Дьяконов Михаил Александрович - Очерки общественного и государственного строя Древней Руси

татарам число: "i яшася по число; i почаша ездити оканьши по улицам, пишюче домы христианьскыя" (Там же). Наконец, в 1275 г. "бысть на Руси и въ Новъгородъ число второе изо Орды оть царя, и изочтоша вся, точш кромъ священников, и иноков и всего церковного причта" (ПСРЛ. Т. X. С. 152). Это число толкуется в смысле поголовной переписи населения на основании свидетельства Плано-Карпини, который рассказывает, что татары после переписи распорядились, "чтобы каждый, как малый, так и большой, даже младенец однодневный, бедный и богатый, давал дань". Но трудно допустить возможность такой переписи, сколько-нибудь последовательно проведенной: у татар не было для того достаточных средств. К тому же о Новгороде прямо сказано, что там татары объезжали улицы, "пищюче домы", т.е. дворы.

   Сначала эту дань татары собирали сами. Для этого они после счисления "ставиша десятники, и сотники, и тысящники и темникi" или назначали баскаков, которые и откупали дань (Лавр. лет. 1257 г.; ПСРЛ. Т. X. С. 147, - 164). По-видимому, откуп дани сделался преобладающей формой взимания дани, а главными откупщиками были бесерменские купцы. Злоупотребления откупщиков повели к целому ряду восстаний против них. Гак, уже под 1262 г. стоит известие что "избави Богъ оть лютаго томленья бесурменьскаго люди Ростовьсюя земля: вложи ярость въ сердца крестьяномъ, не терпяще насилья поганыхъ, изволиша вечь, и выгнаша из городов, из Ростова, ис Суждаля, из Ярославля; окупахуть бо ти оканьнии бесурмене дани, и оть того велику пагубу людем творяхуть, работяще резы (работающе люди христiаньское въ резех), и многы души крестьяньскыя раздно ведоша" (Лавр, лет.; ср.: ПСРЛ. Т. V. С. 190; Т. X. С. 143). Вероятно, эти причины и вызвали передачу сбора дани в руки князей, которые уже сами отвозили ее в Орду. С этих пор она стала называться еще "выходом" или "запросом".

   Вследствие того же татарского завоевания в значительной мере осложнилась и система косвенных сборов. Татары завели в русских землях чисто торговый сбор - тамгу.

   Сергеевич В.И. Лекции и исследования по древней истории русского права 4-е изд. СПб., 1910. С. 335 - 349; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 83 - 86; Эверс И.Ф.Г. (Ewers I Ph. G.). Das alteste Recht der Russen in seiner geschichtlichen Entwickelung dargestellt Dorpat; Hamburg, 1826. S. 34 - 39, 41 - 45, 68 - 69; Гагемейстер Ю.А. Разыскания о финансах Древней России. СПб., 1833. С. 1 - 64; гр. Толстой Д. История финансовых учреждении России. СПб., 1848. С. 1-1; Кури В.О прямых налогах в Древней Руси // Юридический сборник. СПб., 1855; Осокин Е.Г. О понятии промыслового налога и об историческом его развитии в России. Казань, 1856. С. 29 - 50.

  

  

  

   Политический быт во втором периоде представляется существенно изменившимся. Те три элемента, из которых слагается понятие о государстве, являются теперь с иными характерными признаками. На месте значительного числа мелких и неустойчивых в своих границах территорий здесь возникают две крупные территории государств Московского и Литовского, мало-помалу поглотившие прежние княжения Древней Руси. Среди свободного населения, на почве различных общественных классов, постепенно зарождаются сословные группы. Наконец, в составе государственной власти наблюдаются иные сочетания образующих ее сил: монархический элемент делает сравнительно быстрые успехи в своем развитии, а элементы - демократический и аристократический, наоборот, постепенно теряют их прежний политический вес, хотя и не уничтожаются совершенно.

   Все эти перемены происходят чрезвычайно медленно. Новое наслояется мало-помалу, годами, десятилетиями, полувеками, а старое продолжает сказываться через столетия. Но смена старого новым выразилась, наконец, вовне, когда северо-восточная Русь объединилась под властью великого государя московского и всея Руси. Перемена стала очевидной. Но как она произошла? Хотя этот вопрос поставлен уже очень давно, он не нашел согласного ответа до сих пор. С этого вопроса, можно сказать, началась обработка русской истории. Он привлек к себе внимание русских публицистов и историков уже на первых шагах сознательной оценки прошлого. Но при выяснении того, как возникло единодержавие московских государей, этот вопрос слился с другим: почему это единодержавие отлилось в известную политическую форму.

   Первые московские историки-публицисты XVI в. старались разъяснить, откуда появились московские цари-самодержатели. Эти попытки не могут не казаться теперь крайне несовершенными и даже наивными. Людям той эпохи была совсем чужда и недоступна идея исторического развития. Их мировоззрение складывалось под непререкаемым авторитетом прадедовских заветов, седой старины. Перед ними стояла задача не объяснить явление, а оправдать его право на существование, поскольку оно освещалось ореолом старины. И на поставленный вопрос они ответили таким образом, что русских самодержателей отыскали в далеком прошлом, начиная с Владимира св. и Владимира Мономаха, самодержавную их власть объявили дарованной из Византии, а родословное их древо вывели от римского кесаря Августа. При всей своей странности эта историко-политическая доктрина имела глубокое влияние на умы последующих поколений: еще у Н.М. Карамзина заметна унаследованная от XVI в. историческая перспектива. Она даже дожила и до наших дней и находила защитников среди представителей университетской науки.

   Методологически правильная постановка вопроса об объединении Руси и росте власти московских государей появилась лишь с того времени, когда в основу исторических изысканий была положена идея постепенного развития всех сторон жизни. С.М. Соловьев и К.Д. Кавелин первые указали схемы этого развития и отметили главные моменты в развитии власти государей всея Руси. Они выводили ее из форм родового быта и указали постепенное ее преобразование: один - под влиянием особых условий политической жизни на севере, где политическая жизнь самим своим существованием была обязана князьям; другой - под влиянием закона распадения родового быта, причем посредствующую стадию сыграл быт вотчинный. К.Д. Кавелин уже в Андрее Боголюбском видел тип вотчинника, господина, неограниченного владельца своих владений, - тип, который окончательно развивается в Москве; С.М. Соловьев также видит в нем собственника своего княжения, хозяина полновластного, у которого впервые появляются понятия о самовластие и о подручничестве - первые элементы понятий о государе и о подданстве.

   Уже более 70 лет протекло с тех пор, как высказаны эти взгляды, но и до настоящего времени не выработано общего ответа на один из важнейших вопросов русской истории. Обыкновенно указывается целый ряд причин, вызвавших единодержавие и самодержавие московских государей: 1) иноземные влияния, византийское и монгольское; 2) содействие объединению Руси со стороны разных классов населения: духовенства, бояр и земских людей; 3) особые бытовые условия северо-восточной Руси: роль новых городов, вотчинное начало; 4) личные качества московских князей. Но в относительной оценке указанных причин до сих пор господствует полное разногласие. На первом плане у историков фигурируют то личные качества московских князей, то монгольское иго, то сила земли, в специальном смысле низших классов населения, то, наоборот, боярская инициатива и т.д. Так, одни все дело объединения Руси приписывают личной инициативе московских князей, их ловкости и способностям. На этой точке зрения стоит, например, В.И. Вешняков. Наоборот, проф. В.И. Сергеевич полагает, что московские князья сыграли в этом деле роль вовсе не положительную, а прямо отрицательную: объединение произошло вопреки их стремлениям. Подобные антитезы в мнениях можно указать почти в каждой из вышеуказанных причин.

   О монгольских влияниях еще Н.М. Карамзин сказал, что "Москва обязана своим величием ханам". Многие исследователи всецело приняли эту мысль, а Н. И. Костомаров посвятил развитию этого положения особую монографию, где утверждал, что Русь, покоренная татарами, сделалась военною добычею хана, его собственностью; все население от князей до холопов стало его рабами. А затем, с постепенным ослаблением ига, старейший русский князь заменяет собою хана со всеми его атрибутами государя и собственника русской земли. Значит, власть московских государей явилась полной заменой ханского деспотизма. Народ был приучен к беспрекословному повиновению своему владыке под впечатлением татарского гнета, и московские князья во имя этой непреоборимой силы требовали и себе полной покорности и казнили непокорных. "Исчезло чувство свободы, чести, сознания личного достоинства; раболепство перед высшими, деспотизм над низшими стали качествами русской души". Вместе с тем, однако, Н.И. Костомаров признал, что с XIV в., с постепенным уничтожением уделов на Руси, должна была, казалось бы, развиться монархия, в которой власть монарха была бы разделена с боярами. Этого не случилось, и власть возросла до полного самодержавия благодаря эгоизму и отсутствию корпоративной сплоченности среди боярства.

   Еще дальше Н.И. Костомарова пошел проф. Ф.И. Леонтович. Справедливо заметив, что мысль о монгольских влияниях хотя и давно высказывается, но нигде строго и документально не доказывается, он, на основании сближений Чингизовой Яссы и Ойратских уставов (Цааджин-Бичик), указывает целый ряд заимствований из монгольского права в политической, общественной и административной жизни Московской Руси. У монголов заимствованы: воззрение на государя как верховного собственника всей территории государства; прикрепление крестьян и закрепощение посадских людей; идея об обязательной службе служилого сословия и местничество; московские приказы, скопированные с монгольских палат, и пр. Автору, однако, не удалось найти каких-либо указаний на то, что в руках московского правительства действительно находились изученные автором монгольские уставы.

   Воззрения Н.М. Карамзина, Н.И. Костомарова в большей или меньшей мере разделяли проф.: Н.П. Загоскин, И.Е. Энгельман, В.И. Сергеевич. Наоборот, другие (С.М. Соловьев, К.Н. Бестужев-Рюмин, И.Е. Забелин, М.Ф. Владимирский-Буданов) не придают монгольскому игу решающего значения. С. М. Соловьев, например, полагает, что монголы, покорив Русь, остались жить вдали от нее и не вмешивались во внутреннюю жизнь страны, довольствуясь лишь сбором дани. Поэтому он приравнивает значение их влияний влияниям половецких хищников. Признавая это мнение слишком крайним, прочие признают, что в Московском государстве отразились некоторые черты восточных государств, но приписывают это гораздо больше отрицательной стороне монгольского ига, хотя и допускают незначительные положительные влияния в области финансовой и военной администрации.

   С исключением монгольского ига или независимо от него выдвигаются на первый план и другие созидательные элементы в деле объединения северо-восточной Руси. Так, И.Е. Забелин полагал, что московское единодержавие развилось в тесной связи с народным единством, зерно которого он видит в мирных и промышленных стремлениях рабочего посадского населения Суздальской земли. Эти стремления, поддержанные северными князьями Юрьевичами, и породили борьбу посада с дружинною боярскою силою, окончившуюся победой первого. Татарская неволя разрушила правильный ход дальнейших успехов объединения, но московские князья усвоили себе народный завет об устроении земского мира и тишины, а потому именно и оказались во главе объединяющейся Руси. Основною почвою для выработки типа самовластного государя в его московской форме послужило черное или серое всенародное множество, которому некогда было думать о каких-либо правах и вольностях в постоянных заботах о насущном хлебе и о безопасности от сильных людей. Это государево самовластие развивалось очень постепенно на русской почве и, быть может, не получило бы так скоро окончательной формы царского самодержавия, если бы не пришли ему на помощь греки и итальянцы при Иване III.

   С этой точки зрения боярство является силой, противодействующей общим стремлениям народа и князей, силой крамольной, нарушающей очень часто земский мир и тишину. Но еще со времени М.П. Погодина установилось иное воззрение на историческую роль бояр. М.П. Погодин пришел к выводу, что свидетели духовной Донского были правителями государства во время его малолетства, вместе с некоторыми старцами, оставшимися от времен Калиты. Они же, следовательно, правили государством и во время малолетства сына Дмитриева Василия и имели случай довершить свои благодеяния отечеству. Эти заслуги боярства рельефно отмечены и С.М. Соловьевым. Согласно этим мнениям, бояре вовсе не враги объединения, а деятельные помощники московских князей.

   Выяснению исторической роли боярства особенно посчастливилось за последнее время: ему посвящены труды проф. В.О. Ключевского и проф. В.И. Сергеевича. То, что Н.И. Костомарову казалось лишь возможным, а именно возникновение на Руси монархии, ограниченной боярским правлением, по мнению В.О. Ключевского, оказывается исторической действительностью, если не вполне, то в значительной мере. Московская Русь оказывается вовсе не в такой мере неограниченно-самодержавной, как думали раньше, а скорее монархически-боярской, так как царь всея Руси правит землею не единолично, а при посредстве и с помощью боярской аристократии. Отдельные же случаи столкновений монарха с этою аристократией приводят даже к попыткам специальной записью ограничить власть московских самодержцев.

   Не менее важны и выводы проф. В.И. Сергеевича. Вопреки общепринятому мнению о развитии Московского государства из удела московских князей, он доказывает, что не из этой вотчины выросла объединенная территория северо-восточной Руси, а на обломках старого Владимирского великого княжения, после приобретения его Дмитрием Донским в наследственное владение своего дома. Не усилиями московских князей и даже вопреки их стремлениям начато дело объединения. Московские князья, начиная с Калиты и до Дмитрия Донского, вовсе не были созидателями того порядка, который привел Московское государство к единовластию и величию, а были, наоборот, решительными проводниками взгляда на княжение как на частную собственность, со всеми его противогосударственными последствиями. Инициаторами и сторонниками воссоединения территории под властью одного князя были бояре, выступившие защитниками этой идеи еще в старой Ростовской земле. С Ивана Калиты за именами князей скрывается "боярская рука, создающая камень за камнем Московское государство.

   Нет согласия и в относительной оценке византийских влияний и политической роли духовенства. С.М. Соловьев давно заметил, что с принятием христианства духовенство получает важное политическое значение по своему влиянию на княжеские правительства и проводит в жизнь византийские идеалы, так как единственным образцом государственного устройства для духовенства могла быть только Византия. Для выяснения этого вопроса сделано довольно много в специальной литературе. Но ряд исследователей смотрит на вопрос совершенно отрицательно. Так, Н.И. Костомаров, настаивая на монгольских влияниях, утверждал, что Софья Палеолог могла только укреплять Ивана III в помыслах самодержавия, а не зарождала их в нем. Обстоятельства, к которым приведена была Русь всей ее предшествующей судьбой, были достаточны для возбуждения решительных стремлений к самодержавию без посторонних чуждых влияний. Точно так же проф. В.И. Сергеевич хотя и признает правильною мысль С.М. Соловьева, что для возвышения московских князей над другими нужна была помощь преданий империи, но в то же время утверждает, что власть московских государей является результатом вековой работы нашей истории, а не позаимствованием чего-то из Византии.

   Столь различные, нередко исключающие друг друга, мнения в вопросе столь существенной важности ставят изучающего в весьма трудное положение. Чтобы разобраться в подобных разногласиях, необходимо овладеть главнейшими фактами и знать, по какой группе источников они могут быть проверены и обоснованы.

   Соловьев С.М. 1) История отношений между князьями Рюрикова дома. М., 1847; 2) Взгляд на историю установления государственного порядка в России до Петра Великого. М., 1851, перепечатано в: Соловьев С.М. Собр. соч. СПб., 1882; Кавелин К.Д. 1) Взгляд на юридический быт древней России // Современник. 1847. N 1; 2) Собр. соч. СПб., 1897. Т. 1; Вешняков В.И. О причинах возвышения Московского княжества. СПб., 1851; 2-е изд. СПб., 1909; Костомаров Н.И. 1) Начало единодержавия в России // Вестник Европы. 1870. N 12; 2) Монографии. Т. XII; Леонтович Ф.И. К истории права русских инородцев: древний монголо-калмыцкий или Ойратский устав взысканий. Одесса, 1879; Забелин И.Е. Взгляд на развитие московского единодержавия // Исторический вестник. 1881. N2 - 4; Погодин М.П. 1) Древняя русская аристократия. М., 1847; 2) Исторические критические отрывки. М., 1867. Кн. 2; Ключевский В. О. Боярская дума Древней Руси. 3-е изд. М.. 1902; Сергеевич В.И. 1)Как и из чего возникла территория Московского государства // Новь. 1886. Янв. Кн. 2; Февр. Кн. 1; 2) Вольные и невольные слуги московских государей J/ Наблюдатель. 1887. N 2. 3; 3) Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1908. Т. II; Пыпш А.Н. Московская старина // Вестник Европы. 1885. N 1; Дьяконов М.А. Власть московских государей. СПб., 1889; Пресняков А.Е. Образование великорусского государства. Очерки по истории XIII - XV столетий. Пг.. 1918. Дальнейшие указания см. в отделе о власти государей.

  

  

   Творческие силы права или формы права остаются те же и в этом периоде: это - обычай, договоры и уставы или указы. Но отношения между ними изменяются: указная деятельность государей мало-помалу выдвигается на первое место.

   Творческое значение обычая, однако, чрезвычайно обширно: им создаются новые институты и учреждения и регулируются вновь унаследованные от предшествующего периода. Но конкурирующим с обычаем источником права является воля государей, которая людьми той эпохи и современными исследователями рисуется весьма обширной и сильной. Она и действительно могуча, но тем не менее не только не исключает действия обычая, но и сама себя ставит под защиту и под санкцию обычая. Этим самым государи показывают, что свой авторитет они ставят ниже авторитета пошлины или старины.

   Когда великий князь Иван Васильевич решил назначить своим преемником внука Дмитрия и назначил торжественное его венчание, то сказал: "Божiимъ изволенiемъ отъ нашихъ прародителей великихъ князей старина наша, оттоле и до сихъ местъ, отци великое князи сыномъ своимъ превымъ давали великое княженье: и язъ былъ своего сына преваго Ивана при себъ же благословилъ великимъ княженiемъ. Божiя паки воля сталася, сына моего Ивана въ животъ не стало, а у него остался сьнъ первой Дмитрей, и язъ его ныне благословляю при себе и после себя великимъ княженiемъ" (ПСРЛ. СПб., 1853. Т. VI. С. 241). Ссылка на прародительскую старину была тут не вполне правильна, так как назначение наследником внука при наличности другого сына случилось впервые. К тому же и сам Иван III в следующем 1499 г. ответил псковским послам на их просьбу держать свою вотчину в старине: "чи не воленъ язъ въ своемъ внукъ и въ своихъ детехъ? ино кому хочю, тому дамъ княженство" (Там же. СПб., 1848. Т. IV. С. 271). Тот же Иван III в 1504г. отказался выдать литовскому правительству перешедшего на московскую службу Ивана Дашковича, мотивируя свой отказ опять стариной: "и напередъ того при насъ и при нашихъ предкехъ и при его (литовского князя) предкехъ межъ насъ на обе стороны люди ездили безъ отказу" (Сб. РИО. СПб., 1882. Т. XXXV. С. 470). Но из Москвы не только не допускали отъезда в Литву, но наказывали за это.

   Иван Васильевич Грозный мотивировал свое намерение венчаться на царство опять ссылкой на исконный обычай: "хочу поискати прежнихъ своихъ прародителей чиновъ: какъ наши прародители, цари и великое князи, и сродничь нашъ, великiй князь Владимеръ Всеволодичь Маномахъ, на царьство на великое княженiе садилися" (ПСРЛ. СПб., 1904. Т. XIII. С. 450). В чине венчания весь обряд изображен "по отечеству древнему преданию" (СГГД. М., 1819. Ч. П. N 33). А между тем это была полная новизна.

   Московские государи все свои новые меры ставят под покров старины. Но и недовольные этими мерами оппоненты правительства также опираются в своей критике на старину. Берсень Беклемишев жаловался Максиму Греку: "выдаешь и самъ, а и мы слыхали у разумныхъ людей: которая земля переставливаеть обычьи свои, и та земля недолго стоить; а здесь у насъ старые обычьи князь велики персменилъ; ино на насъ которого добра чаяти?" (ААЭ. СПб., 1836. Т. 1. N 172).

   Ненарушимость старины была общим лозунгом правительства и всех общественных слоев. Эта мысль ярко выражена в наказе московским послам при ведении переговоров об избрании на царство королевича Владислава. На требование панов рады устроить костелы в Москве по примеру Польши и Литвы, где разрешено строить греческие и люторские храмы, послы должны были ответить: "в Полше i в Литвъ то повелось издавна, а в Московскомъ государстве того не бывало; а толко где чево не бывало, а всчати которое дело вновь, i в томъ будетъ многимъ людемъ сумненье и скорбь великая i печаль" (СГГД. Ч. II. С. 432).

   Но при последовательном проведении этой точки зрения Московское государство не могло бы возникнуть. Событие, однако, произошло при деятельном содействии правительства, которое не переставало подкреплять свои акты авторитетом старины. Из этого противоречия оно вышло только благодаря тому, что в оправдание своих мер ссылалось не на действительную, а на вымышленную, фиктивную старину. Стремление укрыться за выдуманной стариной, прикрыться фикцией - явление, хорошо известное истории не только московского права: это всемирный факт. Он указывает, что в данную эпоху идея творчества права еще не сознается и новые явления жизни подводятся под старые формулы. Московские князья и государи также признают, что по усмотрению они не могут творить право. Весьма важное значение такого миросозерцания проявилось в том, что они не издают никаких общих уставов для определения государственного быта на новых началах, а переделывают старый быт мало-помалу: длинным путем отдельных мероприятий, правительственною практикой. На почве этой практики постепенно слагаются новые обычаи, которые с течением времени могут попасть и в указы или уставы.

   Такой порядок выработки права даст изучающему важные методологические указания. Нельзя ознакомиться с состоянием права за данное время лишь по указам или уставам этого времени, так как в них изучающий не найдет всего действовавшего права. К указному праву всегда надо прибавить еще то право, которое применяется, но которое еще не успело найти отражения в уставах. Многие части действовавшего права так и не опали ни в какие государевы указы. Это право можно изучать только путем тщательного наблюдения правительственной и бытовой практики. Подмеченные в ней единообразия и явятся единственно надежной почвой для установления руководящих норм. С другой стороны, не все указное право может оказаться правом, действующим даже и без формальной его отмены: в указах может найтись и такая старина, которая отжила свой век. Указы и уставы необходимо изучать параллельно с изучением практики, как неизбежного дополнения и корректива официальных источников права.

   Сергеевич В.И. Опыты исследования обычного права // Наблюдатель. 1882. N2.

  

   Соглашения продолжают играть роль источника права для определения отношений между княжескими правительствами отдельных русских княжений до окончательного объединения их всех под главенством Москвы, а также для установления взаимных отношений Москвы с соседними державами. Наоборот, в области внутренних государственных отношений договор не играет прежней роли и теряет всякое значение в этой сфере с постепенною заменою службы вольной службою обязательной.

   Междукняжеские договоры за рассматриваемый период сохранились в значительном числе, хотя, конечно, далеко не все. Древнейший из дошедших до нас договоров заключен между родными братьями, сыновьями Калиты, в 1341 году, а последний - между вел. кн. Василием Ивановичем и родным его братом Юрием в 1531 г. (СГГД. М., 1813. Ч. I. N 23, 160 - 161). За этот двухсотлетний период между князьями состоялось, без сомнения, огромное число мирных и союзных соглашений. Дошедшие же до нас договорные грамоты (свыше 80) почти все заключены московскими великими князьями преимущественно с московскими же удельными или же с великими князьями тверскими, рязанскими, суздальскими; грамот не московского происхождения сохранилось ничтожное число.

   По содержанию своему эти грамоты представляют богатейший материал для изучения отношений между князьями великими и удельными, их взаимных прав и обязательств относительно сношений с другими княжескими правительствами, порядка доставления военной помощи друг другу, сношении с Ордой и платы татарской дани, порядка общего суда, выдачи преступников, рабов и должников, ограждения прав вольных слуг, порядка торговли и прав торговых людей и пр. Из сличения договорных грамот видно, как позднейшие повторяют многие постановления предшествующих. Но эта записанная старина может уже оказаться в противоречии с практикой, примеры чему приведены ниже. Договоры, хотя и скрепленные крестным целованием, нередко нарушались. Правильно замечено, что "договорное право представляет величайшую помеху для образования единого государства с единым государем во главе". И это потому, что договорами обеспечивалась внутренняя независимость владений удельных князей. Московские великие князья во многих случаях, еще до окончательного присоединения уделов, действовали не по точному смыслу договорных статей, а по праву сильного.

   Большая часть междукняжеских договоров напечатана в прекрасном издании графа Н.П. Румянцева (СГГД. М.. 1813 - 1828. Ч. I - IV). Главнейшие переизданы в особом выпуске "Памятников русской истории": Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных / Под ред. С.В. Бахрушина. М., 1909. Обработку их см.: Чичерин Б.Н. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей // Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М., 1858; Сергеевич В.И. 1) Вече и князь. М., 1867. С. 122 - 265; 2) Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1908. Т. II. C. 150-260; Дебольский В.Н. Древнерусские междукняжеские отношения по договорам //ИО. 1892. Т. IV.

  

   Международные договоры продолжают заключаться сначала отдельными русскими княжениями, а потом объединенным Московским государством с соседними государствами по западной, юго-западной и восточной границам. По мере усиления Москвы, особенно после свержения татарского ига, расширяется и область международных сношений московского правительства. Помимо ближайших соседей - великого княжества Литовского и королевства Польского, Тевтонского ордена, Крымской и Ногайской Орды - возникают дипломатические сношения с Германской империей, Папским престолом, с немецким орденом в Пруссии, Скандинавскими государствами, Голландией, Англией, Персией и пр. Акты этих сношений имеют важное значение не только для изучения внешних политических и торговых связей Московского государства, но и для изучения внутреннего государственного и административного строя страны. Заключающиеся в этих актах подробные сведения о приеме иностранных посольств, о переговорах с ними, наказах русским дипломатам, статейных списках русских послов и пр. рисуют нередко яркие картины правительственных и общественных обычаев и нравов, выясняют политические и экономические стремления различных общественных классов, а потому являются важным материалом для изучения правительственной и бытовой практики. К сожалению, эти материалы еще очень мало изучены и до сих пор не вполне доступны для изучения, так как далеко еще не все изданы.

   Общим пособием для ознакомления с материалом может служить труд: Бантыш-Каменский Н.Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.). СПб., 1894 - 1903. Ч. I - IV. Важнейшие издания актов международных сношений: 1) С Литвой и Польшей: Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского в государствование королей Сигизмунда Августа и Батория. М., 1843. Т. 1 - 2; Акты Западной России. СПб., 1846. Т. I; Сб. Муханова. 2-е изд. 1866; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским за время 1487 - 1571, 1598 - 1615 гг. // Сб. РИО. СПб., 1882. Т. XXXV: СПб., 1887. Т. LIX: СПб., 1892. Т. LXXI: СПб., 1912. Т. CXXXVII; СПб., 1913. Т. CXLII; Переписка между Россиею и Польшею по 1700 г. / Сост. Н. Н. Бантыш-Каменский. М., 1862. Ч. I - III (1487 - 1645 гг.); 2) С Германскою империей, Папским двором и Итальянскими государствами: ПДС. СПб., 1851 - 1871. Т. I - X; Григорович И. Переписка пап с российскими государями в AVI в. СПб.. 1834; Лихачев Н. П. Дело о приезде в Москву папского посла Антония Поссевина // ЛЗАК. СПб., 1903. Вып. XI; 3) Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Ногаями и Турцией (1474 - 1521) // Сб. РИО. СПб., 1884. Т. XLI; 1895. Т. XCV; 4) С Англиею: Толстой Ю. В. Первые 40 лет сношении между Россией и Англией (1553 - 1593). СПб.. 1875; Памятники дипломатических сношений Московского государства с Англиею (1581 - 1604) // Сб. РИО. СПб. 1883. AAXVIII; Статейный список приезда и пребывания в России английского посла Елизара Флетчера // ВОИДР. 1852. Кн. VIII; Гомель И. X. Англичане в России в XVI и ЛУИ столетиях. Статьи 1 - 2. СПб., 1865 - 1869; 5) Со скандинавскими государствами: Щерачев Ю.Н. Датский архив. Материалы по истории Древней России, хранящиеся в Копенгагене (1326 - 1690) // ЧОИДР. 1893. Кн. I: Русские акты Копенгагенского Архива, извлеченные Ю. Н. Щербачевым // РИБ. СПб., 1897. Т. XVI; Щербачев Ю. Н. Копенгагенские акты, относящиеся к русской истории. Вып. 1: 1326 - 1569 гг. // ЧОИДР. 1915. Кн. 4; Вып. 2: 1570 - 1575 гг. // Там же. 1916. Кн. 1: Якубов К. Россия и Швеция в первой половине XVII в. // ЧОИДР. 1897. Кн. 3 - 4: 1898. Кн. 1; Лыжни Н. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие. СПб.. 1857. Приложение; Sverges traktater med frammande magter jemte andra ditho'rande handlingar / Atg. af O. S. Rydberg. Stockholm. 1895. D. Ill (1409 - 1520); Stockholm. 1898. D. IV (1521 - 1571); Stockholm, 1903. D. V (1572 - 1632); Памятники дипломатических сношений Московского государства с Шведским государством. Т. 1: 1556 - 1586гг. // Сб. РИО. СПб., 1909. Т. CXXIX; 6) Памятники дипломатических сношений Московского государства с немецким орденом в Пруссии (1516 - 1520) // Сб. РИО. СПб., 1887. Т. LIII; 7) Донесения посланников республики Соединенных Нидерландов в Россию 1615 - 1616 и 1630 - 1631 гг. // Сб. РИО. СПб., 1878. Т. XXIV; 1902. Т. CXVI; Койэт Б. Посольство Кунраа-да фон Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. СПб., 1900; 8) Материалы для истории взаимных отношений России, Польши, Молдавии, Валахии и Турции в XIV - XVI вв. // ЧОИДР. 1887. Кн. 1; 9) Сношения России с Кавказом (1576 - 1613) // ЧОИДР. 1888. Кн. 3: 10) Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Т. I - III (1588 - 1621 гг.) // Труды Восточного отделения Русского археологического общества. СПб., 1890 - 1898. Т. XX - XXII: 11) Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792 г. / Сост. Н.Н. Бантыш-Каменский. Казань, 1882.

  

  

   Московские великие князья и государи издают целый ряд распоряжений или указов сначала в устной форме, а потом все чаще - в письменной. В последнем случае эти распоряжения носят название государевых грамот. Число этих грамот из года в год возрастает в зависимости от расширения территории и усложнения управления. По характеру своему указные грамоты не заключают общих правил или общих норм. Московские государи еще не сознают, что их воля может творить право. В их глазах всякое право должно иметь санкцию старины. Поэтому в своих указах они дают частные или местные распоряжения по тем или иным вопросам управления и суда. Но этими распоряжениями они создают указную практику, на почве которой могут выработаться мало-помалу общие нормы. Только эти условия правообразования выясняют возникновение тех или других институтов и учреждений в московском праве. В силу этого изучение указной деятельности правительства получает первостепенное значение.

   Но число сохранившихся правительственных грамот весьма обширно. Многие из них уже изданы, но еще большее их количество хранится в архивах. Отсюда естественное желание исследователей установить какую-либо классификацию грамот, разделить их на группы по содержанию, чтобы изучать каждую группу в отдельности. Из различных предложенных классификаций грамот едва ли не самою удачною является классификация, предложенная проф. М.Ф. Владимирским-Будановым, хотя ее надлежит дополнить некоторыми рубриками, а именно, кроме грамот жалованных и уставных, в нее следует еще включить грамоты духовные и грамоты, адресованные на имя отдельных должностных лиц, как-то: таможенные грамоты, наказы воеводам и т.п.

   1. Духовные грамоты великих и удельных князей и княгинь содержат распоряжения завещателей о распределении волостей и сел и движимого имущества между наследниками. По своему значению эти княжеские завещания тем только отличаются от духовных завещаний частных лиц, что содержат распоряжения относительно раздела государственной территории и правительственных доходов между сонаследниками. Но эти правительственные распоряжения, стоящие рядом и вперемежку с частнохозяйственными распоряжениями о разделе недвижимой и движимой собственности, всего отчетливее рисуют, насколько шатка еще граница между публично-правовыми и частноправовыми отношениями. В качестве исторического источника княжеские завещания особенно важны при изучении территориального роста Московского государства и для выяснения подробностей придворного управления. Начиная с Калиты, сохранилось 14 духовных от великих князей московских, от некоторых притом по две и даже три (Василия Дмитриевича); не дошла только духовная Василия Ивановича. Кроме того, сохранилось до 20 духовных от удельных князей и княгинь. Все княжеские духовные изданы в СГГД. М., 1813. Ч. I, а духовная Грозного - в ДАИ. СПб., 1846. Т. I. N 222.

   Чичерин Б.Н. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей // Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. М.. 1858; Дебольский В.Н. Духовные и договорные грамоты московских князей, как историко-географический источник. СПб., 1901 - 1903. Вып. 1 - 2. См. также: Духовные и договорные грамоты князей великих и удельных / Под ред. С.В. Бахрушина. М., 1909. С. 201.

  

   2. Жалованные грамоты составляют самую обширную группу различных указов. Название "жалованная грамота" указывает, что данное распоряжение содержит какое-то пожалование или какую-то милость отдельным лицам, учреждениям или группе населения. В этом смысле всякое распоряжение, изданное по челобитью просителей, может быть названо пожалованием. Так, например, уставные грамоты издаются по челобитьям заинтересованных, а потому в тексте их обычно встречается выражение: "вел. князь пожаловал своих людей таких-то". Но по своему содержанию уставные грамоты составляют особую группу грамот. К жалованным грамотам в родовом значении, по классификации проф. М.Ф. Владимирского-Буданова, относятся три вида грамот, различающихся по предметам пожалований: 1) жалованные грамоты в тесном смысле, которые даруются частным лицам, чаще монастырям и духовным властям, недвижимые имущества или же укрепляются права на недвижимое имущество. Значение этих грамот сводится к тому, что ими дополняется материал для изучения вопроса о сосредоточении недвижимых имуществ в руках духовенства и монастырей. Нередко к пожалованию недвижимого имущества или укреплению прав на него присоединяется пожалование каких-либо льгот; в таком случае жалованные грамоты первого вида переходят в грамоты второго вида.

   а) Жалованные грамоты льготные или привилегии (priva lex) содержат какие-либо изъятия от общих порядков суда или податных обязанностей в пользу лиц физических или юридических, получающих пожалование. Эти изъятия являются частным или личным законом и могут быть весьма разнообразны. В области суда льготы заключались в том, что население, проживающее в имении получившего льготу, освобождалось от подсудности областному правителю и судилось самим землевладельцем; последний же подлежал суду великого князя или его боярина введенного или дворецкого; в судных же делах населения вотчины с посторонними образовывался обычай или сместный суд. Освобождение от подсудности - местным властям может быть полным или ограниченным. С половины XV в. вотчинный суд землевладельца не распространялся на дела о разбое, душегубстве и татьбе с поличным, которые остаются в ведомстве местных властей. Льготы податные могут быть еще разнообразнее. Прежде всего землевладельцу может быть предоставлено право самому собирать все сборы с населения своего имения и доставлять эти сборы в Москву. В этом случае всякие сборщики налогов не имеют права въезда в пределы имения. Далее льгота может состоять в том, что с населения имения, вместо различных колеблющихся по размерам сборов и повинностей, взимается одна определенная сумма под именем оброка. Наконец, население данного имения может быть освобождено от некоторых или всех податей и повинностей обыкновенно на какой-либо определенный срок. Освободить от податей технически обозначалось термином "обелить" или татарским словом "отарханить". Поэтому льготные грамоты от податей назывались еще объльными или тарханными, или же просто тарханами. Льготы судебные и податные нередко совмещались, особенно в жалованных грамотах монастырям, хотя встречаются и весьма разнообразные комбинации льгот. Полная льгота создавала и у нас порядки и отношения, весьма близкие с западно-европейским иммунитетом. Важное значение жалованных льготных грамот явствует уже из того, что они представляют благоприятную почву для возникновения сословных привилегий, как это было на западе Европы. Хотя у нас почва для возникновения сословных привилегий оказалась менее благоприятной, но все же некоторые из пожалований получили характер общих норм. Например, предоставляемое по жалованным грамотам землевладельцам право судить население своих имений и взимать с него подати вошло готовым элементом в состав крепостного права на крестьян вотчин и поместий. С другой стороны, укоренившаяся практика пожалований нередко оказывала серьезное противодействие противоположным мероприятиям правительства. Так, Судебник 2-й, духовные соборы 1580 и 1584 гг. предписали уничтожение тархан; а на соборах категорически запрещен и дальнейший рост монастырского землевладения. Но выборные на соборе 1648 г. жаловались, что эти предписания не исполнены, и просили у духовных властей и монастырей отобрать земли, которые приобретены ими после 1580 г., так как в "соборномъ делъ уложенье написано, что съ техъ местъ въ монастыри вотчинныхъ земель отнудъ не давать, а власти къ тому приговору и руки свои приложили, что имъ и впредъ, кто по нихъ иные власти будуть, никакихъ земель въ монастыри не имать" (ААЭ. СПб., 1836. Т. IV. N33). Хотя уложение подтвердило запрет давать всякие вотчины в монастыри (XVII. 42), но ниоткуда не видно, чтобы челобитье выборных об отобрании земель было исполнено. Но помимо только что указанного значения, льготные грамоты имеют еще и в другом отношении огромную важность при изучении юридического быта. Установляя те или иные изъятия из общего порядка в пользу получающих пожалования, эти грамоты косвенно рисуют картины общего порядка, сохраняющего значение для всех, не пользующихся привилегией. Так, например при установлении податных льгот, грамоты подробно перечисляют разные виды податей и повинностей, от которых освобождаются пожалованные. Благодаря этим косвенным указаниям можно выяснить, какие именно подати и повинности существовали за данное время, в данном месте. Точно так же можно делать заключения о порядке общей подсудности и т.п.

   б) Жалованные грамоты охранительные или заповедные выдавались заинтересованным по их просьбе в ограждение принадлежащих им прав, нередко с угрозой наказанием против нарушителей. Поэтому такие грамоты называются еще опасными или бережельными. Так, например, проситель жаловался, что "вотчинишка его, бортной ухожей, на Унже, и сторонше люди его обидять, въ вотчину его ходятъ насильствомъ, борти деруть и лесъ секуть"; он просил против обидчиков дать ему береженную грамоту, каковая и выдана (АЮ. СПб., 1838. N 359). Уложение предписывает выдавать опасные грамоты тем, кто будет о том просить, против похваляющихся смертным убойством с заповедью в 5 - 7 тысяч руб. (X. 133). Отсюда отнюдь не следует, что без таких грамот нельзя было защищать своих прав судом; грамоты лишь подтверждают за просителем такое право на судебную охрану. Но из этих подтверждений явствует и то общее правило, которое должно быть применено и в частном случае в силу заповедной или опасной грамоты. К этому же типу грамот могут быть отнесены и правые грамоты, как содержащие применение, в силу судебного решения, общего правила к частному случаю.

   3. Уставные грамоты по форме своей нередко были пожалованиями, но по содержанию тем отличаются от жалованных грамот, что определяют устройство и порядок деятельности органов местного управления, а по пространству действия являются не общими, а местными законами. По различию органов, учреждения которых нормируются в уставных грамотах, они разделяются на три вида.

   а) Уставные грамоты наместничьего управления имели в виду поставить в некоторые правомерные границы деятельность наместников и волостелей и оградить население области от их злоупотреблений; наместники должны были "ходите" по уставным грамотам. Они писались поэтому на имя местных жителей и являлись в их руках средством контроля над деятельностью наместника и его людей. В уставных грамотах исчислялись все обязанности населения по отношению к наместникам, а именно установлялись размеры уплачиваемых в их пользу судебных пошлин, корма и иных сборов и доходов, а также способ взимания их; определялся численный состав "пошлинных людей" у наместника, т.е. тиунов, доводчиков и пр.; порядок жалоб на наместников; воспрещался самосуд в связи с обязанностью даваться под суд наместнику; указывались некоторые правила судопроизводства, и т.д. Наместники же и волостели, в ограждение их интересов и для устранения споров с жителями получали "доходные списки", по которым и взимали с населения всякие сборы. О назначении наместника население уведомлялось особой грамотой, в которой указывалось, что государь пожаловал такого-то таким-то городом или волостью в кормление, "и вы всъ люди чтите его и слушайте, а онъ васъ ведаетъ, и судить, и ходить, какъ было за прежними намъстниками", или "по старой пошлине", причем иногда прибавлялось такое разъяснение: "а доходъ бы есте ему давали по своей уставной грамотъ; а не будетъ у васъ уставной грамоты, и вы бе ему доходъ давали по его доходному списку" (Акт. Юшк. N 213). Отсюда видна та близкая связь, какая существовала между уставной грамотой и доходным списком.

   б) Губные грамоты определяли состав и порядок деятельности учреждений, возникавших в 20-х и 30-х годах XVI в. по челобитьям самого населения, для сыска и казни разбойников и лихих людей. Ранее эти дела состояли в ведомстве наместников, у которых, однако, не оказалось достаточных средств для уголовно-полицейского сыска. Поэтому жители отдельных округов и хлопотали о разрешении им самим "сыскивати промежь себя" лихих людей и выбрать для этой цели губных старост и целовальников. По этим челобитьям и выдавались губные грамоты, в которых давались указания, кого и как выбирать в состав губных учреждений, как выборные лица должны были производить сыск и при наличности каких условий подвергать казни лихих людей. Губные грамоты впервые выделили в нашем старом праве уголовную юстицию (сыск) от состязательного процесса (суда).

   в) Уставные земские грамоты появляются в самом начале второй половины XVI в. и опять по челобитьям населения. На этот раз население просило о полной отмене наместничьего управления с передачей всех дел суда, податного и полицейского управления в руки излюбленных голов и целовальников. В грамотах и определялся состав, порядок избрания и ведомство новых земских учреждений и отношение их к губному ведомству.

   О видах грамот и их классификации см.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 217 - 222; Загоскин Н.П. 1) История права Московского государства. Казань, 1877. Т. I. С. 39 - 58; 2) Уставные грамоты XIV - XVI вв., с сведенным текстом их и указателем к нему. Казань, 1875. Вып. 1. С. 10 - 24; Мейчик Д.М. Грамоты и другие акты XIV и XV вв. Московского архива министерства юстиции // Оп. док. и бум. Моск. арх. мин. юст. М., 1884. Т. IV. С. 1 - 25; Литтский М. [Рец. на соч.:] Мейчик Д.М. Грамоты и другие акты... // ЖМНП. 1885. N9; Ясинский М.Н. Уставные земские грамоты Литовско-Русского государства. Киев, 1889. С. 1 - 36.
О жалованных грамотах: Горбунов А. Льготные грамоты, жалованные монастырям и церквам в XIII, XIV и XV вв. // Арх. ист. и практ. свед. М.. 1860 - 1861. Кн. I, V. VI (здесь рассмотрены все изданные до тех пор 230 грамот, дан их свод с указанием изданий, где они напечатаны; Д.М. Мейчик в назв. соч. указывает еще 110 таких грамот). Жалованные грамоты еще изданы в прил. к соч.: Горчаков М.И. О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриарха и св. Синода. СПб:, 1871, и в изд.: Акт. Юшк. Ср. еще: Павлов-Сшъванский Н.П. 1) Иммунитет в удельной Руси // ЖМНП. 1900. Дек.; 2) Феодальные отношения в удельной Руси // ЖМНП. 1901. Июль; 1902. Янв.; 3) Феодализм в Древней Руси. СПб., 1907; Тарановский Ф. В. Феодализм в России. Критический очерк // Варшавские университетские известия. 1902. Кн. 4; Сергеевич В.И. Древности русского права. 3-е изд. СПб., 1911. Т. III. С. 291 - 304. 469 - 475; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд. СПб.; Киев, 1905. С. 292 - 298: Панков В. Льготное землевладение в Московском государстве до конца XVI в. и его политическое и экономическое значение. СПб.. 1911.
Об уставных грамотах наместничьего управления: Загоскин Н.П. Уставные грамоты XIV - XVI вв., определяющие порядок местного правительственного управления. Казань. 1875 - 1876. Вып. I - II (во 2-м выпуске дан сведенный текст всех 15 грамот); Сомов Л. Опыт систематического изложения материала уставных грамот, определяющих порядок местного правительственного управления в Московском государстве. Киев, 1914 (здесь перепечатан текст 16 грамот). Две древнейшие уставные грамоты - Двинская 1398 и Белозерская 1488 гг. - напечатаны в Хрест. Вып. 1 и 2 (с указателем). Доходные списки изданы в Актах Юшкова N 69. 75, 124. 194, 229