Стороженко Николай Ильич - Предшественники Шекспира

бывала свои страдан³я, слушая его веселые разсказы. Когда вступила на престолъ Елисавета, Гейвудъ, вѣроятно, боясь за свою безопасность, какъ католика и любимца прежней королевы, счелъ болѣе благоразумнымъ эмигрировать изъ Англ³и. Онъ поселился въ Голланд³и, гдѣ умеръ въ глубокой старости послѣ 1577 г. ⁸¹).

   Древнѣйшая изъ интерлюд³й Гейвуда (A Mery Playe betwene the Pardoner and the Frere, The Curate and ueybour Pratte), написанная имъ вскорѣ послѣ поступлен³я его ко двору Генриха VIII, стало быть около 1520 г. переноситъ насъ въ самую чащу средневѣковаго невѣжества, когда нищенствующ³е монахи всѣхъ цвѣтовъ и продавцы индульгенц³й то и дѣло бродили по Англ³и и, пользуясь невѣжествомъ народа, выманивали у него добытую тяжкимъ трудомъ копѣйку. Монахъ и продавецъ индульгенц³й выпросили у простодушнаго сельскаго священника позволен³е: первый - произвести въ его церкви сборъ пожертвован³й въ пользу своего монастыря, а послѣдн³й выставить для поклонен³я вѣрующихъ остатки мощей и друг³е священные предметы. Слухъ о прибыт³и изъ Рима святыхъ странниковъ - какъ всегда бываетъ въ этихъ случаяхъ - быстро облетѣлъ селен³е и привлекъ въ церковь не мало сельскаго люда. Монахъ пришелъ первый, и началъ распространяться о добровольной нищетѣ и различныхъ лишен³яхъ, налагаемыхъ на себя брат³ей его ордена; какъ и слѣдовало ожидать, разглагольствован³я о нищетѣ и лишен³яхъ были только прологомъ къ воззван³ю о добровольныхъ пожертвован³яхъ въ пользу ордена. Но такъ какъ, всякое доброе дѣло нужно начинать молитвой, то благочестивый монахъ, прежде чѣмъ приступить къ сбору, преклонилъ колѣни и сталъ горячо молиться. Въ это время входитъ въ церковь нѣсколько запоздавш³й продавецъ индульгенц³й (Pardoner) съ буллой, пожалованной ему Папой Львомъ X ⁸²) и начинаетъ перечислять свои реликв³и, съ краткимъ обозначен³емъ ихъ цѣлебныхъ свойствъ. И чего-чего не было въ его обширной коллекц³и! И большой палецъ св. Троицы, который стоитъ только одну минуту подержать во рту, чтобы навсегда избавиться отъ зубной боли, и головная повязка Пресвятой Дѣвы, имѣющая чудное свойство облегчать муки женщинъ во время родовъ и благословенная челюсть всѣхъ святыхъ - вѣрнѣйшее средство отъ отравы и т. д. Само собою разумѣется, что доступъ къ этимъ святостямъ возможенъ только для того, кто можетъ заплатить продавцу извѣстную сумму. Видя, что послѣдн³й уже начинаетъ овладѣвать вниман³емъ прихожанъ, монахъ съ досадой прерываетъ молитву и хочетъ перекричать соперника. Нѣкоторое время оба они говорятъ вдругъ, пока наконецъ монахъ не выходитъ изъ себя. "Замолчишь-ли ты хоть на минуту?" кричитъ онъ продавцу индульгенц³й. "Я тоже прошу тебя объ этомъ - отвѣчаетъ тотъ, крича еще громче. Обмѣнявшись нѣсколькими бранными выражен³ями, соперники переходятъ въ рукопашную и начинаютъ безжалостно тузить другъ друга кулаками. На шумъ прибѣгаетъ священникъ и намѣревается выгнать ихъ обоихъ изъ церкви за безчинство. Видя, что одному это дѣло не по силамъ, онъ зоветъ къ себѣ на помощь сосѣда Пратта. Начинается общая свалка, въ которой Священникъ и Праттъ терпятъ полное поражен³е, а монахъ и продавецъ индульгенц³й оставляютъ церковь, сопровождаемые проклят³ями избитыхъ ими жертвъ. Въ интерлюд³и подъ заглав³емъ: Веселая сцена между мужемъ, женой и священникомъ (A Mery Play betwen Johan the Husbande, Tyb, his wife, and Sir Jhon, the Freest) изданной около 1533 г., Гейвудъ выставляетъ на позоръ развратъ бѣлаго католическаго духовенства, выводя на сцену сельскаго приходскаго священника въ его отношен³яхъ къ своей паствѣ ⁸³). Пьеса открывается монологомъ мужа, который, въ отсутств³е жены, хорохорится и грозится прибить ее, когда она придетъ домой. Возвращающаяся жена подслушиваетъ угрозы мужа и неожиданно входитъ въ комнату. Въ маленькой сценѣ, происшедшей между ними, мастерски обрисованы ихъ взаимныя отношен³я. "Ты кого это собираешься прибить, бездѣльникъ?" спрашиваетъ она мужа. При видѣ дражайшей половины, душа бѣднаго Джона уходитъ въ пятки. Чтобы избѣжать грозы, готовой разразиться надъ нимъ, онъ силится принять удивленный видъ.

   Мужъ. Кто? я? Никогда! Упаси меня Боже!

   Жена. Да, разсказывай! я сама слышала, какъ ты тутъ горланилъ.

   Мужъ. Никогда. Ты вѣрно ослышалась. Напротивъ, я очень радъ, что ты наконецъ возвратилась домой по добру, по здорову. Вотъ я зажегъ огонекъ; подойди къ камину, моя милая Тибби, и согрѣйся.

   Жена разсказываетъ Джону, что она провела утро въ обществѣ нѣсколькихъ сосѣдокъ и приходскаго священника. На деньги послѣдняго онѣ испекли пирогъ, и этотъ пирогъ она принесла съ собою. Голодный мужъ подаетъ благой совѣтъ тотчасъ же разогрѣть пирогъ и съѣсть, но жена увѣряетъ, что это будетъ неловко, что непремѣнно слѣдуетъ пригласить на ужинъ и священника. Видитъ Джонъ, что между его женой и попомъ что-то не совсѣмъ ладно, но не смѣетъ ослушаться своей грозной половины и, желая отъ всей души, чтобъ попъ сломилъ себѣ шею, тѣмъ не менѣе идетъ приглашать его на ужинъ. Сцена, въ которой священникъ кобенится идти на заранѣе условленное свидан³е, а простякъ мужъ умоляетъ его не отказать ему въ этой чести, ведена превосходно и выказываетъ съ блестящей стороны драматическ³й талантъ Гейвуда. Мы позволяемъ себѣ привести ее съ нѣкоторыми необходимыми сокращен³ями.

   Священникъ, (услышавши голосъ Джона): Кто это меня зоветъ? А это вы, Джонъ! Ну что новаго?

