Дьяконов Михаил Александрович - Очерки общественного и государственного строя Древней Руси

быть предъявлены притязания Изяславичами, Святославичами и Всеволодовичами. Перед смертью Всеволод вызвал в Киев сыновей Владимира и Ростислава. Находясь в Киеве, Владимир Мономах оказался в более выгодном положении, однако не решался занять киевский стол. Он сказал: "аще сяду на столь отца своего, то имамъ рать съ Святополкомъ взяти, яко есть столъ преже отца его былъ", и послал за Святополком, а сам пошел в Чернигов, брат же его Ростислав - в Переяславль (Лавр. лет. 1093 г.). Но на Чернигов имел такое же право, как Святополк на Киев, Олег, который и явился с половцами добывать Чернигов под Владимиром. Мономах сначала затворился в городе, но скоро уступил его Олегу и ушел "на столъ отень Переяславлю". На Любечском съезде князья заключили ряд, в силу которого столы распределены по отчинам: "кождо да держить отчину свою: Святополкъ Кыевъ Изяславлю, Володимерь Всеволожю, Давыдъ и Олегь и Ярославъ Святославлю" (Там же. 1097 г.). Но этот договор не устранил притязаний на Киев ни Мономаха с его потомством, ни Ольговичей черниговских. В конце XII века Мономаховичи предъявили Ольговичам требование: "како вы не искати отцины нашея, Кыева и Смоленьска, подъ нами, и подъ нашими детми, и подо всимъ нашимъ Володимеримь племенемь: како насъ розделилъ дедъ нашь Ярославъ по Дънепръ, а Кыевъ вы не надобе". Выше указано, по каким основаниям Ольговичи это требование отвергли. Итак, начало отчины играет важную роль в распределении столов, но не исключительную и не решающую.

   Призвание князя на стол населением играло бесспорно важную роль в решении вопроса о преемстве стола. Князьям необходимо было считаться с волею народа, и в подтверждение своих прав они на эту волю ссылаются. Изяслав Давидович черниговский занял Киев по приглашению киян в трудное для них время. Но на Киев предъявил права Юрий Долгорукий и послал сказать Изяславу: "мне отцина Киевъ, а не тобе". Изяслав Давидович не мог, конечно, соперничать с Юрием и отвечал: "ци самъ семь ехалъ Киевъ? посадили мя кияне, а не створи ми пакости; а се твой Киевъ" (Ипат. лет. 1155 г.). Здесь столкнулось начало отчины с началом призвания и одержало верх. Но бывало и обратное. Киевляне признали преемником Всеволода Ольговича его брата Игоря, но затем пригласили Изяслава Мстиславича и мотивировали свое призвание ссылкой на то, что не хотят быть у Ольговичей, "аки въ задничи".

   Распоряжение столом по воле занимающего его князя имело также серьезное значение в делах о замещении столов. В период времени от завещания Ярослава Мудрого, распределившего волости между своими сыновьями, и кончая завещанием Всеволода Юрьевича, можно указать целый ряд подобных актов. Но при всяких ли условиях личное распоряжение князя могло осуществиться? Первоначальная летопись не содержит никаких указаний на то, при каких условиях приводилась в исполнение воля Ярослава. Но нам известно, что передачу владимирского стола Юрию Всеволод гарантировал крестным целованием всех жителей волости, а Ярослав получил назначенный ему в удел Переяславль лишь после выраженного одобрения всех переяславцев. О замещении киевского стола после смерти сына Мономахова Мстислава сохранилось два известия. По одному брат Мстислава Ярополк сел на столе в силу призвания: "людье бо кыяне послаша по нь" (Лавр. лет. 1132 г.). По другому - Мстислав умер, "оставивъ княжение брату своему Ярополку, ему же и дети свои съ Богомъ на руцъ предасть" (Ипат. лет. 1133 г.). И в первом известии далее указано, что Мстислав с Ярополком урядились о детях Мстислава, и Ярополк тотчас же выполнил условия этого ряда. Поэтому надо думать, что Мстислав передал стол брату своему по соглашению с киевлянами. Оставить стол своему сыну он не мог, так как сын был молод, а такому князю удержаться в Киеве было весьма трудно. В пользу своих детей Мстислав мог только выговорить обязательство с брата удержать за ними Переяславль, что тот и выполнил. Много труднее оказалось положение Всеволода Ольговича, когда он задумал передать киевский стол брату своему Игорю. Чтобы провести этот план, он должен был войти в соглашение с возможными претендентами на Киев. Для этого он пригласил братьев, Игоря и Святослава, Владимира Давидовича и Изяслава Мстиславича и сказал им: "Володимиръ посадилъ Мьстислава сына своего по себе в Киевъ, а Мьстиславъ Ярополка брата своего, а се я мольвлю: оже мя богъ поиметь, то азъ по собе даю брату своему Игореви Киевъ". На этом князья и целовали Всеволоду крест, но после долгих прений. Про Изяслава Мстиславича замечено, что "много замышлявшу ему, нужа бысть целовати крестъ". Обеспечив за братом стол со стороны князей-претендентов, Всеволод позднее, уже разболевшись, призвал киян в Вышгород и просил их: "азъ семь велми боленъ, а се вы брать мой Игорь, иметесь по нь". Кияне отвечали: "княжеi ради, ся имемь". Тогда Всеволод в сопровождении Игоря пришел в Киев и "съзва Киянъ вси; они же вси цъловаше к нему крестъ, рекуче: ты намъ князь" (Ипат. лет. 1145 и 1146 гг.). Итак, Всеволод мог распорядиться киевским столом лишь при посредстве целого ряда предварительных договоров с князьями и народом. Распоряжаться же столами лишь по собственному усмотрению князья, конечно, не могли.

   Со времени завоевания Руси татарами важную роль в распределении столов играют ханы. Князья ездят в Орду и получают от ханов утверждение на свои вотчинные столы. Кн. Ярослав Всеволодович в 1243 г. ездил к Батыю, который встретил его с честью и сказал: "Ярославеi буди ты старей всемъ княземъ в Русскомъ языцъ". В 1244 году и другие князья "поъхаша в Татары к Батыеви про свою отчину; Батый же почтивъ я честью достойною и отпустивъ я, расудивъ имъ, когождо въ свою отчину" (Лавр. лет.). Тот же порядок продолжался и после. Но нельзя сказать, что воля хана сделалась единою силою при замещении столов. Сохраняют свое значение и старые начала. Например, после смерти Ярослава брат его Святослав "седе в Володимери на столь отца своего, а сыновци свои посади по городомъ, якоже бе имъ отець урядилъ Ярославъ" (Лавр. лет. 1247 г.). На этот раз дело обошлось без всякого вмешательства хана. Но в следующем году Михаил Ярославич Хороборит "согна съ великого княжеiна Владимерскаго дядю своего великого кн. Святослава Всеволодичя и самъ сяде на великомъ княженiи въ Володимери" (ПСРЛ. Т. X. С. 137). В том же году Михаил был убит в войне с литовцами, и Святослав снова занял великое княжение; в Орду же он поехал только в 1250 году. Итак, захват, старшинство, отчина, а для Новгорода и призвание вовсе не устранены со времени татарского завоевания.

   Отношения между князьями с того момента, как появилось несколько князей, занимающих особые столы, изображались в исторической литературе весьма различно. Старые историки представляли себе Древнюю Русь, разделенную на уделы, объединенной в той мере, насколько удельные князья признавали авторитет великого князя Киевского. Н.М. Карамзин полагал, что "Ярослав, разделив Россию на княжения, хотел, чтобы старший сын его, называясь великим князем, был главою отечества и меньших братьев и чтобы удельные князья, оставляя право наследства детям, всегда зависели от киевского, как присяжники и знаменитые слуги его" (Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. III. Гл. VII). А. М. Рейц первый указал на то, что "Ярослав, разделив владения своим сыновьям, основал союзное государство, в коем наследники князей были подчинены верховной власти старшего брата, княжившего в Киеве" (Рейц А.М. Опыт истории российских государственных и гражданских законов. М., 1836. С. 78). С.М. Соловьев свел эти отношения на почву родовых отношений и утверждал, что "старший князь, как отец, имел обязанность блюсти выгоды целого рода, думать и гадать о русской земле, о своей чести и о чести всех родичей, имел право судить и наказывать младших, раздавал волости. Младшие князья обязаны были оказывать старшему глубокое уважение и покорность, иметь его себе отцом в правду, ходить в его послушании, являться к нему по первому зову, выступать в поход, когда велит" (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 5-е изд. Т. П. С. 5).

   Все эти мнения не могут быть приняты, так как источники не содержат никаких указаний на подчинение одних князей другому, кроме зависимости князей родных детей от князя-отца (см. разбор мнения С.М. Соловьева в кн.: Сергеевич В.И. Древности русского права. Т. II. С. 353 - 370). К тому же ни один из князей до конца XII в. и не назывался великим. Иногда так титулуют наших князей книжники; но они прилагают к ним и титул царя. Но что такие прозвания не имели реального значения, явствует из того, что великими князьями называли и подручных кн. Олегу князей. Наоборот, каждый владетельный князь, как представитель независимой волости, по своему положению юридически равен каждому владетельному князю. Поэтому в междукняжеских отношениях вместо подчинения всех одному великому или старшему можно, скорее, отметить принцип равного достоинства князей, который нашел свое выражение в братстве князей. В повседневных отношениях и в договорах князья именуют друг друга братьями. Но как в одной княжеской семье братья различаются по старшинству, причем старший из них обыкновенно получал лучший стол, так и вообще между князьями, именуемыми братьями, могли быть старейшие братья, или старейшины, просто братья и братья молодшие. Это различие в братстве могло соответствовать естественному различию в старшинстве лет, но могло разойтись с ним, так как и старшинство могло быть условным или фиктивным. Конечно, между самостоятельными и независимыми князьями были более могущественные и слабые; последние фактически постоянно должны были уступать сильным, которые считались и назывались старейшими, а слабые - молодшими братьями без соответствия физическому старшинству. Иногда в виде особого почета один князь называет другого отцом. Юрий Долгорукий старшему своему брату Вячеславу говорит: "ты мне еси яко отецъ" (Ипат. лет. 1151 г.). Отцом называют того же Вячеслава и его племянники Изяслав и Ростислав. Но это почетное отцовство не имеет ничего общего с отцовством естественным, и названный отцом не приобретает никаких прав над своим названным сыном. Юрий вовсе не подчинился требованию Вячеслава уступить ему Киев, хотя счел Вячеслава своим отцом; а Вячеслав, всем обязанный Изяславу, хотя и получил прозвание отца, но сам называет Изяслава так: "а ты же мой сынъ, ты же мой брать" (Там же. 1150 г.).

   Но если все владетельные князья равны по их достоинствам, как представители независимых волостей, то не существовало ли каких-либо элементов объединения для всех древнерусских княжений? В исторической литературе можно найти утвердительные ответы на этот вопрос. Н.И. Костомаров доказывал, что самобытные земли стремились к федерации, что Русь начинала облекаться в федеративный строй, но этому помешало татарское завоевание. Элементами объединения послужили: 1) единство происхождения и языка, 2) единство религии и 3) единство княжеского рода. Но это все элементы культурной связи, а не политической. Проф. М.Ф. Владимирский-Буданов идет дальше. Он указывает "начала государственного объединения всех русских земель". Эти начала нашли свое выражение в следующем: "На единстве княжеского рода и национальном единстве Русской земли основывается союз князей, постоянно признаваемый в принципе, хотя весьма часто нарушаемый в действительности. Союз состоит из равных друг другу членов, именуемых братьями. Союз основывается не на договорном начале; напротив, иногда частные договоры двух или нескольких князей клонятся к его нарушению... Действия союза простираются как на внешние, так и на внутренние (междукняжеские) отношения... Права и постановления союза осуществляются преимущественно посредством княжеских съездов... Съезд для решения общерусских дел предполагает участие всех князей, но в действительности ни один съезд не имел фактической полноты, что не лишало думы князей ее общерусского значения. Постановления думы были обязательны для прочих не участвовавших в съезде".

