Веселовский Александр Николаевич - В. А. Жуковский. Поэзия чувства и "сердечного воображения"

>   Лишь колокол ношной один вдали звучит,

   И медленных часов при томном удареньи

   В пустых развалинах я слышу стон глухой;

   На камне гробовом печальный тихий гений

   Сидит в молчании с поникшей головой.

  

   Александр Тургенев прочитал в Гёттингене братнину элегию и записал в дневнике 5/17 марта 1803 года: "она мне снова еще более понравилась, так что я надписал над ней: Die Lowin bringt nur einen Jungen, aber das ist ein Lowe!" (Львица родила лишь одного детеныша, но это лев! - нем.)

   Недовольство жизнью невольно лелеет воспоминания о былом счастье и мысли о другом, несбыточном, которое манит нас в поэтическое "там" Жуковского. Для юноши былое счастье - это годы детства. "Ты, брат, едешь в деревню, - писал Андрей Тургенев Жуковскому (из Петербурга), - нет, еще больше, ты едешь туда, где ты провел свое детство! Счастливая завидная участь! Я не хочу и жить тогда, когда перестану то чувствовать к этому месту, что теперь чувствую. И теперь иногда вечером, сидя у окошка перед березой, или ночью, вспоминаю я свое Савинское подворье, все, все подробности привожу на память и, как говорит Измайлов, дышу малым человеком... Die goldenen Maienjahre der Knabenzeit leben wieder in der Seele des Elenden" (Золотые майские годы детства вновь оживают в груди несчастного. - нем.). То же в письме 21 марта 1802 г.: "Весна приходит, поздравляю тебя (Жуковского) с ней!.. Воспоминай, брат, чаще обо мне, когда будешь чувствовать ее тихое, сладостное дыхание". Жаль, что они не вместе: "весна особенно из всех времен года напоминает мне счастливейшее время жизни моей, и это время, как ты знаешь, детство! Какие минуты, брат, воспоминания о нем и о всех людях, которые тогда любили, доставляли мне дорогой". Когда Жуковский находился в унылом и печальном настроении, Тургенев писал ему, ободряя: будь повеселее, "ты должен быть доволен состоянием своим, я сужу по твоему образу мыслей: есть укромный уголок, да Руссо в руках, - а у тебя все это есть, - чего тебе хочется? Наслаждений истинных - их нет здесь, а какие только могут быть на этой планете, то дружба и поэзия тебе их доставляют, а доброе твое сердце пользуется ими. Перестань, брат, грустить! Правда, я и сам, не имея никаких причин, жаловался на судьбу, часто грущу, и редко, редко луч истинного удовольствия осветит душу мою. Ах, нет! Я имею все причины на нее жаловаться. Но что ж делать?

  

   Забудем здесь искать блаженства

   В юдоли горести и слез,

   Там, там оно, среди небес,

   В жилище блага, совершенства!

   Там бедный труженик земной,

   Достигнув вечного покою,

   Узнает, что есть Бог благой,

   Но здесь, тягчим его рукою,

   В нем видя грозного судью,

   Напрасны слезы проливая,

   Как тень от горя исчезая,

   Клянет он только часть свою".

   (13 февр. 1802 г.)

  

   "Ты, кажется, не можешь не быть доволен своей участью, - пишет Тургенев в другом письме из Петербурга, - уединение, зависимость, легкая должность (служба в Соляной конторе), в перспективе весна и деревня! Окружен Греем, Томсоном, Шекспиром, Попе и Руссо! И в сердце - жар поэзии! Ты верно не имеешь минут тягостной пустоты и скуки". А друзья его забыли, - пишет он из Вены 26 ноября / 7 декабря 1802 г., - на что им, в самом деле, терять время, чтобы вспомнить

  

   Се peu d'instans, helas, et si chers et courts,

   Ces fleurs dans un desert, le temps оu le ramene

   Le regret du bonheur et meme de la peine.

  

   (Эти немногие, увы, мгновения, столь милые и столь краткие, эти цветы в пустыне, время, в которое его возвращает сожаление о счастье и даже о страдании. - фр.)

  

   Письмо к Жуковскому, также из Вены, накануне 1803 г., который ему не суждено было пережить, кончается воспоминаниями. В начале стихи, обращенные к другу:

  

   Смиренной жизни путь цветами устилая,

   Живи, мой милый друг, судьбу благословляя,

   И ввек любимцем будь се;

   Блаженство вольности, любви, уединенья

   И муз святые вдохновенья

   Проникнут сладостью все бытие твое;

   А мне судьба велит за счастием гоняться,

   Искать его, не находить.

   Но я не буду с ним считаться,

   Коль будешь ты меня любить.

  

   Сам он пристрастился к истории, жалеет, что слишком много перечитал немецких драм и романов. "А помнишь ли, когда ты, еще будучи в пансионе, украдкой переводил по четыре пьесы вдруг и когда по воскресеньям приходил с мною просиживать вечера?.. "Vous seriez bien volage sans les bienfaits du souvenir?" (Вы стали бы непостоянны без благодеяний памяти? - фр.).

   Томсон, Грей, Поп и Шекспир - ими не исчерпывается репертуар Тургенева; в 1801-1802 годах он опередил Жуковского, его симпатии шире. Это определило его вкусы. Мы видели, что он понял напускную чувствительность кн. Шаликова*; в одном письме он шутит над кн. Симбирским, орошавшим "унылыми слезами" страницы "так называемого Приятного и Полезного Препровождения времени": Тургенев как-то раскланялся с ним, а тот отвечал ему из окна комическим поклоном - и показал язык: "видно он утешился!" (22 авг. 1799 г.). - Интересен отзыв о Карамзине: прочтя его "шестую часть", Тургенев пишет Жуковскому: "много хорошего, прекрасного, но не тот Карамзин, который писал некогда: С кроткою улыбкою упал бы я во всеобъемлющее лоно природы. Или тот же?" (1802 г. из Петербурга). "Стихи Карамзина к Эмилии** ведь прекрасны! Но смотри же, как в нем угасло пламя поэзии. Он уже не написал бы теперь: К неверной и даже, думаю, Милости и Песни к Божеству. Что стал прозаический слог его?.. Впрочем, это только en passant (мимоходом)... Это не что иное, как психологическое замечание" (21 марта 1802 г.). "Я не прочел еще Измайлова, - приписывает он к А.С. Кайсарову в письме к Жуковскому (1802, весной, из Петербурга), - но ведь у меня особый вкус: многое мне нравится, однако ж многое и бесит; никому только не советую читать его после Стерна; лучше прежде". Если он признается, что в литературных спорах с классиком Блудовым он "редко был прав" (18 мая 1802 г.), то это, быть может, уступка дружбе. Сам он не классик, "любит страстно Гете, Коцебу, Шиллера и Шпиза", пишет о нем в 1800 году Каменев; "он много переводил из них, особенно из Коцебу", между прочим "Клеветников"*** и "Негров-Невольников"****. В 1801-1802 годах, вспоминал впоследствии Ал. Тургенев, "несколько молодых людей, большею частью университетских воспитанников, ... переводили повести и драматические сочинения Коцебу, пересаживали, как умели, на русскую почву цветы поэзии Виланда, Шиллера, Гете, и почти весь тогдашний новейший немецкий театр был переведен ими... Корифеями сего общества были Мерзляков и Андрей Тургенев. Дружба последнего с Жуковским не бесплодна была для юного гения"*****. В 1801-м году вышел "Мальчик у ручья" (Die jiingsten Kinder meiner Laune Коцебу) в переводе Жуковского с эпиграфом из послания Карамзина к Дмитриеву: "любовь и дружба - вот чем можно себя под солнцем утешать", и очень вероятно, что именно к этому времени относится перевод комедии "Ложный стыд" с пометкой на заглавном листе: "перевел с немецкого губернский секретарь Василий Жуковский"******. Жуковский не отстал еще от французских образцов, а Тургенев пишет ему, что французы "деженерируются, даже теряют и остроту свою, вместо того видна только пышность, надутость слога"*******. Зато он в восторге от немцев и англичан, хотел бы пересадить их на русскую почву; дарит Каменеву "песнь г. Шиллера к Радости"********, бредит Cabale und Liebe ("Коварством и любовью"), мечтает перевести эту пьесу; побуждает Жуковского и Мерэля-кова к переводу Дон Карлоса, Жуковского к чтению Марии Стюарт и Валленштейна. Жуковский еще колебался в симпатиях, а Андрей Тургенев писал ему из Вены: "Die AuBendinge sind die Farbe des Geistes (Внешние вещи - краски духа), говорит Шиллер, которого я все еще называю моим Шиллером, хотя и не с таким смелым в пользу его предубеждением. Ты уж слишком нападаешь на немцев"(7/19 янв. 1803 г.). "Наконец мы решились с Мерзляковым переводить Вертера и сперва принимаемся за первую часть", читаем в одном из ранних писем (19 авг. 1799 г.), а в другом: "мое состояние очень походит на то, которое описано в Вертере, в том письме, которое ты (Жуковский) переводил" (22 янв. 1802 г.); самому Тургеневу принадлежит перевод "Письма к другу" (Приятное и Полезное Препровождение времени, XIX, 107). Жуковскому он посылает свою надпись к портрету Гете; это четверостишие, напоминающее такое же четверостишие Жуковского (1819 г.), Тургенев написал на экземпляре Вертера, который он подарил другу. Текст один и тот же, с отличием от печатного в 3-й строке (чувстве вместо чувствах):

  

   Свободным гением натуры вдохновенный,

   Он в пламенных чертах ее изображал

   И в чувстве сердца лишь законы почерпал,

   Законам никаким другим не покоренный.

  

   Т...

   ______________________

   * Интересно сличить отзыв о кн. Шаликове в дневнике 18-летнего Ал. Тургенева (под 5 апр. / 24 марта 1803 года). Из Тепельгаузена (под Геттингеном) он пошел с Сулимою ночью при полном свете луны. "Сели мы у быстрого журчащего ручейка и дали волю чувствам своим наслаждаться. Луна светила прямо на него и посеребрила его; в первый раз еще я почувствовал, что такое обворожительное положение и в самом деле может настроить душу приятным образом, но только человека с живыми чувствами и бесстрастным сердцем. Когда я увидел этот ручей, то я оправдал в мыслях своих всех наших стиходеев, каковы Шаликовы и прочие, которые дают разные эпитеты ручейкам своим. Но при всем том я все еще думаю, что они не сами любовались натурою, а только выписывали и списывали с других те красоты, которые врожденные поэты сами находили. Иначе любовь их была бы пламеннее и журчание ручейков их сильнее бы действовало на чувство читателя. Мы должны списывать с оригинала, а не с копии".

   ** Вестник Европы 1802 г. февраль, N 3 стр. 61 след.

   *** В 1798 г. в цензуру была представлена: Клеветники, драма в 5 действиях с немецкого переводил юнкер Андрей Тургенев. Остается неизвестным, его ли перевод был напечатан в Москве в 1803 г. (Сопнкоа N 3373, Смирдин N 7514). Я обязан этим указанием г. Рогожину. "Я еду в театр. Дд1 Клеветник пропущен, и так что бы я рад Ан-тонскому в ноги поклониться" (неяатиропшое письмо Аид р. Тургенева Жуковскому).

   **** Бобров, Литература и Просвещение в Йооят в XIX-м веке. Материалы, исследования и заметки, т. III: письма 26 и 27 сент. 1800 г., стр. 120, 122.

