и. Переехали и поселились в богатой усадьбе, но, конечно, в скромном управительском флигельке. А через несколько лет, когда старшей дочери, Наталии Петровне, фактически не хватало полных пятнадцати лет, этот пятидесятилетний холостяк, ровесник ее отца, возжелал на ней жениться. Отказа благодетелю быть не могло. Тут же, в 1824 году, Алферьевы, в качестве родни хозяина, перебрались из своего флигелька в просторный "господский" дом.
Гороховская деятельность деда отмечена, между прочим, любопытной борьбой его с заклинателями, наговорщиками, "пережинами", "заломами" и вообще со всеми видами мракобесия, описанными впоследствии его внуком *.
* "Случай из русской демономании". - "Новое время", 1880, NN 1529, 1533, 1536, 1542, 1552, или под заголовком "Русские демономаны" в сборнике "Русская рознь" (СПб., 1881).
79
Петр Сергеевич бесспорно был человеком ясного ума, прекрасных способностей, большого жизненного опыта, изрядной образованности, ненавидевший невежество и суеверие в народе и еще больше в дворянско-помещичьей среде. Своему единственному сыну он позаботился дать такое образование, какого не дал своим детям никто другой во всем родстве, обладая несравненно лучшими материальными средствами и принадлежа даже к более поздним поколениям.
Умер он в Горохове около 1840 года, лет на пять позже "благодетеля" Страхова. Погребен на местном приходском кладбище села Добрыни, получившем свое место в произведениях Лескова *. Не забывал внук помянуть деда и в печати **.
* * *
Бабка Акилина родилась в 1790 году в Москве в весьма достаточной купеческой семье Колобовых.
По утверждению внука-беллетриста, она была взята "в дворянский" род "не за богатство, а за красоту", причем "лучшее ее свойство было - душевная красота и светлый разум, в котором всегда сохранялся простонародный склад. Войдя в дворянский круг, она уступила многим его требованиям и даже позволила звать себя Александрой Васильевной, тогда как ее настоящее имя было Акилина" ***52.
На самом деле о красоте ее в родстве никто другой не говорил. Была статность, рост, беспретензионная пригожесть. "Черт" в добродушном простоватом лице не было.
С именем дело шло тоже иначе: это была пожизненная ее драма. Ко времени разрешения ее матери от бремени отца не случилось в Москве. Приходский священник, не то в отместку за что-то ее отцу, не то по неодолимому упрямству, невзирая на все мольбы роженицы, "нарек" младенца не Александрой, как было заказано, на случай рождения девочки, отцом, а "по святцам", - какая святая пришлась в день рождения ребенка.
* Напр., "Дворянский бунт в Добрынском приходе". - "Исторический вестник", 1881, N 2.
** Напр., в статье "Синодальные персоны". - "Исторический вестник", 1882, N 11, с. 398; "Геральдический туман". - Там же, 1886, N 6, с. 602.
*** "Несмертельный Голован", гл. 2, 8, 12. - Собр. соч., т. IV, 1902-1903.
80
Вернувшийся вскоре Колобов пришел в ярость. Он слышать не мог неблагозвучного имени новорожденной, видя в нем поругание своей купеческой именитости и избыточности. Бросился к архиерею - тщетно! Тогда он строго-настрого приказал всем в доме облагороженно называть девочку Александрой, раз навсегда забыв оскорблявшую его "Акилину". Тайна эта соблюдалась всеми, и особенно ревниво хранила ее сама не любившая своего крестного имени бабушка. Каково же было удивление всех предстоявших на панихидах по ней, когда священник возгласил "вечную память болярине Акилине"!
Кстати уж и о дворянстве рода, в который "была взята" усопшая. Я уже отмечал, что первые десятилетия писательства Лесков в автобиографических заметках, повестях и даже письмах не упускал упоминать о дворянстве всего своего родства и о собственном. Мы уже знаем, что Щебальскому он писал, что его мать была "чистокровная аристократка". С годами и в этой области возобладал демократизм и скепсис. Однако, пока живы были мать и старшие родичи, ему приходилось сдерживаться. Год за годом все они "побывшились", вымерли. И вот в "заметке о родовых прозвищах", характерной уже по одному своему заглавию - "Геральдический туман", предпринимается поход против обуявшего многих поветрия кичливости происхождением и стремления многих "выскочек" и "прибыльщиков" непременно "сочинять себе небывалые роды". Дошел тут черед и до "разночинцев", а с тем беспощадно развенчивалось и все алферьевскoe дворянство.
"Как на анекдот в этом роде, - писал автор, - укажу на довольно распространенную в России фамилию, звук которой таков, что все слышат в ней нерусское происхождение и даже прямо чувствуют в ней происхождение итальянское. Эта фамилия, о которой я говорю, есть Алферьевы. Их очень много везде... Канцелярия старого московского Сената считала одно время у себя "целое племя" Алферьевых... Было по Москве много еще и других Алферьевых, и все они были не старые родовитые дворяне, а из чиновников и отчасти из "колокольных дворян", то есть из духовенства... Между линиями же Алферьевых один московский отводок отличался образованностью и другими хорошими качествами, и тут были усвоены уже некоторые приемы родовитой знати. Эти Алферьевы (тоже не дворяне) были по мужской линии
81
Сергеи и Иваны... Один из них, Василий Сергеевич, печатавший стихи и посвящавший их своей "Гурлиньке", слыл даже за очень ученого, каковым, впрочем, кажется, не был... 53
Учеными московскими изысканиями род Алферьевых был произведен от "знаменитого итальянца Альфиери".
Моя матушка происходила из этого рода Алферьевых, и мы с детства привыкли знать, что "Алферьевы итальянского происхождения". О дяде моем, недавно скончавшемся профессоре Киевского университета, С. П. Алферьеве, который был смолоду недурен собою, так и говорили, что в нем "видна тонкая итальянская порода" (он имел мелкие черты ярославского типа)... Случилось мне раз в уездном городке Городище встретить на оконной ставне надпись: "портново Алферьев", и тут я получил вразумление".
Последовавший затем диалог между Лесковым и обладателем вывески привел к тому, что фамилию этому "портново" дал поп, окрестив его отца Алфером, откуда, мол, пошли "Алферов двор", а с тем и Алферьевы.
От прославленного драматурга графа Витторио Альфиери ничего и не осталось: есть в святцах девять Еливфериев, по-мужичьи - Алфёров. Чего тут еще доискиваться!
Писатель не знал, что отец его матери даже и службой не успел приобрести потомственное дворянство и пожизненно числился происходившим "из обер-офицерских детей" *, как именовались тогда чиновники, не дослужившиеся до спасительного "асессорства", дававшего в те времена дворянство.
В чванливых разветвлениях страховской породы многие, разговаривая с Акилиной Васильевною, улыбались, а то и морщились, когда она говорила "ехтот", "лыгенда" или "мораль", понимая второе слово как "переделку в народном духе", а последнее - оскорбительным.
До "ста годочков", подаренных ей внуком, она не дожила почти тридцати лет, скончавшись около 1860 года на Орловщине у старшей своей дочери, Наталии Петровны, в ее имении Денисово.
Передались ли кому-нибудь ее прекраснодушие и кротость? Всего больше - Александре Петровне Шкотт.
* См.: П. К<речетов>. Орел. Материалы для описания Орловской губернии. Рига, 1905.
82
Меньше Наталье Страховой-Константиновой. Ни в малой мере - Марии Петровне, как и сыну, Сергею Петровичу.
Беспощадный в своих отзывах в печати о тех, "иже по плоти", Лесков о бабке не говорил и не писал иначе, как с умилением. Память о ней для него была веселою старою сказкой", которой всегда "ласково улыбалось сердце"...
Но, сколь это ни ценно, было тут и нечто еще большего значения.
Горький сказал о Лескове: "Он прекрасно чувствовал то неуловимое, что называется "душой народа" *.
Душу народа первая раскрыла, дала верно почувствовать Лескову Акилина Колобова.
* * *
Старшая сестра матери писателя, а его тетка, Наталья Петровна Алферьева родилась 9 августа 1809 года в Москве. Почти подростком пришлось ей познать сладость супружества с "полупомешанным", старевшим уже, "благодетелем" ее семьи Страховым.
Владелец поместья, в котором развертываются события рассказа "Зверь", конечно, не во всем схож с этим "дядей" автора, но, несомненно, кое-что тут занято и у него: "Он был очень богат, стар и жесток. В характере его преобладала злобность и неумолимость". О прекрасном духовном преображении его в горячего доброхота в семейных преданиях слышно не было. Умер таким, каким жил.
Освободительное вдовство пришло к молодой женщине только после двенадцати лет тяжелых испытаний. Остались ей семь человек детей и, по завещанию, неплохое имение в личную собственность. Через четыре года, уже по влеченью сердца, вышла она за своего ровесника, гусара Елисаветградского полка, впоследствии земского деятеля, Луциана Ильича Константинова. Это был красивый, воспитанный и благородный человек. Брак был счастлив и дал еще восемь человек потомства. Молодожены поселились в имении жены Денисово, Ливенского уезда, Орловской же губернии.
Наталья Петровна была уже, что называется, настоящая губернская grande-dame. Она не раз жестоко гне-
* Горький М. Несобранные литературно-критические статьи. М., 1941, с. 85.
83
валась на бедового племянника, который на заре своего литераторства прозрачно писал о "маленьком профессоре", то есть о Сергее Петровиче, о лунообразной сестре своей Ольге Семеновне, о жестокости Марьи Петровны. Но и много позже проскользнуло в романе "На ножах" что-то, принятое в местном обществе за намек на судьбу самой Страховой-Константиновой: "Она была богата, молода и год как овдовела после мужа-старика, которому ее продали ради выгод и который безумно ревновал ее ко всем". А еще лет через семь было рассказано в газете, как старший ее сын, студентом, был высечен за дебош киевским генерал-губернатором Д. Г. Бибиковым *.
Характера она была твердого. Ее побаивались, но чтили. Была пряма и небезучастна. Не оставляла без поддержки и сравнительно малоимущую Марью Петровну, писем которой не любила и вскрывать их обычно не торопилась. Скончалась 10 августа 1879 года в Денисове.
* * *
Мало о ком в нашем родстве отец мой говорил так тепло, как о втором ее муже 54. По прежнему своему гусарству он знал много любопытных жизненных случаев, ознакамливавших его нового племянника со многими сторонами старого военного быта, традиций, умножая представления и образы будущего писателя. Скончался 7 января 1878 года в Петербурге. Упоминается в массе статей и очерков Лескова **, чем свидетельствуется след, оставленный им в жизни его младшего родственника.
* * *
Второю его теткой была Александра Петровна, родившаяся в 1811 году в Москве и скончавшаяся в 1880-м в Райском. О женитьбе на ней обрусевшего англичанина Александра Яковлевича (Джемсовича) Шкотта Лесков писал: "Он был человек недюжинный и в одном отноше-
* "Житие одной бабы". - "Библиотека для чтения", 1863, N 8, с. 66; Собр. соч., т. XXIV, 1902-1903, с. 134; "Маленькие шалости крупного человека". - "Русский мир", 1877, N 4, 5 января. Ср. позднейший вариант "Бибиковские меры". - "Неделя", 1883, N 6, 7 февраля.
** Напр.: "Мелочи архиерейской жизни", "Несмертельный Голован", "Дворянский бунт в Добрынском приходе" и т. д.
84
нии предупредил даже на сорок лет этику "Крейцеровой сонаты". Опасаясь, чтобы на него при выборе жены не действовали подкупающим образом "луна, джерси и нашлепка", он отважился выбирать себе невесту в будничной простоте и для того объехал соседние дворянские дома, нарядившись "молодцом" при разносчике. Таким образом он увидел всех барышень в их будничном уборе и, собрав о них сведения от прислуги, сделал брачное предложение моей тетушке, которая имела прелестный характер" *.
Одно малоизвестное и незаконченное произведение его говорит о значительно менее серьезном приеме для вызнания достоинств помещичьих дам и барышень: "Бывали даже такие случаи, что торговцы позволяли подкупать себя господам офицерам, которые от скуки одевали парики и подвязные бороды, одевались купеческими "молодцами" и разъезжали с купцами. Прибыв в дворянский дом, переодетые офицеры вносили и выносили свертки с товарами, а между тем смотрели девиц и дам, которых заставали нечесаными и вообще не в уборе и не в холе. Дамы, не ожидая подвоха, торговались, как скареды, - иногда унизительно лгали и божились, предлагая разносчикам менять новое на старое, и таким образом обнаруживали будничные стороны своего характера и своих правил. А костюмированные офицеры все это примечали и после критиковали их и браковали" **.
Сам Шкотт, соблазнивший племянника испытать себя на живом производственно-коммерческом поприще, являл ему искреннее дружелюбие и полное доверие, признавая в нем отличные способности, энергию. Говорил он Николаю Семеновичу "ты", а тот ему - в порядке чинопочитания тех времен - "вы" и "дядя".
Коммерсанта из Лескова Шкотт не сделал. Да, судя по собственным его незадачам, не был таковым и сам. Он был агроном и механик по образованию, радикал по направлению, а не купец и не добытчик. Однако сделал он нечто весьма серьезное - пусть и непредумышленно, вовлек молодого чиновника в широкое практическое и непосредственное изучение своей страны в деловых трехлетних поездках по ней "от Черного моря до Белого и от
* "Продукт природы". - Собр. соч., т. XXII, 1902-1903, с. 134.
** "Незаметный след". - "Новь", 1884, N 1, с. 133.
85
Брод до Красного Яру". Это была подготовка к писательству, равной которой не могла бы дать никакая другая работа и деятельность. В эти годы он влиял на не сложившегося еще племянника сильнее очень многих из родства или жизнью близко поставленных людей. Недаром и упоминается он в ряде произведений * и даже газетных статей Лескова **.
* * *
Был у Николая Семеновича еще и один-единственный родной, кровный дядя - С. П. Алферьев, сыгравший большую роль в его жизни. Родился Сергей Петрович 4 октября 1816 года в Орловщине. В 1838 году окончил с серебряною медалью Медико-хирургическую академию в Москве. Был командирован для усовершенствования в медицинских науках за границу 55. С 1843-го - доктор медицины. С 1846-го - профессор Киевского университета 56. О племянниках заботился, но старший из них чего-то не мог простить ему, уверяя, - в беседах и семейных письмах, - будто Сергей Петрович, выписав его из Орла и приютив у себя "в чуланчике" (по "Горю от ума") 57, позабыл приглашать его обедать с собою. Алексей и Василий Семеновичи, жившие у него несравненно дольше своего старшего брата, ни на что схожее не жаловались и оставались всю жизнь к дяде дружественными. Как же шло у него дело со старшим?
Большой мягкости у Алферьева не было. Много и хорошо учившийся, он не мирволил самочинному оставлению племянником гимназии и переместил его из Орла в Киев не по личному к нему благоволению, а ради помощи сестре. Принял он недоучку, вероятно, суше, чем обходился потом с жившими у него с гимназических лет и успешно поокончавшими университет младшими племянниками.
Поведение сына Николая в Орле в положении приказного начинало сильно тревожить Марью Петровну, и она просила брата взять его под свой надзор. Широко вкусившему плоды преждевременной свободы Лескову
* "Мелочи архиерейской жизни", "Железная воля", "О квакереях", "Загон", "Продукт природы".
** "О крестьянских вкусах". - "Новости и биржевая газета", 1884, N 58, 28 февраля.
86
очень хотелось еще шире вкушать их в много более соблазнительном Киеве. Это не могло находить себе сочувствия твердого нравом дяди. Отсюда легко могли возникать безосновательные обиды, вернее, огорчения племянника, при первой возможности не оставленные им без "отомщевания".
В первое же серьезное, целиком беллетристическое свое детище, вопреки всем законам строения и теме повести, он ввел нечто произведшее в Киеве впечатление разорвавшейся бомбы: "Мой дядя много занял у гамбургских банкиров и считал себя чем-то вроде Карла Великого. Я до такой степени его уважаю, что всегда сожалел: отчего, когда он проезжал через Ахен, его не положили там вместо Карла Великого? Этим нас освободили бы от очень маленького профессора". А в следующей главе добавлялось еще, что Киев славится сухими женщинами и "самыми невежливыми докторами в целой подсолнечной" *. Гейневский стиль был возведен в нестерпимую степень. Орловская родня встала на дыбы. Киевская растерялась. Ученый дядя олимпийски презрел.
Последние свои годы С. П. Алферьев жил в доме Алексея Семеновича, обслуженный и досмотренный во всех своих нуждах. Здесь же жила и последняя уже сестра Марья Петровна. Этим исключалось или смягчалось чувство старческого одиночества.
Возможно, что именно в годы старения и досужества впервые захотелось бегло оглянуть пройденный жизненный путь.
Скупой на все виды письма и особенно на автобиографические сведения, он ограничился коротенькой схемой своей жизни, набросанной на синем листочке в восьмушку, построенной по десятилетиям. При всей ее лаконичности, она подтверждает подлинность ряда лиц и местностей, описываемых или упоминаемых в произведениях, статьях и заметках Лескова. Заполнение места, отведенного на листке для седьмого своего десятилетия было отложено до его истечения, если таковое действительно полностью истечет. Пока была поставлена только начальная его цифра. Проставить вторую не было дано.
* "Овцебык" - "Отечественные записки", 1863, апрель, стр. 582, 592. В позднейших редакциях эти выпады опущены.
87
"I период 1816-1826.
Мое рождение в Орле. - Ранние годы детства в Горохове. - Кормилица Варвара. Позднейшие годы, о которых сохранились воспоминания: Кирасиры, Кельнер, Герцог, Жильберт, Черемисинов, Языков, Воронин. - Учителя: M-r Louis, Дюсосе; Афросим Степанович Птицын, Лаваль. - Соседи: Зиновьева и ее карлик, Осипов, Афросимовы, Шуманские, Клепаков, Ефимовы, Сабуров. -
Приходское село - Собакино: церковь - духовенство, говенье, светлые праздники; святки; Троицын день. Развлечения: бильярд, гитара, рыбная ловля. Чибрик, серенькая лошадка. - Замужество сестры - болезнь моя, когда оставались одни.
II период 1826-1836.
Москва. - Родные. - Пансион. Галушки. Содержатель и его семейство. - Учителя и надзиратели. - Классы и рекреации. Экзамены. - Вакации. - Болезнь и смерть брата. Доктор Ставровский. Холера. - Отъезд в деревню. Болезнь в деревне. Залштейн - постройка в Горохове. - Возвращение в Москву. Поступление в Академию; Ясинские. - Товарищи. Курс. Профессора. Развлечения. Смерть Страхова. - Возвращение в деревню. Гусары: Константинов - Роден - Шкотт.
III период - 1836-46.
Возвращение в Москву. Окончание курса. Поездка в Горохово. Определение на службу при Академии и при больнице. Рябчиков и проч. - Смерть отца. Побывка в Горохове. Назначение в путешествие. Поездка в Петербург - Докторский экзамен. - Путешествие за границу: Берлин - Париж - Вена - Прага. Швейцария: занятия, развлечения, встречи; впечатления. Возвращение в Петербург. Чтение пробной лекции. - Назначение в Киев.
IV. 1846-1856.
Приезд в Киев в 1847. Март. Роковая встреча. Служба. - Перелом ноги. Приезд матери. - Командировка в Одессу, Крым и Константинополь 58.
V. 1856-1866.
Возвращение. Перемена кафедры 59. Смерть матери. Поездка в Орел. Постройка дома. - Практика. - Окончание (1864) службы 60. - Жизнь частного человека и практикующего врача.
88
VI. 1866-1876.
Поездки (Петербург, Москва 1871-1872), за границу 1875 и в 1876 г.). - Смерть Надежды Николаевны, 14 дек. 76. (Грусть и скука.)
VII. 1876-" *.
Заболев, он наотрез отказался принимать какие-либо лекарства: если организм еще жизнеспособен - сам справится, а нет - не к нему отодвигать на несколько дней неизбежное.
На уговоры племянника-врача собрать консилиум ответил: "Все, что мне нужно, я сам предусмотрел и сделал. Не успел только одно - заказать гроб. Это поручаю сделать тебе" **.
С этим и умер в ночь на 31 марта 1884 года на руках искренно любившего его Алексея Семеновича и его сердобольной жены Клотильды Даниловны.
В надгробных речах отмечалась, между прочим, удивительная проникновенность его диагноза: "Печальный эпикриз всегда блестяще подтверждал его предположения"