Пандар. Их рассмешил еще не столько волос, сколько забавный ответ его.
Крессида. Что же он такое ответил?
Пандар. "Знаешь, - сказала Елена, - у тебя на подбородке всего
пятьдесят один волос* и один из них поседел".
Крессида. Только и всего?
Пандар. Постой. "Пятьдесят один, - отвечает он, - и один из них
поседел. Значит, этот седой мой отец, а остальные - его сыновья". - "О
Юпитер! - воскликнула она на это. - Который же из них супруг мой - Парис?" -
"Раздвоенный, - отвечает Троил. - Вырви его и отдай ему". Тут все залились
смехом, Елена так покраснела, а Парис так разозлился... Ну а все остальные
чуть не лопнули от хохота.
Крессида. Довольно. А то лопнет мое терпение от этих пустяков.
Пандар. Дело твое, племянница. Я тебе вчера кое-что сообщил. Подумай
об этом.
Крессида. Думаю.
Пандар. Клянусь, это сущая правда. Троил так плачет о тебе, как будто
в апреле родился*.
Крессида. Так я вырасту от его слез, как майская крапива.
Бьют отбой.
Пандар. Смотри, вот они возвращаются с поля битвы. Станем здесь и
поглядим, как они будут проходить в Илион. Не так ли, моя добрая племянница,
моя милая Крессида?
Крессида. Пожалуй.
Пандар. Стой здесь. Отличное место! Отсюда мы прекрасно все разглядим.
Я буду называть тебе всех по имени, сообразно с тем, как они будут
проходить. Но ты обращай внимание на одного Троила.
Крессида. Не так громко.
Проходит Эней.
Пандар. Вот Эней. Это ли не дивный мужчина! Могу сказать по совести -
один из цветков Трои. Но все же ты обращай внимание на Троила. Вот ты
увидишь, каков он.
Крессида. А это кто?
Проходит Антенор.
Пандар. Это Антенор. Могу по совести сказать - умнейшая голова и очень
недурен собой. Однако что же не идет Троил? Увидишь, как только он заметит
меня, сейчас сделает условный знак головой.
Крессида. Осчастливит тебя.
Пандар. Увидишь.
Крессида. Велика важность.
Проходит Гектор.
Пандар. А вот и Гектор. Вон тот... тот самый молодчина. Да,
племянница, Гектор мужчина хоть куда! Храбрый, мужественный... Заметь, как
он смотрит! Какова осанка! Это величие. Разве не молодчина?
Крессида. Неоспоримо.
Пандар. Не правда ли? Сердце радуется при взгляде на него. Заметь,
какие рубцы на его шлеме. Вглядись хорошенько. Видишь? Это не шутка. По этим
рубцам видно, что жаркое дело было. Это рубцы!
Крессида. И все от мечей?
Пандар. Не все ли равно, от мечей или не от мечей. Хоть сам черт на
него напади, он не поддастся. Всех богов призываю в свидетели - сердце
радуется при взгляде на него. А вон Парис идет. Видишь, вот, вот Парис.
Проходит Парис.
Пандар. Смотри на него, племянница. Разве не красив и он! Что же
ходили слухи, что он уже возвратился домой и ранен? Ни малейшей раны! То-то
обрадуется Елена, когда он вернется домой невредимым! Теперь бы взглянуть
на Троила. Что же Троил?
Проходит Эллен.
Крессида. А это кто?
Пандар. Эллен. Странно, однако, нет и нет Троила. Да... Эллен... Или
тот сегодня не выходил на бой?.. Этот... да... Этот - Эллен.
Крессида. А разве Эллен тоже в состоянии сражаться?
Пандар. Эллен-то? Куда ему! То есть так себе... и в состоянии и не в
состоянии... Удивляюсь, куда запропастился Троил? Слушай... Там, кажется,
кричат: "Троил"?.. Нет, куда Эллену драться! Эллен - трус.
Крессида. А это что за пигалица переступает там?
Проходит Троил.
Пандар. Где?.. А, ты не про того! Это - Дейфоб... А вот - Троил. Что,
племянница! Каков человек! Да, доблестный Троил. Герой над героями!
Крессида. Тише. Постыдился бы!
