ доказать, какъ выродился ты.

  

                       Принцъ Генрихъ.

  

             Не думайте о томъ, чего не будетъ.

             И Богъ пусть всѣхъ проститъ, кто отъ меня

             Такъ отклонилъ расположенье ваше.

             За это все своею головой

             Заплатитъ Перси мнѣ. Когда нибудь,

             Подъ вечеръ дня, отмѣченнаго славой,

             Я съ гордостью скажу, что я вашъ сынъ.

             Въ доспѣхахъ къ вамъ приду окровавленныхъ,

             Лицо подъ маской спрятавши кровавой,

             Но, смывъ ее, позоръ свой вмѣстѣ смою.

             То будетъ день,- пусть только онъ заблещетъ,-

             Въ который этотъ баловень молвы,

             Блестящ³й Готспуръ, многославный рыцарь,

             Сразится съ вашимъ сыномъ позабытымъ.

             О, если-бъ разрослись до лег³она

             Тѣ доблести, что шлемъ его вѣнчаютъ,

             Позоръ-же надъ моею головой

             Сталъ больше вдвое! Ибо будетъ время,

             Когда позоръ на славу обмѣняемъ

             Мы съ этимъ юнымъ сѣвернымъ вождемъ.

             О, добрый государь, вѣдь этотъ Перси -

             Прикащикъ мой, кто для меня обязанъ

             Какъ можно больше славы накопить.

             Отчета я потребую такъ строго,

             Что до послѣдней онъ вернетъ крупицы

             Всѣ почести, всѣ доблести свои,

             Иль вырву тотъ отчетъ я вмѣстѣ съ сердцемъ.

             Я именемъ вамъ Бога въ томъ клянусь.

             И если Богъ мнѣ дастъ исполнить клятву,

             Молю васъ, государь, бальзамъ прощенья

             Пролейте на з³яющ³я раны

             Моей безпутной жизни. Если-жъ нѣтъ,

             То смерть всѣ договоры разрѣшаетъ.

             Но умереть сто тысячъ разъ мнѣ слаще,

             Чѣмъ свой обѣтъ нарушить хоть въ малѣйшемъ.

  

                       Король Генрихъ.

  

             Въ немъ смерть ста тысячамъ бунтовщиковъ.

             Ты получаешь главное начальство.

             Что, добрый Блентъ? Въ твоихъ глазахъ поспѣшность.

  

                       Блентъ.

  

             Не терпитъ отлагательствъ мой докладъ.

             Лордъ Мортимеръ шотландск³й извѣщаетъ,

             Что въ Шрюсбери, въ одиннадцатый день

             Теперешняго мѣсяца, сошлись

             Мятежники англ³йск³е съ Дугласомъ.

             Коль всѣ взаимно сдержатъ обѣщанья,

             Сберется рать столь грозная, какая

             Еще не угрожала королевству.

  

                       Король Генрихъ.

  

             Пять дней назадъ узналъ я вашу новость.

             Графъ Вестморлэндъ ужъ выступилъ сегодня,

             А съ нимъ лордъ Джонъ Ланкастерск³й, мой сынъ.

             Ты, Гарри, ѣдешь въ среду, мы - въ четвергъ.

             Пусть мѣстомъ нашей встрѣчи будетъ Бриджнортъ;

             На Глостерширъ отправишься туда.

             На мой разсчетъ,- черезъ двѣнадцать дней

             Всѣ наши силы въ Бриджнортѣ сойдутся.

             Не станемъ медлить. Жизнь готовитъ намъ труды.

             Покуда ждемъ, растутъ мятежниковъ ряды.

  

  

         Фальстафъ. Бардольфъ, неправда-ли, я возмутительно опустился со времени послѣдняго нашего дѣла? Я худѣю, сохну. Кожа виситъ на мнѣ, какъ распущенное платье на старой женщинѣ. Я сморщился, какъ печеное яблоко. Надо мнѣ покаяться, и какъ можно скорѣе, пока я еще хоть на что-нибудь похожъ. А то я скоро совсѣмъ ослабѣю, и у меня не хватитъ силы на покаян³е. Пусть я буду перечнымъ зерномъ, или лошадью на пивоваренномъ заводѣ, если я не позабылъ, какой видъ имѣетъ церковь внутри. Общество, дурное общество погубило меня.