   Джонъ. Да новаго то, что я и жена усерднѣйше просимъ васъ пожаловать къ намъ сегодня вечеромъ на ужинъ.

   Священникъ. Вы должны меня извинить; честное слово, я не могу.

   Джонъ. Какъ не можете? Я васъ прошу взять на себя этотъ трудъ только одинъ разъ (take payne this ones); наконецъ, если вы не можете сдѣлать этого для меня, то сдѣлайте хоть для моей жены.

   Священникъ. Скажу вамъ откровенно: я не хочу идти къ вамъ, чтобъ не имѣть лишнихъ непр³ятностей. Лучше останьтесь у меня,- и мы отужинаемъ вмѣстѣ.

   Джонь. Скажите же мнѣ, батюшка, ради Бога: отчего вы не хотите идти къ намъ? Развѣ между вами и моей женой вышла какая нибудь ссора?

   Священникъ. Сказать вамъ правду - есть тотъ грѣхъ. Конечно, она женщина благоразумная, насколько можетъ быть вообще благоразумна женщина. Я это очень хорошо знаю, потому что мнѣ ввѣрена забота объ ея душѣ и совѣсти; по истинѣ, она честная и хорошая женщина; къ сожалѣн³ю у ней есть одинъ порокъ, и такъ какъ я по временамъ сильно корю ее за него, то подъ конецъ она стала меня ненавидѣть. Но, видитъ Богъ! все что я ни дѣлалъ - я дѣлалъ для вашего общаго блага.

   Джонъ. Богъ да пошлетъ вамъ за это здоровье, добрый господинъ! Но скажите же мнѣ, что за причина вашей ссоры съ нею?

   Священникъ. Пожалуй, я скажу вамъ, но только вы должны держать это въ тайнѣ.

   Джонъ. О за этимъ я не постою.

   Священникъ. Видите-ли въ чемъ дѣло: она мнѣ не можетъ простить того, что я налагаю на нее различныя эпитем³и за ея безпрестанныя ссоры съ вами. Вотъ настоящая причина ея ненависти ко мнѣ.

   Джонъ. Клянусь Богомъ - это не правда!

   Священникъ. Не клянитесь до напрасну. Я очень хорошо знаю, что она меня терпѣть не можетъ.

   Джонъ. Готовъ присягнуть за нее, что нѣтъ. (Въ сторону). Ну, не бездѣльникъ-ли я послѣ этого? Я думалъ (прости меня Господи!), что они съ женой за одно обманываютъ меня, а оказывается, что онъ всячески старается, чтобъ водворить миръ въ нашемъ семействѣ.

   Послѣ долгихъ просьбъ и увѣщан³й съ одной стороны и отказовъ съ другой, священникъ соглашается наконецъ идти ужинать къ Джону.

   Священникъ. Ну, такъ и быть, Джонъ, я иду, но если жена ваша начнетъ меня бранить въ вашемъ присутств³и, нечего дѣлать - я готовъ одинъ разъ снести это.

   Джонъ. Нѣтъ, батюшка! Пусть теперь она посмѣетъ не то что крикнуть на васъ, но даже просто нахмуриться или сдѣлать гримасу, я вамъ дамъ палку и позволен³е бить ее сколько угодно, пока не выбьете изъ нея ея гадк³й характеръ.

   Наконецъ священникъ и Джонъ отправляются въ путь. Дорога кажется слишкомъ длинна голодному Джону. Онъ заранѣе переносится воображен³емъ въ свой скромный домикъ, гдѣ весело горитъ огонекъ въ каминѣ и на накрытомъ чистой скатертью столѣ виднѣется дымящ³йся пирогъ - предметъ его долгихъ ожидан³й! Но каково же было его разочарован³е, когда тотчасъ же по приходѣ его домой, жена посылаетъ его принести изъ колодца воды. Недоброе чувство зашевелилось въ душѣ Джона, когда онъ увидѣлъ, какъ ласково его жена встрѣтила гостя и какъ послѣдн³й старался подсѣсть къ ней поближе. Но, нечего дѣлать - нужно идти, и онъ, скрѣпя сердце, уходитъ. По уходѣ Джона, становится яснымъ, что священникъ и его духовная дочь спѣлись какъ нельзя лучше. Съ веселымъ смѣхомъ священникъ разсказываетъ Тибби, какъ ему удалось провести ея мужа. Въ это время возвращается Джонъ, но безъ воды: ведро, которое ему дала жена, оказалось разбитымъ, и пока онъ старается законопатить его кусочкомъ воску, жена и попъ уплетаютъ пирогъ, не обращая никакого вниман³я на его протесты. Когда они порядочно закусили, Тибби проситъ священника разсказать что нибудь веселое и вмѣстѣ назидательное. Подпивш³й попъ окончательно сбрасываетъ съ себя маску благочест³я и предлагаетъ разсказать о трехъ чудесахъ, которыхъ ему самому довелось быть свидѣтелемъ. Разсказы его суть ничто иное какъ злая парод³я на наивныя католическ³я легенды среднихъ вѣковъ; мы приводимъ изъ нихъ одинъ, и притомъ самый скромный. "Я зналъ одного человѣка - такъ началъ священникъ - который женился на молодой и весьма красивой дѣвушкѣ; вскорѣ послѣ свадьбы онъ принужденъ былъ оставить молодую жену и отправиться въ далек³я странствован³я. Семь лѣтъ онъ пробылъ въ путешеств³и и возвращался домой въ великомъ горѣ, такъ какъ на дорогѣ ему кто-то сказалъ, что жена его уже переселилась въ обитель блаженныхъ. Но каково же было его изумлен³е, когда, пришедши домой, онъ нашелъ не только жену, но и семеро дѣтей, родившихся въ его отсутств³е, въ вождѣленномъ здрав³и. Конечно, ихъ не было бы столько, если бы я не помогъ ей. Во всякомъ случаѣ, (если бываютъ на свѣтѣ чудеса), развѣ не чудо, что эта добрая и благочестивая женщина могла имѣть столько дѣтей въ то время, когда ея супругъ былъ въ отсутств³и, въ далекихъ странахъ, за широкими морями". За этимъ разсказомъ слѣдовалъ другой, за нимъ трет³й; пирогъ постоянно уничтожался, а бѣдный Джонъ былъ далеко отъ конца своей сизифовой работы. Видя наконецъ, что послѣдн³й кусокъ пирога исчезъ съ блюда, Джонъ приходитъ въ ярость и грозится прибить жену и священника. Въ происшедшей затѣмъ дракѣ, Джонъ остается побѣжденнымъ; кровь течетъ у него изъ носу, а жена, взявши подъ руку священника, съ торжествомъ выходитъ изъ комнаты.

