iv align="justify"> Земля трясется.
Б у к а
(смотрит вдаль)
Он! он идет, самим собой гонимый,
И черный ангел с ним; и в чашу ад
Уж налил свой огонь неугасимый:
Его нам предал рок неумолимый;
Испьет преступник неисцельный яд.
Исчезает Бука; на противоположный утес выходят
Ижорский и Шишимора.
И ж о р с к и й
Природа в судоржном припадке:
По черной тверди мчится гром;
Кивнул седой утес челом;
Земля трясется в лихорадке.
Но жажду слышать треск и шум:
Пусть шум и треск и завыванья
Поглотят чувств моих и дум
Неукротимые взыванья!
Нет! не вопий, Веснова кровь!
Нет! не воздвигнется мой волос:
Напрасно к небу вновь и вновь
Возносишь мстительный свой голос.
Меня ль лишишь ума и сил?
Тебя ль услышит бог-каратель?
Я сердце черное пронзил;
Да! - мерзостный погиб предатель.
Была ужасна жизнь моя:
Сначала жертва,- тут губитель...
Но пусть! - Не содрогаюсь: я
Был правой казни совершитель.
Так смолкни ж, лютая тоска!
Молчи, затихни,- заклинаю!
Или не слышишь, что вещаю?
Изменнику моя рука,
Злодею должное воздала,
Врагу воздал я мздой кинжала!
Засните ж, спите! но - увы! -
Вы не умолкнете вовеки,
Вовеки не умрете вы,
Безумной совести упреки!
Не я ль покинул и ее
В бесплодной, горестной пустыне?
Быть может, уж погибла ныне,
Скончала в муках бытие;
И члены сладостного тела -
Вотще щедрота неба их
В красу роскошную одела -
Истлеют средь песков сухих.
Или же будет им гробница
Зовущая своих детей
Голодным воем из степей
На брашно страшное волчица!
Прочь, прочь, призраки! прочь, позор,
Раздравший сердце, тьмящий душу!
Прочь! - Суетные сны разрушу,-
Их свеет мой отважный взор.
Ты свет зажги мне в тьме сомнений,
Ты днесь мне истину скажи,
Ты, мрачный раб мой, демон лжи,
Ты, древний хульник, черный гений!
Тебе я силою кольца
И властью, взятой над тобою,
И страшным именем творца
Повелеваю: предо мною
Мои все тайны обнажи;
Мне ныне истину скажи:
Я грозный ли, но правый мститель?
Или неистовый губитель?
Вещай, поведай, демон лжи!
Ш и ш и м о р а
Глаголом той трубы стенящей,
Которая в конце веков
Воздвигнет трупы из гробов,
Глаголом казни вечно мстящей
Вещать тебе подъемлюсь я:
Ничтожный смертный, торжествую!
Так, молвлю правду роковую -
И вмиг умрет душа твоя;
Заклятием твоим плененный,
Я, благости лютейший враг,
Я молвлю: "Он, тобой сраженный,
Он верен был, и чист, и благ!"
Кругом его души ходил я,
Высматривал, как жадный зверь,
Но - ярости моей поверь -
В душе его не находил я,
Не находил, за что бы мог
Схватить его, потрясть и сдвинуть
И в бездну за тобою сринуть.
Разрушил дивный ты чертог,
Ты храм сломил, злодей кровавый,
Где дух жил, созданный для славы,
Для утешения земли.
Терзайся, рвися и внемли:
Как некогда Алкид могущий,
Младенец, змея задушил,
Так точно он, Алкид грядущий,
Исполнен благородных сил,
Свое же сердце победил;
Души желанье, страсть живую,
Расцветших, первых чувств восторг
Он, раздирая грудь младую,
Для друга, для тебя исторг;
Тебя, слепец великодушный,
Приносом счастья своего
Спасти хотел; но ты, послушный
Злоречью сердца твоего,
Ты, алчный тигр, пожрал его.
Клянусь твоею слепотою,
Клянусь бездонной, вечной тьмою,
Грядущим жребием твоим,
Клянусь презрением моим
И яростной к тебе враждою,
Клянусь, клянусь, клянуся им,
Кого назвать я не дерзаю,
Клянуся: истину вещаю.
Терзайся, рвися и внемли!
Людей безумны, слепы чувства,
Смешны восторги чад земли;
Но без притворства, без искусства,
Забыв и мир весь и себя,
Любила Лидия тебя.
А ты - свирепый огнь Эрева
Твоя бунтующая кровь;
Нет! ты не веруешь в любовь;
Ты сын проклятия и гнева:
Смрад из души твоей возник,
Из гроба чувств твоих гниющих,-
И мглой зловоний, смерть несущих,
Прекрасный осквернился лик.
Ее, безжалостный и хладный,
Ты растерзал, как волк не гладный,
Но жаждущий убийств одних,
И бросил средь степей глухих.
Клянусь твоею слепотою,
Клянусь бездонной, вечной тьмою,
Грядущим жребием твоим,
Клянусь презрением моим
И яростной к тебе враждою,
Клянусь, клянусь, клянуся им,
Кого назвать я не дерзаю,
Клянуся: истину вещаю!
Терзайся, рвися и внемли!
Ты призван был в светило миру,
Был создан солью быть земли,
Но сам раздрал свою порфиру,
С главы венец свой сорвал сам,
Державу сокрушил златую
И бросил часть свою святую
На оскверненье, в яству псам.
Ты волю буйным дал мечтам,
Межу ты сдвигнул роковую
И так в строптивом сердце рек:
"Да будет богом человек!"
Но человека человеком
Везде, всегда ты обретал;
Тогда неистовым упреком
На сына праха ты восстал
И бесом смертного назвал.
Но я твоею слепотою,
Но я бездонной, вечной тьмою,
Грядущим жребием твоим,
Но я презрением моим
И вечною к тебе враждою
Клянусь, но я клянуся им,
Кого назвать я не дерзаю,
Тебе клянуся и вещаю:
Не беспорочный сын небес,
Могущий, чистый, совершенный,
Не сын же бездны - нет! не бес,
Земного мира гость мгновенный,
И се - неисцелимый яд
В твою раздавленную душу
Волью - и с хохотом обрушу,
Безумец, на тебя весь ад!
Ты червь презренный, подлый гад,
Своею дерзостью надменной
Ты стал в посмешище бесов
И в мерзость области священной
Блаженных, радостных духов!
После третьего "терзайся, рвися и внемли" Шишимора начинает
превращаться в огромное, ужасное чудовище; при последнем стихе
он возрос до того, что головой заслонил выглянувшую между тем
из-за туч луну, а голос заглушил громы. Ижорский без чувств па-
дает под скалу, являются Бука и Кикимора, также росту
исполинского.
К и к и м о р а
(смотрит вниз)
Лежит без жизни под скалою,-
Он жизнь в отчаяньи скончал,
Клеврет, смиряюсь пред тобою,
Я пред тобою слаб и мал.
Б у к а
Так, он без жизни под скалою,-
Доволен, демон, я тобою;
Ты, спутав сетию греха,
Сгубил безумца.
Ш и ш и м о р а
Ха! ха!ха!
Гул повторяет хохот бесов; громы гремят; вдруг необычайный блеск,
перун падает перед бесами и им предстоит добрый дух.
Д о б р ы й д у х
Ты торжествуешь, племя ада;
Но бог преложит смех твой в стон:
Не любит так родитель чада,
Как человека любит он.
Святой руки своей созданье
Вам даст ли он на поруганье?
Он? он и червя слышит глас,
Судьбину и былинки мерит;
Кто ж смеет молвить, кто ж поверит,
Чтоб сотворил благий для вас
Того, кому моря и сушу,
Огонь и воздух покорил,
Того, в кого живую душу -
Свое подобие вложил?
К и к и м о р а
Не веришь? пусть! нужды нам мало;
Да лишь бы дело было так.
Взгляни: дыханья в нем не стало,
Его сковал могильный мрак.
Он был при жизни нашей жертвой,-
У нас отнимется ли мертвый?
Д о б р ы й д у х
Да будет же, безумцы, вам
Пред небом и пред бездной срам!
Страдалец, вами возведенный
На темя дерзновенных скал,
Всех чувств от ужаса лишенный,
Не сам с них бросился, а пал;
И ныне вам я возвещаю:
Он сокрушен, но зрите, жив,-
Раскаянье не путь ли к раю?
Господь и свят и справедлив.
Б у к а
Раскаянье? Оно ли в силах
Судьбой разорванную нить
Связать и спящие в могилах
Погибших трупы воскресить?
Д о б р ы й д у х
Блажен невинно убиенный:
Земли он не желает вновь;
Он там, где свет неизреченный,
Где неисчерпная любовь.
За душу ж скорбного убийцы,
Дрожащего полночной тьмы,
Бегущего лучей денницы,
Господню благость молим мы,
И се господь ему страданья
И долгий посылает век,
И се в горниле испытанья
Спасется грешный человек.
Ш и ш и м о р а
Нет! нет! я своего стяжанья,
Поверь, не выпущу из рук:
Ударю, плоть его разрушу
И с смехом стонущую душу
В ад увлеку, в жилище мук.
(Хочет броситься на Ижорского.)
Д о б р ы й д у х
Стой, враг! во имя пресвятого
Тебе повелеваю: стой!
Отныне средь песка морского
Вздымайся черною скалой!
Шишимора превращается в утес.
Вы зрите ль, вы, его клевреты,
Что ваша буйная борьба,
Что ваши гордые наветы?
Вас да страшит его судьба!
Бука и Кикимора обращаются в бегство.
Бежите, полные боязни:
Но вас достигнут громы казни.
Между тем буря прошла; солнце восходит. Добрый дух исчезает,
сливаясь с его лучами. Занавесь опускается.
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
И ж о р с к и й.
Б а р б а - Я н и (Граф Капо д'Истрия).
Н и к и т а Б о ц а р и с Т у р к о ф а г.
Т р и л а н э (Trelawney).
3 о с и м а, старый паликар дружины Никиты.
Еще несколько п а л и к а р о в.
О м а р, С е и д - турки
С т а р и к р ы б а к, е г о н е в е с т к а,
е г о в н у к - русские.
М е щ а н и н, К р е с т ь я н и н, Д в е
д е р е в е н с к и е д е в у ш к и,
С л е п ы е г у с л и с т ы, Д в а м а л ь -
ч и к а - русские
К и к и м о р а.
Ж у р н а л и с т.
П о э т.
Т е н и Л и д и и и В е с н о в а.
Г о л о с а с востока и запада.
Русские крестьяне, воины греческие и турецкие.
Первое действие в Новороссийском крае; остальные два, кроме
интермедий, в Греции и Туриин.
ДЕЙСТВИЕ I
ЯВЛЕНИЕ 1
Утро. Взморье; на берегу черные крутые утесы; поверхность воды
гладка и спокойна; солнце сияет ослепительным сиянием. Лодка
с двумя рыбаками, дедом и внуком. Ижорский лежит в обмороке
у подножия выдавшейся вперед скалы.
ПЕСНЯ РЫБАКОВ
С т а р и к М а л ь ч и к
Смолкли бури, Весла машут,
Грома нет: Бьют и пашут
Свод лазури Ниву волн;
В блеск одет; Хлябь белеет,
Без завесы Тенью реет
Солнца щит; Легкий челн.
Луч утесы
Золотит.
М а л ь ч и к
Ну, дедушка, наслал же непогоду
Господь сегодня ночью!
С т а р и к
Говори!
Я стар, а не слыхал такой, поверь мне, сроду.
Да только ты что? - До зари,
Как ни стонали воздух, море, суша,
Как ни гремел по бурной тверди гром,
Ты спал и - богатырским сном.
Мы дивовалися тебе, Петруша,
Тебе завидовали все:
Не просыпался ты ни разу...
А вот и ты по нашему рассказу
Рассказываешь о грозе!
М а л ь ч и к
С тобою, дедушка, поспорю:
Я слышал все, хотя и спал,
Я слышал, как за валом вал
Катился и ревел по воющему морю,
Как гром бесперерывно рокотал;
Я слышал бой стихий, их вопль и треск и грохот,
И вместе чей-то хохот,
Зловещий чей-то свист...
С т а р и к
Да что с тобой? дрожишь ты и теперь, как лист.
М а л ь ч и к
Взгляни, взгляни же: голову вздымая
До облаков, скала крутая,
Как уголь, черная...
С т а р и к
Пускай себе крута,
В ней что же страшного?
М а л ь ч и к
Ее уста,
Ее бездонный зев! - Из этих уст сегодня
Хуленья изрыгала преисподня.
С т а р и к
Ты спал, а бредишь, брат, и после сна.
М а л ь ч и к
А эти два горящие пятна...
Ведь были ж двух ужасных глаз зрачками
И, как колеса, быстрыми кругами
Вращались, словно у совы.
С т а р и к
Послушай: выкинь вздор из головы,
Перекрестись, да за работу!
Вот утро! хоть в кого вселит охоту
К работе и трудам! - Обоих нас одеть,
Обуть и накормить, Петруша,- сколько можем,
Мы твоему отцу поможем.
Зевать не станем,- а что рыбы в сеть
Понабежит довольно: после грома
Всегда бывает так; знать, и она
Ожившей силой воздуха влекома
С родного тинистого дна.
Греби дружнее!
М а л ь ч и к
Дедушка!
С т а р и к
Ну что же?
Опять какой-нибудь утес
Вдруг для тебя преобразился в нос
Морского чуда?
М а л ь ч и к
Господи мой боже!
Там мертвый на песку лежит.
С т а р и к
Не мудрено: или грозой убит,
Или утопленник, изброшенный волнами.
Да где же?
М а л ь ч и к
Прямо перед нами.
С т а р и к
Причаливай.
Пристают.
Он, может быть, и жив...
Так точно: тело
Еще совсем не посинело,
Еще тепло...
М а л ь ч и к
Вот был бы я счастлив,
Когда бы точно...
С т а р и к
Нет сомненья:
Господь послал нас для спасенья
Несчастного.- Он не в подъем
Мне одному; его вдвоем
Мы в лодку как-нибудь внесем.
Уносят Ижорского в лодку.
ЯВЛЕНИЕ 2
Хижина рыбака. Ижорский только что очнулся. Старик ры-
бак, его невестка, внуки и внучки.
И ж о р с к и й
И жив я?
С т а р и к
Слава богу!
И ж о р с к и й
Скажи мне: кто ты?
С т а р и к
Я рыбак.
Лежал ты замертво у взморья; кое-как
Тебя я поднял: понемногу
Ты начал оживать,- вот ожил, слава богу!
И ж о р с к и й
В свой дом ты перенес меня. .. не так ли?
С т а р и к
&n