Шекспир Вильям - Троил и Крессида

p; Что сделала б одна моя рука!

  

  

   Что стойкость одного бойца пред силой

  

  

   И бешеною злобою толпы,

  

  

   Всех, клявшихся казнить виновных в распре!

  

  

   И все же я открыто говорю,

  

  

   Что если бы мне одному пришлося

  

  

   Преодолеть преграды и мое

  

  

   Могущество моей равнялось воле,

  

  

   Я и тогда отречься бы не мог

  

  

   От сделанного мною и тогда бы

  

  

   Начатое упорно продолжал.

  

  

  

  

  Приам

  

  

   Мой сын Парис, блаженством упоенный

  

  

   Ты потому и судишь так подай

  

  

   Тебе весь мед, другим же - горечь желчи.

  

  

   Такой отваге честь не велика.

  

  

  

  

  Парис

  

  

   Родитель наш, не только тем блаженством,

  

  

   Которое несет нам красота,

  

  

   Я упоен. Но я еще желаю,

  

  

   Владея ей, лелея и храня,

  

  

   Смыть то пятно, которым на нее

  

  

   Ложится похищенье. И возможно ль

  

  

   Отдать ее супругу, если так

  

  

   Желает город! Это ль не бесчестье,

  

  

   Не злой позор для твоего венца,

  

  

   А для нее - жестокая обида!..

  

  

   Не может быть, чтоб мысль такая вдруг

  

  

   В твоем уме зажглася. Меж слабейших

  

  

   Найдется вряд ли воин и один,

  

  

   Чтоб острый меч не поднял за Елену.

  

  

   Никто из благородных не найдет,

  

  

   Что посвятить Елене жизнь - паденье,

  

  

   Что умереть бесславно за нее.

  

  

   Наш долг стоять с отвагой неизменной

  

  

   За ту, кому нет равной во вселенной!

  

  

  

  

  Гектор

  

  

   Я отдаю обоим справедливость -

  

  

   Тебе - Парис, тебе - Троил. Вы оба

  

  

   Прекрасно говорили, но коснулись

  

  

   Вопроса лишь поверхностно. Подобны

  

  

   Вы юношам, которых Аристотель

  

  

   Считает неспособными учиться*

  

  

   Моральной философии. Скорей

  

  

   Все ваши рассуждения могли бы

  

  

   Кровь разжигать, чем отделять во тьме

  

  

   Добро от зла, от правды ложь; известно,

  

  

   Что месть и сластолюбье глухи больше,

  

  

   Чем скрытая улитка, если речь

  

  

   Зайдет о том, что называют "право".

  

  

   Природа всем права распределила

  

  

   И ничего нет в мире выше прав

  

  

   Супружества... Порою страсти дерзко

  

  

   Закон природы нарушают... Дух,

  

  

   Заблудшийся, хотя бы и высокий,

  

  

   Идет ему наперекор... Но есть

  

  

   Во всяком обществе свои законы,

  

  

   Чтобы держать в настойчивой узде

  

  

   Мятежную, безудержную похоть.

  

  

   Елена, - несомненно, по закону

  

  

   Жена царя спартанского, и значит

  

  

   Права природы и законы мира, -

  

  

   Все требует, чтоб мы вернули мужу

  

  

   Его жену. Так думает о праве

  

  

   Сам Гектор. Но, однако ж, невзирая

  

  

   На это, братья пылкие мои,

  

  

   Я подаю вам руку: да, Елену

  

  

   Необходимо удержать, - ведь тут

  

  

   Замешана не наша только честь,

  

  

   Но честь всего народа.

  

  

  

  

  Троил

  

  

  

  

  

   Да, коснулся

  

  

   Ты именно натянутой струны...

  

  

   Когда бы лишь разгар страстей безумных

  

  

   Нас побуждал, а не стремленье к славе

  

  

   Я за Елену не дал бы ни капли

  

  

   Троянской крови. Но она для нас,

  

  

   Достойный Гектор, воплощенье славы

  

  

   И чести, вдохновенный зов

  

  

   К величию и подвигам. Сиянье

  

  

   Ее очей в нас распаляет дух

  

  

   И гибелью грозит он гордым грекам.

  

  

   Во тьме времен грядущих возвеличит

  

  

   Оно нас всех и озарит лучом

  

  

   Бессмертной славы.

  

  

  

  

  Гектор

  

  

  

  

  

  Доблестная ветвь

  

  

   Великого Приама! Я послал

  

  

   В стан греческий свой громоносный вызов...

  

  

   Привыкшие к сонливой, праздной лени,

  

  

   Как изумятся греки!.. Стороной

  

  

   Уж слышал я, что спит их полководец,

  

  

   А зависть и соперничество там

  

  

   Свирепствуют... Конец их сладким снам!

  

  

  

  

  СЦЕНА 3

  

   Греческий лагерь, перед палаткой Ахиллеса.

  

  

  

   Входит Терсит.

  Терсит. Что же это такое, Терсит? Ты совсем потерялся в лабиринте твоего гнева! Неужели слон Аякс всегда возьмет верх? Он меня бьет, а я отвечаю насмешками. Нечего сказать, утешение! Было бы гораздо лучше наоборот: я его бью, а он отвечает насмешками. Ну да стой же! я выучусь вызывать дьяволов в качестве сподручных... Только бы выйти из этого гнусного положения, в котором ничего нет, кроме злости. А тут еще Ахилл! Ах уж и ловко же он ведет подкопы. Стены Трои, коль доживем до этого, скорее разрушатся от ветхости, чем от ухищрений этой парочки. (Преклоняя колена.) О великий Олимпа Громовержец, забудь, что ты Юпитер, а ты, Меркурий, простись с жезлом, одухотворенным змеиною мудростью*, если вы не отнимете у них ту капельку... менее чем капельку умишка, которым они наделены, при содействии которого, - даже близорукая глупость видит это, - они и муху из сетей не освободят, не разорвав паутины. А потом проклятие и месть всему лагерю! Пусть неаполитанская костоеда* пожирает их: не эта ли болезнь бичует тех, кто гоняется за юбками! (Вставая.) Все мои молитвы кончены. Пусть дьявол зависти изречет: аминь! Ну, гей, герой Ахилл! Где ты?

  

  

  

   Входит Патрокл.

  Патрокл. Кто там? А, любезный Терсит! Иди сюда и заводи руготню.

  Терсит. Если бы мне пришла на ум позолоченная медяшка, я бы остался с тобой. Впрочем, беда не- велика: останься с самим собою. Пусть обычное проклятие, тяготеющее над людьми, - глупость и безумие, - будут твоим уделом. Да сохранит тебя небо от всякого разумного совета и да не западет тебе в голову ни одна живая мысль! Пусть похотливая кровь твоя до самой смерти управляет тобою, и если та, которая будет обмывать тебя после смерти, скажет, что ты красивый покойник, я поклянусь чем хочешь, что она не завертывала в саван только прокаженных. Аминь. Где Ахилл?

  Патрокл. Как, ты стал ханжой? Ты молился?

  Терсит. Да, услышь меня Небо!

  

  

  

   Входит Ахилл.

  Ахилл. Кто здесь?

  Патрокл. Терсит, мой господин.

  Ахилл. Где? Где? Ага, так ты пришел. Ну-с, мой сыр, моя желудочная настойка - почему тебя не подавали к моему столу? Ну-ка, что такое Агамемнон?

  Терсит. Твой командир.

  Ахилл. А теперь ты, Патрокл, скажи мне, что такое Ахилл?

  Патрокл. Твой господин, Терсит. Теперь скажи на милость, что такое ты сам?

  Терсит. Человек, который видит тебя насквозь. А теперь скажи мне, Патрокл, как, по-твоему, кто ты таков?

  Патрокл. Если ты так хорошо меня знаешь, - скажи сам.

  Ахилл. Ну-ка, скажи, скажи.

  Терсит. Я просклоняю весь вопрос. Агамемнон командует Ахиллом; Ахилл - господин надо мною; я тот, кто изучил Патрокла, а Патрокл - дурак.

  Патрокл. Ах ты, негодяй!

  Терсит. Молчи, дурак, я еще не кончил.

  Ахилл. Он на особых правах. Продолжай, Терсит.

  Терсит. Агамемноy - дурак, Ахилл - дурак, Терсит - дурак и Патрокл - дурак, как уже было сказано раньше.

  Ахилл. Изволь объяснить почему.

  Терсит. Агамемнон дурак, потому что вздумал командовать Ахиллом, Ахилл дурак, потому что слушает приказы Агамемнона, Терсит дурак - зачем служит такому дураку? - а Патрокл дурак сам по себе, коренной.

  Патрокл. Почему же это я дурак?

  Терсит. Спроси об этом Создателя, а с меня достаточно знать, кто ты таков. Смотрите-ка, кто это идет сюда?!

  

  Входят Агамемнон, Улисс, Нестор, Диомед и Аякс.

  Ахилл. Патрокл, я ни с кем не хочу говорить. Иди за мной, Терсит. (Уходит).

  Терсит. Все это такая гадость! Вздор! Раболепство! Вся ссора вышла из-за мужа-рогоносца и распутной бабенки. Нечего сказать, славная ссора! Есть отчего враждовать между собою и заниматься кровопусканием. Ах, возьми сухая парша виновных всего этого! Пропади они все от войны и распутства! (Уходит.)

  Агамемнон. Где Ахилл?

  

  

  

  

  Патрокл

  

  

   В палатке он, но только он не в духе.

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

   Пойди, скажи ему, что мы пришли.

  

  

   Он отослал гонцов моих обратно,

  

  

   И, отложив достоинство свое,

  

  

   Я сам к нему иду. Но пусть не мнит он,

  

  

   Что место я ему не укажу,

  

  

   Или забуду, - кто я!

  

  

  

  

  Патрокл

  

  

  

  

  

   Я скажу.

  

  

  

  

  (Уходит.)

  Улисс. Мы видели его в дверях палатки - не болен он.

  Аякс. Да, болен, львиною болезнью, болен от сердечной гордости: можешь назвать это печалью, если хочешь простить ему. Но, клянусь моей головой, это гордость - только чем, чем он может так гордиться, - пусть бы показал нам! - Агамемнон, одно слово, господин мой. (Отводит Агамемнона в сторону.)

  Нестор. С чего это Аякс так лает на него?

  Улисс. Ахилл переманил у него шута.

  Нестор. Кого? Терсита?

  Улисс. Его самого.

  Нестор. Ну, значит, Аяксу не о чем будет говорить, так как он потерял тему для разговоров.

  Улисс. Нет, отчего же! Как видишь, теперь он говорит о том, кто отнял у него эту тему, - об Ахилле.

  Нестор. Тем лучше. Раздор между ними желательнее для нас, чем их дружба. Однако крепок же был союз, если дурак мог разорвать его!

  Улисс. Дружба, не скрепленная мудростью, легко может быть разорвана глупостью. Вот идет Патрокл.

  Нестор. Но без Ахилла.

  

  

  

   Входит Патрокл.

  Улисс. У слона есть суставы, но не для любезностей. Ноги ему даны лишь на потребу, а не для коленопреклонений*.

  

  

  

  

  Патрокл

  

  

   Ахилл ответить приказал, что он

  

  

   Душевно сожалеет, если вас

  

  

   Со свитою влекли иные цели,

  

  

   Помимо развлеченья... Он вполне

  

  

   Надеется, что это лишь прогулка

  

  

   Для твоего пищеваренья.

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

  

  

  

  

  Слушай,

  

  

   Патрокл. Ответы эти нам знакомы.

  

  

   Презреньем окрыленные, они

  

  

   Не могут ослепить ни наших взоров,

  

  

   Ни нашей мысли. Да, в Ахилле есть

  

  

   Достоинства... мы признаем охотно;

  

  

   Однако же все доблести его,

  

  

   Направленные часто не ко благу,

  

  

   Теряют постепенно яркий блеск...

  

  

   Так поданные на нечистом блюде

  

  

   Душистые плоды не возбудят

  

  

   Желания отведать их и плесенью

  

  

   Покроются. Ступай, скажи Ахиллу,

  

  

   Что мы пришли сюда для объяснений.

  

  

   И ты не погрешишь, когда прибавишь,

  

  

   Что выше меры горд он, а учтив

  

  

   Гораздо ниже, что у него гораздо меньше

  

  

   Почтенных качеств, чем пустого самомненья.

  

  

   Пусть знает он, что более достойный,

  

  

   Забыв свое величие и сан,

  

  

   Презрев обиды, царственно снисходит

  

  

   К его капризным требованьям. Даже

  

  

   Считается с его блажною волей

  

  

   И сторожит приливы и отливы

  

  

   Смешных причуд и настроений, точно

  

  

   Он центр войны и главная пружина.

  

  

   Ступай, скажи... Добавь еще, что, если

  

  

   Он чересчур высокую себе

  

  

   Назначит цену, можем обойтись мы

  

  

   И без него. Пусть, как снаряд тяжелый,

  

  

   Он пылью покрывается, как хлам,

  

  

   Мы ж будем говорить: он хоть и славен,

  

  

   Но для войны негоден. Даже карлик,

  

  

   Способный двигаться, нам на войне

  

  

   Дороже осовелого героя...

  

  

   Так и скажи ему все это...

  

  

  

  

  Патрокл

  

  

  

  

  

  

  Так

  

  

   Все передам и вам ответ доставлю.

  

  

  

  

  (Уходит.)

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

   Из уст вторых ответ, однако, вряд ли

  

  

   Нас удовлетворит. Ведь мы желали

  

  

   Увидеться с ним лично, так иди

  

  

   К нему хоть ты, Улисс.

  

  

  

   Улисс уходит.

  Аякс. Чем же он превосходит всякого другого?

  Агамемнон. Только тем, что он о себе воображает.

  Аякс. И это так много значит! Не воображает ли он, что во всех отношениях превосходит меня?

  Агамемнон. Без сомнения!

  Аякс. И ты разделяешь его мнение? Скажешь, он выше меня?

  Агамемнон. Нет, благородный Аякс. Ты также силен, так же храбр, так же умен, но разница та, что ты вежливее и обходительнее.

  Аякс. Не понимаю, чем иной раз гордятся люди? Откуда эта гордость! Я даже не знаю, что она такое, собственно!

  Агамемнон. Твой ум, Аякс, светлее и твои добродетели привлекательнее. Гордец сам себя пожирает. Гордость - его собственное зеркало, собственная его труба, собственная летопись. Всякий, прославляющий себя не только делами, пожирает дела самохвальством.

  Аякс. Гордые люди ненавистны мне, как жабье семя.

  Нестор (в сторону). А себя-то, однако, любит. Не странно ли это!

  

  

  

  Возвращается Улисс.

  

  

  

  

  Улисс

  

  

   Ахилл не выйдет завтра в бой.

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

  

  

  

  

   Причины?

  

  

  

  

  Улисс

  

  

   Да никаких. Капризно отдался

  

  

   Он буйному, заносчивому нраву.

  

  

   Ему совсем нет дела до других;

  

  

   Его закон - пустое своеволье.

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

   Но почему на дружный наш призыв

  

  

   Он из шатра не хочет даже выйти,

  

  

   Чтоб наслаждаться свежестью дневной!

  

  

  

  

  Улисс

  

  

   Все отговорки жалкие его

  

  

   Ничтожны, как ничто. Он просьбу вашу

  

  

   Не исполняет только потому,

  

  

   Что это просьба. Он совсем помешан

  

  

   На собственном величии, и сам

  

  

   С собою даже говорит, как с богом.

  

  

   А мнимое величье до того

  

  

   В нем раздувает спесь и самомненье,

  

  

   Что порождает явное безумье:

  

  

   Он сам себя бичует и казнит.

  

  

   Что в нем еще?.. Его самовлюбленность

  

  

   Так велика, что выхода ей нет.

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

   Аякс, сходи к нему, с ним объяснись

  

  

   Приветливей. Все говорят, что мненья

  

  

   Он о тебе высокого... Иди,

  

  

   И, может быть, нелепое решенье

  

  

   Отменит он.

  

  

  

  

  Улисс

  

  

  

  

  О нет, Агамемнон!

  

  

   Осмелюсь ли сказать тебе... Напрасно...

  

  

   Не посылай... Напротив, мы должны

  

  

   Благословлять все то, что отделяет

  

  

   Аякса от Ахилла. Как! Гордец,

  

  

   Питающий свое высокомерье

  

  

   Своим же жиром, презирая все,

  

  

   Что не в его мозгах перемололось, -

  

  

   Перед собой увидит вдруг того,

  

  

   Кто нам дороже всех Ахиллов в мире!

  

  

   Нет, трижды нет. Герой, боец храбрейший

  

  

   Излишнею любезностью не должен

  

  

   Бесславить лавров первенства... Нет, нет!

  

  

   Я не даю согласья на бесславье

  

  

   Достоинства высокого! Ему -

  

  

   Идти - к кому ж! К Ахиллу! Этим только

  

  

   В Ахилле откормили б мы свинью

  

  

   Надутой спеси. Ублажать Ахилла,

  

  

   В созвездье Рака угли подсыпать!*

  

  

   И без того горит оно надменно

  

  

   Огнем Гипериона*. Чтоб Аякс

  

  

   Пошел к Ахиллу! Да спаси нас Зевс!

  

  

   Пусть он гремит: "Ахилл, иди к Аяксу!"

  

  

  

  

  Нестор

  

  

  

   (в сторону)

  

  

   Вот ловко он его пощекотал!

  

  

  

  

  Диомед

  

  

  

   (в сторону)

  

  

   Как льет он лесть!

  

  

  

  

   Аякс

  

  

  

  

  

  К нему идти готов я,

  

  

   Но лишь затем, чтоб череп раскроить.

  

  

  

  

  Агамемнон

  

  

   Ты не пойдешь.

  

  

  

  

   Аякс

  

  

  

  

   А чваниться он станет

  

  

   Приглажу чванство я... Иду к нему!

  

  

  

  

  Улисс

  

  

   Нет, никогда, хотя бы весь успех наш

  

  

   Зависел от того!

  

  

  

  

   Аякс

  

  

  

  

   Он просто негодяй!

  

  

  

  

  Нестор

  

  

  

   (в сторону)

  

  

   Как ловко он себя определяет!

  Аякс. Неужели он не научится обходиться с людьми как подобает!

  Улисс (про себя). Ругается над черным цветом ворон.

  Аякс. Я выпущу из него кровь.

  Нестор (в сторону). Сам болен, а хочет быть врачом.

  Аякс. О, если бы все думали, как я!

  Нестор (в сторону). Ум совсем вышел бы из употребления.

  Аякс. Он бы не отделался от меня дешево. Я бы заставил его проглотить мой меч. Неужто гордость так-таки и восторжествует!

  Нестор (в сторону). Если бы