Главная » Книги

Толстой Лев Николаевич - Е. Д. Мелешко. Христианская этика Л. Н. Толстого, Страница 12

Толстой Лев Николаевич - Е. Д. Мелешко. Христианская этика Л. Н. Толстого


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

">  
   3. ПРИНЦИП НЕДЕЛАНИЯ И ПРОГРАММА
   НРАВСТВЕННОГО САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ.
   СТУПЕНИ ДУХОВНОГО РОСТА
  
   Понятия самоотречения, смирения и правдивости рассматри­ваются Толстым как определенные ступени нравственного со­вершенствования - на пути к высшим образцам духовной жизни. Усилие мысли, направленной на делание добра, связано с понима­нием нравственного значения слова как выражения мысли. Сло­во, считает Толстой, - "не может и не должно быть выражением зла". Оно "может служить соединению и разделению людей", и, без сомнения, имеет нравственный резонанс, поскольку "словом можно служить любви, словом же можно служить вражде и нена­висти". Поэтому молчание понимается мыслителем как нравст­венное усилие в противодействии страстям: гневу, тщеславию, оз­лоблению, злословию.
   Определяя положительные условия в борьбе с грехами, со­блазнами и суевериями, Толстой устанавливает следующую за­висимость: усилие самоотречения освобождает людей от гре­хов; усилие смирения - от соблазнов; усилие правдивости - от суеверий39.
   Конкретные формы проявления усилий сознания. Усилия со­знания проявляются в процессе формирования и проявления нравственного сознания. Формирование нравственного сознании личности связано с такими понятиями, как самоотречение, свобода, смирение и покаяние. Данные категории являются основополагающими в религиозно-нравственной системе Толстого, так как определяют наличие добродетелей в нравственном сознании личности. Неделание (как делание добра) в формировании систе­мы добродетелей проявляется именно через самоотречение, свободу и смирение (покаяние).
   В этом плане мы рассматриваем самоотречение как: а) мотив в понимании и осознании необходимости; б) проявление свободы и нравственного выбора человека; в) добродетель. Усилие смирения - нравственное усилие в борьбе с грехами. Смирение невозможно без покаяния, которое представлено как: а) усилие сознания в понимании человеческой греховности; б) нравственное преодоление грехов и соблазнов; в) проявление свободного выбора.
   Самоотречение как "неизбежное условие жизни человека". Толстой подчеркивает, что все телесные грехи - блуд, празд­ность, корыстолюбие, гнев, властолюбие и др. - возникают вследствие отождествления своего "я" с телом, подчинения души телу. Поэтому главным условием и предпосылкой избавления от грехов является перенос своего "я" в область духовного, призна­ние духовного, божественного начала в человеке, необходимость подчинения ему телесной, животной природы. Именно это и оп­равдывает самоотречение как "естественный", разумный момент эволюции человека. При этом Толстой подчеркивает, что само­отречение не есть "отречение от себя", а только перенесение сво­его "я" из животного существа в духовное. Нельзя считать, что такое отречение есть отречение от жизни. Напротив, "отре­каться от жизни плотской, значит усиливать свою истинную ду­ховную жизнь"40. В этом смысле самоотречение "не есть подвиг", а необходимое условие жизни: "для человека же телесная жизнь - не вся жизнь, но только необходимое условие истинной жизни, со­стоящее все в большем и большем единении с истинной жизнью"4'. Не каждое духовное самоотречение может быть оправдано. Отречение от телесной жизни только тогда ценно и радостно, ког­да оно имеет религиозно-нравственное назначение, т. е. когда чело­век отрекается от себя, своего тела для того, чтобы исполнить "во­лю живущего в нем Бога". Если же самоотречение совершается в интересах исполнения воли других людей, то оно лишено духовно­го смысла и является "неестественным" и ненужным делом.
   Самоотречение как нравственный выбор. Самоотречение не нарушает свободу, а напротив, "дает истинную свободу, освобож­дая нас самих от рабства нашей развращенности. Наши страсти - самые жестокие тираны; только отрекись от них и почувствуешь свободу"42. Самоотречение - есть единственный выбор человека, живущего нравственной жизнью. Понимая это, человек разумно, а значит, свободно делает выбор в пользу самоотречения, отрека­ясь от своей воли и сливаясь с высшим законом: "своя воля никог­да не удовлетворяет, хотя и исполнились все ее требования. Но стоит только отказаться от нее - своей воли, и тотчас же испыты­ваешь полное удовлетворение".
   Толстой считает, что самоотречение есть "единственная ис­тинная добродетель", которая возникает как чувство "ненависти к себе", потому что человек в силу своей животной телесной при­роды "достоин ненависти своей похотливостью". Самоотречение признается Толстым как добродетель, потому что мотивируется поисками Бога: "ненавидя себя, человек ищет существо, достой­ное любви. Но так как мы не можем любить ничего вне нас, то мы вынуждены любить существо, которое было бы в нас, но не было бы нами, и таким существом может быть одно - всемирное существо"43.
   Таким образом, самоотречение предполагает жертву, т. е., по существу, отказ от привычных условий жизни, отказ от телесных удовольствий жизни. В этом смысле самоотречение, непосредст­венно связанное с неделанием, выражает закон непротивления, так как всякая ненасильственная борьба со злом необходимо предполагает возможность жертвы человеческой жизни во имя высших духовных целей. В жизни каждого отдельного человека и всего человечества действует один и тот же закон, - считает Тол­стой: "для того, чтобы улучшить жизнь, надо быть готовым от­дать ее"44. Этот "закон самоотречения" является необходимой частью универсального "закона любви". Толстой не ограничива­ется только рассмотрением общего смысла и назначения "закона самоотречения", он намечает и конкретные пути его реализации. Одно из правил самоотречения, по Толстому, гласит: "Единствен­но радостное дело жизни - это растить свою душу, а для роста ду­ши нужно отречение от себя. Начинай отречение в малых делах. Когда приучишь себя к отречению в малых, осилишь отречение и в больших"45.
   Усилие смирения. Усилие самоотречения есть средство борь­бы с грехами, усилие смирения способствует избавлению от со­блазнов. Согласно Толстому, соблазн - это ложное представле­ние человека о своем отношении к миру46. Изменить это отноше­ние можно только усилием смирения.
   Смысл смирения - в единении с другим: в соединении души с Богом, в соединении с людьми любовью, наконец, в единении со всем живым. Главный путь, ведущий к смирению, - покаяние как преодоление соблазна гордости. Преодоление гордости через по­каяние, согласно Толстому, это признание в себе вины греховно­сти, "порицание в себе дурного", "чистка души, приготовление ее к принятию добра". В широком смысле покаяние - это осознание человеком своей конечности, тварности, понимание "своей гре­ховности, т. е. неисполнения всего того, что человек мог бы и дол­жен сделать, но не сделал". Таким образом, покаяние - это уси­лие, которое направлено к идеалу нравственного совершенство­вания ("совершенствованию всегда предшествует покаяние"). Покаяние определяет степень готовности человека к совершен­ству: "Человек тем лучше, чем он быстрее движется к бесконеч­ному совершенству, независимо от той ступени, на которой нахо­дится. Быстрота же движения всегда зависит от степени доволь­ства или недовольства собой"47.
   Смирение обусловлено, прежде всего, знанием, мудростью, разумом. Именно мудрость, мудрое отношение к жизни, помога­ет преодолеть такие соблазны, как соблазн гордости, быть снис­ходительным к другим, при строгом и пристрастном отношении к себе. Смирение дает возможность избежать раздора и борьбы, культивирующих зло: "Мир между людьми есть необходимое ус­ловие хорошей жизни, главное же препятствие для мира - наша гордость, только смирение, готовность перенести унижение, быть оклеветанным, ложно понятым, только при такой готовно­сти человек может вносить мир в отношение свое к другим людям и людей между собой"48.
   Программу борьбы с соблазном гордости можно свести к сле­дующим практическим правилам:
   - сравнивай себя только с высшим совершенством, а не с людьми, которые могут быть "ниже" тебя;
   - остерегайся мыслей о том, что ты лучше других и что у те­бя есть такие добродетели, каких нет у других;
   - старайся не думать о себе хорошее; если не можешь думать о себе дурное, то знай, что дурно уже то, что ты не находишь в себе дурного;
   - радуйся осуждению, остерегайся похвалы, бойся одобрения;
   - постоянно лови себя на гордых мыслях;
   - не бойся и не избегай унижений;
   - не старайся скрывать от себя постыдных воспоминаний о своих грехах;
   - смотри на грехи ближнего только сквозь призму своих соб­ственных прегрешений;
   - не позволяй укореняться в своем сердце чувству довольства собой и своей жизнью;
   - не считай зазорным учиться у других, в том числе и тех, кто "глупее" и "злее" тебя: мудрый, смиренный человек ценит всех, ибо в каждом замечает хорошее49.
   Усилие правдивости - одна из добродетелей разумной нрав­ственной жизни. Правдивость - враг суеверия. Толстой определял суеверие как "принятое на веру ложное учение". Освобождает от суеверия только правдивость - перед людьми и перед самим со­бой. Согласно Толстому, правдивость есть знание и исповедание истины на основе требований разума. "Хотя бы весь мир призна­вал учение истинным и как бы древне оно ни было, человек дол­жен проверять его разумом и смело откидывать, если оно не схо­дится с требованиями разума"50. "Все суеверия: и государства, и науки, и ложной религии, - есть только извращения мысли, и по­тому избавление от них возможно только приложением к ним требований истины, открываемой разумом"51.
   Усилие разума: борьба с суевериями. Ключевым понятием, выражающим суть борьбы с суевериями, является разум. Для Толстого разум есть высшая ценность жизни. Он стоит в одном ряду с основными духовными началами бытия: верой, душой, Бо­гом. Разум определяет свободу и истину. Познание истины делает человека свободным только в силу того, что эта истина открыва­ется разумом.
   Главную ценность разума Толстой усматривает в том, что ра­зум "один во всех людях". Общение людей, воздействие их друг на друга основано именно на разуме. Для каждого человека обя­зательно требование единого во всех разума. Тем самым разум оказывается единственно надежным критерием духовного и практического знания, наиболее достоверным средством духовного общения и единения людей, являясь выражением человеческой природы. Он "соответствует единству Бога и вселенной". Разум есть единственное средство "сделать душу отражением, зеркалом высшего единства"52. Толстой отличает разум от ума. Ум, по мнению мыслителя, "есть способность понимать и сообра­жать жизненные мирские условия", разум противоположен уму. Разум - "божественная сущность души, открывающая ей отноше­ние к миру и Богу". Духовное божественное начало жизни чело­век познает двумя способами: любовью и разумом. Однако по­следний очищает душу человека от соблазнов и обманов, "осво­бождая сущность души человеческой", способствует проявлению любви. Поэтому, если любовь раскрывает перед человеком смысл и цель его жизни, то разум есть средство исполнения зако­на любви53.
   Согласно Толстому, у человечества просто нет более "объек­тивных", общезначимых и общепризнанных способов взаимопо­нимания и взаимодействия. Ни вера, ни чувство, ни интуиция, ни духовный опыт, ни нравственные понятия и т. п. не могут претен­довать на ту "общечеловечность", которая свойственна разуму. Вот почему не нравственное чувство, а разум "открывает челове­ку смысл и значение его жизни"54. И именно поэтому "разум про­веряет положения веры"55, разум выверяет духовный опыт, кон­тролирует интуицию, "принимает" откровение. Вера в силу разу­ма - в основе всякой другой веры, - полагает Толстой. Единствен­ное, чего не может разум - это понять, что такое он сам: что бы мы ни определяли, мы определяем это всегда на основе разума. "Неопределимость" разума еще раз доказывает, что учение Тол­стого нельзя зачислять в разряд рационализма. Подчеркивая нео­пределимость и невыразимость разума, Толстой вынужден при­нять его в качестве несомненного, самоочевидного и самодосто­верного начала на основе целостного духовного "усмотрения". Тем же актом "духовного умозрения" человек постигает и выс­шие метафизические принципы бытия. (В этом смысле учение Толстого, скорее, может быть отнесено к интуитивизму, чем ра­ционализму, ибо разум выступает здесь инструментом духовного познания в целом.) Неслучайно понятия "разумное начало" и "духовное начало" (в человеке) Толстой употребляет как тож­дественные.
   Точно так же для Толстого являются тождественными поня­тия "разумность" и "правдивость". Очевидно, что в последнее из них Толстой вкладывает не столько морально-этический, сколь­ко общедуховный смысл. Быть правдивым, проявлять усилие правдивости - значит не просто говорить правду, не лгать, но, прежде всего, следовать истине, соответствующей требованиям разума. Именно в этом духе Толстой и рассматривает борьбу с суевериями.
   Усилия сознания по освобождению от суеверия насилия. Центральным пунктом этой борьбы, во много определяющим смысл неделания в целом, является вопрос об освобождении от суеверия насилия, т. е. ложного представления о том, что одни лю­ди могут насильственным путем улучшать, устраивать жизнь дру­гих людей. Именно в этой точке происходит пересечение двух планов борьбы со злом: внутреннего и внешнего - "непротивле­ния" и "ненасилия".
   Согласно Толстому, Царство Божие достигается усилием ос­вобождения сознания от суеверия насилия. Это одна из ключевых позиций принципа неделания. При этом внешний, социальный план борьбы коренится в "отрицательном" усилии неделания: неповиновении, неучастии, непротивлении. Толстой считает, что людям необходимо перестать заботиться о делах внешних и об­щих, в которых они не свободны, и хотя бы малую часть той энер­гии, которую они употребляют на внешние дела, направить на то, в чем они свободны, т. е. на избавление себя от суеверия насилия, что в конечном счете должно разрушить и сам насильственный строй жизни.
   Для этого люди должны прежде всего ясно увидеть, что мир насилия основан на ложном представлении о смысле и назначе­нии человеческой жизни. Толстой выделяет конкретные формы суеверия насилия. Это - а) суеверие власти одних людей над дру­гими, б) суеверие догм, привычных представлений о жизни, в) ре­лигиозные суеверия. "Программу" борьбы с суеверием насилия Толстой подробно раскрывает в статье "Неизбежный переворот" (1909). От общих рассуждений о недопустимости насилия он пере­ходит здесь к непосредственным практическим рекомендациям по изменению насильственного устройства жизни. Во-первых, считает Толстой, надо перестать самому совершать прямое наси­лие, а также готовиться к нему. Во-вторых, - не принимать учас­тия в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми, а также в приготовлениях к насилию. В-третьих, - не одобрять ни­какого насилия.
   Программа по борьбе с насилием. 1) Не совершать самому прямого насилия, значит, не хватать никого своими руками, не бить, не убивать, не делать этого ни для своих личных целей, ни под предлогом общественной деятельности. 2) Не принимать уча­стия в каком бы то ни было насилии, значит - не только не быть губернатором, судьей, сборщиком податей (налогов), минист­ром, солдатом и т. д., но и не участвовать в судах, выборах, ар­мейской службе и т. п. 3) Не одобрять никакое насилие значит, кроме того, не пользоваться для своей выгоды никаким насили­ем ни в речах, ни в писаниях, ни в поступках; не выражать ни по­хвалы, ни согласия с людьми и делами, поддерживающими наси­лие или основанными на насилии56. Такова логика воплощения духовной истины.
   Таким образом, Толстой предлагает программу неучастия в современной социально-политической жизни, пропитанной, по его мнению, насилием. Если человек будет поступать в соответ­ствии с требованиями неучастия в насилии, т. е. откажется от службы в армии, судов, уплаты податей, признания властей и бу­дет обличать насильников и их сторонников, он подвергнется го­нениям, преследованиям и иным видам насилия. Однако люди в большинстве своем страдают от других причин точно так же, а, может быть, и еще больше, чем в случаях их неповиновения. Че­ловек же, отказывающийся от участия в насилии, не может не от­крыть глаза другим людям и не привлечь многих к таким же от­казам, так что власти, в конце концов, не будут уже в состоянии применить насилие ко всем отказавшимся57. Толстой считает, что ненасильственные действия даже со стороны немногих людей должны привести к формированию и установлению в обществе "христианского общественного мнения". Он считает, что нет необходимости всем людям или большинству людей следовать запо­ведям ненасилия. Достаточно будет, если лучшая часть человече­ства или даже отдельные его представители сначала возьмут на себя миссию воплощения и осуществления высших духовных ис­тин в жизни. Чтобы воспитать людей, полагает Толстой, есть только одно единственное средство: "христианское общественное мнение, которое может быть установлено среди этих людей толь­ко истинно христианским учением, подтвержденным истинным христианским примером жизни"58.
   Для самих же носителей истины непротивления все эти сооб­ражения не могут служить непосредственным мотивом позиции ненасилия, так как ответ на вопрос о том, что делать человеку, признающему истинность и приложимость к жизни закона любви, не может быть основан на предполагаемых последствиях. Ес­ли человек верит в закон любви, то он будет исполнять требова­ния любви и воздерживаться от насильственных действий незави­симо от каких бы то ни было соображений о последствиях, а только потому, что он верит и не может поступить иначе59.
   В толстовских правилах освобождения от суеверия насилия отчетливо звучат мотивы неповиновения и неучастия. Если су­дить по "Яснополянским запискам" Маковицкого, и по таким ра­ботам "позднего" Толстого, как "Конец века", "О смысле и зна­чении русской революции", "Неизбежный переворот" и др., то с начала века интерес Толстого был прикован к "массовым" фор­мам непротивления, обоснованию принципа непротивления как средства социального переустройства жизни. Так, в статье "Ко­нец века" Толстой говорит о предстоящем перевороте как своего рода "революции" неповиновения, неучастия и пассивного про­тивления60. Характерно, что этот переворот Толстой связывает прежде всего с русской революцией, с "умопеременой" в созна­нии русского народа, живущего в своем огромном большинстве "самой естественной, самой нравственной и независимой земле­дельческой жизнью"61. "Русская революция, - писал Толстой, - должна разрушить существующий порядок, но не насилием, а пас­сивно, неповиновением"62.
   Тем не менее любой внешний, социальный переворот, по мысли Толстого, начинается с внутреннего усилия сознания и за­канчивается "умопеременой". Главный тезис Толстого гласит: борьба со злом должна совершаться прежде всего в сознании. "Только когда в мыслях своих человек будет стремиться к само­отречению, смирению, правдивости, только тогда он будет в си­лах бороться и на деле с грехами, соблазнами и суевериями"63.
