Главная » Книги

Дьяконов Михаил Александрович - Очерки общественного и государственного строя Древней Руси, Страница 15

Дьяконов Михаил Александрович - Очерки общественного и государственного строя Древней Руси


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

е в древнерусских княжениях торговля была обложена сборами в пользу княжеской казны. Таковы были мыт (Маш), который взимался при провозе товаров через мосты, перевозы и заставы, весчее и померное, уплачиваемые при взвешивании и измерении товаров. Со времени татарского владычества введен и чисто торговый сбор с объявленной цены товара - тамга. Все эти сборы с дальнейшим их разветвлением продолжают сохраняться и в Москве. Кроме того древнерусские князья принимали участие и в отпускной торговле, сбывая, например, в Грецию продукты натуральных сборов с населения мехами, медом и воском и пр.
   Позднее московские князья в значительной мере расширили виды и способы казенного торга; они сосредоточили в своих руках монопольную продажу питий и табака, обставляли некоторыми преимуществами продажу княжеской соли, дорогого пушного товара, объявляли монополию на некоторые продукты отпускной торговли и пр. Как сбор торговых пошлин, так и разные казенные торговые операции требовали от приставленных к этим делам органов специальной подготовки, какой не могло быть у служилых и приказных людей. Поэтому правительство довольно рано начинает привлекать к этой финансово-хозяйственной службе лиц из среды богатого купечества. Уже Дмитрий Донской пожаловал разными привилегиями какого-то торгового человека новоторжца Микулу с детьми по грамоте деда своего. Во второй половине XVI в. один официальный акт свидетельствует, "что была у сурожанъ государева жаловалная грамота въ проездъхъ и о всякихъ государевыхъ пошлинахъ; и государь тое грамоты отставилъ, а велелъ у сурожанъ имати всъ свои пошлины по старинъ" (ДАИ. СПб., 1846. Т. I. N9; ААЭ. Т. I. С. 325). Подобные привилегии давались торговым людям, конечно, не даром; очевидно, они выполняли поручения вел. князей и государей в сфере финансово-хозяйственной службы.
   По-видимому, организация этой финансовой службы начала выясняться со второй половины XVI в. Сущность этой организации заключалась в том, что лучшие торговые люди в Москве и по городам призывались к постоянному выполнению обязанностей по сбору торговых пошлин и заведованию казенным торгом. Эта служба была обязательной, но бесплатной и чрезвычайно ответственной. Интересы государственной казны обеспечивались от недоборов и недобросовестных действий прежде всего "верой", т.е. присягой, отчего самая служба на таможнях и в кабаках, у "соболиной казны" и пр. называлась "верной". А затем важнейшим обеспечением казенного интереса являлась имущественная состоятельность этих финансовых приказчиков московского правительства. Взамен вознаграждения они получали разные привилегии, наделение которыми стояло в связи с возведением облеченных доверием торговых людей в особые чины, в числе которых на первом месте стоял чин гостя, на втором - торгового человека гостиной сотни и на третьем - торгового человека суконной сотни.
   Гости в качестве чиновных торговых людей существенно отличались от гостей, как бытового прозвания чужеземных или иногородних купцов. В чин гостя торговые люди возводились пожалованием государя. Вероятно, честь таких чиновных гостей оценена Судебником Ц. в десять раз выше чести среднего посадского человека. Во всяком случае при Грозном и при его сыне Федоре, как это видно из челобитья гостей 1648 г., чином гостя уже жаловали и в удостоверение выдавали особые жалованные грамоты, в которых исчислялись дарованные пожалованным льготы. Но старейшая сохранившаяся грамота на звание гостя относится к 1598 г. (ДАИ. Т. I. N 147; см. другие подобные грамоты: Там же. СПб., 1851. Т. IV. N56; СПб., 1857. Т. VI. N53, III; ААЭ. Т. IV. N152; АИ. СПб., 1842. Т. V. N 43; ПСЗ. N 782; Сб. Хилкова. N 92). Привилегии гостей в 1613 г. были обобщены и всем им выдана общая жалованная грамота, но взята обратно вследствие ошибки в дате. В 1648 г., по челобитью гостей и торговых людей гостиной сотни, выдана новая жалованная грамота, в которой исчислены следующие их льготы: 1) "съ ихъ дворовъ тягла и никакихъ податей имати не вельли... а велели имъ жить въ нашемъ царскомъ жалованье на лготе"; 2) "бояре, воеводы и приказные люди ихъ ни въ чемъ не судятъ, а судить ихъ самъ царь или казначей"; 3) "съ черными сотнями никакихъ имъ делъ не делати и не тянути ни въ чемъ, опричь своей гостиной сотни"; 4) "и питье имъ про себя держати безвыимочно, и стоялщиковъ у них во дворехъ и всякихъ иноземцовъ не ставити"; 5) "и во дворехъ у нихъ избы и мылни топити волно безпенно и печатати у нихъ не велели, и огню у нихъ не выимати"; 6) "и подводъ у нихъ во всехъ городехъ нашего государства по ямомъ и на дорогъ не имати"; 7) "куда имъ лучится въ дорогу ехать для своего промыслу, и у нихъ на рекахъ перевозовъ и на мостехъ мостовщины и проезжего мыту не имати, а перевозити ихъ на рекахъ и пропущати на мостехъ безденежно"; 8) "а кто ихъ обезчеститъ, и мы указали безчестья гостемъ по прежнему нашему указу, а лутчимъ людемъ по 20 р., а середнимъ по 15, а молодчимъ по 10" (ДАЙ. СПб., 1848. Т. III. N 44). Сверх того, гости пользовались правом владеть вотчинами. Правда, на земском соборе 1642 г. они заявили, что поместий и вотчин за ними нет никаких, но Котошихин удостоверяет, что гостям "такъ же волно i вотчину купитi, и держатi, и подъ закладъ иматi" (X, 1). Лишь указом 1666 г. это право ограничено в том направлении, что "впредь гостемъ безъ подписныхъ челобитныхъ вотчинъ не покупать и подъ закладъ не имать" (ПСЗ. N 390).
   О времени возникновения гостиной сотни также нет указаний раньше 1598 г., когда члены ее упомянуты в составе земского избирательного собора. Первая жалованная грамота человеку гостиной сотни относится к 1606 г. (ААЭ. СПб., 1836. Т. II. N 49; ср. Сб. Хилкова. N 53). Но из челобитья гостей и людей гостиной сотни 1648 г. можно заключить, что эта сотня уже успела организоваться при Грозном. Остается неясным, в каком отношении к этой сотне оказались сурожане, упоминаемые еще в 1571 г. Случайный намек на устройство в Москве суконной сотни содержится в грамоте 1556 г. о пожаловании и обелении двора, принадлежавшего человеку "суконного тягла"; новому владельцу (монастырю) предоставлено "съ того двора съ суконничимъ старостою и съ тяглецы... ни въ которые проторы, ни въ розметы не тянути" (АИ. СПб., 1841. Т. I. N 164). Люди суконной сотни также упомянуты в составе собора 1598 г. О служебном положении этих двух сотен по сравнению с гостями Котошихин указывает, что "гостиная, суконая сотни, устроены для того: на Москве i въ городехъ бывають у зборовъ царские казны, зъ гостми въ товарыщахъ, въ целовалникахъ" (X, 2). Соответственно этому и льготы, какими они пользовались, были несколько уже. Но "за службы и за таможенные и кабацкiя приборы" эти торговые люди получали "государевы жаловальные грамоты съ гостинымъ имянемъ" (Улож. XVIII, 8).
   Все эти привилегированные служебные чины торговых людей пополнялись периодическими наборами из среды лучших торговых людей в Москве и по городам. На этой почве и возникла борьба городовых посадских людей с привилегированными сотнями, так как изъятие из посадской тяглой среды самых состоятельных тяглецов отражалось крайне невыгодно на остальных тяглецах, которые должны были оплачивать тягло и за выбывающих. С другой стороны, гостям и членам гостиной и суконной сотен было выгоднее иметь в составе каждой группы возможно большее число лиц, так как тогда каждому приходилось реже отбывать очередную службу. Картина этой борьбы наглядно рисуется по челобитьям 1648 - 1649 гг.
   Гости и гостиная сотня указывали, что по их челобитьям давали им из сотен и слобод лучших людей, но что в смутное время 1648 г. московские черные посадские люди и городские земские просили, чтобы взятые из их среды были возвращены назад и служили бы по городам. Гости же и гостиная сотня просить против их челобитья за боязнью в то смутное время не смели, а между тем разорились, промыслов отбыли и одолжали, так что государевой службы служить стало некому. Поэтому они вновь просят: "дати въ ихъ сотню изъ Кадашева и изъ иныхъ слободъ лутчихъ людей... чтобъ намъ холопемъ твоимъ впредь отъ твоихъ государевыхъ частыхъ и безпрестанныхъ служебъ межъ дворъ не пойтить". Со своей стороны, суконная сотня просит о прибавочных людях в их сотню, так как до московского разоренья в их сотне было 357 семей, из которых ежегодно служили 8 человек, а нынче их в сотне всего 42 служилых человека, из которых ежегодно в службах бывают 18 человек; да в их же сотне обнищалых и не могущих служить службы за бедностью 70 чел. Черные же посадские люди в свою очередь били челом о том, чтоб не оскудить их новыми наборами из их среды; "гости, государь, и гостина и суконна сотни полнятся всеми твоими государевыми городами, изъ розныхъ слободъ лутчими людми, а мы, бедные сироты твои, въ конецъ погибли и всъ стали бедные людишка; а что, государь, у насъ было нарочитыхъ людей, и техъ гостиная и суконная сотни выбрали себе же въ сотни" (ДАИ. Т. III. N 47). Для примирения этих борющихся интересов было постановлено, что московские гости, гостиная и суконная сотни и взятые в эти сотни патриаршие, монастырские и властелинские крестьяне впредь должны служить службы московские, у г. Архангельска и на Холмогорах "и иныя службы, где государь укажеть"; а городовым людям, взятым в эти сотни для московских и отъезжих служб в 1647 г., указано "быти службами и тягломъ въ городехъ въ посадехъ по прежнему и наши таможенныя и кабацкiя и всякiя службы служить, гдъ кто въ которомъ городе живетъ" (ААЭ. Т. IV. N 28).
   В противоположность привилегированным торгово-промышленным людям, набранным в служебные чины и сотни, главную массу торгово-промышленного населения составляли черные посадские люди, отбывавшие тягло со своих торгов и промыслов. Окладной единицей при исчислении посадского тягла с XVI в. являлся посадский двор. Поэтому владеющие дворами на посадах посадские люди и должны были принимать участие в уплате падающих на посад прямых сборов и в отбывании повинностей по мирской раскладке. Но в какой мере было трудно сосредоточить торговлю на посадах, в такой же мере представлялось невозможным обособить посадское тягло от уездного. Стремления к такому обособлению наталкивались на разнородные препятствия.
   С одной стороны, то имущество, с которого исчислялось и отбывалось посадское тягло, т.е. посадский двор, могло перейти в другие руки. Интересы посадского тягла не страдали бы при этом лишь при условии, если новый владелец принимал на себя все обязательства продавца. Такое начало и было прежде всего установлено, сначала по междукняжеским договорным грамотам, правда, относительно земель: "А хто будетъ покупилъ земли данные, служни или черныхъ людий... а тъ хто взможеть выкупити инъ выкупать; а не взмогутъ выкупите, инъ потянуть къ чернымъ людемъ; а хто не въсхочетъ тянути, инъ ся земль съступятъ, а земли чернымъ людемъ даромъ" (СГГД. Ч. I. N 33). Это начало применялось к посадским черным землям и дворам еще в XVII в. Так, по уставной грамоте Устюжны-Железопольской 1614 г. указано, если "кто учнетъ жити на черной землъ, сынъ боярской или приказной человекъ... или монастырьской, или чей кто ни буди:., и тягло имъ съ техъ дворовъ оброки и всяюе розметы тянути по вытно, что на нихъ целовалники положатъ". Это правило подтверждено особой грамотой воеводе 1623 г.: "Будетъ на Устюжнъ дворяне и дети боярсюе и всякiе съезжiе уездные люди у посадскихъ людей посадскую землю, пашни и пожни, и дворы и лавки, покупали въ осадное время и ныне теми посадскими землями... владеютъ... а нашихъ податей и мiрскихъ розметовъ съ ними съ посадскими людми съ техъ своихъ дворовъ и съ лавокъ и съ земель не платятъ: и ты бъ темъ людемъ, кто владеетъ, всякiя наши подати велелъ платити... по окладу земскихъ целовалниковъ, а безданно бъ и безоброчно никто въ избылыхъ не жилъ" (ААЭ. Т. III. N37, 138). Такие же правила применялись в Сольвычегодске, Устюге, Вятке; а в 1677 г. издано и общее постановление об обложении податями всех владевших черными землями на посадах (Лаппо-Даншевский А.С. Организация прямого обложения... С. 154, пр. 2).
   Но служилые люди, владевшие в городах осадными дворами, с которых посадское тягло не взималось, стремились и приобретенные ими посадские дворы и земли обелить, т. е. исключить из посадского тягла, что им нередко и удавалось. По крайней мере за 20 - 40-е годы XVII в. известен ряд челобитий от тяглецов черных сотен и черных слобод на своих же общественников, что они закладывают и продают беломестцам тяглые места и дворы, а беломестцы хотят их обеливать, отчего черные слободы и сотни пустеют. На эти челобитья последовал ряд указов, которыми ограничивался и запрещался переход тяглых посадских мест в руки беломестцев. Так, уже в 1620 г. велено приписывать пустые черные места на посадах к посадам, "потому что мимо посадскихъ людей пустыми месты владеть никому не велено" (Выпись из Тверск. писцовой книги. Тверь, 1901. С. 80). В 1621 г. предписано, "тягловыхъ дворовъ и дворовыхъ местъ беломестцомъ не продать, и не заложить, и по душъ и въ приданые никому не отдать". Это подтверждено и в 1627 г., хотя для завладевших уже беломестцев сделано были изъятие в том смысле, что им разрешено было жить на своих местах по-прежнему, а вместо этих мест отвести тяглым людям новые места. В 1634 г. последовал новый указ, запрещающий закладывать и продавать тяглые дворы и места всяких чинов людям, с тем дополнением, что если посадские люди "для бедности или избывая сотенного тягла" будут дворы и места закладывать, продавать и пустошить, то по закладным дворы и места "имати въ сотни безденежно" и не обеливать "для тягла, чтобъ впредь изъ сотенъ тягла не убывало, а досталнымъ сотеннымъ людемъ въ томъ налога бъ не было", а закладчиков и продавцов "сыскивая бить кнутомъ". В 1642 г. состоялся новый указ, в силу которого имущество стоящих на правеже тяглых посадских людей, а именно их дворы и лавки, "продавать тяглымъ же людемъ техъ же сотенъ, а беломестцомъ техъ дворовъ и лавокъ въ искъ продавать и отдавать не велено" (Хрест. Вып. 3. С. 124 - 126, 144, 163; АПД. М., 1917. Т. П. Вып. 1. N 177. С. 433 и ел.; М, 1913. Т. I. N 137). Все эти правила перешли и в Уложение, которое хотя и не возбраняло закладывать тяглые посадские имущества крестьянам и боярским людям, но запретило им таковые осваивать и обелять, беломестцам же и закладывать было нельзя (Ул. Гл. X, 269; XIX, 15, 16 и 39). Но в 1677 г. состоялось новое предписание сводить с тяглых земель беломестцев. А в 1686 г. издано общее узаконение о чернослободских дворах и местах, разрешившее оставить за беломестцами приобретенные ими дворы и места с обязательством платить с них тягло; в случае же уклонения их от тягла тяглые места у них отбирать. Впредь же закладывать и продавать беломестцам тяглые места запрещалось; закладчиков и продавцов, поступивших, вопреки указу, предписывалось бить кнутом, а отчужденные места отбирать безденежно; в иски же продавать лишь хоромы (ПСЗ. N 1157. Отд. I. Ст. 1 и 2). Таким образом, через весь московский период проходит двойственная политика правительства относительно права владения тяглым посадским имуществом.
   В связи с переходом посадского тяглого имущества в руки беломестцев стоит и вопрос о выходе с посадов значительного количества тяглецов. Это явление уже довольно рано обратило на себя внимание правительства, так как от такого выхода страдало посадское тягло. Уже в Судебнике Ц. можно отметить первые нерешительные шаги к закреплению посадских людей к посадам; там сказано: "а торговымъ людемъ городскимъ въ монастырехъ не жити, а жити имъ въ городскихъ дворехъ; а которые торговые люди учнуть жити въ монастырехъ, и техъ съ монастырей сводити" (ст. 91). Легко понять, почему речь идет только о возвращении вышедших тяглецов из-за монастырей. Около посадов нередко возникали властелинские и монастырские слободы, куда и могли ближайшим образом выходить посадские жильцы. Но что они могли выходить не только за монастыри, и что против таких выходов также принимались меры, свидетельствует грамота 1546 г. на Вятку, из которой видно, что "Слободского городка тягловые люди вышли отъ нихъ жити въ Шестаковской городокъ"; слобожане с приставами приехали требовать обратно ушедших, но щестаковцы приставам "на поруки не даются и отъ нихъ отбиваютца, и техъ имъ тяглыхъ людей слобожанъ изъ городка не выдадутъ, а отымаются слобоцкими и полетними грамотами на пусто" (Труды Вятской археографической комиссии. 1905. Вып. 3. Отд. III. С. 87). Во второй половине XVI в. можно указать ряд случаев обратного вывода в старые дворы разошедшихся посадских жильцов и слобожан в Серпухове, в Короле, Кашире и Свияжске за время 1552 - 1586 гг. (Дьяконов М.А. Очерки из истории сельского населения в Московском государстве XVI - XVII вв. СПб., 1898. С. 2 - 6). В уставной Торопецкой грамоте 1590 г. предоставлено разошедшихся с посада жильцов вывозить на старые места безоброчно и безпошлинно в заповедные лета (Побойнин И. Торопецкая старина // ЧОИДР. 1902. Кн. 2. Прил. I). Все эти данные бесспорно указывают на начинающееся прикрепление посадских людей к посадам.
   Но наряду с этими данными существует целый ряд указаний на то, что многие города, особенно в центре государства, пустеют. Так, по сотной выписи 1574 г. в Муроме на посаде было тяглых черных дворов жилых 111, дворов пустых 107 и пустых дворовых мест 520, причем по сотной 1566 г. там числилось живущими 587 дв. и убыло "изъ жива въ пусто" за восемь лет 476 дв. В Коломне в 70-х годах было всего жилых посадских 34 дв., пустых 56 дв. и дворовых мест пустых 606. В Можайске в конце XVI в. описано жилых посадских 203 дв., пустых 127 дв. и пустых дворовых мест 1446 (АЮ. N229; Чечулин Н.Д. Города Московского государства... С. 156 - 158). После смутного времени, когда все государство от литовских людей разорилось и запустело, наблюдалось общее запустение городов, вследствие чего уплата тягла для оставшихся посадских тяглецов сделалась невозможною. На земском соборе 1619 г. было указано, что "изъ за-Московныхъ и изъ Украинныхъ городовъ посадцкiе многiе люди, лготя себе, чтобъ имъ въ городехъ податей никакихъ не платить, прiехали къ Москве и живуть на Москве и по городомъ у друзей, а по городомъ, где кто жилъ напередъ сего, ехати не хотятъ; а изъ иныхъ Украинныхъ и разореныхъ городовъ и всякiе люди бьють челомъ о лготе, что имъ для ихъ разоренья во всякихъ податъхъ дати лготы. А иныя посадцкхе и уъездные люди заложились въ закладчики за бояръ и за всякихъ людей, а податей никакихъ съ своею братьею съ посадцкими и съ уездными людми не платять, а живуть себе въ покое". Вследствие этого собор приговорил послать писцов и сыщиков для новой описи городов и уездов и для сыска и водворения на старые места разошедшихся и заложившихся посадских тяглецов (РК. СПб., 1853. Т. I. С. 613). По-видимому результаты этого сыска оказались не особенно плодотворными в смысле водворения посадских людей на прежние их места. По крайней мере в 1638 г. поручено было специальному Приказу вновь сыскивать в Москве и по городам за властями, монастырями и помещиками, и вотчинниками "закладчиковъ и въ черныхъ сотняхъ и в слободахъ и въ городехъ тяглыхъ людей, которые вышли изъ черныхъ сотенъ и изъ слободъ и въ городехъ съ посаду съ тягла, съ московского разоренья", т.е. с воцарения Михаила Федоровича. Производить сыск по всем городам предписано было "по росписямъ, каковы росписи подадуть сотскiе и старосты за руками" (ААЭ. Т. III. N 279). К сожалению, обширное делопроизводство по этому сыску до сих пор недостаточно еще изучено (Павлов-Сильванский Н.П. Акты о посадских людях-закладчиках // ЛЗАК. 1910. Вып. XXII).
   Все такие меры к возвращению на посады вышедших оттуда тяглецов, хотя бы они далеко не всегда приводили к намеченным целям, показывают, что московское правительство установило и проводило принцип прикрепления к посадам посадских тяглецов. Даже переход с посада на посад не признавался правомерным. Уложение признало этот принцип, хотя в то же время санкционировало все состоявшиеся ранее перечисления в другие посады и сотни. В Уложении сказано: "А которые московскихъ слободъ посадскiе люди ныне живуть въ городехъ, а городовые посадскiе люди живуть на Москве и въ розныхъ городехъ, и темъ тяглымъ посадскимъ людемъ и впредь жити въ техъ местъхъ, где они ожилися, а съ Москвы въ городы по старине и изъ городовъ къ Москве и изъ города въ городъ ихъ посадскихъ тяглыхъ людей не переводити" (XIX, 19). Вместе с тем там постановлено сыскивать всех посадских тяглецов, покинувших тягло и проживающих в закладчиках, "и свозити на старые ихъ посадскiе места, где кто живалъ напредь сего, безлетно и безповоротно" (ст. 13). Целый ряд статей более детального характера имел в виду обеспечить начало прикрепления к посадам (XIX, 22 - 32). Но и после Уложения приходилось правительству делать серьезные уступки настоятельным нуждам текущей практики. В 1682 г., например, было предписано не возвращать на старые посады тех жильцов, которые перешли на другие посады и попали на новых местах жительства в переписные книги, начиная с 1674 г.; но впредь переходы с посада на посад вновь запрещались, и перешедших велено возвращать на старые места (ПСЗ. N 980).
   Прикрепление к посадам имело целью прекратить выход тяглых людей с посадов и тем предотвратить увеличение платежей для оставшихся, так как за вышедших должны были платить оставшиеся посадские жильцы. Падающее на них бремя платежей возрастало с выбытием из тягла прежних плательщиков. Но затруднения в отбывании посадского тягла зависели не только от перехода посадских дворов и мест в руки беломестцев и ухода тяглецов, но еще и от конкуренции в торговле и промыслах, какую приходилось выдерживать посадским жильцам с лицами, не приписанными к посадам, но занимавшимися торгом и промыслами. Это были главным образом жители слобод, устраиваемых нередко вплотную с посадами по почину духовных властей, монастырей и крупных частных собственников. Влиятельные устроители слобод населяли их своими людьми и крестьянами и выхлопатывали для своих слобожан разные льготы (отсюда и название "слободы"). Не платя вовсе посадского тягла или отбывая его далеко не в полном объеме, слободские жильцы занимались торгом и промыслами при более выгодных условиях в ущерб посадским людям. На ненормальность такого положения дел уже давно было обращено внимание правительства. Грозный на Стоглавом соборе указывал на то, что от слобод "государьская подать иземьская тягль изгибла", и предлагал применять старый "указ слободам", сохранившийся в уставных книгах его деда и отца. Этот указ до нас не сохранился. Стоглавый собор в своих постановлениях подтвердил недавний приговор 1550 г., по которому предписано "слободамъ всемъ новымъ тянута з грацкими людми во всякое тягло и з судомъ". И сверх того, собор установил, что "новыхъ бы слободъ не ставити и дворовъ многихъ (новых) въ старыхъ слободахъ не прибавливати", кроме случаев выселения в новые дворы отделившихся членов семьи; "а опричнымъ прихожимъ людемъ градскимъ и сельскимъ въ тъхъ старыхъ слободахъ новыхъ дворовъ не ставити", только в опустевшие старые дворы разрешено называть сельских и городских не тяглых людей (Жданов И.Н. Материалы для истории Стоглавого собора // Жданов И.Н. Сочинения. СПб., 1904. Т. I. С. 178; Стоглав. Казань: Изд. Казанской духовной академии, 1862. С. 412-414).
   В какой мере эти постановления собора исполнялись даже относительно властелинских и монастырских слобод, сказать очень трудно. Несомненно лишь то, что в XVI и XVII вв. около посадов существовали многие слободы, с которыми посадские люди вели упорную борьбу, добиваясь зачисления их в тягло, хотя далеко не всегда с успехом. Так, в Коломне, где в 1577 г. было всего 34 жилых посадских двора, в двух владычных слободках сосчитано 123 дв., жильцы которых владели и лавками. В конце XVI в. в Можайске на 203 жилых посадских дв. в четырех монастырских слободах оказалось 45 дв., в которых жили "торговые и мастеровые молодчте люди, а съ посадцкими съ черными людми тягла не тянуть, опричь городового дела". Но в то же время на Устюжне упомянута "въ Ильинской улице слободка, что поставилъ Никольскiй игуменъ на черныхъ местъхъ после пожару... и после того по челобитью посадскихъ людей та слободка приписана къ посадскимъ къ тяглымъ людямъ, а къ Илье пророку дають руги по Юр., а сами тянуть государево тягло съ посадскими людьми ровно". В Серпухове приписаны в тягло 127 дв. разных слободок; в Муроме на посаде показаны "дворы белые, а приписаны они въ тяглые къ чернымъ же дворамъ", всего 75 дв. (Чечулин Н.Д. Города Московского государства... С. 156, 168, 171, 175 и сл.). Те же данные наблюдаются и в XVII в. С одной стороны, можно отметить приписку слобод к посадам на том основании, что жители их "живутъ не на пашне, промышляютъ торжишкомъ" (Лаппо-Данилевский А.С. Организация прямого обложения... С. 166). С другой стороны, слободы существуют при посадах на совершенно льготных условиях. Так, по нижегородской писцовой книге 1621 - 1622 гг. там описаны две слободы, одна Печорского монастыря, другая Благовещенского патриарша монастыря; в первой насчитано 89 дв. и про жильцов сказано: "а тягла те люди с посадцкими людми и никакихъ государевыхъ податей не платять, а платять с своихъ дворовъ и зъ дворишковъ оброкъ в монастырь на монастырьское строенье и делаютъ въ монастырь i въ монастырьскихъ в подгородныхъ селехъ всякое монастырьское изделье"; во второй - 53 дв., "а промышляютъ тъ люди своимъ рукодельемъ, а оброкъ платять в монастырь на монастырьское строенье, а с нижегородцы с посадцкими людми никакихъ государевыхъ податей не платять и в сошное письмо не положены" (РИБ. Т. XVII. С. 345, 352). У нижегородского посада с Благовещенским монастырем с 1592 по 1636 г. велись нескончаемые тяжбы из-за монастырской слободки и ее жильцов с переменным счастьем то для одной, то для другой стороны; но все же слобода сохранила свою независимость от посада (Дьяконов М.А. Очерки из истории сельского населения... С. 28 - 30).
   В общей форме вопрос об отношении слобод к посадам возбужден был на соборе 1648 г. по челобитью всяких чинов людей 30 окт. В этом челобитьи указывалось, что около Москвы и по городам заведены дворы, а около посадов на государевой земле построены слободы духовных и служилых людей, и в этих дворах и слободах живут многие торговые и ремесленные люди и крестьяне и торгуют большими торгами и занимаются промыслами, а государевых податей не платят и служб не служат, от чего торговым тяглым людям "въ торгехъ и въ промыслехъ и въ ихъ многихъ обидахъ чинится смятеше и межусобiе и ссоры болыше". В пример челобитчики указали на слободу Благовещенского монастыря в Н. Новгороде, в которой за патриархом сверх писцовых книг проживало свыше 600 чел. торговых и ремесленных людей, собравшихся сюда из разных городов "для своего промыслу и легости". Челобитчики просили, чтобы таких слобод в Москве и городах не было бы, и велел бы государь во всех городах, на посадах и около посадов в слободах всяким торговым и промышленным людям быть за собою вел. государем в тягле со всеми ровно, чтобы никто в избылых не был, и чтобы во всем народе мятежа, и ссоры и междоусобия от той розни не было. К этой просьбе несколько позднее земские старосты и посадские люди присоединили новое челобитье, чтобы к посадам были приписаны села и деревни на землях частных землевладельцев, лежащие в ряд с посадами и около посадов (ААЭ. Т. IV. N 32).
   Ответом на эти челобитья и явилась XIX гл. Уложения. В ней прежде всего и решен вопрос относительно слобод и в том смысле, что все слободы на Москве и в городах и около Москвы и городов, принадлежащие духовным учреждениям и частным лицам и построенные на государевой посадской земле, со всеми людьми, кроме кабальных, велено взять на государя. "А впредь опричь государевыхъ слободъ ничьимъ слободамъ на Москве и въ городехъ не быти" (ст. 1 и 5). Предписано было отобрать и слободы, построенные на белой купленной и не купленной земле за то: "не строй на государевой земле слободъ и не покупай посадской земли" (ст. 7). Далее предписано было взять на государя чьи бы то ни было вотчины и поместья на посадах или около посадов, "а сошлися съ посады дворы съ дворами или близко посадовъ", равно и построенные на этих землях села и деревни, "и устроити ихъ съ посады въ рядъ съ своими государевыми тяглыми людьми всякими податьми и службами" (ст. 8 и 9). Крестьянам и иным людям, кроме стрельцов, казаков и драгун, запрещено было владеть на посадах лавками и промышленными предприятиями, если они не состоят в посадском тягле; имеющиеся у них торговые заведения они должны были продать посадским людям и впредь не приобретать под угрозой конфискации (ст. 9, 11 и 12). Все эти меры резче выделили посад от уезда, так как посадские люди прикреплялись к посадскому тяглу и месту жительства, но зато в их руках сосредоточивалась торговая и промышленная деятельность на посадах. В первые три года по издании Уложения отписано было в посадское тягло из состава слобод и отдельных дворов всего 10 000 дв. с 21 000 населения (Гарелт Я. Старинные акты, служащие преимущественно дополнением к описанию г. Шуи и его окрестностей... М., 1853. N 140).

Литература

   Сергеевич В.И. Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1909. Т. 1. С. 335 - 358; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 130 - 134; Плошинский Л.О. Городское или среднее состояние русского народа в его историческом развитии от начала Руси до новейших времен. СПб., 1852; Пригара А.П. Опыт истории состояния городских обывателей в Восточной России. СПб., 1868; Градовский А.Д. 1) История местного управления в России. СПб., 1868. С. 145 - 212; 2) Собр. соч. СПб., 1900. Т.П. С. 250 - 314; Чечулин Н.Д. Города Московского государства в XVI в. СПб., 1889; Лаппо-Даншевский А.С. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен смуты до эпохи преобразований. СПб., 1890. С. 112 - 179; Ильинский А.Г. Городское население Новогородской области в XVI в. // ЖМНП. 1876. N 6; ИО. 1897. Т. IX; Неволт К.А. Общий список русских городов // Неволин К.А. Поли. собр. соч. СПб., 1857. Т. VI; Богоявленский С.А. Некоторые статистические данные по истории русского города в XVII в. // Древности. Труды Археографической комиссии Московского археологического общества. 1899. Т. I. Вып. 3; Павлов-Сильванский Н.П. Акты о посадских людях-закладчиках // ЛЗАК. 1910. Вып. XXII; Сташевский Е.Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича. Киев, 1913. Passim; Шаховская Н. Сыск посадских тяглецов и закладчиков в первой половине XVII в. // ЖМНП. 1914. N 10.
  

СЕЛЬСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ

   Сельское население в Московском государстве носит разные названия. Чаще всего оно называлось "крестьяне". Это наименование возникло после татарского завоевания, когда все русское население в отличие от поганых татар именовало себя "христиане". Но очень скоро термин удержался только для обозначения массы сельского населения. Сами крестьяне нередко называли себя, обыкновенно в обращении к вел. князю или государю, "сиротами". Встречается и термин "черные люди". Кроме того, отдельные разряды сельского населения назывались "половниками"; "серебрениками", "складниками", "бобылями", "соседями", "подсоседниками", "захребетниками", "подворниками" и др. в зависимости от хозяйственного и тяглого их положения.
   Вышеотмеченный процесс обезземеления мелких собственников смердов привел к тому, что в московское время масса сельского населения не имела собственных участков и проживала на чужой земле в качестве арендаторов. Лишь в северных частях бывших новгородских владений еще и в XVI в. удерживались немногие остатки мелких землевладельцев в лице "земцев" или "своеземцев" (свод мнений о них см.: Помяловский М.И. Очерки из истории Новгорода в первый век московского владычества // ЖМНП. 1904. N7); но они исчезли, разбившись на два слоя, из которых один слился с мелкими поместными слугами, а другой - с крестьянами. Крестьяне же все оказались съемщиками участков чужой земли, будь то в черных или оброчных волостях, в дворцовых имениях или в монастырских или частных вотчинах и, наконец, в поместьях. По различию положений и дальнейшей судьбе следует проводить разницу между крестьянами, поселившимися на черной волостной земле, с одной стороны, и крестьянами, проживавшими на вотчинных и поместных землях - с другой. Первые назывались государевыми, черными, волостными, тяглыми; вторые - помещиковыми и вотчинниковыми, монастырскими, дворцовыми, короче - владельческими крестьянами. С точки зрения податной или тяглой между этими группами крестьян нельзя провести никакой разницы. Как прежде, смерды являлись главными плательщиками дани, так в рассматриваемое время крестьяне составляли главную массу тяглых земледельцев, почему и назывались еще, в зависимости от способов исчисления и раскладки прямых сборов, "численными", "вытными" или "письменными людьми".
   По памятникам XIV и XV вв. все эти земледельцы - вполне свободные люди, пользующиеся свободой перехода и сначала без всяких ограничений. По междукняжеским договорам обеспечивалась свобода перехода из одного княжения в другое вольных людей или крестьян: "А межъ насъ людемъ и гостемъ путь чисть безъ рубежа"; или: "А которые люди съ которыхъ месть вышли добровольно, ино тымъ людемъ вольнымъ воля, гдъ похотять, туть живуть"; или: "А хрестiаномъ межъ насъ волнымъ воля" (ААЭ. СПб., 1836. Т. 1. N 14; Сб. Муханова. N7; СГГД. М., 1813. 4.1. N95, 127). Только в договорах московских великих князей с удельными стороны обязывались не принимать черных людей: "А который слуги потягли къ дворьскому, а черный люди къ сотникомъ, тыхъ ны въ службу не приимати", но в большинстве грамот этого вида выражения "в службу" опущено (СГГД. Ч. I. N 27, 33, 35, 45, 71, 78, 84). И действительно, было бы не понятно, почему черных людей нельзя принимать в службу и возможно было принять в крестьяне. Самая служба в данном случае понимается не в смысле военной службы, а службы под дворским, т.е. в качестве бортников, садовников, бобровников, псарей и пр., которые за эту службу получали участки земли, как и крестьяне. Обязательство не принимать черных людей объясняется тем, что князья взаимно обязывались "блюсти их с одиного", как и численных людей, т.е. сообща о них заботиться. Черные люди тянули к сотникам или к становщикам уплатою прямых сборов, в частности татарской дани, а эту дань или татарский выход вел. князь московский уплачивал совместно с удельными князьями по долям. Вот почему эти князья и должны были сообща заботиться о черных и численных людях и не должны были переманивать их один у другого. Таким образом, это ограничение нисколько не умаляло свободы перехода черных людей; оно, наоборот, косвенно подтверждает ее существование.
   Не только выход крестьян за пределы княжений был невыгоден для княжеских правительств; столь же невыгоден был переход крестьян и в пределах одного княжения с тяглых участков на льготные. Поэтому во многих льготных грамотах на имя духовных и светских землевладельцев встречалось указание, что вотчинники могли призывать поселенцев в свои имения из иных княжений, своих старых жильцов, тех, "кого окупивъ посадять", и безвытных людей, и вместе с тем запрещалось принимать "тутошныхъ людей волостныхъ или становыхъ", "моихъ людей вел. князя", "изъ моихъ волостей и изъ моихъ селъ", "изъ нашел вотчины", или еще чаще - "тяглыхъ, писменныхъ и вытныхъ людей" (ААЭ. Т. I. N4, 17, 18, 20, 21, 31, 34, 36, 39, 41, 43, 44, 46, 53, 102; РИБ. СПб., 1875. Т.П. N 12 - 14, 21 - 23; АЮБ. СПб., 1857. Т. 1. N 31; Акт. Юшк. N 4, 15, 26, 27, 40, и др.). Всегда было много охотников поселиться на льготных условиях; но князья заранее ограждают свои интересы и представляют льготы лишь под условием не принимать их тяглецов. Хотя сохранились льготные грамоты, в которых такого запрещения не содержится, но отсюда нельзя заключать о том, что в таких случаях никаких ограничений в приеме поселенцев и не предъявлялось. Наши древние грамоты писались не всегда с исчерпывающей полнотой, и из умолчания в них делать выводы в ту или другую сторону весьма рискованно; во всяком случае упомянутые льготные грамоты не содержат отмены указанного запрещения не принимать тяглых людей. Весьма характерно, однако, то, что запрет относится к землевладельцам, а не к крестьянам. Запретить последним переселения князья не могли и по очень простой причине: от князя, издавшего такой запрет, если не все, то очень многие крестьяне ушли бы в соседние княжения, где переход не встречал никаких стеснений.
   От половины XV в. становятся известны и ограничения другого рода, являющиеся, однако, лишь местными и частными. Князья удельные, белозерский и вологодский, и великие московские за время 1450 - 1471 гг. в грамотах на имя должностных лиц и монастырей отдавали распоряжения о порядке отказа и вывода из монастырей Ферапонтова (вблизи г. Кириллова, Новгородской губернии) и Кирилло-Белозерского их монастырских половников, серебреников и людей. Из грамот видно, что раньше монастырских крестьян отказывали "межень лета и всегды" или "о рождестве Христове и о Петрове дни". Впредь князья предписывают отказывать только в Юрьев день осенний (26 ноября), а именно "за две недели до Юрьева дни и неделю по Юрьевъ дни", или "о Юрьевъ дни да неделю по Юрьевъ дни"; в остальное же время "отъ Юрьева дни до Юрьева дни", из монастырских деревень серебреников и всех монастырских людей князья пускать не велят. Кроме того, в тех же грамотах о серебрениках установлено правило: "который поидеть о Юрьевъ дни манастырьскихъ людей, и онъ тогды и денги заплатить; или: "а коли серебро заплатить, тогды ему и отказъ". В особой грамоте Иван III дал указание местным властям, как им надлежит поступать в спорных случаях при отказе задолжавших крестьян Кириллова монастыря: "которой хриспанинъ скажется въ ихъ серебръ виноватъ, и вы бы ихъ серебро заплатили манастырьское да ихъ христианина вывезите вонъ; а кто ся скажетъ манастырю серебромъ не виновать, и вы бы по томъ манастырю въ ихъ серебре давали поруку" и затем дело решали судом. В одной из грамот дана и санкция нового правила: "а хто откажетъ до Юрьева дни, или послъ Юрьева дни, ино тотъ отказъ не въ отказъ" (ААЭ. Т. I. N48, 73; ДАЙ. СПб., 1046. Т. I. N 198). Итак, в шести грамотах, касающихся двух монастырей, установлены два ограничения относительно отказа или перехода монастырских крестьян: 1) переход допускался один раз в году, около Юрьева дня, в течение срока от одной до трех недель; 2) задолжавшие монастырю крестьяне - "серебреники" - должны были при выходе возвратить монастырю серебро, т. е. уплатить числившийся за ними дол г. Не подлежит сомнению, что подобные же грамоты давались и другим монастырям и, быть может, волостям и светским землевладельцам. Вероятно, большая часть из них погибла. Не сохранилась такая грамота даже у Троицкого Сергиева монастыря, хотя несомненно была выдана. Только потому монастырь и мог жаловаться в 1466 - 1478 гг. вел. князю на своих крестьян, которые вышли из их Шухобальских сел "сей зимы о Сборъ" (т.е. в начале вел. поста). И вел. князь дал им пристава, который должен был разыскать вышедших крестьян и вывести обратно в Шухобальские села "да посадити ихъ по старымъ местомъ, где кто жилъ, до Юрьева дни до осеннего" (ААЭ. Т. I. N 83). Эта же грамота указывает, как надлежит толковать санкцию - "тоть отказъ не въ отказъ" - т.е. как поступали с крестьянами, нарушившими правило о сроке перехода.
   Но на указанных ограничениях дело не остановилось. От 1455 - 1462 гг. сохранились две грамоты московского вел. князя Троицкому Сергиеву монастырю, по которым крестьяне некоторых монастырских сел совершенно лишены права выхода. В одной из них, вслед за обычным пожалованием не ездить никому незванным на пиры в село Присеки с деревнями Бежецкого Верха, имеется неожиданно еще другое пожалование: "которого ихъ хрестьянина изъ того села и изъ деревень кто къ собе откажотъ, а ихъ старожилца, и язъ князь велики техъ хрестьянъ изъ Присекъ и изъ деревень не велелъ выпущати ни къ кому". В другой грамоте указано, что из Угличских монастырских сел вышли люди, "не хотя ехати на мою службу вел. князя къ берегу"; князь велел "те люди вывести опять назадь; а которые люди живуть въ ихъ селехъ ньнеча, и техъ людей не велелъ пущати прочь" (АИ. СПб., 1841. Т. I. N 59; ААЭ. Т. I. N 64; АЮБ. Т. I. N37). В первом случае запрещен выход старожильцам, во втором - вообще монастырским людям. Мотивы этих мер не указаны.
   В виде общей меры ограничение крестьянского перехода установлено в Судебниках 1-м и 2-м. Там сказано: "А христiаномъ отказыватися изъ волости (во 2-м добавлено: "в волость"), изъ села въ село, одинъ срокъ въ году: за неделю до Юрьева дня осеннего и неделя после Юрьева дня осеннего" (ст. 57 и 88). Так обобщено правило о сроке перехода. Кроме того, в Судебниках установлена с уходящих крестьян плата пожилого за дворы: "Дворы пожилые платять въ полехъ за дворъ рубль (во 2-м добавлено: "да два алтына"), а въ лесехъ полтина" (во 2-м добавлено: "да два алтына"). Во 2-м Судебнике пояснено, что лесистою местностью признается та, "где десять версть до хоромного лесу". Указанная сумма пожилого за дворы установлена за четыре года пользования двором: "А который христiанинъ поживеть за кемъ годъ да поидеть прочь, и онъ платить четверть двора; а два года поживеть да поидеть прочь, и онъ полдвора платить; а три года поживеть, а поидеть прочь, и онъ платить три четверти двора; а четыре годы поживеть, и онъ весь дворъ платить". Пожилое взималось, конечно, в тех случаях, когда крестьянин поселялся в готовом дворе. Но любопытно, что наемная годовая плата за двор определена в четверть стоимости двора, чего нельзя не признать чрезмерно высоким. В Судебнике 2-м прибавлено разъяснение, вызванное, вероятно, возникавшими на практике спорами о порядке уплаты пожилого: "А пожилое имати съ воротъ", т.е. одно пожилое со всех жилых зданий за одною оградою с одними воротами.
   Кроме этих общих постановлений обоих Судебников во 2-м имеются еще дополнительные правила касательно крестьянского перехода. Сверх пожилого при отказе крестьянина разрешено с него "за повозъ имати съ двора по два алтына". Повоз - это натуральная повинность, известная еще Псковской грамоте, по которой "старые изорники возы везутъ на государя". В половине XVI в. из сел и деревень Троицкого Сергиева монастыря "въ монастырь ездять съ повозомъ съ монастырскимъ хлебомъ, и съ солью, и съ рыбою, и съ масломъ, и съ сеномъ, и съ хоромнымъ лесомъ, и съ дровы, и со всякимъ запасомъ". Размеры этого повоза нередко определены: по уставной Соловецкой грамоте крестьяне должны были "повозъ везти къ Вологде съ выти по лошади" (ААЭ. Т. I. N 203, 258). В случае отказа крестьян в конце ноября они могли еще и не приняться за выполнение повозной повинности, которая отбывалась главным образом зимой. За эту невыполненную повинность Судебник 2-й и обложил их при отказе платою в 2 алтына. Переложение же натуральной повинности (повоза) на деньги известно по памятникам с конца XV в. Но установив эту новую плату за повоз сверх пожилого, Судебник 2-й прибавляет: "а опричь того на немъ пошлинъ нетъ". Эта последняя прибавка вызвана, конечно, злоупотреблениями практики: землевладельцы, не желая выпускать из-за себя крестьян, требовали, вероятно, с них разные произвольные сборы. Подобные злоупотребления известны по крайней мере и после Судебника 2-го: волости и монастыри жаловались на помещиков и вотчинников, что они не позволяли отказывать из-за них крестьян, и "пожилое на нихъ емлють не по Судебнику, рублевъ по 5 и 10"; или: "емлють за дворы пожилого да полувытнаго по 5 рублевъ" (ДАЙ. Т. I. N 56; АИ. Т. I. N 191).
   Наконец, Судебник 2-й предусматривает и еще одно последствие крестьянского отказа: если у ушедшего крестьянина останется на участке озимый посев ("хлеб в земли"), то он с того хлеба должен был уплатить землевладельцу "боранъ два алтына. А по кои места была рожь его въ земли, и онъ подать цареву и вел. князя платить со ржи; а боярского ему дела, за кемъ жилъ, не делати".
   Никаких других ограничений при выходе крестьян в Судебниках не указано. В них обойдены молчанием и известные ранее ограничительные меры, например, обязательство уплатить серебро при выходе крестьян-серебреников, не говоря уже о полном запрещении выхода. Но эти ограничения и не отменены, а потому заключать, что все они с изданием Судебников отпали, было бы неправильно. Старые ограничения могли остаться и к ним могли прибавиться и новые, хотя бы они и имели значение лишь местных и частных мер. Что из умолчаний Судебников опасно делать какие-либо заключения, можно видеть на примере постановлений их "о христианском отказе". Эти постановления не имеют никакой санкции, и по ним нельзя судить о тех последствиях, какие наступали при выходе или вывозе крестьян не в срок, без отказа и без уплаты установленных пошлин. Некоторые исследователи сделали отсюда вывод, что крестьян, вышедших не в срок, нельзя было возвращать назад, а к ним можно было предъявлять только иски об убытках. Иски о возвращении крестьян, ушедших с нарушением правил перехода, не могли быть, по их мнению, допущены: 1) потому что тогда пришлось бы крестьян сравнять с холопами или считать их прикрепленными к земле, чего тогда еще не было, и 2) потому что до постановления приговора по такому иску мог наступить Юрьев день, когда крестьянин по праву мог воспользоваться правом перехода (Н.И. Костомаров. Арх. ист. и практ. свед. 1859. Кн. 3. С. 70 - 71; проф. B.И. Сергеевич. Русские юридические древности. 1-е изд. СПб., 1890. Т. I. C. 240 - 242). Но это мнение не может быть принято, так как известны отдельные случаи возвращения крестьян, вышедших не в срок и без отказа, на прежние места жительства. Так, помещики Вотцкой пятины Шубины били челом государю на помещиков Собакиных детей Скобельцына, что "вывезли изъ за нихъ за себя силно, не по сроку, безъ отказу и безпошлинно, крестьянку ихъ съ детми, и та (крестьянка) дворъ свой и сожгла: и они того на нихъ искали, и темъ было Собакиньмъ ту ихъ крестьянку со крестьяниномъ и съ детми привезти за нихъ, и дворъ было имъ той крестьянке поставити, и самимъ было имъ къ нимъ прiехавъ за то насилство добивати челомъ и выдаватися головою". Правда, Собакины всего этого не исполнили, но челобитчики сослались в подтверждение своих слов на записи, хранящиеся "за третьими" (судьями). В другом случае помещики той же Вотцкой пятины жаловались на других, что они "ихъ крестьянецъ отъ нихъ розвезли не по сроку и безъ отказу и безпошлинно". Государь предписал новгородским дьякам "техъ крестьянъ подавати на поруки и велети имъ (за прежними помещиками) жиги по нашему уложенью, по судебнику, до сроку, и на помещика дела делати и доходъ давати". Любопытно, что крестьяне вывезены летом 1555 г., а грамота о возвращении их помечена 17 дек. того же года, т.е. по прошествии Юрьева дня, и не могла быть исполнена иначе, как водворением крестьян на прежние места жительства до ближайшего Юрьева дня следующего года (ДАЙ. Т. I. N 51, V и XVIII). В обоих приведенных примерах дела о возвращении вышедших не в срок крестьян возникают по почину заинтересованных. Но такие же меры принимались и по распоряжению правительства. Так, в грамоте 1559 г. белозерским властям сказано: "которые крестьяне въ Белозерскомъ уъздъ выходили изъ нашихъ изъ черныхъ волостей въ Кирилова монастыря села и деревни, и за князей и за детей боярскихъ не въ срокъ безъ отказу, и вы де, по нашему наказу, техъ крестьянъ изъ Кирилова монастыря селъ и деревень, изъ-за князей и изъ-за детей боярскихъ выводите назадъ въ наши въ черные волости, на тъ же места, где которой жилъ напередъ сего" (РИБ. Т. II. N 36). Известны даже случаи, когда крестьян, вышедших в срок, но не уплативших пошлин, так как некому их было отдать за отсутствием помещика и его приказчика, вывозили по сыску в старые деревни (Арх. мат. М., 1909. Т. П. С. 48 - 59).
   Итак отсутствие санкции к статьям "о христианском отказе" вовсе не означает, что нельзя было принудительно возвратить обратно крестьян, покинувших свои участки с нарушением правил о выходе. Но могли быть случаи, когда иные землевладельцы не пользовались этим правом и не предъявляли соответственных исков по соображениям целесообразности. Наши древние суды не отличались доступностью, скоростью и дешевизной, а потому заинтересованные нередко предпочитали кончать дела миром, без судебного разбирательства. Но это было делом практической политики, а не права.
   Правила Судебников о крестьянском переходе сохраняли свою силу до самого конца XVI в. В конце 70 - 80-х гг. и в начале 90-х о них вспоминают правительственные документы, монастырские и частные акты. Так, в грамоте 1577 г. предписано о спорных крестьянах произвести сыск, "сколко давно они

Другие авторы
  • Коцебу Август
  • Рашильд
  • Привалов Иван Ефимович
  • Гарин-Михайловский Николай Георгиевич
  • Дранмор Фердинанд
  • Поспелов Федор Тимофеевич
  • Оболенский Евгений Петрович
  • Брюсов Валерий Яковлевич
  • Готшед Иоганн Кристоф
  • Ушинский Константин Дмитриевич
  • Другие произведения
  • Деларю Михаил Данилович - Деларю М. Д.: биографическая справка
  • Неизвестные Авторы - Увлечение, или демократический подвиг навыворот
  • Осиповский Тимофей Федорович - О пространстве и времени
  • Пушкин Александр Сергеевич - Возражения критикам "Полтавы"
  • Энгельгардт Михаил Александрович - Николай Коперник. Его жизнь и научная деятельность
  • Горький Максим - Челкаш
  • Дружинин Александр Васильевич - Сочинения Э. И. Губера
  • Мин Дмитрий Егорович - Мин Д. Е. Биографическая справка
  • Тургенев Иван Сергеевич - Призраки
  • Тургенев Иван Сергеевич - Путешествие по святым местам русским
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 384 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа