Главная » Книги

Дьяконов Михаил Александрович - Очерки общественного и государственного строя Древней Руси, Страница 19

Дьяконов Михаил Александрович - Очерки общественного и государственного строя Древней Руси


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24

до государева царева и в. кн. Федора Ивановича уложенья, въ прошлыхъ годехъ, до лета 7094 году iюня до 1 числа, били челомъ въ службу бояромъ... и всякимъ служилымъ людемъ, и гостемъ и всякимъ торговымъ людемъ, и кабалы служилые на себя давали, а въ книги тогда, въ Приказе Холопья Суда, тъ служилые кабалы не писаны" (это все старые служилые кабалы, выданные до 1586 г.); 2) "и которые люди съ государева царева и в. кн. ведора Ивановича уложенья, лета 7094 году iюня съ 1 числа, били челомъ въ службу бояромъ и княземъ... (и пр.) и кабалы служилые на себя давали, на Москве съ докладу Холопья Суда, и во всехъ городехъ съ ведома приказныхъ людей, и въ записныхъ въ московскихъ въ кабалныхъ книгахъ и въ городехъ тъ служилые кабалы записываны до нынешняго государева новаго уложенiя 105 году февраля по 1 число" (это служилые кабалы, выданные по правилам указа 1586 г.); 3) "и которые люди впредь, съ лета 7105 году февраля съ 1 числа, били челомъ въ службу и впредь учнуть бити челомъ въ службу (таким то лицам)... съ докладу Холопья Суда, и во всехъ городехъ съ ведома приказныхъ людей, и въ московскихъ въ записныхъ въ кабалныхъ книгахъ, и въ городехъ у приказныхъ людей, те служилые кабалы будуть записаны" (это новые служилые кабалы, выданные после указа 1597 г.). Относительно всех трех категорий служилых кабал указ 1597 г. постановляет: "и тъмъ всъмъ людемъ, и женамъ и детемъ, которые жены и дъти въ техъ служилыхъ кабалахъ писаны въ службу государемъ своимъ, по темъ служилымъ кабаламъ, по старымъ (1-я категория) и по новымъ (3-я категория), быти въ холопствъ, какъ и по докладнымъ (2-я категория), а отъ государей своихъ имъ не отходити и денегь по темъ служилымъ кабаламъ у техъ холопей не имати, и челобитья ихъ въ томъ не слушати по старымъ кабаламъ; а выдавать ихъ темъ государемъ, по темъ кабаламъ, въ службу до смерти".
   Из этого указа видно, что положение кабальных людей существенно изменилось. Прежде всего они названы холопами, тогда как раньше назывались кабальными людьми, хотя нередко рассматривались, как несвободные; далее они лишены права выкупа на волю уплатою долга по кабале ("денегь по служилымъ кабаламъ у холопей не имати"); затем они должны служить своим господам до их смерти, т.е. установлена пожизненность кабального холопства, и, наконец, после смерти своих господ они подлежали отпуску на волю безденежно. Это последнее правило выражено в указе 1597 г. так: "а женамъ послъ мужей своихъ, и детемъ послъ отцовъ своихъ, до техъ кабалныхъ записныхъ людей и до ихъ детей, которые дети въ кабалахъ будутъ писаны, и которые дети въ томъ кабалномъ холопствъ родятся, дела неть, и денегъ по темъ отцовскимъ кабаламъ на техъ кабалныхъ холопехъ женамъ и детемъ (умерших господ) не указывати". Но когда именно и под какими влияниями произошли эти перемены, - об этом высказаны различные мнения. Согласно одному, кабальное холопство сложилось по типу холопства докладного (на основании выражения указа: "быти въ холопствъ, какъ и по докладнымъ"; В.О. Ключевский). Но особый тип докладного холопства, отличный по существу, а не по форме происхождения, от холопства полного, установить нельзя. Надо признать более правильной догадку проф. В.И. Сергеевича, что под докладным холопством в указанном выражении надо понимать докладное кабальное холопство, установленное указом 1586 г., когда введен был доклад и для служилых кабал, а вместе с тем "тогда же произведено было и важное изменение в юридическом положении докладных кабальных людей"; по указу же 1597 г. новые правила о докладных кабальных распространены на кабальных людей по старым кабалам, писанным до 1586 г., и на холопов по новым кабалам, писанным с 1 февр. 1597 г. В эту догадку необходимо, однако, внести одну поправку, а именно принять, что и указ 1597 г. внес какие-то дополнения или видоизменения в правила о докладных кабальных 1586 г., так как иначе не было бы никакой разницы между кабалами по указу 1586 г. и по указу 1597 г., между тем как последние выделены указом в особую категорию. Но выделить в тексте указа 1597 г., какие правила о докладных кабальных созданы в 1586 г. и какие установлены вновь в 1597 г., пока представляется невозможным. Проф. М.Ф. Владимирский-Буданов, наоборот, утверждает, что указ 1586 г. "установил только доклад кабал у установленных для того властей" и не внес никаких юридических перемен в положение кабальных людей; последнее изменено исключительно по указу 1597 г. Но при таком толковании нельзя понять, зачем установлены три группы служилых кабал, а главное - что значит выражение указа 1597 г.: "по темъ служилымъ кабаламъ, по старымъ и по новымъ, быти въ холопствъ, какъ и по докладнымъ"?
   Нетрудно понять, под какими влияниями установлена пожизненность кабального холопства. Житейская практика и для некоторых разрядов полного холопства склонялась к их пожизненности. Отпуск же "на слободу" кабальных людей был, по-видимому, широко распространен. Указом только узаконен был установившийся обычай. Отмена же права выкупа кабального состоялась в интересах рабовладельцев, не желавших допускать переманивания кабальных.