   Духовно-нравственный рост сознания. Усилие, как делание, т. е. работа по совершенствованию нравственного сознания связа­на с такой категорией в религиозно-нравственном учении Толсто­го, как рост сознания. Рост и совершенствование - категории взаимосвязанные. Рост - необходимое условие совершенствова­ния человека. Толстой считает, что нравственное совершенство­вание души - процесс эволюционный: "Все истинное и великое, - подчеркивает он, совершается медленным незаметным ростом".
   Причем "совершенство отдельных людей и общества никогда не достигается на все времена, ибо для каждого времени есть свое совершенство"64.
   Духовный рост человека направлен на все большее сознание своей духовности. Толстой уверен, что "с детства до самой смер­ти, когда бы ни наступила она, растет душа человека, все... боль­ше и больше приближается она к Богу".
   Самосовершенствование есть главная цель программы неде­лания. В целом принцип самосовершенствования обозначает прежде всего духовный настрой и то "духовное состояние", в ко­тором должен пребывать человек, исполняющий программу не­делания. Самосовершенствование выступает у Толстого в качест­ве главного, если не единственного средства борьбы со злом. "Побороть общее зло жизни можно только одним средством: нравственным усовершенствованием своей жизни"65. Эту мысль Толстой развивает более обстоятельно в письме к одному из сво­их корреспондентов: "Зло, которое вы видите, есть тот материал, над которым вы призваны работать. Огорчаться на то, что зла слишком много, все равно, что плотнику огорчаться, что лес, из которого он будет рубить, слишком велик. Прием же работы над этим материалом только один: самосовершенствование"66.
   В чем Толстой усматривает сущность "самосовершенствова­ния"? Самосовершенствование определяется им как "забота о ду­ше", как "улучшение своей души"67. И вместе с тем это понятие осмысляется в свете евангельской заповеди "божественного со­вершенства", как "освобождение божественного начала души". "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный" - зна­чит: старайтесь освободить в себе божеское начало жизни"68. Толстой особо подчеркивает: данная заповедь не означает, что "Христос велит человеку быть таким же, как Бог, а значит то, что всякий человек должен стараться приближаться к Божест­венному совершенству"69.
   Согласно Толстому, самосовершенствование есть одновре­менно и внутренняя, и внешняя работа. С одной стороны, человек не может совершенствоваться без общения с людьми; но с другой стороны, самосовершенствование невозможно и без внутренней духовной жизни, без общения "с самим собой", происходящего, как правило, в уединении. В результате, толстовская "формула" процесса самосовершенствования принимает следующий вид: "Совершенствоваться нельзя, живя постоянно в суете мирской, и еще меньше возможно, живя постоянно в уединении. Самое вы­годное условие для совершенствования - это то, чтобы в уедине­нии вырабатывать и утверждать свое мировоззрение и потом, живя в мире, применять его к делу"70.
   Самосовершенствование, как общий принцип, предполага­ет прежде всего борьбу с грехами, соблазнами и суевериями - конкретными формами воплощения зла. Теория и практика борьбы с пороками - одна из важнейших составных частей фи­лософии непротивления Толстого. Ее содержание и назначе­ние можно адекватно оценить только в рамках философии не­противления, где принцип неделания - один из способов и одна из ступеней конкретного осуществления заповеди непротивле­ния в жизни.
   Анализ конкретного содержания грехов, соблазнов и суеве­рий устанавливает последовательность ступеней борьбы с греха­ми, соблазнами и суевериями: "Для того, чтобы жить по учению Христа, человек должен уничтожить препятствия, мешающие проявлению любви. Препятствия этому составляют грехи. Но грехи не могут быть уничтожены, пока человек не освободится от соблазнов. Освободиться же от соблазнов может только чело­век, свободный от обманов веры"71. Согласно Толстому, человек может освободиться от суеверий и избежать соблазнов только с помощью разума. "Надо понимать и помнить" - вот основной "рецепт" толстовского освобождения от иллюзии зла, весьма близкий по своему духу к буддийскому пути преодоления грехов с помощью "правильной направленности мысли"72. В принципе, данный подход является в рамках учения Толстого вполне обос­нованным и оправданным, ибо соблазны и суеверия рассматрива­ются им как заблуждения и извращения ума.
   Конкретные способы борьбы с грехами. В своей программе делания добра, становления нравственного совершенствования через борьбу с грехами Толстой рекомендует опираться: а) на разум, б) воздействие разума на привычки и чувства. "Для борь­бы с привычкой греха есть два средства: первое - ясно понимать последствия грехов, - то, что грехи не достигают той цели, для которой они совершаются, и не увеличивают, а скорее уменьша­ют животное благо отдельного человека; во-вторых, знать, с какими грехами надо начинать бороться: с какими прежде и с ка­кими после"73.
   В связи с этим Толстой определяет последовательность борьбы с грехами, а также последовательность борьбы с проявле­ниями и последствиями грехов.
   Согласно Толстому, борьбу с грехами следует начинать с борьбы с грехом опьянения (одурманивания), переходя затем, шаг за шагом, к борьбе с грехами праздности - похоти - корыс­ти - властолюбия - блуда. Однако знания одной только после­довательности в борьбе с грехами явно недостаточно. Необходи­мо ясно представлять, от каких проявлений и последствий грехов человек в состоянии воздерживаться в первую очередь. "В борь­бе с каждым отдельным грехом, - пишет Толстой, - надо начи­нать с тех проявлений грехов, воздержание от которых во власти человека, которые еще не стали привычкой. Такие грехи во всех родах грехов (и опьянения, и праздности, и похоти, и власти, и блуда), - суть грехи личные, те, которые человек совершает в первый раз, не имея еще привычки к ним. И потому, прежде все­го от них-то и должен освобождаться человек. Только освободив­шись от этих грехов, человек должен начать бороться с привычками, преданием, т. е. установленными в его среде грехами. И только поборов эти грехи, он может начинать борьбу с греха­ми прирожденными"74.
   Тем не менее, несмотря на полное знание последовательности грехов и особенностей борьбы с ними, люди все-таки продолжа­ют грешить. Происходит это, по мнению Толстого от того, "что люди не знают вполне ясно, кто они такие, что такое их "я", или забывают это.
   В этом параграфе мы проанализировали религиозные, фило­софские и этические основания принципа неделания, рассмотрели принцип неделания как систему программы Толстого по осуще­ствлению изменений нравственно-духовных и социальных основ общества. Принцип неделания является составной частью фило­софии непротивления, в которой отражены конкретные формы и принципы борьбы со злом во всех сферах человеческого бытия.
   Система неделания выражает общефилософскую идею Тол­стого о необходимости осознания человечеством духовных основ бытия, приведения души как выражения единого духовного начала в человеке к нравственному совершенству. Анализ работ Тол­стого - "Царство Божие внутри вас", "Закон насилия и закон любви", "Круг чтения", "Путь жизни", "Конец века", "Смысл русской революции", "Неизбежный переворот" - показался, что религиозно-философские основания принципа неделания осно­вываются на всеобщем духовно-нравственном законе Любви, вы­ражающем идею Бога, высшей Божественной сущности.
   Принцип неделания является в философии Толстого одним из способов проявления Божественного Закона в социальной, ду­ховно-нравственной жизни человека. Полагая, что современное общество не способно жить так, как это задумано Богом, Толстой вводит в свое религиозно-нравственное учение принцип недела­ния, с его отрицательным и положительным содержанием.
   Отрицательное характеризуется введением в качестве обяза­тельного условия жизни личности нормативного требования не­делания, которое характеризуется целой системой мотиваций. В этом смысле отказ от зла мотивируется воздержанием. Содержа­нием этой категории, в некоторой степени, является определен­ное духовное сосредоточение, направленность воли на формиро­вании мотивационного поля новой системы ценностей. Категория воздержания характеризует содержание нравственного выбора.
   В отличие от воздержания, категория воли в религиозно-нравственной системе Толстого выражает усилия воли, обрет­шей нравственный выбор и направленную на духовную работу сознания.
   Усилие нравственного сознания, с точки зрения Толстого, характеризуется отрицательным и положительным значением. Отрицательное значение усилия нравственного сознания на­правлено на отказ от старой системы ценностей, а положитель­ное - также на принятие нравственно-духовной установки со­знания на новые ценности жизни, усилие воли к созиданию нрав­ственных ценностей. Нравственная воля как усилие сознания проявляется через следующие ступени: а) внушение, б) усилие мысли, в) духовный рост, г) самосовершенствование.
   Таким образом, воля, как сила сознания, выражает необходи­мость отказа от зла, от прежних ценностей жизни, формирующих жизнь человека как жизнь безнравственную и не имеющую гума­нистического смысла. Человек совершает нравственный выбор, основываясь на разуме, но для того, чтобы совершить этот выбор и восстановить систему нравственных ценностей, соответствую­щих христианскому идеалу, необходимо проявить волю, опреде­ляющую свободу выбора и усилие, как постоянное напряжение воли в выработке у личности нравственного навыка, привычки.
  
  
   1 Вивекананда С. Карма-йога. Рига: Виеда, 1991. С. 24.
   2 Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 441.
   3 Назаров В. Н. Феноменология мудрости. Тула, 1994. С. 243.
   4 Вивекананда С. Карма-йога. С. 31-32.
   5 Толстой Л. Н. Неделание // Собр. соч.: В 24 т. М., 1913. Т. 18. С. 99.
   6 Диоген Лаэртский пишет о том, что основатель скептической школы - Пиррон, участвуя в походе Александра Македонского на Восток, встречался с "индийскими гимнософистами и магами", откуда, по всей видимости, и вывел "свою достойнейшую философию, утвердив непостижимость и воздержание особого рода. Он ничего не называл ни прекрасным, ни безобразным, ни справедливым, ни несправедливым и вообще полагал, что истинно ничто не существует, а людские поступки руководятся лишь законом и обычаем, - ибо ничто не есть в большей степени одно, чем другое" (Диоген Лаэртский. IX. 61).
   7 Секст Эмпирик. Соч.: В 2 т. М., 1976. Т. 2. С. 33.
   8 Там же. С. 213.
   9 Древнекитайская философия. М., 1972. Т. 1. С. 255.
   10 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М. 1928-1958. Т. 75. С. 168.
   11 Толстой Л. Н. Путь жизни. М., 1993. С. 286.
   12 Толстой Л. Н. Круг чтения: В 2 т. М., 1991. Т. 1. С. 274.
   13 Там же. С. 127.
   14 См.: "Всякий человек подобен укротителю диких зверей, а эти звери - его страсти. Вырвать их клыки и когти, зануздать и приучить, сделать из них до­машних животных, слуг, хотя бы и рычащих, но все-таки покорных, - в этом задача самовоспитания" (Там же).
   15 Там же.
   16 Толстой Л. Н. Неделание. С. 99.
   17 Толстой Л. Н.. Путь жизни. С. 292.
   18 Там же. С. 293.
   19 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 430-431.
   20 Там же. С. 131.
   21 Там же. С. 150.
   22 Там же. С. 175.
   23 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 263.
   24 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 26.
   25 Там же. Т. 2. С. 44.
   26 Там же. Т. 1. С. 184.
   27 Там же. Т. 2. С. 45.
   28 Там же. С. 291.
   29 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 265-266. См. также: Он же. Царство Божие вну­три вас // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 28. С. 279.
   30 Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. Т. 28. С. 280.
   31 Там же. С. 281.
   32 Гусейнов А. А. Великие моралисты. М., 1995. С. 211.
   33 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 278.
   34 Там же. С. 277.
   35 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 185.
   36 Там же. С. 253.
   37 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 306.
   38 Там же. С. 304. " Там же. С. 263.
   40 Там же. С. 318.
   41 Там же.
   42 Там же. С. 327.
   43 Там же. С. 323.
   44 Там же. С. 330.
   45 Там же.
   46 См.: Там же. С. 71.
   47 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 417.
   48 Там же. С. 306.
   49 См.: Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 333-343; Круг чтения. Т. 1. С. 34-35, 128-129, 251-252, 305-307, 419-421; Т. 2. С. 134-135, 208-209.
   50 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 344.
   51 Там же. С. 345-346.
   52 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 347.
   53 Там же. С. 199, 346.
   54 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 354.
   55 Там же. С. 356.
   56 См.: Толстой Л. Н. Неизбежный переворот // Полн. собр. соч. Т. 38. С. 93-94.
   57 См.: Там же. С. 94.
   58 Толстой Л. Н. Царство Божие внутри вас // Полн. собр. соч. Т. 28. С. 222.
   59 См.: Толстой Л. Н. Неизбежный переворот. С. 94-95.
   60 См.: Толстой Л. Н. Конец века // Полн. собр. соч. Т. 36. С. 257.
   61 См.: Толстой Л. Н. О смысле и значении русской революции // Там же. С. 336.
   62 Толстой Л. Н. Дневники, 1895-1910 // Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 22 т. М., 1985. Т. 22. С. 203.
   63 Толстой Л. Н. Путь жизни. С. 304.
   64 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 273.
   65 Толстой Л. Н. Мысли о самосовершенствовании // Собр. соч.: В 22 т. Т. 18. С. 204.
   66 Неизвестный Толстой: Из архивов России и США. М, 1994. С. 159.
   67 См.: Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 188; Он же. Путь жизни. С. 266.
   68 Толстой Л. Н. Круг чтения. Т. 1. С. 189.
   69 Там же. С. 81.
   70 Там же. С. 189.
   71 Толстой Л. Н. Христианское учение. ¿ 37, 1-2.
   72 См.: Радхакришнан С. Индийская философия. М., 1993. Т. 1. С. 357.
   73 Толстой Л. Н. Христианское учение. ¿ 50. 3.
   74 Там же. ¿ 52. 2-5.
  
  
   Глава пятая
  
   ЖИЗНЕННЫЕ
   И ДУХОВНО-ПРАКТИЧЕСКИЕ НАЧАЛА ХРИСТИАНСКОЙ ЭТИКИ
  
   Оценивая религиозно-философское творчество Толстого, Н. А. Бердяев заметил, что его религиозная драма была бесконеч­но глубже его религиозно-философских идей, а его религиозная философия есть лишь феноменология его великого духа1. Эти слова имеют прямое отношение к христианской этике Толстого, ибо здесь сама жизнь по закону любви, заповеди непротивления и принципу неделания является критерием истинности теории, а ду­ховно-нравственный опыт - обоснованием идеи. Логика и смысл нравственного учения Толстого во многом являются отражением его духовного опыта. И вместе с тем духовный опыт нередко ока­зывается единственным свидетельством подлинности, досто­верности самой концепции этики. Так бывает всегда, когда про­возглашаются высшие духовные принципы, призванные стать кардинально новым жизнеучением. Личный пример, индивиду­альный духовный опыт становится при этом "главным аргумен­том", перевешивающим все прочие логические доказательства.
   В этом смысле христианская этика Толстого во многом мо­жет быть понята и определена на основе его духовного опыта. Для Толстого проблема воплощения этических принципов в жиз­ни занимала центральное место во всем его религиозно-философ­ском учении. При этом само учение как бы незаметно переходи­ло в жизнь, становилось своего рода "планом" действия; а жизнь переливалась в учение - превращалась в своеобразный экспери­мент по претворению христианских максим в экстремальные ус­ловия существования.
   Толстовская "программа" воплощения принципов христиан­ской этики включала в себя следующие моменты:
   - борьба с грехами, соблазнами и суевериями;
   - проявление усилия сознания, ведущее к самоотречению, смирению, правдивости и завершающееся "умопеременой";
   - нравственное самосовершенствование;
   - неделание;
   - формирование общественного мнения, соответствующего новому жизнепониманию;
   - неповиновение, неучастие и др. формы "массового" непро­тивления злому.
   Таким образом, данная "программа" предполагала переход от индивидуальных, "автаркичных" форм жизни к "массовым", со­циально-политическим формам. Акцент на последних особенно характерен для позднего Толстого ("Конец века", "Неизбежный переворот", "О смысле и значении русской революции" и др.). В полном объеме эти моменты были реализованы в духовном опыте толстовства.
   Однако сама эта "программа" должна была получить "санк­цию" в духовном опыте, чтобы подтвердить свое право на "соци­альную достоверность", определяющую общечеловеческую пер­спективу, так как в противном случае даже успешный экспери­мент по претворению принципов христианской этики в жизнь мо­жет быть вполне расценен как "сектантский" опыт. Поэтому цен­тральным моментом религиозно-нравственного учения Толстого стала проблема источников, оснований и критериев духовного опыта, призванного связывать фундаментальные принципы с жизнью. От решения этой проблемы во многом зависит, напри­мер, религиозная и политическая значимость важнейшей части христианской этики Толстого - его учения о непротивлении злу насилием: выражает ли оно действительные перспективы соци­альной и духовной эволюции человечества или является всего лишь разновидностью религиозного сектантства и политическо­го экстремизма. Если духовный опыт зла, греховности, любви, "совершенной радости", "неделания" и т. п. является всего лишь внутренним "достоянием" самого Толстого, его индивидуальным жизненным испытанием, "законом" его личного богоискательст­ва, "автопортретом его души" (И. А. Ильин), то "программа" не­противления, несмотря на талант проповедничества, подвиг само­отверженного ухода из мира, поддержка учеников и последовате­лей и т. д. тем не менее обречены на провал.
   Это очень хорошо понимал один из самых глубоких критиков учения о непротивлении - И. А. Ильин, выдвинувший весьма серь­езные аргументы против "объективности", "общезначимости" духовного опыта Толстого, особенно опыта переживания и вос­приятия зла.
   Конечно, нельзя не принять во внимание, что опыт пережива­ния зла у Толстого существенно отличался от опыта переживания зла того поколения и той части русской интеллигенции, испытавшей ужасы мировых войн, революции, наконец, изгнанничества, к которой принадлежал И. А. Ильин. Г. Марсель в одной из своих работ говорит о двух видах зла: зло, которое мы созерцаем, и зло, в которое мы вовлекаемся. "Зло созерцаемое" не является собст­венно злом, замечает Марсель. "В действительности я расцени­ваю его как зло, лишь когда оно настигает меня, т. е. когда я вовлечен в него каким-то образом..."2.
   Своей критикой И. А. Ильин как бы хочет сказать, что Тол­стой имел дело именно с "созерцаемым" злом, поскольку сам по настоящему не был вовлечен в ситуацию зла, т. е. не испытал под­линного ужаса войны, революции, изгнания и т. п. Действительно, при чтении дневников и писем Толстого мож

Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
Просмотров: 405 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа