p; ИДА.
Я и не желаю.
Надѣюсь я, что кончена война,
И мирно будешь жить въ своемъ ты замкѣ.
(Входить старый графъ Зигендорфъ - бывш³й Вернеръ).
УЛЬРИХЪ.
Привѣтъ мой вамъ, отецъ! Мнѣ очень жаль,
Что долженъ съ вами я сейчасъ разстаться.
Вы слышали нашъ рогъ: вассалы ждутъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Пусть ждутъ себѣ. Мой другъ, ты забываешь,
Что завтра въ Прагѣ праздникъ предстоитъ
Возстановленья мира. Ты способенъ
Охотою увлечься до того,
Что не вернешься, можетъ быть, и къ ночи,
Иль будешь къ утру слишкомъ утомленъ,
Чтобъ стать въ ряды первѣйшей нашей знати.
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, могли бъ вы, право, быть за двухъ:
Я не любитель этихъ церемон³й.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нѣтъ, Ульрихъ, такъ совсѣмъ не хорошо;
Нельзя, чтобъ ты изъ знатной молодежи
Отсутствовалъ одинъ.
ИДА.
И самый знатный,
По рыцарской осанкѣ благородной!
ЗИГЕНДОРФЪ.
И это правда, милое дитя,
Хотя, пожалуй, слишкомъ откровенно
Для молодой дѣвицы. Вспомни, Ульрихъ,
Какъ мы недавно свой высок³й санъ
Возстановили. Въ каждой изъ фамил³й,-
А въ нашей больше всѣхъ, - замѣтно было бъ
Отсутств³е кого либо изъ членовъ
На видномъ мѣстѣ и въ столь важный часъ.
Притомъ же Небо, давшее намъ снова
Владѣнья наши въ самый тотъ моментъ,
Когда свой миръ Оно распространило
Надъ всѣми, можетъ требовать вдвойнѣ,
Чтобъ принесли Ему мы благодарность,
Во первыхъ, за страну, а во-вторыхъ,
За то, что мы его благодѣянья
Здѣсь раздѣляемъ.
УЛЬРИХЪ (въ сторону).
Вотъ какой святоша!
(Громко) Извольте, графъ, я повинуюсь вамъ.
Иди и свиту распусти немедля. (Людвигъ уходитъ).
ИДА.
Вотъ, какъ ты скоро уступилъ отцу:
А я часами тщетно бы молила!
ЗИГЕНДОРФЪ (улыбаясь).
Прелестная мятежница! Ко мнѣ,
Надѣюсь, ты его не приревнуешь?
Хотѣла бъ ты, чтобъ былъ онъ непослушенъ
Кому угодно, только не тебѣ?
Не бойся: скоро будешь ты и твердо,
И сладостно ему повелѣвать!
ИДА.
Но управлять имъ я теперь хотѣла бъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Поди, своею арфой управляй:
Она тебя ждетъ въ комнатѣ графини.
Графиня недовольна, что лѣниво
Ты заниматься музыкою стала.
Иди, тебя тамъ ждутъ.
ИДА.
Такъ до свиданья,
Любезные родные! Ульрихъ, ты
Придешь меня послушать?
УЛЬРИХЪ.
Да, сейчасъ же,
ИДА.
Та музыка получше, чѣмъ твой рогъ!
Такъ приходи жъ, и точенъ будь, какъ ноты.
Я короля Густава маршъ сыграю.
УЛЬРИХЪ.
А почему жъ не Тилли старика?
ИДА.
Маршъ этого чудовища? Нѣтъ, струны
Не музыкой, а плачемъ зазвучали бъ;
Нѣтъ, знать его моя не хочетъ арфа!
Скорѣе приходи; вѣдь мать твоя
Тебя, я знаю, очень хочетъ видѣть. (Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Съ тобой мнѣ, Ульрихъ, нужно глазъ на глазъ
Поговорить.
УЛЬРИХЪ.
Въ распоряженьи вашемъ
Мое все время. (Тихо Рудольфу). Ну, Ру дольфъ, спѣши!
Все сдѣлай, какъ сказалъ я; постарайся
Отъ Розенберга принести отвѣтъ.
РУДОЛЬФЪ.
Графъ Зигендорфъ, быть можетъ, порученья
Изволите вы дать мнѣ? За границу
Я ѣду.
ЗИГЕНДОРФЪ (вздрогнувъ).
За границу? За какую?
РУДОЛЬФЪ.
Силезскую. Я путь направлю свой... (тихо Ульриху)
Куда сказать мнѣ?
УЛЬРИХЪ (тихо Рудольфу).
Въ Гамбургъ. (Про себя).
Это слово,
Надѣюсь, всѣ разспросы оборветъ.
РУДОЛЬФЪ.
Направлюсь въ Гамбургъ.
ЗИГЕНДОРФЪ (въ волнен³и).
Въ Гамбургъ! Нѣтъ, не нужно
Мнѣ ничего тамъ. Связей не имѣю
Я съ Гамбургомъ. Прощайте жъ, добрый путь!...
РУДОЛЬФЪ.
Прощайте, графъ! (Уходитъ).
ЗИГЕНДОРФЪ.
Послушай, другъ мой, Ульрихъ!
Вотъ этотъ господинъ - одинъ изъ тѣхъ,
Въ чьемъ обществѣ тебя мнѣ видѣть странно.
УЛЬРИХЪ.
Графъ, по рожденью благороденъ онъ;
Фамил³я его - одна изъ лучшихъ
Въ Саксон³и.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Не о происхожденьи
Я говорю,- о томъ, каковъ онъ самъ.
О немъ весьма дурные ходятъ слухи.
УЛЬРИХЪ.
Бранятъ, вѣдь, многихъ. Даже самъ монархъ
Не огражденъ отъ клеветы придворныхъ,
Отъ сплетенъ злыхъ послѣдняго слуги,
Котораго возвысилъ онъ и сдѣлалъ
Чрезъ то неблагодарнымъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Откровенно
Скажу тебѣ: о немъ не только ходятъ
Невыгодные слухи; говорятъ,
Что къ чернымъ бандамъ, грабящимъ границу,
Принадлежитъ онъ.
УЛЬРИХЪ.
И могли повѣрить
Вы слухамъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Въ этомъ случаѣ я вѣрю.
УЛЬРИХЪ.
По мнѣ,- во всякомъ случаѣ понять
Могли бы вы, что между обвиненьемъ
И осужденьемъ - надо различать.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Мой сынъ, я понялъ твой намекъ. Что дѣлать!
Судьба моя сплела вокругъ меня
Такую паутину, что всю жизнь
Я бьюсь, какъ муха бѣдная, не въ силахъ
Порвать ее. Но, Ульрихъ, берегись!
На мнѣ ты видѣть могъ, куда страстями
Я завлеченъ былъ; двадцать долгихъ лѣтъ,
Голодныхъ и несчастныхъ, искупленья
Не принесли и двадцать тысячъ лѣтъ
(Вѣдь циферблатъ отчаянья считаетъ
Минуты за года) не принесли бы
Забвенья и прощенья за грѣхи
Безумнаго, безчестнаго мгновенья!
Сынъ, пусть тебя остережетъ отецъ!
Меня, увы, не остерегъ отецъ мой,-
И видишь, чѣмъ я сталъ!
УЛЬРИХЪ.
Что жъ, вижу я
Счастливаго вельможу Зигендорфа,
Царящаго, какъ принцъ, среди любви,
Почтеннаго среди почтенной знати.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ахъ, какъ меня счастливымъ ты зовешь,
Когда боюсь я за тебя,- любимымъ,
Когда меня не любишь ты! Что пользы,
Когда любимъ я тысячью сердецъ,
А сердце сына - холодно!
УЛЬРИХЪ.
Кто смѣетъ
Сказать, что къ вамъ я холоденъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Никто,
Какъ я! Больнѣе, чѣмъ твой врагъ, который
Дерзнулъ бы такъ сказать, я ощущаю
Твой мечъ въ моей груди; и съ этой раной
Живетъ мое измученное сердце!
УЛЬРИХЪ.
Ошиблись вы: я, правда, не могу
По внѣшности быть нѣжнымъ; но что жъ дѣлать,
Когда съ отцомъ и матерью я былъ
Двѣнадцать лѣтъ въ разлукѣ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Развѣ такъ же
И я двѣнадцать лѣтъ, среди терзан³й,
Съ тобой въ разлукѣ не провелъ? Но нѣтъ,
Излишне убѣждать тебя: природу
Не могутъ увѣщанья измѣнить.
Такъ перемѣнимъ разговоръ. Подумать
Прошу тебя о томъ, что эти люди,
Хоть знатные по громкимъ именамъ,
Но темные по темнымъ ихъ поступкамъ
(Да, чрезвычайно темнымъ, если правда
Все то, что имъ приписано молвой),-
Что эти люди, съ кѣмъ ты водишь дружбу,
Тебя невольно приведутъ...
УЛЬРИХЪ (нетерпѣливо).
Меня
Никто водить не будетъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я надѣюсь,-
Такихъ людей не поведешь и ты.
Чтобъ избѣжать опасностей, къ которымъ
Твой гордый духъ и вѣтренная юность
Тебя невольно могутъ привести,-
Я и надумалъ, чтобы ты женился
На фрейлейнъ Идѣ; кажется, она
И нравится тебѣ.
УЛЬРИХЪ.
Я обѣщалъ ужъ
Повиноваться вашимъ приказаньямъ...
Будь то сама Геката,- я готовъ
На ней жениться. Что сказать вамъ можетъ
Сынъ большаго?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да и того, что ты
Сейчасъ сказалъ, пожалуй, слишкомъ много.
Не свойственно ни возрасту, ни крови,
Ни даже нраву твоему - судить
Такъ холодно, такъ мыслить беззаботно
О томъ, что счастья нашего иль цвѣтъ,
Иль гибель (ибо и подушка Славы
Даетъ лишь безпокойство, если къ ней
Любовь свои ланиты не склоняетъ).
Какое-то могучее стремленье
Влечетъ тебя; какой-то духъ враждебный
Тебѣ коварно служитъ, чтобъ увлечь
Несчастнаго, который хочетъ видѣть
Въ немъ лишь слугу, а между тѣмъ ему
Свои невольно думы подчиняетъ;
Иначе ты бы просто мнѣ сказалъ:
"Мнѣ фрейлейнъ Ида нравится, и радъ я
На ней жениться", или: "мнѣ она
Не нравится; нѣтъ силъ такихъ ни въ небѣ,
Ни на землѣ, чтобъ побудить меня
Въ нее влюбиться". Такъ бы я отвѣтилъ.
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, вѣдь вы женились по любви.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, и любовь служила мнѣ въ несчастьяхъ
Единственнымъ прибѣжищемъ.
УЛЬРИХЪ.
Несчаст³й
Не знали бъ вы, когда бъ не увлеклись
Любовью этой.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вотъ опять ты судишь
Ни съ возрастомъ, ни съ чувствомъ не согласно!
Кто такъ судилъ бы прежде въ двадцать лѣтъ?
УЛЬРИХЪ.
Не сами ль вы примѣръ свой приводили,
Меня желая тѣмъ предостеречь?
&