   Намъ еще остается сказать нѣсколько словъ о знаменитой интерлюд³и Гейвуда Четыре П. (Four P's), названной такъ потому, что слова, обозначающ³я професс³и четырехъ дѣйствующихъ лицъ, начинаются въ англ³йскомъ языкѣ съ буквы Р (Palmer, Pardoner, Poticary и Pedlar). Она издана безъ означен³я года, но по всей вѣроятности около 1540 г. Здѣсь мы снова встрѣчаемся съ нашимъ старымъ знакомцемъ, продавцомъ индульгенц³й (Pardoner), но соперникомъ его является на этотъ разъ не простой монахъ, а монахъ-паломникъ (Palmer), професс³я котораго состоитъ въ хожден³и изъ одной обители въ другую. Пьеса начинается споромъ между продавцомъ индульгенц³й и паломникомъ, которая изъ двухъ професс³й полезнѣе для людей и вѣрнѣе ведетъ къ вѣчному блаженству. Паломникъ начинаетъ подробно распространяться о своихъ странствован³яхъ по св. мѣстамъ; по его словамъ, онъ былъ всюду - и въ св. землѣ, и въ Римѣ, и въ Сантъ-Яго въ Испан³и, и на холмахъ Армен³и, гдѣ онъ своими глазами видѣлъ остановивш³йся тамъ Ноевъ ковчегъ и во множествѣ другихъ мѣстъ, и надѣется, что молитвы св. угодниковъ и понесенные имъ самимъ труды и лишен³я откроютъ ему врата Царств³я Бож³я. Выслушавъ его разсказъ, продавецъ индульгенц³й язвительно замѣчаетъ, что онъ по напрасну такъ изнурялъ себя, ибо есть вѣрное средство получить спасен³е, не выходя изъ комнаты. "Съ малыми издержками и безъ всякихъ хлопотъ я тебя отправлю прямо въ рай; дай мнѣ одинъ или два пенса и не далѣе какъ черезъ полчаса, много чрезъ три четверти послѣ того какъ душа твоя оставитъ тѣло - она будетъ на небѣ, въ лонѣ Св. Духа". Къ разговаривающимъ подходитъ аптекарь и, узнавши въ чемъ дѣло, также начинаетъ прославлять свою професс³ю. "Что проку въ странствован³яхъ по св. мѣстамъ какую пользу могутъ принести мощи и реликв³и, пока душа обитаетъ въ тѣлесной оболочкѣ? Кто больше отправляетъ душъ на тотъ свѣтъ, какъ не аптекарь? За исключен³емъ тѣхъ, которыхъ избавляетъ отъ жизненныхъ тревогъ висѣлица - къ числу ихъ аптекарь причисляетъ паломника и продавца индульгенц³й - кто на землѣ можетъ разстаться съ жизн³ю безъ помощи аптекаря? А потому аптекарская професс³я, отправляющая наибольшее количество душъ въ рай, есть одна изъ самыхъ полезныхъ, и рано или поздно будетъ оцѣнена по достоинству признательнымъ человѣчествомъ". Впрочемъ подъ конецъ аптекарь откровенно сознается, что, въ сущности говоря, всѣ они отъявленные мерзавцы. Въ это время на дорогѣ показывается разнощикъ (Pedlar) и проситъ позволен³я присоединиться къ компан³и. Ему позволяютъ, и онъ съ необыкновеннымъ юморомъ предлагаетъ каждому купить что-нибудь изъ его товаровъ. Въ его мѣшкѣ хранится цѣлый арсеналъ нарядовъ, противъ которыхъ не устоитъ никакая женская добродѣтель; онъ не прочь ссудить какой нибудь бездѣлкой и отца-паломника, у котораго вѣрно есть красотка на примѣтѣ, но паломникъ и продавецъ индульгенц³й на отрѣзъ отказываются купить что либо, говоря что уставъ ордена запрещаетъ имъ имѣть собственность, а аптекарь слишкомъ хитеръ, чтобъ его можно было поддѣть на эту удочку. Между тѣмъ продавецъ индульгенц³й снова поворачиваетъ разговоръ на прежнюю тему и предлагаетъ разнощику, какъ лицу новому и лично не заинтересованному въ исходѣ спора, рѣшить, которая изъ ихъ трехъ професс³й важнѣе и полезнѣе другихъ. Разнощикъ придумываетъ весьма курьезное средство для рѣшен³я этого запутаннаго вопроса: онъ предлагаетъ каждому изъ соперниковъ сказать по очереди какую нибудь ложь, и чья ложь будетъ самой невѣроятной - тотъ и будетъ признанъ главой надъ прочими. Аптекарь и продавецъ индульгенц³й изощряютъ все остроум³е въ изобрѣтен³и небылицъ; особенно характеристиченъ разсказъ продавца индульгенц³й о томъ, какъ онъ былъ въ аду, чтобы вывести оттуда душу своей любезной. Но эта ложь оказывается самой невинной дѣтской выходкой въ сравнен³и съ увѣрен³ями паломника, что сколько онъ ни бродилъ по свѣту, сколько ни знавалъ на своемъ вѣку женщинъ, (а онъ зналъ ихъ мног³я тысячи), между ними не было ни одной особы съ взбалмошнымъ и сварливымъ характеромъ. При этихъ словахъ собран³е залилось дружнымъ смѣхомъ; продавецъ индульгенц³й призналъ себя побѣжденнымъ. и всѣ въ одинъ голосъ рѣшили, что болѣе невѣроятной лжи и придумать невозможно.

