Шекспир Вильям - Гамлет, принц датский, Страница 15 - Книги

Слабеет с временем и свой теряет пыл.

Ведь время - даже для любви гасильник!

И все хорошее достоинство теряет

От времени. Что думаем мы делать,

Должны мы делать тотчас же. Иначе

Желание проходит. Ведь оно

Подвержено стольким же измененьям,

Сколь много рук и ртов мешать ему готовы,

А лишь изменится желание, - оно

Уж превращается в обязанность, которой

Нам исполнение - подобно частым вздохам

Усталой груди - хоть приносит облегченье,

Но тяжело ее нам все же исполненье!

Нет, рану надо свежею лечить,

Пока она еще не загноилась. Гамлет

Назад вернулся... Что же ты намерен

Теперь начать, чтоб показать себя

Достойным сыном своего отца,

И не на слове только, а на деле?

Лаэрт

Готов его я в церкви задушить!

Король

Да! это так! для мщенья нет святыни;

Его ничто удерживать не должно!..

Но, Лаэрт, моего послушайся совета!

Останься у себя спокойно дома. Гамлет,

Сюда прибыв, узнает твой приезд.

Я постараюсь выхвалять при нем

Твое искусство. Похвалы француза

Я увеличу во сто раз и тем

На состязанье вызову с тобою

Я Гамлета; побьюся об заклад,

Назначу приз. Он беззаботен, честен,

Великодушен. - В нем нет тени подозренья...

Он шпаг осматривать, наверное, не станет,

А ты при ловкости тогда сумеешь выбрать

Заостренную шпагу, а потом

Тебе легко уж будет дать удар

Взамен того, который он нанес

Полонию.

Лаэрт

Я так и поступлю!

Я больше сделаю! Я шпагу отравлю!

Я у алхимика купил ужасный яд...

Довольно обмочить в тот яд конец кинжала

И легкую царапину им сделать -

И ни одно лекарство не спасет

От смерти пораженного! Я шпагу

Тем ядом вымажу, чтоб даже легкой раны

Достаточно бы было для того,

Чтоб умертвить противника.

Король

Мы после

Еще поговорим об этом, и устроим

Наш план, и расположим наши средства

Прилично нашему намеренью. Когда

Нам не удастся замысл наш, то лучше

Совсем не начинать нам дела. Потому

Другое надобно еще придумать средство,

Чтоб, в случае нежданной неудачи,

Мы заменить могли б разбитое оружье...

Постой... Заклады мы назначим... Так!

Когда в жару сраженья пожелает

Он жажду утолить, - для этого ты должен

Его как можно больше утомить, -

Ему подать велю я кубок, приготовлю

Я сам напиток... выпей он хоть каплю,

То, если он и избежит удара,

Не избежит мгновенной смерти... Но постой!

Что там за шум?

(Входит королева.)

Что сделалось, Гертруда?

Королева

Одна беда другую нам сменяет.

Твоя сестра, Лаэрт, погибла, потонула!

Лаэрт

Как потонула! где?

Королева

В соседстве есть ручей,

На берегу его раскинулася ива

И синеватой зеленью своей

Как будто смотрится в кристальную волну;

Она пошла туда; с гирляндою крапивы,

Ранонкулов, махровых маргариток

И длинных тех цветов, которым пастухи

Такое дали неприличное названье,

Но скромные девицы их зовут

Обыкновенно "пальцем мертвеца".

В то самое мгновенье, как она

Старалась свой венок повесить на ветвях,

Та ветвь, на коей поместилась

Несчастная, - нежданно обломилась,

И вместе со своим цветущим грузом

Офелия упала в воду! Платье

Ее сначала на воде держало,

Как будто бы сирену, и она

Все продолжала петь отрывки старых песен,

Как будто не подозревая той беды,

Которая ей смертью угрожала,

Или как будто б родилась в воде.

Но не могло продлиться это долго,

И вскоре, отягченные водою,

Ее одежды песню ту прервали

И увлекли несчастную на дно.

Лаэрт

И так погибла, утонула!

Королева

Да! увы!

Лаэрт

Довольно для тебя, Офелия, воды!

Я слезы-воду удержу... Напрасные усилья.

Природа говорит сильнее размышленья,

И стыд не властен одолеть ее...

Так лейтесь же, непрошеные слезы,

И унесите вы своим потоком

Все, что осталось слабости во мне!

Простите, государь! Слова мои - огонь,

И страшно б было пожирающее пламя,

Когда б его слезами не тушить,

(Уходит.)

Король

Пойдем за ним, Гертруда. Сколько надо

Труда мне было усмирить его!

Боюся я, чтоб новое несчастье

Опять не разбудило раздраженья.

Скорей за ним.

(Уходят.)

ДЕЙСТВИЕ V

Сцена 1

Кладбище. Множество готических памятников с лежащими статуями, несколько сосновых деревьев между памятниками, вдали море, на первом плане начатая могила.

Лунная и светлая безоблачная ночь.

Входят два могильщика с лопатами на плечах.

1-й могильщик. Что ж? ее будут хоронить в освященной земле, хоть она и сама пошла навстречу смерти?

2-й могильщик. Ведь я ж тебе говорю, что да! Скорее за дело. Коронер осмотрел ее и решил, что следует хоронить по-христиански!

1-й могильщик. Постой, ведь она же добровольно утопилась.

2-й могильщик. Порешили, что нет, ну и конец!

1-й могильщик. Однако ж, по правде-то, ведь она все-таки добровольно утопилась, - кто ж ее толкал! Да оно, впрочем, иначе и быть не могло. Слушай-ка, я вот сейчас докажу... Если я топлюсь, значит, ведь топлю себя... ведь тут, очевидно, мое собственное действие,а всякое действие разделяется на три ветви: поступление, исполнение и завершение, следовательно - она утопилась добровольно.

2-й могильщик. Очень хорошо, да...

1-й могильщик. Постой! Вот здесь вода, ладно! Здесь человек, прекрасно! Если человек прет к воде и тонет, значит, он тут топит сам себя, то есть топится. Слышишь? Если же напротив, вода прет на него и его топит, так, значит, тут уже он не сам топится, то есть топит себя. Ergo: кто не причинил себе смерти, тот не сократил добровольно своей жизни!.. Ясно?

2-й могильщик. И в законе так?

1-й могильщик. Слово в слово, спроси у коронера!

2-й могильщик. А знаешь что, брат? Ведь не будь покойница дворянка, ее бы не похоронили по-христиански!

1-й могильщик. Правда, малый, правда!.. А ведь это неладно, как хочешь, что дворянам и топиться и вешаться даже вольготнее, чем нам, грешным. Давай-ка лопату! Нет стариннее дворян,как садовники, землекопы и могильщики, это ведь ремесло Адама.

2-й могильщик. Да разве Адам-то дворянин был?

1-й могильщик. Эка голова! Да откуда же дворяне взялись; все-от этого самого Адама, значит, и он был дворянин!.. Слушай-ка, что я тебя спрошу; когда не сумеешь ответить, так сознайся, что ты дрянь.

2-й могильщик. Ну!

1-й могильщик. Кто строит прочнее, чем каменщик, корабельщик и плотник?

2-й могильщик. Строитель виселиц; его постройки переживают тысячи жильцов.

1-й могильщик. Молодец! Ей-богу, молодец! Виселица тут очень кстати, но кому кстати? - Тому, кто грешит, а так как ты грешишь, говоря, что виселица прочнее церкви, следовательно, виселица очень кстати - тебе. Ну-ка, покопайся еще, а?

2-й могильщик. Кто строит прочнее каменщика, корабельщика и плотника!

1-й могильщик. Ну... дурень!

2-й могильщик. А, знаю, земляк, знаю!

1-й могильщик. Ну!

2-й могильщик (подумав). Нет, брат, не знаю!

(Гамлет и Горацио показываются на берегу.)

1-й могильщик. Не ломай башки, ничего не выжмешь. А коли кто тебя спросит, отвечай - могильщик. Его работа до Страшного суда продержится! Сбегай-ка к Йогану, принеси мне стакан водки...

(Второй могильщик уходит.)

(Роет землю и поет.)

Был я парнем молодым,

Волочился смело.

Постарел - и вот, как дым,

Смелость улетела!

Гамлет. Бездельник, кажется, не понимает, что делает: петь - копая могилу!

Горацио. Привычка!

Гамлет. Правда, рабочая рука нечувствительна!

1-й могильщик

(поет)

Старость-дьявол верх взяла,

Холод в жилы влила,

Прыть проворно уняла,

Удаль подкосила!

(Вырывает череп.)

Гамлет. Было время, когда и у этой головы был язык и она тоже пела, а теперь этот негодяй швыряет ее, как будто бы это был череп Каина, первого человекоубийцы. Этот череп, с которым болван обходится так бесцеремонно, был, может быть, черепом великого политика, думавшего, что он в состоянии обмануть самого Бога, не правда ли?

Горацио. Очень может быть, ваше высочество!

Гамлет. Или черепом придворного, умевшего отлично говорить: "Честь имею кланяться, как ваше здоровье?.." Может быть, он сидел на плечах господина такого-то, который хвалил лошадь господина такого-то, с тем чтоб выпросить ее!.. Ведь так?

Горацио. Да, принц.

Гамлет. И вот теперь - он достояние господ червей; на нем нет ни мяса, ни кожи, и мерзавец могильщик лупит его по морде лопатой. Странная перемена! Да беда в том, что мы обыкновенно ее не чувствуем... Теперь этими костями играют, как кеглями, будто их создание ничего не стоило. Ух! у меня болят кости при одной мысли об этом.

Могильщик

(поет)

Заступ да могила,

Саван потеплей,

Шесть досок сосновых -

Вот приют людей.

(Вырывает другой череп.)

Гамлет. Вот и еще череп! Кто знает, может быть, он принадлежал мудрому законодателю? Где теперь все его юридические тонкости, его крючки и закорючки, его отношения, определения, постановления? Как позволяет он этому негодяю колотить себя лопатой по голове? Отчего он не затеет с ним уголовного процесса? Или, может быть, он был землевладельцем, - где тогда его грамоты, оброчные статьи, залоги, привилегии и договоры? Здесь заложен он сам - в землю, и имеет привилегию - видеть свою голову, посыпанную прахом и землею. Как? неужели все его закупки, столь верные, скрепленные такими длинными купчими крепостями, укрепили за ним только это пространство земли, которое и все-то можно закрыть пергаментными листами этих купчих. В его гробе не поместились бы все бумаги по владению принад лежащих ему земель, а сам владелец в нем удобно поместился... Ведь странно, не правда ли?

Горацио. Да, принц!

Гамлет. Ведь пергамент делается из бараньей кожи, кажется?

Горацио. Да, принц, и из телячьей также.

Гамлет. Бараны же и телята - те, которые верят в состоятельность подобных документов! Поговорю с этим бездельником. - Чья эта могила, приятель?

Могильщик. Моя, сударь!

Шесть досок сосновых,

Вот приют людей!

Гамлет. Знаю, что покуда она твоя, потому что ты ее роешь и в ней стоишь.

Могильщик. Вы не в могиле, значит, она и не ваша, а я в могиле - значит, она моя, хоть и не для меня вырыта.

Гамлет. Лжешь, могила назначается для мертвеца, а не для живого человека!

Могильщик. Больно живо уж вы "лжешь" говорите, сейчас видно, что вам в могилу-то не хочется: я, дескать, живой человек!

Гамлет. Для какого человека роешь ты эту могилу?

Могильщик. Да ни для какого; она не для человека.

Гамлет. Ну, так для женщины...

Могильщик. И не для женщины!

Гамлет. Так для кого же?

Могильщик. Для той, что была женщиной, а теперь, Господи помяни ее душу, стала трупом!

Гамлет. Как этот негодяй любит точность; с ним нужно осторожно говорить, чтоб не сбиться с толку. Черт возьми, Горацио, вот уже три года как я стал замечать, что свет пошел совсем наоборот и крестьянин идет за придворным так близко, что его носок царапает пятку последнего. - Давно ли ты могильщиком?

Могильщик. Давно, барин, с того самого дня, как покойный король Гамлет победил Фортинбраса.

Гамлет. А давно это было?

Могильщик. Будто вы не знаете? Это вам и дурак скажет! В этот же день родился молодой Гамлет, что теперь сошел с ума и послан в Англию.

Гамлет. Вот как, а зачем его в Англию послали?

Могильщик. Да верно за умом; найдет его там - ладно, не найдет - невелика беда.

Гамлет. Почему же не беда?

Могильщик. Да там не заметят, что он полоумный, там они все такие!

Гамлет. А как он помешался?

Могильщик. Да толкуют, что больно странно!

Гамлет. Да как же именно?

Могильщик. Взял да и сошел с ума.

Гамлет. Да на чем же?

Могильщик. Должно быть, на земле, на датской земле, на которой я уж тридцать лет могильщиком!

Гамлет. Долго ли может пролежать человек в земле?

Могильщик. Да коли заживо еще не сгнил от одной окаянной болезни, так пролежит восемь и девять лет. Кожевник пролежит девять лет.

Гамлет. Отчего же он дольше другого?

Могильщик. Да он при жизни всё кожи дубит, ну и свою до того продубит, что ее долго сырость не проймет. А ведь для этих окаянных трупов сырость всего вреднее. Видите вон этот череп, он уже двадцать три года в земле.

Гамлет. А чей он?

Могильщик. Одного чудака. Чей бы, вы думали?

Гамлет. Да я-то почем знаю?

1-й могильщик. Провал бы его взял, окаянного, он раз вылил мне на голову целую бутылку рейнвейна. Это, сударь, череп Йорика, царского шута.

Гамлет. Этот самый?

Могильщик. Этот самый!

Гамлет (подымает череп). Дай его сюда. Увы, бедняжка Йорик!.. Я знал его, Горацио! Это был неистощимый источник острот, полное и богатое воображение! Сколько раз носил он меня на своих плечах... и теперь при воспоминании об этом у меня разрывается сердце! Здесь вот были губы, которые я столько раз целовал!.. Где теперь твои шутки, твои выходки, твои песни? Где эти порывы сумасшедшей веселости, от которых надрывались со смеху все присутствующие? Что ж ты не смеешься над гримасой, которую скорчил? Где твои полные, румяные щеки?.. Ну-ка, поди теперь в этом виде в спальню одной из наших модных красавиц, скажи ей, что, как бы она ни белилась, сколько бы ни румянилась, а все-таки придет день, когда и у нее будет такое же лицо. Скажи, пожалуйста, Горацио...

Горацио. Что такое, принц?

Гамлет. Как ты думаешь, Александр Великий после смерти также имел такую рожу?

Горацио. Разумеется.

Гамлет. И вонял так же скверно? Тьфу!

(Бросает череп.)

Горацио. Конечно, ваше высочество.

Гамлет. Как подумаешь, для какого грубого употребления мы, может быть, назначаемся! Кто знает, Горацио, если проследить ряд превращений знаменитого праха Александра, может быть, окажется, что прах этот пошел на стенную замазку!

Горацио. Это довольно бы трудно было доказать, принц.

Гамлет. Отчего же? Вовсе не трудно! Тут не нужно невозможных предположений; до этого заключения можно дойти очень просто. Смотри, вот, например, так. Александр умер, Александра похоронили, Александр обратился в прах, то есть в пыль, пыль - земля, из земли добывают глину; а что же мешает, чтоб из этой глины, последнего превращения Александрова праха, не сделали замазку для пивной бочки?

Великий кесарь, обратившись в прах,

Замазкой служит на стенах,

И глина, древле что вселенну украшала,

Теперь защитою от ветра людям стала.

Но тише, вот король, уйдем скорей подалей!

(Входит процессия. Священники несут гроб Офелии; за ними идут Лаэрт и

погребальный ход, потом король, королева и свита.)

И королева тоже?.. И весь двор!

Кого это они хоронят ночью

С неполным торжеством? Наверное, покойник

Себя лишил сам добровольно жизни.

Он должен быть из знатных. Подойдем