Главная » Книги

Толстой Лев Николаевич - Е. Д. Мелешко. Христианская этика Л. Н. Толстого, Страница 17

Толстой Лев Николаевич - Е. Д. Мелешко. Христианская этика Л. Н. Толстого


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

лучшего понимания отношений в общинах следует вспом­нить, что они формировались только на добровольных началах, объединяли людей самых разных профессий, уровня воспитания, культурного развития и т. д., в силу чего идеи религиозно-нравственного учения Толстого по-разному воспринимались и отража­лись в сознании разных членов общин.
   В это время наметились "два течения в толстовстве"78, одно из них - народническое - считало общинный земледельческий ук­лад главным условием изменения социальных основ обществен­ного бытия. Другое направление в толстовстве - движение рели­гиозное, или метафизическое19 (к нему склонялся и сам Тол­стой), - придерживалось той точки зрения, что образ жизни (внешние условия) не являются главным фактором изменений убеждений, или изменений нравственной сущности человека. Ис­ходя из этого, представители данного направления не делали по­пыток изменить внешние условия жизни, их привлекали религи­озные и метафизические идеи учения, выражавшие коренные ми­ровоззренческие принципы. Верность этим принципам они сохра­нили на всю жизнь80.
   А. С. Пругавин, известный русский этнограф, в своей книге "О Льве Толстом и толстовцах. Очерки. Воспоминания. Матери­алы" описывает образ жизни и характер людей, придерживаю­щихся принципа неделания или деятельного самоотречения, ко­торый Толстой считал наиболее последовательным и адекват­ным своему учению. Эти "братья", как они сами себя называли, Сергей и Лев, происходили из интеллигентных дворянских семей. Окончили гимназию, были увлечены учением Л. Н. Толстого на­столько, что стали добровольными "киниками" на русский манер. Они нищенствовали, помогали крестьянам на тяжелых сельскохозяйственных работах, не требуя денежного вознаграждения: "богат не тот, у кого много, а тот, кому ничего не надо", - тако­во их жизненное кредо81. "Дело доходит до того, что как, напри­мер, прошлым летом Лев отказался не только от кафтана, но да­же от шапки и лаптей. Так и ходил по городам и селам босой, без шапки, в одной рубахе. По этому поводу Сергей говорил: "Лев богаче всех нас. Мы все - рабы своих привычек. Я, например, не могу обойтись без шапки и лаптей, а поэтому являюсь рабом сво­их вещей. Лев же свободен от всего этого""82. Считая всех людей братьями, так как "все - дети одного Отца", Сергей и Лев относятся ко всем одинаково. Так как земля принадлежит всем людям они отрицают какую-либо форму собственности, государствен­ную власть и право. Сергей и Лев не имеют документов, удосто­веряющих личность, за это часто подвергаются тюремному за­ключению. На этот счет у них есть соответствующие аргументы: "Если вам, положим, угрожает заключение в тюрьму, то это от­нюдь не должно смущать вас. Так как в тюрьме - изволите ви­деть - будет только ваше тело, дух же, составляющий главное су­щество человека, всегда и везде свободен"83.
   В целом, необходимо отметить, что принцип неделания рас­сматривался в толстовском движении в этот период как прояв­ление деятельного недеяния, выражающегося в противостоянии и сопротивлении государственной власти (неповиновение) и не­участии в революционном терроризме и экстремизме84. "Мы не хотели участвовать ни в каком насилии и потому ушли в сторо­ну от революционной деятельности, но, с другой стороны, мы не хотели участвовать и в насилии государственном и потому признавали для себя невозможным участие в военной службе, в судах, и т. п."85
   Акции неповиновения 80-90-х годов служат причиной первых судебных процессов, тюремных заключений толстовцев, отказав­шихся от воинской повинности, от выплаты налогов, податей и др.86 К началу XX в. акции пассивного сопротивления и духовно­го неповиновения властям, открытая критика церкви, борьба за свободу совести и свободу вероисповеданий (например, акции по спасению духоборов), приносят толстовскому движению попу­лярность и признание в общественном мнении. Об этом свидетельствует и география распространения толстовского движения: от Центральной России до Сибири и Кавказа.
   Официальные власти, в свою очередь, видели в этом движе­нии неделания серьезную угрозу устоям государства и церкви. Если учитывать колоссальный духовный авторитет Толстого, то угрозу духовного переворота, духовной революции нельзя счи­тать преувеличенной. Отчеты обер-прокурора Святейшего Сино­да подтверждают это категорическим выводом: "Никогда наша русская православная Церковь не имела такого опасного врага, какого она имеет теперь в лице новейшего рационалистического сектантства, в особенности штунды и толстовства. В этом сектантстве есть все, что может породить и воспитать необузданное чувство"87.
   Рост духовного непротивления в России, а также колоссаль­ный духовный авторитет писателя заставляют государственную бюрократию предпринять массированные нападки на Толстого и последователей его учения. С этой целью организуются первые судебные процессы над толстовцами88, со страниц массовой печа­ти не сходят дискуссии, с резкой критикой учения Толстого вы­ступают ученые духовной академии Гусев, Волков, Орфано89. В 1897 г. официальная церковь, признавая идеологию учения Толстого враждебной церковным и государственным установле­ниям, объявляет миссионерским съездом в Казани толстовство сектой90 наряду с молоканами, адвентистами, штундистами и др. Известны замыслы изоляции Толстого в Суздальский монастырь (куда обычно ссылали еретиков)91, и только заступничество гра­фини А. А. Толстой перед государем Александром и его "нежела­ние делать из Толстого мученика" изменили эти намерения92.
   В то же самое время практика непротивления в первых зем­ледельческих коммунах - отношения колонистов друг к другу или к окружающим колонистов крестьянам - оказалась настолько сложной и противоречивой, что явилась причиной идейных рас­хождений, а в некоторых случаях - и распада колоний.
   Эксперимент нравственного неделания делал неразрешимой, например, проблему собственности. Стремление же упорядочить образ жизни колонистов, ввести элементарное управление в тру­де, распорядке жизни воспринимался как "насилие над свободой личности", что, естественно, противоречило установлениям принципа непротивления93. С другой стороны, как это видно из свидетельств колонистов, аскетическая приверженность мораль­ным принципам учения Толстого очень часто приводила к абсо­лютно противоположному результату - абстрагированное от ес­тественных потребностей морально должное требование немину­емо превращалось в абстрактную норму, демонстрирующую фа­натичность аскетизма, переходящего в насилие, что противоречило самой идее непротивления толстовского учения и ставило под сомнение возможность опыта непротивления в общественных от­ношениях. Таким, например, было требование безбрачия или раз­вода в некоторых колониях94, разлуки с детьми и т. д. 95
   Все эти факты, как и нагнетание в обществе атмосферы на­смешливого и даже презрительного отношения к толстовцам, по­служили причиной резких оценок толстовства как аскетически обмирщенного опрощения, стремления уйти из культуры, отка­заться от цивилизации и т. д.
   С другой стороны, научный социологический анализ толстов­ства подчеркивает общественную значимость этого феномена и разнообразие подходов в осуществлении уникального социально-нравственного эксперимента как стремления создать целостную религиозную культуру, не изуродованную разделением труда, от­рывом от земли, государственным насилием и социальной не­справедливостью96.
   Характерно, что личностный фактор имел в деятельности об­щин немаловажную роль: "Начинается явление по-хорошему и остается таким в натурах честных, искренних и деликатных, но затем в натурах менее одаренных и более грубых принимает гру­бую форму двусмысленности и прямо реакционных стремле­ний"97. В силу этого и многих других факторов толстовские об­щины распадались. Однако из этого вовсе не следует, что они ис­чезали совершенно, социальный опыт только начинался и в этих стартовых условиях естественны проба сил и характеров, иссле­дование личностных физических и духовных возможностей.
   Важная особенность развития толстовского движения этого времени - создание духовных и просветительских центров. Не­официальным ядром толстовского движения стало Московское Вегетарианское Общество (МВО), основанное в 1909 г. На протя­жении десятилетий оно духовно объединяло толстовцев и имело це­лью "установление любви и мира между всеми живыми существами"98. При MBО были открыты вегетарианские столовые, библио­тека, имелась литература против пьянства и курения, проводились лекции, концерты. МВО имела большое значение для дальнейшего развития толстовского движения, привлечения внимания к идеям Толстого людей самых различных социальных слоев.
   В 1884 г. сподвижником Л. Н. Толстого И. И. Горбуновым-Посадовым организуется издательство "Посредник" (1884-1935), в котором публикуются духовные произведения Толстого и его единомышленников. Издательство имело сугубо просветитель­ский характер, публикуя дешевые издания для народа.
   Второй этап развития толстовского движения (1914-1921) ха­рактеризуется подъемом движения, дальнейшим развитием само­стоятельных земледельческих коммун, гуманитарно-просвети­тельской, правозащитной и пацифистской деятельностью тол­стовцев. Характерной особенностью этого этапа является то, что толстовское движение действует и развивается в условиях миро­вой и гражданской войн, без духовной поддержки Толстого. Тем не менее движение переживает небывалый подъем, что связано с приходом в толстовство новых людей. Особенно ощутимо это проявляется в период войны 1914 г., когда в армии возрастают на­строения недовольства и бесперспективности военных действий99. В ряды толстовцев вливается все больше крестьян, участвовав­ших в военных кампаниях, привлеченных религиозно-нравствен­ным учением Толстого об общинном земледельческом труде. С этим временем связано стихийное возникновение многих земледельческих коммун в различных губерниях России: Москов­ской, Тульской, Орловской, Полтавской, в Крыму, Екатеринодарском крае; отдельная коммуна была образована в Алма-Ате, коммуна "Трезвая жизнь" - в Москве. Коммуны создавались по принципу идейной приверженности учению Толстого.
   Основой практики толстовцев была идея непротивления. Это "внутреннее отношение к жизни, ко всему миру и к себе проявля­лось не в обрядах и культах, а в отношении к жизни, в поведении, вытекавшем из понимания жизни: отказ от оружия, вегетарианст­во, трезвость, честность"100. Это давало возможность свободного нравственного выбора - воспринимать жизнь как "свободное принятие того понимания и того пути жизни, которое так сильно и ярко выразил Л. Н. Толстой"101.
   Характерной чертой развития толстовства на этом этапе яв­ляется действительная совместная работа крестьян и интелли­генции на земле, в общине. Немаловажную культурную и идей­ную работу среди крестьян-толстовцев проводили общественные центры, возглавляемые В. Г. Чертковым, И. И. Горбуновым-Посадовым, В. В. Чертковым, братьями Пыриковыми, Н. Н. Гусевым, Н. Н. Апостоловым102 и др.
   Коммуны пытались сосуществовать с государственной влас­тью таким образом, чтобы не нарушать государственных законов и в то же самое время жить согласно своим принципам. Подобное мирное сосуществование оказывалось возможным до тех пор, по­ка сельское хозяйство России, разоренное революцией, граждан­ской войной, национализацией и перераспределением земель мог­ло давать достаточно продукции. К тому же в 1917-1927 гг. совет­ская власть еще сохраняла элементы демократизма и допускала некоторый плюрализм в формах хозяйственной и культурной жизни. Именно в этот период толстовские земледельческое дви­жение достигло наибольшего расцвета и пользовалось относи­тельной свободой103.
   Таким образом, факт самостоятельного существования ком­мун доказывал возможность негосударственной формы органи­зации хозяйства, Однако пример крестьянского земледельческо­го социализма не укладывался в общую концепцию государст­венной коллективизации, тем более, что коммунары, исходя из позиции непротивления, отказывались платить государственные налоги, нести воинскую повинность, выполнять хозяйственные наряды, связанные с обеспечением армии. Кроме того, будучи принципиальными и бескомпромиссными последователями идеи непротивления, они отвергали насилие не только в мирное время, но и в годы гражданской войны. "Жизнь по совести", подчинение своих действий нравственным нормам и правилам значила для них больше, чем материальное благополучие или исполнение го­сударственных и судебных требований, если они противоречили нравственным взглядам104.
   Третий этап развития толстовского движения (1921-1938) свя­зан с дальнейшим развитием земледельческих коммун, а также с ненасильственной борьбой толстовцев за свои убеждения, прин­ципы, образ жизни.
   В этот период непротивление толстовцев находит свое выра­жение в пацифистской и правозащитной деятельности, которая концентрируется в толстовских обществах и принципиально декларируется в соответствующих документах.
   Возникшие в это время Общество Истинной Свободы (ОИС) и Объединенный Совет религиозных общин и групп (ОСОРГ) функционировали не только как гуманитарно-просве­тительские организации, но и осуществляли огромную работу по защите прав человека, выступали против братоубийствен­ной гражданской войны. Так, основные принципы ОИС имели сугубо ненасильственный характер: преобразование общества, основанного на государственном насилии, в безгосударствен­ную общину посредством самосовершенствования. В программ­ном документе ОИС "Опыт краткого изложения основ ис­тинной свободы", своеобразной и единственной в своем роде Декларации ненасилия, наряду с утверждением и обоснованием основного принципа непротивления как практического выра­жения закона любви, декларировались принципы прав и свобод человека: "Отечество наше - весь мир, и все люди наши братья. Поэтому никакие люди, как бы они не называли себя, - монар­хическими, конституционными, демократическими или социа­листическими правительствами, не имеют права собирать, вооружать и обучать людей убийству, нападать на других лю­дей и, ведя войну с людьми другой народности, разорять и уби­вать их"105.
   Исходя из позиций естественного права, "Опыт" признавал неоправданным "применение насильственных мер воздействия на людей - привлечение к суду и наказаний: казней, тюрем, ссылок, карательных отрядов, лишений имуществ и т. д."106
   Кроме того, провозглашалось неприемлемым право собст­венности на землю, которая "составляет общее достояние людей. Обязанностью неправительственных людей... не может быть признано право употреблять насилие для каких бы то ни было це­лей, в том числе и для ниспровержения существующего прави­тельства... Но, не борясь ни с кем применением грубой силы... ис­тинно религиозный человек в то же время считает первейшим и необходимейшим долгом своей совести решительно отказывать­ся от участия во всяком насилии: в военных, полицейских, судеб­ных, тюремных и других подобных установлениях, основанных на насилии.... Не на установление новых форм жизни должна быть направлена деятельность людей, желающих служить ближнему, а на изменение и совершенствование внутренних свойств как своих, так и других людей"107-108.
   "Опыт краткого изложения прав истинной свободы", таким образом, излагал основные принципы прав и свобод человека на базе непротивления. Однако наиболее важной характеристикой этого документа было то, что принципы вытекали из практики неделания, были выстраданы многолетним опытом жизни са­мих толстовцев.
   Как уже отмечалось, основное издательство, пропагандирую­щее идеи толстовского непротивления, - "Посредник" (редактор И. И. Горбунов-Посадов) публиковало работы Толстого для на­родного чтения, в основном, по вопросам ненасилия: о войне и па­триотизме ("В защиту отказывающихся быть воинами", "Как бо­роться с войнами", "Патриотизм и правительство"); о смертной казни ("Не могу молчать", "Христианство и смертная казнь"). Вышло много брошюр, популяризировавших идеи религиозно-нравственного учения Толстого (В. Булгакова, Н. Н. Гусева, А. И. Архангельского, Н. Н. Апостолова)109.
   Деятельность изданий и работа общественных организаций толстовского движения взаимодополняли друг друга. В публика­циях изданий рассказывалось о результатах деятельности органи­заций и различных формах работы толстовцев по всей России. Эта информация была необходима для консолидации толстовско­го движения: по сути дела, организации и издания выполняли культурно-идеологические функции движения: так, ОИС был инициатором обращения в СНК РСФСР об отмене смертной каз­ни, о чем сообщалось в журналах общества. Дочерние общества ОИС не ограничивались только рамками столицы, но были распространены по всей России.
