Главная » Книги

Брандес Георг - Шекспир. Жизнь и произведения, Страница 27

Брандес Георг - Шекспир. Жизнь и произведения



большим юмором и веселым остроумием, но, в сущности, была очень поверхностна и даже просто легкомысленна. Через три года после свадьбы она подала своим поведением повод к скандалу. Общественное мнение обвиняло Иакова - впрочем, неосновательно - в убийстве графа Моррея. Утверждали, что король был заинтересован в этом убийстве.
  Известно, какие препятствия затянули приезд Анны в Шотландию, последовавший, наконец, в 1590 г. Буря отнесла корабль невесты к городу Осло в Норвегии. Виновниц этой бури усмотрели в чарах датских и шотландских ведьм, которые в количестве около двухсот и были преданы сожжению. Нетерпеливый жених совершил при этом случае свой единственный романтический подвиг. Он сел на корабль с намерением отыскать свою невесту, застал ее в Осло, обвенчался с ней в этом местечке и провел зиму в Дании. Сделавшись шотландской королевой, Анна обнаружила такую же страсть к красивым постройкам, какую питал ее брат, Христиан IV. А сделавшись потом английской королевой, она возмущала всех своим кокетничаньем с римским католицизмом. Папа присылал ей всевозможные католические подношения; их перехватывали и отсылали обратно, а послов сажали в Тауэр. Она обнаружила много смелости и симпатичности, принимая теплое участие в судьбе Рэлея, брошенного Иаковом в темницу, но она была в общем ничтожна, любила удовольствия и роскошь, протежировала поэтам, писавшим, подобно Бену Джонсону, "маски" для придворных увеселений, и отличалась, в противоположность экономной Елизавете, такой расточительностью, что была всегда кругом в долгах. Она едва успела приехать в Англию, как уже задолжала громадную сумму ювелирам и другим купцам.
  Вскоре новый король обманул надежды, возлагавшиеся пуританами и католиками на его веротерпимость. Когда он путешествовал из Эдинбурга в Лондон, диссиденты подали ему многочисленные прошения об улучшении своего положения. Он давал всем, по-видимому, самые блестящие обещания. Но уже в 1604 г., во время одного собрания в замке Гемптон-Корт, он порвал окончательно с пуританами: одно слово "пресвитер" приводило его в бешенство. Хотя не он придумал формулу "No bishop, no king" (нет епископа - нет и короля), но она прекрасно выражала его мировоззрение. Так как нижняя палата сочувствовала этим петициям, то Иаков обругал ее хвастливыми и площадными словами и распустил парламент. Он жаловался, что, в Англии все только то и делают, что критикуют его предначертания, тогда как в Шотландии он был не только королем, но и советчиком; там одобряли все, что предпринималось по его инициативе, а здесь он находится под каким-то вечным подозрением и т. д. Пуританские священники, не желавшие подчиняться английскому ритуалу, теряли свои места.
  Самая характерная сторона в политике короля заключалась в его настойчивом стремлении к заключению и сохранению мира с Испанией. Он еще не успел вступить в Лондон, как издал приказ прекратить военные действия, а в 1604 г. он заключил с этой страной мир. Если он относился так враждебно к Рэлею, то одной из причин являлась, без сомнения, ненависть последнего к Испании и его протест против этого мира. Так как Рэлей все стоял за войну, то негодование Иакова возрастало. Но существовали также более личные мотивы. Рэлей был фаворитом Елизаветы. В 1607 г. он поднес ей политический трактат, озаглавленный "Опасности, грозящие нам от испанской партии в Шотландии". Узнав содержание этого сочинения из неверных источников, Иаков до того перепугался, что предложил Елизавете вспомогательный отряд в 3.000 человек для войны с Испанией.
  Рэлей был противником Эссекса, связавшего свою судьбу с судьбой шотландского короля. Затем Рэлей имел, сам того не замечая, опасного противника в лице Роберта Сесиля. Этот последний был, правда, еще более страстным врагом Эссекса, чем Рэлей, но он успел еще при жизни королевы уверить Иакова в своей безусловной преданности. Роберт Сесиль опасался честолюбия и способностей Рэлея. Когда королева умерла, он находился на западной окраине Англии. Он не мог поэтому отправиться к северу, навстречу королю, чтобы участвовать в коронационном шествии, привлекшем к себе в Лондон дворянство.
  Когда Рэлей двинулся потом с большой свитой навстречу королю, он получил почти что приказ остаться дома. Дело в том, что Иаков вручил Сесилю бланки с просьбой отметить на них имена тех лиц, которых он, по его мнению, не должен принимать. Такой бланк освобождал от обязанности ехать королю навстречу. Иаков встретил Рэлея холодно. Он сказал ему плохим каламбуром, что слышал о нем много нелестного (On my sool, man, I have heard but rauly of thee). Несколько недель спустя он отнял у Рэлея чин и место капитана гвардии, которые передал шотландцу Томасу Эрскину. Еще несколько недель спустя Рэлею было приказано сдать свою казенную квартиру в Лондоне дургемскому епископу, а он потратил на нее большие деньги.
