Стороженко Николай Ильич - Предшественники Шекспира

ъ легенды, отецъ Фауста былъ бѣдный крестьянинъ, который, не будучи въ состоян³и воспитывать сына, отдалъ его къ богатому родственнику въ Виртембергъ. Здѣсь Фаустъ поступилъ въ университетъ съ цѣлью посвятить себя изучен³ю богослов³я, но его "дерзк³й и дурно направленный умъ отвращался отъ этой цѣли и предавался другимъ занят³ямъ, за что дядя неоднократно журилъ Фауста". Далѣе легенда разсказываетъ, что по выходѣ изъ университета со степенью доктора богослов³я, Фаустъ началъ задумываться до того сильно, что мног³е смѣялись надъ нимъ, а студенты прозвали его Созерцателемъ (Speculator), потомъ предался распутной жизни и снова погрузился въ тайныя науки, просиживалъ ночи за волшебными книгами, творилъ чары, заклинан³я, лечилъ народъ разными травами и наконецъ, пришедши въ уединенное мѣсто, вызвалъ дьявола и продалъ ему свою душу. Вотъ и все объяснен³е. Оказывается, что всему виною былъ дерзк³й, дурно направленный умъ, не хотѣвш³й изучать богослов³я. Правда, легенда даетъ намъ догадываться о переломѣ, происходившемъ въ душѣ Фауста, по его глубокой задумчивости, смѣняемой разгуломъ, въ которомъ онъ, повидимому, хотѣлъ утопить грызшую его тоску, но въ чемъ состоялъ этотъ переломъ, что было причиной душевныхъ мукъ Фауста - остается неизвѣстнымъ. Поставимъ же въ параллель съ этимъ наивнымъ разсказомъ величественный монологъ Фауста, которымъ открывается трагед³я Марло. Авторъ вводитъ насъ въ рабоч³й кабинетъ Фауста, заваленный книгами, химическими ретортами, анатомическими препаратами и т. п. Потративъ много лѣтъ на изучен³е различныхъ наукъ, преподаваемыхъ въ нѣмецкихъ университетахъ, Фаустъ убѣдился въ безплодности человѣческаго познан³я. Въ философ³и онъ видитъ только искусство словопрен³я; въ богослов³и - безъисходный лабиринтъ противорѣч³й; юридическ³я науки представляются ему сборникомъ ни на что негодныхъ казуистическихъ формулъ. Даже къ медицинѣ, оказавшейся въ его глазахъ состоятельнѣе другихъ наукъ, онъ подступаетъ съ такими требован³ями, которымъ она не можетъ удовлетворить. Но мы считаемъ не лишнимъ привести этотъ характеристическ³й монологъ вполнѣ.

   Фаустъ. Сосредоточь твои занят³я, Фаустъ, и старайся исчерпать до дна науку, избранную тобой. Такъ какъ ты началъ съ теолог³и, то будь богословомъ для виду, но старайся проникнуть въ сущность всякой науки, живи и умирай, не выходя изъ творен³й Аристотеля. (Раскрываетъ книгу). Благородная аналитика, ты просто обворожила меня! Bene disserere est finis logices. Неужели высшая цѣль логики состоитъ въ томъ, чтобъ хорошо диспутировать? Неужели эта наука не можетъ дать ничего болѣе чудеснаго? Въ такомъ случаѣ, Фаустъ, ты можешь преспокойно отложить ее въ сторону, такъ какъ ты уже достигъ желаемаго. Духъ Фауста стремится къ познан³ямъ болѣе плодотворнымъ. Философ³я прощай! Теперь твоя очередь, Галенъ. Ubi desin³t philosophus, ibi incipit medicus. (Раскрываетъ другую книгу). Будь медикомъ, Фаустъ, копи золото и прославь свое имя какимъ-нибудь необыкновеннымъ цѣлебнымъ средствомъ. Summum bonum medicinar sanitas. Здоровье есть высшая цѣль медицины. Но развѣ ты уже не достигъ этой цѣли? Развѣ твои слова не стали афоризмами? Развѣ твои рецепты, избавлявш³е, цѣлые города отъ чумы и отъ тысячи другихъ заразительныхъ болѣзней, не хранятся бережно, какъ дорог³е памятники? И при всемъ томъ, ты не больше, какъ Фаустъ, не больше, какъ человѣкъ! Если бы ты могъ сдѣлать людей безсмертными или по крайней мѣрѣ оживлять мертвыхъ, тогда твоя наука была бы достойна удивлен³я. И такъ, медицина, тоже прощай! Но гдѣ же мой Юстин³анъ? (Беретъ со стола книгу и читаетъ). Si una eademque res legatur duobus, alter rem, alter valorem rei etc. A! Это несчастный законъ о наслѣдствѣ. (Читаетъ дальше). Exhereditari filium поп potest pater nisi etc. Таково содержан³е институтовъ Юстин³ана и всего свода законовъ. Нѣтъ, эта наука можетъ удовлетворить развѣ какого-нибудь жалкаго наемщика, который бьется изъ за матер³альныхъ выгодъ, но для меня она слишкомъ низменна. Теперь, когда пройденъ весь кругъ знан³я, нужна снова возвратиться къ теолог³и, лучшей изъ наукъ. Передъ тобой, Фаустъ, библ³я въ переводѣ ²еронима. Изучи ее хорошенько. (Раскрываетъ книгу и читаетъ). Stipendium pecca ti mors est. Смерть есть воздаян³е за грѣхи. Ну, это немного жестоко! (продолжая читать). Si pecasse negamus, fallimur et nulla est in nobis vervtas. Отрицая наши прегрѣшен³я, мы обманываемъ самихъ себя, и нѣтъ истины въ насъ. Какъ же это? Мы должны грѣшить и не смотря на это все-таки осуждены на смерть, на вѣчную смерть. Какъ назвать такое учен³е? Нѣтъ, будь что будетъ! Съ богомъ, теолог³я! (Отбрасываетъ книгу въ сторону).