   Указ 1597 г. ввел и еще одну новость в институт кабального холопства. Наряду с полным холопством и кабальной зависимостью прежняя практика знала еще добровольную службу без крепостей. Московское правительство отнеслось сначала к этой практике отрицательно и указом 1555 г. отказалось ограждать интересы господ от возможных посягательств добровольных слуг. Указом предписано: "которые люди учнутъ у кого служити доброволно, без крепостей, а пойдутъ отъ нихъ прочь съ отказомъ, или безъ отказу, и те люди, у которыхъ они служили, учнутъ на нихъ искати сносовъ... и имъ суда не давати, потому что у него служилъ доброволно, и онъ его не хотя отъ себя отпустити, да на немъ ищеть сносу; а что у него пропало, то у себя самъ потерялъ, того для, что доброволному человеку въеритъ и у себя его держитъ безъ крепости" (Хрест. Вып. 3. С. 4 - 5). Но такое отрицательное отношение законодательства не уничтожило добровольной службы без крепостей. Указ 1597 г. опять говорит о вольных людях, которые служат у кого добровольно, и предписывает таких подвергать допросу; если окажется, что вольные люди послужили недель 5 - 6 и не пожелают дать на себя кабалы, таких отпускать на волю; а если кто скажет, что "послужилъ у кого доброволно съ полгода и болши", но кабалы дать на себя не захочет, то произвести сыск, и если подтвердится, что "тоть доброволной холопъ у того человека служилъ съ полгода", то "на техъ волныхъ холопей служилые кабалы давати, и челобитья ихъ въ томъ не слушати, п. ч. тотъ человекъ того доброволного холопа кормилъ и одевалъ и обувалъ". Значит, можно было выдать служилую кабалу без всякого займа, и даже против воли лица. Это правило перешло, после некоторых колебаний в указах Шуйского, и в Уложение, но с тем лишь отличием, что принудительная выдача кабалы должна иметь место после службы более 3 месяцев. 280
   Но рядом с этим правилом Уложение воспроизвело и постановление указа 1555 г., которое могло применяться к добровольной службе лишь в течение первых трех месяцев (XX, 16 и 17).
   По указам 1586 и 1597 гг. кабальное холопство получило характер личной крепости закабаленных по смерть их господина. Это далеко не всегда соответствовало интересам рабовладельцев, а потому они пытались создать обход нового закона, заставляя выдавать кабалы одновременно на свое имя и на имя своих наследников. При таких условиях у кабального холопа по смерти господина оставался еще другой господин, и кабальный мог и совсем не получить отпуска на волю. Указ 1606 г. запретил такую практику и предписал писать кабалы порознь: "отцу опроченная кабала, а сыну опроченная кабала, и сыну съ отцомъ, и брату съ братомъ, и дяде съ племянникомъ, на людей кабалъ писати и въ книги записывати не велети". Впредь по таким кабалам не только не велено давать суд, но предписано таких закабаленных "освободити отъ нихъ на волю" (Хрест. Вып. 3. С. 100). Уложение не только воспроизвело это правило, но и запретило господам брать на имя своих детей новые кабалы от холопов, без представления на них отпускных. Кабальный холоп, таким образом, мог выдать на себя новую кабалу, только сделавшись вольным человеком (XX, 47 и 9; ср. еще: Там же, ст. 52, 64 и 81).
   Когда, с одной стороны, кабальное холопство из службы за рост превратилось как бы в службу за самый долг, без права его уплатить, а с другой - в кабальное холопство можно было попасть без всякого займа, старая форма служилых кабал потеряла свой реальный смысл. В практике скоро появились "записи на волныхъ людей, что темъ волнымъ всякимъ людемъ у техъ людей служити по темъ записямъ до своего живота". Такие записи близко подходили к природе кабального холопства, но царь Шуйский запретил указом 1608 г. принимать их к записке в крепостные книги, ссылаясь на старое Уложение. Старая форма служилых кабал таким образом сохранилась и надолго пережила ту сущность кабальной зависимости, которой вполне соответствовала. Только указом 1680 г. одновременно установлены: норма ссуды для крестьянских ссудных записей и новая форма служилой кабалы (этот указ, уже давно напечатанный в одном провинциальном издании, ускользнул от внимания исследователей, пока на него не напал А.А. Шилов, о чем и сообщил в заседании Исторического общества при Петербургском университете в ноябре 1906 г.). Вот новая форма служилой кабалы с 1680 г.: "Се азъ волной гулящей человекъ Пахомъ Титовъ сынъ въ нынешнемъ въ 189 году декабря въ 20 день билъ челомъ я Пахомко псковскому помещику Сергею Игнатьеву сыну Роздеришину въ холопство, что мне Пахомке жить и служить у него Сергея по его животъ. А на то послуси"...
   В связи с образованием разных групп в среде холопства и господские права над полными и кабальными холопами оказались неодинаковыми. Срочность кабального холопства до смерти господина исключила de jure право распоряжения кабальными, тогда как по отношению к полным холопам это право не было ничем ограничено. На практике до указов 1586 и 1597 гг. господа не только отпускали на волю кабальных людей, считая их несвободными, хотя таковыми юридически они тогда еще не были, но и распоряжались ими, хотя бы под фикцией перевода кабального долга в другие руки. Та же практика наблюдается и в XVII в., наперекор указным нормам. Но в общем в московском праве нельзя не отметить тенденции ограничить господский произвол и наложить на рабовладельцев ряд обязательств по отношению к холопам. Так, право на жизнь собственных холопов, робко признанное Двинскою грамотою, позднее было совершенно отвергнуто. Уложение предписывает при отдаче господину беглого его человека "приказати накръпко, чтобъ онъ того своего беглого человека до смерти не убилъ, и не изувечилъ, и голодомъ не уморилъ" (XX, 92). При выдаче должников головою до искупа, с тех, кому они выдавались, бралась порука с записью, "что ихъ не убити, ни изувечити" (X, 266).
   В этом нельзя не признать торжества церковной проповеди против жестоких рабовладельцев. И в московское время эта проповедь не прекращалась. Например, Иосиф Волоцкий поучал, что божественные писания повелевают о холопах: "не яко раби имети, но яко братiи миловати, и питати и одъвати доволно, и душами ихъ пещися". Он указывал, что необходимо отрока женить по достижении 15 лет, а отроковицу выдать замуж в 12 лет, если они не пожелают постричься. Некоторые шли еще дальше. Рационалист Башкин признал самый институт холопства несогласным с основами христианства, а потому всех своих холопов отпустил и держал у себя людей по доброй воле. Так же поступил и Сильвестр, автор Домостроя. Такие поучения оказывали серьезное влияние на умы. Не оставалось глухо к церковной проповеди и законодательство.