   Но что же такое союз князей и его орган - княжеские съезды? Действительные это факты или акты идеального сознания? Если союз признавался лишь в принципе и весьма часто нарушался практикой, если съезды предполагают лишь участие всех князей, а действительность не знает ни одного такого съезда, то не следует ли отсюда заключить, что все это существовало не в действительной жизни, а в сознании современников? Это, может быть, общественные идеалы, факты из истории общественного сознания, а не из истории учреждений. При господстве обычного права наличность учреждения констатируется однообразным повторением одних и тех же действий или явлений, а не принципиальными признаниями или предположениями.

   Княжеские съезды, однако, хотя и не в качестве органа союза князей, - бесспорный исторический факт. Князья съезжались для совместного обсуждения и решения интересующих их вопросов. Но интересы князей весьма различны. Поэтому съезжаются гораздо чаще немногие из наличных князей. Съезды со значительным числом участвующих составляют редкое исключение, а съезда всех наличных князей и указать нельзя. На съезде, естественно, принимают участие заинтересованные. Несочувствующего или даже противника можно было только силою принудить явиться на съезд. А кому нужен такой советник? Святополк и Мономах приглашали Олега черниговского: "пойди Кыеву, да порядъ положимъ о Русьстей земли предъ епископы, и предъ игумены, и предъ мужи отець нашихъ, и предъ людми градьскыми, да быхомъ оборонили Русьскую землю оть поганыхъ". Под влиянием каких-то наветов Олег отнесся к этому зову с большим недоверием: он решил, что его заманивают для расправы с ним, и отвечал: "несть мене лепо судити епископу, ли игуменомъ, ли смердомъ". Говорят, что Олег был наказан союзною экзекуциею князей за то, что неисполнение постановления съезда или отказ от участия в нем без причины влекли наказания для виновных. Но Святополк и Мономах пошли войной на Олега по следующему точно указанному ими поводу: "да се ты ни на поганыа идеши, ни на советъ к нама, то ты мыслiши на наю и поганымъ помагати хочеши" (Лавр. лет. 1096 г.). Заподозрили в Олеге союзника поганых и потому объявили ему войну. При Мономахе княжеские съезды созывались сравнительно чаще, так как этот князь сумел сплотить княжеские интересы. На Любечском съезде шестеро князей не только распределили между собой княжения по отчинам, но заключили еще следующий договор: "да, аще кто отсель на кого будеть, то на того будемъ вси и кресть честный". Но единение князей продержалось недолго: в том же году совершилось ослепление Василька по инициативе кн. Давида Игоревича и при содействии Святополка. Узнав об этом, Мономах приглашает черниговских князей исправить зло, и все вместе шлют к Святополку с требованием: "что се зло створилъ еси в Русьстъй земли, и вверглъ еси ножь в ны? чему еси ослепилъ брать свой? аще ти бы вина кая была на нь, обличилъ бы и предъ нами; а ныне яви вину его". Святополк оправдывался тем, что ему была нужда "своее головы блюсти" и что вся вина лежит на Давиде (Лавр. лет. 1097г.). Последний, правда, был наказан, но только в силу принятого князьями обязательства на Любечском съезде. А со смертью Мономаха рознь между князьями умножилась, и общие действия князей, по предварительному соглашению на съездах, сделались еще более редкими. Таков был съезд в Киеве 1170 г., когда был предпринят общий поход на половцев. Но наряду с этим можно отметить и ряд неудавшихся съездов. Кн. Святослав Всеволодович, "сгадавъ со сватомъ своимъ Рюрикомъ", пошли на половцев и остановились у Олжич в ожидании Ярослава черниговского; но Ярослав, встретив их, сказал: "нынъ, брать, не ходите, но срекше веремя, оже дасть Богь, на лето пойдемь". Князья послушали Ярослава и возвратились (Ипат. лет. 1183 г.). Те же Святослав и Рюрик предприняли общий поход на Галич, но во время похода заспорили о разделе Галича, "и тако не урядившеся и возвратишася во свояси" (Там же. 1189 г.). При таких условиях как можно считать княжеские съезды органом объединения всех князей? Наоборот, надо признать, что в Древней Руси не существовало никаких элементов политического объединения между обособленными княжениями и отдельными князьями, кроме междукняжеских соглашений.

   Сергеевич В.И. 1) Вече и князь. М., 1867. С. 98 - 327; 2) Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1908. Т.П. С. 150 - 370; ср.: Тарановский Ф.В. Отзыв о соч. В.И.Сергеевича "Древности русского права". Юрьев, 1911. С. 68 - 86; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 37 - 45, 69 - 76; Соловьеве. М. 1) Об отношении Новгорода к великим князьям. М.. 1846; 2) История отношений между князьями Рюрикова дома. М., 1847; Лашнюков И.В. О междукняжеских и общественных отношениях в древнейшем периоде нашей истории // Речи, произнесенные в торжественном собрании Лицея кн. Безбородко. Киев, 1856; Костомаров Н.И. Мысли о федеративном начале Древней Руси // Костомаров Н.И. Исторические монографии. СПб., 1863. Т. 1; 2-е изд. СПб., 1872.

  

   Среди известий о событиях X - XIII вв. памятники нередко упоминают о совещаниях князей с их дружинами. В Русской Правде, например, читаем, что Владимир Мономах "по Святополце созва дружину свою на Берестовемь: Ратибора, киевьско тысячьского, Прокопью, белогородьского тысячьского, Станислава, переяславьского тысячьского, Нажира, Мирослава, Iiванка Чюдиновича, Олгова мужа, и оуставили до третьяго реза" (Тр. сп. Ст 48; Кар. сп. Ст. 66). О Долобьском съезде сказано в летописи: "Богъ вложи в сердце княземъ рускымъ Святополку и Володимиру, и снястася думати на Долобьскъ; и седе Святополкъ с своею дружиною, а Володимеръ с своею въ единомь шатре. И почата думати" (Лавр. лет. 1103 г.). Святослав Всеволодович черниговский, нарушив крестное целование к Ростиславичам нападением на Давида, "съзва всъ сыны своя и моложьшюю братью... и дружину свою, и поча думати" (Ипат. лет. 1180 г.).