   ***** Современник 1837 г. т. V, стр. 304-5. Узнав в Геттингене о приезде Коцебу, Ал. И; Тургенев хотел ему представиться как переводчик его "Несчастных", но тот уже уехал. Сл. (неизданный) Дневник Ал. И. Тургенева 11/23 апреля 1803 года и его (неизданные) письма к Мерзлякову и Жуковскому 13/25 апреля того же года. - В 1802-1808 годах драмы и романы Коцебу были у нас в страшной моде; к переводчикам принадлежали Каменев и Петр Кайсаров (сл. Галахов, В.А. Жуковский. Материалы уже уехал. Сл. (неизданный) Дневник Ал. И. Тургенева 11/23 апреля 1803 года и его (неизданные) письма к Мерзлякову и Жуковскому 13/25 апреля того же года. - В 1802-1808 годах драмы и романы Коцебу были у нас в страшной моде; к переводчикам принадлежали Каменев и Петр Кайсаров (сл. Галахов, В.А. Жуковский. Материалы для определения его литературной деятельности, Отеч. Зап. 1853 г. т. 88, стр. 55 след.); поставщиком Коцебу книгопродавцам и на сцену был в 1800-х годах А. Ф. Малиновский, тогда секретарь в Архиве иностранной Коллегии; переводили по большей части чиновники Архива (Сл. М.А. Дмитриев, Мелочи из запаса моей памяти, изд. 2, стр. 50-51).

   ****** Рукопись комедии недавно найдена проф. А.С. Архангельским. Жуковский писал Ал. Тургеневу, что в 1800 году он вступил в Соляную контору "городским" (вероятно, губернским) секретарем, а вышел из нее в 1802 г. титулярным советником.

   ******* Сказано это по поводу Archenholz'a, Annalen der britischen Geschichte: "Славно, браво! Англичане, какой великий народ! Какая воспламенительная книга! Что французская вольность? Что Бонапарте? A propos: Как, брат, умаляется этот великий Бонапарте, которого я любил, которому я удивлялся! Славны бубны за горами, или

   Когда какой герой в венце не развратился?

   Английские журналисты презабавные, преюморы, а французы даже деженерируются и т.д. Я думаю, что Бонапарте очень интересуется Вестником (Европы); право, журнал хороший, Tendenz его прекрасная. А ведь русский и дерзает иметь свое собственное о вещах мнение" (9 марта 1802 г. из Петербурга).

   ******** Бобров, 1. с. стр. 123.

   ______________________

   За стихами следует в экземпляре приписка рукой Тургенева: "Ей Богу, ничего лучше вздумать не могу, как того, что я вечно хотел бы быть твоим другом, чтобы дружба наша временем укреплялась, чтобы я был достоин носить имя друга и твоего друга". Жуковский также оставил в книге свои следы, дважды зачертив силуэт девочки, племянницы, М.А. Протасовой, игравшей такую роль в его сердце и творчестве*.

   ______________________

   * Экземпляр Вертера, о котором говорится в тексте, находится в собрании А. Ф. Онегина. В 1836 году Ал. Тургенев вписал в гетевский альбом "четыре стиха переводчика Вертера, покойного брата Андрея, на 16-летнем возрасте им к портрету Гете написанные". Сл. Современник 1837 г. т. V, стр. 304.

   ______________________

   Всего интереснее отзывы Тургенева о Шекспире. Карамзин хвалил его официозно, Жуковский никогда его не осилил; у нас его переделывали, как то было в обычае у французов; переделывали его Шиллер, Гете и Фосс. Тургенев пришел в отчаяние, сравнив подлинник Макбета с русским переводом (письмо 1802 г., весной); перевод Шиллера очищенный, но не ослабивший оригинал. "Je suis tente de le traduire. (У меня сильная охота его перевести. - фр.). Славное бы дело было. Только надобно непременно переводить иное в стихах самых сильных и выразительных. - Ах, брат, какая это трагедия! - пишет он Жуковскому, - сколько в ней ужасу!" Он любуется сценой появления тени Банко, монологом Макбета перед убийством, сценой лунатизма леди Макбет; "чародейки также имеют свое действие". Пусть Жуковский прочтет пьесу (30 янв. 1802 г.). И Жуковский видимо прочел, обсудил и отписал; дело обошлось не без критики, следы которой сохранились в следующем письме к нему его друга (после 1 апреля 1802 г.). Он извещал его, что через неделю кончит перевод Макбета и положит его "до выправки". "A propos о Макбете: ты немножко неосновательно предлагаешь истребить ведьм, или, по-моему, чародеек. Шекспир писал, право, не так-то без основания, как ты думаешь, и не для одной странности вывел их на сцену. Разве ты не видишь, по крайней мере мне так кажется, что они, имея влияние на поступок Макбета (предположи, что тогда им верили), дают ему больше побудительных причин, больше вероятности, и делают его не столько ужасным. Чем заменить это? Кто-то написал целое рассуждение о Макбете, но я не читал еще его, но только видел в книжной лавке. Оставьте, друзья мои, этого гения так, как он есть, переделывать в нем, вставлять свое вместо его, не легко, очень, очень нелегко. Чем больше вникаешь в него, тем он становится священнее. Еще простительнее что-нибудь выпустить: можно, набравшись, как говорится, духа его, написать свое, призвав на помощь утонченность и правила, но когда дело идет о нем самом, то пусть Шекспир останется Шекспиром. Но я знаю, что это рассуждение будетне по твоему вкусу; но я не виноват, и чуть ли еще не прав".

   Еще в 1821 году Жуковский остался при своем вкусе, но при чтении Тиком Макбета ему могли припомниться старые споры с приятелем: в Макбете ему понравились места ужасные: сцена ведьм, монолог Макбета перед убийством, ужасное описание убийства, сцена, в которой является жена Макбетова сонная.

   С живостью литературных интересов соединялась у Андрея Тургенева чисто юношеская страстность, с которой он спешил осуществить их, провести в дело. Он переводит*, затевает переводы (Архенгольца, Монтескье, Оссиана и др.), побуждая других к сотрудничеству, к изданиям, наведывается у приятелей о литературных новинках, о том, что они делают, что комедия Блудова (письмо 20 сент. / 8 окт. 1802 г. из Вены), издается ли журнал Сумарокова (письмо 26 ноября / 7 дек. 1802 г.)**; пишет стихи, и спрашивается у Жуковского ("во всем я не могу найти лучшего судьи", письмо 31 дек. 1802 г.), как для Жуковского критика Блудова была закон. Он обещает прислать другу "поэзию" Гольдсмита, если найдет ее в Петербурге (весной 1802 г.), а в письме из Вены (26 ноября / 7 дек. 1802 года) спрашивает: "что делает твой Deserted village?" Разумеется "Опустелая деревня", переведенная Жуковским из Гольдсмита. Хочется ему видеть "Элегию" Жуковского, "какова она теперь" (письмо 31 декабря 1802 года из Вены), т. е. "Элегию" Грея во вторичном переводе, и он благодарит друга за посвящение (7/19 янв. 1803 г. из Вены). Ему известны были и другие юношеские произведения приятеля, не попавшие в печать, если они не скрываются, под другими названиями, в числе известных, написанных до 1803 года. В одном письме говорится о "стихах", свидетельствующих о горестном настроении Жуковского, в другом - об "оде", которой "первый куплет самый отчаянный". Либо он спрашивает его, не начал ли он "еще переводить какой-нибудь Списовой (пьесы) или и двух" (в Москве, вероятно, 1801 г.); разумеется Шпис, давший материал для "Двенадцати спящих дев". Говорится еще о какой-то Progress of poetry: "что твой Progress of poetry? Отдал ли ты ее? Право, надобно что-нибудь издавать" (письмо 21 марта 1802 г.). Не идет ли дело о Progress of poetry Грея, которого читал в то время Жуковский?***

   ______________________

   * Напечатаны были следующие его переводы: Библейская нравоучительная книжка, соч. г. Фердессенз. М. 1795 (с немецкого); Способ читать, замечать и сочинять в пользу молодых людей, предложенный г. Мейнерсом, перевод с немецкого. М. 1798 (сл. Рогожин, Материалы для русск. библиографии XVIII и первой четверти XIX столетия, т. I, стр. 72 - 3); История вкуса в изящных искусствах (Полезное и Приятное Препровождение времени XVII, 1798, стр. 40 след.); Объяснение, разделение и начало изящных искусств (ibid., 1798, XIX, стр. 97 след.: из Batteux); Что есть хороший вкус? (ibid., XIX стр. 103 след.); Письмо к другу (ibid., XIX стр. 107 след.: из Вертера); Советы молодой женщине. М. 1799 (с французского). Отрывки из записок Франк-линовых, перевел с французского Москов. университета ученик Андрей Тургенев. Москва 1799 (Сопиков N 8015, Смирдин N 10417 с буквами А.Т.). Последним сообщением я обязан г. Рогожину. В письме к Жуковскому (не датированному) Андр. Тургенев писал: "Франклинову жизнь кончил, только все совсем не так, как должно быть... Если бы не батюшка и не Иван Володимирович (Лопухин) хотели этого, то право бы все бросил; мне противно смотреть на жизнь этого человека, никогда с ним не разделаешься. Ой, Франклин, заел ты меня!" - По указанию г. Рогожина, в московскую цензуру представлена была "Ода на день моего рождения, сочинена Андреем Тургеневым", но билет не был выдан.

   ** Панкратия Платоновича Сумарокова, "Журнал приятного, любопытного и забавного чтения", 1802-1804 гг.

   *** В 1852 году кн. Вяземский писал Плетневу (1 дек. - 19 ноября): "Полторацкий писал мне о некоторых стихотворениях Жуковского, времени детства его, им отысканных в печати и не известных, по крайней мере мне". Очень вероятно, что и из стихотворений Жуковского более поздней поры не все дошли до нас. "Очень жаль, что ты не обобрал Тургенева (Александра Ивановича), когда он был в Москве, - писал Гоголь Шевыреву 14 декабря 1844 года, - у него множество бумаг того времени, весь протокол арзамасских заседаний и множество стихов Жуковского, написанных в тогдашнее время, о которых никто, и даже сам Жуковский не знает".

   ______________________

   Вдали от своих юных друзей, проникнутых теми же стремлениями, Тургеневу не по себе, он чувствует, что слабеет, у него нет критерия. "В моих литературных вещах происходит какая-то революция: все теперь в ферментации, и я не знаю, что хорошо и что дурно", - сообщает он Жуковскому из Петербурга (1802 г.); а в другом письме: "Когда я вообразил себе твой образ жизни и свой, твои успехи в литературе и мои неуспехи и даже забвение старого, то мне пришла охота почти заплакать" (3 февр. 1802). Он слышал, что Жуковский переводит "Элоизу" (письмо, вероятно 1801 г., когда Тургенев и Жуковский жили в Москве: Елиза*), сам принялся за перевод в 1802 году, вернулся к нему в Вене и просит Жуковского: "оставь уж мне испытать над ней мои силы" (31 дек. 1802 / 12 янв. 1803); "после первого письма твоего об Элоизе я было задумался и начал об этом размышлять, но после второго, где ты пишешь о новой поэме (?), скажу тебе: брат, оставь мне Элоизу! Признаюсь тебе в моей слабости, я ни к чему иному не готов, о ней много думал, а теперь не так легко к чему-нибудь другому приготовиться" (1803 г. из Петербурга). Он пожертвовал своей привязанностью, "своею радостью", остается отказаться от литературы. "Часто, очень часто убийственная для души моей мысль, что я имею к ней (к литературе) столько препятствий. Один раз отказаться, и все бы сделано, но никак, никак не в силах" (4 февраля 1802 г.). В Вене ему начинает казаться, что он слабеет в русском языке. "Русский язык теперь главная моя забота. О обстоятельства! Душа моя в сии минуты исполнена горести, я не рад своему существованию. О как спокойно ничтожество и как иногда не желать его! Брат! все прошедшее, давнее и недавнее, смешалось вместе в голове моей и живо мне представилось. Тронутая душа моя стремится в него; о как оно интересно со всеми своими радостями и горестями, с тем временем, с теми днями, которые видели меня младенцем! Тихие, блаженные дни, укройте меня от настоящего и от будущего! Вас нет, вас и никогда не будет!" (Вена, 31 дек. / 12 янв. 1802 г.).

   ______________________

   * Элоиза Руссо - или "11ослание Элоизы к Абеляру" Попа, за перевод которого (неконченный) принялся впоследствии Жуковский?

   ______________________

   Поэзия и дружба, - писал Тургенев Жуковскому; поэзия в уединении с друзьями - вот утопия западных и наших сентименталистов; в одиночестве не воспитать гуманного чувства, сердце возделывается в взаимодействии одинаково настроенных людей. У Тургенева нашлись друзья среди товарищей по Собранию воспитанников Московского Университетского Благородного Пансиона и по Дружескому Литературному Обществу; его корреспонденты - Жуковский и Мерзляков, который был несколько старше обоих (род. в 1778, 1830 г.); далее стояли панстонские товарищи Жуковского: Родзянка, Кайсаровы, Воейков, приятель Мерзлякова, позже сыгравший такую незавидную роль в сердечной жизни Жуковского; из внепансионских друзей - Блудов, с которым был близок и Жуковский. "Дружеское Литературное Общество", устав которого 12 января 1801 года подписан был Мерзляковым и Жуковским, Андреем и Александром Тургеневыми, Воейковым, Родзянкой и двумя Кайсаровыми, имело целью "образовать в себе бесценный талант трогать и убеждать словесностью: да будет же сие образование в честь и славу добродетели и истины"; вторая задача "помогать бедным". От членов требовался "нравственный характер"; что соединяет нас всех в одно, говорится в уставе, "это то же, что до сих пор составляло радость и счастье нашей молодости, это дух благий дружества, сердечная привязанность к своему брату, нежное доброжелательство к пользам другого... С небесною улыбкою на глазах, с животворною фиалою в руке низлетающее божество - это дружество! Будем иметь доверенность друг к другу!"

   Андрей Тургенев глубоко проникнут святостью товарищеской дружбы, готов поддержать ее на всех путях. "Я и, может быть, и еще некоторые очень привязаны к нашему Собранию (воспитанников Моск. Унив. Благородного Пансиона), - пишет он Жуковскому из Петербурга, вероятно в конце 1801 года. - Вот предложение от меня всем членам: я бы желал, чтобы дни двух торжеств наших, 1-го и 7-го апреля (другого не помню), каждый из нас их праздновал, где бы он ни был", чтобы они в эти дни духом были вместе, и если не все сочлены, то "душевные друзья" Собрания вспомнили о нем, об отсутствующих товарищах. "Се sera le point de reunion de notre ressouvenir" (Это будет минута соединения наших воспоминаний. - фр.). И он волнуется, когда позже до него дошли вести, что некоторые члены отступаются от Собрания, Кайсаровы "смеются над речью Мерзлякова"; а он думал, "что Собрание нам дорого хоть в воспоминании!". Он хотел бы быть совершенно один, от всех отделиться, общаться только с Жуковским (3 февр. 1802 г.). С ним он особенно, душевно дружил, и Жуковский привязан к нему так же нежно. "Говоря о своих связях, я ни с кем не ровнял тебя, - пишет ему Тургенев. - Мы рождены друг для друга: Мерзлякова я люблю очень, больше, больше Родзянки, но это не то, что мы с тобой. Сколько сходства в наших характерах! И это одно, что разлука разрывает обыкновенные связи, а я со всяким днем живее чувствую, что мне бы надобно быть с тобою и что мне недостает" (конца 1801 г.). Брат (Александр Иванович) и Жуковский одни - "поверенные души" его. "Я пламенно люблю тебя, - читаем мы в другом письме, - и любовь моя к тебе возрастает все более и более"; "твой вечный, вечный друг".

   Пожить с друзьями Андрею Тургеневу не удалось, но он деятельно переписывается с ними, утверждая союз любви, который внушал устав Общества. Первое письмо Тургенева к Жуковскому повторяет мысли устава: "в деятельности будем искать себе веселия, счастия, будем, сколько можно, делать добро, будем полезны, сколько можем, и в те тягостные минуты холодности и угрюмой мизантропической нечувствительности, когда мы не видим в добре никакой прелести и неспособны ни к какому доброму делу, станем, по крайней мере, воспоминать, что в минуту радости и удовольствия, когда сердце наше гораздо справедливее, оно исполнено было добра и любви" (19 авг. 1799 г.).

   Расставаясь с Жуковским, Тургенев условился переписываться с ним; написал первый, может быть, и нескладно, "чувствую, что первый блин всегда комом, что первую песенку зардевшись петь, но искренность и любовь, вот что должно быть нашим девизом". Он будет писать набело, не сохраняя копий, "это знак, что ты должен сохранять мои письма, так как я буду сохранять твои". И он дает ему отчет "в своих мыслях и чувствах", хотя жизнь бедна их разнообразием, "особливо теперь, когда все мои помышления вертятся около одной мысли, так или почти так, как выразился в одном месте Фиеско" (то же письмо).