   При такомъ безотрадномъ взглядѣ на науку, выходъ въ маг³ю представляется дѣломъ весьма естественнымъ, и договоръ Фауста съ дьяволомъ, который въ легендѣ кажется чѣмъ-то случайнымъ и неожиданнымъ, въ драмѣ находитъ себѣ разумное оправдан³е. Слабое мерцан³е протеста и жажды знан³я, выражающееся въ легендѣ дѣтскимъ разсказомъ о томъ, какъ Фаустъ привязалъ себѣ орлиныя крылья, съ цѣлью узнать тайны неба и земли, разгорается въ драмѣ яркимъ пламенемъ, освѣщающимъ тайники мятежной души Фауста и сообщающимъ всей его личности великое историческое значен³е. Вторымъ мотивомъ, опредѣлившимъ собою обращен³е Фауста къ маг³и была жажда жизни и ея наслажден³й, удовлетворен³е которой тайныя науки всегда обѣщаютъ своимъ адептамъ. Въ народныхъ сказан³яхъ этотъ второй мотивъ рѣшительно преобладаетъ надъ первымъ ³⁰¹); въ драмѣ они сливаются и пополняютъ другъ друга. Фаустъ Марло не любитъ науку ради ея самой, но, подобно Бэкону, смотритъ на нее съ практической точки зрѣн³я, видитъ въ ней вѣрное средство расширить власть человѣка надъ природой и тѣмъ увеличить сумму земнаго благосостоян³я. Это реальное отношен³е къ наукѣ и жизни, такъ свойственное XVI вѣку, составляетъ характеристическую черту, отличающую Фауста Марло отъ Фауста Гете. Изъ первыхъ словъ, произносимыхъ Фаустомъ Гете, видно, что этой души, томимой чувствомъ безконечнаго, не можетъ наполнить никакое конечное наслажден³е, никакая земная радость. Когда Мефистофель предлагаетъ ему рядъ наслажден³й, отъ которыхъ закружилась бы голова у обыденнаго человѣка, Фаустъ отвѣчаетъ съ грустью:

  

   "Пойми, что я ищу не радости одной,

   Нѣтъ, жизни жажду я, хочу страстей угара,

   Мукъ ревности, любви безумной жара;

   Хочу упиться я слезами и тоской,

   Чтобъ, исцѣленная отъ жажды знанья,

   Была открыта грудь моя,

   Для каждой радости, для каждаго страданья...

   Чтобъ все, что послано на долю быт³я

   Въ даръ человѣчеству - прочувствовать глубоко;

   Постигнуть все что въ немъ прекрасно и высоко.

   Всѣ наслажден³я, весь грузъ его скорбей,

   Вмѣстить въ душѣ, носить въ груди моей,

   И, слившись духомъ съ нимъ и личностью моею,

   Жить жизн³ю его и истребиться съ нею" ³⁰²).

  

   Такъ говоритъ Фаустъ Гете. Фаустъ Марло не задается такими идеальностями, не стремится летѣтъ на встрѣчу всему, гдѣ слышится хоть слабый голосъ человѣческаго духа. Какъ натура глубоко реальная, онъ довольствуется благами, достижимыми для человѣка съ помощью маг³и, и изъ за нихъ, онъ съ полнымъ убѣжден³емъ продаетъ свою душу дьяволу.

  

   "Мнѣ эта мысль покоя не даетъ,

   Она меня приводитъ въ упоенье,

   Что могъ бы я духами управлять,

   Ихъ заставляя дѣлать безпрестанно,

   Все, все, что только пожелаю я.

   Загадки всѣ мнѣ будутъ разрѣшимы,

   И нѣтъ такихъ безумныхъ предпр³ят³й,

   Которыя, при помощи духовъ,

   Мнѣ будутъ невозможными казаться,

   Я захочу - и въ Инд³ю тѣ духи

   За золотомъ слетаютъ для меня;

   Я прикажу - переплывутъ моря,

   Чтобъ мнѣ доставить рѣдкости Востока,

   Они проникнутъ смѣло въ новый свѣтъ

   И явятся съ сладчайшими плодами

   И съ чудесами новыхъ, чудныхъ странъ.

   Раскрыть передъ собой я ихъ заставлю

   Всю глубину безвѣстныхъ мудрыхъ книгъ,

   И тайны всѣхъ властителей узнаю.

   По моему желанью сонмъ духовъ

   Мгновенно стѣну мѣдную воздвигнетъ

   Вокругъ родной Герман³и, и Рейномъ,

   Какъ лентою блестящей, опояшетъ

   Мой милый Виртембергъ. Я прикажу

   Чтобъ ожилъ и воскресъ народный духъ.

   На золото, которымъ овладѣю,

   Я сформирую арм³ю большую, *

   Чтобъ разомъ принца Пармскаго прогнать

   Изъ нашихъ мѣстъ, и самъ царить останусь

   Надъ всѣми областями... ³⁰³).

  

   Когда же Мефистофель обѣщаетъ ему исполнить всѣ эти желан³я, Фаустъ, восхищенный проносящейся предъ его воображен³емъ картиной власти и могущества, въ восторгѣ говоритъ: "о еслибъ у меня было столько душъ, сколько звѣздъ на небѣ, я всѣ бы ихъ отдалъ Мефистофелю". Что же касается до самого Мефистефеля, то характеръ его также мало схожъ у обоихъ поэтовъ, какъ и характеръ Фауста. Мефистофель Гете - это продуктъ отрицательной философ³и XVI²² в., истинный "духъ отрицанья и сомнѣнья", осмѣивающ³й всякое святое побужден³е человѣческой души; между тѣмъ какъ марловск³й Мефистофель есть падш³й ангелъ легенды, горюющ³й объ утраченномъ блаженствѣ и до того подавленный сознан³емъ своего несчаст³я, что внушаетъ сожалѣн³е самому Фаусту, который однажды принимается даже ободрять его.

   Мефистофель. Неужели ты думаешь, что я, который удостоился лицезрѣть самаго Бога, я, вкусивш³й вѣчныхъ радостей неба, не ношу въ своей груди тысячу адовъ, лишась этого блаженства. О, Фаустъ! оставь свои пустые вопросы, вселяющ³е ужасъ въ мою изнемогающую душу.

   Фаустъ. Какъ? Велик³й Мефистофель огорченъ тѣмъ, что не вкушаетъ болѣе небеснаго блаженства? Въ такомъ случаѣ бери примѣръ съ меня и отвернись съ презрѣн³емъ отъ тѣхъ радостей, которыми тебѣ не суждено наслаждаться и т. д. Признавая излишнимъ излагать содержан³е англ³йскаго Фауста послѣ того какъ онъ въ прошломъ году былъ переведенъ на русск³й языкъ, приступаемъ прямо къ разбору отношен³й драмы Марло къ ея литературному источнику. Откуда бы ни почерпнулъ Марло содержан³е своей пьесы - изъ нѣмецкаго ли подлинника, или англ³йскаго перевода - несомнѣнно, что онъ держался народной легенды довольно близко, и если иногда, въ интересахъ художественныхъ, онъ позволялъ себѣ отступать отъ своего источника, то число такихъ отступлен³й весьма незначительно. Для примѣра попробуемъ сличить эпизодъ о договорѣ съ дьяволомъ въ драмѣ и въ легендѣ. И здѣсь, и тамъ, Фаустъ идетъ въ густой лѣсъ и вызываетъ Мефистофеля, который является ему сначала въ видѣ огненнаго человѣка, потомъ звѣря и наконецъ, по требован³ю Фауста, принимаетъ образъ, "наиболѣе приличный дьяволу", францисканскаго монаха. Разница въ томъ, что, вступая въ союзъ съ дьяволомъ, Фаустъ легенды, начавш³й заниматься чернокниж³емъ еще на студенческой скамьѣ, не нуждается въ наставникѣ, между тѣмъ какъ Фаустъ драмы посвящается въ тайны маг³и своими друзьями, Корнел³усомъ и Вальдесомъ, которые научаютъ его, какъ творить заклинан³я и снабжаютъ его необходимыми для этой цѣли книгами. Самая формула заклинан³я (Sint mihi Dei Acherontis propitii etc.) не находится въ народной легендѣ, и вѣроятно заимствована Марло изъ какой-нибудь чародѣйственной книги. Вызвавъ Мефистофеля силою магическихъ заклинан³й, Фаустъ приказываетъ ему всюду слѣдовать за собой и исполнять все, что ему будетъ приказано. Въ отвѣтъ на это Мефистофель возражаетъ, что онъ подчиненъ великому Люциферу и не можетъ ничего дѣлать безъ его позволен³я. Подобный же отвѣтъ к почтя въ тѣхъ же выражен³яхъ даетъ Мефистофель Фаусту и въ народной книгѣ. Заключен³е договора обставлено и въ драмѣ и въ легендѣ однѣми и тѣми же подробностями, указывающими на прямое заимствован³е. Запродажная запись, писанная Фаустомъ его же собственной кровью, есть ничто иное какъ сокращен³е подобной же записи въ народной книгѣ ³⁰⁴). Продолжая далѣе наше сличен³е, мы пришли бы къ заключен³ю, что, за исключен³емъ шутовскихъ сценъ, которыми изобилуетъ пьеса Марло, почти всѣ внѣшн³е факты, словомъ весь остовъ драмы, заимствованъ авторомъ изъ книги Шписа. Но заимствуя содержан³е своей драмы изъ народной легенды, Марло поступалъ, какъ истинный художникъ, подкладывая подъ внѣшн³е факты внутренн³е мотивы и осмысливая ими поступки своего героя. Примѣръ такого художественнаго обращен³я съ матер³аломъ мы видѣли въ вступительной сценѣ, гдѣ Марло нѣсколькими мастерскими штрихами очертилъ причины неудовлетворен³я Фауста современной наукой и такимъ образомъ сдѣлалъ для насъ понятнымъ обращен³е его къ маг³и. Укажемъ еще на нѣсколько подобныхъ примѣровъ. Составитель народной книги подробно описываетъ занят³я Фауста тайными науками, его первыя заклинан³я, появлен³е Мефистофеля и договоръ съ нимъ, но онъ не упоминаетъ ни однимъ словомъ о внутренней борьбѣ, которая должна была происходить въ сердцѣ Фауста, прежде чѣмъ онъ рѣшился на такой роковой и безвозвратный шагъ. Напротивъ того Марло аллегорически изобразилъ душевныя колебан³я Фауста въ видѣ двухъ ангеловъ добраго и злаго, изъ которыхъ первый убѣждаетъ его бросить магическ³я книги, угрожая за непослушан³е гнѣвомъ Бож³имъ, а послѣдн³й искусно разжигаетъ въ немъ запретную.жажду знан³я и могущества, увѣряя, что маг³я дастъ ему возможность проникнуть въ тайны природы и сдѣлаться властелиномъ м³ра. Увѣщан³е злаго духа находитъ болѣе отголоска въ сердцѣ Фауста, и онъ посылаетъ Вагнера за Вальдесомъ и Корнел³усомъ, которые и посвящаютъ его въ тайны чародѣйства. Заключивъ союзъ съ дьяволомъ, Фаустъ легенды прежде всего требуетъ отъ Мефистофеля золота, роскошныхъ одеждъ, лакомыхъ блюдъ и тонкихъ винъ и, вдоволь пресытившись этими благами, начинаетъ мимоходомъ, какъ бы не хотя, распрашивать его о тайнахъ неба и земли. Такимъ образомъ отпаден³е Фауста отъ Бога теряетъ всяк³й смыслъ, и Фаустъ легенды является пошлымъ эпикурейцемъ, продавшимъ свою душу и будущую жизнь за чувственныя наслажден³я. Не такъ поступаетъ Фаустъ Марло. Томимый неудовлетворенной жаждой знан³я, побудившей его къ занят³ю маг³ей, онъ тотчасъ же по заключен³и договора начинаетъ докучать Мефистофелю своими обстоятельными распросами объ устройствѣ вселенной, небѣ, адѣ, Люциферѣ и т. д., выказывая при этомъ самое настойчивое любопытство. Но нигдѣ, можетъ быть, не выступаетъ такъ ярко художественное превосходство Фауста Марло передъ его литературнымъ источникомъ, какъ въ заключительной сценѣ драмы, изображающей душевную агон³ю Фауста въ ту ужасную ночь, когда истекалъ срокъ услов³я, заключеннаго съ дьяволомъ, и Мефистофель долженъ былъ придти за его душой. Не чувствуя себя въ силахъ передать глубок³й драматизмъ и трогательную поэз³ю этой сцены, мы отсылаемъ читателя къ прекрасному переводу ея, сдѣланному Михайловичъ ³⁰⁵) и просимъ сличить ее съ соотвѣтствующимъ мѣстомъ въ народной книгѣ.

