Евреинов Николай Николаевич - Четвертая стена - Книги

Н. Н. Евреинов

Четвертая стена

Буффонада в 2-х частях

Русская театральная пародия XIX - начала XX века

М., "Искусство", 1976

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Фауст.

Маргарита.

Мефистофель.

Марта.

Директор театра, он же главный режиссер.

Метельщик улиц.

Режиссер.

Помощник режиссера.

Бутафор.

Суфлер.

Сторож при театре.

Уличный мальчишка.

Народ.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Уголок кабинета Фауста в ультранатуралистической постановке. Не забыта ни одна деталь! и все настоящее. Направо окно; перед ним рабочий стол Фауста. Налево средневековая постель, на которой под средневековым одеялом спит в средневековом ночном колпаке артист, играющий роль Фауста. Около постели средневековый умывальник. Под постелью средневековый "сосуд". При поднятии занавеса на сцене темно. В "оркестре" собираются музыканты и лениво настраивают инструменты.

Помощник режиссера (старая, ворчливая театральная крыса,- вбегает впопыхах на сцену, смотрит на часы и кричит в будку электротехника). Дайте свет!.. Да где вы, черт вас побери?!. Одиннадцать часов, а он и в ус не дует!.. (К Фаусту.) Иван Потапыч! (Будит Фауста.) Иван Потапыч!.. Одиннадцать часов!.. Сам приехал! Шубу снимает! Оркестр уж на местах!.. Суфлер уж в будке!

Фауст. Гм-гм?.. Что?.. Который час? (Потягивается.)

За окном разгорается прожектор "дневного света", а затем и рампа.

Помощник режиссера. Уже четверть часа, как одиннадцать пробило! (Электротехнику.) Опять у вас прожектор мигает. Сколько раз вам делать замечания?! Где вы видели, чтоб дневной свет мигал таким образом?! Отвечайте!..

Сторож (приносит Фаусту стакан чаю с булкой и "Петроградскую газету". Обращаясь к помощнику режиссера). Вас Пал Палыч зовут.

Помощник режиссера (Фаусту). Иван Потапыч! Подведете вы меня! как пить дать, подведете! Весь оркестр в сборе! (Тормошит Фауста.) Да проснитесь же, Христа ради! За ноги вас тащить? так, что ли, прикажете?.. Тьфу пропасть! Собачья служба (Убегает направо.)

Сторож (Фаусту). Чай простынет!

В оркестре звонкий удар в барабан и хохот.

Фауст (вздрагивает и спускает ноги с кровати). Подлецы!.. (Надевает средневековый халат и такие же туфли, откусывает кусок булки и чуть не залпом выпивает чай.) Умываться!..

Сторож. Пожалуйте-с. (Кладет газету на постель и берется за кувшин с водою.)

Фауст. Ей-богу, уеду опять в провинцию.... Не служба, а каторга, издевательство, живодерство!.. (Умывается, пользуясь услугами сторожа.) Я человек немолодой... Я так не могу... Мало ли что натурализм и всякая там "правда"!.. Здесь от одних крыс не заснешь раньше трех... (Полощет горло и пробует голос.) Тоже невидаль, подумаешь... Да меня в провинции на руках носили!.. (Вытирается средневековым полотенцем...)

За сценой слышны удары в ладоши и окрик режиссера: "На места, господа хористы! вниманье!.. займите ваши места!.." Слышен гул сотни голосов {Эффект, достигаемый при помощи нижних нот органа.} и топот ног. За капельмейстерским пультом появляется дирижер оркестра. Фауст надевает привязную бороду, поправляет перед зеркалом ночной колпак и жадно просматривает газету. Сторож уносит ведро с помоями и стакан из-под чаю.

Режиссер (бритый, в очках, с большой шевелюрой; вид корректного молодого ученого; в руках партитура "Фауста" и записная книжка; входит слева со словами). Начинаем, господа, начинаем! (Заметив "Петроградскую газету" у Фауста.) Иван Потапыч!.. Ну что это в самом деле! (Отнимает у него газету.) Как маленький!..

Фауст (сконфуженный). Здравствуйте!..

Режиссер (здороваясь). Ну как не стыдно!... Неужели вам все время нужна гувернантка?!

Фауст. Я хотел только узнать, нет ли рецензии о... (Откусывает кусок булки.)

Режиссер. Фауст и вдруг с газетой XX века в руках. Ну с чем это сообразно!..

Фауст. Да я только...

Режиссер. Стыдитесь, мой друг! Ведь если дирекция предоставляет вам после спектакля сцену, то ведь это для того, чтобы вы вживались в роль, переживали ее!

Фауст (пережевывая булку). Вы напрасно думаете, - я переживаю, я всю ночь переживаю Фауста, все утро переживаю.

Режиссер. Это с "Петроградской-то газетой" в руках!.. Кусок булки пережевать с нею можно, а Фауста - извините-с, это вам не булка!- это XVI век, батенька! Ведь если вы не сольетесь с ролью Фауста, не вживетесь в нее, как в свою собственную, прирожденную роль, прямо говорю вам, - не ждите успеха и уж не пеняйте, если вашу роль передадут другому! Мы здесь не для того, чтоб, извините, ломать комедию!.. Наше дело слишком серьезно! Это не балаган!

Фауст. Да что я сделал такого?

Режиссер. И вы еще спрашиваете? Вам, стало быть, не ясно, эачем мы ставим на ночь всю эту сложную декорацию кабинета Фауста, зачем мы заставляем ночевать вас в этой декорации, носить все время костюм Фауста, его грим, словом, даем вам возможность дышать всеми легкими в атмосфере средневековой схоластики?!.. Вам, стало быть, непонятно, что цель всей нашей постановки - дать настоящего, понимаете ли вы, на-сто-я-ще-го Фауста, от головы до пят!

Фауст. Я и даю, насколько могу.

Режиссер (развертывая старинную рукопись на столе). Так и есть! - алхимический трактат о гомункулах вами даже не развернут!..

Фауст. Я сегодня проспал немного... Поздно заснул... Здесь столько крыс бегает...

Режиссер (горько-насмешливо). Ах, теперь крысы виноваты!..

Фауст. И вообще, Карл Антоныч, алхимия, химия, космография - это не по моей части!.. Каюсь, - провалился на этом в гимназии, отчего и пошел на сцену... И стар я к тому же!..

Бутафор, еще старше годами, чем Фауст, принес в это время чашу и поставил на стол.

Режиссер (бутафору). Настоящий яд?

Бутафор. Стрихнин пополам с синильной кислотою.

Режиссер. Хорошо.

Бутафор уходит.

(К Фаусту.) Вы видите, до каких деталей мы доходим, чтоб дать артисту нужное настроение! (Нюхает содержимое чаши.) Настоящий яд!.. - глоток, и вас уж нет в живых.

Фауст (берет дрожащей рукой чашу с ядом и напевает). "А ты, о чаша предков! ты полна бывала! зачем, о зачем ты дрожишь? зачем ты дрожишь так в руке?.." (Боязливо отстраняет чашу.) Задрожишь, черт побери!.. Это в самом деле настоящий яд?

Режиссер (гордо). Мы фальсификацией не занимаемся.

Директор, он же главный режиссер (молодой, с окладистой бородой, высокий, важный, хоть и старающийся казаться простым, входит в сопровождении помощника режиссера и здоровается с дирижером оркестра). Здравствуйте, маэстро! (К музыкантам, вставшим при его появлении.) Здравствуйте, господа!..

Сторож, вошедший вслед за директором, ставит два стула на правой стороне сцены, около рампы, и уходит.

(Усердно принюхивается, потом улыбается.) Пахнет жилым... Хорошо... Чувствуется настоящее... Не декорация, а жилое помещение!.. Это и требуется... Только жаль, что мало химического запаха!.. Как никак, а лаборатория алхимика!..

Режиссер (помощнику). Больше запаха химического!

Помощник режиссера. Слушаю-с. (Записывает в книжечку.) Прибавить химической обструкции...

Директор (Фаусту). Ну, как? вживаетесь?.. (Поправляет ему бороду.) Легко переживать здесь Фауста?

Фауст. Стараюсь... (Убирает на столе остатки булки.)

Директор. Я сегодня сообщу кое-что новое... По части реальности... Вчера еще осенило... Приберег на сегодня... Ну-с, начнемте!.. (Хлопает в ладоши.)

Прибегает режиссер.

Возьмите allegretto хора, la-majeur, страница девятая!.. (К дирижеру.) Вступительный такт, maestro!

Оркестр играет требуемое.

Хор

(за сценой)

"А!..

Что ты спишь, девица,

День уже встает,

И скоро уж солнце

На небе взойдет.

Уж птичка так звонко

Про утро поет,

Уж яркой каймою

Весь небосвод горит,

Почки растворяют

Цветики свои,

Весь мир проснулся снова

Для счастья и любви..."

Фауст

(сопровождавший слова хора детально разработанной драматической игрою, подбегает к окну с невероятным трагизмом)

"Отзыв радостный, ты так безумен!

Замолкни ты!

Прочь от меня, о жизнь! о жизнь!"

Директор (усевшись с режиссером направо). Пойте спиною. Спиною!.. Забудьте о публике!..

Фауст

(берет чашу и поворачивается совсем спиною к публике)

"А ты, о чаша предков!

Ты полна бывала!

Зачем, о зачем ты дрожишь?..

Зачем ты дрожишь так в руке?.."

Директор (режиссеру). Вот, что реально, то реально!..

Режиссер (польщенный). Стрихнин пополам с синильной кислотою.

Директор (качая одобрительно головой). Это и чувствуется.

Хор

(за сценой)

Поля к себе красою манят,

На них раскинуты повсюду

Разнообразные узоры

Душистых, чудных цветов.

Все так полно красы волшебной,

Все манит, нежит наши взоры,

Все так полно..."

Директор (хлопая в ладоши). Виноват!.. Чшшш..

Все смолкают.

(Подходит к окну.) Господа хористы!... Ради бога, забудьте, что это опера!.. Пойте, как поют в жизни!.. Ведь это же хор немецких буршей, поселян, мужиков!.. Бросьте эту итальянщину! - она здесь ни к чему! Дайте больше вульгарности, простоты, естественности!.. Слыхали, как бурлаки поют на Волге?.. Ну вот!.. Это те же бурлаки, только немецкие. (Хлопая в ладоши и направляясь к своему месту.) Сначала!

Хор повторяет.

(Останавливая хор и оркестр.) Так значительно лучше. Но это еще далеко-о от идеала. (Режиссеру.) Назначьте специальные репетиции! Объясните еще раз хору, что такое правда в искусстве!

Режиссер. Слушаю-с. (Записывает.)

Директор (дирижеру и Фаусту). Allegro-agitato, пожалуйста! "Что мне бог"!..

Оркестр дает требуемое вступление.

Фауст

(поет, улегшись в изнеможении на постель)

"Что мне бог!

Он не возвратит ни веры, ни любви!..

Он юности мне не даст."

Спускает ноги на пол и поет, сидя на постели, надсаживаясь, со всем реализмом желчного, разозлившегося старикашки, причем директор, дирижер и режиссер жестами, притоптыванием и другим возможным способом стараются извлечь из Фауста максимальность натурального раздражения.

"Вас я проклинаю, радости земные.

И проклинаю цепи я земной тюрьмы моей!

Проклинаю состав телесный, и больной, и несовершенный.

Я проклинаю сны любви!

Что мне слава и жизнь?

Что мне счастье, надежда?

Проклинаю я их!

Мое терпенье истощилось...

О дьявол!.. ко мне!.."

Из люка появляется Мефистофель, одетый по новейшим данным исторических исследований.

Мефистофель

(поет)

"Вот и я!

Чему ж удивляться?..

Услышал я сейчас же зов твой.

Со шпагою я!..

На шляпе перо!..

На мне плащ богатый!..

И денег со мною так много.

Не правда ль, я весь хоть куда!.."

Директор (хлопая в ладоши). Виноват!..

Все останавливаются.

Здравствуйте, Семен Андреевич! (Здоровается с Мефистофелем.) Мы с вами еще не виделись. Не сердитесь, голубчик, но я вас должен лишить этой партии.

Мефистофель. Как так?! За что?!!

Директор. Не волнуйтесь, милейший! Дело вовсе не в том, как вы исполняете эту партию, а в том, что...

Мефистофель. В чем же?.. в чем вы меня можете упрекнуть?..

Директор. Дело совсем не в вас. Дело гораздо серьезнее. Мефистофель, как я вчера прочитал у Эккермана*, - это только одна из сторон самого Фауста. Понимаете?

Мефистофель. Как так?..

Директор. А так, что Мефистофель у Гёте это тот же Фауст*, но Фауст отрицательный, компромиссный, земной в низшем значении этого слова. Мефистофель в трагедии Фауста это то же, что черт в трагедии Ивана Карамазова!*

Мефистофель (шатаясь). Неужели же вы...

Директор. Дорогой мой! правда прежде всего!.. Если Московский Художественный театр не постеснялся выкинуть черта как отдельно действующее лицо, то нам, представителям реалистической оперы, и подавно это следует сделать.

Мефистофель. Вы шутите!

Директор. Нисколько. В "Карамазовых" Качалов совмещал в своем лице и черта и Ивана Федоровича*, а в нашем "Фаусте" Иван Потапыч (показывает на Фауста) совместит в своем лице и Мефистофеля и Фауста!..

Фауст. На... на... на... на?

Директор. Что на-на-на-на?

Фауст. Партия слишком низка!.. Мефистофель бас, а... а... я тенор.

Директор. Глупости! - пойте на октаву выше, и дело с концом. Я все обдумал!

Режиссер. Мне самому это приходило в голову. В самом деле, что это такое!.. Реалистическое произведение, живые лица, жизненные образы, и вдруг пожалуйте - фантастический элемент!.. сказочная харя!.. черт!.. бука, чтоб детей пугать!..

Мефистофель (в исступлении). Я... Я... Я не нахожу слов... я... должен объясниться...

Директор (сладко-спокойно). Ради бога, Семен Андреевич, если вы чем-нибудь недовольны, отложите объяснения до другого времени! Ваш покорный слуга после репетиции! А сейчас мы, батенька, репетируем! Будьте же тактичны! Вы же артист и должны понимать, как дорог каждый час творческой работы.

Мефистофель, шатаясь, с перекошенным лицом направился за кулисы.

(К Фаусту и дирижеру.) Возьмите, господа, еще раз с выхода Мефистофеля.

Мефистофель (оборачиваясь). Что?..

Директор. Нет-нет!.. Мы обойдемся без вас!

Мефистофель уходит.

Иван Потапыч! Прошу!

Фауст. Я же... я не учил партии Мефистофеля!

Директор. Неужели после 138-ми совместных репетиций * у вас эта партия не в ушах?...

Фауст. А какая же игра в это время?

Директор. Такая же, как прежде. Делайте вид, будто слушаете кого-то другого! Представьте себе, что Мефистофель это ваш внутренний голос!.. - голос с другой стороны!

Фауст. И самому же петь за этот голос?

Директор. Ну разумеется!.. но с другой стороны! (Хлопая в ладоши. Дирижеру.) Moderato! Выход Мефистофеля!

Фауст

(поет за Мефистофеля, играет за себя)

"Вот и я!

Чему ж удивляться!

Услышал я сейчас же зов твой!

Со шпагою я!"

Директор (поясняя окружающим). Это символ!

Фауст

"На шляпе перо".

Директор (так же). Тоже символ.

Фауст

"На мне плащ богатый.

И денег со мною так много!

Не правда ль, я весь хоть куда!.."

Директор. Великолепно!... Отныне проблема представленья Мефистофеля на сцене должна считаться разрешенной!.. Вез всяких этих противоестественных явлений из-под пола, огненного освещения и прочей балаганщины, недостойной серьезного театра, верного лозунгу "все как в жизни"*. (Жмет руку Фаусту.) Вы согласны, что так лучше, умнее, благороднее?

Фауст (растаяв от похвалы). Да, конечно, так оригинальнее, много оригинальнее... хотя я, право...

Директор. Вздор, вздор! не скромничайте!.. Конечно, вы пока не твердо знаете, но не в этом сила! (Дирижеру.) Прикажите транспонировать партию Мефистофеля для Фауста!.. (Режиссеру.) Назначьте специальные репетиции этой сцены! (Дирижеру.) А теперь перейдем прямо к "видению Маргариты".

Оркестр играет требуемое. Налево сквозь стену просвечивается образ Маргариты за прялкой.

Фауст

(за Мефистофеля, напускным грубым волосом)

Ну что? Как находишь? (За себя, тенористо-сладко.) Я твой!..

Директор (хлопая в ладоши). Браво!...

Оркестр замолкает.

Сразу чувствуется, что поют двое. (К окружающим.) Правда?.. иллюзия полная! и правдоподобие налицо. Как это я раньше не догадался, - ума не приложу. Но вот в чем дело! При таком правдоподобии выходит совершенно сказочным, то есть неестественным, виденье Маргариты! Правда, наука знает состояние галлюцинации, но вряд ли можно допустить ее у доктора Фауста, этого трезвого ума, дисциплинированного в Горниле позитивизма, да еще не ночью, а в ранний утренний час!.. Как вы на это смотрите, господа?.. Мне кажется, что при таком толковании, если уже непременно надо допустить "видение Маргариты", то... самое подходящее для нее место в окне,

Маргарита. Как "в окне"?

Директор. А так, что Фауст видит Маргариту в окне.

Маргарита. Да ведь эта сцена называется "сцена с прялкой".

Директор. Ну так что ж! Пусть Маргарита и проходит мимо окна с прялкой! - будто только что на базаре купила, несет домой и приостановилась полюбоваться обновкой как раз перед домом, где живет Фауст.

Режиссер. Совершенно верно. Можно даже Марту с нею выпустить для хозяйственного оттенка всей сцены.

Директор. И Марту можно выпустить. Еще естественнее!

Режиссер. Я позову ее! (Убегает направо.)

Директор (к Маргарите). Пожалуйте сюда, Алиса Петровна! На минуточку!

Маргарита покидает свое место.

(Фаусту и помощнику режиссера.) Только что сейчас увидел всю несообразность ее костюма!.. Маскарад какой-то! (К Маргарите, вышедшей на авансцену в своем традиционном красивом костюме.) Алиса Петровна, это диссонанс!..

Маргарита. Что диссонанс?!.

Директор. Ваш костюм. Вразрез со всей постановкой.

Маргарита. По эскизу художника... Вами же одобрен...

Директор. Знаю. (Оглядывает ее.) Ничего не вышло... Надо другой. И потом вы вообще слишком изящны! Неубедительны! Маргарита мещанка! Более того -деревенщина! Сестра солдата. Живет у сводни!.. в грубую эпоху ландскнехтов. Грим и прочее должны быть совершенно другие. Надо дать почувствовать публике, что такая Гретхен селедку с хвостом уплетает, что у нее мозолистые от пряжи руки, что она полунищая, зарабатывает черной работой кусок хлеба, утром босиком на рынок бегает. Иначе кто же поверит в вашу Маргариту!

Марта (высовываясь из окна). Я нужна?

Директор. Да-да! (Маргарите.) Пожалуйте под окно!

Маргарита уходит за сцену и становится перед окном рядом с Мартой.

Режиссер (группирует обеих в позах рассматриванья прялки и возвращается на сцену. Дирижеру). Дайте с того места, где мы остановились!

Оркестр продолжает.

Фауст

(за Мефистофеля, передавая сам себе из левой руки в правую чашу с ядом)

"Чашу возьми ты!

Теперь не смерть, но яд в ней,

А радости жизни, лишь выпей из нее!

Там смерти нет! там яда нет!

Юность там и любовь!"

(Говорит.) Как же я буду пить, если там настоящий яд?

Директор. Делайте вид, что пьете!..

Фауст

(за себя, робко)

"Я пью!.. Я пью!"

(С опасением "делает вид", что пьет.)

Режиссер бежит за кулисы и делает знак Маргарите с Мартой, чтобы они проходили. Те медленно проходят, обнявшись, налево.

"Я пью!

Я пью за тебя, образ милый!"

(Голосом Мефистофеля.)

Ну!

(Своим голосом.)

Увижу ль ее?

(Голосом Мефистофеля.)

Увидишь!

(Своим голосом.)

Скоро ль?

(Голосом Мефистофеля.)

Хоть сегодня!

(Своим голосом.)

О радость!

(Голосом Мефистофеля.)

Идем же.

(Своим голосом.)

Идем!..

(Говорит.)

А как же дальше?

Директор. Что?

Фауст. Там дальше дуэт с Мефистофелем.

Директор. Пойте за Фауста! (Дирижеру.) Передайте голос Мефистофеля виолончели! Переоркеструйте!

Дирижер кланяется в знак согласия и, не прерывая оркестр, продолжает далее.

Фауст

"Хочу я любви, хочу наслаждений,

Что в ласках, объятьях одних лишь горят,

Хочу, как в былые дни любви и страсти,

Упиться восторгом объятий младых.

О ты, воротись, моей жизни юность!

Отдай мне назад ты восторги мои!"

Директор (во время пения понукает в один голос с режиссером). Спиной! Больше спиной! Забудьте о публике!.. Естественней!.. Еще естественней!.. (После слов "восторги мои" директор хлопает в ладоши, останавливая оркестр и певца. К режиссеру.) Это все-таки стихи.

Режиссер. Что?

Директор. Стихи, говорю я.

Режиссер. Мы переделали, как могли.

Директор. И все-таки стихи чувствуются, рифмы, размер; одним словом, стихи! Вы слыхали когда-нибудь, чтобы в жизни говорили стихами?

Режиссер. Господи, вы мне объясняете, как маленькому, - словно я сам не знаю.

Директор. Так надо же добиться, чтоб это была проза. Ведь это ж не "Вампука" в самом деле, а реалистическая опера! При чем тут стихи, я вас спрашиваю! Ведь если мы не в силах добиться таких пустяков, как разговорная речь, - кто же поверит, что это жизнь, а не представление!

Режиссер (записывая). Хорошо. Я еще раз переделаю.

Директор (дирижеру). Дальше!

Фауст. Виноват. Я хотел спросить, а как же быть с моим превращением Фауста в молодого? Вы обещались это выяснить на днях, а между тем...

Директор (перебивая). Превращение?.. Какое превращение?

Фауст. А в молодого! Ведь Фауст, по пьесе, выпив чашу, становится молодым!

Директор (хохочет). Ха-ха-ха!.. Боже мой, Иван Потапыч, когда ж вы отрешитесь от вашего детского толкования Фауста!.. Неужели вам не надоели эти оперные чудеса в решете!.. Будьте же серьезней!.. Взгляните наконец на Фауста не как комедиант, а как психолог! Поймите наконец, что Фауст молодеет душой! понимаете ли вы - душой, а не телом. Ну на что б это было похоже, если б мы в реализм нашей постановки трезво понимаемого "Фауста" ввели такие детские фокусы, как моментальное превращение седого старика в черноволосого юношу!.. Неужели, по-вашему, вторая молодость Фауста так-таки и не могла обойтись без этого маскарада с голубым трико, шляпы со страусовым пером и прочей дребедени!

Фауст. Что же, так и оставаться в ночном колпаке?

Директор. Я полагаю, что ночной колпак все-таки достойнее доктора Фауста, чем дурацкий!

Режиссер (Фаусту, дружественно взяв его за борт халата). Странный вы человек, Иван Потапыч! Неужели для вас тайна, что, приглашая вас на роль Фауста, мы имели в виду не столько ваш голос, сколько ваши года?

Фауст. Мои года?

Режиссер. Ну разумеется!.. Фауст пожилой человек, и, следовательно, лучше всего его изобразит на сцене такой же пожилой, как он.

Фауст. Но я... я еще вовсе не стар!..

Режиссер. Вы в самый раз. И голос у вас подходящий - сипленький, надтреснутый...

Фауст. Я сегодня немного простужен.

Режиссер. Ради бога, не лечитесь, а то вы погубите всю нашу постановку: вы должны быть именно тем, что вы есть, в продолжение всей оперы!.. Более того, я бы лично желал, в интересах реализм