   В 1922 г. ОИС прекращает свое существование и гуманитар­но-пацифистская традиция деятельности этого общества сосредо­точивается в МВО. Правозащитная функция образованного при Совете ОИС "Бюро защиты противников насилия" переходит к Объединенному Совету религиозных общин и групп, (1918-1928), руководителем и председателем которого был В. Г. Чертков.
   ОСОРГ осуществлял правозащитную деятельность по осво­бождению людей от военной службы по религиозно-этическим соображениям. Результатом его работ являлось получение права на судебно-правовую экспертизу (Декрет Совнаркома РСФСР от 4 января 1919 года). ОСОРГ имел своих уполномоченных практи­чески во всех крупных российских центрах. Кроме того, задачей ОСОРГ была "консолидация сектантских течений", в результате чего в 1920 г. в Москве был созван Всероссийский съезд внецерковных религиозных течений, а в 1921 г. - Всероссийский съезд сельскохозяйственных и производительных объединений.
   Кроме правозащитной, ОСОРГ осуществлял благотворитель­ную деятельность110.
   Создание правозащитных и идеологических центров в тол­стовском движении - явление значительное и достаточно показа­тельное. Опыт неделания толстовства, как организованного дви­жения, в его сосуществовании с государственной властью, пока­зал, что возможности деятельного самоотречения, потенциально ориентированного только на личность, явно недостаточны. Необходимы организационно-правовые механизмы, способствующие сохранению жизни, согласно своим убеждениям и принципам. По­этому пропагандистская и гуманитарная деятельность основных общественных организаций толстовского движения постепенно перерастает в их правозащитную деятельность.
   Это - характерная особенность работы общественных орга­низаций толстовцев. Она имеет место, как мы это показали вы­ше, в последний исторический период развития толстовского дви­жения. Деятельность идеологических центров, журнальная пуб­лицистика направлена на защиту прав человека, свободу совести, а, следовательно, и на защиту собственных прав, и, в частности, права жить согласно принципам христианской этики. И в этом смысле практика толстовского движения в условиях сосуществования с государственной системой доказала, что сам по себе опыт толстовства не является самодостаточным, как это, например, считал Толстой; толстовское движение как самостоятельная система, уклад и образ жизни зависимы и нуждаются в легитимнос­ти, правовой (внешней) защите. Именно поэтому толстовское движение обращается к правозащитной деятельности. Этот прин­ципиальный момент развития толстовского движения может быть охарактеризован как переход от неделания (деятельного не­деяния) к ненасилию и обозначен следующим образом: от мора­ли - к праву - к морали. Право в данном случае представляется, как "производная форма нравственности", как "создание внеш­них условий для свободной внутренней, нравственной жизни"111. Толстовство, таким образом, в своем опыте организованного общественного движения в сосуществовании с государственной системой приходит от опыта непротивления и неделания к опы­ту ненасилия112. В то же самое время практический опыт ненаси­лия в толстовском движении невозможен вне духовного опыта непротивления.
  
   3. ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ЭТИКА ТОЛСТОВСТВА. ТОЛСТОВСКИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ КОММУНЫ
  
   Толстовские земледельческие коммуны представляют собой уникальный социально-нравственный опыт, особенно в период с 1914 по 1938 г., когда они были официально уничтожены, а ком­мунары в основной своей массе - расстреляны, либо сосланы в ГУЛАГ Колымы, Сибири, Магадана и др. В хозяйственной дея­тельности толстовцев в полной мере проявился принцип недела­ния в плане нравственного выбора, проявления свободы в труде и социальном, экономическом устройстве коммун.
   Опыт толстовских земледельческих коммун интересен в раз­личных отношениях.
   В социальном плане в толстовских земледельческих коммунах этого периода был создан прецедент социального синтеза (еди­нения) интеллигенции и крестьянства в условиях безгосударст­венной общинной жизни и земледельческого труда. В них труди­лись и жили на равных социальных основаниях "и бывший "ба­рин", понявший весь стыд своей прошлой жизни, и забитый нуж­дой и придавленный церковью мужик, и студент, подходивший к диплому, и солдат, обовшивевший и чуть не погибший в окопах мировой бойни, и рабочий оружейного завода, и следователь ЧК, под влиянием идей Толстого бросивший политическую деятель­ность и взявшийся за плуг"113. Духовная основа коммун привлека­ла многих людей, в том числе и сектантов, - малеванцев, суббот­ников, адвентистов, баптистов, добролюбовцев, молокан, духобо­ров и др. В коммунах также жили и работали потомственные ин­теллигенты, такие, как братья Тюрк, сестры Страховы, потом­ственные крестьяне - Д. Е. Моргачев, Г. Гурин, разночинец Б. В. Мазурин. Коммуны объединяли людей разных националь­ностей, в них было много молодежи и детей. Толстовцы, по при­знанию Б. В. Мазурина, "не составляли из себя ни партии, ни сек­ты. Они не хотели и не могли этого делать в силу самих идей Толстого, отрицавших ложные политические учения и религи­озную штамповку и окостеневшие, застывшие в догматизме церкви и секты"114.
   Принцип свободы выбора мировоззренческой позиции, воз­можность свободного, неподневольного труда были также чрез­вычайно привлекательным для людей, пришедших жить и рабо­тать в земледельческих общинах
   В экономическом и правовом отношениях толстовские зем­ледельческие коммуны были самостоятельными безгосударственными хозяйственными организациями.
   Официально зарегистрированным и главным юридическим документом земледельческих коммун был Устав коммуны. Главное правило, которое давало возможность любому чело­веку проживать и трудиться в коммуне, было закреплено в Ус­таве и гласило: "Членами коммуны могут быть трудящиеся, достигшие 18-летнего возраста, занимающиеся, а равно приступающие к занятию сельским хозяйством или связанные с ним промыслом; разделяющие взгляды Л. Н. Толстого, отрица­ющие всякое убийство не только человека, но и животного, а также отрицающие употребление дурманов: водки, табака, и др., а также мяса"115.
   Хозяйственную основу коммун составляло земледелие. Земля, жилище, труд, были обобществлены116. Финансовые средства коммун состояли из вкладов их членов, а также доходов от хозяй­ственных сделок, займов и т. д.
   Высшим органом коммуны считалось общее собрание, кото­рое решало все основные вопросы организации и жизни комму­ны. Исполнительным органом коммуны являлся ее совет, кото­рый избирался на общем собрании сроком на один год, количест­вом не менее пяти человек. Совет был обязан вести дела с госу­дарственными организациями, с частными лицами, заключать до­говоры, сделки и т. п., отвечая за все убытки коммун, если они бы­ли понесены по его вине. Совет распределял членов коммуны на работы, давал отчеты о положении дел коммуны, определял хо­зяйственные планы. Особенностью коммун было то, что все ра­боты производились трудом только ее членов, наемный труд был недопустим, за исключением срочных хозяйственных работ. Фи­зический труд был обязателен, освобождение от него допуска­лось лишь по постановлению общего собрания (по инвалидности, беременности или болезни). Критерием оплаты было количество трудодней. Содержание детей, членов коммуны, расходы на меди­цинскую помощь, образование, культуру начислялось из общих доходов. В случае ликвидации коммуны членам возвращались их паи и вклады, а судьба общего неделимого капитала решалась об­щим собранием.
   Таким образом, коммуна по своим экономическим принципам и соответствующей структуре управления представляла собой об­щественное хозяйство, основанное на принципах равенства, рав­ного распределения по труду, подчиняющееся системе планово­го хозяйствования.
   В правовом отношении коммуны, будучи юридически и офи­циально признанными, существовали на негосударственной ос­нове в полном согласии с духом толстовского учения, отрицаю­щего государственное насилие, как и всякое насилие вообще. В этом плане опыт толстовских земледельческих коммун, дли­тельное время мирно сосуществовавших с советским режимом, представляет исключительный интерес.
   Коммунары в отношениях с властями придерживались основ­ных моральных принципов, в частности, принципа неделания как деятельного недеяния, неучастия. Этой поведенческой ориента­ции толстовских земледельческих коммун есть множество свиде­тельств и подтверждений. В первой четверти XX в. толстовское земледельческое движение достигло наибольшего расцвета, од­нако коллективизация, которая обрушилась на крестьян в конце двадцатых годов, ликвидировала коммуны юридически, передав их хозяйства в собственность колхозов. По различным искусственным причинам (отсутствие государственного кредитования, хозяйственное ослабление и пр.) коммуны распускались. Государственные чиновники предлагали коммунарам переходить в кол­хозы, даже возглавлять их, что не могло быть принято толстов­цами в силу их принципиальных расхождений с властью по вопросу о проведении государственной коллективизации, кото­рая по существу носила принудительный, насильственный ха­рактер. Показателен в этом плане ответ толстовца Б. В. Мазури­на председателю Кунцевского райисполкома Морозову на его предложение возглавить колхоз: "Да, мы за коллективный труд, но за добровольно коллективный, по сознанию, а не против свое­го желания. Потом, у нас уклад жизни отличный от их уклада в отношении питания, вина, ругани, признания церкви и ее праздни­ков и всяких обрядностей. Мы жили до сих пор коммуной и даль­ше думаем жить так, но сливаться в один коллектив, а, тем более, руководить этим делом мы не будем. Ничего из этого не выйдет. Что касается нашего опыта, то мы охотно будем делиться с теми, кому это будет нужно"117.
   Отношения коммунаров с государственной властью и правительственными чиновниками были сложными. Коммуны пыта­лись сосуществовать с государством таким образом, чтобы не на­рушать государственных законов и в то же самое время жить со­гласно своим принципам. Такое мирное сосуществование было возможным до тех пор, пока сельское хозяйство России, разорен­ное гражданской войной, революцией, перераспределением зе­мель не могло давать достаточно продукции118. Кроме того, неус­тойчивость государственной власти создавала предпосылки для появления различных промышленных, сельскохозяйственных и других объединений, которые не находились под контролем го­сударственной власти и закона. К тому же в 1917-1927 гг. советская власть еще сохраняла элементы демократичности и допус­кала некоторый плюрализм правления. Например, документы свидетельствуют о том, что коммуны вместе со своими духовны­ми лидерами в столице сумели выработать тактику компромисс­ного сосуществования с правительственными и государствен­ными органами. Позиция эта выражалась в следующем: "Мы стояли на той точке зрения, что хотя мы и не разделяем в идеале форм жизни государственной, но должны считаться, что все вокруг живут в этой форме, должны находить какой-то общий язык и налаживать человеческие взаимоотношения, тем более, что мы и сами часто обращаемся к ним"119. Это, в частности, ка­салось выплаты государственных налогов. Предлагалось рассчи­тываться с государством за пользование государственными сред­ствами производства, например, железной дорогой при переселе­нии в Сибирь и т. д., ввести в коммунах сбор ренты, из которой определенную часть выплачивать государству (под рентой пони­мался "незаработанный своим трудом доход... с занятой - госу­дарственной - земли"120). Это давало возможность коммунарам отстаивать свои духовные позиции в плане принципиального вза­имоотношения с властями: "И для всех живущих было бы ясно, что, если правительство берет часть ренты, то оно поступает справедливо, оставляя часть на бытовые нужды, а если берет всю ренту, то значит оно не желает уделять на вашу культурную жизнь"121.
   Такое компромиссное взаимоотношение с властями вовсе не предполагало отказа от принципиальных позиций неучастия в делах государственной власти. По признанию коммунаров, в су­ществующих условиях "эта точка зрения была менее привлека­тельна, но более соответствовала нашему - не надуманному, а действительному - нравственному уровню"; в то же самое время они четко представляли себе: "...что мы и сами далеко еще не свободны от тех же недостатков, какие присущи окружающим, и нам не следует слишком гордиться и отгораживаться, надо посту­паться некоторыми своими интересами, но крепко держаться того, что было наиболее главным и уже прочно усвоенными на­ми, от чего мы уже не могли отступиться"122.
   Принцип компромисса с государственной властью, таким об­разом, был тактической линией мирного с ней сосуществования, позволяющей коммуне выжить как безгосударственному земле­дельческому объединению, с одной стороны, с другой, - данная компромиссная позиция нравственно обоснованна существую­щим положением вещей.
   В то же самое время документы и воспоминания свидетельст­вуют о принципиальной позиции толстовцев в отношениях с вла­стью - основная масса коммунаров погибла в лагерях и тюрьмах, была расстреляна в 20-х годах по причине отказа от военной службы, а также из-за нежелания участвовать в государственной советской акции массовой коллективизации, из-за отрицательно­го отношения к выплате государственных налогов.
   Коммунары, не желавшие изменять своим принципам, пересе­лялись в другие места123. Многие коммуны, как, например, комму­на "Всемирное братство", просто разгонялись, а их члены под­вергались арестам и высылкам. Известны судебные процессы над толстовцами, отказавшимися от государственной и воинской по­винности. Однако, если в 20-е годы их еще освобождали, иногда прямо в зале суда, то в 30-40-е годы коммунаров либо расстрели­вали, либо ссылали в лагеря без суда и следствия124.
   Не считая для себя возможным подчиняться государству, толстовцы решительно отказывались от участия в государст­венных выборах. Сохранились следующие протокольные запи­си общего собрания коммунаров: "Мы, будучи единомышлен­никами Льва Толстого, отрицаем насилие и устройство общест­венной жизни людей путем насилия государственной власти и поэтому подчиняться и выполнять то, что от нас требуют, не противоречащее нашей совести, мы еще можем, но сами принимать участие в организации этого насилия мы не можем"125. По свидетельству Д. Е. Моргачева, только в коммуне "Жизнь и труд" с 1936 по 1940 годы было арестовано и осуждено 65 чело­век, а с 1941 по 1945 год за отказ носить оружие осуждено бо­лее ста человек.
   В выпуске журнала "Истинная свобода" за 1921 г. опублико­ван эпизод жизни толстовцев с. Раевка Арского уезда Оренбург­ской губернии. Крестьяне этого села были принципиальными по­следователями неделания. Исходя из этого принципа, они отказа­лись избрать органы управления в своем селе. Во время восстания в 20-х годах восставшие призывали раевцов присоединиться к ним, от чего последние отказались. Когда вокруг убивали пред­ставителей властей, они отказались выдать солдат продотряда, проживавших в деревне.
   В других случаях толстовцы выражали протест властям в ак­тах гражданского неповиновения. Например, они отказывались идти в суд или тюрьму следующим образом: они ложились на зем­лю и не двигались. Так что и арестованных их приходилось нести в суд на руках или на носилках. Толстовцы устраивали голодовки в тюрьме, желая показать абсурдность и очевидную заданность обвинения, молчали, отказываясь отвечать на вопросы на допро­сах и во время суда126.
   "Жизнь по совести", подчинение своих действий нравствен­ным нормам и правилам, значили для толстовцев больше, чем ма­териальное благополучие или исполнение государственных или судебных требований, когда они противоречили нравственным взглядам. В этом плане характерен эпизод из жизни толстовцев. Однажды на заработках, куда толстовцев приглашали с большой охотой, как трезвых и деятельных мастеровых работников, им приказали разобрать дома так называемых "раскулаченных се­мей", выбросив их на улицу. Толстовцы отказались это делать, и тем самым отказались от заработка. Другой случай произошел с одним из толстовцев, которого ранили ножом жители соседней деревни. После горячих споров крестьяне решили не отдавать плененных ими пьяных крестьян в милицию, а затем отпустили, понимая, что осуждение тех по закону и заключение в неволю "добрых чувств у них не вызвало бы"127.
   В 1931-1932 годах началось экономическое давление властей на сибирскую коммуну "Жизнь и труд" - коммунарам давали не­посильные сельскохозяйственные задания. Если они их не выпол­няли, то приезжали представители власти и отбирали львиную долю урожая или укоса сена. Естественно, что провоцировался конфликт, который не возникал благодаря принципу толстовцев: "не раздувать зла", не озлобляться, "не вставать на путь взаимной злобы".
   В нравственно-духовном плане: характерной для толстовских земледельческих коммун была духовная компонента общин, то "внутреннее отношение к жизни, ко всему миру и к себе", кото­рое проявлялось "в поведении, вытекавшем из понимания жизни: отказ от оружия, вегетарианство, трезвость, честность, доброе отношение к людям, ко всему живому, свободолюбие и признание равенства всех людей"128. Это давало возможность воспринимать жизнь не как некую заданность, запрограммированность, подчи­ненность определенным авторитетам, а как "свободное принятие того понимания и того пути, которое так сильно и так ярко выра­зил Л. Н. Толстой"129.
   Практическое осуществление идей Л. Н. Толстого было глав­ным духовным фактором объединения людей в толстовские зем­ледельческие коммуны. Коммунары исповедовали терпимость и заботу в отношении друг с другом; им было присуще особое жиз­ненное мироощущение свободы, полноты жизни и счастья, кото­рое пронизывало все стороны бытия коммунаров: "Но какое же это счастье, - пишет в своих воспоминаниях один из коммунаров-толстовцев, - "жить во-всю!" Какую полноту жизни создавала "жизнь во-всю", то есть никого не давить и ни перед кем не пре­смыкаться, говорить открыто правду и поступать так, как хочешь, с тем только непременным условием, чтобы не повредить другому; жить радостно, без озлобления и без малейшего страха. Мы испытали это не только каждый в отдельности, но и всем об­ществом. Не потому ли уже десятки лет спустя, это время, прожи­тое в коммуне, вспоминается как лучшее, незабываемое время жизни"130. Это чувство радости жизни осталось у коммунаров на всю жизнь. О неистребимости этого чувства свидетельствует так­же и признание толстовца Д. Е. Моргачева, прошедшего тяжелые испытания в тюрьмах ГУЛАГа: "Я и сейчас бы, не раздумывая, оставил бы все и свой обеспеченный, спокойный угол и пошел бы в неизвестность на труды и лишения, лишь бы участвовать в стро­ительстве такой коммуны, какая была моим стремлением всю жизнь, и к старости еще более укрепилось мнение, что путь этот правильный, достойный разумных людей"131. Ненасильственное отношение ко всему живому обусловило и образ жизни толстов­цев-коммунаров: они были строгими вегетарианцами, не употреб­ляли табака, спиртных напитков, не ругались. В толстовских коммунах не было замков, двери были открыты любому человеку, питание общее и бесплатное. Интересным и заслуживающим вни­мание является тот факт, что коммунарам было совершенно не присуще чувство собственности. Складывалось это не сразу, в процессе жизни в коммуне: "Люди за долгие годы жизни в комму­не отвыкли от таких понятий, как "мой дом", "моя корова", и т. д.; все было "наше". Люди уже сильно впитали в себя коммунистиче­ские, не частнособственнические чувства, люди привыкли рабо­тать не по найму, не за зарплату, а по сознательному отношению к труду, как необходимому и радостному условию человеческой жизни"132.
   Важным моментом в принятии принципов непротивления и неделания, как основополагающих в нравственном сознании, бы­ло также представление о земледельческом труде как "самом ес­тественном и разумном для существования человека133, что основывалось на крестьянском здравом смысле с его представле­ниями о природных и естественных основаниях труда: "Ведь ес­ли здраво рассудить, - пишет в своих воспоминаниях Я. Д. Драгуновский, - то мы живем только трудом; а кто живет и не трудится, тот должен знать, что кто-то трудится через силу. Природа созда­ла закон жизни и создала закон труда; стало быть, кто не трудит­ся, тот преступник закона, тот преступник природы. Такой закон годится для каждого человека, живущего на планете Земля..."134. Природный и естественный закон, как закон естественных условий жизни человека, не приемлет каких-либо форм насилия. Этот принцип проявлялся в характере труда коммунаров. Приво­дя известное высказывание В. И. Ленина о характере коммунис­тического труда, толстовцы в своих воспоминаниях подчеркива­ют: "за долгие годы жизни в коммуне мы познали возможность и радость такого труда; теперь этого нас лишали насильно. И как это ни странно, эта привычка к коммунистическому труду пере­шла... в, казалось бы, совсем неподходящее место - в заключе­ние, в лагеря, где труд - под штыком"135. Свободный труд рождал творческие идеи и задумки. В коммунарах все больше проявля­лось стремление к творческому труду, было много изобретений, связанных, например, с оросительной системой при ручном зем­леделии, проведением водопровода и др. Человек призван не к насилию над землей, животными, природой для своего блага, на­пример, в целях повышения результативности урожаев и т. д., а, напротив, своим присутствием и трудом способствовать становлению живого - помогать земле, растениям в их проявлени­ях жизни. Характерно в этом плане высказывание одного из ком­мунаров: "Как приятно и радостно наблюдать за посевами, изу­чать жизнь растений, когда надо помогать растению. И физиче­ски, и духовно весь входишь, углубляешься в радостное дело"136. "Радостное дело труда", связанное с ощущением единения с живым - землей, природой, посредством любви, представляет со­бой в опыте толстовства проявления принципа непротивления по отношению к живой природе. Эта связь проявлялась, напри­мер, в хозяйственной жизни - труд домашних животных не использовался: "Как хорошо работать без помощи животных. Чув­ствуешь, что освободил невинное животное, освободился и сам от многой обузы по уходу за скотом. Когда работаешь на лоша­ди, то часто приходится сердиться, нервничать и бить палкой или кнутом иногда по худым ребрам обессиленное животное, что недостойно звания вегетарианца и вообще недостойно звания доб­рого, разумного человека"137. "Что же после этого мы, вегетари­анцы, толстовцы представляем из себя? Мы не едим мяса из-за сострадания и любви к животным, считаем их своими друзьями и тут же на работе так жестоко бьем своих друзей палками и заму­чиваем до смерти"138.
   Радостное мироощущение, несомненно, было связано с осо­бенностью трудовой деятельности толстовцев - деятельности свободной, без эксплуатации и принуждения: "Мы счастливы тем, - признаются они в своих воспоминаниях, - что узнали ра­дость труда не по найму, не из расчета, а вольного, радостного труда, который дает возможность самостоятельно принимать ре­шения и жить, руководствуясь своим разумом и своей совестью, согласно сил и требований души"139.
   Таким образом, главным условием земледельческого труда, его духовной установкой было работать честно, без ожесточения, а с любовью и желанием, с убеждением, что физическая работа не только приносит пользу другим, но и оздоровительна для тела и ума, что физический труд - это необходимое условие, закон природы для каждого человека140.
   Такое отношение к труду имело впечатляющие результаты: достаточно сказать, что в 30-х годах, когда уже началось актив­ное притеснение толстовских коммун со стороны правительст­венных органов, коммунары добивались результатов, участвова­ли в выставках, различного рода соревнованиях по результатам сельскохозяйственного труда. Однако несмотря на то что трудо­вые достижения толстовцев имели выдающиеся результаты, и коммунары неоднократно получали высшие оценки за свою про­дукцию, их достижения официально игнорировались141.
   В коммунах по идейным убеждениям в 30-х годах была созда­на так называемая артель "ручников"142, которые "не хотели экс­плуатировать труд животных, как рабочей силы, а также пользо­ваться молочным скотом, считая, что молоко принадлежит дете­нышам коровы, а лошадь должна быть свободна"143. Ручники бы­ли строгими вегетарианцами, даже не носили шерстяных и кожаных изделий. Они обрабатывали землю вручную с помощью мо­тыги и лопаты, но были и такие представители этого идейного направления, которые считали невозможным пользоваться даже элементарными орудиями труда. Поэтому "толстовская любовь и преклонение перед землей у многих выражалась в том, что они не копали землю лопатой, а перетирали руками, считая, что железо оскорбляет землю. Земля, первоначально тяжелая, после их рук становилась как пух"144. С точки зрения толстовцев, такая форма труда наиболее полно выражает толстовский принцип понимания живого, жизни, а, следовательно, и принцип отношения к труду: ведь, согласно Толстому, - земледельческий труд выражает физиологическую потребность человеческого организма. Поэтому "ручное земледелие в наш машинный век кажется неразумным и даже диким, а на самом деле, если разобраться глубже, - и разум­но, и нравственно, честно и благородно"145.
   Результаты ручного земледелия были впечатляющие: ручни­ки обрабатывали в среднем по 5-7 соток зерновых и овощных культур (если учитывать земельные неудобья, которые выделя­лись для толстовских коммун государством) и получали от 8-10 пудов пшеницы с каждой сотки, поэтому, кроме нужд пропи­тания, ручники имели еще и излишки продукции. В то же самое время опыт показал, что ручное земледелие все-таки рассчитано на незначительные излишки, следовательно, в условиях государственного социализма, учитывающего, прежде всего, экономиче­скую результативность труда, этот вид земледелия считался про­дуктивно невыгодным. По мнению крестьян-толстовцев, государ­ственный социализм с его принципом равного распределения и механического экономизма в отношении оценки труда не выдер­живал критики: "на одного рабочего приходится несколько сот иждивенцев, протягивающих руки за хлебом, овощами, фрукта­ми, мясом, молоком, яйцами".
   В то же самое время механически-экономический подход к крестьянскому труду, стремление уравнять всех даже в труде, подчинить решениям государственных органов, имело отношение и к толстовцам, внедряющим в крестьянское хозяйство идеи руч­ного земледелия. В условиях государственного экономического социализма, даже тогда, когда страна остро нуждалась в продук­тах питания, государственные чиновники стремились задавить инакомыслящих крестьян непосильными сельскохозяйственными государственными планами. Ручное земледелие в этих условиях оказалось невостребованным и не возможным в принципе, ведь "ручное земледелие возможно, когда каждый человек сам несет свою долю крестьянс

Другие авторы
  • Круглов Александр Васильевич
  • Зотов Рафаил Михайлович
  • Куликов Ф. Т.
  • Нарбут Владимир Иванович
  • Франковский Адриан Антонович
  • Тихомиров В. А.
  • Тихонов Владимир Алексеевич
  • Костомаров Николай Иванович
  • Березин Илья Николаевич
  • Джакометти Паоло
  • Другие произведения
  • Белинский Виссарион Григорьевич - Взгляд на русскую литературу 1846 года
  • Цебрикова Мария Константиновна - Предисловие к книге Дж. Ст. Милля "Подчиненность женщины"
  • Аксаков Иван Сергеевич - О соотношении нашего общественного образования с табелью о рангах
  • Воровский Вацлав Вацлавович - Тяжелые времена
  • Панаев Иван Иванович - Опыт о хлыщах
  • Байрон Джордж Гордон - Прощание Чайльд-Гарольда
  • Нарежный Василий Трофимович - Мария
  • Соколовский Александр Лукич - Соколовский А. Л.: Биографическая справка
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб - Дитмарская сказка-небылица
  • Волошин Максимилиан Александрович - Некто в сером
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 357 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа