| Главная » Книги |
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Ижорский, Страница 13
Кюхельбекер Вильгельм Карлович - Ижорский="justify">
Показывать презренье
К тем пышным фразам и делам,
Которые приводят в восхищенье
Ребят и женщин... Даже ныне вам
Скажу, преемники Веснова...
Да не об этом речь: итак, ни слова!
К высоким чувствам, к энтузьязму я
Надменное являл пренебреженье...
Всегда ли прав я был? - Опроверженье
Вы, незабвенные мои друзья,
Вы, полные неколебимой веры,
Вы, чистые до двери гробовой.
Господь свидетель! - вы не лицемеры,
И не безумцы вы: один безумец я.
Какая ж может быть эпитимья
За буйную хулу земной святыни,
За поругание того,
Что прямо от него,
В чем, вопреки безверию гордыни,
Сияет и средь праха божество?
Встать, вспрянуть из-под власти духа,
Который искони наш враг и клеветник!
Он оскверняет всякий чистый лик,-
Не обращать к нему отныне слуха,
Стоять и не дремать, чтоб не опутал вновь
Коварной сетью сердца и рассудка.
Питомцы похоти, тщеславья и желудка,
Послушайте и смейтесь: кровь
И жизнь отдать, приять крещенье муки
Мне что-то хочется за веру, за любовь,
За правду и свободу, за те звуки,
Которых смысла, дети тьмы,
Когда-то отыскать не в силах были мы:
Я, грешник закоснелый,
Я, ко всему давно охолоделый,
Давно разочарованный во всем,
Я, будто юноша незрелый,
Горящий первых чувств огнем,
Я на корабль в Одессе сяду
И донкишотствовать отправлюся в Элладу!
* * *
______
* Лев (англ.).
ДЕЙСТВИЕ II
ЯВЛЕНИЕ 1
Ocaдa Афин. Греческие ставки несколько в отдалении. Ночь.
Паликары сидят вкруг огня: с ними Травельней и поодаль от
других Ижорский.
1-й п а л и к а р
Не стану тратить слов: я на своем стою.
Достойна удивленья Бобелина:
Вся жизнь великой - месть за мужа и за сына;
Капарису хвалу и славу воздаю:
Не шутка же отвага,
С которой он, один среди ночи глухой,
Огонь геенны внес в необозримый строй
Злодейских кораблей; без спору он герой.
А все же предпочту обоим Туркофага:
Наш грозный сулиот, стратиг и паликар,
Друзьям вернейший друг, младенец среди мира,
В сраженьях лев, и что ж? ему любезна лира,
Наследник он священных оных чар,
Какими, лебедь сладкозвучный,
Владел когда-то Рига злополучный.
Он черный ангел ужасов и кар
Для хищных полчищ Магомета,
Но он же для своих чистейший ангел света,
И не оставили ни смуты, ни война
На нем, единственном, ни одного пятна.
Т р а в е л ь н е й
На этот раз твоя победа;
И в пору расхвалил ты Туркоеда,
Друзья, взгляните: он сюда идет.
Входят Никита и 3осима.
Н и к и т а
Здорово, молодцы! - о чем у вас беседа?
Т р а в е л ь н е й
Оценка шла вождям, шел их делам расчет.
Итог: и сам Колокотрона
Тебя не стоит.
Н и к и т а
С благовоний
С излишних, говорят, кружится голова.
Спасибо, дети, вам за добрые слова;
А знаю я себе и братьям знаю цену.
Мы - мужи битвы и меча,
Врагов крошили мы сплеча;
Но вам великую пророчу перемену:
Товарищи, наш срок минул;
С полсотни лет, и наш умолкнет самый гул...
Да, братья! - мы стоим у неизбежной грани,
И завтра выпадет булат из нашей длани:
Атину мы возьмем - и кончится война.
Тогда порядок, мир и тишина
Преобратят в народ орду питомцев брани.
Кто этому всему виновник? - Барба-Яни!
Так как же не сказать, что истинно велик
Меж нами он один? - Божественный старик
Заклял неистовых титанов;
Он слышит вой волков и каркание вранов,
Он видит лютый блеск кинжалов и мечей,
Но тверд и - превращает нас в людей.
Т р а в е л ь н е й
То есть он делает из клефтов и пиратов
Придворных, школьников, купцов и дипломатов,
Кроит из тигров и гиен и львов -
Ручных собак и кошек мирных,
Баранов жирных
И работяг-волов.
Положим, что его намеренье прекрасно,
Что с назначением согласно,
Какое на земле нам рок суровый дал;
Но он один средь ваших диких скал:
Удастся ли?
Н и к и т а
Товарищ Одиссея,
Героем можно пасть не на одной войне.
В душе своей любовь к опасностям лелея,
Враждуешь, сын грозы, смиренной тишине.
И я,- я их люблю: вливает пуль жужжанье,
И треск ружейного огня,
И сабель свист, и дротиков сверканье -
Неистовое обаянье,
Восторг роскошный, бешеный в меня;
Трепещут члены с нетерпенья
И сводит судорога длань,
Когда послышу зов на радостную брань;
Кидаться в пляску, в вихрь, в водоворот сраженья,
В густые волны войск неверного паши -
Не пир ли брачный для моей души?
Но быть ли навсегда без крова и защиты
Младенцам, девам, старикам,
Час на час смерти ждать и вопить к небесам,
Чтоб только грудь твою или же грудь Никиты
Средь наших стонущих долин и сел и скал
Кровавый хмель резни свирепой упоял?
Итак, хвала седому Барба-Яни!
Однако легкий вздох, когда стоишь у грани,
Простителен,- сегодня живы мы,
А завтра среди чад иного поколенья
Пугать их будем, будто привиденья,
Исшельцы бледные из замогильной тьмы.
Зажгем же раз еще костра веселый пламень;
По-прежнему, опершися о камень,
Я к вам прилягу.- Вот и мех вина,
И вот я вырвал сам матерого овна
Из-под Акрополя, из вражеского стада.
Его зарежьте, взденьте на рожни,
Запойте песню и прославьте дни,
Которых после нас не узрит уж Эллада.
П а л и к а р ы
(поют)
Прицелился я из-за скал -
Ага пошатнулся и пал;
Я снял с его тела кинжал,-
Кинжал мой, кинжал! ты мне дорог.
К паше я прокрался в шатер;
Он крикнул,- я руку простер,
Кинжал мой широк и востер,-
Паша покатился за полог.
Неверные ловят меня;
С их ружей пошла трескотня,
Я вдруг на его же коня -
И нет меня, нет среди ночи!
Мне мил вороной с того дня:
Он выручил, вынес меня! -
Но нож мне милее коня,
Ружье же милее, чем очи!
Т р а в е л ь н е й
Никита! и не жаль тебе?
Уж клефтам не певать таких удалых песен.
Н и к и т а
Пусть будет с нами то, что надобно судьбе:
Наш жребий дивен и чудесен;
Лежала Греция в могиле вековой,-
Вдруг вспрянула, подъятая рукой
Всевышнего... и мне ли
Не верить, что к высокой, тайной цели
Назначена? - Но эту ночь, друзья,
Желал бы посвятить одним поминкам я
О прошлом, не вдаваясь в размышленья
О будущих путях святого провиденья.
За песней сказка следует всегда;
Мы спели песню,- сказке череда.
Зосима, куманек! из-под багровой фески,
Из-под седых густых бровей
Глаза твои бросают на друзей
Те вдохновенные, живительные блески,
Которые предвозвещают нам,
Что хочешь волю дать трепещущим устам...
Вот и свой длинный ус расправил он
перстамн:
Скорее, земляки, в кружок!
Закурим трубки, дров подбросим в огонек
И в сказку впьемся слухом и душами!
З о с и м а
1
В Модоне седой проживал Аполлос;
Хоть поздно, а бог даровал ему сына;
Понес Аполлос к вещей женке вопрос:
"Какая назначена сыну судьбина?"
И вещая женка ему говорит:
"Рукою сыновнею будешь убит;
На матери юноша женится
И двух угомонит попов;
Но третий-то поп не таков,
И бешеный зверь переменится".
2
И трепетом обдало тут старика:
С холодного ужаса, как полоумный,
Завыл он и вырвал из зыбки сынка,
И вынес, и выбросил на берег шумный.
Пошел, не озрелся и так лепетал:
"Пусть съест тебя лучше голодный чакал,
Пусть лучше, заклеванный птицею,
Замучишься, чем посрамлять,
Проклятый, тебе твою мать,
Чем стать тебе нашим убийцею!"
3
В то время монах из обители шел
Для братьи с мирян собирать подаянье;
Когда же дорогой до моря добрел,
Он стал, он услышал ребенка рыданье...
Нашел его, взял сердобольный монах;
И найденыш имя принял: Каллимах,
И рос во священной обители,
И были в господнем дому
Друзьями, отцами ему
Спасителя бога служители.
4
Вот он возмужал, и закинули сеть
По душу невинную силы геенны:
"Тебе бы,- лукавый шепнул,- посмотреть
На жизнь и на мир, на веселье вселенны!"
И вот к настоятелю он приступил:
"Ужель,- говорит,- не отведаю сил
В борьбе со врагом и природою?
Нет, я не монах, а боец;
Навек расставаться, отец,
Не мне с молодецкой свободою".
5
Сказал, и поклон, и выходит на свет,
Становится клефтом и ночию бродит,
И пуля его непременный привет,
Где только врасплох оттомана находит.
Ему удалось и пашу застрелить;
Тут начали клефта повсюду следить,
Да он наряжается плотником;
С секирой за поясом, он
Спускается в мирный Модон
И стал в чьем-то доме работником.
6
Хозяин его и силен и богат,
И в городе том человек именитый.
Он молвил однажды работнику: "Брат,
Мой сад по ночам карауль плодовитый;
Туда еженочно неведомый вор
По яблоки лазит за крепкий забор".
И, взявши ружье заряженное,
Вступил в караул Каллимах;
Но сердце хозяина страх
Мутит и раздумье бессонное...
7
"На душу ли я положусь пришлеца?
Он кто? не бродяга ли, рода лишенный?
Нет! надобно мне поверять молодца".
И в сад свой спустился, судьбой увлеченный,
И крадется там средь ночной тишины
В кустах, при мерцании тусклой луны.
Что ж? дал ему сторожа редкого,
Надежного, верного бог:
Не мучился он, не немог,
Не встать ему с выстрела меткого.
8
Ошибка: хозяина сторож убил!
Но время несется: невольный убийца
Убитого скоро жене заменил;
Поплакав, за юношу вышла вдовица.
Раз в мыльне на персях у мужа пятно
Хозяйка заметила: сердце оно
Ей вещим объяло волнением;
Вот начала спрашивать... ах!
Что вышло? - ей сын Каллимах;
Пятно получил же с рождением.
9
Она умерла, не опомнясь; а он?
Взвалив самопал на могучие плечи,
Он ищет, покинув унылый Модон,
Отрадной погибели в яростной сече;
Нет! нет! не находит и вот говорит:
"Я все еще жив, я все не убит,
Увы! нестерпимо страдание!
Господь милосерд, я пойду,
Я в ноги к попу упаду;
Творцу принесу покаяние".
10
Но в ужасе прочь оттолкнул его поп,
Вскочил и завопил: "Погибни, проклятый!"
Проклятый зубами скрежещет и - хлоп:
Поп пал, нерассветною ночью объятый.
"Прощай! ты вини в своей смерти судьбу!"-
Так клефт и пошел ко другому попу.
Тот вскрикнул: "Ты бездной поглотишься,
Бесов заклейменный холоп!"
Клефт пулю всадил ему в лоб,
Сказав: "Проклинать не воротишься!"
11
И долго потом злополучный бродил
В долину с горы, из долины на гору;
Чуть жизнь перенесть достает ему сил:
Повсюду является мрак его взору.
Стоял он однажды в ночи среди скал
И к дикой пучине свой слух преклонял,
И море чернелося жадное
И так говорило ему:
"Проклятый, прыгни в мою тьму!
Скончай бытие безотрадное".
12
Но голосу бездны не внял паликар;
Спасла его искра последняя - вера:
"От божьих ли в бездне укроюся кар?"
И вдруг - он узрел пред собой калуера
И хочет его, как испуганный тать,
Без слов и привета скорей миновать:
В нем трепет и стыд и смятение...
Десницу же вдруг калуер
С крестом бога-спаса простер
И тихое шепчет моление.
13
А клефт простонал: "Ты отыйди, монах!
На грех и на пагубу ваша обитель
Взрастила меня... я беглец Каллимах;
Забыл и отринул меня искупитель!"
- "Христос,- был ответ, - не отверг никого,
Кто робко и ревностно ищет его:
Мой сын, принеси покаяние!"
И что же? - незапно во прах
Пред старцем упал Каллимах;
Слова ж заглушило рыдание.
14
Так точно рыданье младенца, чернец!
Здесь некогда душу тебе возмутило.
"Дитя мое бедное!- я твой отец;
Спасти тебя снова мне небо судило!"
Сказал, слезы брызнули из его глаз,
И слушает инок ужасный рассказ.
Вот кончен.- "Тебе разрешение
Не я дам: я пепел и прах! -
Так рек вдохновенный монах.-
Но, сын мой, для всех искупление.
15
Дорогу на север держи по звездам,
Пока не достигнешь Аркадской долины...
Далеко за Мистрой разрушенный храм,
Пустынный, во имя святой Магдалины:
Там нет алтаря, не видать образов.
Свод треснул и стал обиталищем сов,-
Простися с войной и ловитвою,
Ружье замени ты крестом,
Разгул молодецкий постом,
А клефтские песни молитвою.
16
По году взывай за отца и за мать,
А третий за души попов погубленных:
Спасен и прощен ты, когда благодать
Средь стен водворится, тобой освященных,
И явится снова служение там".
Того, что вещает, не знает и сам:
Таинственной двинутый силою,
Монах не свое говорит;
Тот внял, поклонился, молчит,
Прощается с родиной милою.
17
И быстро три года потом протекли,
За ними проходят еще три седьмицы.
Раз утром монаха, искав, не нашли;
Он вышел задолго до света денницы,-
За реки, дубравы и горы простер
В Аркадию путь свой седой калуер...
Не бренного сердца хотение
Влечет его в сумрачный дол;
Но духа господня глагол,
Но полное силы видение.
18
Пришел и увидел: лежит Каллимах,
Как сонный младенец, на паперти храма;
И дивному пению внемлет монах,
И в двери струится поток фимиама.
Он понял: послалось нетленье мощам,-
И молвил сошедшим со скал пастухам:
"Здесь, пастыри, дело чудесное!
Здесь церковь воздвигните вновь
И славьте господню любовь,
Христа милосердье небесное!"
Н и к и т а
Друзья, прославим господа и мы:
Творит он свет из самой тьмы;
Под сенью благости господней,
Клянусь, не страшен бой
С неистовой, бездонной преисподней.
Но, братья, время на покой:
Уже пропел петух, рассвета возвеститель.
До утренней зари
Свое крыло над нами распростри,
Слуга благого, ангел наш хранитель!
(Крестится и ложится.)
Все засыпают, кроме Ижорского.
И ж о р с к и й
Перекрестились и - заснули все!
"Встань, возвратись к отцу!"- мне слышится совсюду;
И что ж? ужели зов святой вотще:
Всегда ли глух к нему пребуду?
ЯВЛЕНИЕ 2
Кабинет очень недостаточного стихотворца.
П о э т
(один)
Ну, слава богу,- напоследок
Я от соседей и соседок
Избавился,- от их вранья
И сплетней; напоследок я
С плеч сбросил груз сует и хлопот,
И смолкнул горькой жизни ропот,
И вот же, на крылах мечты
Перенесусь на высоты...
К и к и м о р а
(вдруг входит, одетый по последней моде)
С которых вы, как сын Дедала,
В болото падали не раз!
Охота улетать из глаз
У вас поныне не отпала?
А волос поседел совсем,-
И щеголять-то перед кем
Вам здесь поездкой Монгольфьерской?
П о э т
Вы кто?- сюда пришли зачем?
Не знаю вас, и гость вы дерзкий,
Прошу же, сударь...
К и к и м о р а
Яков Бем
И Сведенборг на вашем месте
Тотчас меня б узнали... Вам
Раздумать, кто я, время дам.
П о э т
Шалун? Кикимора? - По чести,
Я думал, что уже с тобой
Не свижусь.
К и к и м о р а
Вспомнить сердцу больно,
Как поступили вы со мной
Неласково, как богомольно?
Но что мне делать? К вам я слаб;
Своей привязанности раб,
Не то я, что другие духи.
Извольте видеть: ходят слухи,
Что сладить с драмою своей
Вам трудновато без чертей,
И взял я отпуск от Денницы
И через горы, степь и лес
Примчался прямо из столицы.
П о э т
Ты, братец, образцовый бес!
Тебе я крайне благодарен.
Скажу же детям и жене,
Что здесь со мной приезжий барин
И чтобы не мешали мне.
&nb 
| |
| Просмотров: 252 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры