| Главная » Книги |
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Ченчи, Страница 14
Бальмонт Константин Дмитриевич - Перси Биши Шелли. Ченчиnbsp;
Джакомо
Так я сознался?
Все кончено, и больше нет надежды!
О слабый, о позорный мой язык,
Зачем тебя не вырвал я, зачем
Не выбросил собакам! О несчастный,
Убить отца, потом предать сестру,
Тебя, безгрешный ангел, в этом мире,
Где всюду черный грех, тебя предать
Заслуженной лишь мною лютой казни!
Жена моя! И маленькие дети!
Одни! В нужде! И я - отец! О Боже!
Простишь ли непростившим, если сердце
У них на части рвется - так - вот так!
(Закрывает свое лицо и плачет.)
Лукреция
Дитя мое родное, как могли мы
Прийти к такому страшному концу?
Как я сдалась? Зачем не поборола
Мучений? О, зачем я не могу
Излить себя в своих слезах бесплодных,
Которые, не чувствуя, бегут!
Беатриче
О том, что было слабостию сделать,
Раз сделано, жалеть - двойная слабость.
Смелей! Господь мою обиду знал,
Чрез нас Им был ниспослан ангел мести,
Теперь Он нас как будто бы покинул,
Но это только кажется, и мы,
Я верю, не умрем. Поди поближе,
Мой милый брат, дай руку, ты мужчина,
Смелее же! И ты, моя родная,
Прильни ко мне усталой головою,
Попробуй задремать: твои глаза
Измучены бессонницей и скорбью,
Отяжелели веки. Ну, приляг,
А я, склонясь к тебе, спою тихонько
Какой-нибудь медлительный напев,
Ни грустный, ни веселый, а дремотный;
Так, что-нибудь из давних-давних лет,
Созвучья песни смутно-монотонной,
Одну из тех, что пряхи напевают,
Пока они почти совсем забудут,
Живут иль не живут они на свете.
Приляг. Вот так, родная! Как же быть?
Слова я позабыла? Нет, но, право,
Не знала я, что так они печальны!
Песня
Неверный друг моей мечты,
Вздохнешь ли ты, поймешь ли ты,
Что твой умерший друг не дышит?
Но что улыбка, что слеза
Для тех, кого смела гроза!
Живого мертвый не услышит.
Конец - мечтам.
Кто шепчет там?
Змея в твоей улыбке! Милый!
В твоих слезах - смертельный яд,
Так это правду говорят,
Что видишь правду - над могилой!
О, если б мог быть смертным сон,
О, если б смерть была как он,
Такой же ласковой и нежной,
Глаза смежила б я тогда,
Чтобы забыться безмятежно,
И не проснуться - никогда!
О мир! Прости.
Пора идти.
Ты слышишь звон?
То стон разлуки.
Два сердца врозь; в твоем - покой,
В моем, истерзанном тоской,
Неумирающие муки!
(Сцена закрывается.)
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Тюремный зал. Входят Камилло и Бернардо.
Камилло
Нет, Папа беспощаден. Невозможно
Его смягчить или хотя бы тронуть.
Он смотрит так пронзительно-спокойно,
Как будто он орудье лютой казни,
Которая терзает, но других,
Убьет, но не себя; он - точно камень,
Глухое изваянье, свод закона,
Устав церковный, но не человек.
Он хмурился: как будто хмурить брови, -
В его душе, как в скудном инструменте,
Пружиною единственною было:
Он хмурился. Защитники ему
Записки докладные подавали,
А он их рвал в клочки и безучастно
Охрипшим жестким голосом ворчал им:
"Кто между вас защитник их отца,
Убитого во сне?" Потом к другому:
"Ты это говоришь по долгу чина;
Прекрасно, одобряю". - И затем
Ко мне он повернулся, и, увидя,
Что у меня в глазах стоит мольба,
Он два лишь слова холодно промолвил:
"Убийцам - смерть!"
Бернардо
Но вы не отступились?
Камилло
Я продолжал настаивать как мог;
Сказал об этом адском оскорбленье,
Которое ускорило погибель
Безжалостного изверга-отца.
А он в ответ: "Паоло Санта Кроче
Вчера убил свою родную мать
И спасся бегством. Да, отцеубийство
Теперь совсем не редкость, - и, наверно,
Коль не сегодня, завтра молодежь, -
Конечно, по какой-нибудь причине,
Разумной, уважительной, - задушит
Нас всех, когда дремать мы будем в креслах.
Влиянье, власть и волосы седые
Теперь тяжелым сделались грехом.
Вы мой племянник, вы ко мне явились
Просить, чтоб я простил их. Подождите.
Вот приговор. Возьмите, и пока
Он выполнен не будет, и буквально, -
Ко мне не приходите".
Бернардо
Боже мой!
Не может быть! Не может быть! Я думал,
Что все, что говорили вы, есть только
Печальное начало, за которым
Последует желаннейший конец.
О, есть же взгляды, есть слова такие,
Что самого жестокого смягчат!
Когда-то я их знал, теперь, когда мне
Они нужней всего, я их забыл.
Что, если б я его сейчас увидел,
Горячими и горькими слезами
Омыл его стопы, его одежду?
Теснил его моленьями, терзал
Его усталый ум докучным криком,
И до тех пор свой стон не прерывал,
Пока, объятый бешенством, меня бы
Он не ударил посохом своим
И голову простертую не стал бы
Топтать, топтать, пока не брызнет кровь!
Быть может, он раскаяньем проникся б,
И в нем бы вдруг проснулось милосердье?
О, да, я так и сделаю! Прошу вас
Дождитесь моего прихода здесь!
(Стремительно убегает.)
Камилло
Увы! Несчастный мальчик! С тем же самым
Успехом погибающий моряк
Воззвал бы с корабля к глухому морю.
(Входят Лукреция, Беатриче и Джакомо, в сопровождении стражи)
Беатриче
Мне кажется, едва ли я должна
Надеяться на что-нибудь другое,
Как не на то, что ты теперь приносишь
Известие, что Папа нас простил.
Камилло
Пусть Бог на небесах к молитвам Папы
Не будет так неумолимо глух,
Как Папа был к моим! Вот полномочье,
Вот смертный приговор.
Беатриче (дико)
О Боже мой!
О Господи, как может это быть -
Так умереть внезапно? Молодою.
Лежать в земле, холодной, влажной, мертвой,
Средь разложенья, мрака и червей;
Забитой быть в каком-то узком месте,
Не видеть больше солнечного света,
Не слышать голосов живых существ,
Не думать о вещах давно знакомых,
Печальных, но утраченных, вот так...
Ужасно! Быть ничем! А то - но чем же?
Ничем! О Боже, где я? Умоляю,
Не позволяйте мне сходить с ума!
О Господи, прости мне эти мысли!
Чт_о_ если бы в пустом бездонном мире
Не стало Бога, Неба и Земли!
Чт_о_, если б всюду был бесцветный, серый,
Раскинутый, слепой, безлюдный мир!
Чт_о_, если вдруг тогда все станет духом
Его, отца, начнет меня теснить,
Обступит, как его прикосновенье,
Как взгляд его, как голос, - всюду будет
Тяжелое дыханье мертвеца!
Чт_о_, если он придет в той самой форме,
В какой меня он мучил на земле,
Так страшно на себя во всем похожий,
С морщинами, с седыми волосами,
Придет ко мне в той мертвой полумгле
И адскими объятьями охватит,
В мои глаза вонзит свои глаза
И повлечет все ниже, ниже, ниже!
Не он ли на земле был всемогущим,
Одним лишь он, повсюду и всегда?
И даже мертвый всеми он владеет -
Вошел в живых, как дух, внушает им
Все то, в чем боль, отчаянье, презренье
И гибель для меня и для моих!
Как знать! Еще никто не возвращался
Разоблачить законы царства смерти,
Где нет следов, оставленных живыми!
Быть может, та же там несправедливость,
Которая нас гонит здесь - куда?
Лукреция
Вручи себя любви живого Бога
И кротким обещаниям Христа!
Мы вступим в Рай еще до этой ночи.
Беатриче
Теперь прошло. И что бы ни случилось,
Мне сердце уже больше не изменит.
И все же - почему, не знаю, право, -
Твои слова так холодно звучат.
Мне кажется, что все кругом так низко,
Так холодно и тускло. В этом мире
Я видела всегда несправедливость.
И никогда ни Бог, ни человек,
Ни эта власть безвестная, что вечно
Моей судьбой несчастной управляла,
Не делали различья для меня
Между добром и злом. На утре жизни
Я лишена единственного мира,
Который знаю; нет мне ничего -
Ни жизни, ни любви, ни света солнца.
Ты хорошо сказала мне о Боге,
Что я должна вручить себя Ему:
Надеюсь, что в Него могу я верить.
В кого ж еще возможно верить здесь?
И все-таки в душе мертвящий холод.
(Пока она произносила последние слова, Джакомо в стороне говорил с Камилло,
который теперь уходит. Джакомо приближается.)
Джакомо
Родная, ты не знаешь, - ты, сестра,
Не знаешь: ведь как раз теперь Бернардо
Пред Папой преклоняется с мольбами,
Прося о снисхождении для нас.
Лукреция
Быть может, он и вымолит прощенье.
Мы будем жить, и эти муки станут
Как сказка для грядущих дальних лет.
О, только я подумала об этом,
И к сердцу кровь прихлынула волной.
Беатриче
Уж скоро в нем не будет больше крови.
Гони скорее эту мысль. Надежда
Ужаснее отчаянья, ужасней,
Чем горечь смерти. В этот страшный час,
Влекущий к бездне узкою тропинкой,
Что с каждым шагом делается уже,
У нас одно несчастье только есть:
Надежда. Лучше спорь с морозом быстрым.
Проси его, чтоб он не убивал
Цветов весны, не вовремя расцветших;
Прося землетрясенье не взметаться,
Скажи, что города над ним стоят,
Могучие, прекрасные, - быть может,
Оно задержит взрывы черноты,
Не выбросит смертельных токов дыма;
Ходатайствуй пред голодом; проси
Заразу ветроногую, сверканья
Слепых и быстрый молний; умоляй
Глухое море, - но не человека!
А! Он жесток, он весь живет во внешнем;
Он холоден; в словах он справедлив, -
В делах он - Каин. Нет, о, нет, родная,
Нам нужно умереть, - уж раз такая
Отплата за невинность - облегченье
От самых горьких зол. И до тех пор.
Пока убийцы наши торжествуют,
Живут себе, бездушные, тихонько
Идя сквозь мир скорбей к могиле мирной,
Где смерть с улыбкой встретит их, как сон, -
Родная, нам одна осталась радость,
И эта радость странная - могила.
Приди же, Смерть, и заключи меня
В свои всеобнимающие руки!
Как любящая Мать, меня сокрой
На ласковой груди и убаюкай,
Чтоб я заснула сном непробудимым,
Которым, раз заснувши, будешь спать.
Живите ж вы, живущие, сливайтесь
Один с другим в позорной, рабской связи,
Как некогда сливалися и мы,
Идущие теперь...
(Бернардо вбегает.)
Бернардо
О, ужас, ужас!
Напрасно все, рыдания, мольбы
Настойчивых и неотступных взглядов,
Отчаянье умолкнувшего сердца,
Напрасно все! У самой двери ждут
Прислужники немой, угрюмой смерти.
Мне чудится, у одного из них
Я на лице заметил пятна крови, -
Иль, может быть, мне только показалось?
Уж скоро кровь из сердца тех, кого
Люблю я в этом мире, брызнет ярко
На палача, а он лишь оботрется,
Как будто это брызнул только дождь.
О жизнь! О мир! Когда бы мог я скрыться!
Не жить! Не быть! Я должен видеть гибель
Невинности чистейшей. Та зеркальность,
В которую гляделся я всегда -
И делался счастливей, - предо мною
Должна разбиться в прахе. Беатриче,
Тебя, которой мир был так украшен,
Что пред тобой все делалось милей.
Тебя, свет жизни, должен я увидеть
| |
| Просмотров: 249 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры