Главная » Книги

Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Ижорский, Страница 2

Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Ижорский


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

кряхтящих стихотворцев,
  
  Или в дрожащих царедворцев,
  
  Или в игралище детей,
   Жуков, привязанных ногою к нитке,-
   А только знаю, их осудит к страшной пытке.
   Пора унять вас: вы охотники шалить.
   Но благо: с вашей братьею шутить,-
  
   Я вам порука,-
  
   Не любит Бука.
  
   Бука, огромная обезьяна, поднимается из-под земли, в больших
   креслах, обитых алым бархатом; на нем алый же плащ, на голове
   большой парик века Людовика XIV, в правой руке пук розог.
  
  
   Б у к а
   (к Кикиморе и Шишиморе, которых держит перед ним
  
  связанных другая обезьяна)
   Кикимора! Шишимора! раздор,
   Который сеете между духами,
   Нам надоел; от жалоб, криков, ссор
   Покоя нет нам; что нам делать с вами?
   А сверх того, не я ли вам велел
   Отнюдь никак не ведаться с чужбиной?
   И что же? ты, Кикимора, пострел,
   Ты англичан, ты немцев облетел,
   Ты воротился с целою корзиной
   Противных мне, неслыханных затей!
   И что же? Русскую литературу,
   Мою шутиху, смирненькую дуру,
   Ты, ты заставил умничать, злодей!
   Я дядьку дал ей, чинного француза;
   Я няньку дал ей,- называлась Муза,
   Да, Муза! - Им подчас давал щелчок
   Кикимора; старушка, старичок
   Сердились, но не ждали, не гадали
   От детища ни горя, ни печали:
   Оно их слушалось, под их гудок
   Плясало по введенному порядку;
   Вдруг няньку в шею, старику толчок,
   Ногами топнуло и ну! вприсядку.
   А ты, Шишимора! - ты не шалун,
   Ты хуже шалуна: наушник, лгун;
   Обнесть других тебе и пир и праздник;
   Но сам каков ты? говори, проказник;
   Скажи, как смел ты, Буки не спросясь,
   Сноситься тайно с дивами Турана?
   Не ты ль подарок принял от Арслана?
   Или не я властитель твой и князь?
   К тому ж, кому раскидываешь сети?
   Холодному, слепому гордецу,
   Безумному, как Евины все дети,
   Бегущему на гибель, как к венцу,
   Без всякой помощи духов и ада,-
   Ловить таких - какая тут отрада?
   Теперь внемлите мне, духов собор;
   Произнесу над ними приговор:
   За все помянутые мною шашни
   Я мог бы их томить в подвалах башни;
   Зашить я мог бы в зайчий их тулуп,
   Пугать и гнать помещескими псами;
   Лет на сто запереть в пустынный дуб...
   Не так ли? мог бы? рассудите сами!
   Но потому ли, что наш век так глуп
   И уж с виновных не сдирают кожи,
   Или что с прежним Букою не схожий,
   Хотя, как прежде, хмурю бровь и лоб,
   Я сам под старость тайный филантроп,
   Или что без того не быть бы сказке,-
   Я положил в премудрости своей,
   Дабы подобных не было затей,
   По предварительной примерной таске,
   Их порознь на год в кабалу отдать
   Ижорскому.- Надеюсь, им наскучит,
   Нас слушаться, надеюсь, их научит!
   Не слишком ли я благ? прошу сказать.
  
  
   В с е д у х и
   Преступники достойны всякой муки:
   Поем и славим милосердье Буки!
  
  
   Б у к а
  
  Но месяц в облаках потух:
  
  Белеет край небес туманных,
  
  Редеет тьма полей пространных,
  
  Светает... чу! запел петух!
   Бука снова погружается в землю; духи исчезают.
  
  
   С о в а
  
  Легче дыма, легче снов
  
  Разлетелся сонм духов:
  
  Нет виденья, нет призрака;
  
  Шум и шепот их затих:
  
  Миновало царство мрака,
  
  Солнце близко, рассвело;
  
  Спрятаться и мне в дупло!
  
   (Прячется.)
  
  
  
  
  
  
  ЯВЛЕНИЕ 3
   Огромная освещенная зала; оркестр играет вальс; пар
   несколько кружатся, в числе их Ижорский с Лидиею;
   после двух или трех тур он подводит ее к стулу графини
   Шепетиловой и откланивается; музыка перестает, танцоры
  
   расходятся.
  
  
   Л и д и я
  
   Алина, с кем я танцевала?
  
  
  
   Г р а ф и н я
  
  Ижорского, me chere,* ты не знавала:
  
   Он путешествовал, в пять лет
  
   Объехал целый свет;
  
  Как слышно, человек необычайный
   И свел своим умом Ветренева с ума.
  
  
   Л и д и я
  
  Людей необычайных ныне тьма.
  
  А впрочем, ты признаешься сама,
   Ветренева с ума свесть - нет великой тайны.
  
  
   Г р а ф и н я
   (Ветреневу, который разговаривает в нескольких
   от них шагах с одним генералом)
   Ветренев, слышите?
  
  
  
   В е т р е н е в
  
  
  
   Позвольте, генерал!
  
  Графиня, нет! простите! не слыхал.
  
  
   Г р а ф и н я
  
  Княжна божится, что не трудно
  
   С ума вас свесть.
  
  
   В е т р е н е в
  
  С княжной и с вами спорить безрассудно:
  
  Княжне и вам на жертву ум принесть
  
   Всегда себе поставлю в честь.
  
  
   Л и д и я
  
   Знакомы вы с Ижорским?
  
  
   В е т р е н е в
  
  
  
  
   Боже!
  
   Мы с ним друзья:
  
   Он жизни для меня дороже,
  
   С ним неразлучен я.
  
  
   Г р а ф и н я
   Нам друга своего, Ветренев, опишите!
  
  
   В е т р е н е в
  
  Глубокий ум, но сердца не ищите:
   Оно растаяло от гибельных страстей.
  
  
   Л и д и я
  
  Господь избавь нас от таких друзей!
  
  
   В е т р е н е в
  
   Лицо Вампира или Лары...
  
  Оркестр начинает играть кадриль.
  
  Кадриль! там недостало пары:
  
   Осмелюсь ли, княжна?
  
  Лидия встает и подает ему руку.
  
  
   Г р а ф и н я
  
  Вертеться не откажется она!
  
   Ижорский между тем бродит по зале; останавливается
  
  и смотрит на танцующих.
  
  
   Ж е м а н с к и й
  
   (подходит к нему)
  
  Вы так задумчивы, не влюблены ли?
  
  
   И ж о р с к и й
  
  Что за вопрос? но пусть так! я влюблен.
  
  
   Ж е м а н с к и й
  
  Не верю я: вы ко всему остыли.
  
  И я, признаться, светом утомлен:
  
  Я много жил, и чувствовал, и видел,
  
  Я много жил - и жизнь возненавидел!
  
  
   И ж о р с к и й
  
  Но с небольшим вам двадцать лет?
  
  
   Ж е м а н с к и й
  
  Да в двадцать лет я прожил веки.
  
  Испил и радости и скорби реки,
  
  И для меня обманов сладких нет!
  
  
   И ж о р с к и й
  
  Тогда возьмите пистолет
  
  И - застрелитесь.
  
  
   Ж е м а н с к и й
  
  
  
   Вот совет!
  
  Но видно по всему, вы не поэт.
  
  
  (Уходит.)
  
  
   И ж о р с к и й
  
  Вот молод и румян и глуп и тучен,
  
  А и в него вселилась блажь,
  
   И лезет он туда ж,
  
  И страстию байронствовать размучен!
  
  
   В е с н о в
   (приближается к Ижорскому с некоторою робостью)
  
  Вы здесь, Ижорский? и не скучно вам?
  
  Средь вихря света леденеют чувства;
   Природы чудеса и чудеса искусства
  
  По слуху одному знакомы нам,
   Но вы их видели! вы были в вечном Риме;
   На Этне были вы: в ее священном дыме
   Над морем пламенным, над ранней, светлой мглой
  
  Носились вы ликующей душой
  
  При воскресающем, дневном светиле!
   Вы поклонялися в степях при древнем Ниле
  
  Царей египетских гробам;
  
  Вы измеряли пирамиды...
  
  О боже мой! вы были там,
  
  Где за свободу гибли Леониды,
  
  Где пел божественный Гомер -
  
  В Афинах, в Спарте были сами!
  
  Ах! как вы счастливы в сравненьи с нами!
  
   Я, например,
  
  Под хладными я зрею небесами,
  
  Все это только знаю я из книг,-
  
  Как на восторги вас достало?
  
  Клянуся, за один подобный миг
  
  Отдать полжизни дешево и мало!
  
   Ижорский смотрит на него не без участья, но не
  
  отвечает; Веснов удаляется.
  
  
   И ж о р с к и й
  
  Как молод он, как пламенен, как свеж!
   Да, были и во мне когда-то чувства те ж...
   Зачем же я отцвел и почерствел так скоро?
  
  Давно я позабыл свою весну.
  
  Но от его сокрою взора
  
  Души моей убитой глубину:
   Холодный мой язык счастливца не встревожит.
  
  Он, впрочем, и понять меня не может:
  
  Содрогся бы, когда б воображал,
  
  Что я среди святых воспоминаний,
   Среди развалин, водопадов, скал,
  
  В странах, к которым простирает длани,
   Где каждый шаг мой чудо обретал,
  
  Без крыльев, без мечтаний
  
  
  Скучал!..
  
  
  (Помолчав)
  
  Как надоел мне этот бал!
  
  Мне душно! шумом оглушенный,
   В толпе, но средь толпы уединенный,
  
  Забыться не могу: пойду;
   Но скуку ту же я везде найду.
  
  
  (Уходит.)
   _______
   * Дорогая (франц.).
  
  
   ЯВЛЕНИЕ 4
   Невская набережная; светлая северная ночь; Ижорский
  
   прогуливается.
  
  
   И ж о р с к и й
   Плывет по небу ясная луна;
   С чуть слышным стоном о гранит прибрежный
   Бьет сонная, ленивая волна;
   Кругом меня и мир и тишина,
   Но мира нет в душе моей мятежной.
   Исполнен дерзости, исполнен сил,
   Когда-то призрак счастья я ловил,
   Но скрылся средь ненастья призрак дивный.
   Все испытал я, все я разлюбил:
   И скорбь и радость мне равно противны.
   Пусть ищут! счастия искать не мне
   В унылой, вялой, мертвой тишине.
   Я все вкусил: и блеск златой лазури,
   И брань стихий, и брань сердечной бури,
   Восторг и ярость, ревность и любовь;
   Вкусил, забыл,- не пожелаю вновь.
   Я в битве зрел дымящуюся кровь,
   Близ моего чела жужжали пули;
   По битве с пламенных, роскошных уст
   Я поцелуи пил: и что ж, скажу ли?
   Меня война и нега обманули!
   В войне и неге холоден и пуст,
   Я видел смерть без страха, без участья,
   Я поднимался с ложа сладострастья
   С усталой, пресыщенною душой
   И снова рвался в ужас боевой!
   Что может быть еще мне в свете ново?
   Все, все, что сладостно, все, что сурово,
   Знакомо, старо для меня; не я ль
   Исчерпал все: и самую печаль
   И самое раскаянье? Сначала,
   Так,- кровью обливался я, стеня,
   Но алчный коршун - совесть - занимала,
   Живили угрызения меня. . .
   Теперь - или последовать совету,
   Который с час назад я дал поэту
   Жеманскому? - Так, вижу, средства нет:
   Когда-нибудь и тот же пистолет,
   Или вода, или кинжал надежный...
   А если то конец мой неизбежный,
   Что медлить? но зачем же и спешить?
   Нет, не в минуту прихоти, не в скуке
   Я разорву бесцветной жизни нить:
   Я хладно приготовлюся к разлуке
   С унылою гостиницей земной;
   Я выйду равнодушный постоялец,
   Не скроюсь из нее, платильщик злой.
  
   И что же? в путь готовлюсь роковой,
   А перстень? почему хранит мой палец
   Подарок этот чудный и смешной?
   Как сердце человека своенравно!
   Ужель? - клянусь, и ново и забавно:
   Тому, чем мог бы быть блаженным я,
   Не верит мертвая душа моя;
   И между тем, как разбирать я стану,-
   Здесь, в глуби сердца, верю талисману!
  
   От шайки бедуинов караван
   Я с горстью храбрых спас в глухой пустыне
   (Все это помню, будто вижу ныне),
   Тогда-то насмерть раненным мне дан
   Дервишем этот дивный талисман;
  
   И он сказал мне: "Вот кольцо простое:
   Ты ж, сын мой, пренебречь им не дерзни;
   Кольцо на пальце трижды поверни
   И покоришь себе начало злое".
   Старик вдруг умер; но в его очах
   Изображались злоба, смех и страх.
  
   Вот шепчет мне какой-то демон, чтобы
   Я испытал могущество кольца;
   В прошедший век, в век моего отца,
   Такое дерзновенье навлекло бы,
   Что хуже казни, хохот на меня;
   Но изменился свет: день ото дня
   Воскресшие старинные преданья
   Приемлют большую над нами власть;
   О люди! люди! странные созданья!
   К чудесному во всех возникла страсть.
   Давно ль кричали: "Ад и небо бредни!"
   Не верили ни в бога, ни в чертей;
   Все просвещалось, самые передни.
   Теперь - взгляните на своих детей,
   Ученики, поклонники Вольтера!
   Конечно, суеверие не вера:
   Но где же, где хваленый ваш успех?
   Что ваша мудрость? и подумать - смех!
  
   На чем же я остановлюсь? и веря
   И вместе и не веря, что начну?
   Что будет - будет! - перстень поверну,
   Пусть ошибусь,- не велика потеря!
   Раз, два, три - вздор!- Пора домой: с Невы
   Поднялся ветер... Кто же там навстречу
   Ко мне идет? - Остановлюсь, замечу.
  
  
   К и к и м о р а
   (в виде маленького старика! в сером фраке, в альмавиве,
  
  в большой белой квакерской шляпе)
   Вы звали, кажется...
  
  
   И ж о р с к и й
  
  
  
  Ошиблись вы:
   Я звать не думал.
  
  
   К и к и м о р а
  
  
   Право? вот забавно!
   Да кто же здесь глубоко так и плавно
   О вашем просвещеньи рассуждал,
   О предрассудках, суеверьи, вере,
   О людях, веке, мире и Вольтере,
   И наконец вертеть колечко стал?
  
  
   И ж о р с к и й
   Итак... но не того я ожидал!
  
  
  
   К и к и м о р а
   Беда! и нас встречают уж по платью!
   Неужто мне явиться было с ратью
   Чудовищ разных? век ведь не таков!
   И к нам безжалостлив он и суров:
   Мы из баллады в прозу перебрались.
   Не горд, не пышен ныне наш наряд:
   Нам вместо прежнего всего остались
   Фрак серый, пестрый плащ да чудный взгляд.
   Но позабудь на час мой вид смиренный.
   Чего желаешь? будет! прикажи!
  
  
   И ж о р с к и й
   Клянусь, хотя зовешься духом лжи,
   Старик ты в самом деле драгоценный!
   Итак, послушай, милый супостат:
   Мне тридцать лет, здоров я и богат,
   И, говорят, не дурен я собою,
   Быть может, и не глуп; но кто ж судьбою
   Во всем доволен? тяжек жребий мой!
   И я (стыжусь! смеяться надо мной,
   Насмешник ты лукавый, старый, волен!),
   Но общею и я болезнью болен:
   Все надоело мне; и жажду я
   Каких-нибудь безвестных впечатлений,-
   Всех вялых скорбей, пошлых наслаждений
   Пугается, бежит душа моя.
  
  
   К и к и м о р а
   Да, нелегко тебе помочь, приятель!
   Да, люди стали очень мудрены!
   Бывало, деньги, женщины, чины -
   И счастливы, а ныне, ныне кстати ль?
   Не смей и предлагать им вздор такой!
   Но быть так: выслушай, философ мой;
   Придумал я новинку вот какую:
   Доселе ты людей, их мысли, свет
   Знавал, признайся,- только из примет;
   Скажи мне, видеть истину нагую
   Везде, во всяком случае, всегда
   Желаешь ли?
  
  
   И ж о р с к и й
  
  Скажу, положим: "Да";
   Твои условья?
  
  
   К и к и м о р а
  
  
  Не страшись, любезный,
   Не стану требовать твоей души:
   Обряд пустой, старинный, бесполезный!
   Нет! вон бумагу только подпиши,
   Что год меня продержишь.
  
  
   И ж о р с к и й
  
  
  
   Шутишь?
  
  
   К и к и м о р а
  
  
  
  
   Только!
   Что ж? по рукам?
  
  
   И ж о р с к и й
  
  
   Бумага где?
  
  
   К и к и м о р а
  
   (подает ее)
  
  
  
  
  
  Изволь-ко!
  
  
   Ижорский подписывает.
  
  
  
  
  
  
   ДЕЙСТВИЕ II
  
  
   ЯВЛЕНИЕ 1
   Кабинет Ижорского; его нет дома; Кикимора сидит перед
   камельком в вольтеровских креслах; смеркается.
  
  
   К и к и м о р а
   Как весело моим товарищам-духам!
  
   А мне как скучно!
   Как тесно средь людей, как вяло и как душно!
  
  Друзья, друзья! раздолье вам:
  
  Вы вьетесь к светлым высотам,
   Перелетаете моря и сушу,
   Подслушиваете природы душу,
  
  Таинственный бой жил земных,
   Вниз смотрите очами звезд златых,
   Поете в гласе бурь, средь пламени трещите,-
   Меня, изгнанника, вы, братья, помяните!
   И, если близко кто порхает в ветерке,
   Или работает и роет подземелье,
   Или вкушает сладкое безделье,
   Купаясь в быстром, алом огоньке,
   Вот в этом, например, что в камельке,
  
  Пусть мне предстанет! пусть веселье
   С ним посетит меня в угрюмой келье!
   Мне грустно: я сижу нахмуряся как сыч,
  
  Сижу, Ижорского хандрою зараженный,
  
  Вздыхаю, как влюбленный,
   И сонный монолог читаю, усыпленный...
  
  Придите же!
   С а л а м а н д р З н и ч выскакивает из огня.
  
  
  А! здравствуй, Знич!
  
  
   З н и ч
   Не думал, не гадал в тебе найти поэта!
   Брат, славная тобой элегия пропета!
   Ха! ха! ха! ха! как ты, Кикимора, смешон!
   Дай осмотрю тебя со всех сторон:
  
   В руке газета,
  
  А на носу очки,
   Глубокомыслия и дельности примета!
  
  Где прежние твои прыжки?
  
  Проворство где былое?
  
  
   К и к и м о р а
  
  Оставь меня в покое!
  

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 265 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа