align="justify">
(За сценой трубы).
Гильденштернъ.
Вотъ и актеры.
Гамлетъ.
Добро пожаловать въ Эльзиноръ, господа. Ваши руки, ну же! Видите ли,
мода и церемонiя - принадлежности привѣтствiя, - позвольте же мнѣ оказать
вамъ вѣжливость по всѣмъ правиламъ; иначе, мое обращенiе съ актерами, -
которое, предупреждаю васъ, со стороны покажется любезнымъ, - будетъ болѣе
похоже на учтивость, чѣмъ обращенiе съ вами. Добро пожаловать; но мой
дядя-отецъ и тетка-мать ошибаются.
Гильденштернъ.
Въ чемъ, дорогой принцъ?
Гамлетъ.
Я помѣшанъ только при нордъ-нордъ-вестѣ; когда вѣтеръ южный, я отличу
кречета отъ... ручной пилы.
(Входитъ Полонiй).
Полонiй.
Желаю вамъ всего хорошаго, господа!
Гамлетъ.
Слушайте, Гильденштернъ, и вы также - на каждое ухо по слушателю; этотъ
большой ребенокъ еще не вышелъ изъ пеленокъ.
Розенкранцъ.
Можетъ-быть, онъ вторично попалъ въ нихъ; говорятъ же, что старикъ
вдвойнѣ дитя.
Гамлетъ.
Я предсказываю: - онъ пришелъ сказать мнѣ объ актерахъ; замѣтьте. Ваша
правда, сударь; въ понедѣльникъ утромъ; дѣйствительно, такъ оно и было.
Полонiй.
Государь, я имѣю сообщить вамъ новость.
Гамлетъ.
И я имѣю сообщить вамъ новость. Когда Росцiй, римскiй актеръ...
Полонiй.
Къ намъ прiѣхали актеры, государь.
Гамлетъ.
Подите!...
Полонiй.
Честью...
Гамлетъ.
Итакъ, -
Прiѣхали актеры на ослахъ.
Полонiй.
Лучшiе актеры въ свѣтѣ для трагедiи, комедiи, хроники, пасторали,
пасторальной комедiи, исторической пасторали, исторической трагедiи,
трагико-комико-исторической пасторали; для пiесъ съ единствомъ мѣста и
неограниченныхъ поэмъ. Для нихъ и Сенека не черезъ-чуръ печаленъ, и Плавтъ
не черезъ-чуръ веселъ. Это единственные исполнители, какъ правильныхъ, такъ
и свободныхъ драмъ.
Гамлетъ.
О, Iеѳфай, судья Израильскiй! какимъ сокровищемъ ты обладалъ.
Полонiй.
Какимъ-же сокровищемъ онъ обладалъ, государь?
Гамлетъ.
Какъ?
Прекрасной дочерью единой,
Ее-жъ отмѣнно онъ любилъ.
Полонiй (въ сторону).
Все о моей дочери.
Гамлетъ. -
Не правда-ли, старый Iеѳфай?
Полонiй.
Если вы зовете меня Iеѳфаемъ, государь, та у меня есть дочь, которую я
люблю отмѣнно.
Гамлетъ.
Нѣтъ, это не слѣдуетъ.
Полонiй.
Такъ что же слѣдуетъ, сударь?
Гамлетъ.
Ну, -
Богъ зналъ, какъ жребiй палъ,
И затѣмъ, вы знаете:
Какъ гадалось, такъ и сталось.
Первая строчка духовнаго канта скажетъ вамъ больше... Но вотъ идутъ
коротатели моего времени.
(Входятъ: четыре, или пять актеровъ).
Гамлетъ.
Добро пожаловать, господа! всѣхъ милости прошу. Радъ, что вижу тебя
здоровымъ; добро пожаловать, добрые друзья. - О, старый другъ! твое лицо
возмужало съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ тебя въ послѣднiй разъ; ты явился въ
Данiю, чтобы показать мнѣ свою бороду? А! молодая дама и госпожа! Клянусь
Богородицей, съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ васъ, вы стали ближе къ небесамъ на
цѣлый каблукъ. Дай Богъ, чтобъ голосъ вашъ не надтреснулъ съ краю, какъ
червонецъ, котораго ужъ не берутъ. Добро пожаловать, господа. Мы, какъ
французскiе сокольничьи, бросимся на первое что попадется. Ну, представьте
же намъ образчикъ вашего искусства; что-жъ, трогательный монологъ.
Первый актеръ.
Какой монологъ, государь?
Гамлетъ.
Ты разъ читалъ мнѣ монологъ, но пiесы никогда не играли, а если и
играли, то не больше раза; она, какъ помнится, не понравилась толпѣ: для нея
она оказалась слишкомъ тонкимъ блюдомъ. Но, по моему, и по мнѣнiю тѣхъ, чье
сужденье въ подобныхъ вещахъ беретъ верхъ надъ моимъ, - то была превосходная
пiеса: сцены были расположены прекрасно, и написаны и скромно, и умѣло. Я
помню, кто-то замѣтилъ, что въ стихахъ не было неприличныхъ выходокъ, въ
видѣ приправы къ содержанiю, но зато и въ выраженiяхъ ничего такого что
обличало бы въ авторѣ аффектацiю; онъ назвалъ ее честнымъ произведенiемъ,
столь-же здоровымъ, какъ прiятнымъ, и гораздо болѣе милымъ, чѣмъ тонкимъ.
Мнѣ особенно нравился одинъ монологъ, именно разсказъ Энея Дидонѣ, и въ немъ
особенно то мѣсто, гдѣ онъ говоритъ объ убiйствѣ Прiама; если оно живо въ
вашей памяти, то начните съ этой строчки... Позвольте, позвольте...
Жестокiй Пирръ, какъ звѣрь Гирканскiй... Нѣтъ, не такъ; но начинается
Пирромъ...
Жестокiй Пирръ, - чье темное оружье,
Черно какъ цѣль его, напоминало
Ту ночь, какъ въ роковомъ конѣ лежалъ онъ,
Теперь свой черный и ужасный обликъ
Окрасилъ въ болѣе зловѣщiй цвѣтъ:
Теперь багровъ онъ съ головы до ногъ;
Онъ весь въ крови отцовъ и матерей,
Сыновъ и дочерей: она на немъ
Сгустѣла въ тѣсто, и спеклась отъ жара
Горящихъ улицъ, кои озаряли
Своимъ жестокимъ и проклятымъ свѣтомъ
Ихъ подлыя убiйства. Опаленный
И яростью, и пламенемъ, - и весь
Запекшейся сукровицей покрытый,
Съ глазами, какъ рубины, - адскiй Пирръ
Глядитъ гдѣ праотецъ Прiамъ...
Полонiй.
Какъ передъ Богомъ, отлично прочитано, государь; въ должномъ тонѣ, съ
надлежащимъ выраженiемъ.
Первый актеръ.
Вскорѣ
Его находитъ: непосильно бьется
Онъ съ Греками; его старинный мечъ
Не повинуется, мятежный, приказанью
Его руки: гдѣ поднятъ, тамъ и палъ.
Пирръ бросился въ неравный поединокъ
Съ Прiамомъ; въ ярости онъ промахнулся,
Но одряхлѣвшiй старецъ палъ отъ вѣтра,
Отъ дуновенiя разящаго меча.
Казалось, самъ бездушный Иллiонъ
Почувствовалъ ударъ, и долу палъ
Горящею вершиной; страшнымъ трескомъ
Какъ будто въ плѣнъ слухъ Пярра захватилъ.
Взгляни! вотъ мечъ его, что занесенъ былъ
Надъ млечно-бѣлой головой Прiама, -
Какъ будто въ воздухѣ застылъ. И Пирръ
Стоитъ, какъ нарисованный тиранъ,
Нейтральный между волею и цѣлью
И ничего не дѣлаетъ. - Подобно,
Нерѣдко видимъ мы, что предъ грозою
Тишь въ небесахъ, стоитъ недвижно туча,
Безгласенъ смѣлый вѣтеръ, шаръ земной
Молчитъ, какъ смерть: вдругъ страшный громъ разрѣжетъ
Небесный сводъ; такъ, послѣ остановки,
Проснувшись, месть влечетъ на дѣло Пирра, -
И молоты Циклоповъ никогда
Не ударяли съ меньшимъ сожалѣньемъ
По латамъ Марса, что они ковали
Для вѣчнаго ношенiя, - какъ нынѣ
Ударилъ Пирръ мечомъ своимъ кровавымъ
Прiама-старца.
Прочь, прочь, долой, развратница Фортуна!
Вы, боги всѣ, ее на общемъ сеймѣ
Лишите власти; въ колесѣ ея
Сломайте ободъ и всѣ спицы; сбросьте
Кругъ ступицы съ небеснаго холма
Внизъ, ко врагу.
Полонiй.
Очень длинно.
Гамлетъ.
А мы его къ цирюльнику, вмѣстѣ съ твоей бородой. - Пожалуста,
продолжайте. - Ему бы веселую пѣсенку, или скоромный разсказъ, - иначе онъ
заснетъ, - Продолжайте, переходите къ Гекубѣ.
Первый актеръ.
Но кто, о кто, при видѣ
Окутанной царицы...
Гамлетъ.
Окутанной царицы?
Полонiй.
Прекрасно; "окутанной царицы", - прекрасно.
Первый актеръ.
....какъ она
Бродила босоногая, грозя
Залить пожаръ слѣпящими слезами;
На головѣ, гдѣ былъ вѣнецъ недавно,
Какой-то лоскутокъ; вкругъ изнуренныхъ
И тощихъ бедръ, - не царская одежда,
А покрывало, что она схватила
Въ тревожномъ страхѣ... Кто-бъ ее увидѣлъ,
Тотъ ядомъ напоеннымъ языкомъ
Фортуну осудилъ бы за измѣну.
И если-бъ сами боги услыхали
Ея мгновенный рѣзкiй вскрикъ, при видѣ
Какъ, злобно издѣваясь, Пирръ дробилъ
На части трупъ Прiама, - о тогда бы
(Иль все земное чуждо для боговъ)
Горящiе глаза небесъ залились,
И боги бы страдали...
Полонiй.
Взгляните, развѣ онъ не поблѣднѣлъ, и слезы на глазахъ. Пожалуста,
довольно.
Гамлетъ.
Прекрасно. Вы вскорѣ прочтете мнѣ остальное. (Полонiю). Не
распорядитесь-ли вы, чтобъ актерамъ отвели хорошее помѣщенiе? Слышите-ли,
чтобъ съ ними хорошо обращались: вѣдь они минiатюры и краткiя лѣтописи
нашего времени. Вамъ лучше заслужить послѣ смерти дурную эпитафiю, чѣмъ злой
отъ нихъ отзывъ при жизни.
Полонiй.
Государь, я буду обращаться съ ними соотвѣтственно ихъ заслугамъ.
Гамлетъ.
Лучше, чудакъ человѣчекъ! Обращайся съ каждымъ по заслугамъ, и кто
уйдетъ отъ порки! Обращайтесь съ ними соотвѣтственно вашей чести и сану:
чѣмъ меньше они заслуживаютъ, тѣмъ больше достоинства будетъ въ вашей
добротѣ. Ведите ихъ.
Полонiй.
Пойдемте, господа.
Гамлетъ.
Идите за нимъ, друзья: завтра мы посмотримъ пiесу. (Уходятъ: Полонiй и
всѣ актеры кромѣ перваго). Послушай, старый другъ, можете ли вы сыграть
Убiйство Гонзаго?
Первый актеръ.
Да, сударь.
Гамлетъ.
Такъ мы посмотримъ ее завтра. А въ случаѣ нужды, можете вы выучить
двѣнадцать, или шестнадцать строкъ, которыя я напишу и хочу вставить? Вѣдь
можно?
Первый актеръ.
Да, государь.
Гамлетъ.
Прекрасно. - Идите за этимъ господиномъ, но, глядите, не смѣйтесь надъ
нимъ. (Актеръ уходитъ; къ Гильденштерну и Розенкранцу). Я отпускаю васъ до
вечера. Очень радъ, что вы въ Эльзинорѣ.
Розенкранцъ.
Добрый принцъ...
(Уходятъ: Резенкранцъ и Гильденштернъ).
Гамлетъ (Одинъ.)
Ну, и Богъ съ вами!.. Я теперь одинъ...
Какой я подлый крѣпостной холопъ!...
Не дико ли, что этотъ вотъ актеръ
Въ какомъ-то вымыслѣ, въ мечтѣ страданья,
Могъ собственной своей-же мысли
Такъ душу подчинить, что отъ ея работы
Лицо блѣднѣетъ, слезы на глазахъ,
Растерянность въ чертахъ, надтреснутъ голосъ,
И всѣ движенiя души и тѣла
По выраженью съ замысломъ согласны?
И все изъ ничего! Изъ-за Гекубы!..
Что для него Гекуба? или онъ
Что для нея? съ чего о ней онъ плачетъ?
Что-бъ сдѣлалъ онъ, имѣй онъ для страданья
Такiя-жъ побужденье и причину,
Какъ у меня? Онъ затопилъ бы сцену
Слезами, и своей ужасной рѣчью
Онъ истерзалъ бы слухъ у всѣхъ. Онъ свелъ бы
Виновнаго съ ума; того, чья совѣсть
Чиста - заставилъ бы дрожать; смутилъ бы
Невѣдѣнье.... Онъ вѣрно ужаснулъ бы
До самой глубины и слухъ, и зрѣнье.
А я,
Бездушная и мѣшкотная дрань,
Какъ увалень я кисну; не отзывчивъ
На оскорбленье; не могу сказать
Ни слова, да!.. и даже за него,
За короля, лишеннаго такъ подло