   Впервые при Борисе Годунове указом 1603 г. на господ возложена обязанность кормить свою челядь. Это был тяжелый голодный год, когда многие господа высылали с дворов холопов, заставляя их собственными силами снискивать себе пропитание; но холопы не имели возможности куда-нибудь пристроиться, так как без отпускных и без крепостей их никто не принимал. Поэтому указом предписано таким холопам выдавать отпускные из приказа помимо господ (Хрест. Вып. 3. С. 98; АИ. Т. II. N 44). Это правило сохранено и Уложением, но не только для голодных лет, а и для "иного какого времени". Уложение предписывает по челобитью холопов допрашивать господ, действительно ли они отпустили от себя с дворов своих людей без отпускных, и если челобитье холопов подтвердится, то дать им волю, а если не подтвердится, то холопов отдать обратно господам и одновременно приказать им, "чтобы они ихъ въ голодное время кормили, а голодомъ не морили; и за то, что они на нихъ били челомъ, дурна надъ ними никакова не учинили" (XX, 41 и 42). В 1607 г. издан указ, регулировавший половые и семейные отношения среди холопов, в силу которого на господ возложено обязательство не держать рабынь девками свыше 18 лет, вдов более двух лет после смерти мужей незамужними, а парней свыше 20 лет холостыми. При нарушении этого требования холопы могли приходить к казначеям и получать отпускные. На таких отпущенных не принималось от господ челобитий о сносе по следующему мотиву: "не держи неженатыхъ надъ законъ Божiи, да не умножится блудъ и скверное деяше въ людехъ" (Татищев В.Н. Судебник государя, царя и великого князя Иоанна Васильевича и некоторые сего государя и ближних его преемников указы. 2-е изд. М., 1786. С. 244 - 245). В Уложение это правило не перешло, но и там обращено внимание на прекращение блуда господ с собственными рабынями; челобитье рабыни на господина о прижитии с ним в блуде детей подлежало ведомству святительского суда и обсуждалось на основании церковных правил (XX, 80). Кроме только что указанных случаев освобождения из холопства, еще подлежали в силу закона отпущению на волю: 1) холопы, взятые в плен, но спасшиеся из него бегством (Судебник 2-й, ст. 80; Ул. XX, 34); 2) все холопы господина, изменившего государю и отъехавшего в другое государство (Ул. XX, 33); 3) крещеные холопы, если их господа продолжали оставаться некрещеными (XX, 71). Вес эти заботы правительства об улучшении положения несвободных далеко не всегда достигали цели, и в практике нередко оживала домосковская старина. Весьма характерны, например, простодушные признания некоего Соловцова, откровенно изложенные им в духовной грамоте 1627 г., об обращении с собственными холопами: "такоже и сиротъ моихъ, которые мне служили, мужей ихъ и женъ и вдовъ и детей, чъмъ будеть оскорбилъ во своей кручине, боемъ, по винъ и не по вине, и къ женамъ ихъ и ко вдовамъ насилствомъ, девственнымъ растленьемъ, а иныхъ есми грехомъ своимъ и смерти предалъ, согрешилъ во всемъ и передъ ними виноватъ: простите меня грешного и благословите и разрешите мою грешную душу въ семъ вецъ и въ будущемъ" (АЮБ. Т. I. N 86). Это показывает, что и в XVII в. растления рабынь и убийства холопов господами далеко не всегда доходили до судебного рассмотрения.
   Гораздо важнее правительственных мер, направленных к тому, чтобы обеспечить несвободному населению сколько-нибудь сносное существование и оградить его от произвола рабовладельцев, были те законодательные перемены, которые были вызваны исключительно государственными интересами и привели к совершенному уничтожению самого института холопства. Этот перелом возник под влиянием той роли, какую сыграло холопство в хозяйственной истории Московского государства. Вся масса несвободного населения, не исключая и кабальных холопов, позднее по преимуществу наполнявших эту среду, в господском хозяйстве занимала неодинаковое положение и разбивалась на разряды. Незначительная его часть, пользуясь особым доверием господ, несла обязанности тиунов, ключников и приказчиков, т.е. управляла отдельными отраслями господских хозяйств. Другая небольшая часть, со времени возникновения обязательной службы, сопровождала своих господ в походах. Эти так называемые "большие" холопы стояли совершенно обособленно от других "меньших". Если и в домосковское время первые занимали весьма самостоятельное положение, то в московский период оно еще более упрочидось. К ним по преимуществу относятся указания памятников о том, что у холопов было недвижимое имущество, подаренное им господами и даже приобретенное на собственные средства; что они имели собственных холопов, занимались торговлею, ссужали капиталы под залог дворов и лавок. Уложение внесло некоторые ограничения в эту практику: холопам было предписано вотчин не покупать и в закладе за собою не держать (XVII, 41); в городах дворов, лавок, амбаров и погребов не покупать, а имеющиеся у них продать; под залог принимать эти имущества не запрещено, но запрещено осваивать (XIX, 15 и 16); но служилым кабалам людей не держать, а лишь по записям на урочные годы (XX, 105). За холопами признана законом личная честь, которая у служилых боярских людей оценена в 5 руб., а у деловых людей в 1 руб., как у крестьян (X, 94). Но преимущества такого положения холопов ничем не были обеспечены и вполне зависели от милости господ. Уложение даже запретило давать суд по жалобам вольноотпущенных на жен и детей их умерших господ об имуществе, "для того, что отпущены безъ животовъ" (XX, 65).
   Остальная самая значительная группа холопов составляла в хозяйстве чернорабочую силу, с помощью которой в значительной мере удовлетворялись несложные, но иногда очень обширные потребности натурального хозяйства в крупных и средних боярских дворах. Это были конюхи, псари, повара, хлебники и всякая домашняя прислуга; далее кузнецы, плотники, хамовники, скатерницы, тонкопрядицы и иные ремесленные люди. Приставленные к разнообразным текущим делам, они обыкновенно назывались "деловыми людьми". В числе их и наряду с ними упоминаются бортники, пастухи, коровники и рядовые земледельцы под именем "страдных людей" или "страдников". Организация труда холопов в сельском хозяйстве была довольно разнообразна: они могли обрабатывать боярскую пашню в качестве рабочей челяди, под надзором ключника или приказчика, на полном господском иждивении, проживая в особых челядинных дворах; или же могли проживать в господских или специально им отведенных дворах, получая месячину или даже жалованье, или же, наконец, содержались не на господский счет, а собственными силами, на отведенных в их пользование участках земли, работая на боярской пашне и отбывая иные виды барщины, нередко совместно с крестьянами. Частные акты и поземельные описи конца XV и особенно XVI вв. упоминают о всех этих формах поселения и хозяйства сельской челяди: в них перечисляются челядинные дворы; господские, в которых проживала челядь, и особые людские дворы; говорится о людской пашне, о людской животине, данной холопам в пользование, или собинной, пожалованной господином или купленной холопами на собственные средства; содержатся указания на холопов-оброчников и на оброчный скот, находившийся в пользовании холопов. Какая из перечисленных форм холопьего хозяйства была более распространенной или преобладающей в XVI в. - определить нельзя; можно лишь указать, что количество людских дворов в разных уездах по описям значительно колебалось, не превышая в одних 3 - 5 %, поднимаясь в других до 7 - 17 % и достигая в Каширском и Тульском уездах 25 - 30 % в составе крестьянского и бобыльского населения.
   Количество сельских холопов стояло в тесной связи с общими условиями земледельческого хозяйства и зависело как от размеров боярской запашки, так и от наличного количества крестьянских рабочих рук. При господствовавшей системе сошного обложения, когда боярская запашка включалась в оклад наравне с крестьянской пахотой, увеличение размеров первой не могло доставлять особых выгод землевладельцам. Поэтому у них не было прямых побуждений к ее расширению и вместе с тем к увеличению сельской челяди. Численность ее могла, однако, возрастать во второй половине XVI в., как это и наблюдается для некоторых местностей, вследствие отлива тяглого населения из центра и северо-западных окраин в области, сделавшиеся доступными для колонизации. В таких случаях прямая выгода заставляла поселять холопов в пустые крестьянские дворы, на заброшенных участках, чтоб не платить тягла с пустоты на то по крайней мере время, пока удавалось выхлопотать льготу на пустоту или выключить пустые участки из живущей пашни. Однако со времени царя Федора Ивановича наблюдается тенденция правительства облегчить положение служилых людей и монастырей обелением, т. е. выключением из тягла собственной их запашки целиком или в некоторой части, или же понижением сошного оклада. По указу этого государя, относящемуся до служилых людей, обелению подлежала боярская пашня, обрабатываемая холопами на землевладельца; людская же пашня, которую холопы пахали на себя, а не на помещика, включалась в оклад наравне с крестьянскою пахотой. Эта мера несомненно способствовала увеличению сельской челяди на боярской запашке, но в довольно тесных рамках, так как обелению подлежала не вся боярская запашка, а лишь в известных пределах.
   Гораздо более важное значение имела реформа в системе обложения при замене сошного оклада живущею четвертью. На основании этой реформы величина оклада определялась не размерами распаханной пашни, а единственно количеством крестьянских и бобыльских дворов. Благодаря этому уничтожены были весьма серьезные преграды к расширению какой бы то ни было запашки - боярской, людской или крестьянской. Всего выгоднее и проще было увеличить людскую пашню, так как увеличение крестьянской запашки, без соответственного увеличения крестьянских дворов, было возможно только в незначительной мере; заведение же в широких размерах собственной запашки для подавляющего большинства землевладельцев по многим причинам было невозможно. В связи с этой переменой в порядке обложения наблюдается все более заметное возрастание в составе сельского населения поместных и вотчинных хозяйств задворных и деловых людей.
   Первый из упомянутых терминов - "задворные люди" - встречается уже в памятниках последней трети XVI в. наряду с терминами "люцкая пашня на задворьи", "задворные дворишки". При каких условиях возникла эта задворная запашка, отличались ли, и чем именно, задворные люди от страдных людей в XVI в. - эти вопросы остаются открытыми. Впервые указом 1624 г. проведено юридическое различие между задворными и дворовыми людьми: первые самостоятельно несли имущественную ответственность за совершенные ими проступки, тогда как за вторых ответствовали их господа (АИ. Т. III. С. 303; Ул. XXI, 67, 68). По переписным книгам половины XVII в. можно уже изучать состав задворного населения: туда входили полные и кабальные холопы, порубежные выходцы и всякие разночинцы, проживавшие в задворных людях добровольно или бескабально, в том числе и выбившиеся из своего положения элементы тяглой среды - обедневшие крестьяне и бобыли или их дети и сироты. По итогам этой переписи задворное население могло обратить на себя внимание правительства с фискальной точки зрения, так как по переписным книгам и с дворового числа Уложение предписало взимать новый оклад полоняничных денег. Перепись 1677 - 1678 гг. предпринята была с очевидным намерением ввести новую окладную единицу обложения - двор, так как вслед за ее окончанием указами 1679 г. предписано было взимать все прямые сборы с дворового числа.
   В результате этой реформы в составе плательщиков податей, т.е. тяглых людей, наряду с крестьянами и бобылями оказались и задворные люди, а также и те из деловых, которые проживали в особых дворах. Таким образом, все полные и кабальные холопы, поскольку они входили в состав задворного населения или жили в деловых людях, поселенных особыми дворами, сделались тяглыми людьми. С этого времени между ними, с одной стороны, и крестьянами и бобылями - с другой, нельзя провести никакой разницы, так как и кабальные холопы сделались вечно крепкими своим господам по переписным книгам в качестве их задворных людей или деловых, если проживали в особых дворах. Разница осталась, но не между холопами и крестьянами, как было раньше, а между крестьянами, бобылями, задворными и деловыми людьми, с одной стороны, и дворовыми людьми - с другой, причем в составе последних значились не только полные и кабальные холопы, но также и взятые в господские дворы крестьянские и бобыльские дети. Дворовые люди сохранили типические черты кабального холопства и в силу этого подлежали отпуску на волю после смерти господина. А полное слияние отбившихся элементов тяглой среды в лице крестьянских детей с массою дворового населения подтверждается указом 1690 г., на основании которого предписано "послав умершихъ всякихъ чиновъ людей дворовымь ихъ и кабальнымъ и полоннымъ и крестьянскимъ детемъ, которые были изъ крестьянъ взяты во дворъ, давать отпускныя изъ Приказа Холопья Суда" (ПСЗ. N 1383). Дворовые люди остаются нетяглыми и после реформы 1679 г., вплоть до Петровских указов о ревизии. По указу 26 ноября 1718 г. предписано было "взять сказки у всехъ, чтобъ правдивыя принесли, сколько у кого въ которой деревне душъ мужеска пола" (Там же. N 3245). Указом 22 янв. 1719 г. было разъяснено, что в переписях необходимо было показать, "сколько, где, въ которой волости, селе или деревне, крестьянъ, бобылей, задворныхъ и деловыхъ людей (которые имеют свою пашню) по именомъ есть мужеска пола, всехъ, не обходя отъ стараго до самаго послъдняго младенца"; деловых же людей, которые своей пашни не имеют, а пашут на помещиков своих, предписано для ведома писать особою статьей (Там же. N 3287). Из этого указа видно, что Петр имел сначала в виду положить в подушный оклад лишь те группы сельского населения, какие положены были в тягло по переписным книгам 1677 - 1678 гг. Лишь вследствие злоупотреблений, когда государю стало известно, что в сказках пишут только крестьян, а людей дворовых и прочих не пишут, он приказал сенату подтвердить указом, "чтобъ всехъ писали помещики своихъ подданныхъ, какого званiя они ни есть". Сенат, при объявлении этого указа, предписал: "буде кто въ подданныхъ сказкахъ дворовыхъ людей и прочихъ подданныхъ своихъ не писали, дабы о техъ всехъ своихъ подданныхъ, которые живутъ въ деревняхъ, а именно: о прикащикахъ и о прочихъ мужеска пола дворовыхъ людяхъ, какого они званiя ни есть, подавали сказки" (Там же. N 3481, 3492). На основании этого городские дворовые люди исключались из оклада, что подтверждено и в разъяснительном указе сената 1 июня 1722 г., где сказано, что "всякого званiя слугъ и служебныхъ и прочихъ людей, которые живутъ у помещиковъ въ Петербурге, Москве и прочихъ городахъ во дворахъ, а на себя и на вотчинниковъ пашни не пашутъ, и имеютъ пропитанiе только денежною и хлебною дачею, техъ въ расположенiе не класть, а только переписать ихъ для ведома; а которые всякого жъ званiя люди хотя на себя пашни и не пашутъ, а на вотчинниковъ пашутъ; а которые хотя и не пашутъ, а живутъ въ деревняхъ, такихъ въ расположенiе класть, не выключая никого, какого бъ званiя ни были" (Там же. N 4026).
   Таким образом, по указам 1720 - 1722 гг. из дворовых людей должны были попасть в подушный оклад все проживавшие в деревнях без исключения, а из городских дворовых лишь те, которые обрабатывали пашню на себя или на господ. Но и относительно городских дворовых, которые не пахали никаких пашен и имели пропитание только денежною или хлебною дачею, в высочайшей резолюции на докладные пункты генерала Чернышева 19 янв. 1723 г. определено: "писать всехъ и служащихъ, какъ крестьянъ, и положить въ поборъ" (Там же. N4145). С этого времени вес дворовые без всяких изъятий включены были в состав податного населения. Холопство, как особый юридический институт, прекратило свое существование, а холопы разных категорий вместе с крестьянами и бобылями образовали общую массу крепостных людей.

Литература

   Сергеевич В. И. Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1909. Т. 1. С. 131 - 179; Владшшрский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского нрава. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 403 - 419, 665 - 673; Панов А. Кабальные люди // Моск. ведомости. 1856. Лит. отд. N 24, 26; Чичерин Б.Н. Холопы и крестьяне в России до XVI в. // Чичерин Б. Н. Опыты по истории русского права. М., 1858; Щапов А.П. Голос древней русской церкви об улучшении быта несвободных людей. Казань, 1859; Ключевский В.О. 1) Подушная подать и отмена холопства в России // Ключевский В.О. Опыты и исследования. М., 1912; 2) История сословий в России. М., 1913; Сергеевич В.И. Вольные и невольные слуги московских государей // Наблюдатель. 1887. N 1; Павлов-Сильванский Н.П. Люди кабальные и докладные // ЖМНП. 1895. N 1; Дьяконов М.А.
1) Очерки из истории сельского населения Московского государства XVI - XVII вв. СПб., 1898. С. 134 - 142, 241 - 294; 2) К вопросу о крестьянской порядной записи и служилой кабале // Сборник, посвященный В.О. Ключевскому. М., 1909. С. 317 - 331; Рожков Н.А. Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке. М., 1899. Гл. 2. С. 266 - 269; Лаппо-Данилевскии А. С. 1) Предисловие // Записная книга крепостным актам XV - XVI вв. // РИБ. Т. XVII; 2) Разыскания по истории прикрепления владельческих крестьян в Московском государстве XVI - XVII вв. СПб., 1900. С. 76 - 103; 3) Служилые кабалы позднейшего типа // Сборник, посвященный В.О. Ключевскому. С. 719 - 764; Егоров В. 1) Кабальные деньги в конце XVI в. // ЖМНП. 1910. N7;
2) Записные холопьи книги дьяка Алябьева // Сборник, посвященный С. Ф. Платонову. СПб., 1911. С. 462 - 470; Оберучева-Анциферова Т. Н. Жилые записи // ЖМНП. 1917. Февр.; Акты, записанные в крепостной книге XVI в. // Арх. ист.-юр. свед. Кн. 2. Половина 1-я; АЮБ. СПб., 1864. Т.П. N 127, 131; Новгородские кабальные книги 1597 - 1600 гг. // РИБ. СПб., 1894. Т. XV; Записная книга крепостным актам XV - XVI вв. // РИБ. СПб., 1898. Т. XVII.
  

ВЛАСТЬ МОСКОВСКИХ ГОСУДАРЕЙ

   Власть московских великих князей, позднее государей и царей, постепенно все более и более усиливается. Рост этой власти стоит в тесной связи с ростом могущества Московского княжения, внешним выражением которого являлось постепенное расширение пределов московской территории. Но возрастающее могущество само по себе вовсе не предрешало вопроса о форме политического быта в Московском государстве. Эта последняя целиком зависела от соотношения сил, игравших главную роль в создании могущества Москвы. Из составных элементов, образующих правящую власть в древнерусских княжениях, раньше других утратил значение элемент демократический, в значительной мере под влиянием татарского порабощения, сопровождавшегося опустошением страны и разорением населения. Потрясенный хозяйственный быт массы свободного населения ставил грозный вопрос о насущном хлебе, а не об участии в управлении страной. С расширением территорий поголовные народные собрания становились невозможны и сами по себе. Татарское иго, помимо чисто отрицательных влияний, каковы разорения страны и огрубение нравов, оказало Москве положительные услуги лишь постольку, поскольку московское правительство сумело воспользоваться помощью ханов в борьбе за преобладание с другими княжениями. В этом смысле, и только в этом, справедливы слова Н.М. Карамзина, что "Москва обязана своим величием ханам".
   Из других политических сил продолжают сохранять свое значение и после татарского завоевания, помимо князя, аристократический элемент, в лице бояр и вольных слуг, и духовенство, приобретшее влияние не только как провозвестник христианского учения, но и как гражданская власть и бытовая сила с того момента, как духовные власти и монастыри становились все более и более крупными землевладельцами.
   Заслуги бояр и вольных слуг на пользу Москвы засвидетельствованы самими московскими князьями. Симеон Иванович в своей духовной (1353 г.) советует братьям слушать митрополита, "такоже старыхъ бояръ, хто хотелъ отцю нашему добра и намъ". Умирающему Димитрию Донскому летопись приписывает следующие слова, обращенные к детям: "бояры своя любите, честь имъ достойную въздавайте противу служенiи ихъ, безъ воля (думы) ихъ ничтоже не творите". Самим же боярам он сказал: "съ вами на многи страны мужествовахъ, вами въ бранехъ страшенъ быхъ, и Божiею помощiю низложихъ враги своя и покорихъ подъ себе, съ вами великое княженiе велми укрепихъ, и миръ и тишину княженiю своему сътворихъ, и дрежаву отчины своея съблюдохъ; велику же честь и любовь свою къ вамъ имехъ, и подъ вами городы дрежахъ и великiа власти, чяда же вашя въ любви имехъ, и никому же васъ зла сътворихъ, ни силою что отъяхъ, ни досадихъ, ни укорихъ, ни разграбихъ, ни обезчестихъ, но всехъ чествовахъ и любихъ и въ чести велицей дрежахъ, радовахся и скорбехъ съ вами; вы же не нарекостеся у мене бояре, но князи земли моей" (ПСРЛ. СПб., 1848. Т. IV. С. 352; СПб., 1859. Т. VIII. С. 56; СПб., 1897. Т. XI. С. 114). Даже сквозь явные преувеличения последних слов наглядно рисуется как деятельное участие бояр в политике Москвы, так и почет, каким они пользовались в качестве сотрудников князей. При слабом Иване Ивановиче, в малолетство Димитрия Ивановича и Василия Васильевича, поддержка бояр в значительной мере обеспечила первенствующее положение этих князей. Эти и другие подобные исторические заслуги бояр сохранили за ними и при иных условиях, даже после замены свободной службы службою обязательною, значение крупной правящей силы в течение всего московского периода. Политическое значение боярства усилилось с притоком в его среду потерявших независимость владетельных князей и их потомков. С потерею своих княжений, присоединенных к территории Московского государства, они вынуждены были вступать на службу в Москве и при этом сумели занять высшие ступени служебной лестницы и правилами местнических счетов оградить за собой преимущества своего положения. Из среды этой титулованной и старой служилой знати вышло несколько оппозиционных течений в отпор усиливающейся власти московских государей.
   Московские же государи нашли деятельную поддержку своим новым стремлениям в другой силе, эти стремления в них воспитавшей. Эту роль в развитии власти московских государей сыграло духовенство. Еще С. М. Соловьев сказал, что "немедленно после принятия новой веры мы видим уже епископов советниками князя, истолкователями воли божией; но христианство принято из Византии; русская земля составляет одну из епархий, подведомственных константинопольскому патриарху; для русского духовенства единственным образцом всякого строя служит устройство византийское: отсюда понятно и гражданское влияние империи на юное русское общество" (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1-е изд. М., 1856. Т. VI. С. 248). В число новых взглядов, перенесенных из Византии на русскую почву, одно из важных мест занимает новое учение о власти. Прежде всего духовенство пропагандирует общехристианское учение о богоустановленности власти и об обязанности повиновения ей. Под властью подразумевался исключительно единоличный представитель власти: властитель, князь, цесарь. Кроме этой общей темы, в нашу письменность проникли довольно рано и византийские ее обработки с дополнениями библейских мотивов и извлечениями из отеческой литературы. Так, уже в Святославовом Изборнике помещен следующий вопрос Анастасия Синаита: "да еда убо всякъ царь и князь отъ Бога поставляется?" На вопрос дан следующий ответ: "ови князи и царiе, достойни таковыя чти, отъ Бога поставляются; ови же паки недостойни суще противу достоиньствомъ людемъ, техъ недостоиньства по Божiю попущенiю или хотенiю поставляются". Отсюда Синаит и заключает: "егда узришь недостойна кого и зла царя или князя, не чудися, ни Божiя промысла потязай, но разумъй и веруй, яко противу беззаконiемъ нашимъ тацемъ мучителемъ предаемся". В старейших летописных сводах по поводу убиения Андрея Боголюбского помещено поучение на чисто теократическую тему о высоте сана представителя власти: "естьствомъ бо земнымъ подобенъ есть всякому человеку цесарь, властью, же сана яко Богъ" (Лавр. лет. С. 351; Ипат. лет. С. 402). В связи с такою высотою сана представителя власти на него возложена не только ответственная обязанность - "безъ блазна Богомъ данные люди управити", - но еще и забота об охране чистоты правоверия. Так, митр. Никифор поучал Владимира Мономаха: "въ стадо Христово не даси влъку внити, и аще въ виноградъ, иже насади Богъ, не даси насадити трънiа, но съхранити предаша старое отецъ твоихъ".