   Интерлюд³и Гейвуда представляютъ собою высшее выражен³е реальнаго, народно-бытоваго элемента въ старинномъ англ³йскомъ театрѣ. Составляя совершенно самостоятельную драматическую особь, не имѣющую ничего общаго ни съ мистер³ями, ни съ моралите, онѣ по формѣ своей непосредственно примыкаютъ къ святочнымъ рождественскимъ фарсамъ и къ тѣмъ дышащимъ правдой и юморомъ сценамъ, съ которыми мы познакомились въ вэкфильдскихъ мистер³яхъ. Въ лицѣ Гейвуда народно-бытовой элементъ еще разъ оказываетъ услугу англ³йской драмѣ, выводя ее изъ идеальной области мистер³й и изъ безжизненныхъ обобщен³й моралите въ сферу живыхъ современныхъ типовъ, выросшихъ на почвѣ реальнаго изучен³я дѣйствительности. Правда, и Гейвудъ заплатилъ дань своему вѣку: и ему не разъ приходилось переступать очерченный имъ вокругъ себя кругъ и писать пьесы съ аллегорическими характерами, пересыпая ихъ нравственными сентенц³ями (The Play of the Weather, The Play of Love и др.), но эти произведен³я ничего не прибавили къ его литературной славѣ и едва-ли даже предназначались для представлен³я. Обновлен³е англ³йской драмы условливалось путемъ ея обращен³я къ забытымъ народнымъ началамъ. Но заимствуя изъ стариннаго народнаго театра внѣшнюю форму своихъ произведен³й, Гейвудъ наполнилъ ихъ новымъ содержан³емъ, новыми типами. Разсматриваемыя со стороны своего содержан³я, интерлюд³и Гейвуда имѣютъ большое историческое значен³е. Отъ нихъ вѣетъ рѣзкимъ воздухомъ эпохи Возрожден³я; онѣ, знаменуютъ собой весьма важный моментъ въ истор³и развит³я англ³йской мысли, а именно - предшествующ³й реформѣ - моментъ скептическаго отношен³я къ средневѣковымъ идеаламъ. По нимъ можно судить объ успѣхахъ, сдѣланныхъ свободной мыслью въ Англ³и въ промежутокъ отъ XIV до XVI стол. Нападки на поборы римской кур³и и безнравственность духовенства не были новостью въ Англ³и; еще въ XIV стол. Чосеръ и авторъ Vision of Piers Plowman выставляли на позоръ пороки священниковъ и монаховъ, и Виклефъ открыто проповѣдывалъ противъ нищенствующихъ орденовъ, считая ихъ главнымъ зломъ папскаго режима въ Англ³и; онъ называлъ монаховъ "дохлыми собаками" (dead dogs), отъ которыхъ во что бы то ни стало должна быть очищена страна; но всѣ эти нападки исходили отъ людей, почти не считавшихъ себя католиками, не скрывавшихъ своего презрѣн³я къ римской ³ерарх³и и, подобно Виклефу, можетъ быть называвшихъ самого папу антихристомъ. Теперь же удары наносятся церкви однимъ изъ вѣрнѣйшихъ сыновъ ея, человѣкомъ, который всею жизнью доказалъ свою безкорыстную преданность католицизму. Скептическое отношен³е къ авторитету церкви и къ ея установлен³ямъ, бывшее въ XIV в. удѣломъ нѣсколькихъ избранныхъ умовъ, въ началѣ XVI сдѣлалось общимъ достоян³емъ ⁸⁴). Невѣжество, развратъ и шарлатанизмъ католическаго духовенства были осуждены тогда общественнымъ мнѣн³емъ всей Европы. Франц³я зачитывалась Рабле; Герман³я - Гуттеномъ, Эразмомъ - вся Европа; въ Римѣ - самомъ центрѣ католицизма - была представлена въ присутств³и папы Льва X и его двора комед³я Макк³авели Mandragola - злѣйшая сатира на продажность и безстыдный ³езуитизмъ итальянскаго монашества. Въ 1511 г. на съѣздѣ англ³йскаго духовенства Колетъ, настоятель церкви св. Павла, смѣло обличалъ безнравственность священниковъ, монаховъ и жадность епископовъ, прибавляя, что самыя ереси не такъ опасны для церкви, какъ развратъ ея членовъ. Что же удивительнаго, что Гейвудъ былъ увлеченъ общимъ потокомъ и рѣшился присоединить свой голосъ къ хору протестующихъ голосовъ ⁸⁵), когда сами служители церкви требовали безотлагательныхъ реформъ въ ея нѣдрахъ? Другъ Гейвуда, знаменитый Томасъ Моръ, запечатлѣвш³й смертью свою вѣрность церкви, въ своихъ письмахъ язвительно смѣется надъ суевѣрнымъ церемон³аломъ и мнимыми чудесами католицизма ⁸⁶). Дѣло въ томъ, что Колетъ, Моръ, Эразмъ Роттердамск³й и др. считали развратъ духовенства, торговлю мощами, индульгенц³и и т. п. злоупотреблен³я болѣзненнымъ наростомъ, который легко могъ быть снятъ безъ посягательства на единство церкви и, подобно Саванаролѣ, требовали, чтобъ она сама очистила себя отъ нихъ. Приведенные факты даютъ намъ возможность уяснить себѣ положен³е, принятое Гейвудомъ въ церковномъ вопросѣ. Въ молодости онъ, увлеченный духомъ времени, можетъ быть самъ не сознавая важности сдѣланнаго шага, разоблачилъ и выставилъ на всеобщ³й позоръ шарлатанство, развратъ,- всѣ низк³я продѣлки римско-католическаго духовенства и тѣмъ косвенно послужилъ дѣлу реформы, но впослѣдств³и, когда католицизмъ сдѣлался изъ господствующей религ³и религ³ей угнетенныхъ, Гейвудъ опомнился, увидѣлъ, что зашелъ далеко - и круто повернулъ назадъ. Онъ счелъ своимъ нравственнымъ долгомъ покончить навсегда съ тѣмъ родомъ сочинен³й, съ которыми были связаны воспоминан³я о церковномъ расколѣ; по крайней мѣрѣ въ его позднѣйшихъ произведен³яхъ мы не встрѣчаемъ уже прежнихъ знакомыхъ типовъ. Напротивъ того, терзаемый укорами совѣсти, желая загладить прошлыя увлечен³я пагубными идеями вѣка, онъ пишетъ длиннѣйшую аллегорическую поэму о Паукѣ и Мухѣ (Spider and Fly, 1556), гдѣ подъ видомъ мухи, попавшей въ лапы паука онъ аллегорически изображаетъ печальную судьбу католической религ³и въ Англ³и.

   Своими мастерскими сценами изъ народной жизни Гейвудъ положилъ начало англ³йской народной комед³и; въ его произведен³яхъ англ³йская драма пришла повидимому къ сознан³ю, что служен³е реальнымъ потребностямъ жизни есть задача достойная драматурга. Въ какой степени важность этого рѣшительнаго обращен³я къ реальному было сознаваема самимъ Гейвудомъ - рѣшить трудно. Весьма вѣроятно, что, подобно живописцамъ фламандской школы, Гейвудъ не считалъ себя реформаторомъ въ искусствѣ и во всякомъ случаѣ не подозрѣвалъ всѣхъ плодотворныхъ послѣдств³й принятаго имъ направлен³я. "Кто же могъ предполагать въ то время - говоритъ Прудонъ въ своемъ сочинен³и объ Искусствѣ - что смѣлая мысль представить простыхъ людей за ихъ ежедневнымъ дѣломъ, придавая особый блескъ и точность отдѣлкѣ - есть самая великая мысль, которая когда либо приходила въ голову художника". Впрочемъ вопросъ о томъ, какъ относился Гейвудъ къ своимъ произведен³ямъ, весьма важный для его б³ограф³и, нисколько не мѣняетъ сущности дѣла. Для насъ важно, что сѣмя, сознательно или безсознательно брошенное Гейвудомъ, принесло плодъ, что живительная струя реализма, привитая имъ англ³йской драмѣ, не изсякла на безжизненной почвѣ моралите, но оплодотворила ее собою и понемногу преобразовала самыя моралите въ настоящую комед³ю нравовъ. Какимъ образомъ совершилось это преобразован³е съ одной стороны подъ вл³ян³емъ интерлюд³й Гейвуда, съ другой, при посредствѣ литературныхъ традиц³й классической древности,- мы увидимъ въ слѣдующей главѣ; а теперь, разставаясь съ Гейвудомъ, скажемъ нѣсколько словъ о художественныхъ достоинствахъ его произведен³й.

   Общераспространенное мнѣн³е о Гейвудѣ то, что талантъ его былъ чисто внѣшн³й, что онъ обладалъ въ значительной степени чутьемъ дѣйствительности и способностью ея вѣрнаго изображен³я, но что онъ не былъ въ состоян³и возвыситься до создан³я цѣльныхъ комическихъ характеровъ и типовъ. Ульрици, который можетъ быть названъ представителемъ этихъ ходячихъ мнѣн³й въ наукѣ, утверждаетъ, что интерлюд³и Гейвуда суть только коп³и отдѣльныхъ личностей и происшеств³й, исключающ³я всякую мысль объ обобщен³и; это очерки съ натуры безъ малѣйшей примѣси идеальнаго элемента, вѣрныя отображен³я извѣстныхъ чертъ его времени, но лишенныя всякой художественной отдѣлки ⁸⁷). Съ перваго разу кажется не совсѣмъ яснымъ, что хочетъ сказать авторъ, упрекая Гейвуда въ отсутств³и идеальнаго элемента. Если подъ именемъ идеальнаго элемента въ комед³и слѣдуетъ разумѣть работу творческой фантаз³и надъ массой реальныхъ наблюден³й, комбинирован³е ихъ въ живые и цѣльные комическ³е типы, то въ этомъ отношен³и произведен³я Гейвуда могутъ удовлетворить самыхъ взыскательныхъ судей. Герои его интерлюд³й могутъ быть съ полнымъ правомъ названы его создан³ями. Они не суть - какъ насъ хочетъ увѣрить Ульрици - фотографическ³я коп³и съ живыхъ лицъ, видѣнныхъ Гейвудомъ; при всей своей индивидуальности, они - лица родовыя, собирательныя и, можно сказать, идеальныя. Оттого, не смотря на нѣсколько сотъ лѣтъ, отдѣляющихъ ихъ отъ насъ, мы и теперь живо чувствуемъ ихъ типичность и жизненную правду. Простодушный рогоносецъ Джонъ и его воинственная половина, пройдоха-попъ, прикрывающ³й личиной благочест³я и пастырскаго долга свои похотливыя наклонности, краснобай Pardoner и веселый плутъ Разнощикъ,- всѣ эти лица стоятъ передъ нами, какъ живыя, именно благодаря тому, что Гейвудъ не ограничился внѣшней копировкой ихъ словъ и дѣйств³й, но съумѣлъ заглянуть въ ихъ душу и извлечь оттуда общ³я и неизмѣнныя черты ихъ человѣческой природы. Сѣмя, брошенное Гейвудомъ потому и принесло обильные плоды, что онъ самъ былъ высоко-художественнымъ представителемъ провозглашеннаго имъ направлен³я, что его произведен³я могли служить прекрасными образцами для подражан³я. Интерлюд³и Гейвуда служили указателемъ пути, по которому должна была пойти англ³йская драма, если ей суждено было когда-нибудь разорвать облекавш³е ее теологическ³е туманы и, послѣ многовѣковыхъ блуждан³й, выбраться наконецъ на настоящую, торную и необозримую дорогу.

   Выше было замѣчено, что интерлюд³и Гейвуда знаменуютъ собой побѣду свѣтской, народно-бытовой стих³и надъ религ³озными мотивами мистер³й и мистико-аллегорическимъ содержан³емъ моралите. Представляя собой, такъ сказать, поворотный пунктъ въ истор³и англ³йскаго театра, онѣ даютъ намъ удобный случай бросить общ³й взглядъ на пройденный имъ путь и подвести итоги участ³ю народно-бытовой стих³и въ развит³и англ³йской драмы. Говоря о развит³и драмы, нужно строго различать вопросъ формы отъ вопроса содержан³я. Конечно, если смотрѣть на дѣло исключительно съ формальной стороны, то, пожалуй, можно пр³йти къ заключен³ю, что послѣ того какъ изъ литургическихъ элементовъ выработалась мистер³я, никакого дальнѣйшаго прогресса въ области средневѣковой драмы не существовало и слѣдовательно нѣтъ никакой надобности писать ея истор³ю. Нельзя-же въ самомъ дѣлѣ считать прогрессомъ замѣну мираклей циклическими мистер³ями или живыхъ лицъ безжизненными аллегорическими тѣнями и видѣть въ трехъ типическихъ формахъ средневѣковой драмы - мистер³яхъ, моралите и интерлюд³яхъ - возникшихъ, какъ мы видѣли, совершенно независимо другъ отъ друга, три необходимыя ступени ея органическаго развит³я? Но если, оставивъ въ сторонѣ случайныя формы драмы, зависѣвш³я отъ преобладающихъ въ литературѣ вкусовъ и повѣтр³й, взглянуть на нее со стороны ея содержан³я, если имѣть постоянно въ виду задачу драматическаго творчества, состоящую, по выражен³ю Шекспира, въ томъ, чтобъ быть вѣрнымъ отражен³емъ дѣйствительности: показать добродѣтели ея собственныя черты, пороку его собственный образъ, изобразить душу и тѣло времени, его форму и характеръ, (Hamlet Act III. Sc. II), то и средневѣковой драмѣ нельзя отказать въ постоянномъ движен³и впередъ. Сущность развит³я средневѣковаго театра состояла въ постепенномъ высвобожден³и его изъ подъ церковной опеки, въ возрастающемъ преобладан³и свѣтскихъ, реальныхъ, человѣческихъ интересовъ надъ интересами церкви и ея теологической морали. Въ этой многовѣковой борьбѣ условныхъ идеаловъ драмы съ ея, постепенно выясняющимися, вѣчными задачами, большое значен³е принадлежитъ народно-бытовому элементу, въ природѣ котораго искони лежало инстинктивное стремлен³е къ реальному, исконная потребность правдиваго изображен³я дѣйствительности. Живая народно-бытовая струйка, просачивающаяся, подобно подпочвенной водѣ, то тамъ, то сямъ въ мистер³яхъ, въ концѣ концовъ не только помутила кристальную гладь ихъ эпическаго м³росозерцан³я, но измѣнила самыя задачи драмы и, разрушивъ китайскую стѣну, отдѣлявшую столько вѣковъ драму отъ окружающей дѣйствительности, въ интерлюд³яхъ Гейвуда и его послѣдователей, сама превратилась въ широкую и свѣтлую рѣку, отражающую въ себѣ всѣ существенные вопросы, всѣ животрепещущ³я явлен³я современной жизни.

  

  

   Въ концѣ XV и началѣ XVI в. въ умственной жизни западной Европы чувствуется особое, небывалое дотолѣ, оживлен³е. Къ этому времени, словно къ заранѣе назначенному пункту, стекаются отовсюду элементы умственнаго и соц³альнаго обновлен³я: окончательное паден³е феодализма и тѣсно съ нимъ связанное установлен³е прочнаго государственнаго порядка, открыт³е Америки и морскаго пути въ Инд³ю, изобрѣтен³е книгопечатан³я, возрожден³е наукъ и наконецъ религ³озная реформа. Шумъ движен³я не умолкаетъ ни на минуту; вездѣ видна усиленная дѣятельность, жгучая жажда знан³я, судорожное желан³е поскорѣе разорвать оковы духовной тиран³и, стѣснявш³я въ продолжен³е многихъ вѣковъ всѣ порывы человѣчества къ болѣе разумному существован³ю. Хотя проявлен³я этого великаго умственнаго движен³я весьма разнообразны, однако они сами собой группируются вокругъ двухъ центральныхъ пунктовъ, двухъ взаимно-условливающихъ другъ друга идей - Возрожден³я и Реформы. Подъ совокупными ударами этихъ двухъ великихъ факторовъ новой цивилизац³и колеблется и рушится, повидимому крѣпко сколоченное, здан³е средневѣковой вѣры и науки. Борьба ведется почти одновременно на двухъ почвахъ, и побѣды гуманизма подготовляютъ собою успѣхи реформац³и. Мы не имѣемъ намѣрен³я слѣдить за всѣми фазисами этой многознаменательной борьбы старыхъ культурныхъ началъ съ новыми, исписавшей страницы истор³и безсмертными подвигами; для нашей цѣли достаточно показать, какимъ образомъ великое умственное движен³е XVI в. отразилось на содержан³и и формѣ англ³йской драмы.

   Лекки въ своей "Истор³и рац³онализма въ Европѣ", справедливо замѣчаетъ, что для составлен³я себѣ вѣрнаго понят³я о характерѣ реформац³оннаго движен³я, нужно имѣть въ виду не только его конечные результаты, но также и его непосредственныя цѣли ⁸⁸). Не подлежитъ сомнѣн³ю, что реформац³я, поколебавъ принципъ церковнаго авторитета въ лицѣ папы и провозгласивъ права личнаго сужден³я въ дѣлахъ вѣры, необходимо должна была пр³йти къ полной терпимости по отношен³ю къ чужимъ религ³ознымъ убѣжден³ямъ, или - что одно и тоже - къ признан³ю свободы вѣрующей совѣсти. Но если мы на время закроемъ глаза на велик³е результаты реформац³оннаго движен³я и будемъ имѣть въ виду его непосредственныя цѣли и задачи, то, пожалуй, можемъ пр³йти къ полнѣйшему отрицан³ю культурнаго значен³я реформац³и. Извѣстно, что ближайшимъ слѣдств³емъ провозглашен³я права каждаго человѣка самому избирать для себя тотъ или другой путь спасен³я, было образован³е множества новыхъ церквей и сектъ, изъ которыхъ каждая смотрѣла на свою доктрину, какъ на единственный сосудъ истины и считала друг³я учен³я еретическими. Казнь Серве въ Женевѣ за его еретическ³я мнѣн³я была одобрена важнѣйшими представителями протестантскаго богослов³я, даже кроткимъ Меланхтономъ. Мало того, право преслѣдовать и искоренять ересь, усвоенное за свѣтской властью католицизмомъ, было вновь подтверждено за нею Лютеромъ въ его письмѣ къ Филиппу Гессенскому и Кальвиномъ въ его знаменитомъ послан³и къ герцогу Соммерсету. Но если бы кто нибудь, на основан³и только что приведенныхъ печальныхъ фактовъ, вздумалъ отрицать всяк³й смыслъ, всякое культурное значен³е реформац³и, то онъ впалъ бы въ одинаковую ошибку съ тѣми, которые изъ за блестящихъ результатовъ реформац³оннаго движен³я не хотѣли видѣть его мрачныхъ сторонъ и прискорбныхъ увлечен³й. Дѣло въ томъ, что никакое культурное начало не приноситъ сразу всѣхъ ожидаемыхъ отъ него плодовъ; основная идея его выясняется мало по малу на всемъ протяжен³и его истор³и. Ведя ожесточенную борьбу съ католицизмомъ, протестантизмъ невольно заразился отъ своего противника духомъ нетерпимости и той неразборчивостью въ средствахъ, которая всегда отличала католицизмъ. Одно время казалось, что на мѣсто упраздненной духовной тиран³и водворится новая, столь же исключительная и ненавистная. Но сила новаго культурнаго начала состояла именно въ томъ, что оно носило въ самомъ себѣ источникъ обновлен³я. Въ то время какъ передовые вожаки протестантизма, увлекшись злобой дня, стали ковать для человѣчества новыя цѣпи, въ самой средѣ реформац³и начинается реакц³я въ пользу свободы совѣсти. Истинный смыслъ реформац³оннаго движен³я, скрывш³йся на время среди тумана теологическихъ словопрен³й, былъ ясенъ для небольшой группы смѣлыхъ протестантскихъ мыслителей, которыхъ фанатическ³й послѣдователь Кальвина, Беза, въ порывѣ своего сектаторскаго рвен³я, называлъ эмиссарами сатаны. Этимъ-то истиннымъ апостоламъ реформац³и человѣчество обязано тѣмъ, что велик³е принципы, провозглашенные ею, не погибли, но вошли обновляющимъ элементомъ въ послѣдующее развит³е жизни и сдѣлались однимъ изъ самыхъ дорогихъ убѣжден³й человѣчества.

   Конечно, если бы возвышенные идеалы реформац³оннаго движен³я осуществились въ XVI в. хотя на половину, то вопросъ о вл³ян³и реформац³и на искусство и литературу былъ бы единогласно рѣшенъ въ пользу реформац³и. Но на дѣлѣ вышло иначе. На почвѣ, засѣваемой въ продолжен³и столькихъ вѣковъ сѣменами фанатизма и невѣжества, не могли тотчасъ же взойти чистыя учен³я терпимости и свободы; напротивъ того на первыхъ порахъ они были сами заглушены старыми плевелами. Первые шаги реформац³оннаго движен³я повсемѣстно сопровождались усилен³емъ теологическаго духа, которое не могло иначе какъ вредно отозваться на развит³и знан³й. Эразмъ горько жаловался, что гдѣ только водворяется лютеранизмъ, тамъ гибнутъ литературныя занят³я ⁸⁹). Въ Англ³и протестанты жгли и уничтожали древн³я рукописи, видя въ нихъ остатки папистскаго суевѣр³я; они такъ усердно очистили библ³отеку Оксфордскаго университета, что оставили въ ней всего одну рукопись, содержавшую въ себѣ творен³я Валер³я Максима ⁹⁰). Занятые своими нескончаемыми теологическими прен³ями, протестантск³е богословы, будучи въ сущности людьми весьма образованными, относились къ наукѣ съ своей точки зрѣн³я и поощряли только занят³я церковной истор³ей, ибо видѣли въ нихъ весьма важное подспорье для борьбы съ католиками и другъ съ другомъ. Классическ³я знан³я, насажденныя въ Герман³и руками первыхъ гуманистовъ, пришли во многихъ мѣстахъ въ совершенный упадокъ, и Меланхтону и его друзьямъ стоило не мало труда насаждать ихъ снова. Одинъ всепоглощающ³й интересъ охватилъ всю протестантскую Европу и подчинилъ себѣ всѣ друг³е интересы. Каждое литературное произведен³е невольно становилось тенденц³ознымъ: оно отражало въ себѣ борьбу враждебныхъ парт³й и отстаивало либо католическ³е, либо протестантск³е интересы. Полемическ³й задоръ проникъ даже и въ нейтральную область поэз³и. Въ швейцарскихъ городахъ Базелѣ, Бернѣ и Цюрихѣ, театръ впервые становится оруд³емъ реформац³онной пропаганды ⁹¹). Отсюда это тенденц³озное направлен³е сообщилось чрезъ Герман³ю и Голланд³ю и Англ³и. Впрочемъ - сколько намъ извѣстно - здѣсь имъ раньше воспользовались католики. Въ 1527 г., по случаю прибыт³я французскаго посла въ Англ³ю, при дворѣ Генриха VIII (тогда еще искренняго католика) была представлена латинская моралите, въ которой между прочимъ былъ выведенъ на сцену "еретикъ Лютеръ" (the eretyke Lewter) въ чорной рясѣ монаха и жена его, одѣтая въ красное шелковое платье ⁹²). Въ драматическомъ отношен³и эта пьеса замѣчательна тѣмъ, что мы видимъ въ ней первую попытку наполнить моралите историческимъ содержан³емъ. Наряду съ Религ³ей, Церковью, Ересью и другими аллегорическими фигурами, въ ней дѣйствуютъ французск³й дофинъ и его братъ, кардиналъ и проч. Ободренные примѣромъ двора, католики, осыпавъ предварительно приверженцевъ реформы памфлетами, сатирическими пѣсенками, задумали сдѣлать изъ театральныхъ подмостокъ средство для распространен³я своихъ доктринъ и съ этой цѣлью издали около 1530 г. моралите "Every Man", въ которой въ драматической формѣ излагалась сущность католическаго.учен³я объ оправдан³и посредствомъ добрыхъ дѣлъ ⁹³). Задѣтые за живое, протестанты стали отплачивать противникамъ той же монетой: сочиняли интерлюд³и, въ которыхъ осмѣивались католическ³е догматы и обряды, пѣли по улицамъ куплеты, исполненные сатирическихъ выходокъ противъ папы и т. д. При тогдашнемъ возбужденномъ состоян³и умовъ подобные споры легко могли кончиться уличными схватками;. въ предупрежден³е этого, правительство Генриха VIII дважды издавало указъ, запрещавш³й, "злонамѣреннымъ людямъ" (evil disposed persons) въ своихъ памфлетахъ, балладахъ и интерлюд³яхъ толковать по своему священное писан³е и вообще касаться религ³озныхъ вопросовъ ⁹⁴).

   Изъ всей этой массы драматическаго хлама, испещреннаго цитатами изъ священнаго писан³я ^9б) и скучнѣйшими теологическими контроверсами, нѣсколько выдаются пьесы епископа Бэля, ревностнаго протестанта, принужденнаго за свою горячую преданность дѣлу реформы дважды бѣжать изъ Англ³и, куда онъ окончательно возвратился только послѣ вступлен³я на престолъ Елисаветы. Бэль въ разные пер³оды своей долгой. и бурной жизни написалъ болѣе двадцати пьесъ, изъ которыхъ до насъ дошло шесть ⁹⁶). Несмотря на то, что Бэль писалъ и мистер³и, и моралите, и историческ³я хроники, называя ихъ безразлично трагед³ями, комед³ями и интерлюд³ями, во всѣхъ его драматическихъ произведен³яхъ, если судить по дошедшимъ до насъ пьесамъ, просвѣчиваетъ одна и та же антикатолическая тенденц³я, явное желан³е доказать, что римская церковь есть источникъ суевѣр³я, невѣжества и всевозможныхъ бѣдств³й, что въ лонѣ ея для человѣка невозможно спасен³е. Въ одной пьесѣ (God's Promises) онъ полемизируетъ противъ католическаго учен³я объ оправдан³и чрезъ добрыя дѣла и противопоставляетъ ему протестантск³й догматъ объ оправдан³и посредствомъ вѣры въ ²исуса Христа. Въ другой (Christ's Temptation), написанной въ стилѣ древнихъ мистер³й, онъ влагаетъ въ уста самаго Христа сильную рѣчь противъ постовъ, а въ эпилогѣ говоритъ отъ своего имени о необходимости каждому читать св. Писан³е и нападаетъ на католическое духовенство, которое изъ личныхъ выгодъ держитъ народъ въ невѣжествѣ и скрываетъ отъ него слово Бож³е. Третья пьеса (Three Lawes of Nature) исполнена самыхъ яростныхъ нападокъ на обряды римской церкви и на главу ея - папу. Здѣсь Бэль честитъ папу прозвищемъ нечестиваго римскаго антихриста (faytheless Anti-Christ of Rome) и доходитъ до непростительнаго кощунства, пародируя католическую обѣдню ⁹⁷). Не довольствуясь борьбой съ папизмомъ на догматической почвѣ и осмѣян³емъ католическихъ обрядовъ и церемон³й, Бэль перенесъ борьбу на почву историческую и написалъ двухъактную историческую драму (Kynge Johan), въ которой взглянулъ съ протестантской точки зрѣн³я на главнѣйш³я событ³я царствован³я короля ²оанна Безземельнаго. При этомъ онъ само собою имѣлъ въ виду провести параллель между тогдашними притязан³ями папской власти и теперешними кознями католиковъ. Сообразно своей главной цѣли, Бэль придаетъ слишкомъ большое значен³е попыткамъ ²оанна сбросить съ себя иго папской власти и представляетъ этого вѣроломнаго и трусливаго тирана великимъ патр³отомъ, мученикомъ и чуть-ли не героемъ ⁹⁸). Въ эстетическомъ отношен³и пьеса Бэля не выдерживаетъ самой снисходительной критики: въ ней нѣтъ никакого драматическаго движен³я; вездѣ разсказъ преобладаетъ надъ дѣйств³емъ, часто некстати прерываемымъ комическими интерлюд³ями; характеры, за исключен³емъ самого героя, который остается вѣренъ себѣ до конца, очерчены весьма блѣдно, притомъ же только нѣкоторые изъ нихъ носятъ историческ³я имена - папы Иннокент³я III, кардинала Пандульфо и т. д.; остальные же суть аллегорическ³я фигуры: Nobility, Clergy, Civil Order, Usurped Power и т. д.; но она замѣчательна тѣмъ, что, представляя собой древнѣйшую дошедшую до насъ попытку сообщить средневѣковой драмѣ историческое направлен³е, служитъ, такъ сказать, переходной ступенью отъ моралите къ драматическимъ хроникамъ Пиля и Марло и такимъ образомъ связываетъ средневѣковую драму съ новой. Во всемъ остальномъ она вѣрно хранитъ традиц³и стариннаго англ³йскаго театра; въ ней, какъ и во всѣхъ прочихъ моралите, одну изъ главныхъ ролей играетъ Порокъ или Возмущен³е (Vice or Sedition), который въ продолжен³е всей пьесы занимаетъ публику своими шутовскими выходками. Стало быть требовать отъ нея правдиваго, художественнаго возсоздан³я извѣстной исторической эпохи было бы по меньшей мѣрѣ странно. Для Бэля, какъ и для его современниковъ, жившихъ въ эпоху отчаянной борьбы двухъ религ³озныхъ системъ, художественный интересъ стоялъ на послѣднемъ планѣ; лучше сказать, они о немъ совершенно не заботились. Равнымъ образомъ Беля, какъ ревностнаго бойца за протестантизмъ, мало интересовалъ вопросъ: вѣренъ-ли его герой истор³и или нѣтъ? Для него было довольно заимствовать изъ истор³и нѣсколько годныхъ для его цѣлей фактовъ; остальное было его личное дѣло. Чѣмъ свѣтлѣе и возвышеннѣе представится народу личность короля ²оанна, тѣмъ болѣе тѣни падетъ на тѣхъ, которые своими кознями отняли у Англ³и ея благодѣтеля. Подъ вл³ян³емъ этихъ, всевластныхъ для него, побужден³й, Бэль не задумался превратить ненавистную личность уб³йцы Артура въ идеальный образъ великаго монарха, горячаго поборника народныхъ правъ, павшаго жертвою своей безкорыстной преданности интересамъ англ³йскаго народа. Причину раздоровъ короля съ папой Бэль видитъ не въ оскорбленномъ самолюб³и короля, но въ его глубокомъ сознан³и своего царственнаго призван³я и связанной съ нимъ отвѣтственности по отношен³ю къ поставившему его Богу и управляемому имъ народу. Не трудно догадаться, что въ этомъ, какъ и въ другихъ случаяхъ, авторъ влагаетъ въ уста ²оанна свои собственныя мысли о королевской власти, о папствѣ и т. д. ⁹⁹). Кромѣ "Короля ²оанна" Бэль написалъ еще драму изъ англ³йской истор³и - The Impostures of Thomas Becket. Хотя эта пьеса и не дошла до насъ, но изъ одного ея заглав³я можно заключить, какъ смотрѣлъ Бэль на жизнь и дѣятельность человѣка, причисленнаго римской церковью къ лику святыхъ. Въ томъ же духѣ дѣйствовалъ другъ Бэля Ральфъ Рэдклифъ, тоже ревностный протестантъ, написавш³й драму объ осужден³и I. Гуса на Констанцскомъ соборѣ ¹⁰⁰).

   Историческое направлен³е, сообщенное англ³йской драмѣ Бэлемъ, Рэкдлифомъ и другими протестантскими писателями, имѣло рѣшительное вл³ян³е на ея дальнѣйш³я судьбы. Единственная соперница драматической хроники, духовная драма находилась въ половинѣ XVI в. въ крайнемъ упадкѣ. Хотя представлен³я мистер³й въ Честерѣ, Ковёнтри и др. городахъ по прежнему собирали около себя толпы любопытныхъ, но въ этихъ толпахъ уже не было прежняго энтуз³азма. Источникъ чистаго религ³ознаго воодушевлен³я видимо изсякалъ и вмѣстѣ съ нимъ изсякало и творчество въ сферѣ мистер³й. Жизнь постоянно выдвигала впередъ новые жгуч³е вопросы дня и настойчиво призывала къ рѣшен³ю ихъ всѣ наличныя общественныя силы. Почва религ³озная и политическая такъ соприкасались между собой, что искусство нечувствительно переходило съ одной на другую, и драма становилась или тенденц³озной исторической хроникой или религ³озно-политической сатирой. Попытки Бэля возродить къ жизни средневѣковую мистер³ю, одушевивъ ее новымъ протестантскимъ духомъ (Christ's Temptation, John the Baptist, preaching in the Wildernesse и др.), оказались тщетны. Бэль не имѣлъ послѣдователей. За то историческ³я мистер³и, или пьесы, сюжетъ которыхъ былъ заимствованъ преимущественно изъ ветхозавѣтной истор³и, получаютъ рѣшительное преобладан³е надъ коллективными мистер³ями стараго стиля ¹⁰¹), и протестанты ловко пользуются ими для своихъ цѣлей. Несмотря на сектаторск³й духъ, проникающ³й собою большую часть драматическихъ хроникъ и историческихъ мистер³й, дѣйств³е ихъ происходитъ на реальной почвѣ, вытекаетъ изъ характеровъ дѣйствующихъ лицъ и нигдѣ не нарушается вмѣшательствомъ высшихъ силъ - знакъ, что въ половинѣ XVI в. англ³йская драма уже освободилась отъ м³росозерцан³я древнихъ мистер³й и мираклей, которое въ эту эпоху было сильно распространено во Франц³и и помѣшало тамъ развит³ю нац³ональной исторической драмы. Правда, во Франц³и еще въ XIV и ХѴ в. встрѣчаются пьесы, заимствованныя изъ нац³ональной истор³и, но онѣ имѣютъ чисто легендарный характеръ; герои ихъ - Хлодвигъ, ²оанна д'Аркъ, св. Людовикъ - прежде всего святые, совершающ³е свои подвиги не личной энерг³ей, но божественной силой, которой они служатъ послушными оруд³ями, такъ что французск³я историческ³я пьесы въ сущности ничѣмъ не отличаются отъ мираклей ¹⁰²).

   Почти одновременно съ историческими мистер³ями пр³обрѣтаютъ громкую извѣстность пьесы свѣтскаго содержан³я, заимствованныя изъ народныхъ повѣстей, рыцарскихъ романовъ и другихъ произведен³й свѣтской литературы. Это обстоятельство, въ связи съ быстрымъ развит³емъ исторической драмы, указываетъ на громадную перемѣну, совершившуюся во вкусѣ англ³йской публики въ первую половину XVI в. ¹⁰³). Не говоря уже о молодомъ поколѣн³и, воспитанномъ въ духѣ протестантизма ¹⁰⁴) и называвшемъ мистер³и папистскими пьесами (popetly playes), въ средѣ самой солидной и консервативной части общества замѣчаются симптомы неудов