Шекспир Вильям - Антоний и Клеопатра

  

  

   Переводчики: Ольга Чюмина и Николай Минск³й

   Шекспиръ В. Полное собран³е сочинен³й / Библ³отека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 4, 1904.

  

  

  

   Подъ Филиппами тѣнь Цезаря и Брутъ вторично увидѣлись; молодая слава освободителя Рима поблекла передъ грознымъ проклят³емъ убитаго диктатора, исполнителемъ котораго явились оба наслѣдника его обаян³я, Цезарь младш³й и Антон³й. Послѣ гибели послѣдняго войска республики y римской свободы остался только одинъ заступникъ: Секстъ Помпей, сынъ Помпея Великаго. Но лег³оновъ y него не было, и его военныя силы - сицил³йск³е рабы и морск³е разбойники - могли только держать въ осадномъ положен³и изнуренную Итал³ю, но не сулили ему сколько нибудь значительныхъ успѣховъ въ борьбѣ съ побѣдоносными тр³умвирами, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока тѣ дѣйствовали согласно. Правда, надежды на это соглас³е были очень слабы: холодная разсчетливость молодого Цезаря и безразсудная страстность Антон³я взаимно отталкивали другъ друга, и ихъ союзъ, хотя и сплоченный кровью Цицерона и множествомъ другихъ жертвъ проскрипц³й 43 года, никакихъ залоговъ долговѣчности въ себѣ не заключалъ. Связующими звеньями между ними были мужчина и женщина: Лепидъ и Фульв³я. Но мужчина былъ слишкомъ женственнаго, a женщина слишкомъ мужского характера для того, чтобы удачно исполнить свою роль.

   Лепидъ былъ не только третьимъ членомъ тр³умвирата - онъ могъ даже приписать себѣ заслугу его основан³я. Всѣмъ былъ памятенъ тотъ день, когда онъ, осторожный и нерѣшительный, стоялъ со своими лег³онами въ Галл³и, a Антон³й, разбитый и преслѣдуемый, съ остатками своего войска искалъ y него защиты и, не будучи имъ принятъ, расположился лагеремъ по сосѣдству съ нимъ. Никогда еще чарующая сила личности не сказалась съ такой поразительной, всепобѣждающей мощью: солдаты Лепида высыпали посмотрѣть и послушать бывшаго помощника послѣдняго диктатора Рима и участника его славы, нѣкогда всемогущаго нынѣ освященнаго несчастьемъ. И вотъ раздѣляющ³й валъ между обѣими стоянками разрушается, Антон³й входитъ тр³умфаторомъ въ чужой лагерь, приближается къ оставленному и испуганному Лепиду - и внезапно бросается на колѣни передъ нимъ, называя его своимъ отцомъ и спасителемъ. Что это? Разсчетъ? Нѣтъ, увлечен³е, но одно изъ тѣхъ увлечен³й, которыя коренясь въ самой природѣ человѣка, силой своей непосредственности вмигъ завоевываютъ симпат³и и лучше всякаго разсчета содѣйствуютъ цѣлямъ увлекающагося. Съ этого дня начинается второе возвышен³е Антон³я... или, говоря правильнѣе, третье, такъ какъ второе мы должны начать съ той минуты, какъ онъ, посредствомъ такого же заразительнаго увлечен³я, отбилъ y республиканцевъ впечатлительную городскую толпу - читатели знаютъ эту безподобную сцену изъ "Юл³я Цезаря" нашего поэта. Тогда молодой Цезарь положилъ предѣлъ его дальнѣйшимъ успѣхамъ, подъ стѣнами Мутины солнце Антон³я затмилось: теперь, послѣ его безкровной побѣды надъ Лепидомъ, оно опять с³яло въ прежнемъ блескѣ, и умный Цезарь не счелъ полезнымъ для себя продолжать вражду. У той же Мутины былъ заключенъ роковой для Рима тр³умвиратъ, первымъ послѣдств³емъ котораго были проскрипц³и, a вторымъ - походъ обоихъ противниковъ въ Македон³ю, гдѣ подъ ихъ ударами пали послѣдн³е бойцы за римскую республику. Во время македонскаго похода въ Итал³и остался Лепидъ въ зван³и консула - и Фульв³я, которая, въ качествѣ жены Антон³я и тещи Цезаря, была какъ бы ген³емъ (или фур³ей) тр³умвирата.

   Эта женщина, едва ли не самая замѣчательная изъ римскихъ тигрицъ той эпохи, имѣла тогда за собой богатое и разнообразное прошлое. Мы видимъ ее впервые женой мятежнаго демагога Клод³я, кумира римской черни и заклятаго врага Цицерона; ихъ бракъ былъ счастливъ, благодаря сходству ихъ натуръ, и она сильно горевала объ его безвременной смерти - смерти въ свалкѣ на большой дорогѣ, достойно завершившей безпокойную жизнь этого человѣка. Вскорѣ затѣмъ,однако,она вышла за Кур³она, "перваго среди ген³альныхъ повѣсъ того времени", какъ его называетъ Моммзенъ, главное оруд³е Цезаря въ его разрывѣ съ сенатомъ. Кур³онъ вскорѣ погибъ въ Африкѣ и Фульв³я вторично осталась вдовой. Ближайшимъ другомъ убитаго былъ нашъ Маркъ Антон³й; онъ не побоялся взять въ свой домъ женщину, похоронившую двухъ своихъ мужей, и любилъ ее страстно, несмотря на насмѣшки своего врага Цицерона, что "римск³й народъ ждетъ отъ Фульв³и третьяго подарка". Много разговоровъ возбудилъ тогда одинъ случай, хотя и маловажный, но все же доказывающ³й всю романтичность, если можно такъ выразиться, натуры Антон³я. Во время испанскаго похода Цезаря, когда Римъ съ трепетомъ ждалъ вѣсти о новой побѣдѣ или о гибели своего властителя, Антон³й по государственнымъ дѣламъ долженъ былъ вы-ѣхать изъ Рима; Фульв³я осталась въ городѣ, томимая тоской и ревностью: любовь къ супругѣ не препятствовала Антон³ю любить на сторонѣ другую, прекрасную актрису Цитериду. Вдругъ... но разскажемъ дальнѣйшее словами Цицерона: "Около десятаго часа дня Антон³й пр³ѣхалъ къ Краснымъ Скаламъ, засѣлъ въ какой то харчевнѣ и провелъ тамъ за виномъ остатокъ дня; затѣмъ онъ быстро въ коляскѣ вернулся въ городъ и, окутавъ голову плащемъ, поспѣшилъ домой. Привратникъ: кто тамъ? Отвѣтъ: гонецъ отъ Марка. Тотчасъ его ведутъ къ той, ради которой онъ и пришелъ, и онъ передалъ ей письмо. Она его читаетъ, плачетъ... a письмо было любовное, и его содержан³е сводилось къ тому, что онъ прекращаетъ свою связь съ той актрисой, что онъ всю любовь, которую питалъ къ ней, переноситъ на жену. Слезы Фульв³и льются все сильнѣе и сильнѣе - и вотъ нашъ сердобольный супругъ не можетъ долѣе сопротивляться, обнажаетъ голову, бросается ей на шею..." "О негодяй!" восклицаетъ гнѣвно ораторъ, "для того, значитъ, чтобы твоя жена увидѣла тебя неожиданно въ роли Ганимеда (по нашему: селадона), для того ты распространилъ по Риму ночную тревогу, по Итал³и - многодневный страхъ?". Да, эта черта была въ Антон³и: увлекаясь любовью, онъ не щадилъ не только нервовъ, но и крови своихъ согражданъ. Будущее оправдало эту оцѣнку гораздо рѣшительнѣе, чѣмъ могъ предполагать прозорливый Цицеронъ.

   Итакъ, Фульв³я была женой Антон³я ко времени тр³умвирата; по желан³ю войскъ, Цезарь Младш³й женился на ея молоденькой дочери отъ перваго брака и падчерицѣ своего новаго союзника, Клод³и; благодаря этому она стала самой вл³ятельной женщиной, а по удален³и Антон³я и Цезаря въ Македон³ю и самой вл³ятельной личностью въ Римѣ. Сенатъ и народъ были къ ея услугамъ, между тѣмъ какъ обоимъ консуламъ, изъ которыхъ однимъ былъ Лепидъ, досталась скромная роль исполнителей ея желан³й. Особенно краснорѣчиво сказалось вл³ян³е Фульв³и къ концу 42 г., нѣсколько мѣсяцевъ послѣ Филиппскаго побоища. Ея деверь Луц³й Антон³й былъ намѣстникомъ Верхней Итал³и; пришлось ли ему въ качествѣ такового сразиться съ воинственными альп³йскими племенами, или нѣтъ - мы не знаемъ, но фактъ тотъ, что онъ приписывалъ себѣ кое как³я военныя заслуги и на этомъ основан³и потребовалъ тр³умфа. Сенатъ, занятый македонскими и другими дѣлами, туго откликался на его заискиван³я; тогда онъ обратился къ заступничеству Фульв³и, и цѣль была достигнута. Перваго января слѣдующаго года Луц³й Антон³й вошелъ тр³умфаторомъ въ Римъ - тр³умфаторомъ по милости Фульв³и.

   Вообще надобно сказать, что новая властительница Рима льнула гораздо болѣе къ своему мужу, чѣмъ къ своему зятю; когда поэтому оба тр³умвира - такъ приходится говорить, такъ какъ Лепида никто въ разсчетъ не принималъ - подѣлили между собой свои дальнѣйш³я задачи и Цезарь вернулся въ Итал³ю, столкновен³е между нимъ и Фульв³ей стало неминуемо. Задача Цезаря была тяжела во всѣхъ отношен³яхъ: онъ долженъ былъ надѣлить землею ветерановъ своего побѣдоноснаго войска, притомъ, согласно уговору, очень богато, a для этого - отнять землю y прежнихъ, законныхъ владѣльцевъ. Возроптала Итал³я; правда, расположен³е солдатъ могло служить противовѣсомъ ея неудовольств³ю; но тутъ уже Фульв³я постаралась о томъ, чтобы Цезарь не очень могъ полагаться на этотъ противовѣсъ, заискивая отъ имени Антон³я самымъ беззастѣнчивымъ образомъ передъ ветеранами общаго войска. Возмущенный Цезарь развелся съ ея дочерью. Это, конечно, всего менѣе могло заставить Фульв³ю и Луц³я Антон³я прекратить свои происки и новая междоусобная война стала неизбѣжной. Чтобы увеличить свои шансы, Луц³й развернулъ знамя свободы - и дѣйствительно, этимъ привлекъ на свою сторону много республиканцевъ: Фульв³я не сразу рѣшилась согласиться съ его не въ мѣру смѣлыми идеями, но начавшаяся было между ними ссора была быстро улажена общимъ другомъ, подсказавшимъ ей оригинальное, чисто женское соображен³е. Фульв³я и Луц³й соединили, свои силы; началась война - "перузинская война", какъ ее принято называть по имени города, занятаго врагами Цезаря. Она быстро кончилась; черезъ три мѣсяца Перуз³я сдалась. Луц³й Антон³й призналъ власть побѣдителя, но непримиримая Фульв³я, равно какъ мать обоихъ Антон³евъ, Юл³я, предпочла оставить Итал³ю. Юл³я была съ почетомъ принята Секстомъ Помпеемъ въ Сицил³и, который былъ радъ завязать черезъ нее сношен³я съ ея могущественнымъ сыномъ; что касается Фульв³и, то она отправилась въ Грец³ю и вскорѣ затѣмъ умерла въ пелопоннесскомъ городкѣ Сиц³онѣ.

   То женское соображен³е, которое склонило Фульв³ю поднять знамя возстан³я, состояло въ слѣдующемъ: "пусть въ Итал³и разгорается междоусобная война; каковъ бы ни былъ ея ходъ - она заставитъ Марка Антон³я опомниться и вырветъ его изъ объят³й Клеопатры".

  

  

   Послѣ разлуки съ Цезаремъ Младшимъ Антон³й отправился завоевывать Востокъ, находивш³йся на сторонѣ республиканцевъ. Военная часть его задачи никакихъ затруднен³й не представляла - никто не думалъ о сопротивлен³и; но ему нужно было также добыть крупныя суммы золота для пополнен³я своей казны и для вознагражден³я деньгами тѣхъ же солдатъ, которыхъ Цезарь предполагалъ надѣлить землею. Это было непр³ятно, но - при врожденномъ малодуш³и привыкшаго къ обидамъ Востока, далеко не такъ опасно, какъ передѣлъ Итал³и. Къ тому же, Антон³й по всему своему характеру былъ способенъ плѣнить эллинизованый Востокъ. Онъ производилъ себя отъ (вымышленнаго) Антона, сына Геракла; но Геракломъ онъ былъ только на войнѣ, въ мирное же время онъ болѣе старался воплотить въ себѣ другое греческое божество - бога весны и веселья, благодатнаго друга смертныхъ Д³ониса. Греки охотно шли на встрѣчу этой его мечтѣ. Въ Эфесѣ устроили въ его честь вакханск³й хороводъ; женщины нарядились вакханками, мужчины сатирами, звуки флейтъ и тимпановъ оглашали городъ... Таковъ былъ въѣздъ въ провинц³ю представителя римской власти. Романтикъ по природѣ, онъ охотно превращалъ дѣйствительность въ сказку, жизнь въ сновидѣн³е; вполнѣ отожествляя себя со своими мечтан³ями, онъ и самъ скользилъ сновидѣн³емъ по жизни своихъ близкихъ, то грознымъ, то чарующимъ, но всегда причудливымъ, всегда противорѣчащимъ дѣйствительности. И вотъ, когда его не стало, имъ показалось невѣроятнымъ, чтобы онъ когда либо существовалъ; сама подруга его мечтан³й говоритъ о немъ:

  

   Мнѣ снилось: былъ властитель Маркъ Антон³й...

  

   Но мы заглядываемъ впередъ. Въ Эфесѣ, столицѣ сказочной Аз³и, начался для Антон³я волшебный сонъ; въ Тарсѣ онъ всецѣло его опуталъ своими чарами. Тр³умвиръ возсѣдалъ на городской площади, "творя судъ, окруженный сановниками города, царями и представителями сосѣднихъ областей и многотысячной толпой народа; вдругъ толпа заколыхалась, одна группа за другой покинула площадь, Антон³й остался одинъ со своими ликторами. Что случилось? "Это Афродита", говорили, "пришла навѣстить Д³ониса". Какъ пришла и зачѣмъ - этого мы можемъ не повторять, нашъ поэтъ пересказываетъ эту встрѣчу со всѣми историческими подробностями устами Аэнобарба {Почтенный авторъ предислов³я въ транскрипц³и именъ нѣкоторыхъ дѣйствующихъ лицъ трагед³и становятся на строго-филологическую точку зрѣн³я. См. подробнѣе примѣчан³я къ "Антон³ю и Клеопатрѣ".} во второй сценѣ второго дѣйств³я.

   Выражаясь прозаически, египетская царица Клеопатра явилась къ главѣ римскаго Востока, чтобы вмѣстѣ съ другими царями принять участ³е въ совѣщан³и о предстоящемъ походѣ противъ парѳянъ и кстати оправдаться въ своихъ дѣйств³яхъ послѣ смерти диктатора Цезаря, которыя многимъ казались двусмысленными. Она была дочерью царя Птолемея Авлета; ей было тринадцать лѣтъ, когда ея отецъ въ 51 г. умеръ, оставляя наслѣдниками престола ее и ея десятилѣтняго брата Птолемея Д³ониса. По его волѣ, согласной съ египетскимъ обычаемъ, они должны были вступить въ супружество и управлять страной вмѣстѣ; но вслѣдств³е происковъ Потина, совѣтника малолѣтняго царя, Клеопатра была изгнана; она находилась въ Сир³и, когда въ 48 г. Помпей Велик³й, разбитый Цезаремъ подъ Фарсаломъ, искалъ убѣжища въ Египтѣ. Онъ могъ разсчитывать на благосклонность царя, отецъ котораго ему былъ обязанъ своимъ престоломъ; но Потинъ, желая прислужиться побѣдителю, велѣлъ умертвить его во время переправы съ судна на сушу. Въ своихъ разсчетахъ онъ обманулся: Цезарь, придя въ Александр³ю, объявилъ, что онъ намѣренъ самъ рѣшить вопросъ о престолонаслѣд³и, и велѣлъ обоимъ царямъ явиться къ нему. Но онъ былъ безъ войска, съ небольшой свитой; египтяне его осадили въ александр³йскомъ дворцѣ, сама Клеопатра только украдкой могла его посѣтить (по анекдоту, на который нашъ поэтъ намекаетъ въ 6 сц. II д., ее внесли во дворецъ, зашитой въ тюфякъ); шесть мѣсяцевъ продолжалось его стѣсненное положен³е, но подъ конецъ онъ побѣдилъ. Дѣлъ оставалось еще много, Римъ далеко не былъ еще умиротворенъ; но Цезарь, казалось, забылъ о дѣлахъ и вмѣстѣ со своей новой подругой, шестнадцатилѣтней Клеопатрой, отправился вверхъ по Нилу, въ глубь чудесной страны Фараоновъ. Когда онъ наконецъ уѣхалъ, Клеопатра стала царицей Египта - и матерью младенца, которому она дала имя Цезар³она. Смерть диктатора была тяжелымъ ударомъ для нея; все же она продолжала дѣйствовать въ его духѣ и только нехотя, вынужденная обстоятельствами, оказала незначительную помощь Касс³ю. Именно въ этой помощи ей теперь приходилось оправдываться. Антон³й отправилъ къ ней своего повѣреннаго Делл³я, умнаго человѣка, того самаго, которому Горац³й впослѣдств³и посвятилъ свою знаменитую оду:

  

   Покой не забывай душевный сохранять

   Въ минуты трудныя.

  

   Такой же совѣтъ онъ самъ теперь далъ Клеопатрѣ. Та его поняла; узнавъ отъ посла о романтической натурѣ владыки Востока, она явилась къ нему той царицей сказки, которой его душа давно ждала. Афродита навѣстила Д³ониса, приплыла къ нему на своей волшебной ладьѣ по рѣкѣ Кидну, призвала его къ себѣ... Тщетна была его попытка соблюсти достоинство римскаго вождя; вскорѣ въ лицѣ Клеопатры сказка заключила его въ свои объят³я. За краткимъ упоен³емъ Тарсосскаго свидан³я послѣдовалъ долг³й сонъ египетскихъ ночей. Римъ и лег³оны, Цезарь и Фульв³я были забыты; даже раскатамъ перузинской войны не удалось разрушить сладкую дремоту, въ которую былъ погруженъ духъ обвороженнаго полководца. Съ грустью слѣдили его римск³е друзья за постепеннымъ усилен³емъ этого забытья, съ ужасомъ замѣчалъ онъ самъ, какъ онъ съ каждымъ днемъ терялъ часть самого себя въ своей новой любви; его цѣпи были прочны, и кратк³я минуты отрезвлен³я служили только къ тому, чтобы еще нагляднѣе показать ему его полную отчужденность отъ м³ра дѣйствительности, чтобы еще сильнѣе возбудить въ немъ тоску по покинутой сказкѣ. Пусть духъ умершей Фульв³и - умершей не безъ его вины - зоветъ его продолжать ея дѣло, пусть холодный и разсудительный Цезарь предлагаетъ ему новый дѣлежъ м³ра подъ услов³емъ его помощи противъ владыки морей Секста Помпея, пусть общ³е друзья стараются его связать съ дѣйствительностью рукой и ласками нѣжной и благородной Октав³и; ему не по себѣ въ римской обстановкѣ,- въ обществѣ старыхъ и новыхъ друзей, за трапезой Цезаря, даже въ теремѣ голубоокой Октав³и онъ чувствуетъ жгуч³й взоръ своей сказки, знаетъ, что она ждетъ его тамъ, далеко, въ лицѣ его "змѣи y древняго Нила". Все сильнѣй и сильнѣй манитъ она его къ себѣ; за Римомъ - Аѳины, за Аѳинами - Египетъ, Александр³я, Клеопатра; волшебный сонъ вторично завладѣлъ покореннымъ вождемъ и этотъ разъ не выпустилъ его изъ своихъ объят³й вплоть до самой смерти.

   Разсказъ объ этомъ снѣ, съ его краткими болѣзненными перерывами и окончательнымъ роковымъ пробужден³емъ, составляетъ содержан³е "Антон³я и Клеопатры" Шекспира. Анализировать его мы не будемъ. Методъ, примѣненный нами въ настоящемъ издан³и къ сравнительно посредственнымъ "Комед³и ошибокъ" и "Периклу", былъ бы неумѣстенъ здѣсь, по отношен³ю къ признанной жемчужинѣ шекспировской поэз³и. Историческую обстановку, желательную для ея пониман³я, дали обѣ предыдущ³я главы; быть можетъ, впрочемъ, читателю будетъ еще интересно узнать, что сама драма обнимаетъ десятилѣтн³й промежутокъ между перузинской войной въ 41 г. и смертью обоихъ героевъ въ 30 до Р.Х.; что Антон³ю къ началу драмы было 40 лѣтъ, Цезарю - 22, a Клеопатрѣ - 23; что примирен³е между обоими тр³умвирами состоялось въ Брундиз³и въ 40 году; свадьба Антон³я и Октав³и въ Римѣ въ 40-же году (у Шекспира оба событ³я разсказаны во 2 дѣйств³и, какъ происшедш³я въ Римѣ), a примирен³е тр³умвировъ съ Секстомъ Помпеемъ въ Мизенѣ въ слѣдующемъ 39 г.; что новая война Цезаря съ Секстомъ Помпеемъ, на которую намекается въ 4 сц. III д., началась въ 38 г., a отрѣшен³е Лепида, упоминаемое тамъ же въ 5 сц., состоялось въ 36 г., между тѣмъ какъ уб³ен³е Секста Помпея легатами Антон³я, о которомъ говорится въ той же сценѣ, произошло лишь годомъ спустя; что александр³йск³я распоряжен³я Антон³я - на которыя сѣтуетъ Цезарь тамъ же въ 6 сценѣ, имѣли мѣсто въ томъ же 36 г., акт³йское же сражен³е, къ которому круто переходится въ 7 сценѣ, лишь въ 31 г.; что, наконецъ, послѣдн³е два акта обнимаютъ событ³я одного только 30 г. Вообще анахронизмовъ мало, къ хронолог³и поэтъ отнесся довольно заботливо.

   Что касается хронолог³и самой драмы, то она достаточно опредѣляется тѣмъ обстоятельствомъ, что въ 1608 г. пьеса подъ заглав³емъ Antony and Cleopatra была внесена въ книгопродавческ³е списки (Stationers' Registers) Блёнтомъ - тѣмъ самымъ Блёнтомъ, которому принадлежитъ первое издан³е нашей трагед³и въ 1623 г. Конечно, написана она могла быть и раньше; но противъ слишкомъ ранняго ея происхожден³я говорятъ метрическ³я ея особенности, a именно статистика такъ назыв. "мягкихъ окончан³й", приближающая ее къ пьесамъ позднихъ пер³одовъ. Мы допускаемъ поэтому, вмѣстѣ съ большинствомъ издателей, что Шекспиръ написалъ "Антон³я и Клеопатру" въ 1607 году.

  

  

   Его источникомъ былъ опять, какъ и въ "Юл³и Цезарѣ" и "Кор³оланѣ" - Плутархъ. Зависимость отъ этого признаннаго мастера б³ограф³и выдѣляетъ эти три "римск³я" драмы вмѣстѣ съ "Комед³ей ошибокъ" въ особую группу. Въ остальныхъ своихъ драмахъ Шекспиръ своимъ источникамъ былъ обязанъ только матерьяломъ - сознавая ихъ художественную низкопробность, онъ въ построен³и и одушевлен³и фабулы слѣдовалъ не имъ, a своему собственному чутью; здѣсь онъ и въ техническомъ, и въ художественномъ отношен³и чувствовалъ свою зависимость и съ тѣмъ благороднымъ прямодуш³емъ, на какое способенъ только ген³й, подчинился обаян³ю своихъ образцовъ. Особенно это относится къ Плутарху и прежде всего къ его "Антон³ю". Правда, это была б³ограф³я; но драматическ³й характеръ спец³ально этой б³ограф³и сознавался самимъ Плутархомъ: переходя отъ Деметр³я Пол³оркета къ Антон³ю, онъ говоритъ: "пора, однако, послѣ развязки македонской драмы приняться за римскую". И дѣйствительно, онъ далъ намъ захватывающую, потрясающую трагед³ю, хотя и съ довольно длиннымъ прологомъ; прологъ обнимаетъ первыя тридцать главъ (изъ 87) до смерти Цезаря, когда Антон³й былъ только второстепеннымъ персонажемъ въ великой драмѣ, героемъ которой былъ диктаторъ. Кто читалъ Плутарха и имѣлъ возможность сравнить съ нимъ Шекспира, тому бросается въ глаза, прежде всего, трогательная любовь къ нему этого послѣдняго, его желан³е воспользоваться всѣми сколько-нибудь интересными частностями, которыя онъ находилъ въ своемъ образцѣ, и притомъ воспользоваться по возможности дословно. Гдѣ только можно было, онъ возсоздавалъ плутарховск³я сцены - такова въ особенности сцена смерти героини. Быть можетъ, его выросшимъ на "юфуизмѣ" современникамъ послѣдн³я слова умирающей Харм³аны (д. V, сц. 20) показались черезчуръ прѣсными въ ихъ строгой, античной красотѣ; быть можетъ, и онъ при другихъ обстоятельствахъ придумалъ бы тираду поэффектнѣе. Но онъ чувствовалъ себя связаннымъ; Плутархъ (гл. 85) въ слѣдующихъ словахъ описываетъ картину, представившуюся вошедшимъ въ комнату Клеопатры: "... они нашли ее умершей, лежащей въ царскомъ украшен³и на золотой постели. Изъ ея подругъ та, что называлась Ирадой, умирала y ея ногъ, Харм³ана же, уже шатающаяся и съ тяжелой головой, поправляла царск³й вѣнецъ на ея челѣ. Тутъ кто-то въ гнѣвѣ сказалъ: И это хорошо, Харм³ана? Очень хорошо, отвѣтила она, и достойно царицы, отпрыска столькихъ царей. Больше же она ничего не сказала и тутъ же пала возлѣ постели". - A гдѣ невозможно было непосредственно представить плутарховск³я сцены, тамъ поэтъ влагалъ ихъ въ уста своимъ дѣйствующимъ лицамъ, особенно тому, кого онъ сдѣлалъ какъ бы хоромъ своей трагед³и, Аэнобарбу: такова вышеупомянутая сцена встрѣчи на Киднѣ и много другихъ. Можно сказать, что цѣлый рядъ сценъ только для того и созданъ поэтомъ, чтобы въ рѣчахъ дѣйствующихъ лицъ сообщить зрителямъ подробности, которыя y Плутарха разсказаны эпически; сюда относятся почти всѣ сцены третьяго дѣйств³я. Конечно, онѣ не изъ самыхъ удачныхъ: насколько Плутархъ помогалъ Шекспиру тамъ, гдѣ его сцены носили сами въ себѣ драматическ³й элементъ и только ждали руки драматурга, настолько онъ былъ ему помѣхой тамъ, гдѣ его разсказы вслѣдств³е своего существенно эпическаго характера туго поддавались драматизац³и. Опытный читатель сразу узнаетъ эти сцены; но только сличен³е съ источникомъ позволитъ ему понять и оцѣнить технику нашего поэта. Вообще трет³й актъ нашей трагед³и носитъ нѣсколько своеобразный характеръ; уже изъ предложенной выше хронологической схемы читатель могъ усмотрѣть, что съ него поэтъ втиснулъ всѣ промежуточныя событ³я 38-31 г., между тѣмъ какъ первые два акта, подобно послѣднимъ двумъ, представляютъ связную цѣпь слѣдующихъ одна за другой сценъ. Отсюда отрывочность этого акта; мало того, можно даже предположить, что поэтъ первоначально задумалъ другую его концепц³ю, которую онъ впослѣдств³и не смогъ или не пожелалъ осуществить. Въ самомъ дѣлѣ, пусть читатель припомнитъ содержан³е обоихъ извѣст³й, заставившихъ Антон³я стряхнуть съ себя египетскую дремоту: однимъ были римск³я дѣла, другимъ успѣхъ "парѳ³йскаго вождя" Лаб³ена. Римскимъ дѣламъ были посвящены первые два акта; теперь въ третьемъ поэтъ переноситъ насъ въ землю парѳянъ; доблестный и умный Вентид³й одержалъ крупную побѣду надъ этими страшнѣйшими врагами Рима, но ихъ окончательное укрощен³е онъ благоразумно предоставилъ своему полководцу Антон³ю. Итакъ, подготовленъ парѳ³йск³й походъ этого послѣдняго; мы ждемъ его обстоятельнаго изображен³я - такъ вѣдь и Плутархъ, вкратцѣ сказавъ о подвигѣ Вентид³я (гл. 34... "Вентид³й же отказался отъ мысли преслѣдовать парѳянъ въ глубь ихъ страны, опасаясь зависти со стороны Антон³я" - изъ этихъ словъ Шекспиръ извлекъ цѣлую сцену: д. III, сц. 1), затѣмъ въ гл. 35-52 описываетъ богатый всякаго рода приключен³ями походъ Антон³я. Но наше ожидан³е не сбывается - очевидно потому, что принявъ въ фабулу парѳ³йск³й походъ, поэтому пришлось бы разбить свою драму, подобно "Генриху IV", на двѣ части. Такъ первая сцена осталась неорганической вставкой среди другихъ, началомъ безъ продолжен³я, a характеристика Антон³я лишилась одной важной черты. Мы видимъ его Д³онисомъ - царемъ веселья и любви, но не видимъ его Геракломъ - укротителемъ враговъ.

   Впрочемъ, говоря о построен³и сценъ и о вл³ян³и на него плутархова изложен³я, не слѣдуетъ упускать изъ виду того, что въ немъ составляетъ особенность самого поэта, въ чемъ проявляется давно знакомое намъ свойство его таланта. Я говорю объ его страсти оттѣнять характеръ сценъ посредствомъ контраста. Такъ въ только что названномъ "Генрихѣ ²V" серьезныя сцены войны съ мятежниками чередуются съ веселыми событ³ями въ истчипской харчевнѣ и прочими дѣян³ями сэра Джона Фальстафа, причемъ мы постоянно переходимъ отъ одного театра дѣйств³й къ другому. Такъ здѣсь трезвая дѣйствительность государственныхъ сценъ выступаетъ передъ нами въ перемежку съ отдѣльными актами египетской сказки до тѣхъ поръ, пока онѣ не сливаются и сказка не гибнетъ отъ жесткаго прикосновен³я реальной жизни.- Вообще же, чтобъ покончить съ вопросомъ о зависимости отдѣльныхъ сценъ отъ Плутарха, мы можемъ разбить ихъ съ этой точки зрѣн³я на три категор³и. Къ первой принадлежатъ драматизованныя плутарховск³я сцены; сюда относятся главнымъ образомъ послѣдн³е два акта, изъ первыхъ лишь немног³я явлен³я. Ko второй - сцены, которыхъ y Плутарха нѣтъ, но въ которыхъ поэтъ нуждался для сообщен³я зрителямъ того, что y Плутарха передается въ формѣ эпическаго разсказа; сюда относится, согласно сказанному, большинство сценъ третьяго акта. Къ третьей, наконецъ,- сцены, тоже y Плутарха отсутствующ³я и прибавленныя Шекспиромъ для расширен³я дѣйств³я и въ видахъ болѣе живой характеристики дѣйствующихъ лицъ; сюда относятся мног³я сцены, принадлежащ³я къ лучшимъ творен³ямъ Шекспира, въ особенности же сцены съ Клеопатрой въ первыхъ двухъ дѣйств³яхъ.

   Это наводитъ насъ на вопросъ о характерахъ въ нашей трагед³и; мы займемся ими по порядку, начиная тѣми, которые не тронуты сказкой, продолжая тѣми, которыя въ большей или меньшей мѣрѣ подчинились ея чарамъ; и кончая ею самой. Другими словами: мы начнемъ съ Цезаря, будемъ продолжать Антон³емъ и кончимъ Клеопатрой, группируя послѣдовательно второстепенныя фигуры вокругъ главныхъ.

  

  

   Молодого Цезаря мы знаетъ уже изъ трагед³и, посвященной его пр³емному отцу; и тамъ мы видѣли его врагомъ сказки - сказки о римской республикѣ, воплощенной въ лицѣ Брута. Но тамъ онъ былъ еще ученикомъ; въ одномъ только мѣстѣ чувствуется и будущ³й властелинъ - это въ томъ, гдѣ онъ настаиваетъ на своемъ желан³и начальствовать правымъ флангомъ въ битвѣ подъ Филиппами (д. V сц. I): "я не прекословлю, но я такъ хочу". По этому своему упорству онъ можетъ напомнить намъ Генриха Готспура, но нѣтъ: тотъ упрямится, горячится, и все таки подъ конецъ уступаетъ,- Цезарь не то: холоднымъ и нерушимымъ, точно приговоръ рока, стоитъ его "я такъ хочу". Онъ заранѣе взвѣсилъ всѣ препятств³я, но и всю силу своей личности; онъ умѣетъ не хотѣть, тамъ гдѣ враждебныя начала перевѣшиваютъ, a потому никогда не терпитъ поражен³я. Онъ знаетъ, что такимъ путемъ создается обоян³е, удесятеряющее наше значен³е. Да, сила Цезаря - продуктъ его ума, характеръ же этого ума - трезвая разсудительность, никогда не опирающаяся на иллюз³и, кромѣ чужихъ, но зато имѣющая изъ каждой удобной констеллац³и извлекать ту пользу, которая можетъ изъ нея быть извлечена. Но съ другой стороны это умъ не узк³й: подчиняя свои дѣйств³я своему разсчету, a не своей любви, Цезарь сохраняетъ за собою свободу любить и ненавидѣть согласно влечен³ю своего сердца, a не согласно требован³ямъ разсчета. Тѣ, кого онъ любитъ не тѣ же, что его союзники; тѣ, съ кѣмъ онъ враждуетъ - не тѣ же, что его ненавистники; сильный умомъ, онъ откинулъ отъ себя обычную слабость умныхъ людей, подчиняющихъ своимъ разсчетамъ не только окружающ³й м³ръ, но и себя самихъ. Зная, что его любовь ему не опасна, онъ любитъ все, что прекрасно, благородно, все, что возвышаетъ голову надъ приземистостью того людского стада, среди котораго ему суждено жить и дѣйствовать. Онъ любилъ Брута подъ Филиппами, онъ любитъ Антон³я не только въ Александр³и, но и въ Римѣ. Свои чувства къ нему онъ выражаетъ въ одну изъ рѣдкихъ минутъ откровенности слѣдующимъ образомъ (д. II сц. 2).

  

                   Нельзя дружить

   Намъ при такомъ различ³и въ поступкахъ,

   Но существуй настолько крѣпк³й обручъ,

   Чтобъ насъ связать - то въ поискахъ за нимъ

   Изъ края въ край весь м³ръ я обошелъ-бы.

  

   На случай дружбы - Октав³я; на случай вражды - лег³оны: Цезарь знаетъ, что второе средство всегда остается въ его рукахъ и никогда ему не измѣнитъ, потому онъ смѣло пускаетъ въ ходъ первое. Октав³ю онъ любитъ: "никогда еще братъ такъ не любилъ своей сестры". Онъ любитъ въ ней именно себя, ту часть своей души, которая независима отъ разсчетовъ политики; любитъ за ту счастливую свободу, которой она пользуется, свободу подчинять своей любви не только свои чувства, но и свои дѣйств³я. Пусть она отправляется со своимъ супругомъ въ Брундиз³й, въ Аѳины... пожалуй, даже въ Сир³ю, пусть она всецѣло отдается своей любви къ нему; служа ей, она будетъ безсознательно служить и его цѣлямъ. Все равно ей придется вернуться къ нему, когда завѣса сказки опустится за Антон³емъ; тогда пусть звукъ боевой трубы разбудитъ того, до котораго уже не долетаютъ слова кроткой и чистой любви. Этимъ толкован³емъ всѣ затруднен³я устранены. Кто находитъ несогласуемымъ съ любовью Цезаря къ Октав³и то, что онъ выдаетъ ее за Антон³я, тотъ не принялъ въ разсчетъ его спокойной самоувѣренности, взвѣсившей заранѣе всѣ шансы опасной игры и знающей поэтому, до какихъ предѣловъ можно рисковать любовью, не жертвуя ею и собой.

   Вполнѣ-ли правъ теперь Крейсигъ, называя послѣдн³я слова Цезаря, посвященныя уничтоженному врагу: "пышной драпировкой насытившагося себялюб³я"? И правъ-ли Брандесъ, видя трагед³ю "гибели вселенной" въ этомъ грустномъ исходѣ сказки, погибшей отъ рукъ Цезаря? Нѣтъ; въ нашей трагед³и погибаетъ то, что несовмѣстимо съ земной жизнью, погибаютъ тѣ, кто по-требовалъ для себя большей доли изъ чаши радости, чѣмъ сколько разрѣшено даже любимцамъ жизни. Но жизнь торжествуетъ,- жизнь трезвая и ясная. Мы вышли изъ волшебнаго грота; наши глаза, привыкш³е къ призрачнымъ переливамъ его багровыхъ огней, склонны найти слишкомъ блѣднымъ свѣтъ дня, окруживш³й насъ такъ внезапно. A между тѣмъ это тотъ самый свѣтъ, который раститъ травы и деревья, тотъ самый, которымъ живетъ и движется весь м³ръ. Имя его здѣсь - Цезарь; онъ возсоздалъ разлагающееся римское государство, a для этого было одно только средство - уничтожен³е сказки, уничтожающей жизнь. Сказка обольстила его великаго отца, диктатора Цезаря, призракомъ царскаго вѣнца; сказка увлекла Брута въ Филиппы, нашептывая ему сладкое имя свободы; сказка убаюкала Антон³я на берегахъ Нила въ объят³яхъ неземной любви. И вотъ Цезарь палъ подъ ударами Брута, Брутъ подъ ударами Антон³я, Антон³й подъ ударами Цезаря Младшаго; и если этотъ послѣдн³й въ свою очередь не испыталъ участи своихъ предшественниковъ, то потому только, что онъ остался вѣренъ знамени жизни. Не будемъ же клеветать на жизнь: она къ тому-же не вся погрязла въ себялюб³и, она не чуждается нѣжныхъ, благородныхъ, возвышенныхъ чувствъ: рядомъ съ Цезаремъ мы видимъ Октав³ю.

   Нѣсколько словъ и объ Октав³и. Въ ней поэтъ воспроизвелъ тотъ самый типъ преданной и великодушной римской матроны, который мы нашли въ "Юл³и Цезарѣ" (Порц³я) и "Кор³оланѣ" (Валер³я), но спец³ально римскимъ этотъ типъ назвать нельзя. Кордел³я, Дездемона, Имогена, Герм³она - при всемъ разнообраз³и въ оттѣнкахъ, естественно вытекающемъ изъ разнообраз³я положен³й, это въ сущности одинъ и тотъ же женск³й характеръ. И въ этомъ ничего страннаго нѣтъ: Октав³я - это сама женственность, тотъ образъ, который мы любимъ... не въ обществѣ, быть можетъ, не въ свѣтскомъ разговорѣ, не въ игрѣ страстей, будь то легкая пѣна флирта или бурное волнен³е влюбленности,- но зато въ нашей семьѣ, y нашего очага, тамъ, гдѣ совершается самый здоровый, самый зиждительный процессъ нашей жизни. И этотъ образъ, который намъ кажется родственнымъ съ самыми свободными творен³ями шекспировской музы - на дѣлѣ точный снимокъ съ исторической Октав³и; тѣ слова, въ которыхъ съ наибольшей силой проявляется ея благородная душа (д. III, сц. 4).

  

   Нѣтъ женщины меня несчастнѣй!

   Быть межъ двухъ враговъ, молиться за обоихъ,

   Чтобъ надо мной смѣялись сами боги,

   Когда скажу: "благословите мужа"

   И вслѣдъ за тѣмъ, наперекоръ мольбѣ,

   Воскликну я: "благословите брата!"

  

   - ихъ она произноситъ y Плутарха, только въ разговорѣ не съ мужемъ, a съ братомъ. "Вышедши на встрѣчу Цезарю и пригласивъ изъ его друзей Агриппу и Мецената, она стала ихъ уговаривать, чтобы они не сдѣлали ее изъ счастливѣйшей женщины самой несчастной изъ всѣхъ: "Теперь всѣ съ почтен³емъ смотрятъ на меня, какъ на сестру одного и жену другого властелина м³ра; если же злое рѣшен³е возьметъ вверхъ, то кто изъ васъ побѣдитъ или будетъ побѣжденъ,- неизвѣстно, моя же судьба въ обоихъ случаяхъ безотрадна" (гл. 35). Но историческая Октав³я сдѣлала гораздо болѣе для своего мужа. Родивъ ему двухъ дочерей, она послѣ его смерти взяла въ свой домъ его сиротъ отъ Клеопатры, Александра-Солнце съ Клеопатрой-Луной (эти гордыя имена были имъ присвоены отцомъ все въ томъ же упоен³и египетскихъ ночей) и Птолемея, тѣхъ самыхъ, о которыхъ говорится въ д. III, сц. 6, и воспитывала ихъ вмѣстѣ съ собственными дѣтьми; позднѣе Клеопатра-Луна вернулась въ свою родную Африку, ставъ женой Юбы, царя Мавритан³и.

   О другихъ приближенныхъ Цезаря много говорить не приходится; Агриппа и Меценатъ въ своей безцвѣтной добропорядочности превосходно отражаютъ джентльменскую сторону его души, и только; интереснѣе была бы другая пара, Долабелла и Прокулей, но ихъ характеры оставлены въ какомъ то загадочномъ полумракѣ. Зачѣмъ Антон³й, умирая, совѣтуетъ Клеопатрѣ довѣриться Прокулею, который такъ мало оправдываетъ ея довѣр³е? Положимъ, Шекспиръ заимствовалъ эту черту изъ Плутарха (гл. 77), и Прокулей былъ дѣйствительно великодушнымъ человѣкомъ, какъ видно изъ отзыва о немъ Горац³я (ода II, 2, пер. Фета):

  

   Братской любовью въ вѣкахъ отдаленныхъ

   Будетъ с³ять Прокулей величаво и т. д.

  

   Но здѣсь его роль - если не прибѣгать къ натяжкамъ - остается непонятной. И зачѣмъ Долабелла оказываетъ царицѣ ту услугу, которой она, согласно завѣщан³ю мужа, была вправѣ ждать отъ Прокулея? Или поэтъ въ его лицѣ хотѣлъ изобразить вл³ян³е сказки даже на самые трезвые умы, чтобъ тѣмъ болѣе подчеркнуть хладнокров³е и стойкость самого Цезаря?

   Не на сторонѣ Цезаря, но все же на сторонѣ олицетвореннаго въ немъ м³росозерцан³я стоятъ два другихъ претендента на всем³рную власть, Лепидъ и Секстъ Помпей. Ихъ фигуры y поэта остались торсами; введши ихъ въ дѣйств³е довольно эффектно, онъ ихъ потомъ предоставилъ ихъ участи, о свершен³и которой мы узнаемъ изъ отрывочныхъ сценъ III акта. Причина, по которой они пострадали, повидимому та-же, которая заставила поэта урѣзать весь восточный походъ Антон³я: нежелан³е дѣлить драму на двѣ части. За то можно сказать, что въ знаменитой сценѣ банкета символически предоставлена ихъ будущая судьба: Лепидъ, добродушный миротворецъ, напивается до безчувств³я и его уносятъ, какъ никому ненужную вещь изъ общества властителей м³ра; Помпей, окруживш³й себя пиратами, пытается и среди пиратовъ остаться римляниномъ и этимъ подписываетъ свой собственный приговоръ. Оба они, сказалъ я только что, стоятъ на сторонѣ цезарева м³росозерцан³я, т. е. на точкѣ зрѣн³я трезвой и реальной политики; но они олицетворяютъ ее въ значительно болѣе слабой степени и легко поэтому затмеваются имъ. У Цезаря только одинъ равный ему по силѣ противникъ - это Маркъ Антон³й.

  

  

   Антон³я мы тоже уже знаемъ изъ "Юл³я Цезаря", даже гораздо лучше, чѣмъ его юнаго соперника; это тотъ, котораго диктаторъ противопоставляетъ угрюмому Касс³ю, какъ человѣка, "любящаго игры"; тотъ, который во время шумнаго римскаго карнавала - выражаясь по нашему,- превратившись изъ консула въ шаловливаго "луперка", трижды предложилъ диктатору царск³й вѣнецъ; тотъ, наконецъ, который послѣ его уб³йства выступилъ безподобнымъ актеромъ на подмосткахъ римской трибуны и съ помощью ген³альной трагед³и вырвалъ Римъ изъ рукъ республиканцевъ. Мы узнали его страсть къ призрачной жизни и къ блестящей мечтѣ, попирающей и порабощающей дѣйствительность; онъ любитъ обманъ, но не хитростью, a обаян³емъ: его покровитель - не лукавый Гермесъ, a Д³онисъ, владыка обманчивыхъ чаръ, свободный побѣдитель людскихъ сердецъ. Но это въ то же время тотъ, который во главѣ лег³оновъ двинулся подъ Филиппы, выставляя имя противъ идеи и приковывая къ этому имени надежды и любовь своего войска: его второй покровитель - тотъ, кто силой своей личности объединялъ рати, труженикъ-воинъ Гераклъ. Обоимъ старался онъ подражать, смотря по обстоятельствамъ жизни или по вдохновен³ю минуты. Онъ любилъ Фульв³ю, Октав³ю, Клеопатру, не говоря о другихъ, и съ гордостью сверхчеловѣка смотрѣлъ на юное племя, плодъ его явныхъ и тайныхъ браковъ, безпечно игравшее y его ногъ. "Такъ и его радоначальникъ, говаривалъ онъ (Плут. 36), былъ рожденъ Геракломъ, который не отъ одной только женщины требовалъ себѣ наслѣдниковъ, не опасаясь солоновыхъ законовъ и налагаемыхъ ими на незаконныхъ отцовъ взыскан³й, и предоставлялъ природѣ производить родоначальниковъ многихъ родовъ". A впрочемъ "характера былъ онъ прямодушнаго и, хотя медленно и съ трудомъ замѣчалъ свои прегрѣшен³я, но разъ ихъ замѣтивъ, сильно въ нихъ раскаивался и признавался передъ тѣми самыми, которые были имъ оскорблены. Въ наградахъ, какъ и въ наказан³яхъ, онъ не зналъ мѣры; но все же онъ чаще ее переступалъ въ ласкѣ, чѣмъ въ гнѣвѣ. Его же рѣзкость въ шуткахъ и насмѣшкахъ носила свое противояд³е въ себѣ самой: разрѣшалось отвѣчать насмѣшкой на насмѣшку и рѣзкостью на рѣзкость, и ему было не менѣе пр³ятно быть мишенью, чѣмъ авторомъ шутки. И этимъ онъ часто портилъ свои дѣла. Въ любителяхъ прямодушныхъ шутокъ онъ не подозрѣвалъ серьезныхъ льстецовъ и поэтому легко давалъ себя обманывать ихъ похвалами, не понимая, что нѣкоторые просто во избѣжан³е приторности приправляютъ лесть прямодуш³емъ. Вотъ та характеристика нашего героя, которую Шекспиръ имѣлъ передъ глазами (Плут. 24); читатель безъ труда замѣтитъ, какъ хорошо онъ ее иллюстрировалъ частностями въ его бесѣдахъ съ друзьями и приближенными. "Таковъ былъ Антон³й, продолжаетъ Плутархъ, когда его постигло самое рѣшительное несчастье его жизни - любовь къ Клеопатрѣ".

   Разрушительность этой любви объясняется тѣмъ, что она соотвѣтствовала самымъ кореннымъ, интимнымъ потребностямъ его души; та сверхземная, призрачная жизнь, та волшебная сказка, ради осуществлен³я которой онъ сталъ политикомъ на форумѣ и военачальникомъ подъ Филиппами - она предстала передъ нимъ вдругъ, готовая и осязуемая, въ лицѣ египетской царицы, Теперь все остальное показалось ему излишнимъ и ненужнымъ - несовершеннымъ оруд³емъ счастья, которое мы съ легкимъ сердцемъ бросаемъ, когда y насъ есть въ рукахъ болѣе подходящее. Тотъ "вѣнецъ трудовъ", который онъ добылъ себѣ, подобно своему родоначальнику Гераклу - онъ былъ теперь заброшенъ и забытъ, и его хозяинъ безпечно давалъ времени отрывать одинъ его листъ за другимъ. Фульв³я, Лепидъ, Помпей вели, сознательно или нѣтъ, его дѣло на западѣ; вмѣстѣ съ ними гибла и его слава. Итал³я ускользала изъ рукъ недавняго своего кумира - онъ благодушно пировалъ съ царицей и прочими товарищами "неподражаемой жизни" на берегахъ Нила. Онъ помнилъ время, когда этотъ Цезарь былъ его ученикомъ; онъ и понынѣ чувствовалъ себя много сильнѣе его и воображалъ, что стоитъ ему захотѣть - и прежн³я ихъ отношен³я возобновятся сами собою. Да, стоило только захотѣть: но именно эту способность захотѣть онъ съ каждымъ годомъ утрачивалъ. Незачѣмъ было: тотъ м³ръ, изъ-за котораго онъ спорилъ съ Цезаремъ, съ каждымъ годомъ терялъ свое значен³е для него; все было блѣдно и убого въ сравнен³и со сказкой, которая его окружала. A она была вѣрна ему... конечно, вѣрна! ради ея, вѣдь, онъ пожертвовалъ всѣмъ. Да, онъ то всѣмъ пожертвовалъ; но подлинно ли она была ему вѣрна? И вотъ иногда его точно встряхивало всего; герой превращался въ труса, великодушный человѣкъ-богъ въ жестокаго варвара - это было тогда, когда ему казалось, что его сказка ускользаетъ отъ него, что она оставляетъ его нагимъ и поруганнымъ, чтобы другимъ передать. вѣнецъ его трудовъ и утѣхъ. Такъ мы его видимъ при Акт³и, при Пелус³и, послѣ посѣщен³я Ѳирса; поклонникъ обманчивыхъ чаръ запутался въ сѣти обмановъ, сплетенной болѣе искусной рукой; послѣдн³й, самый жесток³й изъ всѣхъ, лишаетъ его жизни.

   И не онъ одинъ - всѣ товарищи "неподражаемой жизни" {Она распустила тотъ прежн³й кружокъ "неподражаемой жизни" (amimetoboi) и основала другой, не уступающ³й ему въ нѣгѣ, пышности и расточительности, который она назвала "кружкомъ товарищей въ смерти" (synapothanumenoi-commoriturl). Плутархь гл. 71. На имя перваго кружка намекаетъ Антон³й у Шекспира д. 1 сц. 1: "благородство жизни состоитъ въ томъ, чтобы поступать такъ ... a въ этомъ мы, знай это, м³ръ, подъ страхомъ наказан³я - неподражаемы" (peerless).}, всѣ, вкусивш³е сладкаго яда сказки, смертью искупили свое счастье. Ихъ было много, но одного поэтъ избралъ представителемъ всѣхъ, самаго веселаго и остроумнаго изъ ихъ среды - Домит³я Аэнобарба. Его трагед³я y Плутарха занимаетъ всего нѣсколько строкъ (гл. 63, передъ Акт³йскимъ сражен³емъ): "Онъ ласково обошелся и съ Домит³емъ, вопреки желан³ю Клеопатры. Страдая уже лихорадкой, этотъ человѣкъ сѣлъ въ небольшую шлюпку и перешелъ къ Цезарю; Антон³й былъ очень огорченъ его поступкомъ, но все же отослалъ ему все его имущество, вмѣстѣ съ его друзьями и слугами. Домит³й раскаялся, видя, что его невѣрность и предательство стали извѣстными Антон³ю, и вслѣдъ затѣмъ умеръ". Его-то Шекспиръ сдѣлалъ лучшимъ другомъ Антон³я, товарищемъ всѣхъ дней его жизни, кромѣ послѣднихъ. Мы видимъ, какъ онъ вначалѣ не менѣе своего полководца отдается безпечному весел³ю египетскихъ ночей; привыкши преломлять серьезные "аспекты жизни" въ игривой призмѣ своего добродушнаго юмора, онъ не чувствуетъ никакихъ угрызен³й совѣсти - онъ не прочь бы и долѣе остаться въ Александр³и, и только строгое внушен³е Антон³я (д. I, сц. 2: "довольно пустыхъ отвѣтовъ!") заставляетъ его вспомнить о реальной жизни. На трезвой итал³йской почвѣ въ немъ просыпается его римская душа: теперь онъ - воинъ, подчиненный своего обожаемаго полководца. Правда, юморъ и прямодуш³е не оставляютъ его и тутъ - мы видим