   Въ драматическомъ отношен³и Фаустъ значительно уступаетъ Тамерлану. Въ немъ много прекрасныхъ монологовъ, чудныхъ лирическихъ мѣстъ, но нѣтъ никакого драматическаго движен³я, нѣтъ ни одной мастерски веденной сцены. Сосредоточивъ весь интересъ дѣйств³я на изображен³и душевнаго состоян³я Фауста, волнуемаго страхомъ и надеждой, поминутно переходящаго отъ самыхъ смѣлыхъ порывовъ духа къ самому малодушному отчаян³ю, Марло до того увлекся этой психологической проблемой, что изъ за нея совершенно пренебрегъ задачами чисто-драматическими. У него не хватило искусства слить вмѣстѣ двѣ драмы, психологическую и жизненную, заставить своего героя принимать участ³е и въ той и другой, какъ это сдѣлалъ напр. Гёте. Единственная женщина которую мы встрѣчаемъ въ драмѣ Марло - Елена Троянская,- не живой человѣкъ, но аллегор³я, тѣнь, вызываемая Фаустомъ по просьбѣ студентовъ. Внушивъ Фаусту высоко-поэтическ³й монологъ, она исчезаетъ чтобъ уже болѣе не появляться. Весьма жаль, что Марло не послѣдовалъ указан³ямъ народной книги, которая разсказываетъ, что Фаустъ не только вызвалъ Елену по просьбѣ своихъ учениковъ, но жилъ съ нею и даже имѣлъ отъ нея сына, который послѣ смерти Фауста исчезъ съ матерью неизвѣстно куда.

   Ни одна пьеса Марло не имѣла рѣшительнаго успѣха на сценѣ, какъ Фаустъ; по свидѣтельству Филипса, писателя XVII в. этимъ успѣхомъ она была обязана не своимъ драматическимъ достоинствамъ, но трагическимъ сценамъ съ чертями, которыя очень нравились народу. ³⁰⁶) Фаустъ Марло раздѣлилъ участь всѣхъ популярныхъ пьесъ XVI в. именно - дошелъ до насъ въ страшно искаженномъ видѣ. Когда пьеса игралась часто и подъ конецъ начинала приглядываться публикѣ, ловк³е антрепренеры переставали нѣкоторое время ее давать, потомъ возобновляли и ставили на сцену съ новыми прибавлен³ями, что всегда привлекало массу публики. Такой пр³емъ былъ употребленъ и относительно марловскаго Фауста. Чтобы привлечь начинавшую охладѣвать публику, его передѣлывали и дополняли два раза: первый разъ меньше, второй - больше; первый разъ въ 1597 г. ³⁰⁷), второй въ 1602. Должно полагать, что послѣдн³е прибавлен³я были весьма значительны, такъ какъ за нихъ было заплачено четыре фунта стерл., что составляло примѣрно половину гонорар³я, получаемаго въ то время писателями за новую пьесу ³⁰⁸). Древнѣйшее изъ дошедшихъ до насъ издан³й Фауста (editio princeps) относится къ 1604 г. За нимъ слѣдуютъ издан³я 1609, 1611, 1616 и др. Мэлонъ полагалъ что editio princeps напечатано съ подлинной рукописи Марло, но Дейсъ давно уже опровергнулъ это предположен³е и доказалъ, что издан³е 1604 г. не чуждо позднѣйшихъ прибавокъ ³⁰⁹) Самъ Дейсъ первоначально держался мнѣн³я, что editio princeps представляетъ подлинную рукопись Фауста съ тѣми незначительнымъ измѣнен³ями, за которыя въ 1597 г. Деккеру было заплачено двадцать шиллинтовъ, но болѣе внимательное изучен³е издан³й 1604 и 1616, какъ наиболѣе разнящихся между собою, привело его къ заключен³ю, что ни одно изъ нихъ не можетъ претендовать на подлинность, такъ какъ передѣлки и дополнен³я марловскаго Фауста начались раньше 1597 г. ³¹⁰). Не имѣя притязан³й на рѣшен³е вопроса надъ которымъ до сихъ поръ тщетно ломали голову лучш³е европейск³е шекспирологи, мы считаемъ себѣ въ правѣ предложить нѣсколько данныхъ, которыя можетъ быть будутъ способствовать его болѣе правильной постановкѣ. По нашему мнѣн³ю, центръ тяжести вопроса лежитъ не въ томъ, какое изъ дошедшихъ до насъ издан³й Фауста заключаетъ въ себѣ подлинный текстъ Марло (вопросъ, при существующихъ средствахъ науки, положительно неразрѣшимый), но какое изъ нихъ стоитъ ближе къ нему. Если поставить такимъ образомъ вопросъ, то вѣсы видимо склонятся на сторону Editio princeps. Во первыхъ, оно явилось раньше другихъ, стало быть могло быть напечатано съ болѣе древней рукописи; во вторыхъ, оно много короче издан³я 1616 г. заключающаго въ себѣ много лишнихъ сценъ и дополнен³й, за которыя вѣроятно и было заплачено четыре фунта въ 1602 г.; въ третьихъ, оно ближе держится своего литературнаго источника, чѣмъ издан³е 1616 г. ³¹¹). Мног³я мѣста въ издан³и 1604 г. становятся понятными только тогда, когда мы ихъ сопоставимъ съ соотвѣтствующими мѣстами въ народной книгѣ. Задумавъ жениться, Фаустъ обращается къ Мефистофелю съ просьбой добыть ему для этой цѣли прекраснѣйшую дѣвушку въ Герман³и. Но Мефистофель (въ Editio Princeps) и слышать не хочетъ о женитьбѣ. "Какъ? жену? говоритъ онъ; умоляю тебя, Фаустъ, перестань и говорить объ этомъ" и только послѣ усиленныхъ просьбъ Фауста соглашается вызвать ему какую-то вѣдьму. Откуда же явилось у Мефистофеля такое печоринское отвращен³е къ браку? отвѣтъ на этотъ вопросъ даетъ намъ народная книга, гдѣ Мефистофель подробно объясняетъ причину своего нежелан³я видѣть Фауста женатымъ. "Ты не можешь жениться, точно также какъ не можешь служить двумъ господамъ. Бракъ есть важнѣйшее изъ учрежден³й бож³ихъ, и такъ какъ ты обѣщалъ намъ ненавидѣть все божественное и подтвердилъ это обѣщан³е своею кровью, то въ силу этого ты долженъ презирать и бракъ". Въ издан³и 1616, гдѣ встрѣчается больше отступлен³й отъ народной книги, вѣроятно потому, что въ началѣ XVII в. она уже начала утрачивать свою популярность, Мефистофель тотчасъ же соглашается исполнить просьбу Фауста, но обманываетъ его и вызываетъ вѣдьму. Сравнивая издан³я 1604 и 1616 г. съ народной книгой о Фаустѣ и между собою, мы приходимъ къ заключен³ю, что Editio princeps носитъ на себѣ на каждомъ шагу слѣды близкаго знакомства съ своимъ источникомъ, чего никакъ нельзя сказать объ издан³и 1616 г.

   Наконецъ, въ четвертыхъ: издан³е 1604 г. гораздо меньше испещрено шутовскими сценами, чѣмъ Quarto 1616 г. ³¹²). Зная отвращен³е Марло къ выходкамъ клоуновъ, выраженное имъ съ такой рѣшительностью въ прологѣ къ Тамерлану, легко понять, почему сравнительно-меньшая доза шутовства можетъ служить важнымъ свидѣтельствомъ въ пользу большей древности текста. Сопоставивъ вмѣстѣ всѣ указанные нами признаки, мы позволяемъ себѣ утверждать, что текстъ Editio princeps, если и не представляетъ собою подлинной рукописи Марло, то во всякомъ случаѣ стоитъ ближе къ ней, чѣмъ Quarto 1616 г. и что вслѣдств³е этого, онъ непремѣнно долженъ быть положенъ въ основу будущаго критическаго издан³я Фауста.

   Наибольшей зрѣлости драматическ³й талантъ Марло достигаетъ въ его трагед³и Мальт³йск³й Жидъ, написанной около 1590 ³¹³) и, подобно Фаусту, имѣвшей громадный успѣхъ на сценѣ. Сюжетъ трагед³и, по всей вѣроятности заимствованный изъ народной баллады или какой-нибудь старинной пьесы, вполнѣ достоинъ мрачной кисти Марло; это - мщен³е еврея за всѣ гонен³я и несправедливости, претерпѣнныя отъ христ³анъ, какъ имъ самимъ, такъ и его соотечественниками. Пьеса открывается монологомъ мальт³йскаго негоц³анта, еврея Барабаса (Вараввы), который сидитъ въ своей конторѣ, окруженный мѣшками съ золотомъ, и мысленно перебираетъ всѣ свои богатства. Барабасъ - Ротшильдъ Мальты; торговые обороты его громадны; онъ не имѣетъ соперниковъ на биржѣ; онъ захватилъ въ свои руки торговлю съ Востокомъ, и со дня день ждетъ прибыт³я двухъ кораблей, нагруженныхъ персидскими шелками, золотомъ и жемчугомъ. Два купца приносятъ извѣст³е, что ожидаемые корабли благополучно вошли въ гавань. При этой вѣсти Барабасъ не можетъ скрыть своей радости; изъ его груди невольно вырывается крикъ гордости и самоудовлетворен³я. "Такимъ образомъ, говоритъ онъ, идутъ къ намъ земныя блага и сушей и моремъ, и богатства наши отовсюду прибываютъ. Вотъ въ чемъ состоитъ обѣтован³е, данное Израилю; вотъ въ чемъ состоитъ счастье стараго Авраама! Въ чемъ же иначе можетъ выражаться благоволен³е неба къ жителю земли, какъ не въ томъ, что оно осыпаетъ его изобил³емъ, вскрываетъ для него нѣдра земли, заставляетъ море быть его слугой и повелѣваетъ вѣтрамъ гнать къ нему сокровища попутнымъ дыхан³емъ? За что же меня ненавидятъ, если не за мое богатство? Или, лучше сказать, развѣ въ настоящее время кого нибудь уважаютъ за что-нибудь другое, кромѣ богатства? Что до меня, я скорѣе предпочитаю быть богатымъ и ненавидимымъ всѣми жидомъ, чѣмъ бѣднымъ христ³аниномъ, возбуждающимъ участ³е своей нищетой, потому что я не вижу, чтобъ ихъ религ³я приносила бы как³е-нибудь друг³е плоды, кромѣ ненависти, вѣроломства и чрезмѣрной гордости, которая, по моему, противорѣчитъ сущности ихъ учен³я. Они говорятъ, что мы народъ ничтожный, разсѣянный по всему свѣту; я объ этомъ ничего не знаю, но я знаю, что мы съумѣли сосредоточить въ своихъ рукахъ больше богатствъ, чѣмъ тѣ, которые хвастаются своей религ³ей". Размышлен³я Барабаса прерваны приходомъ его соплеменниковъ, привыкшихъ съ нимъ совѣтоваться въ затруднительныхъ обстоятельствахъ. Дѣло въ томъ, что многочисленный турецк³й флотъ прибылъ въ Мальту за просроченной данью. (Мальт³йск³е рыцари считались тогда данниками турецкаго султана). Не имѣя чѣмъ выплатить слѣдуемую туркамъ громадную сумму, рыцари рѣшили собрать ее съ евреевъ. Чтобъ объявить имъ состоявшееся рѣшен³е, ихъ и призвали въ сенатъ. Евреи поражены этимъ рѣшен³емъ, какъ громомъ. Одинъ Барабасъ не теряетъ присутств³я духа и старается убѣдить коменданта Мальты въ несправедливости его требован³й. Сцена эта такъ типична, такъ ярко рисуетъ средневѣковой фанатизмъ и нетерпимость, что, надѣемся, читатели не посѣтуютъ на насъ, если мы приведемъ ее вполнѣ.

   Комендантъ. Жиды, приблизьтесь ко мнѣ. Извѣстно вамъ, что въ нашъ городъ прибылъ Селимъ Калиматъ, сынъ его величества, султана, съ цѣлью взять съ насъ дань за десять истекшихъ лѣтъ. Вотъ дѣло, которое касается всѣхъ насъ.

   Барабасъ. Я думаю, ваше лордство, чтобъ быть спокойнѣе, нужно постараться поскорѣй ее выплатить.

   Комендантъ. Это легче пожелать, чѣмъ исполнить. Притомъ же раззорительныя войны до того истощали нашу казну, что мы рѣшились прибѣгнуть къ вашей помощи.

   Барабасъ. Увы, мой лордъ! Мы не солдаты, да къ тому же, что значитъ наша помощь противъ такого могущественнаго государя?

   Первый рыцарь. Потише, жидъ; мы очень хорошо знаемъ, что ты не воинъ, а купецъ и денежный человѣкъ. Намъ нужны твои деньги, Барабасъ, и ничего больше.

   Барабасъ. Какъ? Мои деньги?

   Комендантъ. Да, деньги твои и остальныхъ жидовъ. Короче - мы рѣшили взыскать требуемую сумму съ васъ.

   Первый еврей. Увы, мой лордъ! Большая часть изъ насъ - бѣдные люди.

   Комендантъ. Тогда пусть богатые заплатятъ больше.

   Барасъ. Позвольте васъ спросить, справедливо-ли заставлять иностранцевъ платить вашу дань?

   Второй рыцарь. Развѣ иностранцы не здѣсь пр³обрѣли свои богатства? А если здѣсь, то они должны вмѣстѣ съ нами участвовать въ уплатѣ дани.

   Барабасъ. Какъ? платить поровну съ вами?

   Комендантъ. Вотъ чего захотѣлъ, жидъ; нѣтъ, вы должны платить, какъ невѣрные, потому что мы, щадя вашу, проклятую небомъ, жизнь, навлекли на себя это несчаст³е. Вслѣдств³е чего мы рѣшили... Секретарь, прочтите статьи нашего декрета.

   Секретарь (читаетъ). Во-первыхъ: дань, слѣдуемая туркамъ, должна быть взыскана съ жидовъ; каждый изъ нихъ долженъ внести сумму, равную половинѣ его имущества.

   Барабасъ. Что я слышу? Половину всего имущества? (Въ сторону). Надѣюсь, что тутъ идетъ дѣло не о моемъ имуществѣ.

   Комендантъ. Читайте дальше.

   Секретарь. Во-вторыхъ - всяк³й, отказывающ³йся платить, долженъ принять христ³анскую вѣру.

   Барабасъ. Какъ? Сдѣлаться христ³аниномъ? (Въ сторону). Что тутъ дѣлать?

   Секретарь. Всяк³й же, отказывающ³йся креститься, лишается всего состоян³я.

   Евреи. Мы даемъ половину.

   Барабасъ. О презрѣнныя создан³я! Вы - не евреи. Неужели вы униженно согласитесь допустить ихъ распоряжаться вашимъ имуществомъ?

   Комендантъ. Ну что, Барабасъ, ты хочешь креститься?

   Барабась. Не имѣю пока этого желан³я.

   Комендантъ. Въ такомъ случаѣ отдавай половину своего состоян³я?

   Барабасъ. Знаете-ли вы, чего вы отъ меня требуете? Вѣдь половина моего состоян³я равняется богатству цѣлаго города. Мое состоян³е, г. комендантъ, не легко досталось мнѣ, чтобъ я могъ такъ скоро разстаться съ нимъ.

   Комендантъ. Половина твоего состоян³я - это пеня, наложенная на тебя въ силу нашего декрета; если ты не заплатишь ее, мы возьмемъ все.

   Барабасъ. Corpo di Dio! Вы получите половину; я согласенъ заплатить, наравнѣ съ моими братьями.

   Комендантъ. Нѣтъ, жидъ, теперь ужъ поздно. Ты возражалъ противъ нашего декрета, и теперь не имѣешь права ссылаться на него.

   Барабасъ. Что же вы хотите совсѣмъ ограбить меня? Развѣ воровство есть основан³е вашей религ³и?

   Комендантъ. Нѣтъ, жидъ; мы беремъ только твое имущество, чтобъ спасти отъ раззорен³я массу народа. Пусть лучше одинъ пострадаетъ для общаго блага, нежели всѣ погибнутъ ради одного. Впрочемъ, Барабасъ, мы не изгоняемъ тебя изъ нашего города; оставайся здѣсь, и если можешь, наживи еще больше.

   Барабасъ. Христ³ане, изъ чего же я могу нажить? Изъ ничего не будетъ ничего.

   Первый рыцарь. Вѣдь прежде же изъ ничего ты нажилъ маленькую сумму, изъ маленькой - большую и т. д. Если же проклят³е лежащее на вашемъ племени обрушилось на твою голову и сдѣлало тебя презираемымъ всѣми бѣднякомъ, то обвиняй въ этомъ не насъ, а свой прирожденный грѣхъ.

   Барабасъ. Зачѣмъ подкрѣпляете вы авторитетомъ Св. Писан³я ваши несправедливости? Отнимите у меня мое состоян³е, но по крайней мѣрѣ избавьте меня отъ вашихъ наставлен³й. Я очень хорошо знаю, что есть нечестивые евреи, равно какъ есть и порочные христ³ане, но если даже племя, къ которому я принадлежу, разсѣяно по м³ру за свой грѣхъ, то развѣ я отвѣчаю за грѣхи моего народа? Человѣкъ, ведущ³й дѣла свои честно, имѣетъ право жить, а кто изъ васъ можетъ укорить меня въ противномъ?

   Комендантъ. Вонъ отсюда, презрѣнная тварь! Стыдись оправдывать себя такимъ образомъ. Развѣ намъ неизвѣстна твоя професс³я? Если же ты увѣренъ въ своей правотѣ, то имѣй терпѣн³е и ты скоро опять разбогатѣешь. Чрезмѣрное богатство пораждаетъ любостяжан³е, а любостяжан³е, о, это ужасный грѣхъ!

   Барабасъ. Я думаю, воровство еще ужаснѣе. Слушайте же, рыцари: не отнимайте у меня, моего имущества, потому что это будетъ чистое воровство; а если вы меня обворуете, я тоже принуженъ буду воровать и еще больше копить.

   Первый рыцарь. Почтенный комендантъ, не слушайте его жалобъ, а лучше прикажите взять его домъ подъ монастырь. Въ немъ можно будетъ помѣстить много святыхъ отшельницъ.

   Комендантъ. Пусть будетъ такъ.

   Барабасъ уходитъ изъ сената съ сердцемъ подавленнымъ горемъ и безсильной злобой. Онъ холодно выслушиваетъ утѣшен³я своихъ соотечественниковъ, приводящихъ ему въ примѣръ ²ова и убѣждающихъ его терпѣливо переносить свое несчаст³е. "Вы - говоритъ они имъ - сами не были никогда богаты, и потому вамъ не понять моего горя. Я похожъ на полководца, у котораго всѣ солдаты убиты, самъ онъ обезоруженъ и не видитъ никакихъ средствъ къ спасен³ю. Оставьте меня одного горевать на свободѣ и повторять въ припадкѣ ярости: велик³я обиды не такъ-то легко забываются".- И потомъ, когда они удаляются, Барабасъ произноситъ имъ вслѣдъ: "неужели эти люди въ самомъ дѣлѣ считаютъ меня кускомъ глины, способной превратиться въ грязь отъ одной капли воды. Нѣтъ, Барабасъ рожденъ для лучшей участи и созданъ не изъ такого хрупкаго матер³ала, какъ друг³е люди". На пути къ дому Барабасъ встрѣчаетъ дочь свою, Абигайль. Она шла къ отцу, чтобъ извѣстить его о томъ, что ихъ домъ уже занятъ подъ монастырь, и они лишены крова. Едва дочь успѣла выговорить эту страшную новость, какъ изъ груди Барабаса вырвался вопль скорби и отчаян³я; въ этомъ домѣ, подъ половицею одной изъ верхнихъ комнатъ, предусмотрительный Барабасъ скрылъ нѣсколько мѣшковъ съ золотомъ и драгоцѣнными каменьями. Теперь все это можетъ попасть въ руки христ³анъ - и тогда прости мщен³е, ибо что можетъ предпринять нищ³й, пар³я, противъ могущественнаго коменданта и его сообщниковъ? Но тутъ-то и сказывается вся энерг³я этой необыкновенной натуры. Чѣмъ тяжелѣе обрушивается на нее несчаст³е, тѣмъ эластичнѣе она выпрямляется, тѣмъ скорѣе она сосредоточивается въ самой себѣ, въ сознан³и своей несокрушимой силы. На зло преслѣдующей судьбѣ, Барабасъ хочетъ жить, хотя бы для того, чтобъ жестоко отомстить врагамъ своимъ. "Несправедливое небо, чѣмъ я заслужилъ эту кару? А вы, злосчастныя звѣзды, знающ³я, какъ я нетерпѣливо переношу всякое несчаст³е, зачѣмъ вы преслѣдуете меня? Неужели вы думаете, что я до того обезумѣлъ, что повѣшусь съ горя или просто исчезну съ лица земли, не оставивъ никакихъ слѣдовъ своего существован³я? Нѣтъ, я буду жить; мнѣ еще не опротивѣла жизнь и такъ какъ вы меня бросили въ океанъ одного, предоставивъ мнѣ полную свободу утонуть или плыть, то я употреблю всѣ мои силы, чтобъ не утонуть". Онъ тотчасъ же придумываетъ планъ возвращен³я своихъ сокровищъ: убѣждаетъ дочь притвориться желающей принять христ³анскую вѣру и поступить въ монастырь, учреждаемый въ ихъ бывшемъ домѣ, потомъ научаетъ ее, какъ отыскать мѣшки, какъ передать ихъ ему. Послѣ нѣкотораго колебан³я, въ которомъ имѣетъ случай выказаться ея благородная натура, она изъ любви къ отцу соглашается на все. Абигайль обращается въ христ³анство, поступаетъ въ монастырь и проситъ позволен³я у аббатиссы занять ту же комнату, которую она прежде занимала. Аббатисса охотно соглашается на ея просьбу. Абигайль отыскиваетъ скрытыя сокровища и выжидаетъ удобной минуты, чтобъ передать ихъ отцу. Самый пламенный любовникъ едва-ли шелъ на заранѣе условленное свидан³е съ такимъ замиран³емъ сердца, съ какимъ старый Барабасъ подкрадывался ночью къ завѣтному балкону, откуда дочь должна была выбросить ему драгоцѣнные мѣшки.*

   Барабасъ. Подобно зловѣщему ворону, чье хриплое карканье предвѣщаетъ смерть больному, чьи черныя крылья отряхаютъ съ себя заразу въ безмолвномъ сумракѣ ночи, идетъ бѣдный Барабасъ, измученный и разбитый, проклиная ненавистныхъ христ³анъ. Измѣнчивыя радости быстротекущаго времени умчались, погрузивъ меня въ отчаян³е, и отъ моихъ прежнихъ богатствъ осталось одно воспоминан³е..... О Ты, что нѣкогда въ столпѣ огненномъ велъ дѣтей Израиля по мрачнымъ пустынямъ, освѣти путь потомку Авраама, направь въ эту ночь руку моей Абигайли и затѣмъ преврати день въ вѣчную ночь. Сонъ бѣжитъ отъ моихъ бодрствующихъ очей, нѣтъ покоя моимъ взволнованнымъ мыслямъ, пока я не получу отвѣта отъ моей Абигайли." Но вотъ на балконѣ показалась Абигайль. Перекинувшись нѣсколькими словами съ отцомъ, она бросаетъ ему подъ ноги мѣшки, и исчезаетъ какъ привидѣн³е. Въ порывѣ восторга, Барабасъ начинаетъ цѣловать свои сокровища и благословляетъ руку, возвратившую ему ихъ. "О моя дочь, мое золото, мое счастье, мое блаженство! Твердыня моей души и смерть враговъ моихъ! Привѣтствую тебя, виновница моего счастья! Для полноты блаженства мнѣ недостаетъ только тебя, но я тебя выручу отсюда, непремѣнно выручу". "Теперь, продолжаетъ онъ, Фебъ, открой рѣсницы дня, и вмѣсто ворона разбуди жаворонка, чтобы я могъ, подобно ему, рѣять въ утреннемъ воздухѣ и пѣть надъ моими сокровищами туже радостную пѣснь, которую онъ поетъ надъ своими птенцами". Сдѣлавшись съ помощью возвращенныхъ сокровищъ почти такимъ же богачемъ, какимъ онъ былъ прежде, Барабасъ не оставилъ однако своего намѣрен³я отомстить христ³анамъ и въ особенности коменданту Мальты; напротивъ того, мщен³е дѣлается съ этихъ поръ idee fixe его жизни. "Я не изъ кодѣна лев³ина, говоритъ онъ, и не такъ то скоро забываю обиды. Мы евреи, можемъ ласкаться, какъ собаки, но когда разсердимся, съумѣемъ также больно укусить". Онъ покупаетъ домъ, великолѣп³емъ своимъ не уступающ³й дому коменданта, возвращаетъ изъ монастыря дочь и на этотъ разъ снова дѣлаетъ ее слѣпымъ оруд³емъ своихъ черныхъ замы словъ. Дѣло въ томъ, что сынъ коменданта, донъ Лодовико, влюбленъ въ Абигайль, которая съ своей стороны чувствуетъ склонность къ другу его, донъ Мат³асу, и взаимно любима имъ. Барабасъ знаетъ это, нарочно зазываетъ къ себѣ донъ Лодовико и умоляетъ дочь быть съ нимъ какъ можно любезнѣе. "Поступай съ нимъ, какъ съ филистимляниномъ, притворяйся, лги, объясняйся ему въ любви - вѣдь онъ не изъ племени авраамова".

   Абигайль. Повѣрь отецъ, что ради тебя и ради его самого, я буду съ нимъ ласкова.

   Барабасъ. Нѣтъ, этого мало. Дочь, слушай меня: кокетничай съ нимъ, цалуй его, словомъ поступай такъ, чтобы онъ тебѣ сегодня же сдѣлалъ предложен³е.

   Абигайлъ. Но, отецъ, вѣдь я люблю донъ-Мат³аса.

   Барабасъ. Я знаю это и однакоже умоляю тебя полюбезничать съ нимъ. Пожалуйста сдѣлай такъ; для меня это очень нужно.

   Абигайль не хотя подчиняется желѣзному характеру своего отца и кокетничаетъ съ сыномъ коменданта... Въ то время, какъ они, обмѣниваясь любезностями, ходили рука объ руку по саду, входитъ въ комнату донъ Мат³асъ, и видя изъ окна эту сцену, не можетъ скрыть своего негодован³я. Не малаго труда стоило Барабасу убѣдить его не дѣлать скандала и уйти изъ дому. Мат³асъ уходитъ, но клянется отомстить вѣроломному другу. Барабасъ замѣчаетъ его гнѣвъ и заранѣе торжествуетъ побѣду. Теперь ему остается настроить другаго соперника. Донъ-Лодовико видѣлъ, какъ Мат³асъ уходилъ изъ дому, и ему хочется знать причину такого поспѣшнаго удален³я.

   Д. Лодовико. Барабасъ, кто это сейчасъ ушелъ отъ тебя? Мнѣ показалось, что донъ-Мат³асъ.

   Барабасъ. Да, это онъ, но только Бога ради будьте осторожны, потому что онъ поклялся убить васъ.

   Д. Лодовико. Меня? Что онъ, не сошелъ-ли съ ума?

   Барабасъ. Нѣтъ, но, быть можетъ, онъ опасается того, о чемъ вы даже и не воображаете..... Впрочемъ, все дѣло въ этой глупой дѣвочкѣ.

   Д. Лодовико. Какъ? Развѣ она любитъ донъ-Мат³аса?

   Барабасъ. Развѣ эта улыбка не служитъ вамъ лучшимъ отвѣтомъ на вашъ вопросъ?

   Абигайль. (въ сторону). Да, сердце мое принадлежитъ ему. Я улыбаюсь не по своей волѣ.

   Д. Лодовико. Барабасъ, ты, вѣдь, знаешь, что я уже давно люблю твою дочь.

   Барабасъ. И она васъ также чуть не съ самаго дѣтства.

   Д. Лодовико. Я не могу подавлять дольше моихъ чувствъ.

   Барабасъ. Равно какъ и я не могу больше скрывать привязанности, которую питаю къ вамъ.

   Д. Лодовико. Скажи же мнѣ прямо, могу-ли я назвать своимъ этотъ алмазъ?

   Барабасъ. Возьмите и носите его. Но можетъ быть ваше лордство сочтетъ унижен³емъ для себя жениться на дочери жида? Въ такомъ случаѣ я дамъ за ней много золотыхъ крестовиковъ съ христ³анскими надписями по краямъ.

   Д. Лодовико. Я люблю ее, а не твое богатство. Мнѣ нужно только твое соглас³е.

   Барабасъ. Что до меня, то я согласенъ; только позвольте мнѣ сказать нѣсколько словъ моей дочери. (Тихо). Слушай, этотъ потомокъ Каина, никогда не вкушавш³й пасхальнаго агнца, этотъ пустой франтъ, который никогда не увидитъ Ханаанской земли, словомъ, этотъ болванъ Лодовико, долженъ быть обманутъ. Скажи, что ты согласна отдать ему свою руку, но сердце свое береги для донъ-Мат³аса.

   Абигайлъ. Какъ? Я должна быть помолвлена за Лодовико?

   Барабасъ. Нѣтъ никакого грѣха обмануть христ³анина. Они сами слѣдуютъ тому принципу, что обѣщан³е, данное еретику, не имѣетъ никакой силы. Для насъ же съ тобой, всѣ не евреи еретики; вслѣдств³е этого ничего не бойся, дочь моя. (обращаясь къ д. Лодовико). Я говорилъ съ ней, и она согласна.

   Д. Лодовико. Теперь, милая Абигайль, дай мнѣ обѣтъ быть вѣрной женой.

   Абигайль. Я не смѣю противорѣчить желан³ю моего отца, Только смерть разлучитъ меня съ моимъ возлюбленнымъ.

   Д. Лодовико. Теперь я достигъ того, чего такъ пламенно желала душа моя.

   Барабасъ. (въ сторону). А я, хотя еще и не достигъ, но надѣюсь скоро достигнуть.

   Абигайль. О, несчастная Абигайль, что ты сдѣлала!

   Д. Лодовико. Отчего ты такъ вдругъ поблѣднѣла, милая Абигайль?

   Абигайль. Не знаю. Впрочемъ, прощайте, я пойду къ себѣ.

   Барабасъ. Поддержите ее, но не говорите съ ней ни слова.

   Д. Лодовико. Она совершенно онѣмѣла. Какая внезапная перемѣна!

   Барабасъ. Не удивляйтесь этому. У насъ, евреевъ, есть обычай, что невѣста всегда должна немного поплакать. Оставьте ее въ покоѣ. Прощай, благородный Лодовико и помни, что она твоя жена, а ты мой наслѣдникъ.

   Тактика Барабаса увѣнчивается полнымъ успѣхомъ: соперники начинаютъ подозрѣвать и ненавидѣть другъ друга и ждутъ только случая встрѣтиться съ оруж³емъ въ рукахъ. Разумѣется, Барабасъ не прочь употребить всѣ усил³я, чтобы роковая встрѣча произошла какъ можно скорѣе. Съ этой цѣлью онъ посылаетъ своего слугу и сообщника Итамора, отъявленнаго мерзавца, купленнаго имъ на рынкѣ, гдѣ продавались турецк³е невольники, къ Лодовико съ письменнымъ вызовомъ будто бы отъ Мат³аса, и часъ спустя такой же вызовъ получаетъ и Мат³асъ. Противники сходятся въ условленномъ мѣстѣ и убиваютъ другъ друга. Барабасъ видитъ съ своего балкона всю эту сцену, и его мстительное сердце радуется. Даже Итаморъ не можетъ скрыть своего удовольств³я, что такъ ловко обдѣлалось дѣльцо само собою и съ торжествующимъ видомъ сообщаетъ Абигайли о поединкѣ между донъ Мат³асомъ и донъ Лодовико. Изъ разсказа Итамора Абигайль узнаетъ, какую предательскую роль игралъ во всемъ этомъ дѣлѣ ея отецъ и рѣшается навсегда покинуть родительск³й домъ, с