   Письма становились исповедью перед друзьями, вызывали их на таковую же. "Письмо твое есть предисловие, слишком сокращенное, к целой моей жизни, - пишет Мерзляков Жуковскому, - к целой твоей жизни, к целой нашей жизни, т. е. нас троих (третий - Андрей Тургенев). Поверь, любезный, что я пишу, это все старое в моем сердце; о старом обыкновенно говорят и пишут мало; итак, скажу в трех словах: я твой верный, вечный друг"*. Той же цели душевного общения служил журнал, который вел Андрей Тургенев: его венский журнал в виде писем предназначался Анне Михайловне Соковниной**; 26 сент. / 8 окт. 1802 года он пишет Жуковскому из Вены: пусть накопит денег и приедет к нему года через два, "и скажи, как бы нам тогда писать журнал"***.

   ______________________

   * Русск. Арх. 1871 N 2 стр. 0134-5.

   ** Сл. письмо Жуковского к Ал. Тургеневу конца декабря 1807 или начала января 1808 года.

   *** Андрей Тургенев вел его давно и не раз говорит о нем в своих письмах. Весною 1802 г. он сообщал Жуковскому о своем психологическом правиле: никогда не "переселяться в будущее в отношении к любимейшим нашим предметам... Распространено будучи вставочными рассуждениями и примерами, оно уписалось в журнале моем не менее как на двух страницах". Он намеревался вести журнал в Вене и по дороге (письмо 30 января 1802 г.).

   ______________________

   В пору сентиментализма дневник был в моде; в нем собирался и объективировался материал самонаблюдения и самопознания; на старости лет Жуковский признавался Плетневу, что его мысли приходят в ясный порядок лишь тогда, когда перо у него в руках: "оно ловит их налету и приковывает к бумаге; иначе они и для меня самого остались бы мимопролетевшими тенями, никакого следа не оставившими за собою, феномен довольно замечательный: результат воспоминания о прошедшей жизни" (18 апреля 1851 г.). Такой дневник вел, по рецепту Готтшеда, Болотов, вели Жуковский, Тургеневы, Блудов. Принимаясь 17/29 окт. 1803 года за свой журнал, прерванный смертью брата, Александр Тургенев уверен наперед, что он не будет тем, что прежде: будут заметки из лекций, кое-какие мысли, воспоминания о брате. Он цитирует его двустишие "И в самых горестях нас может утешать Воспоминание минувших дней блаженных" и продолжает: "Однако ж надобно из благодарности выписать то место из Philosoph fur die Welt ("Всеобщий философ") (Энгеля), которое напомнило мне о моем журнале. Вот оно (Weihnachtgeschichte): Ein wenig Atem oder ein Paar Federstriche die wir fiir unsere Gedanken aufwenden, so schwer uns auch manchmal beides vorkommen mag, werden vielleicht wieder durch die Deutlichkeit, die Ordnung und das Leben eingebracht, das eben diese Gedanken dadurch erhalten" ((Рождественская история): Сколь бы трудными порой ни казались несколько вздохов или пара росчерков пером, потребные для наших мыслей, - они, возможно, будут вознаграждены той ясностью, порядком и жизнью, которые благодаря им приобретут эти мысли. - нем.). Вот что добрый и умный отец вписал в белую книгу, которую он подарил на новый год своей дочери, желая, чтобы она от времени до времени вела журнал свой и записывала бы в нем свои мысли, чувства, и старалась бы выразить на письме то, что она читала в авторе; таким образом, говорит он, они для тебя поясняются и превращаются в твою собственность, часто даже рождают в тебе самой другие и развивают способность мыслить. Не то ли же самое советовал мне батюшка, не просил ли он меня вести журнал во время своего вояжа, что я начал приводить в исполнение не прежде, как уже поживя месяца три в Германии, и о чем я теперь столько жалею и всегда жалеть буду?* Сколько рождалось во мне новых собственных идей в вояж мой до Лейпцига и сюда (в Гетгинген), которые вместе с рождением и исчезали! Какое невозвратимое сокровище! Какая потеря в сумме познания самого себя! Не то ли же самое советовал мне и брат мой, мой ангел-хранитель, мой образец, которому я твердо решился во всем последовать? Он даже и писал мне несколько раз об этом".

   ______________________

   * Из Москвы Ал. Тургенев выехал 21 июля 1802 г., дневник начинается с 20 дек.

   ______________________

   Письма и журналы вращались в кругу друзей, передавалась из рук в руки, стилизовались, ценились и как литературный продукт, списывались в "белые книги" - альбомы*. Это была кружковая, эпистолярная литература, как в эпоху возрождения. Андрей Тургенев пишет вместе Жуковскому и Мерзлякову, Блудов и Ал. Тургенев Жуковскому, Мерзляков Ал. Тургеневу и А.С. Кайсарову и т.п. Порой распечатывал письмо не тот, кому оно было адресовано, и Мерзляков извиняется перед Жуковским, что вскрыл письмо Андрея Тургенева: "причиною тому то, что я от радости не посмотрел на последние строки надписи; разорвал, как бешеный... Божусь, что не читал. В поруку моя совесть верная"**. То же в письме Ал. Тургенева к Жуковскому: прочел письмо к нему Авдотьи Николаевны Арбеневой, просит прощения и спрашивает, можно ли и вперед. - В письмах обсуждались чаяния и планы, даже личные тревоги сердца; когда на сцену явилась "она", другу сообщалась копия с ее письма или с ответа ей.

   ______________________

   * 22 февраля / 6 марта 1803 г. Ал. Тургенев получил венский "журнал" брата: "как приятно проводил он время и как умел живо и интересно выразить все, что чувствовал, что видел! Какая откровенность, какая непринужденность, Unbefangenheit, в мыслях, чувствах и выражениях! Журнал его есть зеркало, в котором видишь прекрасную, благородную душу, облагороженную красотами природы и поэзии" (из дневника).

   ** Русск. Арх. 1871 г. N 2 стр. 0134.

   ______________________

  

   "Сказать ли вам, о чем я думал, ходя? - писал Андрей Тургенев из деревни Жуковскому и Мерзлякову. - Делал планы для будущей жизни. Я бы хотел жить в деревне с некоторыми друзьями, которые, право, у меня есть истинные, и воображал себя в положении, что будто я езжу с ними верхом, имея с собою деньги, заезжаю или останавливаюсь у крестьянской избы и облегчаю участь бедного мужика. Но может ли сельская картина быть совершенна без ...? Я вообразил и ее, со всеми прелестями, добродушием, и верностию, и любовию; но это можно лучше чувствовать, нежели описывать. Раздумайтесь об этом, и вы почувствуете то же, что я. Что, друзья мои, если мы, в молодости разойдясь на все четыре сторонушки, наконец сошлись бы все вместе и если бы всякий из нас мог петь вместе с Шиллером (An die Freude ("К радости")):

  

   Wer ein holdes Weib errangen,

   Mische seine Jubel ein!

  

   (Кто заполучил прелестную жену, - ликуй с нами!)

  

   И тогда бы в мирной тишине начали бы мы трудиться, жить вместе, зимою ездили бы в город Москву для Cabale und Liebe и проч." (вероятно, 1799-1800 г.).

   "Она" могла быть в то время для Андрея Тургенева уже не утопией, хотя вообще в любви юных сентименталистов личное чувство как-то уходит в отвлеченность. "Мой друг, женщинам определено воспламенять нас к великим делам, к труднейшим пожертвованиям и, может быть, к самым злодействам", говорится в одном из ранних писем Андрея Тургенева к, Жуковскому (19 авг. 1799 г.). Женщины являлись объектом, на котором изощрялось чувство, любовь вступала в права дружбы; так было в теории. Любовь представлялась образовательной силой: женщину воспитывали, читали с нею Руссо, давали читать Мендельсона "О бессмертии души"; она настраивалась встречно, гипнотизированная новыми откровениями, и сама цитировала "шестую часть" Карамзина. А воспитатели млели перед своим же, отраженным светом.

   Письма Андрея Тургенева знакомят нас с начальной историей его любви и первым, дотоле неизвестным, увлечением Жуковского.

   В 1805 году он задумал рассмотреть "свою прошедшую жизнь", но ограничился программой, обнимающей девять параграфов. Три первые озаглавлены: Ребячество. Учение у Роде (Жуковский учился в Туле в пансионе Роде. В этом параграфе он упоминает и о смерти отца, Афанасия Ивановича Бунина, в марте 1791 года). Марья Николаевна. - В 8-м параграфе, идущем до 1802 года, написано, между прочим, следующее: "Вступление в пансион... Первый акт (1779 года). Иван Володимерович (Лопухин), Тургеневы, Родзянка, Мерзляков. Пансионский образ жизни. Марья Николаевна. Собрание (воспитанников Московского Университетского Благородного Пансиона)... Служба. Вступление в Соляную контору (где Жуковский служил с 1800 по 1802 г.)1.

   ______________________

   * Сл. письмо Жуковского к Ал. Тургеневу конца января или начала февраля 1818 года. Вероятно, к выходу Жуковского из Соляной конторы относятся следующие письма. Весной 1802 года Андрей Тургенев писал ему из Петербурга: "Сейчас, брат, я получил твое письмо об аресте... Меня это возмутило. Что мне сказать тебе? Я не рад, очень не рад этому, что ты будешь в отставке, но что же было делать на твоем месте? Если все еще можно поправить, то я бы этого очень желал, но если туг оскорбится чувство твое, если будет хоть тень оскорбления для твоей чести, то делать нечего. Поговори с братом, а он с батюшкой". И в другом письме из того же времени: "Что с тобой делается? Я очень обеспокоен тем, что арест твой (?) так долго продолжается. Но, брат, зачем не хочешь ты быть в службе? Если ты хочешь моего совета, то я бы служить советовал: право, можно и служить и заниматься нашим предметом... Конечно, ты не должен был сносить от прокурора, но если представится другая служба, - ибо я слышу, что батюшка хочет найти, - если это может быть репарировано удовлетворительно для тебя, то на что жить в отставке? Можно даже искать службы, если сама не представится, потому что можно искать и благородным образом... Не револьтируйся тем, что я говорю тебе о службе". - Какая-то недомолвка между друзьями, когда Жуковский еще служил в Соляной конторе, вызвала следующее стихотворное к нему послание Тургенева:

  

   "Тебе легко, мой друг, предписывать законы,

   Сердиться, губу дуть, ссылаяся на оны;

   Приказывать легко, но трудно исполнять,

   Сие, кто служит, всяк конечно должен знать,

   В Архиве ль служит кто, иль в Соляной конторе,

   В Сенате, в армии, иль в корабле на море.

  

   ...Приходи, пожалуйста ко мне, на словах браниться гораздо лучше".

   ______________________

   "Мальчик у ручья" (перевод из Коцебу, Die jiingster Kinder meiner Laune, 1801 г.). Греева элегия (первый перевод 1801 г.). Литературное собрание. Знакомство с Соковниными. - Параграф девятый, который должен был рассказать о событиях 1802-5 годов, начинается указанием на "вторичный перевод Греевой элегии (1802 г.) ... Смерть Тургенева (Андрея, t 1803 г.). Вадим (1803 г.) ... Свечин ... Свечина развод".

   Мать Марьи Николаевны, Наталья Афанасьевна Бунина, вышла за Н.И. Вельяминова, служившего в Соляной конторе, куда поступил и Жуковский; Марья Николаевна, замужем Свечина, приходилась таким образом родной племянницей Жуковскому, по его отцу, Афанасию Ивановичу Бунину. На нее и ее сестру, Авдотью Николаевну, замужем Арбеневу, рассчитывал впоследствии Жуковский в надежде, что они помогут устроить его брак с другой его племянницей, М.А. Протасовой, но посредницы изменили. К Арбеневой обращено его послание (1812 г.), другое, найденное в его бумагах, к ее сыну, Саше Арбеневу (27 января 1814 г.)*.

   ______________________

   * Бумаги В.А. Жуковского, 1. с, стр. 34 - 6, 41. Сл. письма Жуковского к Арбеневой и Свечиной 1813 и 1814 года и ответ ему Арбеневой 1814 года в Русском Архиве 1883 г., 1, стр. 308 след.

   ______________________

   Встретившись в 1837 году в Белеве с племянницей Сергея Михайловича Соковнина, О. В. Павловой, Жуковский пишет ему, напоминая о том времени (в 1802 году), когда он бывал у них на Пречистенке*. В 1802 году, еще будучи в Московском Университетском Благородном Пансионе, Соковнин напечатал, в переводе с французского, "Избранные мысли Томаса и Болинброка и учение древних философов о Боге", с посвящением своей матери, Анне Федоровне, на смерть которой написаны стихи Жуковского, "вырезанные на гробе А. Ф. Соковниной" (1802 г.). Любитель литературы, Сергей Михайлович писал мало; некоторые его стихотворения и переводы в прозе появились в Приятном и Полезном Препровогкдении времени, Иппокрене, Утренней Заре. Из семейного знакомства завязалась его дружба с Жуковским, а через него и с Ал. Тургеневым; во время своих приездов в Москву в 1809 и 1810 годах Жуковский останавливался у него в доме, в 1809 г. он и Тургенев хлопотали о том, как бы пристроить общего приятеля. "Дружба и любовь тех людей, которые связаны были с нашей семьей, для меня всего дороже, - писал Соковнин Тургеневу, - тем более, что теперь только в их дружбе и любви могу возвратить свои потери". Он давно желал его дружбы; это не пустые слова: "нет, я право, с этой стороны похож на Василия Андреевича, право, сердце мое так же готово к дружбе, так же может наслаждаться ее наслаждениями, как его. Жаль, что вы знали меня не в тех летах, когда человек начинает себя чувствовать. Право, скажу вам, не льстя себе, что во мне есть немножко того, чего так много в вас и Жуковском. Может быть, mes epanchements (излияния - фр.) покажутся вам смелыми, но я надеюсь в них со временем оправдаться. Вы увидите, что я говорил правду, когда мы будем сидеть втроем за доброй чашкой шоколаду и говорить о том, что уже прошло, что никогда не возвратится и однако ж все еще нам приятно и незабвенно" (2 декабря 1809 г.)**.

   ______________________

   * Соч. В. А. Жуковского, 7-е изд. Ефремова, т. VI, стр. 547 (20 июня 1837 года).

   ** Русская Старина 1901 г. апрель, стр. 125 след. и прим. В 1809 г. Жуковский ездил в Петербург (сл. Русский Арх. 1867 г., стр. 798, прим. 9 и письмо Ал. Тургеневу 10 февраля 1809 г.). Может быть, к этому времени относится неизданное письмо к нему Ал. Тургенева: он и Ал. Як. Булгаков ждут его, пусть возьмет с собою брата Сергея и Сережу Соковнина.

   ______________________

   Чувствительность С.М. Соковнина развилась на почве психической болезни, признаки которой обнаружились в его странном увлечении княгиней В. Ф. Вяземской: в 1816 году он написал ей письмо с объяснением в любви, 17 апреля следующего года в два часа дня бросился перед нею на колени на Никитском бульваре, прося прощения, что оскорбил ее; он дал клятву, что при всякой встрече с княгиней будет падать перед нею на колени. Приятели говорили тогда о проказах "блуждающего жида"; его перевели на службу в Феодосию*.

   ______________________

   * Сл. Остафьевский Архив кн. Вяземских, I. стр. 72, 73, 74, 75, 76, 79, 444-5, 451, 517. Сл. соч. Батюшкова, III, стр. 735-6. В 1825 году Жуковский писал о Соковнине Сухотину, сл. его письмо к Ал. Тургеневу 31 января 1825 г.

   ______________________

   В письмах Андрея Тургенева его имя не встречается, назван его брат Николай Михайлович и две сестры: Анна и Екатерина Михайловны. К первой (1784 - 1873), вышедшей впоследствии за В.Н. Павлова*, питал платонические чувства юноша Александр Иванович Тургенев**. Ему не было 15-ти лет, когда 31 декабря 1798 года на пансионском акте он увидел Анну Михайловну; четыре года прошло с тех пор, как их взоры встретились и они узнали друг друга, вспоминает он в ученом одиночестве Гетгингена; "ах, ничто и никогда не истребит из моей памяти сии первые минуты, сие начало моего блаженства, ничто не потушит во мне сей первой искры ... и добродетели"***.

   ______________________

   * Сл. Письма В. А. Жуковского к Ал. Ив. Тургеневу, стр. 41, прим. 1.

   ** Следующие подробности взяты из его не изданного пока дневника, веденного им в Гетгингене, с одним большим перерывом, с 20 декабря 1802 г. / 2 января 1803 г. по 3/15 февраля 1804 года.

   *** Дневник 31 декабря 1802 г. / 12 января 1808 года.

   ______________________

   Вскоре после того он был с нею в день ее ангела (3 февраля 1799 г.) у Лихачевых. "Мог ли я тогда надеяться или только вообразить, что со временем буду ездить к ним в дом, буду л(юбим). Прошлого года этот день провел я очень грустно в Петербурге, ходя с стесненным с