Пандар. А ты вглядись в него. Запомни хорошенько. О храбрый Троил!
Заметь, как окровавлен меч его. А шлем-то! Шлем-то! Иссечен больше, чем у
Гектора. Заметь, какой взгляд! Какая поступь! О дивный юноша! И ему нет
двадцати трех лет! Иди своей дорогой, Троил! Иди своей дорогой! Будь у меня
сестра грация или дочь богиня, я предоставил бы ему любую. Дивный мужчина!
Парис? Парис - тьфу перед ним, Елена с радостью отдала бы за этого - того,
да еще собственный глаз в придачу.
Проходят несколько простых воинов.
Крессида. Вот и еще идут.
Пандар. Ослы! Дураки! Олухи! Труха и солома! Солома и труха! Похлебка
после мяса! Я до самой смерти мог бы, кажется, не сводить глаз с Троила. Ну
что ты смотришь еще? Что? Улетели орлы, остались только вороны да галки,
галки да вороны. Уж если на кого походить, так я предпочел бы быть Троилом,
чем всеми греками вместе с прибавкой Агамемнона.
Крессида. Среди греков есть Ахиллес. Далеко до него Троилу.
Пандар. Ахиллес! Да это ломовой извозчик, носильщик, верблюд... и
больше ничего!
Крессида. Полно, полно.
Пандар. Чего полно! Есть у тебя понятие? Есть глаза? Не можешь
отличить мужа! Разве порода, красота, статность, красноречие, мужество,
образование, воспитание, любезность, добродетель, юность, щедрость и все
прочее - не та соль, не те пряности, которые приправляют человека.
Крессида. И не говори! Человек из особенного теста, в которое и
фиников класть не надо: без них всходит.
Пандар. Престранная ты женщина. Нет возможности предвидеть твои
ответы, на какое слово ты наляжешь и от какого ускользнешь.
Крессида. Я полагаюсь на спину, чтобы защитить живот, на ум, чтобы
защитить лукавство, на скромность, чтобы защитить честь. Маской защищаю я
красоту, а тобою - все это разом. Вот те слова, на которые я опираюсь при
ответах. У меня их не счесть, как и средств для самозащиты.
Пандар. Нельзя ли узнать хоть одно?
Крессида. Ни за что. Лучшее средство для защиты - молчание. Если то,
что нуждается в защите, я не сумею сохранить от посторонних рук, то, по
крайней мере, я скрою пораженное место. Разве уж если оно вспухнет до
очевидности... Тогда уж поздно охранять.
Пандар. Престранное ты существо.
Входит мальчик, слуга Троила.
Мальчик (Пандару). Мой господин желает сейчас же поговорить с тобою.
Пандар. Где он?
Мальчик. У тебя дома. Он снимает теперь свои доспехи.
Пандар. Передай ему, славный юноша, что я иду.
Мальчик уходит.
Боюсь, не ранен ли он! Прощай, любезная племянница.
Крессида. Прощай, дядя.
Пандар. Я скоро опять увижусь с тобою.
Крессида. С чем тебя ждать, дядя?
Пандар. С доказательством любви Троила. (Уходит.)
Крессида. И тем окончательно докажешь, что ты - сводник.
Все жертвы, все дары любви, признанья,
Восторг, печаль и слезы и стенанья
От имени другого он сулит.
Не знает он, что сердце говорит
Мне о высоких качествах Троила -
В сто раз ясней, сильней, чем отразило
Их зеркало напыщенных похвал.
Но не сдаюсь, - как он бы ни желал.
Мы, женщины, мы ангелы, покуда
В мужчинах к нам горит огонь. Но чудо
Становится ничем, когда его
Он, вдруг, возьмет. Один лишь миг всего -
И смерть любви! Нет, как бы ни любила
Я милого, - уста мои могила!
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Стан греков перед шатром Агамемнона.
Трубы.
Входят Агамемнон, Нестор, Улисс, Менелай и другие.
Агамемнон
Скажите мне, князья и полководцы,
Какая скорбь туманит ваши лица
Болезненной, зловещей желтизною?
Случалось ли, чтоб все предначертанья,
Все планы человека исполнялись
Согласно с ожиданьями? О нет!
И самые великие деянья
Нередко на пути своем встречают
Препятствия и беды; и они
Нередко развиваются подобно
Уродливым наростам иль узлам
На царственных могущественных кедрах.
Движенье соков в ветках и корнях
Они в себе задерживают жадно,
И стройный ствол кривится. Так, друзья,
Поверьте мне, не стоит огорчаться,
Что все еще надежды не сбылись
На скорое завоеванье Трои
И что пока незыблема она.
Все предприятья славные, насколько
Из прошлого рисует память мне,
Полны таких нежданных отступлений
От ясных начертаний и от форм
Возвышенных и в мыслях совершенных.
Зачем же вы в смятенье и тоске
Взираете на положенье наше?
Неужто эта мелкая задержка
Вам кажется позором? А меж тем
Вы в ней должны провидеть испытанье,
Ниспосланное Зевсом, чтоб узнать
Границы нашей веры и терпенья.
Да, этого металла чистоту
Немыслимо постичь, пока фортуна
Потворствует нам: храбрый, как и трус,
Силач, как слабый, умный, как и глупый,
Тогда вполне казались бы равны.
Лишь бури жизни мощным дуновеньем
С поверхности срывают пену, муть;
И только то, в чем есть и вес и твердость,
То, что в огнеупорной чистоте
Лежит на дне плавильного сосуда,
Считается металлом благородным.
Нестор
С тем уваженьем, коего достоин
Твой трон божественный,
о вождь Агамемнон,
Твои слова еще дополнит Нестор.
Испытанным вполне считать себя
Лишь может тот, кто стойко перенес
Ниспосланные роком испытанья.
Пока спокойно море, погляди,
Как много там мелькает утлых лодок,
Сопутствуя испытанным судам.
Но только лишь разгневанный Борей
Накинется на кроткую Фетиду*,
Корабль могучий, крепкоребрый, вдаль
Среди стихий взволнованных несется,
Похожий на Персеева коня*,
А утлая и ветхая ладья,
Еще недавно спорившая дерзко
С гигантами, она иль стала вдруг
Добычею Нептуна, иль укрылась
В немую гавань. Истинную доблесть
Так отличить легко во время бурь.
Средь блеска и сиянья счастья, овод
Страшнее стаду кажется, чем дикий,
Свирепый тигр. Когда гроза дохнет,
Столетний дуб склоняет вдруг колени,
Под сенью вязов вьется мошкара,
А человек, бесстрашный и могучий,
Грозою вдохновенный, с нею в лад
Ответствует разгневанному року
Такими же громовыми речами.
Улисс
Агамемнон! Великий вождь, душа
И становой хребет Эллады - сердце
И мозг несметных полчищ наших. Ты,
В ком так слились все наши мысли, чувства,
Послушай речь Улисса. Но сперва
Позволь воздать от глубины сердечной
Достойное хваление
(Агамемнону.)
тебе,
Прославленному доблестью и саном.
(Нестору.)
Затем - тебе, своею сединой
Стяжавшему права на уваженье.
О царь, чтоб речь твою запечатлеть,
Ее десница Греции на меди
Должна бы вырезать! А про твою,
Маститый Нестор, я сказать обязан,
Что и ее, как и тебя бы, надо
Оправить в серебро, дабы, как ось,
Вокруг которой небеса вертятся,
Служила связью вечною она
Меж жадным до познанья слухом греков
И языком торжественным твоим -
И все же я молю, благоволите,
Ты, славный вождь, и мудрый старец, ты,
Услышать речь Улисса.
Агамемнон
Царь Итаки,
Тебя готовы слушать мы; давно
Известно нам, что с мудрых уст Улисса
Бесплодных слов нельзя и ожидать,
Как с дерзких уст Терсита невозможно
Ждать мудрости оракула иль песен.
Улисс
Уже давно была б во прахе Троя,
Меч Гектора давно б упал из рук,
Когда бы в стане греков чтилось свято
Величье власти. Но, увы, шатров,
Ветрами раздуваемых, не меньше,
Чем лживых и раздутых самолюбий.
Возможно ль меда ждать, когда сам вождь -
Не матка улья и в раздоре пчелы.
Там, где вождем распущены войска,
Там недостойный и достойный рядом.
Везде свой строй - и на земле внизу,
И в небесах, среди планет горящих -
Законы первородства всюду есть,
Есть первенство во всем, есть соразмерность:
В обычаях, в движениях, в пути
Везде порядок строгий, нерушимый.
Одно светило - солнце, выше всех.
Оно, как на престоле, управляя
По-царски сонмом всех других планет,
Своим целебным оком исправляет
Их вредное воздействие и вид,
И злых и добрых равно наставляя.
Но стоит раз планетам обойти
Порядок свой - о, сколько бед возникнет
Чудовищно мятежных! Сколько бурь,
Землетрясений, столкновений грозных
И перемен! Смятенье, ужас, мрак
Цветущих стран разрушат мир блаженный.
Где лестница для величавых дел?
Что, кроме смерти, ждет все предприятья?
Чем держится порядок стройный школ?
Сословья в городах, торговля? Только
Священною охраной прав! Попробуй
Ступени эти вырвать или веру
Поколебать, и скоро вы разлад
Во всем найдете. В мире все к борьбе
Настроено. Недвижимые воды
Мгновенно возмутятся; затопив
Все берега, они и мир затопят,
И станет он похож на мокрый хлеб.
Насилие порабощает слабость,
И изверг сын отца замучит. Право
Заменит сила. А еще верней -
Неправда с правдой, посреди которых
Есть справедливость, - воссольются вдруг,
И сгинут скоро даже их названья.
Все подпадет под иго своеволья,
Сама ж она - под иго грубой силы,
А своеволье - раб чревоугодья.
Чревоугодье - ненасытный волк,
При помощи сподвижников подобных
В конце концов пожрет само себя.
Так вот, о вождь блистательный, что выйдет,
Коль упразднить чиноначалье. Да,
Хаос везде, во всем! Уничиженье
Во время войн ведет лишь к одному:
Все, что вперед не движется, обратно
Должно пойти. Ближайший подчиненный
С презреньем отнесется к полководцу,
А к этому - еще стоящий ниже.
Так, вырастая с каждою ступенью,
Переходя от одного к другому,
Оно влечет соперничество, зависть,
И до сих пор своим спасеньем Троя
Обязана не мужеству защиты,
А роковым раздорам в нашем стане!
Чтоб речь мою пространную закончить
Я повторяю: Троя невредима
Не потому, что мужество в ней сильно,
А потому, что мы бессильны сами.
Нестор
Я признаю - недуг, гнетущий нас,
Определил Улисс премудро, верно.
Агамемнон
Недуг открыт, но чем его лечить?
Улисс
Чем? Ахиллес великий, тот, кого
Молва зовет десницей гордых греков,
В своей палатке, лестью упоен,
Валяется, кичась и насмехаясь
Над нашими стараньями. Патрокл
С ним заодно глумится над врагами
И нас клеймит позорной клеветой.
Что мы! Тебя, Агамемнон великий,
Он не щадит... ни имени, ни сана,
И, как актер бездарный, все таланты
Которого лишь в подколенной жиле,
В беседе ног с кроватью деревянной*,
Позорит он твое величье дерзко,
Тем голосом, который дребезжит,
Как колокол разбитый, и словами,
Которые в устах Тифона* даже
Казались бы гиперболами злыми!
Смотря на эти пошлости, Ахилл
От грубых плеч до живота хохочет
И громко восклицает: "Ну, совсем
Агамемнон! Отлично! Превосходно!
Теперь представь мне Нестора, как он
Пред каждой речью бороду погладит,
Покашляет..." И представляет тот.
Пускай одно похоже на другое,
Как на Вулкана мощного - жена*,
Но Ахиллес все вопит: "Превосходно,
Ну сущий Нестор! А теперь, Патрокл,
Представь, как он в часы ночной тревоги
Вооружается". И вот Патрокл опять
Над немощами старости глумится:
Он кашляет, плюет и с дрожью рук
Как будто бы застегивает латы,
Не попадая в пряжку ремешком.
А тот, герой, катается от смеха,
Крича: "Довольно! Будет! Будет, друг,
А то умру от смеха!" Так все наши
Достоинства, таланты и черты,
Намеренья, успехи, неудачи
И выдумка и правда - все ему
Посмешищем и поруганьем служит.