         Бардольфъ. Да, сэръ Джонъ, вы такъ разстроены - вамъ недолго жить.

         Фальстафъ. Въ томъ-то и дѣло. Спой же мнѣ поскорѣе разгульную пѣсню, развесели меня. Я былъ настолько порядоченъ, насколько подобаетъ дворянину, т. е. въ мѣру порядоченъ: мало бранился, не игралъ въ кости болѣе семи разъ въ недѣлю, ходилъ въ публичные дома не болѣе чѣмъ одинъ разъ въ четверть часа; платилъ долги - три или четыре раза; жилъ хорошо, въ границахъ, а теперь я живу безпорядочно, и внѣ всякихъ границъ.

         Бардольфъ. Да вѣдь вы такъ разжирѣли, сэръ Джонъ, что, конечно, вышли изъ всякихъ границъ, изъ всякихъ мыслимыхъ границъ.

         Фальстафъ. А ты исправь свою рожу, тогда я, пожалуй, исправлю свою жизнь. Ты нашъ адмиральск³й корабль съ фонаремъ на носу, вмѣсто кормы. Ты рыцарь горящей лампы.

         Бардольфъ. Мой носъ вамъ вреда не причинилъ, сэръ Джонъ.

         Фальстафъ. Клянусь, онъ мнѣ полезенъ, и я пользуюсь имъ, какъ друг³е черепомъ или memento mori. Каждый разъ, когда я гляжу на твое лицо, я думаю о пламени въ аду, о томъ богачѣ, который при жизни всегда одѣвался въ пурпуръ. Вотъ онъ тутъ сидитъ въ своемъ платьѣ, и горитъ, горитъ. Если бы въ тебѣ было хоть немножко добродѣтели, я бы клялся твоимъ лицомъ и говорилъ: "клянусь этимъ огнемъ, который и есть ангелъ небесный". Но ты человѣкъ совсѣмъ погибш³й, и если бы не свѣточъ у тебя на лицѣ, ты былъ бы совсѣмъ сыномъ мрака. Когда ты ночью бѣгалъ по Гэдсгилю и ловилъ мою лошадь, клянусь деньгами, ты казался блуждающимъ огнемъ или огненнымъ шаромъ. Да, ты постоянное факельное шеств³е, вѣчный фейерверкъ. Ты спасъ мнѣ тысячу марокъ на свѣчи и факелы, когда мы ходили съ тобой ночью изъ таверны въ таверну. Но ты выпилъ столько хереса на мой счетъ, что за эти деньги можно бы купить свѣчей въ самой дорогой лавкѣ въ Европѣ. Вотъ уже тридцать два года, какъ я питаю огнемъ эту саламандру - да вознаградитъ меня за это Богъ.

         Бардольфъ. Чортъ побери! я бы хотѣлъ, чтобы мой носъ очутился у васъ въ животѣ.

         Фальстафъ. Сохрани Боже, я бы умеръ отъ изжоги. (Входитъ хозяйка). Ну-съ, милѣйшая курочка, разыскала-ли ты того, кто шарилъ въ моихъ карманахъ?

         Хозяйка. Да что это вы, сэръ Джонъ, что вы выдумали? Неужели вы полагаете, что у меня въ домѣ воры? И я, и мой мужъ искали, допрашивали всѣхъ по одиночкѣ, каждаго мальчика, каждаго слугу. Въ моемъ домѣ до сихъ поръ десятой доли волоска не пропадало.

         Фальстафъ. Вранье! Бардольфъ здѣсь брился, да и кромѣ того много волосъ потерялъ, и я клянусь, что у меня обчистили карманы. Такъ ужъ ты молчи, баба.

         Хозяйка. Кто, я? Нѣтъ, я не позволю тебѣ ругаться. Меня никто такъ не называлъ до сихъ поръ въ моемъ домѣ.

         Фальстафъ. Оставь, я тебя отлично знаю.

         Хозяйка. Нѣтъ, сэръ Джонъ, вы меня не знаете, сэръ Джонъ, а я васъ знаю. Вы задолжали мнѣ, сэръ Джонъ, и теперь нарочно затѣяли ссору, чтобы не заплатить. Я купила для васъ дюжину рубашекъ.

         Фальстафъ. Изъ негодной гнилой холстины. Я ихъ отдалъ булочницамъ на сита.

         Хозяйка. Клянусь честью, это было голландское полотно, по восьми шиллинговъ за локоть. Вы еще мнѣ должны, кромѣ того, сэръ Джонъ, за ѣду и питье во всякое время, да и кромѣ того деньгами вы взяли у меня двадцать четыре фунта.

         Фальстафъ (указывая на Бардольфа). Онъ тоже всѣмъ этимъ пользовался, пусть заплатитъ.

         Хозяйка. Онъ? Да вѣдь онъ бѣденъ, у него ничего нѣтъ.

         Фальстафъ. Какъ бѣденъ? Взгляни на его лицо. Кто-жъ тогда богатъ? Пусть вычеканятъ деньги изъ его носа, изъ его щекъ. Я не заплачу ни гроша. Ты, кажется, считаешь меня молокососомъ? Какъ, мнѣ уже въ своей харчевнѣ и заснуть нельзя безъ того, чтобъ не обобрали карманы? У меня украли дѣдовск³й перстень, которому цѣна сорокъ марокъ.

         Хозяйка. Ахъ, Господи ²исусе! Сколько разъ я сама слышала отъ принца, что перстень мѣдный.

         Фальстафъ. Принцъ твой шутъ гороховый и дармоѣдъ. Чортъ побери, будь онъ здѣсь, я бы его отколотилъ, какъ собаку, за так³я слова.

  

  

         Фальстафъ. Ну что, голубчикъ? Значитъ вотъ откуда вѣтеръ подулъ? Неужели намъ всѣмъ придется маршировать?

         Бардольфъ. Да, попарно, какъ колодники въ Ньюгетской тюрьмѣ.

         Хозяйка. Милордъ, ради Бога, выслушайте меня!

         Принцъ Генрихъ. Что тебѣ нужно, мистриссъ Квикли? Какъ поживаетъ твой мужъ? Мнѣ онъ нравится, онъ честный человѣкъ.

         Хозяйка. Добрый принцъ, выслушайте меня.

         Фальстафъ. Плюнь на нее, пожалуйста, и выслушай меня.

         Принцъ Генрихъ. Что скажешь, Джэкъ?

         Фальстафъ. Вчера вечеромъ я заснулъ здѣсь за занавѣской, и у меня очистили карманы: эта харчевня стала непотребнымъ домомъ, здѣсь грабятъ людей.

         Принцъ Генрихъ. Что же у тебя пропало, Джэкъ?

         Фальстафъ. Повѣришь-ли, Галь, три или четыре билета въ сорокъ фунтовъ, и дѣдовск³й перстень съ печатью.

         Принцъ Генрихъ. Ну, это пустяковина, вся-то цѣна ему пенсовъ восемь.

         Хозяйка. Такъ и я ему говорила, милордъ, и сказала, что слышала это отъ вашей милости. А онъ, милордъ, сквернословъ этак³й, сталъ бранить васъ и даже похвалился, что отколотитъ васъ.

         Принцъ Генрихъ. Не можетъ быть!

         Хозяйка. Не будь я честной женщиной, если это не правда.

         Фальстафъ. На тебя такъ же можно положиться, какъ на вываренный черносливъ; правдивости въ тебѣ не больше, чѣмъ въ травленной лисицѣ, а что касается женской чести, то въ сравнен³и съ тобой плясунья Мар³анна - честная жена околодочнаго надзирателя. Убирайся, тварь!

         Хозяйка. Какъ тварь? Какая такая тварь?

         Фальстафъ. Ну да, тварь, такая, что не дай Богъ.

         Хозяйка. Вовсе я не такая тварь, что не дай Богъ, замѣть себѣ это. Я жена честнаго человѣка. А ты, несмотря на свое рыцарство, подлецъ, если меня такъ честишь.

         Фальстафъ. А ты, несмотря на то, что женщина - животное, и больше ничего.

         Хозяйка. Скажи-ка, подлецъ, какое я животное?

         Фальстафъ. Какое? Выдра.

         Принцъ Генрихъ. Выдра? Почему же выдра, сэръ Джонъ?

         Фальстафъ. Почему? Потому, что она ни рыба, ни мясо,- неизвѣстно, какъ за нее взяться.

         Хозяйка. Лжешь, ты и всяк³й другой отлично знаете, какъ взяться, подлецъ!

         Принцъ Генрихъ. Ты права, хозяйка. Онъ грубо на тебя клевещетъ.

         Хозяйка. И на васъ также, милордъ. Онъ сказалъ, что вы должны ему тысячу фунтовъ.

         Принцъ Генрихъ. Вотъ какъ! это я тебѣ долженъ тысячу фунтовъ?

         Фальстафъ. Какое тысячу, Галь - милл³онъ! твоя любовь стоитъ милл³она, a ты мнѣ долженъ свою любовь.

         Хозяйка. Онъ еще назвалъ васъ шутомъ гороховымъ, и сказалъ, что отколотитъ васъ.

         Фальстафъ. Развѣ я это сказалъ, Бардольфъ?

         Бардольфъ. Да, сэръ Джонъ, вы сказали.

         Фальстафъ. Ну да, если онъ станетъ утверждать, что мое кольцо мѣдное.

         Принцъ Генрихъ. Я и говорю, что оно мѣдное. Что-жъ, ты теперь посмѣешь выполнить свою угрозу?

         Фальстафъ. Поскольку ты только человѣкъ, Галь, я посмѣю, но ты принцъ - и я тебя боюсь, какъ боюсь рычащаго львенка.

         Принцъ Генрихъ. А почему же не какъ льва?

         Фальстафъ. Какъ льва, нужно бояться самого короля. Неужели ты полагаешь, что я боюсь тебя, какъ твоего отца? Пусть мой поясъ лопнетъ, если это такъ.

         Принцъ Генрихъ. О, если бы онъ лопнулъ, твое брюхо упало-бы до колѣнъ! Въ утробѣ твоей, негодяй, нѣтъ мѣста для вѣрности и честности - все въ ней набито кишками и потрохами. Обвинять честную женщину въ обиран³и твоихъ кармановъ! Ахъ, ты ублюдокъ, безстыдный, вздутый мерзавецъ. Будь я подлецъ, если въ твоемъ карманѣ было что-нибудь, кромѣ трактирныхъ счетовъ, адресовъ публичныхъ домовъ и жалкаго грошоваго леденца противъ одышки - ничего, кромѣ этой дряни, тамъ не было. А ты все-таки стоишь на своемъ и не хочешь сознаться. Не стыдно тебѣ?

         Фальстафъ. Послушай, Галь, ты знаешь, что нашъ праотецъ Адамъ палъ во дни невинности; какъ же бѣдному Джэку Фальстафу не пасть въ наши дни скверны? Ты видишь, на мнѣ больше плоти, чѣмъ на другихъ, поэтому и слабости во мнѣ больше. (Къ хозяйкѣ). Такъ ты, значитъ, сознаешься, что обобрала мои карманы?

         Принцъ Генрихъ. Такъ оно оказывается, по ходу дѣла.

         Фальстафъ. Хозяйка, я прощаю тебя. Пойди, приготовь завтракъ, люби своего мужа, смотри за слугами, угождай гостямъ. Ты видишь, я сдаюсь на разумные доводы - я умиротворенъ. Какъ, опять? нѣтъ ужъ, пожалуйста, уходи (хозяйка уходитъ). А теперь, Галь, скажи, что слышно при дворѣ? А нашъ грабежъ - какъ ты это уладилъ?

         Принцъ Генрихъ. О, мой милый бифштексъ, мнѣ опять пришлось быть твоимъ ангеломъ-хранителемъ. Деньги возвращены.

         Фальстафъ. Не люблю я, когда возвращаютъ деньги - только двойная работа.

         Принцъ Генрихъ. Я помирился