  Наконец, однажды в июле месяце 1603 г., в тот самый момент, когда Рэлей намеревался совершить прогулку верхом вместе с королем, его арестовали как государственного изменника. То было начало целого ряда жестоких поступков по отношению к одному из замечательнейших людей, сделавшему так много для Англии. А его концом было настоящее убийство. В 1618 г. Рэлей с редким мужеством положил свою голову на плаху, после того как он произнес самую прекрасную речь, когда-либо произнесенную со ступеней эшафота.
  Нам теперь совершенно непонятно, как человек с такими громадными заслугами мог быть в Англии самым ненавистным человеком. В наших глазах Рэлей является - по меткому выражению Гардинера - тем деятелем, который обладал более широкими способностями, чем все члены государственного совета вместе взятые, или той личностью, которая играла ту же роль на поприще активной деятельности, какую играл Шекспир в области фантазии, а Бэкон в сфере отвлеченной мысли. Но в момент своего ареста Рэлей действительно был предметом всеобщей ненависти. Многие ненавидели в нем врага Эссекса. Молва гласила, что Рэлей издевался над Эссексом в его предсмертный час. В 1618 г. сам Рэлей писал по этому поводу: "Говорили, что я преследовал лорда Эссекса, утверждали, будто я спокойно курил свою трубку, когда он всходил на эшафот. Но я призываю Бога в свидетели, что я плакал, когда он умирал. Я принадлежал, правда, к противной партии, но я знал, что он был благородный человек. Те, которые натравили меня на него, преследовали впоследствии меня самого" (очевидно, намек на Сесиля).
  Обвинение, которое было совершенно безосновательно, встретило, однако, сочувствие. Рэлея возненавидели также за другие, еще более безрассудные мотивы. Из одного письма Рэлея, написанного в последние дни царствования Елизаветы, видно, что все содержатели гостиниц обвиняли его в введении нового налога, который был в действительности делом самой королевы, жадной до денег. В этом письме он просит Сесиля побудить Елизавету отменить упомянутый налог. "Иначе я не могу жить", - говорит он. - Я не могу показаться на улице, не могу проезжать через те города, где много гостиниц!" Словом, причиной всеобщей ненависти было величие этого человека, сознавшего вполне свою цену и незнакомого с лестью и низкопоклонством. Правда, высокая, крепкая, несколько сутуловатая фигура Рэлея, здоровый цвет его лица и открытое выражение должны были невольно привлекать к себе и располагать к нему народ. Но как истинный сын Ренессанса он возмущал своей гордостью, своей страстью к роскоши. Он тратил громадные деньги на наряды и любил украшать себя с ног до головы драгоценными камнями, подобно персидскому шаху или индийскому радже. Когда его арестовали в 1603 г. на нем нашли на 4.000 фун. бриллиантов; когда он был арестован окончательно в 1618 г., его карманы были переполнены алмазами и другими драгоценными камнями, которые он впопыхах сорвал со своего наряда. Но подчиненные обожали его. Они ценили его сердце, ум и энергию. С другой стороны, толпа, которую он презирал, и царедворцы, с которыми он соперничал из-за благосклонности Елизаветы, называли его бесстыдным нахалом. Они сумели добиться того, что Рэлею при всех его успехах и заслугах не доверили место главнокомандующего, даже место командира морских сил, которые он так прославил. В последние годы царствования Елизаветы он мечтал сделаться членом государственного совета, но его желание не было удовлетворено.
  Теперь ему было пятьдесят с лишним лет. Он преждевременно состарился. При открытии католического заговора Уотсона был заподозрен один из ненадежных друзей Рэлея, лорд Кобгем, а потом подозрение пало на самого Рэлея: его обвинили в том, что он думал низложить короля и возвести на престол Арабеллу Стюарт, другими словами, его обвинили в государственной измене.
  Каждый, заподозренный тогда в этом преступлении, погиб бы неминуемо даже в том случае, если был в действительности неповинен. "Столетие спустя, - говорит Гардинер, - приведенные улики вызвали бы на лице Рэлея только улыбку". Но в то время законы были жестоки и несправедливы. Обвиняемый считался виновным до тех пор, пока не докажет свою невинность. Никто не имел права быть его адвокатом. Без всякой подготовки, в самый короткий срок он должен был опровергать обвинительный акт, на составление которого было потрачено много времени и труда. Рэлея обвиняли также в намерении облегчить испанским войскам высадку на английский берег. Этого обвинения было вполне достаточно, чтобы сделать его антипатичным человеком. Совершенно естественно, что Рэлей сделал, через несколько дней после обнародования обвинительного акта, попытку покончить с собою. Знаменитое письмо, отправленное им накануне покушения жене, выражает как нельзя лучше отчаяние великого человека, который мог бороться с судьбой, но не победить ее.
  Когда в Тауэре разыгрывалась эта драма, Лондон готовился к торжественному въезду короля и королевы. Было выстроено семь великолепных триумфальных арок. "Английский Цезарь" - так напыщенно величал Иакова Генри Петоу в своей коронационной прокламации - был встречен поэтами с таким восторженным ликованием, как будто он совершил в действительности подвиги Цезаря. Генри Четтль пишет "Весеннюю песенку пастуха по поводу въезда нашего могущественного государя, короля Иакова", Самуэль Дэниель - "Приветственный панегирик его величеству", Михаил Дрейтон - "Поздравительное стихотворение королю Иакову". Актер Томас Грин сочиняет "Видение поэта о славе государя, посвященное Иакову, высокому и могучему королю Англии, Шотландии, Франции и Ирландии". Еще полудюжина других поэтов присоединились к ним. Дэниель написал "маску", поставленную в Гемптон-Корте; Деккер описал в форме поэтического диалога въезд короля. Нечто подобное написал также Бен Джонсон. Потом Дрейтон сочинил торжественный пеан, а Бен Джонсон две маски - "Пенаты" и "Черные".
  В этом приветственном хоре почти совершенно исчезали те немногие, слегка льстивые намеки на Иакова, которые мы нашли в драмах Шекспира из этого периода и скоро опять встретим. Если бы поэт воздержался совсем от этих намеков или выражал бы их менее почтительно, то такое поведение было бы бессмысленной демонстрацией против тех милостей, которыми Иаков сразу осыпал шекспировскую труппу. В высшей степени любопытно прочесть в наше время программу королевской процессии из Тауэра в Уайтхолл, в которой участвовали все сановники и весь двор, дворянство, духовенство и гвардия. В самой середине шествия под балдахином едет верхом король. Впереди - герцоги, маркизы, старшие сыновья герцогов, графы и т. д. Позади - королева со знатнейшими дамами, герцогинями, маркизами, графинями, виконтессами и т. д. В списке дам значится также - "по высочайшему приказу" - леди Рич. Примечание под текстом гласит, что эта дама присутствует здесь в качестве дочери Генри Боурчера, графа Эссекса. Иаков желал в ее лице почтить казненного брата. Почетное место в процессии занимал также Френсис Бэкон, "юрисконсульт его величества". Он подходил как своей ученостью, так и своими царедворческими манерами как нельзя лучше к педантичному и высокомерному королю. А впереди шествия, вслед за герольдами и слугами наследного принца и королевы, среди слуг короля (king servants) ехал в красном кафтане, сшитом, по свидетельству придворных приходорасходных книжек, на казенный счет - Вильям Шекспир.
  Иаков страстно любил театр. В Шотландии не было ни театра, ни актеров. В 1599 г. он энергично протестовал против намерения пресвитерианского совета запретить представления английских актеров.
  17 мая 1603 г. он принял труппу лорда-камергера под свое покровительство и выдал патент "Лоренсу Флетчеру, Вильяму Шекспиру и другим актерам". Если имя Лоренса Флетчера стоит на первом месте, то этот факт позволяет нам судить о мотивах, руководивших при этом королем.
  Из регистров шотландского города Абердина явствует, что труппа актеров, гастролировавшая здесь, получила по особенной благосклонности короля денежное вознаграждение, и что один из актеров, именно Лоренс Флетчер, был включен в число граждан и в списки гильдейских членов. Чарльз Найт, без сомнения, прав, утверждая, вопреки возражениям Эль-це, что этот Флетчер был родом англичанин и находился в дружеских сношениях с Шекспиром. Дело в том, что актер Августин Филиппе, завещавший в 1605 г. 30 шиллингов золотом "своему другу" Вильяму Шекспиру, назначил 20 шиллингов другому своему товарищу - Лоренсу Флетчеру.
  7 мая 1603 г. Иаков прибыл в Лондон.
  13 числа того же месяца он покинул столицу, где свирепствовала чума, и переехал в Гринвич, где подписал упомянутый патент. Не следует, однако, думать, что труппа лорда-камергера гастролировала перед королем в тот промежуток времени, который лежал между его прибытием в Гринвич и выдачей патента; что король, восхищенный ее игрой, назначил ее своей придворной труппой. Такое предположение было бы нелепо. Иаков знал эту труппу, вероятно, уже раньше. Быть может, она находилась у него на службе уже в то время, когда он был еще только королем Шотландии. Тогда понятно, почему эта труппа играла осенью 1601 г. в городе Абердине. Очень вероятно, что Шекспир и его товарищи побывали в Шотландии. По крайней мере поэт говорит в "Макбете" не о луге, лежащем, по словам Холиншеда, близ Ивернеса, а о пустыре, находящемся в самом деле около этого места. И другие, частые намеки на шотландские бытовые подробности доказывают, что сама Шотландия навеяла поэту мысль о трагедии.
  Кто знает, быть может эта пьеса носилась перед внутренним взором Шекспира уже тогда, когда он принимал участие в коронационной процессии, в красном, украшенном королевским гербом, кафтане.
  
  
  
  
  ГЛАВА LII
  "Макбет". - "Макбет" и "Гамлет". - Состояние текста затрудняет критику.
  Если бы Шекспир умер сорока лет, говорит где-то Дауден, то потомство сказало бы, что это, конечно, великая потеря, но оно нашло бы себе утешение в мысли, что с "Гамлетом" он достиг вершины своего творчества, так как едва ли мог бы создать что-нибудь равное ему по значению.
  А между тем один за другим появляются теперь "Макбет", "Отелло", "Король Лир", "Антоний и Клеопатра" и т. д. "Гамлет" был не заключением поприща поэта; "Гамлет" был летучим мостом, по которому он перешел в совершенно новый мир мрачных тайн. Дауден метко сравнил ряд трагических образов, мелькающих перед глазами Шекспира между 1604 и 1610 г., с кровавыми и грозными видениями, проносящимися перед взорами Макбета в зеркале ведьм.
  В юности Шекспир имел свойственную молодежи склонность всюду видеть добро и даже в самом зле усматривать нечто доброе. Вместе со своим героем, королем Генрихом V, он думал, что во всех злых вещах есть крупица добра. Теперь, когда все бедствия земной жизни и несчастье как проблема встали перед его внутренними очами, теперь злоба как сила выступила прежде всего другого перед ним во всей своей характерной мощи. Мы следили за размышлениями о ней в "Гамлете" и "Мере за меру". Правда, Шекспир и раньше занимался этой темой и изобразил ее тогда в крупнейшем стиле, но в "Ричарде III" центр тяжести еще покоился на внешней истории; Ричард был все тот же с первого своею выхода и до последнего. Теперь же Шекспиром овладевает желание проследить, каким образом личность, в жилы которой злоба впрыснула несколько капель своего яда, портится, извращается, доходит до саморазрушения или уничтожения, как Макбет, Отелло, Лир. Честолюбие леди Макбет, зависть Яго, неблагодарность дочерей Лира влекут за собой ряд действий, представляющих в своем итоге непреодолимо растущее несчастье.
  "Макбет", по моему убеждению, это тот сюжет, за который Шекспир берется теперь прежде всех других тем. Правда, единственное, что мы достоверно знаем об этой пьесе, это что она игралась в 1610 г. в театре "Глобус". Д-р Саймон Форман в своих мемуарах "Книга о пьесах и замечания о них" пространно описал представление "Макбета", на котором он присутствовал 20 апреля означенного года. Но уже в комедии "Пуританка" от 1607 г. есть несомненное указание на тень Банко и намек, встречающийся в "Макбете" (IV, 1) в строках:
  
  
  Он с зеркалом, и в нем я вижу цепь
  
  
  Корон и лиц со скипетром двойным,
  
  
  С тройной державою... -
  
  
  {Цитаты приводятся в переводе Кронеберга.}
  намек на соединение двух королевств, Англии и Шотландии, и их слияние с Ирландией при короле Иакове мог произвести сильное впечатление лишь в том случае, если бы он прозвучал со сцены вскоре после этого события. Так как Иаков был провозглашен королем Великобритании и Ирландии 20 октября 1604 г., то "Макбет" едва ли возник позднее 1604 или 1605 г.
  С восшествием на английский престол Иакова в английскую жизнь проникает веяние из Шотландии, и в "Макбете" мы дышим шотландским воздухом. Трагедия происходит в стране, откуда явился новый король, и в высшей степени правдиво описаны в этой мрачной драме степи, леса и замки Шотландии, ее страсти и ее поэзия.
  Многое указывает на то, что один и тот же полет мысли перенес Шекспира от "Гамлета" к "Макбету". Макбет, как личность, есть своего рода контраст Гамлету. Датский принц - страстная, но тонкая и вдумчивая натура; до убийства, которое носится перед его внутренними очами, он полон тревоги, он осыпает себя упреками, он бичует себя, но он ни на миг не испытывает ни малейшего раскаяния в каком-либо из совершенных им убийств, а между тем, прежде чем убить короля, он убивает четырех людей. Шотландский тан - грубый, простой воин, человек дела, разящий после короткого раздумья, но тотчас же после убийства подпадающий под власть зрительных и слуховых галлюцинаций и затем - неудержимо и нерешительно, как в бреду - переходящий от злодейства к злодейству. Он заглушает в себе голос самообвинения и под конец изнемогает, защищаясь с отчаянным бешенством, как прикованный к столбу медведь. Гамлет говорит:
  
  
   Так блекнет в нас румянец сильной воли,
  
  
   Когда начнем мы рассуждать...
  Макбет совсем наоборот (IV, 1):
  
  
   Отныне сердца первенец да будет
  
  
   И первенцем моей руки. Сейчас же
  
  
   Венчаю мысль короной исполненья.
  Это два противоположных полюса: Гамлет - мыслитель, Макбет - полководец, "любимец Беллоны". Гамлет - человек высокообразованный; он в избытке обладает умственной мощью; его сила - та сила, которая носит маску; он виртуоз в искусстве притворства. Макбет отличается естественностью, присущей неуклюжести, - естественностью, выдающей себя, когда она хочет обмануть. Его жена должна просить его, чтобы он не смотрел так растерянно, а принял бы наружный вид, способный ввести других в обман.
  Гамлет - аристократ, весьма гордый, весьма уверенный в своем достоинстве, весьма строго относящийся к самому себе, слишком строго, чтобы быть честолюбивым в том смысле, в каком это слово понимается толпой. Для Макбета, наоборот, слава - это громкий титул, величие - венец на голове, корона на челе. Когда ведьмы в степи и другая ведьма, его жена в замке, обратили его взоры на блеск короны и могущество скипетра, тогда он нашел свою великую цель, верный выигрыш для этой жизни, ради которого он охотно ставит на карту свое благополучие в жизни будущей. Между тем как Гамлет, при своем наследственном праве на престол, не желает и подумать о самом престоле, который у него похищен, Макбет убивает своего короля, своего благодетеля, своего гостя, чтобы отнять у него и его сыновей трон под пурпурным балдахином.
  И все же между Макбетом и Гамлетом есть сходство. Мы чувствуем, что эти трагедии написаны непосредственно одна за другой. В своем первом монологе (I, 7) Макбет стоит в нерешимости, преследуемый сомнениями Гамлета:
  
  
   Удар... один удар... будь в нем все дело,
  
  
   Я не замедлил бы. Умчи с собою
  
  
   Он все следы, подай залог успеха,
  
  
   Будь он один начало и конец.
  
  
   Хоть только здесь, на отмели времен,
  
  
   За вечность мне перелететь нетрудно.
  
  
   Но суд свершается над нами здесь.
  Гамлет говорит: если бы мы были уверены в том, что нет загробной жизни, то стали бы искать смерти. Макбет думает: если бы мы не знали, что суд свершается уже здесь, то не стали бы заботиться о будущей жизни. Это - противоречие при сродном характере размышления. Но Макбета это размышление не останавливает. Он вонзает, как сам говорит, шпоры честолюбия в бока своей воли, прекрасно зная, что она сделает слишком большой скачок и упадет. Он не может противиться, когда его подстрекает более сильное существо, чем он, - когда его подстрекает женщина.
  У него есть фантазия, как и у Гамлета, но несравненно более пугливая и ясновидящая. Гамлет, увидев тень своего отца, сначала не находит в этом ничего изумительного; другие видели ее раньше его и видят ее одновременно с ним. Макбету часто являются призраки, которых не видит никто другой, и часто чудятся голоса, которые никому другому не слышны.
  Когда он принял решение умертвить короля, он видит в воздухе кинжал:
  
  
   О! - Это что? - Кинжал?
  
  
   И рукояткою ко мне? - Возьму.
  
  
   Ты не даешься и не исчезаешь!
  
  
   Так ты неуловим? Так ты доступен
  
  
   Одним глазам - виденье роковое?
  
  
   Кинжал - мечта, дитя воображенья,
  
  
   Горячки, жгущей угнетенный мозг?
  После убийства тотчас же следует галлюцинация страха:
  
  
   ...Я слышал,
  
  
   Раздался страшный вопль: Не спите больше!
  
  
   Макбет зарезал сон...
  И весьма знаменательно, что Макбет слышит, как этот самый голос называет его различными титулами, составляющими предмет его гордости:
  
  
   ...По сводам замка
  
  
   Неумолкаемый носился вопль:
  
  
   Гламис зарезал сон; за то отныне
  
  
   Не будет спать его убийца Кавдор,
  
  
   Не будет спать его убийца Макбет!
  Еще одна параллель выдает родство между датской трагедией и шотландской. Только в этих драмах мертвецы встают из могил и появляются на сцене жизни; только в них в атмосферу живых проникает дуновение из мира теней. Ни в "Отелло", ни в "Лире" нет ни следа чего-либо подобного.
  Здесь, как и в "Гамлете", поэт, вводя в пьесу сверхъестественные элементы, вовсе не подразумевает под этим, что сверхчеловеческая сила вмешивается самостоятельным действием в человеческую жизнь; эти элементы - прозрачные символы. Но все же сверхъестественные существа, выступающие здесь, не могут быть сочтены за простые привидения; поэт решительно отводит им существование за пределами галлюцинации. Как в "Гамлете" тень короля видит не один только принц, так и в "Макбете" ведьмы являются взору не одного только героя пьесы, и они находятся на сцене вместе со своей царицей Гекатой, когда никто их не видит, кроме театральной публики.
  Не надо забывать, что весь этот мир духов и ведьм имел для современников Шекспира иное значение, чем для нас, и даже не вполне опровергнуто предположение, что сам Шекспир представлял себе возможным в действительной жизни существование подобных образов. Великие поэты редко бывали последовательны в неверии; ведь и Гольберг еще верил в явившееся ему привидение. Но не столь важно это обстоятельство, сколько умственный уровень тех, для кого писал Шекспир.
  Английский народ в начале XVII века все еще верил во множество разнообразных злых духов, нарушавших порядок природы, вызывавших грозу и бурю, предрекавших несчастия и смерть, распространявших голод и поветрия. Обыкновенно их представляли себе в виде морщинистых старух, варивших в котлах адские снадобья для совершения гнусных злодеяний, и как только воображали, что напали на этих ведьм, им мстили сожжением на костре. В 1558 г. епископ Джуэль в одной из своих проповедей призывал Елизавету к преследованию колдунов и ведьм. Спустя несколько лет некая миссис Дайер была обвинена в колдовстве на том единственном основании, что королева несколько ночей не могла спать от зубной боли. В одном только городке Оссиз в Эссексе было сожжено от 70 до 80 ведьм. Правда, в 1584 г. Реджинальд Скотт в своей книге "Разоблачение колдовства" с изумительной ясностью и свободомыслием постарался опровергнуть веру в колдовство и волшебство, но его голос затерялся в хоре суеверных. В особенности король Иаков был одним из самых ярых поборников суеверия. Он самолично присутствовал при мучительных пытках, которым были подвергнуты 200 ведьм, сожженных по случаю бури, помешавшей переезду его невесты в Шотландию. Многие из них сознались в том, что летали но воздуху на метлах или в незримых колесницах, запряженных улитками, и в том, что могут делаться невидимыми, - замечательно, однако, что перед лицом суда они не воспользовались этим искусством. В 1597 г. Иаков дал в своей "Демонологии" как бы руководство или учебник всех видов волшебства, а в 1598 г. он обрек на сожжение не менее 600 старух. В 1604 г. правительство внесло в парламент законопроект против колдовства, который был принят.
  Подобно тому, как из веры в духов Шекспир извлек дивные воздействия для своего "Гамлета", - видение на террасе великолепно в своем роде, хотя дух говорит слишком уж долго, - так и здесь, с первого же шага, при встрече ведьм, он так верно, как будто при помощи камертона, взял ноту, определяющую настроение его драмы, и всюду, где ведьмы возвращаются, они приносят с собою все то же основное настроение. Но в гораздо большей еще мере достойно удивления - как психологически обоснованная галлюцинация и как сценический эффект - то место в драме, когда Макбет видит тень Банко, сидящей за столом на стуле, оставленном для нею самого.
  Вспомните эти реплики (III, 4):
  Росс. ...Угодно ль Вам сделать честь, присесть к нам, государь?
  Макбет. Стол полон!
  Ленокс. ...Вот еще есть место.
  Макбет. Где?
  Ленокс. ...Здесь, государь. Что с вами?
  Макбет. Кто это сделал, лорды?
  Лорды. Что такое?
  Макбет. Меня ты в этом уличить не можешь:
  
  К чему кивать мне головой кровавой.
  Это так велико, так глубоко и в такой необычайной степени драматично и сценично, как лишь немногие штрихи в истории всей драмы.
  И такова вообще почти вся основная композиция в этой трагедии- в драматическом и сценическом отношении она выше всяких похвал. Ведьмы в степи, Макбет перед убийством короля Дункана, леди Макбет как сомнамбула - это столь сильные и эффектные сцены, что они неизгладимо запечатлеваются в памяти зрителей.
  Не удивительно, что в позднейшие времена "Макбет" сделался самой популярной из трагедий Шекспира, типом его трагедий, высоко ценимых даже теми, кто в других случаях не умел ценить его по достоинству. Никакая другая из драм Шекспира не скомпонована так просто, никакая другая не лежит так, как эта, в одной плоскости. Здесь нет разбросанности и нет пауз в действии, как в "Гамлете", нет параллельною действия, как в "Лире". Все здесь совершенно просто, все построено по следующей системе: это ком снега, который, катясь, становится лавиной,
  И
  хотя
  (вследствие неудовлетворительности текста) здесь встречаются пробелы, и хотя некоторые черты (например, в характере леди Макбет) могут вызвать различные толкования, все же здесь нет таинственности, нет загадок, над которыми приходилось бы ломать голову. Здесь ничего не скрыто между строк, все грандиозно и просто, - мало того, все здесь само величие и сама ясность.
  И при всем том я должен сознаться, что эта трагедия представляется мне одной из менее интересных шекспировских пьес, не с художественной, но с чисто человеческой точки зрения. Это богатая, чрезвычайно моральная мелодрама, но лишь в отдельных ее пунктах чувствую я биение сердца Шекспира.
  В значительной мере мое сравнительно холодное отношение к "Макбету" зависит, быть может, от того, что эта трагедия дошла до нас в столь позорно искаженном виде. Кто знает, какова она была, когда вышла из собственных рук Шекспира? Имеющийся в наличности текст, впервые напечатанный спустя долгое время после смерти поэта, сокращен и урезан, искажен в сценических интересах. Мы можем ясно чувствовать, где находятся выпущенные места, но пользы нам от этого нет никакой.
  Уже один неестественно маленький объем пьесы служит доказательством этого. Несмотря на обилие событий, это, бесспорно, самая короткая из драм Шекспира. Между тем как в "Гамлете" 3.924 стиха, в "Ричарде III" - 3.599 и т. д., в "Макбете" всего лишь 1.993.
  Затем, архитектура пьесы, очевидно, изуродована. Разговор между Малькольмом и Макдуфом (IV, 3), который с драматической точки зрения должен быть назван, строго говоря, лишним, так длинен, что занимает приблизительно восьмую часть всего объема трагедии. Можно предположить, что прочие сцены были сколько-нибудь соразмерны с этим диалогом, ибо Шекспир в других своих пьесах никогда не бывает так непропорционален.
  В некоторых пунктах ясно чувствуются пропуски. Леди Макбет предлагает своему мужу (I, 5) убить Дункана. Он не дает на это ответа. В следующей сцене приезжает король. В следующей за этой сцене Макбет уже оставил позади себя все соображения относительно того, совершить ли ему убийство, он только обдумывает, как бы ему исполнить его безнаказанно. Когда он колеблется и говорит жене, что он готов на все, что может человек, но тот, кто смеет больше - не человек, а зверь, то ее ответ обнаруживает, что в пьесе есть немало пропусков:
  
  
  Какой же зверь мне умысел доверил?
  
  
  Задумал ты, как человек; исполни,
  
  
  И будешь выше ты: не зверь, а муж.
  
  
  Удобный час и ловкое местечко, -
  
  
  Их не было, - ты их создать хотел.
  Обо всем этом мы, зрители или читатели, не знаем ничего. Супругам не было времени даже для самого незначительного разговора.
  Сюжет для своей трагедии Шекспир заимствовал из книги, послужившей источником для всех его английских "историй", а именно, из хроники Холиншеда. Холиншед, передавший здесь, впрочем, лишь один из отделов Scotorum Historiae Гектора Бойса (Боэция), отнюдь не дал нам достоверной истории. Восстание Макдональда и морской поход Свена - легенда; Банко и Флинс, как родоначальники Стюартов, - это вымысел хронистов. Фамилии Дункана и Макбета разъединяла пролитая кровь. Леди Макбет, настоящее имя которой было Груоч (Gruoch), приходилась внучкой по матери королю, умерщвленному Малькольмом II, дедом Дункана. Первый муж ее был заживо сожжен с 50 приближенными в своем замке. Ее единственный брат был убит по повелению Малькольма. Отец Макбета, Финлег или Финлей, тоже пал в поединке с Малькольмом. И Макбет, и жена его имели, таким образом, право отомстить Дункану кровью. Притом своим покушением на жизнь Дункана Макбет не погрешил против закона гостеприимства. Он напал на него и убил его в открытом поле. По порядку же шотландского престолонаследия он, следует заметить, имел больше прав на престол, чем Дункан. Похитив власть и сделавшись королем, Макбет правил твердо и справедливо. В действительных фактах 1040 г., лежащих в основе хроники, пожалуй, столь же верная, хотя и гораздо менее сложная психология, как и в пересозданных по Холиншеду событиях, о которых трактует трагедия.
  В целом Шекспир с большой точностью придерживается Холиншеда. В некоторых пунктах он отступает от него. По хронике Банко был соучастником в умерщвлении Дункана; Шекспир изменяет это, чтобы дать новому королю незапятнанного родоначальника. Затем, вместо изображения убийства, как оно описано в хронике, Шекспир переносит на Дункана все подробности, рассказываемые Холиншедом относительно убийства короля Дуффа, деда леди Макбет, - убийства, совершенного начальником крепости Форрес, "которого подстрекала к злодеянию своими речами жена". Едва ли нужно упоминать о том, что самые превосходные места в драме, как, например, появление тени Банко или сцена лунатизма леди Макбет, обязаны своим возникновением одному Шекспиру.
  В свое время (в 1778 г.), когда была найдена рукопись "Ведьмы", произведения современного Шекспиру поэта Мидлтона, некоторую сенсацию произвело то обстоятельство, что в ней были приведены две песни, из которых в "Макбете" приводятся лишь первые строки, песни "Come away, come away" (III, 5) и "Black spirits..." (IV, 1). Поднялись весьма праздные дебаты о том, насколько Шекспир воспользовался здесь Мидлтоном, или Мидлтон - Шекспиром. Последнее, конечно, наиболее правдоподобно, если только какое-нибудь заимствование имело здесь место. Впрочем, все говорит за то, что кое-где в сценах ведьм в шекспировском тексте, как он напечатан в издании in-folio, вставлены отдельные строки какого-нибудь менее выдающегося поэта.
  Кроме того, здесь, как и в "Гамлете", есть возможность предположить, что современные события придали большую свежесть и больший интерес в глазах Шекспира литературным впечатлениям, сообщенным хроникой. Тот же самый эпизод из жизни короля Иакова, которого мы коснулись, говоря о "Гамлете", представлял известные параллели и с этим сюжетом. Как Макбет едет вперед в свой замок, когда должен принять у себя Дункана как гостя, так и Александр Рутвен, как скоро король обещал ему посетить его, поспешил в Перт, чтобы там быть ранее Иакова. Он был задумчив и рассеян на банкете, устроенном в честь короля, как, вероятно, был и Макбет на торжественном пиршестве, приготовленном им для Дункана. И Александр Рутвен отвел Иакова в ту комнату, где сделал попытку убить его, подобно тому, как Макбет отводит своего короля в спальню, которую Дункану не суждено покинуть живым.
  Шекспир изложил этот сюжет походящим к нему стилем, порывистым до стремительности, кратким до сжатости, где картины следуют непосредственно одна за другой, но где общие философские мысли встречаются лишь в весьма скудном количестве, - стилем, служащим выражением для ужаса и вполне подходящим для возбуждения ужаса, - стилем, основной тон которого почти не изменяется, только смягчается в трогательном и потрясающем разговоре леди Макдуфф с ее маленьким сыном, и лишь на время прерывается там, где в пьесу вплетен бесподобный шуточный монолог привратника.
  Вся драма с начала до конца занимается двумя главными лицами, Макбетом и его женой; в их внутреннем мире происходит существенное действие. Прочие лица лишь слегка очерчены.
  Песня ведьм, открывающая трагедию, заканчивается чудесным стихом, в котором прекрасное и безобразное ставятся одно на место другого:
  
  
   Fair is foul, and foul is fair.
  
  
   {Прекрасное - безобразно, а безобразное - прекрасно.}
  И глубокого смысла исполнена та черта, что Макбет, не слыхавший этого припева, напоминает его в самой первой своей реплике:
  Столь безобразного и столь прекрасного я никогда не видел в один и тот же день.
  Эти слова как будто раздаются у него в ушах; это знаменует, что между ним и ведьмами существует таинственная связь. Да и вообще такого рода тонких совпадений и контрастов найдется немало среди реплик этой трагедии.
  После того, как леди Макбет, которую поэт выводит перед зрителями совершенно законченную в ее злобе (I, 5), произнесла сама себе:
  
  
  ...И ворон
  
  
  Охрип, закаркав на приезд Дункана.
  
  
  Сюда ж, сюда, о демоны убийства! -
  следующая сцена открывается счастливым настроением и прелестными картинами, заключающимися в производимом ниже обмене репликами:
  Дункан. Прекрасный вид! Как чист и легок воздух!
  
  Как нежно он ласкает наши чувства!
  Банко. А вот и ласточка, весенний гость:
  
  Ее присутствие нам говорит,
  
  Что мирно здесь дыханье неба веет,
  
  Взгляните: нет ни уголка, ни фриза,
  
  Где б не висел птенцов воздушный домик.
  
  А где они, заметил я, гнездятся
  
  С такой охотою, там воздух чист
  Тотчас после того поэт снова углубляется в изучение этой худой, хрупкой и жестокой женщины, снедаемой властолюбием и жаждой блеска, этой женщины, которая, отнюдь не будучи той невозмутимой отравительницей, какою она тщится сделаться, в силу своей несравненно более твердой воли подстрекает своего мужа совершить преступление, обещанное им, по ее словам:
  
  
  ...Кормила я и знаю,
  
  
  Как дорого для матери дитя:
  
  
  Но я без жалости отторгла б грудь
  
  
  От нежных, улыбающихся губок.
  
  
  И череп бы малютке раздробила,
  
  
  Когда б клялась, как клялся ты.
  Так велико ее зверство. И все же леди Макбет менее сильна, чем хочет казаться. Ибо, приготовив кинжалы для мужа, она тотчас же после того говорит:
  
  
  ...Не будь он
  
  
  Во сне так резко на отца похож,
  
  
  Я поразила бы его сама.
  За мастерской и захватывающей сценой между супругами после убийства идет, как ужасающе юмористический контраст, веселая фантазия на тему ада, привратника, воображающего, что он стоит на часах у врат преисподней (и, между прочим, отказывающего в пропуске иезуитам с их казуистикой и reservatio mentalis), и следующий затем обмен реплик с Макдуффом о влиянии водки на эротические влечения и способности. Как известно, в свое время Шиллер из классических предрассудков вычеркнул в своем переводе этот монолог и заменил его благочестивым утренним гимном; более удивительно то, что один из английских поэтов, Кольридж, нашел, что он нарушает ход действия, и счел его поддельным. Не принадлежа, собственно, к лучшим образчикам низкого комизма у Шекспира, он представляет в действительности как усиливающий воздействие контраст к предыдущему и последующему неоценимую и необходимую приправу к трагедии. В этом месте действие неизбежно должно было прерваться на четверть часа, чтобы дать Макбету и его жене время переодеться в ночное платье, и какой же перерыв мог быть эффектнее этого стука в ворота замка, заставляющего их обоих содрогнуться от страха и дающего повод к сцене привратника.
  К жемчужинам пьесы принадлежит затем сцена между леди Макдуфф и ее маленьким, умненьким сыном непосредственно перед тем, как являются убийцы и умер

Другие авторы
  • Чарская Лидия Алексеевна
  • Черкасов Александр Александрович
  • Пущин Иван Иванович
  • Березин Илья Николаевич
  • Куницын Александр Петрович
  • Белый Андрей
  • Миклухо-Маклай Николай Николаевич
  • Аггеев Константин, свящ.
  • Яковлев Михаил Лукьянович
  • Лукомский Александр Сергеевич
  • Другие произведения
  • Островский Александр Николаевич - Блажь
  • Жанлис Мадлен Фелисите - Письмо Госпожи Жанлис из Швейцарии
  • Короленко Владимир Галактионович - Государевы ямщики
  • Минаков Егор Иванович - Из воспоминаний современников
  • Луначарский Анатолий Васильевич - Дом Искусств
  • Гроссман Леонид Петрович - Стендаль и Толстой
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Русская история для первоначального чтения. Сочинение Николая Полевого. Часть третья
  • Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - В горах
  • Ходасевич Владислав Фелицианович - Поэзия Игната Лебядкина
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Общий взгляд на народную поэзию и ее значение. Русская народная поэзия
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 444 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа