Амфитеатров Александр Валентинович - Пять пьес, Страница 7 - Книги

ъ. Сорокъ четыре

Верховск³й. Мнѣ пятьдесятъ шесть... Странно. Разница не такъ ужъ велика... а,- извините меня!- я не понимаю васъ, мы словно говоримъ на разныхъ языкахъ.

Ревизановъ. Да, такъ оно и есть. Я говорю на языкъ природы, а вы на языкъ культуры. Вы толкуете о господствѣ долга, а я о господствѣ страсти. Вы стоите на исторической, условной точкѣ зрѣн³я, а я на абсолютной истинъ. Вамъ нравится, чтобы ваша личность исчезала въ обществѣ; я напрягаю всѣ силы, чтобы, наоборотъ, поставить свою волю выше общей.

Синевъ (издали). Вотъ какъ!

Ревизановъ. Вы что-то сказали?

Синевъ. Простите, пожалуйста, но вы мнѣ напомнили... впрочемъ, неудобно разсказывать: не совсѣмъ ловкое сближен³е...

Ревизановъ. Не стесняйтесь.

Синевъ. Я уже слышалъ вашу фразу недавно, на допросѣ одного интеллигентнаго... уб³йцы съ цѣлью грабежа. Онъ, между прочимъ, тоже опредѣлялъ преступлен³е, какъ попытку выдѣлить свою личную волю изъ воли общей, поставить свое я выше общества.

Ревизановъ. Да, въ сознательномъ преступлен³и есть этотъ оттѣнокъ.

Верховск³й. И преступлен³е обычная дорога къ вашему излюбленному царству страсти.

Ревизановъ. Бываетъ.

Верховск³й. Хорошая дорога, скажете?

Ревизановъ. По крайней мѣрѣ, хоть куда-нибудь приводитъ.

Верховск³й. Помилуйте! да если всѣ станутъ такъ думать и жить... что же это будетъ? Вѣдь въ такой компан³и люди пожрутъ другъ друга.

Ревизановъ. Что же? Горе побѣжденнымъ....

Входятъ Людмила Александровна и Сердецк³й. Людмила Александровна садится въ тѣни, въ глубинѣ сцены.

Синевъ. Все это прекрасно, Андрей Яковлевичъ теор³и можно разводить всяк³я, и, пока ваше царство страсти остается въ м³рѣ, такъ сказать, умозрительномъ, намъ, обыкновеннымъ смертнымъ, можно съ грѣхомъ пополамъ жить на свѣтѣ. Но скверно, что изъ теоретической? области то и дѣло проскальзываютъ фантомы въ действительную жизнь.

Ревизановъ. А вы ихъ ловите и отправляйте въ мѣста не столь и столь отдаленныя. Это ваше право.

Синевъ. Да, вѣдь всѣхъ не переловишь.

Ревизановъ. А не поддаваться ихъ право.

Синевъ. Иного и схватишь, нить! Скользокъ, какъ угорь, вывернется и уйдетъ въ мутную воду. Законъ - дѣло рукъ человѣческихъ, а преступлен³е дѣло природы. Законъ имѣетъ рамки, а преступлен³е нѣтъ. Законъ гонится за преступлен³емъ, да не всегда его догоняетъ. Да вотъ вамъ примѣръ. Вчера я слышалъ одну истор³ю: попробуйте преслѣдовать ея героя по закону...

Олимп³ада Алексѣевна, (отрываясь отъ разговора съ Митей). Если что-нибудь страшное, не разсказывай: я покойниковъ боюсь.

Синевъ. Дѣло на Уралѣ.

Ревизановъ. Знакомыя мѣста.

Синевъ. Герой мѣстный Крезъ, скучающ³й росс³янинъ изъ любимаго вами, Андрей Яковлевича типа людей страсти и личнаго произвола...

Верховск³й. Проще сказать: самодуръ.

Сипевъ. Но образованный, замѣтьте.

Ревизановъ. Есть тамъ так³е. Ну-съ?

Синевъ. Развлечен³я ради, задумался этотъ Крезъ влюбиться въ нѣкоторую барыньку, жену довольно вл³ятельнаго въ тѣхъ мѣстахъ лица... Барынька оказалась не изъ податливыхъ...

Сердецк³й. Крезъ поклялся, что возьметъ ее, во что бы то не стало...

Синевъ. Откуда вы знаете?

Сердецк³й. Предположилъ по шаблону, всегда такъ бываетъ.

Синевъ. Да... И началъ орудовать. Да вѣдь какъ! Супругъ упрямой красавицы до тѣхъ поръ отлично шелъ по службъ, а теперь вдругъ, ни съ того ни съ сего, запутался въ какихъ-то упущен³яхъ, попалъ подъ судъ и вылетѣлъ въ отставку съ запачканнымъ формуляромъ. Въ обществѣ пошли гадк³е слухи о поведен³и молодой женщины. Репутац³я несчастной была разбита, семейная жизнь ея превратилась въ адъ. Знакомые отъ нея отвернулись, мужъ вколачивалъ жену въ гробъ ревностью, родныя дѣти презирали ее, какъ развратную женщину...

Людмила Александровна. Ахъ!

Синевъ. А? что? вамъ опять нехорошо, кузина?

Людмила Александровна. Не обращайте на меня вниман³я: такъ... приступъ мигрени...

Олимп³ада Алексѣевна. Ну, а конецъ-то, конецъ твоего романа?

Синевъ. Въ одинъ прекрасный вечеръ...

Сердецк³й. Послѣ ужасной семейной сцены...

Синевъ. Вы, Аркад³й Николаевичъ, невозможны съ вашею прозорливостью. Ну-да, послѣ ужасной семейной сцены, горемычная барынька ушла, въ чемъ была, изъ дома и постучалась таки...

Сердецк³й. Къ Крезу.

Ревизановъ. Что и требовалось доказать.

Верховск³й. Вотъ видите, Андрей Яковлевичъ.

Ревизановъ. Виноватъ. Позвольте, господа. Чего вы отъ меня хотите? Что-бы я не осудилъ этотъ поступокъ? Осуждаю. Но вѣдь я не утверждалъ, что люди страсти хорош³е люди. Я только говорилъ, что это люди, которые хотятъ быть счастливыми, умѣютъ брать свое счастье съ боя и ради него на все готовы...

Людмила Александровна. На все?!

Ревизановъ. Я раньше слыхалъ вашу истор³ю, Петръ Дмитр³евичъ, и хорошо знаю ея героя.

Синевъ (въ сторону). Мѣдный лобъ!

Ревизановъ. Это, дѣйствительно, упрямый и страстный человѣкъ.

Людмила Александровна (не глядя на него, издали). А... а совѣсть? упрекаетъ его когда-нибудь?

Ревизановъ (окидываетъ ее внимательнымъ взоромъ... послѣ краткаго молчан³я, рѣшительно). Не думаю.

Людмила Александровна, съ тихимъ содроган³емъ, поникаетъ головою.

Олимп³ада Алексѣевна. Скучная твоя истор³я, Петя. Я думала, онъ ее убьетъ или она его.

Синевъ. Да вы же покойниковъ боитесь?

Олимп³ада Алексѣевна. Я только утопленниковъ, если въ водѣ долго пробыли, а, если съ револьверомъ, ничего... даже интересно.

Синевъ. Жестъ красивъ?

Олимп³ада Алексѣевна. Вотъ именно.

Ратисовъ. Господа, отвлеченности вещь хорошая, только, знаете ли, винта они все-таки не замѣнятъ.

Синевъ. Демосѳенъ глаголетъ вашими устами, дядюшка.

Ратисовъ. У меня въ кабинета уже приготовленъ столикъ.

Верховск³й. Такъ что же мы теряемъ золотое время?

Олимп³ада Алексѣевна (Ревизанову). Какъ? развѣ вы играете?

Ревизановъ. Съ особеннымъ удовольств³емъ.

Митя. Опять она къ нему!

Синевъ (напѣваетъ Митѣ). Пойметъ ли кто души моей волненье?

Олимп³ада Алексѣевна (Ревизанову). Такъ что и теперь?

Ревизановъ. Соблазняюсь.

Олимп³ада Алексѣевна. А я было хотѣла показать вамъ нашъ зимн³й садъ...

Синевъ. Знаемъ мы этотъ зимн³й садъ, сами хаживали...

Митя. О!!!..

Олимп³ада Алексѣевна. Это - мой любимый уголокъ... такой поэтический...

Митя. Смотрѣть такими глазами на какой-то денежный мѣшокъ!

Синевъ. Говорю тебѣ: гимназистамъ при капиталистахъ не везетъ.

Ратисовъ (изъ кабинета). Андрей Яковлевичъ! Петруша! Что же вы, господа? Ждемъ.

Ревизановъ. Вы слышите...

Уходить.

Олимп³ада Алексѣевна. Ну, пропустилъ моментъ - тебѣ же хуже. Была бы честь предложена, а отъ убытка Богъ избавилъ.

Синевъ (хохочетъ). Сорвалось!

Олимп³ада Алексеевна. Митя... Ты видѣлъ въ нашемъ зимнемъ саду новую бесѣдку?

Синевъ. Нѣтъ, видно, и гимназистамъ иной разъ бываетъ удача...

Отходить къ Сердѣцкому, смѣясь, говорить съ нимъ.

Митя. Новую бесѣдку? Нѣтъ-съ, не видалъ. Да, и видѣть не желаю. Показывайте господину Ревизанову!

Олимп³ада Алексеевна. Ай, какой Отелло! Вздоръ! Вздоръ!.. Давай руку. Изволь провожать меня... сегодня ты мой аркадск³й принцъ.

Митя. Что вы хотите этимъ сказать?

Олимп³ада Алексѣевна. Ты слышалъ...

Митя. Я - такой!.. Я не умѣю шутить любовью. У меня чувства. Я не понимаю легкихъ отношен³й къ женщинѣ.

Олимп³ада Алексѣевна. Ахъ, батюшки! что же? Бѣжимъ вдвоемъ на необитаемый островъ?

Митя. Я, коли что, на всю жизнь. У меня это просто. Весь классъ знаетъ...

Олимп³ада Алексѣевна. Да ты руку-то давай.

Митя. Руку?.. Руку извольте. А только я легкихъ отношен³й не понимаю. Я такой!

Идутъ къ дверямъ.

Синевъ. Тетушка! Вы не Олимп³ада,- вы Ирод³ада!!!

Олимп³ада Алексѣевна. Что такъ?

Синевъ. Младенцевъ избивать стали.

Митя. Опять дразнишься? Чортъ бы тебя побралъ.

Олимп³ада Алексѣевна и Митя уходятъ. Синевъ хочетъ войти въ кабинетъ. Людмила Александровна его окликаешь.

Людмила Александровна. Петръ Дмитр³евичъ.

Синевъ. Я, кузина.

Людмила Александровна. Этотъ Ревизановъ... герой... герой вашей истор³и... не правда ли?..

Синевъ молча и выразительно показываетъ въ сторону Ревизанова.

Людмила Александровна. Благодарю васъ.

Синевъ ушелъ.

Сердецк³й. Что съ вами сегодня?

Людмила Александровна. Ничего... нездоровится немного... право, не обманываю.

Сердецк³й. Ничего? А мнѣ кажется, очень много. И кажется, что нездоровится не тѣлу вашему, по душѣ. И еще кажется... говорить что ли?

Людмила Александровна. Какъ хотите...

Сердецк³й. Что виновата въ вашемъ разстройствѣ этотъ господинъ...

Людмила Александровна. Ревизановъ? Вздоръ какой... Вы, Аркад³й Николаевичъ, по старой памяти, всегда нѣсколько ревнивы къ новымъ лицамъ.

Сердецк³й (смѣясь). Можетъ быть, можетъ быть... Хотя Ревизановъ не совсѣмъ новое лицо. Онъ, такъ сказать, лишь "въ первый разъ по возобновлен³и"... и... и вы любили его когда-то.

Людмила Александровна. А! Вы могли бы не напоминать мнѣ... Какой позоръ! какой ужасъ!

Сердецк³й. Онъ не позволилъ себѣ намекнуть на ваши прошлыя отношен³я?

Людмила Александровна. Нѣтъ, нѣтъ!

Сердецк³й. Я замѣтилъ два - три странныхъ взгляда, брошенныхъ имъ на васъ.

Людмила Александровна. Что же они говорили?

Сердецк³й. По-моему, смыслъ ихъ былъ: "старая любовь не ржавѣетъ"...

Людмила Александровна. Ха-ха-ха! Бѣдный Аркад³й Николаевичъ! Вы такъ любите меня, что воображаете, будто всѣ смотрятъ на меня вашими глазами... Голубчикъ! Гдѣ намъ побѣждать такихъ избалованныхъ Донъ-Жуановъ? Я молода и недурна собою только для вашей влюбленной слепоты.

Сердецк³й. Нѣтъ. Вы очень хороши собою, на какой угодно избалованный вкусъ. А этихъ пресыщенныхъ прихотниковъ я знаю. Подобный господинъ способенъ преслѣдовать васъ даже безъ всякой любви, а просто потому, что вотъ оригинально: потому, что вы Верховская, что y васъ чудная репутац³я, что y васъ взрослыя дѣти, что y васъ нѣтъ и никогда не было любовника, и что есть свинское блаженство осквернить все это, растоптать, залить грязью... Если г. Ревизановъ вздумаетъ надоѣдать вамъ, и вамъ нуженъ будетъ другъ, вы, я надѣюсь, знаете, гдѣ его искать?

Людмила Александровна (преодолевая свое волнен³е, шутливо кладетъ руку на его голову). Гдѣ же, какъ не въ этомъ старомъ, сѣдомъ человѣкѣ, съ юношескимъ сердцемъ и влюбленными глазами... Ахъ, вы, рыцарь мой!

Сердецк³й (цѣлуетъ ея руку). Ну, вотъ, вы шутите, и я спокоенъ... А слова мои все-таки попомните. До свиданья: мнѣ пора въ редакц³ю, и я ухожу на французск³й манеръ, не прощаясь съ хозяевами. Пусть винтятъ. До свиданья.

Уходить, но возвращается отъ дверей и пытливо смотритъ въ глаза Людмилѣ Александровнѣ, взявъ ее за обѣ руки.

Такъ ничего нѣтъ, ничего?

Людмила Александровна. Да что это, право? Мнительность какая! Ахъ, Аркад³й Николаевичъ!

Сердецк³й. Ну, ну, не сердитесь... не буду, не буду, я уже ушелъ, ушелъ... Всего вамъ хорошаго, моя золотая.

Въ дверяхъ смотритъ на нее въ полъ-оборота.

Эхъ! Да когда же я, старый чортъ, любить-то ее перестану?

Уходить.

Людмила Александровна (одна). Чувствуетъ... Признаться проситъ... Да ни за что! никогда! На пытку пойду, пусть меня клещами рвутъ не признаюсь!.. Ну что же?... Кончено: побѣждена. Въ чьихъ я рукахъ! въ чьихъ рукахъ!.. Боже мой! Я такъ слаба, а онъ такъ силенъ и золъ. Хочешь ты испытать, какъ разгнѣванный мужъ, въ бѣшенствѣ, отталкиваетъ развратную жену? хочешь ты услыхать позорную брань изъ устъ своихъ дѣтей?.. Дѣти мои! милыя! Вы ростете, всѣ вами любуются, как³я вы добрыя, честныя. Кто васъ ростилъ, кто училъ, кто жилъ съ вами одною жизнью? Я! Все я! И теперь показать вамъ, что я всю жизнь лгала и прятала подъ красивыми словами позорное прошлое? Нѣтъ, я должна спасти себя отъ презрѣн³я дѣтей, потому что должна спасти ихъ отъ ненависти ко мнѣ. Если человѣку противна родная мать, что же уважать остается ему на свѣтѣ? Пусть я стану еще порочнѣе и хуже, но лишь предъ самою собой. Моя семья останется счастливой, а за мои грѣхи я отвѣчу предъ Богомъ...

Въ кабинетѣ хохотъ.

Верховск³й. Ха-ха-ха! безъ трехъ, милый Андрей Яковлевичъ! безъ трехъ!.. Ха-ха-ха! Помилуйте, господа, могъ ли я предполагать, что сажусь играть съ такими мастерами?

Синевъ. Скромничаете, дяденька, скромничаете! знаемъ мы васъ, какъ вы плохо играете.

Ревизановъ. Хорошо, что моя очередь выходить... Хоть духъ переведу, а то просто въ жаръ бросило...

Людмила Александровна. Будь, что будетъ. Мною держится мой домашн³й очагъ. Онъ даетъ свѣтъ и тепло слишкомъ многимъ. Я не имѣю права разрушать его...

(Ревизановъ выходить изъ кабинета. Онъ молча смотритъ на Людмилу Александровну. Она, вся трепещущая, сжимается, какъ отъ холода. Нѣмая сцена.)

Людмила Александровна (послѣ долгаго молчан³я, почти шепотомъ). Я буду y васъ... я... я повинуюсь.

Занавѣсъ.

ДѢЙСТВ²Е III.

Роскошный номеръ въ московской первоклассной гостиницѣ. Вечеръ.

Ревизановъ одинъ y письменнаго стола. Леони, въ короткой кофточкѣ, въ шаочкѣ, съ хлыстомъ въ рукѣ, тихо входить.

Леони. Ohe! mon gros... вотъ и я! Ты занять? Я мѣшаю?

Ревизановъ. И очень.

Леони. Я на одну минуту

Ревизановъ. Почему ты не въ циркъ?

Леони. Я скачу въ третьемъ отдѣлен³и, предпослѣднимъ номеромъ. Воспользовалась свободнымъ временемъ, заѣхала къ тебѣ не утерпѣла... Аh, vieux cochon! Я таки люблю тебя немножко...

Садится.

Ревизановъ. Гмъ... Гмъ...

Леони. Сколько бумагъ! и все дѣловыя!

Ревизановъ. Конечно.

Леони. Даже... даже вотъ этотъ голубой листокъ.

Ревизановъ (слегка ударилъ ее по рукѣ и прячетъ письмо въ карманъ). Оставь.

Леони. Ахъ, извините. Я не знала...

Ревизановъ не отвѣчаетъ.

Леони. Знаешь ли, этотъ дѣловой документъ очень похожъ на письмо отъ женщины.

Ревизановъ. Ты находишь?

Леони. Отъ кого эта записка?

Ревизановъ. Это не твое дѣло.

Леони. Однако, мой милый, вы становитесь не слишкомъ-то любезны въ послѣднѣе время.

Ревизановъ. Можетъ быть.

Леони. Я не знаю, чѣмъ это милое настроен³е вызывается y васъ. Можетъ быть, y васъ дѣла не хороши? Можетъ быть, вы влюблены неудачно? Но, во всякомъ случай, я не желаю, чтобы на мнѣ срывали дурное расположен³е духа. Я къ этому не привыкла.

Ревизановъ. Не трещи... надоѣла.

Леони (вскочила). Я запрещаю вамъ говорить со мною въ этомъ тонъ. Леони никто еще не говорилъ, что она надоѣла.

Ревизановъ. Ну, а я говорю.

Леони (топнула ногою, въ гнѣвныхъ слезахъ). Это гнусно, гнусно такъ обращаться съ женщиной.

Ревизановъ. Да полно, пожалуйста! Что за трагед³я? Я никакъ съ тобою не обращаюсь. Ты бѣснуешься и ругаешься, а я нахожу, что это скучно, вотъ и все.

Леони. Если вамъ скучно со мною, отпустите меня, разойдемся. Не вы одинъ любите меня, я найду свое счастье съ другимъ.

Ревизановъ. Съ другими, Леони, съ другими, надо быть точною въ выражен³яхъ.

Леони. Вы никогда не любили меня, если можете шутить со много такъ обидно.

Ревизановъ. Разумѣется, никогда. Кажется, y насъ, когда мы сходились, и разговора объ этомъ не было. А ты развѣ любила меня и любишь? Вотъ была бы новость.

Леони (горько). Нѣтъ, этой новости вы не услышите... Я васъ, конечно, и не люблю, и не уважаю... вы для меня просто мѣшокъ, откуда можно брать деньги... не такъ ли?

Ревизановъ. Не знаю, какъ по-твоему, по-моему, такъ. Да я ни на что болѣе и претенз³й не имѣю. Я плачу и не жалуюсь. Ты очень эффектная и занимательная женщина...

Леони. А, главное, въ модѣ. Такъ пр³ятно, вѣдь, чтобы вся Москва кричала: вотъ Ревизановъ, который отбилъ знаменитую Леони y князя Носатова.

Ревизановъ. Не скрываю: и это не безъ пр³ятности.

Леони. Вотъ этой-то славы y васъ и не будетъ больше. Не будетъ y васъ Леони. Кусайте себѣ тогда локти... и утѣшайтесь вонъ съ этою, которая пишетъ вамъ письма... виновата, дѣловые документы - на голубой бумагъ.

Ревизановъ. Будетъ другая слава, и гораздо болѣе пикантная... Станутъ говорить: вотъ Ревизановъ знаете, тотъ самый, который выгналъ отъ себя знаменитую Леони.

Леони (бѣшенымъ крикомъ). Lаche!

Ревизановъ (тихо). Пошла вонъ!

Нѣмая сцена. Леони подъ взглядомъ Ревизанова пятится къ дверямъ, какъ звѣрь отъ укротителя.

Леони издали грозитъ хлыстомъ. Васъ слѣдовало бы вотъ этимъ!

Ревизановъ грозно поднимается съ мѣста и дѣлаетъ къ Леони два шага. Она, струсивъ, бросаетъ въ него хлыстомъ и убѣгаетъ.

Ревизановъ (поднялъ хлыстъ, осмотрѣлъ его, подавилъ пружину, ручка хлыста отскакиваетъ, обнаруживая потайной кинжалъ). Изящная вещичка. Сохранимъ на память объ освобожден³и отъ иноплеменницы.. Не прилетѣла бы она мириться? Вотъ было бы не кстати.

Бросаетъ хлыстъ на письменный столъ и звонитъ. Вошедшему человѣку.

²оганъ, замѣтили вы даму, которая отъ меня вышла?

Человѣкъ. Мадамъ Леони?

Ревизановъ. Да. Меня для нея нѣтъ дома.

Человѣкъ. Слушаю-съ.

Ревизановъ. Передайте это швейцару. А затѣмъ приготовьте столъ, дайте фруктовъ, крюшонъ, цвѣтовъ получше... У меня ужинаетъ другая дама... Да! Скажите швейцару: не надо, чтобы ее видѣли. Пусть проведетъ какъ-нибудь поосторожнѣе. Ну, живо!

Человѣкъ уходитъ.

Ревизановъ (вынимаетъ изъ кармана спрятанное письмо). "Очень можетъ быть, что письмомъ этимъ я дѣлаю новую ошибку и даю вамъ новое оруж³е противъ меня. Но все равно. Если вы хотите погубить меня, то погубите и безъ этихъ жалкихъ строкъ. Я въ послѣдн³й разъ пытаюсь смягчить ваше сердце. Сжальтесь, оставьте меня въ покоѣ. На что я вамъ? Мало ли женщинъ красивѣе меня? Я не молода, я мать семейства, y меня взрослыя дѣти. Пощадите мою совѣсть. Какъ я буду смотрѣть имъ въ глаза? Отпустите меня на волю! Клянусь, я буду благодарна вамъ, какъ благодѣтелю. Вы пр³обрѣтете друга, вѣрнаго и преданнаго, какого y васъ еще не было"... (Прячетъ письмо въ бумажникъ). Мнѣ противъ воли жаль ее. Но отказаться отъ нея невозможно. Она зацѣпила меня слишкомъ крѣпко. "Не молода"... "мало ли красивѣе меня"... Развѣ любятъ за молодость, за красоту? Любятъ потому, что любится. Любятъ не женщину, но свою прихоть къ ней. Она дорога мнѣ, потому что съ нею надо бороться, надо покорить ее, завоевать... Уступить ей сейчасъ значить быть побѣжденнымъ во второй разъ... Ни за что! (Входить человѣкъ). Что вамъ?

Человѣкъ (подаетъ карточку). Желаетъ васъ видѣть.

Ревизановъ. Синевъ? Такъ поздно? Вотъ не вовремя. (Смотритъ на часы). Успѣю сплавить. Просите.

Синевъ входитъ, слегка навеселѣ.

Синевъ. Андрей Яковлевичъ извините, что я не званый и яко тать въ полунощи...

Ревизановъ. Всегда радъ вамъ, Петръ Дмитр³евичъ, душевно радъ.

Синевъ. Да что вамъ радоваться-то? Что я для васъ представляю? Такъ, груб³янъ - мальчишка, моська - знать, она сильна, что лаетъ на слона.

Ревизановъ. Батюшки! что за унижен³е паче гордости.

Синевъ. Да, право. Я вѣдь къ вамъ съ повинною, ей Богу, съ повинною. Обѣдали это мы сейчасъ съ товарищами, и вдругъ говорятъ мнѣ, что вы вчера за всѣхъ нашихъ студ³озовъ недостаточныхъ плату въ университетъ внесли. До земли вамъ поклонъ! Великолѣпно, батенька!

Ревизановъ. Что тутъ великолѣпнаго! Вы же мой взглядъ на благотворительность знаете. Еще одна неизбѣжная взятка обществу. Только и всего.

Синевъ. Э, батенька! дудки! Теперь не обморочите. Знаемъ мы, какъ васъ понимать, притворщикъ вы!.. Мы за ваше здоровье три бутылки клико осушили. Замѣтно?

Ревизановъ. Не очень.

Синевъ. Ну, бутылки высохли, а душа размякла.

Ревизановъ. И нашелъ покаянный стихъ?

Синевъ. Думаю, вотъ человѣкъ, къ которому я несправедливъ. Онъ всегда ко мнѣ внимателенъ, ласковъ, любезенъ, всею душою ко мнѣ, а я противъ него все на дыбы, да на дыбы.

Ревизановъ. Это вы о нашихъ дебатахъ y Верховскихъ?

Синевъ. Да... и о многомъ. Вотъ же, думаю, докажу справедливость сейчасъ же пойду, за студ³озовъ руку ему пожму, да кстати и за всю свою наглость извинюсь.

Ревизановъ. Въ томъ числѣ, и за истор³йку объ уральскомъ Крезѣ?

Синевъ. Фу! какое это было мальчишество!.. Андрей Яковлевичъ!

Ревизановъ. Не безпокойтесь, я не сержусь.

Синевъ. Меня стоило за уши выдрать, а вы великодушно промолчали.

Ревизановъ. Я въ такихъ случаяхъ всегда молчу.

Синевъ. А, знаете, опасная система.

Ревизановъ. Почему?

Синевъ. Молчан³е могутъ принять за знакъ соглас³я.

Ревизановъ. А мнѣ какое дѣло? Пусть принимаютъ.

Синевъ. Андрей Яковлевичъ, да вѣдь нехорошо... сознайтесь, что было нехорошо.

Ревизановъ. Хорошо или нехорошо, а не перемѣнишь, если было. Хвалиться нечѣмъ, а отрекаться гордъ.

Синевъ. Смѣлый вы человѣкъ.

Ревизановъ. Да, робѣть не въ моихъ правилахъ. Дѣло въ томъ, Петръ Дмитр³евичъ, что, если человѣкъ самъ сознаетъ въ себѣ преступника и не боится имъ остаться, такъ трусить посторонней болтовни и считаться съ нею ему нечего.

Синевъ. Послушайте! это...

Ревизановъ (смѣется). Нѣтъ, вы погодите хватать меня за шиворотъ. Я не дамся. Я если и преступникъ, то на законныхъ основан³яхъ.

Синевъ. Чортъ знаетъ, что такое! Съ вами разговаривать что по канату ходить.

Ревизановъ. Однажды я поссорился съ нѣкоторымъ банкиромъ. Взорвалъ его на воздухъ: лопнулъ банкиръ, бѣжалъ въ Америку. Десятки семействъ разорились, были случаи уб³йствъ, сумасшеств³й.

Синевъ. Что же, изъ этого слѣдуетъ?

Ревизановъ. Недавно я сыгралъ на понижен³е черепановскихъ акц³й, заработалъ полъ-милл³она, но опять пустилъ по-м³ру десятки, можетъ быть, даже сотни людей...

Синевъ. Ну, что же, конечно... Но вы дѣйствовали въ предѣлахъ своего права...

Ревизановъ. Если вы считаете меня въ правѣ убивать сотню человѣкъ крахомъ банка, почему мнѣ не убить одного человѣка ножемъ?

Синевъ. Софизмъ, батюшка, старые софизмы. Да еще съ пресквернымъ ароматомъ: Сибирью пахнутъ.

Ревизановъ. Такъ бы я и позволилъ вамъ отправить меня въ Сибирь.

Синевъ. Тутъ позволен³я не спрашиваютъ.

Ревизановъ. Между мною и Сибирью три барьера: ловкость, смѣлость и богатство.

Синевъ. Деньгами отъ уголовщины не отвертитесь.

Ревизановъ. Будто?

Синевъ. Замять уголовное дѣло? Да ни за сто тысячъ.

Ревизановъ. За иныя дѣла платятъ и больше.

Синевъ. Порядочному человѣку это безразлично.

Ревизановъ. Порядочному? А вы имѣли когда-нибудь въ своемъ распоряжен³и сто тысячъ?

Синевъ. Конечно, нѣтъ.

Ревизановъ. Хорошая сумма. Круглая.

Синевъ. Какая бы ни была.

Ревизановъ. Вы безкорыстны. Это дѣлаетъ вамъ честь.

Синевъ. Подкупъ? Ну, сегодня вы откупитесь, завтра, послѣзавтра... но не монетный же вы дворъ, чтобы постоянно выбрасывать тысячи изъ кармана.

Ревизановъ. Да и не каторга же я воплощенная, чтобы постоянно нуждаться въ подкупѣ...

Входитъ человѣкъ и начинаетъ сервировать столъ.

Синевъ. Э, да вы ждете кого-то?

Ревизановъ. Есть тотъ грѣхъ.

Синевъ. Даму?

Ревизановъ. Увы!

Синевъ. И деликатничаетъ, не скажетъ, а я-то разсѣлся... Гоните меня безъ церемон³и въ шею.

Ревизановъ. Ну, въ шею, зачѣмъ же? А вотъ, если бы вы теперь сами ушли, я васъ задерживать не буду.

Синевъ. Знаю, батюшка, знаю вашу даму. Шикъ на всю Москву.

Ревизановъ. Посошекъ на дорожку?

Синевъ. Охъ, мнѣ-то ужъ и многовато, пожалуй... Ну, да съ такимъ занятнымъ человѣкомъ.

Пьютъ.

Ревизановъ. А завтра вы y меня обѣдаете.

Синевъ. Не могу, Андрей Яковлевичъ, завтра воскресенье, я абонированъ Верховскими.

Ревизановъ. Ага. Тогда въ понедѣльникъ. Кланяйтесь Верховскимъ.

Синевъ. Верховскому solo. Людмила Александровна уѣхала.

Ревизановъ. Да?

Синевъ. Въ деревню, къ теткѣ... помните Алимову Елену Львовну?

Ревизановъ. Еще бы. Почтенная старушка, Когда же?

Синевъ. Сегодня въ четыре часа. Я провожалъ. Она вчера сразу надумала и собралась ѣхать.

Ревизановъ. Елена Львовна! Сколько лѣтъ я ея не видалъ... Друзьями были... Скажите: давно она стала землевладѣлицею? Я что-то не помню, чтобы y нея было имѣн³е.

Синевъ. Помилуйте! Вы забыли! Родовое чудное имѣн³е въ Рязанской губерн³и. Ея земля въ двухъ верстахъ отъ Осиновки. Знаете, большой буфетъ?

Ревизановъ. Какъ же, зналъ. (Смотритъ на часы). Петръ Дмитр³евичъ, простите...

Синевъ. Помилуйте, что вы? Развѣ я не понимаю? До пр³ятнѣйшаго свидан³я.

Ревизановъ. А еще стаканчикъ? прощальный? а?

Синевъ. Ну, васъ! Мефистофель!

Пьютъ.

Больше и не просите. До пр³ятнѣйшаго!

Уходитъ.

Ревизановъ. Лекокъ тоже! Хочетъ читать въ сердцахъ, а изъ самого качай вѣсти, какъ воду изъ колодца... Итакъ, уѣхала... Гмъ... признаюсь, это довольно неожиданно... (Беретъ съ этажерки желѣзнодорожный путеводитель и перелистываетъ). Гмъ... четыре часа... Осиновка... такъ, такъ... Ха-ха-ха! А встрѣчный-то поѣздъ въ Малиновыхъ Зоряхъ? Я и забылъ... (Человѣку). ²оганъ! Завтра вы разбудите меня въ одиннадцать. Больше носа сюда не показывать. Маршъ!

Человѣкъ уходитъ.

Ну, а если этотъ отъѣздъ настоящее бѣгство... бѣгство опрометью, куда глаза глядятъ, лишь бы спрятаться? Нѣтъ! не можетъ быть! не посмѣетъ!.. Но если?.. Берегись тогда, красавица! И посильнѣй тебя людей скручивалъ я въ баран³й рогъ... Странно, одна-ко, какъ крѣпко она меня зацѣпила... Подумаешь, жду перваго свидан³я... Нервы, что струны въ разстроенномъ фортепьяно... Вонъ даже руки дрожатъ.

Легк³й стукъ въ двери.

А-а-а!.. Войдите.

Людмила Александровна въ дорожномъ туалетѣ, подъ густымъ вуалемъ.

Ревизановъ. Наконецъ-то!

Идетъ навстрѣчу Людмилы Александровны и помогаетъ ей снятъ шубку.

Богъ мой! черный вуаль, черное платье... по комъ вы въ траурѣ?

Людмила Александровна. По своей совѣсти.

Ревизановъ. Какъ громко и... печально! Но не ужели и личико ваше сегодня такое же траурное? Откройте его, дорогая, дайте полюбоваться.

Людмила Александровна поднимаешь вуаль. Ревизановъ долго смотритъ на нее.

Ахъ, хороша!.. Что вы сдѣлали съ собою, Людмила? Вы богиней смотрите. Говорятъ, страсть дѣлаетъ женщинъ красивыми. Ужъ не влюбились ли вы за эти дни?

Людмила Александровна. Ненависть то же страсть.

Ревизановъ. А вы ненавидите меня?

Людмила Александровна (глядитъ ему прямо въ глаза). Да, я васъ ненавижу.

Ревизановъ. Да?

Людмила Александровна пожимаетъ плечами. Ревизановъ смотритъ на нее съ гнѣвомъ и тоскою. Потомъ быстро подходитъ къ столу и выпиваетъ, одинъ за другимъ, два стакана вина.

Ревизановъ. Ха-ха-ха! Это любопытно. Часъ тому назадъ, я выгналъ отсюда мою Леони - женщину, страстно влюбленную въ меня, потому что надоѣла она мнѣ до отвращен³я. И вотъ возмезд³е: я самъ, страстно влюбленный, принимаю на томъ же мѣстѣ другую женщину, и эта женщина меня ненавидитъ. Странные контрасты случаются въ жизни.

Людмила Александровна. И страшные.

Ревизановъ. Но зачѣмъ же вы такъ мрачны? Ненавидьте меня, сколько хотите. Но уговоръ: не портите мнѣ минуты давно жданнаго счастья. Выпейте стаканъ вина и не горюйте: что горевать? Жизнь хорошая штука. Я добрый малый гораздо добрѣе, чѣмъ вы думаете,- и вы не будете въ убыткѣ, повинуясь мнѣ... За ваше здоровье! Пейте и вы,- я хочу этого... я прошу васъ...

Пьетъ. Потомъ медленно подходить къ Людмилѣ Александровнѣ, становится за ея стуломъ и, наклонясь, цѣлуетъ ее въ шею. Людмила Александровна нервно вздрогнула, порывисто встала.....но тотчасъ же опускается на свое мѣсто.

Ревизановъ. Вы... оскорбились?

Людмила Александровна. Я ваша невольница. Вы властны распоряжаться мною.

Ревизановъ. Проклятье! Зачѣмъ вы напоминаете мнѣ это? Невольница! А - что, если я не способенъ отнестись къ вамъ, какъ къ какой-нибудь Леони? Если я васъ слишкомъ уважаю? Если мнѣ больно быть вамъ ненавистнымъ? Если я люблю васъ?

Людмила Александровна (послѣ недолгаго молчан³я). Я не могу вамъ запретить говорить о любви, не могу и запретить любить меня, если вы не лжете. Но, если вы меня любите, вы выбрали дурной и позорный путь искать взаимности.

Ревизановъ. Какъ же я долженъ былъ поступить?

Людмила Александровна. Не мнѣ учить васъ, я не даю уроковъ любви.

Ревизановъ. Однако?

Людмила Александровна. Нельзя порабощать, кого любишь.

Ревизановъ. Ага! вотъ что!

Людмила Александровна. Сперва дайте мнѣ свободу, а потомъ говорите о любви. Вы держите меня въ застѣнкѣ, на дыбѣ и клянетесь: это отъ любви, отъ страстной любви... Стыдно, Ревизановъ!

Ревизановъ. Дать вамъ свободу? То есть отпустить васъ домой и возвратить вамъ письма? Нѣтъ, на это я тоже не способенъ.

Людмила Александровна. Ваша воля.

Ревизановъ. Очень можетъ быть, что разыграть съ вами комед³ю столь рыцарскаго свойства было бы даже практично: дамы цѣнятъ великодуш³е и легко идутъ на эту удочку. Но я не охотникъ до комед³й. Если я негодяй, какъ вы меня зовете, то, по крайней мѣрѣ, не лицемѣръ. Вотъ я, каковъ, есть. Такимъ и примите меня, такимъ и любите, если можете. А не можете, не надо!

Пьетъ.

Людмила Александровна (про себя). Пытка тяжелѣе, чѣмъ я ждала!

Ревизановъ. А мы могли бы сойтись! Намъ слѣдовало бы сойтись... Дайте мнѣ вашу руку... Бѣлая, мягкая ручка, а вѣдь и крупная, и сильная... Моя красавица! мое божество!... Неужели мы съ вами разойдемся и не оцѣнимъ другъ друга?

Людмила Александровна. Разошлись уже однажды... да