   Какую же княжескую дружину здесь разумеют памятники: старшую или младшую? Очень часто те же памятники упоминают о думе князя со старейшею дружиною, передними или лепшими мужами, с боярами. Когда Святослав Ольгович узнал об убиении брата Игоря, то "съзва дружину свою старейшюю и яви имъ" (Ипат. лет. 1147 г.). О смерти Святослава Ольговича немедленно извещают сына его Олега; "се же створи княгини, сгадавши съ пискупомъ и с мужи князя своего с передними" (Там же. 1164 г.). Юрий Долгорукий хотел передать Киев Вячеславу, но "бояре же размолвиша Дюргя, рекуче: брату твоему не удержати Киева; да не будеть его ни тобе, ни оному. Дюргеви же послушавшю бояръ" (Там же. 1150 г.). Но можно отметить, хотя и редкие, указания летописи на совещание князей не с одною старшею, а со всею дружиною. Во время борьбы Изяслава и Ростислава с Юрием и его союзниками отмечен такой эпизод: "И то услышавша Изяславъ и Ростиславъ... и начаста думати с мужи своими и с дружиною и с черными клобукы" (Ипат. лет. 1147 г.). Позднее о тех же князьях сказано: "съзваша бояры свое и всю дружину свою, и нача думати с ними" (Там же. 1149 г.). Простое сопоставление числа случаев совещаний со старшею дружиною и со всею дружиною указывает, как надлежит понимать те места летописи, где речь идет о совещании с дружиною, без указания с какою именно: тут надо понимать совещания со старшею дружиною. Эта догадка подтверждается самими памятниками: Русская Правда глухо говорит сначала, что Мономах созвал свою дружину, а далее указывает, что в состав совещания вошли тысяцкие и мужи княжие. Когда Изяслав Мстиславич получил известие об убийстве Игоря, то "рече своей дружинъ", что будут подозревать его в этом убийстве. В ответ на слова князя "реша ему мужи его" (Ипат. лет. 1147 г.). Дружина и здесь оказалась состоящей из княжих мужей.

   Указанное выше различие между старшей и младшей дружиной дает возможность установить, кто были обычные советники князя; это княжие мужи или бояре. Такое значение бояр как советников князя отмечено и в памятниках. После половецкого поражения северский кн. Игорь воскликнул: "где бояре думающей, где мужи храборьствующеи, где рядъ полечный" (Ипат. лет. 1185 г.). В отличие от павших воинов - мужей бояре назывались думающими или думцами.

   Но участие в княжеском совете было ли исключительным правом бояр, или князь мог совещаться с кем-либо помимо бояр? Летопись указывает и такие факты. Про Всеволода Ярославича сказано, что под старость он "нача любитi смыслъ уныхъ, и светь творяше с ними; си же начаша i заводити и негодовати дружины своея первыя" (Ипат. лет. 1093 г.). Святополк захватил половецких послов, явившихся с мирными предложениями, "не здумавъ с болшею дружиною отнею и стрыя своего, советь створи с пришедшими с нимъ" (Лавр. лет. 1093 г.). Святослав Всеволодович черниговский решается напасть на Давида Ростиславича, "сдумавъ с княгинею своею и с Кочкаремъ, милостьникомъ своимъ, и не повидъ сего мужемь своимъ лепшимъ думы своея" (Ипат. лет. 1180 г.). Но такое устранение обычных советников от участия в княжеском совете сопровождается большею частию неблагоприятными последствиями для самого князя и для управляемой им страны. Совещания Всеволода с юными советниками повлекли за собой то, что "людемь не хотъти княжъе правдъ, i начаша тивунъ его грабити, людии продаяти, сему неведущю у болезнъхь своихъ". "Мужи смыслении" едва убедили Святополка не выступать одному против половцев, а просить помощи у Мономаха. Святослав черниговский ничего не успел в борьбе с Ростиславичами, а только навлек на себя укор в нарушении крестного целования. Из самого рассказа об этих событиях видно, что современник отмечает устранение обычных советников как нарушение обычного правила. По другому случаю летописец восклицает: "Лютъ бо граду тому, в немь же князь унъ, любяй вино нити съ гусльми и съ младыми светшкы" (Лавр. лет. 1015 г.). Восстание галицких бояр против своего кн. Владимира летописец объясняет тем, что князь "бъ любезнивъ питию многому, и думы не любяшеть с мужми своими" (Ипат. лет. 1188 г.). Итак, устранение бояр из состава совета было явлением исключительным, ненормальным.

   Но в X в. на княжеских советах кроме бояр участвуют еще "старцы градскiе" или "старейшины по всемъ градомъ". Возвратившись с похода на ятвягов, Владимир с народом решил принести жертвы богам; "и реша старци и боляре: мечемъ жребий на отрока и девицю". Для решения вопроса о новой вере Владимир "созва боляры своя и старци градьскиъ", которые посоветовали послать для испытания мужей. Когда посланные вернулись, князь опять "созва боляры своя и старца" и предложил посланным: "скажите пред дружиною". Тот же князь на пиры "съзываше боляры своя, и посадники, старейшины по всемъ градомъ" (Лавр. лет. 983, 987 и 996 гг.). Одни полагают, что эти старцы были земские бояре в отличие от княжеских и что в XI в. они не упоминаются более потому, что княжеские и земские бояре слились между собою (?) (М.Ф. Владимирский-Буданов). Другие думают, что старцы - "это образовавшаяся из купечества военно-правительственная старшина торгового города. Но в XI в. городовая старшина, т.е. те высшие чиновники, тысяцкий с сотскими, которые сидели в думе кн. Владимира, теперь назначались князем из его дружины и не были уже представителями городских миров" (В.О. Ключевский).

   Помимо обычного состава думы в нее входят по временам с конца X в. и духовные власти, епископы и игумены. Представители духовенства пользуются бесспорно большим влиянием при княжеских правительствах. Но они действуют гораздо чаще не как члены княжеской думы, а помимо ее; иначе летопись упоминала бы об актах думания не только с дружинами и называла бы думающими и думцами не одних только бояр.

   Итак, обычными и постоянными советниками князей были бояре. Но нельзя думать, что в каждом совещании принимали участие все состоящие при князе его мужи. Одни из них могли занимать должности посадников, быть в посольствах, пребывать, наконец, в своих селах; а если совещания происходили во время похода, то иные из старших дружинников могли быть оставлены в стольном городе. Немногие указания памятников о числе советников по тому или иному делу перечисляют то 5, то 6, то 7 княжих мужей. Надо думать, что в совещаниях обыкновенно принимали участие все наличные думцы князя.

   Думы князя с дружиною составляли повседневное явление политической жизни Древней Руси. В обычном порядке вещей князь ничего не предпринимал, "не поведавъ мужемъ лепшимъ думы своея", "не сгадавъ съ мужьми своими". О Владимире св. сказано, что он "бе бо любя дружину, и с ними думая о строи земленемъ, и о ратехъ, и о уставь земленемъ". Мономах в поучении детям советует им вставать до восхода солнца и, помолясь Богу, "съдше думати с дружиною, или люди оправливати, или на ловъ ехати" (Лавр. лет. 996 и 1096 гг.). В житии Феодосия Печерского рассказано, что он, возвращаясь рано утром из загородного дворца князя, встречал по дороге бояр, отправлявшихся к князю на совет.

   Но если совещания с боярами столь обычны и постоянны, то естественно, что политическое положение князя в значительной мере определяется составом его советников, их качеством. Поэтому в "Слове Даниила Заточника" сказано: "князь не самъ впадаетъ во мнопя въ вещи злыа, но думцы вводять. Съ добрымъ бо думцею князь высока стола додумается, а съ лихимъ думцею думаеть и малаго стола лишенъ будеть" (ПДП. СПб., 1889. Т. LXXXI. С. 21 - 23).

   Порядок совещаний князя с его думцами характеризуется теми же чертами, как и совещания на вечах. В качестве вольных сотрудников князя его думцы держали себя на совещаниях вполне свободно и могли спорить с князем. После поражения киевского ополчения половцами, когда Изяслав Ярославич с дружиною и ополчение прибежали в Киев, то "людiе сотвориша вече на торговищи", а в то же время "Изяславу же съдящю на сенехъ с дружиною своею, начата прътися со княземъ" (Лавр. лет. 1068 г.). Разногласия могли, конечно, произойти и в среде думцев. В один из моментов борьбы с Юрием Изяслав с братом Ростиславом и с Ярополком совещались с дружиною, "хотя поехати к Гюрьги на ону сторону за Трубежь". Но тут произошло разногласие: "мужи же ему едини молвяху: княжеi не езди по немъ... друзии же понуживахуть его, рекуче: поеди, княже, не упустимъ его прочь. Изяславъ же то слышавъ оть обоихъ, излюби поехати" (Ипат. лет. 1149 г.). Смысл прений заключался в том, чтобы отразить доводы противной стороны, поставить ее в невозможность возражать. На Долобьском съезде возникли разногласия у Мономаха с дружиной Святополка. Но Мономах привел такие доводы, что "не могаша противу ему отвещати дружина Святополча" (Ипат. лет. 1103 г.). В случаях столкновения мнений у князя с его дружиной одержать верх могла та или другая сторона. Памятники отмечают тот и другой исход таких столкновений. Мономах и "дружина Ратиборова чадь начаша думати о погубленi, Итларевы чади (половецкого посла). Володимеру же не хотящу сего створити". Каждая из сторон привела свои доводы, и в результате "послуша ихъ Володимерь" (Ипат. лет. 1095 г.). Вячеслав, Изяслав и Ростислав, возвратясь в Киев под напором войска Юрия, созвали братию "и почаша думати. Изяславъ же с братомъ своимъ Ростиславомъ всегда хотяшеть противу имъ бится; дружина же Вячеславля и Изяславля и Ростиславля, и всихъ князий, устягывахуть оть того, и кияне, наипаче же чернии клобуци отъ того устягоша". После обмена мнениями князья "послушавше дружины своея и киянъ и черныхъ клобуковъ" (Там же. 1151 г.). В обоих случаях князья подчинялись мнениям своих дружин. Но известны противоположные случаи. В походе против черниговских князей Ростислав получил весть о смерти в Киеве дяди своего Вячеслава и "нача думати (с союзными князьями) и с мужи своими, хотя пойти Чернигову. Мужи же боряняхуть ему, рекучи". Они советовали ему прежде вернуться в Киев, заключить новый ряд с киянами и тем предотвратить опасность внезапного нападения Юрия. "Ростиславъ же всего того не послуша, но пойде на Изяслава на Давыдовича к Чернигову" (Ипат. лет. 1154 г.). Под 1149 г. рассказано об Андрее Юрьевиче, что его "дружина, приъздяче к нему, жаловахуть: что твориши, княже? и поеди, княже, прочь; аже ли добудемъ сорома? Андрей же не послуша ихъ, но възложи надежю на Богъ, пережда до света" (Там же).

   Когда одна из сторон упорно настаивает на проведении своего взгляда, другой стороне остается троякий исход: или согласиться с доводами по существу, или подчиниться мнению для устранения разрыва, или, наконец, с таким же упорством настаивать на своем мнении. В последнем случае без взаимных уступок с обеих сторон был неизбежен полный конфликт между сторонами. При свободе отношений или князь мог отпустить своих думцев или думцы могли покинуть своего князя. Памятники, однако, не указывают случаев разрыва отношений из-за различия в мнениях. Но можно предположить, что "в случае столкновения мнений обе стороны соображали, стоит ли дело того, чтобы из-за него разрывать взаимные связи и расходиться. Так разногласие разрешалось не обязанностью мнений одной стороны для другой, а возможностью навязать свое мнение противной стороне" (В.О. Ключевский).

   Высокое положение княжеских думцев, с одной стороны, повседневное участие их в обсуждении и решении текущих вопросов всей политической жизни земли - с другой, указывают на то, что компетенция княжеской думы определяется тем кругом дел, о которых князю необходимо посоветоваться с ближайшими своими сотрудниками. Компетенция думы сливается таким образом с компетенцией князя: какого-либо самостоятельного ведомства, отдельного от ведомства князя, у княжеской думы и не было. И в памятниках можно действительно найти подтверждение тому, что любой вопрос внешней и внутренней политики той эпохи мог стать предметом обсуждения князей с их думцами.

   Практика совещаний князей с их дружинами служит единственным материалом для решения основного вопроса о политическом значении княжеской думы. В исторической литературе по этому вопросу существует значительное разногласие. Одни исследователи считают думу органом управления с чисто совещательным значением, так как князья призывали на совещания кого хотели и только тогда, когда хотели. Эта точка зрения впервые была выставлена проф. В.И. Сергеевичем. Из числа его последователей одни всецело примкнули к его мнению, другие - с некоторыми уклонениями. Позднее проф. В.И. Сергеевич не счел возможным говорить о думе как и об органе управления; он не считает думу и учреждением: дума князей с мужами "это только акт думания, действие советывания князя с людьми, которым он доверяет". Князья имели советников, а не совет. Но советников избирает сам князь и вследствие этого состав их определяется его доброю волею; воля же князя определяется его пониманием окружающего, которое определяется вкусами князя, его привычками, способностями и пр. Проф. В.И. Сергеевич пошел далее: на вопрос - был ли князь обязан иметь советников - он категорически отвечает: "конечно, нет". Но он не указал и не мог указать ни одного князя, у которого не было бы советников. На это проф. Сергеевич мог, конечно, заметить, что князья имели советников в силу их доброй воли, а не по обязанности. За отсутствием, однако, писаных уставов о княжеских правах и обязанностях последние выясняются единственно из господствующей практики. А эту практику прекрасно подметил и формулировал сам проф. Сергеевич. "Княжие мужи и бояре, - говорит он, - составляют высший класс служилых людей, переднюю дружину князя. Эти лучшие служилые люди и суть обыкновенные думцы князя. Понятно, почему. Давать советы могут только опытные в делах люди, а такими и были "старшие" или "передние мужи". Согласно этому нормальному порядку вещей сложилось и общественное мнение относительно того, кто должен быть советником князя. Это должны быть пожилые, опытные люди, старые и верные слуги князя". И далее; "пока служба была вольная и князь не мог приказывать своим вольным слугам, думцы князя могли в значительной степени ограничивать его усмотрение. Князю надо было убеждать думцев в целесообразности своих намерений. Общее действие возможно было только тогда, когда думцы соглашались с князем. В противном случае князю приходилось отказываться от задуманного им действия". "Но эта зависимость князя от думцев была не безусловная. Князь мог действовать и помимо воли своих вольных слуг. Он мог действовать и без всякой думы. Но такой способ действия всегда представлял для него серьезные опасности. Служилые люди, мнением которых князь не дорожил, оставляли его и переходили к другому, у которого надеялись найти большее к себе внимание. Необходимым следствием такого ухода являлась слабость князя и упадок его власти".

   Иным путем подошел к решению того же вопроса проф. В.О. Ключевский. Он признает, что "князю принадлежит выбор советников; он мог изменять состав своего совета, но не считал возможным остаться совсем без советников, мог разойтись с лицами, но не мог обойтись без учреждения". Княжеская дума "была учреждением постоянным, действовавшим ежедневно". Но каков ее политический авторитет? "Имела ли она обязательный для князя и решающий голос или была только совещательным собранием, к которому князь обращался за справкой, когда хотел, оставляя за собой решающее слово? Думаем, что не может быть и речи ни о совещательном, ни об обязательном голосе". Проф. В.О. Ключевский предполагает, что в договор князя с дружинниками едва ли могло входить условие о совещании или о "сиденьи въ думе о делахъ". "Но если обычай совещаться с боярами не мог считаться правом последних, то нарушение его создавало важные неудобства для обеих сторон... Совещание с боярами было не политическим правом бояр или обязанностью князя, а практическим удобством для обеих сторон... Из совокупности условий вытекала для князя и практическая необходимость совещаться с боярами, и возможность не принять их мнение в ином случае. Смешивать политическую обязательность с практической необходимостью - значит рисковать утратить самое понятие о праве... Обязательность - понятие из области права, а необходимость - простой факт". Необходимо, однако, иметь в виду, что в сфере обычного права факт и право не только не могут быть противополагаемы, но нередко не могут быть и разграничены: право рождается из фактов, в фактах, т.е. в практике, выражается и практикой поддерживается. Явления, порождаемые практической необходимостью, служат самой благоприятной почвой для создания господствующей практики, т.е. для зарождения и укрепления обычного правила.

   Проф. Н.П. Загоскин хотя и считает княжескую думу лишь совещательным учреждением и состав ее "чисто случайным", но признал, что "дружинники смотрят на совещания, на думу с ними князей, как на свое неотъемлемое право", и что князь считал себя обязанным в силу самого порядка вещей обо всем думать со своими дружинниками... фактическая необходимость думы с ними сводилась для него почти к юридической обязанности. Но если принять этот вывод во второй его части, то остается непонятным, как примирить его с первою частью вывода.

   Научной заслугой проф. М.Ф. Владимирского-Буданова является окончательное выяснение политического значения княжеской думы: он признал ее необходимым элементом в составе государственной власти каждой земли. Этот третий элемент в составе государственной власти является элементом аристократическим, так как думцами князя были лучшие люди земли - княжие мужи и бояре. Господствующая практика указывает, что князья обязаны были совещаться со своими боярами. Уклонения от выполнения этого обычного правила влекли для князей весьма печальные результаты. На некоторые из них указано было выше. Но памятники содержат и более яркие подтверждения этого наблюдения. Дорогобужский князь Владимир Мстиславич, состоя в крестном целовании с киевским князем Мстиславом Изяславичем, задумал напасть на него и о своей думе объявил своим боярам. Но дружина отвечала князю: "о собе еси, княже, замыслилъ; а не едемъ по тобе мы того не ведали". Старшие дружинники отказали своему князю в содействии на том основании, что он все дело затеял без всякого с их стороны участия и без их ведома. Князь, однако, возомнил, что он может обойтись и без своих бояр, и ответил на их заявление, указав на детских: "а се будуть мои бояре". Но превратить младших дружинников в старших княжеским словом было невозможно. Хотя князь и отправился в поход на соединение со своими союзниками Берендичами, но скоро убедился, что без поддержки настоящих бояр военный поход невозможен. Берендичи, увидев одного князя, встретили его словами: "ты намъ тако молвяше, братья вси со мною суть; а кое есть Андреевичь Волидимиръ, и Ярославъ, и Давыдъ? но се ездиши одинъ и без мужий своихъ, а насъ перельстивъ... и начаша въ нь пущати стрелы, и удариша князя двема стрелама". Для Берендичей было достаточно отсутствия при князе его мужей для того, чтобы счесть его льстецом и превратиться из союзников во врагов. Тут только князь должен был признать: "язъ уже погинулъ и душею и жизнью" (Ипат. лет. 1169 г.). Решимость князя обойтись без содействия своих бояр привела его к окончательной гибели.

   Обязательность для князя совещаться со своими боярами наглядно выражена в словах дружинников киевского князя Мстислава Изяславича. Этот князь отпустил от себя двух дружинников за то, что холопы их украли княжеских коней. Отпущенные, по злобе на князя, оговорили его князьям Давиду и Рюрику, будто Мстислав хочет их захватить. Когда Мстислав узнал о таком подозрении на него, то ужаснулся мыслью "и яви дружинъ своей... И реша ему дружина его: княжеi не лапь (необдуманно) ти велита брата крестъ целовати: це да будуть злии человеци, завидяче твоей любви, юже къ братье имееши, вложили будуть зло слово?., а ты всякъ правь предъ Богомъ и предъ человекы; тобе без насъ того нелзе было замыслити, ни створит и, а мы вси ведаемъ твою истиньную любовь къ всей братье" (Ипат. лет. 1170 г.). Итак, сами дружинники хорошо сознают, что князь без их содействия не может не только ничего совершить, но даже ничего серьезного и задумать. А если бы какой князь отважился поступать вопреки этому правилу, то его ожидала судьба дорогобужского князя: "слабость князя и упадок его власти". Но кто же враг самому себе? Политические интересы каждого князя создают для него практическую необходимость обращаться за советом и содействием к своим боярам. А интересы политики, изо дня в день повторяющиеся, порождают все государственные порядки и не могут не найти отражения и в государственном строе.

   Сергеевич В.И. 1)Вече и князь. М., 1867. С. 359 - 362; 2) Древности русского права. 3-е изд. СПб.. 1908. Т.Н. С. 381 - 334; Владимирский-Буданов М.Ф. 1) Новые исследования о боярской думе // СГЗ. СПб., 1880. Т. VIII. С. 104 - 121; 2) Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 45 - 52; Загоскин Н.П. 1) Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. Казань, 1875. С. 28 - 44; 2) История права Московского государства. Казань, 1879. Т.П. С. 1 - 21; Ключевский В.О., Боярская дума Древней Руси. 3-е изд. М., 1902. Гл. I и II; Малиновский И. Рада Великого княжества Литовского в связи с боярской думой Древней России. Ч. I. Боярская дума Древней России. Томск, 1903; Тельберг Г. Несколько замечаний о междукняжеских сеймах в Древней Руси // ЖМНП. 1905. N 6.

  

  

   Под управлением разумеется деятельность органов государственных, направленная к достижению государственных целей. Последние же могут быть весьма разнообразны, в зависимости от условий, в каких находится то или иное государство. Степень развития страны прежде всего отражается на количестве и сложности целей, сознанных государственною властью. В соответствии с количеством и разнообразием государственных целей стоит и большая или меньшая сложность системы управления. В общем можно лишь отметить, что от силы государственной власти зависит и степень сложности управления: чем сильнее власть, тем сложнее управление, и обратно.

   В Древней Руси государственная власть отдельных земель вовсе не отличалась крепостью и силой, так как составные элементы власти были очень слабо и лишь временно сплочены между собой. При таких условиях задачи управления ограничиваются обеспечением лишь самых основных условий общежития и сводятся к возможному ограждению внешней и внутренней безопасности. Поэтому защита земли от внешних врагов и отправление правосудия являются почти единственными целями управления. К ним необходимо лишь прибавить еще заботы о создании каких-либо средств для покрытия необходимых расходов. Итак, суд, войско и финансы - таковы единственные отрасли управления в Древней Руси.

   Простота и несложность управления отразились и на том, что в организации управления нельзя подметить никакой системы, никакого распределения правительственных задач между органами управления. Нет различия между центральными и местными органами, судебными и административными. Нередко правительственный орган являлся одновременно центральным и местным, судил, предводительствовал войском и собирал дань.

   Помимо того, характерным признаком древнего управления было смешение интересов и целей частных с общественными и государственными. Это отразилось и на безразличии права частного и публичного. Каждый свободный считал себя вправе осуществлять все цели, входившие в сферу его интересов, хотя бы они затрагивали и интересы общественные, собственными средствами. Отсюда широкое развитие самоуправства в сфере судебного управления. Отсюда же и то явление, что одни и те же органы ведают частное княжеское хозяйство и в то же время выполняют какие-либо государственные функции.

   Самым главным правительственным органом был сам князь. Лучшей программой княжеской деятельности является "Поучение" детям Владимира Мономаха. Оно наглядно подтверждает, до какой степени в голове князя задачи государственного управления сплетаются с заботами о домашнем хозяйстве. Князь начинает свои наставления с указания о поддержании домашнего порядка: "В дому своемь не ленитеся, но все видите; не зрите на тивуна, ни на отрока, да не посмеются приходящий к вамъ и дому вашему, ни обеду вашему". Но сейчас же речь переходит на тему о поведении князя во время войны: "На войну вышедъ, не ленитеся, не зрите на воеводы; ни питью, ни еденью не лагодите (не потворствуйте), ни спанью; и сторожъ сами наряживайте, и ночь, отвсюду нарядивше, около вой тоже лязите, а рано встанете; и оружья не снимайте с себе". Далее идут правила о наблюдении за отроками, о гостеприимстве, об отношении к жене и пр. Затем идет подробное распределение дня по часам: "да не застанеть васъ солнце на постели... заутренюю отдавше Богови хвалу, и потомъ солнцю въсходящю, и узревше солнце, и прославити Бога с радостью... и седше думати с дружиною, или люди оправливати, или на ловъ ехати, или поездити, или лечи спати: спанье есть отъ Бога присужено полудне". Свой рассказ о своих деяниях за 13 лет князь заключает такими словами: "Еже было творити отроку моему, то самъ семь створилъ, дела на войне и на ловехъ, ночь и день, на зною и на зиме, не дая собе упокоя; на посадникы не зря, нi на биричи, самъ творилъ, что было надобе, весь нарядъ и в дому своемь то я творилъ есмь; i в ловчихъ ловчий нарядъ самъ есмь держалъ, и в конюсехъ, и о соколехъ и о ястребехъ; тоже и худаго смерда и убогые вдовице не далъ есмъ сильнымъ обидъти, и церковнаго наряда и службы самъ есмъ призиралъ" (Лавр. лет. 1096 г.). Тут все налицо: нравственные и религиозные обязанности, правила домашнего и семейного обихода, задачи правителя и охотничьи наряды, и все в пестрой смеси, одно после другого.

   Личное участие князя во всех отраслях древнего управления не может подлежать ни малейшему сомнению. Князь лучший судья и лучший правитель. По преданию, для суда и володенья князья и были призваны. Что князь сам судит, это видно прежде всего из Русской Правды. Там сказано, что Изяслав Ярославич судил дорогобужцев за убийство своего старого конюха (Ак. сп. Ст. 21). Задержанного до света татя нельзя было убить, а надо было отвести на княжь двор, конечно, для суда (Ак. сп. Ст. 38). Закуп имел право приносить жалобу князю или судьям на своего господина (Тр. сп. Ст. 52; Кар. сп. Ст. 70). Там же предусмотрен и такой случай: "Аже братья ростяжються передъ княземь о задницю" (Тр. сп. Ст. 100; Кар. сп. Ст. 117). Из только что приведенных слов "Поучения" Мономаха видно, что князь ежедневно обязан был "люди оправливати". Киевляне, признав своим князем Игоря Ольговича, потребовали от него: "аще кому насъ будеть обида, то ты прави" (Ипат. 1146 г.). О Всеволоде Юрьевиче современник заметил, что он "судя судъ истиненъ и нелицемеренъ, не обинуяся лица силныхъ своихъ бояръ, обидящихъ меншихъ и роботящихъ сироты и насилье творящимъ" (Лавр. лет. 1212 г.).

   Князь сам предводительствует войском. Это его прямая обязанность, как защитника земли от внешних врагов. Он лично принимает участие и в сражениях, подавая примеры отваги своей дружине. В предпринятом Ольгою походе против древлян маленький сын ее Святослав ехал во главе войска и, когда полки сблизились, "суну копьемъ Святославъ на деревляны, и копье лете сквозь уши коневи, и удари в ноги коневи, бе, бо детескъ. И рече Свенелдъ и Асмолдъ: князь уже почалъ; потягнете, дружина, по князъ" (Лавр. лет. 946 г.). Наоборот, если князь не принимает участия в бою или не проявляет достаточной энергии, то дело не спорится. Воины Изяслава в борьбе с его дядей Юрием не отстояли брода на Днепре. Летописец объяснил эту неудачу таким образом: "да темъ нетвердъ ему бе бродъ, зане не бяшеть ту князя, а боярина не вси слушають" (Ипат. лет. 1151 г.). При осаде Чернигова Юрием Долгоруким с союзными князьями и половцами осада шла очень вяло. Князья объяснили это тем, что "не крепко бьются дружина и половци, оже с ними не ездимы сами". Тогда кн. Андрей сказал: "тако створимъ, ать язъ почну день свой, поемъ дружину свою и еха подъ городъ; тогда же перевновавъше ему инии князи, ездиша последи подъ городъ" (Ипат. лет. 1152 г.).

   Наконец, князь сам собирал дань с населения. Например, про Олега сказано, что он послал к радимичам с вопросом: "кому дань даете? Они же реша: козаромъ. И рече имъ Олегъ: не дайте козаромъ, но мне дайте, и ведаша Ольговi по щьлягу" (Лавр. лет. 885 г.). Дружина приглашает князя Игоря: "пойди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы. И послуша ихъ Игорь, иде в Дерева в дань" (Там же. 945 г.). О князе Всеволоде Юрьевиче два раза замечено: "сущю великому князю Ростовъ в полюдьи", или "в Переяславли въ полюдьи". Юрий Долгорукий в момент рождения своего сына Всеволода "бе бо тогда на реце на Яхромъ въ полюдьи" (Лавр. лет. 1190 г.; Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. III. Примеч. 81).

   Однако и при крайней простоте управления князь лично не мог удовлетворить все потребности управления и суда в целом княжестве. Сам князь жил в стольном городе, и хотя объезжал свою территорию для производства суда и сбора доходов, но все же должен был иметь помощников по другим более важным пунктам поселений земли. Даже и в стольном городе князь не мог обойтись без помощников, так как сам часто находился в отсутствии. При князе ближайшими помощниками в суде и хозяйстве были тиуны. Холопы по положению, тиуны, конечно, покорнейшие слуги князя и потому должны выполнять порученное им дело так же, как бы сам князь. Но покорнейший слуга поневоле очень редко бывает преданным своему господину. Тиуны не составляли исключения из этого правила и часто не оказывались на высоте положения в роли судей. Под старость Всеволода Ярославича "начаша тивун его грабити, людии продаяти (т.е. чинити людям тяготы продажами или судебными штрафами), сему невъдущю у болъзнъхь своих" (Ипат. лет. 1093 г.). Такие злоупотребления в суде со стороны тиунов имели весьма прискорбное следствие: "людемь не хотети княжъе правде" (в Лавр. лет. сказано: "людемъ не доходити княже правды"). Это значит, что народ избегал княжеского суда, а при таких условиях правосудию в стране грозила гибель. Киевляне жаловались Игорю Ольговичу и его брату Святославу на тиунов кн. Всеволода: "Ратша ны погуби Киевъ, а Тудоръ Вышегородъ", и потребовали от князя: "аще кому насъ будеть обида, то ты прави". Князь дал присягу в том, что впредь не б