кряхтящих стихотворцев,
Или в дрожащих царедворцев,
Или в игралище детей,
Жуков, привязанных ногою к нитке,-
А только знаю, их осудит к страшной пытке.
Пора унять вас: вы охотники шалить.
Но благо: с вашей братьею шутить,-
Я вам порука,-
Не любит Бука.
Бука, огромная обезьяна, поднимается из-под земли, в больших
креслах, обитых алым бархатом; на нем алый же плащ, на голове
большой парик века Людовика XIV, в правой руке пук розог.
Б у к а
(к Кикиморе и Шишиморе, которых держит перед ним
связанных другая обезьяна)
Кикимора! Шишимора! раздор,
Который сеете между духами,
Нам надоел; от жалоб, криков, ссор
Покоя нет нам; что нам делать с вами?
А сверх того, не я ли вам велел
Отнюдь никак не ведаться с чужбиной?
И что же? ты, Кикимора, пострел,
Ты англичан, ты немцев облетел,
Ты воротился с целою корзиной
Противных мне, неслыханных затей!
И что же? Русскую литературу,
Мою шутиху, смирненькую дуру,
Ты, ты заставил умничать, злодей!
Я дядьку дал ей, чинного француза;
Я няньку дал ей,- называлась Муза,
Да, Муза! - Им подчас давал щелчок
Кикимора; старушка, старичок
Сердились, но не ждали, не гадали
От детища ни горя, ни печали:
Оно их слушалось, под их гудок
Плясало по введенному порядку;
Вдруг няньку в шею, старику толчок,
Ногами топнуло и ну! вприсядку.
А ты, Шишимора! - ты не шалун,
Ты хуже шалуна: наушник, лгун;
Обнесть других тебе и пир и праздник;
Но сам каков ты? говори, проказник;
Скажи, как смел ты, Буки не спросясь,
Сноситься тайно с дивами Турана?
Не ты ль подарок принял от Арслана?
Или не я властитель твой и князь?
К тому ж, кому раскидываешь сети?
Холодному, слепому гордецу,
Безумному, как Евины все дети,
Бегущему на гибель, как к венцу,
Без всякой помощи духов и ада,-
Ловить таких - какая тут отрада?
Теперь внемлите мне, духов собор;
Произнесу над ними приговор:
За все помянутые мною шашни
Я мог бы их томить в подвалах башни;
Зашить я мог бы в зайчий их тулуп,
Пугать и гнать помещескими псами;
Лет на сто запереть в пустынный дуб...
Не так ли? мог бы? рассудите сами!
Но потому ли, что наш век так глуп
И уж с виновных не сдирают кожи,
Или что с прежним Букою не схожий,
Хотя, как прежде, хмурю бровь и лоб,
Я сам под старость тайный филантроп,
Или что без того не быть бы сказке,-
Я положил в премудрости своей,
Дабы подобных не было затей,
По предварительной примерной таске,
Их порознь на год в кабалу отдать
Ижорскому.- Надеюсь, им наскучит,
Нас слушаться, надеюсь, их научит!
Не слишком ли я благ? прошу сказать.
В с е д у х и
Преступники достойны всякой муки:
Поем и славим милосердье Буки!
Б у к а
Но месяц в облаках потух:
Белеет край небес туманных,
Редеет тьма полей пространных,
Светает... чу! запел петух!
Бука снова погружается в землю; духи исчезают.
С о в а
Легче дыма, легче снов
Разлетелся сонм духов:
Нет виденья, нет призрака;
Шум и шепот их затих:
Миновало царство мрака,
Солнце близко, рассвело;
Спрятаться и мне в дупло!
(Прячется.)
ЯВЛЕНИЕ 3
Огромная освещенная зала; оркестр играет вальс; пар
несколько кружатся, в числе их Ижорский с Лидиею;
после двух или трех тур он подводит ее к стулу графини
Шепетиловой и откланивается; музыка перестает, танцоры
расходятся.
Л и д и я
Алина, с кем я танцевала?
Г р а ф и н я
Ижорского, me chere,* ты не знавала:
Он путешествовал, в пять лет
Объехал целый свет;
Как слышно, человек необычайный
И свел своим умом Ветренева с ума.
Л и д и я
Людей необычайных ныне тьма.
А впрочем, ты признаешься сама,
Ветренева с ума свесть - нет великой тайны.
Г р а ф и н я
(Ветреневу, который разговаривает в нескольких
от них шагах с одним генералом)
Ветренев, слышите?
В е т р е н е в
Позвольте, генерал!
Графиня, нет! простите! не слыхал.
Г р а ф и н я
Княжна божится, что не трудно
С ума вас свесть.
В е т р е н е в
С княжной и с вами спорить безрассудно:
Княжне и вам на жертву ум принесть
Всегда себе поставлю в честь.
Л и д и я
Знакомы вы с Ижорским?
В е т р е н е в
Боже!
Мы с ним друзья:
Он жизни для меня дороже,
С ним неразлучен я.
Г р а ф и н я
Нам друга своего, Ветренев, опишите!
В е т р е н е в
Глубокий ум, но сердца не ищите:
Оно растаяло от гибельных страстей.
Л и д и я
Господь избавь нас от таких друзей!
В е т р е н е в
Лицо Вампира или Лары...
Оркестр начинает играть кадриль.
Кадриль! там недостало пары:
Осмелюсь ли, княжна?
Лидия встает и подает ему руку.
Г р а ф и н я
Вертеться не откажется она!
Ижорский между тем бродит по зале; останавливается
и смотрит на танцующих.
Ж е м а н с к и й
(подходит к нему)
Вы так задумчивы, не влюблены ли?
И ж о р с к и й
Что за вопрос? но пусть так! я влюблен.
Ж е м а н с к и й
Не верю я: вы ко всему остыли.
И я, признаться, светом утомлен:
Я много жил, и чувствовал, и видел,
Я много жил - и жизнь возненавидел!
И ж о р с к и й
Но с небольшим вам двадцать лет?
Ж е м а н с к и й
Да в двадцать лет я прожил веки.
Испил и радости и скорби реки,
И для меня обманов сладких нет!
И ж о р с к и й
Тогда возьмите пистолет
И - застрелитесь.
Ж е м а н с к и й
Вот совет!
Но видно по всему, вы не поэт.
(Уходит.)
И ж о р с к и й
Вот молод и румян и глуп и тучен,
А и в него вселилась блажь,
И лезет он туда ж,
И страстию байронствовать размучен!
В е с н о в
(приближается к Ижорскому с некоторою робостью)
Вы здесь, Ижорский? и не скучно вам?
Средь вихря света леденеют чувства;
Природы чудеса и чудеса искусства
По слуху одному знакомы нам,
Но вы их видели! вы были в вечном Риме;
На Этне были вы: в ее священном дыме
Над морем пламенным, над ранней, светлой мглой
Носились вы ликующей душой
При воскресающем, дневном светиле!
Вы поклонялися в степях при древнем Ниле
Царей египетских гробам;
Вы измеряли пирамиды...
О боже мой! вы были там,
Где за свободу гибли Леониды,
Где пел божественный Гомер -
В Афинах, в Спарте были сами!
Ах! как вы счастливы в сравненьи с нами!
Я, например,
Под хладными я зрею небесами,
Все это только знаю я из книг,-
Как на восторги вас достало?
Клянуся, за один подобный миг
Отдать полжизни дешево и мало!
Ижорский смотрит на него не без участья, но не
отвечает; Веснов удаляется.
И ж о р с к и й
Как молод он, как пламенен, как свеж!
Да, были и во мне когда-то чувства те ж...
Зачем же я отцвел и почерствел так скоро?
Давно я позабыл свою весну.
Но от его сокрою взора
Души моей убитой глубину:
Холодный мой язык счастливца не встревожит.
Он, впрочем, и понять меня не может:
Содрогся бы, когда б воображал,
Что я среди святых воспоминаний,
Среди развалин, водопадов, скал,
В странах, к которым простирает длани,
Где каждый шаг мой чудо обретал,
Без крыльев, без мечтаний
Скучал!..
(Помолчав)
Как надоел мне этот бал!
Мне душно! шумом оглушенный,
В толпе, но средь толпы уединенный,
Забыться не могу: пойду;
Но скуку ту же я везде найду.
(Уходит.)
_______
* Дорогая (франц.).
ЯВЛЕНИЕ 4
Невская набережная; светлая северная ночь; Ижорский
прогуливается.
И ж о р с к и й
Плывет по небу ясная луна;
С чуть слышным стоном о гранит прибрежный
Бьет сонная, ленивая волна;
Кругом меня и мир и тишина,
Но мира нет в душе моей мятежной.
Исполнен дерзости, исполнен сил,
Когда-то призрак счастья я ловил,
Но скрылся средь ненастья призрак дивный.
Все испытал я, все я разлюбил:
И скорбь и радость мне равно противны.
Пусть ищут! счастия искать не мне
В унылой, вялой, мертвой тишине.
Я все вкусил: и блеск златой лазури,
И брань стихий, и брань сердечной бури,
Восторг и ярость, ревность и любовь;
Вкусил, забыл,- не пожелаю вновь.
Я в битве зрел дымящуюся кровь,
Близ моего чела жужжали пули;
По битве с пламенных, роскошных уст
Я поцелуи пил: и что ж, скажу ли?
Меня война и нега обманули!
В войне и неге холоден и пуст,
Я видел смерть без страха, без участья,
Я поднимался с ложа сладострастья
С усталой, пресыщенною душой
И снова рвался в ужас боевой!
Что может быть еще мне в свете ново?
Все, все, что сладостно, все, что сурово,
Знакомо, старо для меня; не я ль
Исчерпал все: и самую печаль
И самое раскаянье? Сначала,
Так,- кровью обливался я, стеня,
Но алчный коршун - совесть - занимала,
Живили угрызения меня. . .
Теперь - или последовать совету,
Который с час назад я дал поэту
Жеманскому? - Так, вижу, средства нет:
Когда-нибудь и тот же пистолет,
Или вода, или кинжал надежный...
А если то конец мой неизбежный,
Что медлить? но зачем же и спешить?
Нет, не в минуту прихоти, не в скуке
Я разорву бесцветной жизни нить:
Я хладно приготовлюся к разлуке
С унылою гостиницей земной;
Я выйду равнодушный постоялец,
Не скроюсь из нее, платильщик злой.
И что же? в путь готовлюсь роковой,
А перстень? почему хранит мой палец
Подарок этот чудный и смешной?
Как сердце человека своенравно!
Ужель? - клянусь, и ново и забавно:
Тому, чем мог бы быть блаженным я,
Не верит мертвая душа моя;
И между тем, как разбирать я стану,-
Здесь, в глуби сердца, верю талисману!
От шайки бедуинов караван
Я с горстью храбрых спас в глухой пустыне
(Все это помню, будто вижу ныне),
Тогда-то насмерть раненным мне дан
Дервишем этот дивный талисман;
И он сказал мне: "Вот кольцо простое:
Ты ж, сын мой, пренебречь им не дерзни;
Кольцо на пальце трижды поверни
И покоришь себе начало злое".
Старик вдруг умер; но в его очах
Изображались злоба, смех и страх.
Вот шепчет мне какой-то демон, чтобы
Я испытал могущество кольца;
В прошедший век, в век моего отца,
Такое дерзновенье навлекло бы,
Что хуже казни, хохот на меня;
Но изменился свет: день ото дня
Воскресшие старинные преданья
Приемлют большую над нами власть;
О люди! люди! странные созданья!
К чудесному во всех возникла страсть.
Давно ль кричали: "Ад и небо бредни!"
Не верили ни в бога, ни в чертей;
Все просвещалось, самые передни.
Теперь - взгляните на своих детей,
Ученики, поклонники Вольтера!
Конечно, суеверие не вера:
Но где же, где хваленый ваш успех?
Что ваша мудрость? и подумать - смех!
На чем же я остановлюсь? и веря
И вместе и не веря, что начну?
Что будет - будет! - перстень поверну,
Пусть ошибусь,- не велика потеря!
Раз, два, три - вздор!- Пора домой: с Невы
Поднялся ветер... Кто же там навстречу
Ко мне идет? - Остановлюсь, замечу.
К и к и м о р а
(в виде маленького старика! в сером фраке, в альмавиве,
в большой белой квакерской шляпе)
Вы звали, кажется...
И ж о р с к и й
Ошиблись вы:
Я звать не думал.
К и к и м о р а
Право? вот забавно!
Да кто же здесь глубоко так и плавно
О вашем просвещеньи рассуждал,
О предрассудках, суеверьи, вере,
О людях, веке, мире и Вольтере,
И наконец вертеть колечко стал?
И ж о р с к и й
Итак... но не того я ожидал!
К и к и м о р а
Беда! и нас встречают уж по платью!
Неужто мне явиться было с ратью
Чудовищ разных? век ведь не таков!
И к нам безжалостлив он и суров:
Мы из баллады в прозу перебрались.
Не горд, не пышен ныне наш наряд:
Нам вместо прежнего всего остались
Фрак серый, пестрый плащ да чудный взгляд.
Но позабудь на час мой вид смиренный.
Чего желаешь? будет! прикажи!
И ж о р с к и й
Клянусь, хотя зовешься духом лжи,
Старик ты в самом деле драгоценный!
Итак, послушай, милый супостат:
Мне тридцать лет, здоров я и богат,
И, говорят, не дурен я собою,
Быть может, и не глуп; но кто ж судьбою
Во всем доволен? тяжек жребий мой!
И я (стыжусь! смеяться надо мной,
Насмешник ты лукавый, старый, волен!),
Но общею и я болезнью болен:
Все надоело мне; и жажду я
Каких-нибудь безвестных впечатлений,-
Всех вялых скорбей, пошлых наслаждений
Пугается, бежит душа моя.
К и к и м о р а
Да, нелегко тебе помочь, приятель!
Да, люди стали очень мудрены!
Бывало, деньги, женщины, чины -
И счастливы, а ныне, ныне кстати ль?
Не смей и предлагать им вздор такой!
Но быть так: выслушай, философ мой;
Придумал я новинку вот какую:
Доселе ты людей, их мысли, свет
Знавал, признайся,- только из примет;
Скажи мне, видеть истину нагую
Везде, во всяком случае, всегда
Желаешь ли?
И ж о р с к и й
Скажу, положим: "Да";
Твои условья?
К и к и м о р а
Не страшись, любезный,
Не стану требовать твоей души:
Обряд пустой, старинный, бесполезный!
Нет! вон бумагу только подпиши,
Что год меня продержишь.
И ж о р с к и й
Шутишь?
К и к и м о р а
Только!
Что ж? по рукам?
И ж о р с к и й
Бумага где?
К и к и м о р а
(подает ее)
Изволь-ко!
Ижорский подписывает.
ДЕЙСТВИЕ II
ЯВЛЕНИЕ 1
Кабинет Ижорского; его нет дома; Кикимора сидит перед
камельком в вольтеровских креслах; смеркается.
К и к и м о р а
Как весело моим товарищам-духам!
А мне как скучно!
Как тесно средь людей, как вяло и как душно!
Друзья, друзья! раздолье вам:
Вы вьетесь к светлым высотам,
Перелетаете моря и сушу,
Подслушиваете природы душу,
Таинственный бой жил земных,
Вниз смотрите очами звезд златых,
Поете в гласе бурь, средь пламени трещите,-
Меня, изгнанника, вы, братья, помяните!
И, если близко кто порхает в ветерке,
Или работает и роет подземелье,
Или вкушает сладкое безделье,
Купаясь в быстром, алом огоньке,
Вот в этом, например, что в камельке,
Пусть мне предстанет! пусть веселье
С ним посетит меня в угрюмой келье!
Мне грустно: я сижу нахмуряся как сыч,
Сижу, Ижорского хандрою зараженный,
Вздыхаю, как влюбленный,
И сонный монолог читаю, усыпленный...
Придите же!
С а л а м а н д р З н и ч выскакивает из огня.
А! здравствуй, Знич!
З н и ч
Не думал, не гадал в тебе найти поэта!
Брат, славная тобой элегия пропета!
Ха! ха! ха! ха! как ты, Кикимора, смешон!
Дай осмотрю тебя со всех сторон:
В руке газета,
А на носу очки,
Глубокомыслия и дельности примета!
Где прежние твои прыжки?
Проворство где былое?
К и к и м о р а
Оставь меня в покое!