| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Гамлет, принц датский, Страница 10
Шекспир Вильям - Гамлет, принц датскийp;
Дочь выпущу къ нему, а вы и я,
Мы станемъ за ковромъ, и разговоръ
Подслушаемъ. И если спятилъ онъ
Не отъ любви, то мнѣ отнынѣ впредь
Сидѣть не въ государственномъ совѣтѣ,
А мызу и извощиковъ держать.
Король.
Попробуемъ.
(Входитъ Гамлетъ, читая книгу.)
Королева.
Взгляните, какъ онъ грустно
Идетъ, бѣдняжка, съ книгою въ рукахъ.
Полонiй.
Уйдите оба; умоляю васъ.
Сейчасъ къ нему причалю... Уходите-жъ.
(Уходятъ: Король, Королева и свита.)
Полонiй.
Какъ поживаеть, мой добрый принцъ Гамлетъ?
Гамлетъ.
Хорошо; слава Богу.
Полонiй.
Вы знаете меня, государь?
Гамлетъ.
Превосходно; вы рыбный торговецъ.
Полонiй.
Никакъ нѣтъ, государь.
Гамлетъ.
Такъ я желалъ бы, чтобы вы были такимъ же честнымъ человѣкомъ.
Полонiй.
Честнымъ, государь?
Гамлетъ.
Да, сударь; быть честнымъ человѣкомъ, по нынѣшнимъ временамъ, значитъ
быть выщипнутымъ изъ двухъ тысячъ.
Полонiй.
Вотъ сущая правда, государь.
Гамлетъ.
И если солнце порождаетъ червей въ дохлой собакѣ, въ этой сладостной
для цѣлованiя падали... У васъ есть дочь?
Полонiй.
Есть, государь.
Гамлетъ.
Не пускайте ея гулять по солнцу: урожай - благодать, но не въ томъ
смыслѣ, какъ это можетъ касаться вашей дочери... Другъ, сообразите это.
Полонiй.
Что вы хотите сказать этимъ? (Про себя). Нѣтъ, нѣтъ, и вернется къ моей
дочери. А сначала онъ не узналъ меня, сказалъ будто я рыбный торговецъ.
Далеко зашелъ, далеко зашелъ! По правдѣ, и я въ молодости до крайности
страдалъ отъ любви; весьма недалеко отъ этого. Заговорю съ нимъ опять.
(Вслухъ). Что вы читаете, государь?
Гамлетъ.
Слова, слова, слова!
Полонiй.
В чемъ же дѣло, государь?
Гамлетъ.
Чье дѣло, съ кѣмъ?
Полонiй.
Я разумѣю дѣло, о которомъ вы читаете, государь,
Гамлетъ.
Злословiе, сударь. Этотъ мерзавецъ-сатирикъ говоритъ, что у стариковъ
сѣдыя бороды; что у нихъ лица въ морщинахъ; что у нихъ изъ глазъ сочится
густая амбра или сливный клей, и что они обладаютъ полнымъ отсутствiемъ ума,
равно какъ и слабыми икрами. Хотя я и вѣрю всему этому сильнѣйшимъ и
полнѣйшимъ образомъ, но считаю безчестнымъ писать объ этомъ; вѣдь вы сами,
сударь, могли бы стать такимъ же старикомъ, какъ я, если-бы сумѣли пятиться
какъ крабъ.
Полонiй (въ сторону).
Хотя это и помѣшательство, но въ немъ есть метода. (Громко.) Не угодно
ли вамъ выйти, государь?
Гамлетъ.
Въ могилу?
Полонiй.
Дѣйствительно, это значило бы вполнѣ выйти. (Про себя.) Какъ порой его
отвѣты полны смысла! Такое счастье часто выпадаетъ на долю сумасшествiя, а
здравому уму не легко разрѣшиться такъ благополучно. Оставлю его и мигомъ
придумаю, какъ устроить его встрѣчу съ моею дочерью. (Вслухъ.) Досточтимый
принцъ, беру смѣлость всепокорнѣйше разстаться съ вами.
Гамлетъ.
Вы ничего не могли бы взять у меня, съ чѣмъ бы я разстался также
охотно, кромѣ моей жизни, моей жизни.
Полонiй.
Счастливо оставаться, государь. (Идетъ.)
Гамлетъ.
Ахъ, эти скучные старые шуты!
Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ.
Полонiй.
Вы ищите принца Гамлета? Вотъ гдѣ онъ!
Розенкранцъ. Полонiю.
Спаси васъ Господи!
(Уходитъ Полонiй)
Гильденштернъ.
Достопочтенный принцъ!
Розенкранцъ.
Мой дражайшiй принцъ!
Гамлетъ.
Превосходнѣйшiе друзья мои! Какъ поживаешь, Гильденштернъ? А,
Розенкранцъ! Какъ вы оба поживаете, ребята?
Розенкранцъ.
Какъ дюжинныя дѣти земли.
Гильденштернъ.
Тѣмъ счастливы, что нѣтъ избытка счастья:
Мы не верхушка колпака Фортуны.
Гамлетъ.
До и не подошва ея башмаковъ?
Розенкранцъ.
Ни то, ни другое, государь.
Гамлетъ.
Значитъ, вы живете около ея пояса, или въ средоточiи ея милости?..
Гильденштернъ.
Право же, мы ея рядовые...
Гамлетъ.
О, сущая правда!.. Она готова любить всѣхъ подъ рядъ... Что новаго?
Розенкранцъ.
Ничего, государь; развѣ то, что люди становятся честнѣе.
Гамлетъ.
Значитъ, скоро страшный судъ. Но ваша новость не вѣрна. Позвольте
разспросить васъ подробнѣе: чѣмъ вы провинились предъ Фортуной, что она
отправила васъ сюда въ тюрьму.
Гильденштернъ.
Въ тюрьму, государь?
Гамлетъ.
Данiя, - тюрьма.
Розенкранцъ.
Значитъ, и весь свѣтъ тюрьма.
Гамлетъ.
Превосходная; въ ней много келiй, коморокъ и ямъ. Данiя одна изъ
худшихъ.
Розенкранцъ.
Мы не того мнѣнiя, государь.
Гамлетъ.
Что-жъ? значитъ, она и не тюрьма для васъ; вѣдь все хорошо или худо,
глядя по нашему пониманiю; для меня она тюрьма.
Розенкранцъ.
Въ такомъ случаѣ ваше честолюбiе представляетъ ее тюрьмою она слишкомъ
тѣсна для вашего духа.
Гамлетъ.
О, Боже! меня могли бы заключить въ орѣшную скорлупу, и я считалъ бы
себя королемъ безконечнаго пространства; еслибы только не дурные сны.
Гильденштернъ.
А эти сны, конечно, честолюбiе; вѣдь самое существо честолюбца просто
тѣнь сна.
Гамлетъ.
Самъ сонъ только тѣнь.
Розенкранцъ.
Правда; и я считаю честолюбiе столь воздушнымъ и легковѣснымъ, что оно
только тѣнь тѣни.
Гамлетъ.
Значитъ наши нищiе - тѣла, а наши государи и напыщенные герои - тѣни
нищихъ. Не пойти ли намъ ко двору? честное слово, я не въ силахъ разсуждать.
Розенкранцъ и Гильденштернъ.
Мы къ вашимъ услугамъ.
Гамлетъ.
Этого не требуется: я не хочу смѣшивать васъ съ остальными моими
слугами, потому что, говоря какъ честный человѣкъ, мнѣ ужасно прислуживаютъ.
Но, - по старой дружбѣ, - что васъ подвигло въ Эльзиноръ?
Розенкранцъ.
Прiѣхали навѣстить васъ, государь; другаго дѣла нѣтъ.
Гамлетъ.
Я нищiй, а потому бѣденъ даже на благодарность; но я благодарю васъ, и
право же, дорогiе друзья, моя благодарность весьма дорога - стоитъ полушку.
За вами не посылали? Вы по собственному влеченiю? Вы прiѣхали по волѣ?
Ну-же! будьте правдивы со мною; ну-же, ну, да говорите же.
Гильденштернъ.
Что мы должны сказать, государь?
Гамлетъ.
Хоть что-нибудь. Но только къ дѣлу. За вами посылали; въ вашихъ
взглядахъ есть что-то въ родѣ признанiя, но у вашей скромности не хватаетъ
силы дать ему цвѣтъ. Я знаю, добрые король и королева посылали за вами.
Розенкранцъ.
Съ какою цѣлью, государь?
Гамлетъ.
Это вы должны объяснить мнѣ. Но заклинаю васъ правами товарищества,
симпатiей нашей юности, долгомъ никогда не прерывавшейся любви нашей, и
всѣмъ болѣе дорогимъ, чѣмъ бы могъ заклясть васъ лучшiй, чѣмъ я, ораторъ, -
будьте просты и прямы со мною: посылали за вами или нѣтъ?
Розенкранцъ, Гильденштерну.
Что скажете?
Гамлетъ, (про себя).
Э! я гляжу на васъ въ оба. (Вслухъ.) Если любите меня, не скрывайте.
Гильденштернъ.
Государь, - за нами посылали.
Гамлетъ.
Я скажу вамъ зачѣмъ; такимъ образомъ моя предупредительность избавитъ
васъ отъ открытiя обѣщанной королю и королевѣ тайны. Не мѣняйте перьевъ. Съ
недавнихъ поръ (но отчего не знаю) я лишился всякой веселости, забылъ всѣ
обычныя упражненiя; и въ самомъ дѣлѣ я въ такомъ тяжеломъ расположенiи духа,
что это чудное зданiе, земля, мнѣ кажется безплоднымъ мысомъ; этотъ
великолѣпнѣйшiй пологъ, небо, - этотъ смѣлый навѣсъ, - этотъ величественный
сводъ съ рѣзною работой изъ золотистаго огня, - ну, а мнѣ онъ кажется
скопленiемъ гнилыхъ и заразительныхъ паровъ. Что за созданiе человѣкъ!
Какъ благороденъ по уму, какъ безконеченъ по способностямъ! Какъ
выразителенъ и удивителенъ по образу и движенiю! По дѣламъ какъ похожъ на
ангела, по пониманiю, - на Бога! краса мiра! образецъ живыхъ тварей! А что
же для меня эта квинтъэссенцiя праха? Мужчины не приводятъ меня въ восторгъ,
и женщины также; хотя, судя по вашей улыбкѣ, - вы хотѣли сказать это.
Розенкранцъ.
У меня и въ мысляхъ не было ничего подобнаго, государь.
Гамлетъ.
Отчего-жъ вы усмѣхнулись, когда я сказалъ, что мущины не приводятъ меня
въ восторгъ.
Розенкранцъ.
Я подумалъ, государь, что если мужчины не приводятъ васъ въ восторгъ,
то какое постное угощенiе ждетъ актеровъ: мы обогнали ихъ по дорогѣ; они
направлялись сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги.
Гамлетъ.
Играющаго короля - милости прошу пожаловать; его величество получитъ
отъ меня подать; странствующiй рыцарь найдетъ дѣло для рапиры и щита;
любовникъ не станетъ вздыхать даромъ; забiяка мирно окончитъ свою роль; шутъ
заставитъ смѣяться тѣхъ, у кого щекотка въ глоткѣ, и дама объяснитъ свободно
свое намѣренiе: иначе бѣлымъ стихамъ придется хромать. Что это за актеры?
Розенкранцъ.
Тѣ самые, которыми вы часто восхищались, столичные трагики.
Гамлетъ.
Какъ же случилось, что они странствуютъ? Постоянное мѣстожительство
было бы полезнѣе и для ихъ извѣстности, и для ихъ доходовъ.
Розенкранцъ.
Кажется, имъ пришлось уѣхать вслѣдствiе недавняго нововведенiя.
Гамлетъ.
Пользуются ли они тѣмъ же уваженiемъ, какъ въ то время, когда я былъ въ
столицѣ? Много-ль у нихъ бываетъ публики?
Розенкранцъ.
Говоря правду, - нѣтъ.
Гамлетъ.
Отчего же это? Или они позаржавѣли?
Розенкранцъ.
Нѣтъ, они относятся къ дѣлу попрежнему; но завелось гнѣздо дѣтей,
маленькихъ коршунятъ, которые кричатъ словно на пыткѣ. И за это имъ хлопаютъ
самымъ жестокимъ образомъ. Они теперь въ модѣ и такъ вопятъ противъ
обыкновенныхъ (какъ они ихъ называютъ) театровъ, что многiе изъ имѣющихъ
право носить шпагу до того испугались гусиныхъ перьевъ, что почти не смѣютъ
ходить въ театръ.
Гамлетъ.
Какъ, они дѣти? Кто-жъ ихъ содержитъ? что имъ платятъ? Или они будутъ
продолжать свои занятiя только до тѣхъ поръ, пока будутъ пѣвчими? Развѣ имъ
не придется сказать впослѣдствiи, когда они сами выростутъ и станутъ такими
же, какъ всѣ, актерами (а это весьма вѣроятно, если у нихъ нѣтъ лучшихъ
средствъ къ существованiю), что ихъ писатели принесли имъ вредъ, заставивъ
ихъ кричать противъ ихъ же будущихъ занятiй.
Розенкранцъ.
Говоря правду, много было шуму съ обѣихъ сторонъ, и публика не считаетъ
грѣхомъ стравливать ихъ; одно время пiесы не дѣлали сбора, если въ нихъ
поэты и актеры недоходили до кулачекъ изъ-за спорнаго пункта.
Гамлетъ.
Неужто?
Гильденштернъ.
О, тутъ порядочно пришлось шевелить мозгами.
Гамлетъ.
И мальчики побѣдили?
Розенкранцъ.
Да, государь, и Геркулеса, и его ношу.
Гамлетъ.
Въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго; мой дядя сталъ датскимъ королемъ, и
тѣ, что при жизни моего отца морщились при встрѣчѣ съ нимъ, даютъ теперь,
каждый въ свою очередь, двадцать, сорокъ, сотню дукатовъ за его минiатюрный
портретъ. Въ этомъ есть что-то сверхъестественное, еслибы философiя сумѣла
до него добраться.
| |
| Просмотров: 319 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры