bsp;
Так.
И ж о р с к и й
Старик, послушай: ты дурак.
С т а р и к
Христос с тобою! ты в уме своем ли, барии?
За что бранишь меня?
И ж о р с к и й
Не благодарен
Тебе за жизнь я. Жить, мне жить опять,
Мне быть!
Х о з я й к а
(про себя)
Речей его мне не понять,
Да страшен этот голос,
И поднимается невольно волос,
Как на него взгляну.
С т а р и к
Куда же ты детей
Уводишь?
Х о з я й к а
Посмотрю: нейдет ли Тимофей?
С детьми я сяду у дверей
И стану починять разорванные сети.
Пойдемте, дети!
(Уходит с детьми.)
И ж о р с к и й
Смекнула!
С т а р и к
Что такое?
И ж о р с к и й
Ничего.
Умеешь грамоте?
С т а р и к
Немного.
И ж о р с к и й
Про Канна читал ты? - Знак его
Ее пугает.
С т а р и к
Слишком строго
Моей невестки не суди:
Ведь баба глупая.
И ж о р с к и й
В ее груди
Недаром вещий вопль: ей ангел ваш хранитель
Твердит, что я недобрый посетитель,
Что в вашу мирную избу
С собою внес я черную судьбу.
Она глупа?- Сам глуп ты, умник старый:
Зачем сраженного небесной карой,
Отверженного вырвал ты
Из челюстей бездонной темноты?
На самого себя пеняй же!
С т а р и к
Власть господня!
Что бог велел, то сделал я сегодня,
И завтра сделать то ж готов.
Не стану разбирать твоих мудреных слов:
Ты бредишь, может быть, недугом одержимый...
Но ведай: кто бы ни был ты таков,
Я раб Христа; его крестом хранимый,
Не убоюсь ни ада, ни бесов.
Да полно: отдохни! Тебе покой же нужен.
Пойду-ко, выну из садка на ужин
Десяток-полтора ершей и окуньков.
(Уходит.)
И ж о р с к и й
(один)
Покой мне нужен,
Мне нужен сон...
О! если бы быть мог без перерыву он,
Сон без мечтаний, без пробуду!
Или, как здесь, и там я грезить буду?
Заснуть бы! перестать бы! - Зев небытия,
Тебе бы поглотить мое больное я!
Бесплодные заклятья! - Мысль моя,
То самое, что так уничтоженья жаждет,
Что чувствует во мне и умствует и страждет
(Как хочешь эту искру назови:
Душою, жизнью, силой),
А только это нечто не в крови,
Не в мозге... Нет! оно могилой
Не может быть поглощено.
Желал бы иначе, но я уверен:
Живое как сам бог, поглощено
Ничем и никогда не может быть оно;
Нет смерти.- Мир безмерен;
И что же? - весь безмерный мир,
Земля и море, небо и эфир,
В эфире звезд бесчисленное племя,
То даже, что не место и не время,
Таинственная вечность,- все его;
Он всюду предо мною,- царь всего,
Он, судия мой! - Крылья ль у денницы
Возьму и понесуся,- от десницы
Неизбежимого не унесут;
"Ночь! ты сокрой меня",- скажу ли ночи,
Ему и ночь светла: меня найдут и тут
Его недремлющие очи.
Пускай бы я и спасся от всего,
Что только носит имя во вселенной,
Раз навсегда бессмертью обреченный,
Вовеки не спасуся от него,
И от себя спастись мне невозможно.
"Все это вздор!"- твердили мне сто раз,
Острились и умно, да вздрагиванье глаз
Доказчиков являло, как безбожно
Самих себя морочат мудрецы.
На струса молодцы
Похожи произвольной слепотою:
Стрелка послышит - головою
Безмозглою уткнется он в песок
И думает: "Теперь меня стрелок
Уж не увидит!"- Я? - я старику Давиду
Уныло вторю, я, дрожа, шепчу:
"На небо ли я взыду, в ад ли сниду,-
Он здесь, он там, на небе и в аду!"
ЯВЛЕНИЕ 3
Открытое место перед деревнею, речка, усаженная ивами.
Деревенская ярмонка. Входят старик и Ижорский.
С т а р и к
Взглянуть на ярмонку ты вышел: дело!
Дай бог, чтоб у тебя на сердце просветлело,
Чтоб шум чужих хлопот, драгой мой гостенек,
Твою больную душу
Из-под ярма тяжелых дум извлек!
И ж о р с к и й
(садясь)
По крайней мере не нарушу
Веселья вашего: сидеть я стану здесь
Вот, под навесом ветхой ивы,
Молчать и не глядеть; ведь знаю эту смесь
Страстей и суеты.- Их грязные порывы
Не лучше и не хуже тех,
Где тот же смрад и суета и грех,
А только боле треску.
На говор их склоню без мыслей слух,
Как будто внемлю я бессмысленному плеску
Ручья сонливого или жужжанью мух.
Мещанин и крестьянин.
М е щ а н и н
Решайся, брат: не то пойду к Ермилу.
К р е с т ь я н и н
Что делать?- так и быть: сто двадцать за коня.
М е щ а н и н
А девяносто за кобылу?
К р е с т ь я н и н
С тобой не сладишь. Ну! (ты выручил меня
Прошедшей осенью)- возьми: твоя!
М е щ а и и н
Насилу,
Приятель, вспомнил! Что ж?- Ты все же
в барышах!
К р е с т ь я н и н
Я в барышах! Андрей Фомич, помилуй,
Взгляни-ко: конь во всех статьях...
М е щ а н и н
Брат, конь как конь: не дурен; только хилый.
Поджарый.
К р е с т ь я н и н
Со степи.
М е щ а н и н
Кормить овсом: авось
Поправится.
К р е с т ь я н и н
Поправится небось.
М е щ а н и н
На деньги!
К р е с т ь я н и н
Вот узда! - С покупкой поздравляем.
М е щ а н и н
Пойдем, запьем свой торг.
К р е с т ь я н и н
Пойдем и - загуляем.
Уходят. Потом две девки.
П е р в а я
Ну, Маша, у московского купца
Платки и ленты - загляденье!
В т о р а я
И Ванька набрал же для дочки кузнеца!
Ты видела?
П е р в а я
Он крадет у отца,
Для Ваньки Дунька разоренье
И (погоди) обманет молодца.
Проходят. Вбегают два мальчика.
П е р в ы й
Дай пряничка мне, Вася, сделай дружбу!
Не даром: отслужу тебе за пряник службу:
Аль змея вырежу, аль дудку подарю.
В т о р о й
Благодарю:
Сулить умеешь, да твои посулы шутка.
Есть у меня получше вашей дудка:
Не нужно.
П е р в ы й
Брат, хоть покажи!
В т о р о й
Пустое: вырвешь.
П е р в ы й
Я? - С ума ли
Сошел ты, Васенька? - Не бойся, покажи!
В т о р о й
Так вот: смотри.
П е р в ы й
(вырывая пряник)
Прощай и поминай как звали!
(Убегает.)
В т о р о й
Вор! вор! держи его, держи!
(За ним.)
И ж о р с к и й
Вот и природа вам нагая!
Эклога в лицах: честность, простота,
Невинность детская, девичья чистота,-
Образчик из пастушеского рая.
Входят два слепых гуслиста; после несколько нестройных
аккордов начинают распевать, что следует. Народ обступает их.
ПРИТЧА О БЛУДНОМ СЫНЕ
Про блудного сына мы притчу расскажем
И милость господню народу покажем:
Народ православный! послушай с вниманьем
И нас, слепых старцев, почти подаяньем!
Еще несколько аккордов.
Человек был некий преклонного века,
Два сына у того были человека;
И рек ему младший: "Хочу я на волю,
Здесь жить не желаю,- дай мне мою долю!"
И что ж? им именье отец разделяет,
И младший в чужбину стопы направляет;
И зажил в чужбине, и зажил он блудно,
Что было, то прожил,- и вот ему трудно:
Наслал на ту землю бог нужду и голод,
И странник без хлеба зной терпит и холод,
Без крова от солнца, без одежды в стужу;
Что делать?- пристал он к богатому мужу,
И тот послал его пасти свиней в поле;
Бедняк согласился, пошел поневоле.
Есть нечего, никто не даст ему пищи;
Рад от свиных рожец насытиться нищий.
И вот в себя пришел и плача взывает:
"Наемников сколько отец мой питает!
Мне ж хуже и хуже, и нет облегченья;
Терпел я и долго,- не стало терпенья.
Ах, встать же, пойти мне в отцову обитель,
К ногам его упасть и вскликать: "Родитель!
Пред небом я грешен, мой грех пред тобою,
И быть твоим сыном, нет! - я уж не стою.
Причти меня, отче! к слугам твоим многим
И будь мне отныне властителем строгим!"
Несколько аккордов, потом перерыв, в продолжение которого один
из стариков собирает с народа деньги.
И ж о р с к и й
Так,- "согреших пред небом и тобою!"
Читал покойный дед и эту притчу мне...
Я помню, как во сне,
Что действовал и над моей душою
Ее знакомый зов; хотел и я назад:
Да как в такую даль? - там небо, а здесь ад.
Г у с л и с т ы
(продолжают)
Ты притче священной внемли, человече!
Поднялся, пошел он, еще был далече,
А уж отец видит и сына жалеет!
Тот к вратам подходит, войти в них не смеет.
А тут уже старец хватает за руку,
И обнял и молвил: "Забудем разлуку!
Вы лучшую ризу, рабы, мне подайте,
Драгого мне гостя одеть поспешайте,
Тельца заколите жирнейшего в стаде:
Пир ныне и праздник о милом мне чаде,
О сыне, который был мертв и се - ожил!"
И радостью дом весь поднял и встревожил.
Музыкальные аккорды.
Про блудного сына мы притчу сказали,
На милость господню вам в ней указали.
Народ православный! слепцам подаянье!
И знай: когда грешник придет в покаянье,
Пусть будет последний, хоть изо ста братий,
Но теплых и он жди на небе объятий;
О нем в доме бога веселие боле,
Чем об остальных всех, не павших дотоле.
(Перестают петь и играть и собирают деньги.)
ЯВЛЕНИЕ 4
Дорога в Одессу. Ижорский сходит в утесистом месте с коня.
<И ж о р с к и й>
Не мог я оставаться в том селе,
И я же слышал то, что Каин в первом веке:
"Тебе не будет места на земле".
Братоубийца в каждом человеке
Боялся встретиться с убийцей и - дрожал.
Я не дрожу здесь только, среди скал,
Которые бесчувственны и мертвы:
Их не погубишь; я губить устал.
Меня теснят и гонят жертвы
Моей неистовой, кровавой слепоты:
Из бездн минувшего их лица предо мною,
То светлы, то одеты темнотою,
Всплывают на волнах мечты.
Пока еще я не прибавил
К ним и тебя, младенческий старик,
Я твой смиренный дом оставил.
Ты умилительно велик
В твоей простой, неколебимой вере;
Но, друг, кому ты дал было приют?
Ты на душе моей по крайней мере
Не будешь же! - Пусть дни мои текут
Без отдыха, пристанища, покоя:
Боюсь себя, боюсь убийственного зноя
Дыханья своего... Подале от людей!
Здесь легче мне: здесь нет страстей,
Нет преткновений,
Здесь злой не следует за мною гений,
Уже невидимый, но все же спутник мой,
Когда я не один с самим собой.
Не следует? а жало угрызений,
Бессмертный червь, негаснущий огонь,
Как называет то писанье?
Жестоко этот нерв трепещет: в нем страданье
Невыразимое,- его, его не тронь! -
О! размозжить бы голову о камень!
Но мысли не поймать же, мысли не убью:
Здесь, там - один и тот же пламень...
Ту жадную змею,
Которая сосет мне душу,
Здесь хоть усталость погружает в сон;
Там, если плоть разрушу,
Не будет никаких препон
Невыносимой думе,
И совесть ни на миг уж не вздремнет при шуме
Забот, болезней и сует:
Ее я буду весь... да! развлечений нет
Там, где кругом души умолкнет мир мятежный
И беспредельная настанет тишина,
Где будет зреть себя, одну себя она
В унылом зеркале безмолвной, безрубежной,
Бездонной пустоты!
Ты, гордость прежних дней, куда девалась ты?
Увы! тогда, объят отрадной слепотою,
Я смел еще сказать, чего уж не скажу,
Сказать, что дорожу собою,
Что мнением своим я дорожу.
Тогда без мрака мне казалась и могила,
И вечность перенесть, казалось мне, я мог:
Меня бы почему она тогда страшила?
Был сам я судия свой и свой бог...
Вдруг все исчезло: покрывало,
Сотканное из заблуждений, спало
С моих испуганных очей;
Над пропастью, с насмешкою кровавой,
С геенским хохотом, стал предо мной лукавый:
"Проснися!- прошипел мне древний змей,-
Что озираешься? где, праведник, проклятья
Грехам, коварству? - грянь, и да дрожит злодей!
Молчишь, надменный? как?- ты ль то же, что
все братья?"
Я хуже их; я с светлой высоты
Пал, как Денница, в зев темнейшей темноты,
И нет и нет мне из нее исхода!
Живет поверие в устах народа,
Что крови требует закланной жертвы кровь:
Вот ночью, говорят, являясь вновь и вновь,
Перерывает сон убийцы убиенный
И вопит: "Что же ты? что медлишь? объяви!"
И грешник вдруг встает, взываньем утомленный,
Идет, приемлет казнь и в собственной крови
Находит наконец успокоенье.
Что ж? может быть, и правда; но
Не будет мне и то спокойствие дано:
Дворянство! ха! ха! ха! мой жребий - заточенье!
Все на меня: и даже чистота
И непорочность погубленных;
Жилище их - обитель та,
Где вечный мир, где среди душ блаженных
Они забыли обо мне...
В передрассветной вещей тишине
В наш смрад ли спуститесь вы, праведные тени,
Чтоб произнесть и жалобы и пени?
Чтоб разорвать страдальца скорбный сон?
Убийцу вашего толкнете локтем вы ли,
Того, кого когда-то вы любили?
Уж вы теперь не знаете, что стон
И что такое месть, исчадье нашей ночи.
Вы отвратили очи,
И навсегда, от наших скверн и бед:
Сюда и вашего призрака
Не вызовет из гробового мрака
Моих сердечных мук свирепый, тяжкий бред.
Все на меня: и ад, и небо, и природа!
К скале, как Промефей,
Прикован я, не оторвусь от ней!
Темно, темно везде - и нет нигде исхода...
О! кто ужасную расторгнет эту тьму?
К нему? - но как? каким путем к нему?
На плаху я прилег бы и без страха,
Да только бы на свет - к нему!
Мне, сыну блудному, в отеческом дому
Хоть бы последнее местечко! - ах! и плаха
Чуждается моей проклятой головы!
Ххмм! что за мысль? Ее узнайте только вы,
Ловласы-мудрецы, софисты-вертопрахи,
И уж поднимете и целым хором ахи!
Вы вкруг меня, как вкруг совы,
Кружились некогда, испуганные птахи,
Тщеславьем подавляли страх
И писком споров и приветов
При громе скрыпок, при лучах кенкетов
Надоедали мне на всех балах.
Вы, Чайльды в золотых очках,
Гяуры в черных фраках, Лары,
Забывшие сыскать для котильона пары...
Глупцы! глупцы! то был для вас я бес,
То ваше щебетанье до небес
Меня превозносило...
Так вот же: ваших зал светило,
Ваш Lyon,* ваше чудо из чудес
(Свищите же, разгневанные птахи!),
Ижорский - чуть ли не пойдет в монахи?
Да! приготовиться к тому,
Что будет там моим уделом?
Заране здесь, не расставаясь с телом,
Мне самому
Начать ту вечность роковую,
Которая так страшна моему
Высокомерному и робкому уму?
Или же броситься в тревогу боевую,
В Морею, например, и - пасть?
Когда-то я питал особенную страсть