Шекспир Вильям - Гамлет, принц датский

  Гамлет. Несносный старый дурак!

  

  

  (Входят Гильденстерн и Розенкранц.)

  Полоний. Вы ищете принца Гамлета, он здесь.

  Розенкранц. Благодарю вас, сударь.

  

  

  

   (Полоний уходит.)

  Гильденстерн. Ваше высочество...

  Розенкранц. Принц?..

  Гамлет. А! мои добрые, мои дорогие друзья! Ну что, как вы поживаете, ты, Гильденстерн, и ты, Розенкранц? Милые мои, как идут ваши дела?

  Розенкранц. Так себе, принц, не слишком хорошо и не очень дурно.

  Гильденстерн. Счастие, благодаря Бога, не удручает нас своими дарами. Место наше - не совсем на вершине шляпы Фортуны.

  Розенкранц. Но и не под подошвой ее.

  Гамлет. Значит, в середине, на высоте пояса, т. е. в средоточии ее милостей? Место хорошее!

  Гильденстерн. Да, она с нами не церемонится.

  Гамлет. Так вы оба с ней в близких отношениях? Впрочем, это неудивительно, ведь она женщина легкого поведения... Ну, что нового?

  Розенкранц. Да ничего, принц, разве только что свет сделался лучше.

  Гамлет. Вот как! - ну, значит, светопреставление недалеко! Но только новость ваша - вздор... Однако, позвольте вас спросить кой о чем, более близком собственно к вам... Скажите-ка мне, друзья, что вы сделали вашей любовнице Фортуне, что она послала вас в тюрьму?

  Гильденстерн. В тюрьму, ваше высочество?

  Гамлет. А как же? ведь Дания - тюрьма.

  Розенкранц. Эдак и весь свет - тюрьма.

  Гамлет. Разумеется, да еще какая огромная, сколько в ней отдельных флигелей, дворов и казематов... А хуже всех - Дания.

  Розенкранц. Мы не согласны с этим.

  Гамлет. Ну, так для вас, конечно, Дания не тюрьма! Ведь добро и зло существуют только относительно наших вкусов. Что хорошо для вас - худо для меня. Для меня Дания - тюрьма!

  Розенкранц. Тут ваше честолюбие виновато, оно делает для вас из Дании тюрьму; вашей душе в ней слишком тесно.

  Гамлет. Господи! Да я весь и с душою помещусь в ореховой скорлупе и буду считать себя владыкою всего света... Да вот беда, меня иногда одолевают черные мечты!

  Гильденстерн. Эти-то мечты и составляют сущность честолюбия, потому что все существование честолюбивого человека - это тень мечты.

  Гамлет. Да ведь самая мечта - только тень!

  Розенкранц. Правда ваша, но, по-моему, честолюбие до того призрачно, что оно - тень тени.

  Гамлет. Следовательно, наши нищие - тела вещественные, а наши короли, наши славолюбивые герои - только их тени?.. Пойдемте-ка лучше ко двору, потому что, откровенно говоря, я вовсе не расположен сегодня к отвлеченным умствованиям.

  Розенкранц и Гильденстерн. Мы готовы к услугам вашим...

  Гамлет. Ради Бога, без услуг! Я не хочу смешивать вас с теми, которые мне служат, - потому что, говоря откровенно, - мне отвратительно служат. Но скажите по правде и дружбе, зачем вы приехали в Эльсинор?

  Розенкранц. Повидаться с вами, ваше высочество, другой причины нет.

  Гамлет. Я так беден, что у меня даже слов благодарности не хватает, но все-таки - благодарю вас и прошу верить, что эта благодарность хоть на одну полпенни, а все-таки превышает цену, которой заслуживает ваша дружба ко мне... Только не посылали ли за вами? Сами ли вы вздумали приехать, по собственному ли побуждению?.. Ну же!.. Будьте откровенны со мною, отвечайте.

  Гильденстерн. Как же прикажете отвечать вам, принц?

  Гамлет. Как угодно, но только, разумеется, на мой вопрос... За вами посылали! я это вижу по вашим лицам; вы не умеете притворяться как следует.... Я знаю, я уверен, что наш добрый король и наша добродетельная королева посылали за вами.

  Розенкранц. Но с какою целью, принц?

  Гамлет. Это уж вы должны мне сказать... Заклинаю вас именем нашей дружбы, нашей симпатии, правами долголетних отношений наших, всеми заклятиями, которые в состоянии выдумать оратор более искусный, чем я, - будьте откровенны... посылали за вами?

  Розенкранц (тихо Гильденстерну). Что тут отвечать?

  Гамлет (в сторону). Я не спускаю с них глаз! (Громко.) Коли любите меня - отвечайте же!

  Гильденстерн. Принц, за нами действительно посылали.

  Гамлет. А я вам даже скажу - зачем - и предупрежу этим ваше признание. Таким образом, тайна, которую вы обещали хранить королю и королеве, нимало не нарушится... С некоторых пор я, сам не знаю отчего, потерял всю прежнюю веселость, отказался от всякого движения и чувствую в душе такую страшную тоску, что чудное создание творца, называемое землею, кажется мне бесплодным холмом, великолепный навес, называемый небом, эта роскошная твердь, которая висит над нашими головами величественным куполом, усеянным блестящим золотом бесчисленных звезд, кажется мне каким-то зловонным скопищем заразительных паров. Ведь уж чего, кажется, лучше человека - этого совершенного произведения природы, - как высок полет его ума, как безграничны его способности, как величественен и гармонически хорош его образ! Как близко подходит он по своим действиям к бестелесным ангелам, по уму - к самому Богу! Он венец творения, он царь всего живущего! А между тем, что он в моих глазах? - Квинтэссенция праха и пыли!.. Нет; я не могу любить человека вообще... да и женщину тоже, хотя ваша улыбка и хочет, кажется, сказать противное.

  Розенкранц. Ваше высочество, подобная мысль и в голову нам не приходила.

  Гамлет. Чего же вы смеялись, когда я сказал, что не могу любить человека?

  Розенкранц. Я думал в это время о том, что если вы не любите человека вообще, то плохо примете актеров, которых мы встретили на дороге и которые едут сюда предложить вам свои услуги.

  Гамлет. Отчего же? нет! Занимающий роли королей будет принят превосходно! Его величество получит от меня должную дань почтения. Странствующий рыцарь может вволю упражняться своим тупым мечом и картонным щитом. Играющий любовников не будет вздыхать понапрасну, комик спокойно кончит свою роль, а шут заставит смеяться самых серьезных людей... Наконец, первая любовница будет коверкать как ей угодно белые стихи драмы, лишь бы хорошо выражала любовь свою. Какие это актеры?

  Розенкранц. Те самые, которых вы прежде так любили, городские актеры.

  Гамлет. Зачем же это они пустились странствовать? Постоянное место жительства и почтеннее и почетнее для репутации труппы.

  Розенкранц. Кажется, последние нововведения помешали им оставаться на месте.

  Гамлет. А что, они по-прежнему в славе? Театр их по-прежнему полон?

  Розенкранц. Далеко нет!

  Гамлет. Это почему? или они испортились, изменились?

  Розенкранц. Вовсе нет, они усердны по-прежнему, но надо вам сказать, принц, что в городе к ним явилось целое гнездо едва вылупившихся из скорлупы птенцов, которые в самом простом разговоре кричат изо всей силы и которым за это аплодируют до упаду. Они вошли в моду и так отбили публику от обыкновенных актеров, как они их называют, что многие из носящих шпаги, боясь острия гусиного пера, не смеют появляться в прежний театр.

  Гамлет. Как? Они дети? Кто же содержит труппы, кто им платит? Намерены ли они заниматься своим искусством только до тех пор, пока сохранят свои звонкие голоса?.. А что, если со временем они сделаются обыкновенными актерами, что очень вероятно, ведь они, пожалуй, недобрым словом помянут писателей, которые теперь портят им будущность!

  Розенкранц. Много было хлопот и с той и с другой стороны, а публика еще их подстрекает. Было время, что и выручки не жди, если поэт и актеры не подерутся на сцене.

  Гамлет. Неужто?

  Гильденстерн. Да, свалок было немало.

  Гамлет. И дети победили?

  Розенкранц. Победили и теперь. Геркулес и его шар в их руках.

  Гамлет. Неудивительно! С тех пор как мой дядя стал королем, те, кто прежде и смотреть на него не хотели, платят за его миниатюрный портрет по двадцати, сорока, пятидесяти и даже по сто червонцев. Клянусь честью, тут есть что-то сверхъестественное, и философии следовало заняться отысканием причин подобных явлений.

  

  

  

  (Слышен трубный звук.)

  Гильденстерн. Вот и актеры!

  Гамлет. Ваши руки, товарищи! Вы дорогие гости в Эльсиноре... Ну же!.. О приеме судят по учтивостям, которые его сопровождают, так дайте же мне исполнить этот долг хозяина, а то, пожалуй, видя ласковый прием, который я сделаю актерам, вы будете еще в праве сказать, что я принял их лучше, чем вас. Еще раз повторяю: добро пожаловать, дорогие мои гости!.. А ведь все-таки мой дядя-отчим и мать-тетка сильно обманулись.

  Гильденстерн. В чем, ваше высочество?

  Гамлет. Я бываю помешан только при ветре с норд-норд-веста, а когда он дует с зюйда, я еще отличу ястреба от аиста.

  

  

  

   (Входит Полоний.)

  Полоний. Здравствуйте, господа!

  Гамлет. Слушай, Гильденстерн, и ты, Розенкранц, сметливому человеку и одним ухом слышать довольно. Этот старый младенец еще не вышел из пеленок.

  Розенкранц. Может быть, снова попал в них. Ведь говорят же, что старость - второе детство.

  Гамлет. Хоть пари держать, он пришел объявить о приезде актеров! - Правда, правда, это было именно в понедельник утром!

  Полоний. Я пришел сказать вам новость, принц.

  Гамлет. Я тоже хочу сказать вам новость, велемудрый Полоний.

  

  

  "В то время Росций был актером в Риме!"

  Полоний. Именно, актеры приехали сюда, принц.

  Гамлет. Ой ли?

  Полоний. Клянусь честью!

  Гамлет. "Всяк актер на седле, на ушастом осле?"

  Полоний. Да какие актеры, принц! Лучшие из всех актеров в свете: для трагедии, комедии, исторической драмы, идиллии комической, идиллии исторической, трагедии исторической, идиллии трагико-комико-исторической, с единством времени и места и без единства. Для них по руке и мрачный Сенека, и веселый Плавт, что же касается до слога и свободы изъяснения, нет им равных!

  

  

  

  

  Гамлет

  

  

  "О Иеффай, израильский судья,

  

  

  Какое ты сокровище имел!"

  Полоний. А какое же сокровище, принц?

  Гамлет. Да!

  

  

  "Он дочь прекрасную, единую имел

  

  

  И к ней любовию неслыханной горел".

  Полоний (в сторону). Опять о моей дочери!

  Гамлет. Так, что ли, старый Иеффай?

  Полоний. Вы, вероятно, называете меня этим именем потому, что у меня есть дочь, которую я люблю всей душой?

  Гамлет. Вывод не верен! Одно из другого не следует.

  Полоний. Так что же следует-то, принц?

  Гамлет. А вот что!

  

  

  "Был странный случай,

  

  

  Что вдруг, невзначай..." Далее вы знаете:

  

  

  "Случилось так,

  

  

  Как думал всяк!" А остальное найдете в первой части песни, продолжать, как видите, некогда...

  

  

  

   (Входят актеры.) Милости просим, господа, милости просим! Я рад видеть, что вы все здоровы. Милости просим, друзья! О-го-го, старый приятель, какую ты бороду отпустил, уж не хочешь ли меня перещеголять? А! и вы здесь, госпожа первая любовница! Клянусь небом, ты в это время вырос на целый каблук. Дай Бог, чтоб голос твой от слишком частого употребления не сделался похож на звук потертой монеты! Господа, вы приехали сюда как нельзя более кстати, и мы, подобно французским сокольничим, примемся за первую попавшуюся добычу. Ну-ка! давайте образчик вашего искусства... поскорей чувствительный монолог!

  Первый актер. Какой прикажете, принц?

  Гамлет. Я слышал раз, как ты декламировал отрывок, который, кажется, вовсе и не попал на сцену, а если и попал, то был игран только один раз, так как, если я не ошибаюсь, пьеса была не по вкусу публике; она была для толпы икрою, вкус которой знают только гастрономы. Но по моему мнению и по мнению людей, более меня сведущих в искусстве, это была прекрасная пьеса, хорошо сочиненная и написанная со вкусом. Помниться общий голос был, что стихи слишком холодны при пустоте содержания, что, впрочем, слог безукоризненно-натурален, но что, несмотря на это, пьеса написана просто и правильно, полна истины и прелести, без всяких претензий. Там был один отрывок, который я особенно любил, - это рассказ Энея Дидоне и, между прочим, то место, в котором он рассказывает об убийстве Приама. Если ты его не забыл, то начни вот с какого стиха... Постой... дай вспомнить!

  

  

  Свирепый Пирр, Гирканский лютый тигр...

  

  

  Нет, не то!.. а начинается с Пирра. Да!

  

  

  Свирепый Пирр, в своем доспехе черном,

  

  

  Жестоким замыслам его во всем подобном

  

  

  И, как они, сокрытый ото дня

  

  

  В глубоких недрах страшного коня,

  

  

  Теперь еще ужаснее явился.

  

  

  Троянской кровию доспех его покрылся,

  

  

  Той кровью, что пролил в убийствах он ужасных,

  

  

  То - старцев кровь и жен, детей и дев несчастных!

  

  

  Грядет он посреди развалин и огня

  

  

  Несчастной Трои, днесь погибшей от огня...

  

  

  То пламя осветит Приамово убийство:

  

  

  По стогнам рыщет Пирр, хмелен от кровопийства,

  

  

  И взор его горит, в себе соединя

  

  

  Огнь гнева с заревом пожарного огня.

  

  

  Приама ищет он, согбенного годами...

  

  

  Продолжай!

  Полоний. Да как же вы хорошо читаете, принц, с чувством, с выражением!

  

  

  

   Первый актер

  

  

  И вот нашел его; дрожащими руками

  

  

  Подъял Приам свой меч, но снова меч упал;

  

  

  С годами силу царь и мощь всю потерял!

  

  

  К нему стремится Пирр; один копья размах

  

  

  Несчастного царя низвергнул быстро в прах.

  

  

  Приам почувствовал удар сей, зданья града

  

  

  Обрушились - и стен повергнулась громада.

  

  

  При громе том удар свой Пирр остановил,

  

  

  И, руку занеся, недвижим он пребыл,

  

  

  Подобно статуе злодея неподвижной;

  

  

  Уста отверстые, объятый непостижной

  

  

  И новой жалостью. Так бури начинанью

  

  

  Всегда предшествует могильное молчанье...

  

  

  Недвижим воздух, ветер замолчал,

  

  

  И смертный сон окрестность всю объял.

  

  

  Но скоро грянет гром и молнии заблещут,

  

  

  И люди от него в испуге затрепещут!

  

  

  Подобно этому, Пирр встрепенулся вновь,

  

  

  И снова под мечом его струится кровь.

  

  

  Циклоп, броню куя для Марса, не страшней

  

  

  Железо молотом разил, чем сей злодей

  

  

  Разит Приама... Будь ты проклята, судьба!

  

  

  Изменница, коварная раба

  

  

  Людей, им счастия удачу посылая

  

  

  Не по заслугам. О развратница ты злая!

  

  

  О Боги, нагло как она смеется вами!

  

  

  Освободите же, мы молим со слезами,

  

  

  От власти вы ее столь гибельной людей,

  

  

  Разбейте спицы колеса у ней

  

  

  И бросьте в ад разломанные спицы!

  Полоний. Это слишком длинно.

  Гамлет. Как и борода твоя, для сокращения и то и другое не мешало бы отправить к цирюльнику. (Актеру.) Продолжай, пожалуйста; ему ведь подавай или шутовской балет, или непристойную сцену, иначе он заснет. Продолжай!.. О Гекубе теперь.

  

  

  

   Первый актер

  

  

  Кто видел бедствия растрепанной царицы...

  Гамлет. Растрепанная царица!

  Полоний. Превосходно! "растрепанная царица" - о-очень хорошо!

  

  

  

   Первый актер

  

  

  Лиющей токи слез, испуганной, босой,

  

  

  Едва прикрытой лишь одеждою ночной, -

  

  

  Как он ни будь жесток, холоден и бездушен

  

  

  И к горестям чужим и скорби равнодушен,

  

  

  Тот проклял бы сто раз Фортуны злой деянье...

  

  

  И боги самые, когда бы их вниманье

  

  

  С небес Гекубы вопль и слезы привлекли,

  

  

  Коль только горести доступны им земли,

  

  

  К ней жалость страшную б наверно ощутили

  

  

  И очи бы свои слезами омочили!..

  Полоний. Посмотрите, однако, он переменился в лице, у него на глазах слезы. - Перестань, пожалуйста!

  Гамлет. Хорошо! доскажешь после. (Полонию.) Полоний, позаботься, пожалуйста, чтоб актеров хорошо приняли и дали им приличное помещение и содержание, понимаешь? Чтоб всего было вдоволь! потому что они - сокращенная и живая летопись нашего времени, и лучше по смерти иметь дурную эпитафию, чем попасть им при жизни на зубок.

  Полоний. Принц, я приму их по достоинству.

  Гамлет. Выше их достоинства, мой друг, гораздо выше... Если б обходиться с каждым по его достоинству, то кто бы ушел от плетей? Обойдись с ними так, как требует этого твой сан и твое достоинство, и чем менее они будут заслуживать твою благосклонность, тем более будет она иметь цену. Ступай же с ними!

  Полоний. Пойдемте, господа!

  Гамлет. Идите за ним! Завтра мы дадим представление. (Полоний уходит с актерами, исключая одного, которому Гамлет сделал знак

  

  

  

  

  остаться.)

  Гамлет (оставшемуся актеру). Скажи мне, старый товарищ, можете вы сыграть "Убийство Гонзаго"?

  Первый актер. Можем, ваше высочество.

  Гамлет. Вы сыграете его нам завтра. А можешь ты выучить двенадцать или шестнадцать строк, которые я вставлю в текст? Можешь?

  Первый актер. Могу, государь.

  Гамлет. Прекрасно, иди же за этим вельможей, да не очень смейся над ним!

  

  

  

   (Актер уходит.) Друзья, я расстаюсь с вами до вечера и еще раз говорю - добро пожаловать в Эльсинор!

  Розенкранц (кланяясь). Принц...

  Гамлет. А теперь прощайте!

  

  

  (Гильденстерн и Розенкранц уходят.)

  

  

  Ну, слава Богу! наконец-то я один.

  

  

  Какой я жалкий и ничтожный человек!..

  

  

  Подумать даже страшно, что актер

  

  

  В комедии, написанной другим,

  

  

  В изображенье вымышленной скорби

  

  

  Достигнуть мог того, чтоб слиться

  

  

  Душой с изображаемым им чувством

  

  

  И голос свой заставить прерываться,

  

  

  Всем существом своим с тем вымыслом сливаться...

  

  

  И все из-за чего? - Из-за Гекубы!.. Что же

  

  

  Ему Гекуба или он Гекубе,

  

  

  Что, вспоминая об ее бедах,

  

  

  Он слезы льет и сердце надрывает?..

  

  

  И что б он сделал, если б на моем

  

  

  Он месте был и столько же имел

  

  

  Причин, как я, к страданию? Слезами

  

  

  Он сцену б затопил, и зрителей бы слух

  

  

  Он воплями своими устрашил бы.

  

  

  От воплей тех виновный бы смутился,

  

  

  Невинный самый испугался б, и смятенье

  

  

  К непонимающим закралось бы в сердца.

  

  

  А зрение и слух в основах потряслись

  

  

  У всех без исключения... А я?..

  

  

  О медленность проклятая! О мерзость!

  

  

  О низкая душа! Я остаюсь спокоен

  

  

  В бездействии и колебанье гнусном;

  

  

  Я равнодушен к собственной обиде,

  

  

  И ничего не смею я сказать

  

  

  В защиту короля, утратившего трон

  

  

  И жизнь путем подлейшего убийства.

  

  

  Подлец! подлец!.. Кто назовет меня

  

  

  Бесчестным трусом? Кто меня в лицо

  

  

  Ударит? Бороду мне вырвет и в глаза

  

  

  Ее мне бросит? Кто меня возьмет

  

  

  Рукою за нос? Скажет мне отважно,

  

  

  Что я солгал, и кровную обиду

  

  

  Заставит проглотить спокойно?.. Выходите!..

  

  

  Я все снесу! Я кротче голубицы...

  

  

  Я всякую снесу обиду!.. Да!.. должно быть!

  

  

  Иначе бы давно я коршунов кормил

  

  

  Зловонным трупом короля-мерзавца...

  

  

  Да! он мерзавец! гнусный, кровожадный,

  

  

  Соединяющий разврат с изменой!..

  

  

  О боже, как я глуп и жалок! Как прилично

  

  

  Мне - сыну умерщвленного отца,

  

  

  Мне, вызванному к мести самым небом

  

  

  И адом вместе, облегчать мой гнев

  

  

  Словами бранными, ругаться и кричать,

  

  

  Хмельной распутнице себя уподобляя...

  

  

  Да, стыдно, стыдно!.. Нет! подумать надо!

  

  

  (После нескольких минут молчания.)

  

  

  Да! это так! Я слышал, что преступник,

  

  

  Присутствуя при пьесе театральной,

  

  

  Похожей на свершенное им дело,

  

  

  Нередко поражается невольно

  

  

  Играемою сценой, и тотчас же

  

  

  При всех он открывает свой проступок.

  

  

  Убийство немо, но чудесной силой

  

  

  Судьбы оно само себе и изменяет

  

  

  И говорить невольно начинает...

  

  

  Я сделаю вот как!.. Актеры перед дядей

  

  

  Сыграют пьесу, схожую с убийством

  

  

  Отца... А я... я буду наблюдать

  

  

  Его черты; я доберусь до правды!..

  

  

  И если он смутится... Горе!.. Горе

  

  

  Ему! я буду знать, что делать мне тогда.

  

  

  Быть может, тень, которую я видел,

  

  

  Была лукавого искусным наважденьем...

  

  

  Ведь демон может нам являться в виде

  

  

  Любимого предмета... Он всесилен

  

  

  Над грустною душою, и - кто знает,

  

  

  Быть может, он меня повергнул в искушенье

  

  

  И слабостью моей воспользоваться хочет

  

  

  И горестью, чтоб погубить мне душу...

  

  

  Нет! Я хочу вернее убедиться,

  

  

  И представление ловушкой будет тайной,

  

  

  В которую поймаю я злодея.

  

  

  

  

  (Уходит.)

  

  

  

   ДЕЙСТВИЕ III

  

  

  

  

  Сцена 1

  

  

  

   Зала во дворце.

  

  Та же декорация, что во второй сцене второго акта.

  Входят король, королева, Полоний, Офелия, Гильденстерн и Розенкранц.

  

  

  

  

  Король

  

  

  Вы в разговорах с ним не замечали вовсе

  

  

  Причины помешательства, которым

  

  

  Внезапно мир его спокойных дней

  

  

  Нарушился?

  

  

  

  

  Розенкранц

  

  

  

   Он сознает открыто,

  

  

  Что чувствует безумие свое,

  

  

  Но о причинах никогда ни слова,

  

  

  Хоть мы добиться их не раз уже старались.

  

  

  

   Гильденстерн

  

  

  Он, кажется, не хочет нам позволить

  

  

  Проникнуть в тайну сердца своего;

  

  

  В безумии его как будто есть и ловкость,

  

  

  И каждый раз, как мы к нему приступим

  

  

  С попытками признания добиться

  

  

  О состоянии его, он тотчас

  

  

  Становится к нам крайне недоверчив.

  

  

  

  

  Королева

  

  

  Но хорошо он принял вас?

  

  

  

  

  Розенкранц

  

  

  

  

  

   Прекрасно.

  

  

  Со всей учтивостию светской и приветом.

  

  

  

   Гильденстерн

  

  

  Но с принужденностью, нам слишком очевидной.

  

  

  

  

  Розенкранц

  

  

  Он мало спрашивал, но тотчас отвечал,

  

  

  И без малейшего стесненья.

  

  

  

  

  Королева

  

  

  

  

  

   А пытались

  

  

  Вы развлекать его и втягивать в забавы?

  

  

  

  

  Розенкранц

  

  

  Мы, государыня, случайно повстречались