   Все эти политические темы древнерусской проповеди хотя и могли влиять на умы современников, но почва для их восприятия в окружающей действительности была крайне неблагоприятна не только по условиям политического быта, но и ввиду особых отношений Древней Руси к Византии. С момента своего возникновения русская митрополия была подчинена константинопольскому патриархату, а следовательно и императору, который в качестве верховного покровителя вселенской церкви был главой и в сфере церковного управления. Поэтому он принимает участие в делах о поставлении митрополитов всея Руси, в решении вопросов о пределах митрополии и о ее единстве, о поддержании в ней порядка и уничтожении соблазнов. Сами патриархи всеми мерами стараются поставить в глазах русских авторитет императора на недосягаемую высоту. По поводу столкновения с патриархатом из-за неправильностей при замещении митрополичьей кафедры вел. кн. Василий Дмитриевич запретил поминать во время богослужений имя царя, мотивируя это тем, что "мы имеем церковь, а царя не имеем и знать не хотим". Патриарх Антоний на это ответил увещательным посланием, где развивал идею всемирной монархии и вселенской церкви. Византийский император характеризуется тут как "великий царь, господин и начальник вселенной", который "поставляется царем и самодержцем ромеев", т.е. всех христиан. На всяком месте, где только именуются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами, и этого преимущества не имеет никто из прочих князей или местных властителей. Власть его в сравнении со всеми прочими такова, что и самые латиняне, не имеющие никакого общения с нашею церковью, и те оказывают ему такую же покорность, какую оказывали в прежние времена, когда находились в единении с нами. Тем более обязаны к этому православные христиане (РИБ. СПб., 1880. Т. VI. Прил. N 40). Таково воззрение греков. Но несомненно под его давлением некоторые из наших князей, в отличие от мнения Василия Димитриевича, очень высоко ценили авторитет императоров. Например, вел. князь Василий Васильевич хотя и называл себя братом и сватом императора, но титуловал его "святымъ царствомъ", "благочестивымъ и святымъ самодержцемъ всея вселенныя" и признавал, что он "въспрiялъ свой царьскый скипетръ въ утверженiе всему православному христiяньству вашихъ державъ и нашимъ владъетельствамъ рускiя земли въ великую помощь" (РИБ. Т. VI. N 62, 71; АИ. СПб., 1841. Т. I. N 39, 41, 262). При таких условиях учение о высоте сана представителей власти в русских княжениях получало весьма условное значение; но оно подготовляло умы к восприятию новых взглядов после существенной перемены в отношениях к Византии.
   Еще раньше высшие представители духовенства успели оказать серьезные услуги некоторым князьям, в особенности московским. Пользуясь огромным авторитетом и влиянием, митрополит всея Руси мог содействовать усилению авторитета того князя, в резиденции которого он проживал. Так как кафедра митрополита находилась сначала в Киеве, то все прочие княжения оказались в церковном подчинении Киеву. Политические невыгоды такой зависимости хорошо сознавались, а потому более сильные князья стремились ослабить эту зависимость, присваивая себе право избирать кандидатов на епископские кафедры; некоторые из них старались даже обособить свои княжения в отдельные митрополии с непосредственным подчинением их константинопольскому патриарху. Таковы две первые неудавшиеся попытки: Андрея Боголюбского, задумавшего т. Владимир "обновите митропольею, да будетъ градъ сей великое княженiе и глава всемъ" (ПСРЛ. СПб., 1862. Т. IX. С. 222), и галицкого князя Даниила. Когда после татарских опустошений митрополит вынужден был покинуть Киев, между князьями возникла сильная борьба из-за местожительства митрополита. Сначала она возгорелась между тверскими и московскими князьями, а затем с особенным упорством продолжалась между Москвою и Литвою - и на этот раз окончилась разделением митрополии. Борьба эта сама по себе указывает, какое значение придавали митрополиту как политической, силе враждующие за преобладание князья. Достаточно привести один пример в подтверждение того, как спешили воспользоваться выгодами своего положения более счастливые из соперников.
   Тверской князь Михаил Ярославич, успев заручиться симпатиями митр. Максима, первый показал, как можно использовать достигнутую удачу: впервые он, подражая титулу митрополита, стал величать себя великим князем всея Руси. Нельзя думать, чтобы этой прибавкой намечалась широкая политическая программа объединения Руси; но весьма вероятно, что имелось в виду предуказать место для будущих митрополитов, так как самое естественное местопребывание для митрополита веся Руси было при дворе вел. князя всея Руси. Что на это направлены были помыслы тверского князя, указывает его попытка иметь на митрополии собственного кандидата, в лице игумена Геронтия. Счастливый соперник Твери, Иван Калита, привлекший на свою сторону митрополита Петра, систематически подражает политике своего врага: и он принимает титул великого князя всея Руси и так же выставляет собственного кандидата в митрополиты; по его настоянию, надо думать, митрополит Петр "воименовалъ на митрополiю" какого-то архимандрита Феодора, конечно, сторонника Москвы. Услуги, оказанные Москве митрополитами Петром и особенно Алексеем, были столь очевидны и общеизвестны, что это успели оценить и враждующие с Москвой князья: "инымъ же княземъ многимъ немного сладостно бъ, еже градъ Москва митрополита имяше въ себе живуща" (ПСРЛ. СПб., 1885. Т. Х. С. 195).
   Указанные события и течения, содействуя усилению Москвы и возвышению власти московского князя, не создали, однако, твердой опоры для пропаганды мирских политических идеалов. Обстоятельства круто изменились в благоприятную сторону со времени Флорентийской унии и завоевания Константинополя турками. После бегства митрополита Исидора из Москвы там стали говорить, что цареградская церковь поколебалась, от православия отступила, что царь и патриарх иномудрствуют, приближаются к латынам. А когда до Москвы дошла весть о завоевании Византии турками, то этот удар православию объяснили тем, что "царствующiй прежде благочестiемъ великiй градъ Констянтинополь ради латиньскыя прелести погибе, и отъ благочесия истребися, и доныне погаными туркы одержимъ бысть", а на святом месте, в соборной апостольской церкви (св. Софии), воцарились "мерзость и запустение".
   Одновременно на Руси церковь была сохранена безнаветной и безмятежной благодаря заботам вел. кн. Василия Васильевича, который прослыл "благочестiя ревнителемъ, мудрымъ изыскателемъ святыхъ правилъ богоуставнаго закона св. апостолъ", и в титуле его появились соответственные предикаты: благоверный, благочестивый, христолюбивый, в благочестии цветущий вел. князь и вел. государь. Некоторые из представителей духовенства называли вел. князя "великим государем земским", "царем русским" или "истинныя веры православiя боговенчаннымъ царемъ всея Руси". Так начала создаваться почва для новой политической догмы, что вел. князь московский и всея Руси должен занять во вселенной положение византийского императора. Сильную опору эти притязания получили со времени женитьбы Ивана III на "царевне царегородской" Зое (Софии) Палеолог в 1472 г. Прибытие ее в Москву не только содействовало быстрым переменам в придворном ритуале, но даже подало повод европейской дипломатии поднять вопрос о правах московского великого князя на константинопольское наследие.
   Но на первых порах столь пышная роль представителя власти в Москве совершенно не гармонировала с данническими отношениями к татарскому хану. Потому-то представители духовенства (епископ ростовский Вассиан), всемерно побуждая Ивана III возможно скорее свергнуть татарское иго, называли его "во благочестiи всея вселенныя въ конци воздаявшимъ", "наипаче же во царехъ пресветлейшимъ преславнымъ государемъ". Когда же позорное иго было свергнуто и миновало всеобщее опасение о кончине мира с истечением седьмого тысячелетия, впервые в новой пасхалии 1492 г. митр. Зосима назвал Ивана Васильевича "государемъ и самодержцемъ всея Руси, новымъ царемъ Констянтиномъ новому граду Констянтину - Москве". Новая политическая теория о русском царстве, заступившем место Византийской империи, окончательно формулирована в посланиях старца Филофея. Он пропагандировал мысль, что престол вселенской и апостольской церкви имеет теперь представительницей церковь Успения пресв. Богородицы в богоспасаемом граде Москве, просиявшую вместо римской и константинопольской, "иже едина во вселенной паче солнца светится", так как церкви старого Рима пали "невереем аполлинарiевы ереси"; церкви же второго Рима (Константинополя) "агаряне внуцы секирами и оскордами разсекоша двери" за то, что греки "предаша православную греческую веру въ латынство". Соответственно этому и московский государь явился "браздодержателемъ св. божiихъ престолъ" вселенской церкви, единственным во всей поднебесной царем христиан, во едино царство которого по пророческим книгам сошлись все пришедшие в конец царства, и что "два Рима падоша, а третiй стоить, а четвертому не быть". Так Москва прослыла третьим Римом, а титулы царя и самодержца прочно усвояются московскими государями.
   Никто не отрицает, что титул "самодержец" заимствован у византийских императоров, представляя собою дословный перевод с греческого - autocrator. Но почему-то некоторые историки не допускают мысли, что идея самодержавной власти заимствована из того же источника. Если политические легенды, придуманные московскими публицистами в подтверждение этого позаимствования (сказания о князех владимирских, о мономаховых регалиях, о белом клобуке и т.п.), почему-то считаются недостаточно убедительными, то едва ли можно возражать против прямых указаний похвального слова Михаилу кн. черниговскому, составленного Филологом черноризцем, позаимствованных и степенною книгой, где о Мономахе сказано, что он удостоился получить царские регалии "не отъ человекъ, но по божiимъ судьбамъ неизреченнымъ, претворяще и преводяще славу греческаго царства на российскаго царя". Такова была точка зрения и официальных сфер. Этим еще не решается вопрос о том, как понимался в Москве византийский самодержавный идеал, в какой мере это понимание соответствовало действительности, и что из него проникло в московскую политическую практику. Разрешать этот вопрос отрицательно на основании сравнения некоторых сторон византийского и московского политического быта, обнаруживших те или иные несходства, было бы неправильно, так как полного тождества, по различию условий быта, невозможно и предполагать.
   Что же такое самодержавная власть по понятиям московских официозных и правительственных сфер? Уже давно указано (проф. В.О. Ключевским), что с понятием о самодержавии общество того времени прежде всего соединяло мысль о внешней независимости страны. Потому и назван самодержцем Иван III по свержении татарского ига; потому же назывались самодержцами и формально ограниченные государи - Шуйский и Михаил Федорович. Но значение этого термина этим не исчерпывалось. Вскоре он был применен и для характеристики власти государя в сфере внутренней политики.
   Одновременно с тем, как создавалась новая догма о вселенском значении московского государя, вырабатывалась и новая политическая теория власти государя. Эта теория формулирована главным образом трудами Иосифа Волоцкого, но не в виде стройного политического учения, а. по частям, в пылу полемики по самым животрепещущим вопросам современности: о преследовании новгородских еретиков и о праве монастырей владеть недвижимыми имуществами. Добиваясь преследования и казни еретиков, Иосиф и теорию власти построил с этой точки зрения. Уже ранее затронутые в древнерусской письменности темы о божественном происхождении власти, о приравнении царской власти к божественной и о главной обязанности государей - заботиться об охране правоверия - вошли готовыми элементами в эту теорию. Иосиф учил, что московские государи поставляются от Бога самодержцами и государями всея Руси, что Бог избрал их на земле вместо себя и посадил на свой престол, даровал им милость и живот, вручив и меч вышней Божией десницы. Поэтому государи должны прежде всего спасать врученное им стадо от волков, погубляющих душу и тело, т.е. еретиков, и вообще не давать воли "злотворящим человеком". Не исполняющие своей главной обязан

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 403 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа