Амфитеатров Александр Валентинович - Пять пьес, Страница 16 - Книги

бы лучшимъ лекарствомъ отъ твоей болѣзни мною.

Лештуковъ. Болѣзни?

Маргарита Николаевна. Да, ты любишь меня неестественно, ты слишкомъ полонъ чувствомъ ко мнѣ. Я не могу вѣрить въ нормальность такой страсти. Право, ты на любви ко мнѣ немножко сошелъ съ ума, какъ друг³е бываютъ помѣшаны на римскомъ папѣ, на свадьбѣ съ китайскою императрицею... Я твоя ман³я, твоя болѣзнь. И это очень утѣшительно. Отъ болѣзни вылечиваются, отъ любви никогда.

Лештуковъ. Это недурно сказано. Ты умна!

Маргарита Николаевна. Дурой меня еще никто не считалъ, хотя я иногда веду себя, какъ дура. Если бы не маленькое сумасшеств³е, могъ ли ты полюбить меня? Я совсѣмъ не въ твоемъ характерѣ. Взгляды на общество y насъ разные. Требован³я отъ жизни тоже. Ужъ одна возможность огласки представляется мнѣ такимъ страхомъ, что, право, мнѣ не пережить его... Я зачахну, я захирѣю.

Лештуковъ. А тебѣ не страшно, что я могу дойти до презрѣн³я къ тебѣ? Мнѣн³е нѣсколькихъ ханжей и кумушекъ тебѣ дороже моего?

Маргарита Николаевна. Представь: дороже. Мой здравый смыслъ велитъ мнѣ считать правыми ихъ, А не тебя. Они - общество, ты единица. Да. Пора бы тебѣ догадаться, что въ душѣ я гораздо больше съ ними, чѣмъ съ тобой. Я дитя толпы. Рѣзкая оригинальность, смѣлое положен³е, особнячество меня пугаетъ. Я готова любоваться ими вчужѣ и издали, готова играть въ нихъ, какъ роль въ спектакль, но стать въ нихъ серьезно нѣтъ, благодарю покорно. Я будничная и только умѣю дѣлать видъ, будто я для праздниковъ.

Лештуковъ. Ты не была такою, когда я тебя узналъ.

Маргарита Николаевна. Нѣтъ, была. Только ты не видалъ. Ты не хотѣлъ видѣть. Ты слишкомъ поэтъ и фантазеръ. Ты сочинилъ себѣ меня по своему вкусу, А потомъ влюбился въ свою выдумку. Я это хорошо видѣла, но не могла тебя предостеречь.

Лештуковъ. Почему?

Маргарита Николаевна. Во-первыхъ, ты мнѣ не повѣрилъ бы. Затѣмъ, мнѣ очень льстило, что ты такъ красиво обо мнѣ думаешь. И, наконецъ, ты мнѣ очень нравился. Мнѣ хотѣлось угодить тебѣ. И... я немножко играла.

Лештуковъ. Зная, что изъ этого не выйдетъ ничего добраго?

Маргарита Николаевна. Кто же могъ думать, что на свѣтѣ еще водятся так³е бѣшеные, какъ ты.

Лештуковъ. Ахъ, Маргарита, Маргарита!

Маргарита Николаевна (жалобно). Право, я сама не рада, что y меня такая сухая натура, что я такъ мало умѣю любить... Но зато, сколько есть любви y меня въ сердцѣ, она вся твоя. Мнѣ подумать страшно, какъ я буду безъ тебя... я такъ къ тебѣ привыкла...

Заплакала.

Ты поступаешь жестоко, А не я. Ты ставишь мнѣ свои ужасныя - или-или. Точно топоромъ рубишь. А я люблю, какъ любится и какъ можно любить. Если бы ты, действительно, меня любилъ, ты бросилъ бы свои громк³я фразы, сумѣлъ бы ужиться съ Вильгельмомъ. Подумай, глупый! Чѣмъ мѣшаетъ онъ тебѣ, если я вся твоя, ему принадлежу только по имени?

Лештуковъ. Вѣчно лгать?

Маргарита Николаевна. Ну, и лгать. Что за правдивость особенная напала? Ты сейчасъ произносилъ слова пострашнѣе, чѣмъ "лгать". Ты Вильгельма убить собирался.

Лештуковъ. Чего же именно ты хочешь отъ меня?

Маргарита Николаевна. Ты это какъ спрашиваешь, серьезно или опять для сцены и криковъ?... Мнѣ бы хотѣлось, чтобы ты, мѣсяца два спустя, пр³ѣхалъ въ Петербургъ.

Лештуковъ. Зачѣмъ? Чтобы любоваться твоимъ семейнымъ благополуч³емъ и слушать мудрыя рѣчи Вильгельма Александровича?

Маргарита Николаевна. Петербургъ великъ. Ты можешь никогда не видать Вильгельма и каждый день видѣть меня.

Молчан³е, слышенъ шумъ нарастающаго прибоя.

Ночь черна, какъ тюрьма. Сквозь занавѣсы на окнахъ поблескиваютъ ярк³я зарницы... Робко кладетъ руку на голову Лештукову.

Придешь?

Лештуковъ. Не знаю.

Маргарита Николаевна.Я буду думать, что придешь...

Лештуковъ молчитъ.

Ты позволяешь мнѣ ждать?

Лештуковъ (внезапно сползъ съ кресла и очутился y ногъ ея). Не знаю я... Ничего не знаю. Сдѣлать, какъ ты просишь, гнусно. Потерять тебя страшно... Я не въ силахъ разобраться... Это послѣ придетъ. Но если я приду, это будетъ ужъ не то, что было... Я прощаюсь съ мечтою... Прощаюсь съ мечтою хорошаго и честнаго счаст³я... Со свѣтомъ любви... А тамъ будутъ потемки: рабская ложь и рабская чувственность.

Занавѣсъ.

ДѢЙСТВ²Е IV.

Набережная въ В³аредж³о съ моломъ, уходящимъ далеко въ море. На горизонтѣ дымитъ большой пароходъ. У набережной, на якорѣ или привязанный къ толстымъ каменнымъ тумбамъ, качаются барки, гал³оты. Цѣлый лѣсъ снастей. Въ глубинъ, разбиваясь о волнорѣзы мола, вплескиваются пѣнистые валы. Время за полдень. Поэтому на молѣ тихо и пустынно. Только далекая группа рыбаковъ тянетъ сѣть, сверкающую серебряными рыбками. По набережной и въ судахъ около нѣсколько матросовъ спятъ въ растяжку. Правая сторона сцены начало набережнаго бульвара, лѣвая даетъ перспективу на рынокъ,- вдалекѣ подъ краснымъ маякомъ и старой обомшенной башней. При поднят³и занавѣса, пароходъ даетъ гудокъ. Леманъ стоить на набережной слѣва и говоритъ съ хозяиномъ одной изъ барокъ. Тотъ улыбается и киваетъ головою.

Кистяковъ и Франческо входятъ съ бульвара съ простынями на плечахъ.

Франческо. А мы тебя поджидали y Черри.

Леманъ. Только что собирался итти. Вонъ съ этимъ гидальго заговорился. Торговалъ его вести Рехтберговъ на пароходъ.

Кистяковъ. Засидѣлись они въ В³аредж³о.

Леманъ. Вильгельмъ Великолѣпный прямо въ отчаян³и: чуть не двѣ недѣли просрочилъ.

Кистяковъ. Успѣетъ адмиралтейской пушки наслушаться.

Франческо. И хитрячка же, братцы мои, эта Маргарита!

Кистяковъ. Дама съ дарован³емъ!

Леманъ. Этак³е, можно сказать, идеальные башенные часы, какъ ея высокопочтенный супругъ,- и тѣ умудрилась привести въ опоздан³е.

Кистяковъ. И болѣла-то она, и портниха-то съ дорожнымъ платьемъ опоздала, и по пятницамъ-то не выѣзжаю, и тринадцатое-то число день тяжелый, и съ эмигрантскимъ пароходомъ ѣхать нельзя: вѣрная зараза, и неспокойнаго моря боюсь.

Франческо. У бабы 77 увертокъ, покуда съ печи летитъ.

Кистяковъ. И что ей здѣсь такъ особенно любо. Сезонъ кончается, съ литераторомъ, сколько замѣчаю, дѣло пошло на разстройство.

Леманъ. Да, онъ сильно отъ нея откачнулся.

Кистяковъ. А, впрочемъ, пожалуй, именно потому и капризничаетъ. Таково ужъ ихъ дамское сослов³е. Покуда ты къ дамъ всей душою, она тобой помыкаетъ, А чуть ты къ ней спину поворотилъ, тебя-то одного ей, голубушкѣ, оказывается, и не достаетъ.

Франческо. Ля донна е мобиле.

Леманъ. Да вѣдь y блистательнаго Деметр³о тоже равнодуш³е-то лыкомъ шитое. Что-то ужъ слишкомъ его въ мореплавательную трагед³ю ударило. Какъ на море погода, такъ его чортъ и толкаетъ въ лодкѣ кататься.

Кистяковъ. Еще счастливъ его Богъ, что намедни прибоемъ на берегъ выбросило. Лодка въ дырьяхъ, одно весло сломано, другое потерялъ.

Франческо. Самъ весь въ синякахъ, въ царапинахъ... сущ³й идолъ морской...

Леманъ. Подъ Шелли гримируется. Шелли въ этихъ мѣстахъ утонулъ - ну, и нашему охота.

Кистяковъ. Какой тамъ Шелли! Просто дуритъ. По-моему, ежели ты топиться хочешь, то и топись взаправду оптомъ, А въ розницу одна блажь. Не люблю.

Леманъ. Ай скучища же стала, братцы, y Черри съ тѣхъ поръ, какъ уѣхала Джул³я.

Франческо. Вернулась.

Леманъ. Ой ли? видѣли? служить?

Кистяковъ. Нѣтъ еще. При насъ пришелъ какой-то рыбакъ....

Франческо. Иль пескаторе.

Кистяковъ. Предупредить Черри, что видѣлъ ее на рынкѣ. Тотъ на радости насъ даже вермутомъ угостилъ.

Франческо. Прекрасный вермутъ: прямо изъ Турина.

Кистяковъ. А рыбака сейчасъ же погналъ къ ней звать на мѣсто.

Леманъ. Очень радъ. А то я уже собирался перейти въ другое stАbilimento. У Черри одинъ Альберто его прелестный что крови испортить. Постоянно пьянъ, мужчинамъ грубить, съ дамами нахальничаетъ.

Кистяковъ. А какой хороши парень былъ въ начали сезона!

Леманъ. Да, но теперь въ него просто вселился чортъ... Совсѣмъ бездѣльникъ.

Франческо. И зазнался мочи нѣтъ.

Кистяковъ. Ну, ужъ въ этомъ наши же Ларцевъ съ Лештуковымъ виноваты... Нянчились съ нимъ, за ровню себѣ держали, вотъ и вынянчили сокровище!

Леманъ уходитъ направо по набережной мимо бульвара, Кистяковъ и Франческо налево, пересѣкая рынокъ.

Кистяковъ (вслѣдъ Леману). Ты не слишкомъ увлекайся купаньемъ: надо проводить великолѣпнаго Вильгельма честь честью...

Франческо. Конъ уна помпа.

Леманъ. Ладно!..

Джул³я и рыбакъ входятъ съ бульвара.

Джyл³я - она очень похудѣла, поблѣднѣла и похорошѣла. Хорошо. Скажи хозяину, что я хоть завтра же приду на работу. Впрочемъ, послѣ сьесты, я сама зайду къ нему, тогда и услов³е напишемъ...

Рыбакъ кивнулъ головою и уходитъ.

Джyл³я. Какая пустыня! Словно всѣ мертвые!... И какая тоска!..

Идетъ на молъ, садится на одну изъ якорныхъ тумбъ.

Сьеста уже къ концу. На нѣкоторыхъ судахъ проснулись матросы. На рынкѣ открылись двѣ-три лавчонки. Нѣсколько горожанокъ проходятъ мимо бульвара и съ бульвара, по направлен³ю къ рынку. Замѣтивъ Джул³ю, онѣ перешептываются, пересмеиваются. Нѣкоторыя смотрятъ на нее съ презрительнымъ вызовомъ, друг³я чопорно проходятъ мимо, дѣлая видъ, будто ее не узнаютъ. Когда проходить первая группа, Джул³я сдѣлала было движен³е къ нимъ навстрѣчу, но, замѣтивъ враждебное настроен³е женщинъ, остается y своей тумбы, съ гордо сложенными на груди руками, неподвижная, какъ статуя, смѣло встрѣчая недружелюбные и насмѣшливые взоры. Когда все прошли:

Узнать не хотятъ... вотъ какъ!.. Ну, что же? того и стою... Пускай!

Садится на молъ, свѣсивъ ноги къ морю.

Альберто почти выбѣгаетъ со стороны рынка, онъ запыхался, дышетъ тяжело. Увидавъ Джул³ю, остановился и не рѣшается заговоритъ.

Джyл³я (обернулась). А, это ты...

Альберто. Здравствуй, Джул³я.

Джул³я молча киваетъ головой.

Мнѣ только-что сказали, что ты пр³ѣхала. Я бросилъ работу и побѣжалъ искать тебя по городу.

Джyл³я молчитъ, небрежно играя пальцами по камню.

Альберто. Тебѣ непр³ятно меня видѣть?

Джул³я. Нѣтъ, ничего... все равно.

Молчан³е.

Джyл³я. Ты все еще y Черри?

Альберто. Все y Черри.

Джyл³я. Значить, опять будемъ вмѣстѣ.

Альберто. Вотъ и прекрасно, Джул³я.

Джyл³я. Что этотъ графчикъ изъ Вѣны, все еще здѣсь?

Альберто. Что тебѣ до него, Джул³я?

Молчан³е.

Джyл³я. Что же ты не спросишь, гдѣ я была?

Альберто. Не спрашиваю, потому что... гдѣ бы ты ни была, Джул³я, я рѣшилъ забыть и простить.

Джyл³я. Забыть и простить... вотъ какъ! Помнится, я не просила y тебя прощен³я.

Альберто. Джул³я!..

Джyл³я. Тебѣ нечего прощать. Ты, конечно, какъ всѣ, воображаешь, будто я жила съ художникомъ? Успокойся: этого не было. Вы правы въ одномъ: я уѣхала съ тѣмъ, чтобы такъ было. Чтобы стать его женою. Не женою, такъ любовницею... горничною его любовницы, судомойкою, собакою, только бы съ нимъ!..

Альберто. О, Боже мой!..

Джyл³я. Ну... онъ убѣжалъ отъ меня: честенъ очень. "Не люблю - и не погублю". Ха-ха-ха! рыцарь! Что говорить, благородно! Спасибо.

Альберто. О, да! спасибо ему, спасибо, Джул³я!

Джул³я. Убѣжалъ, какъ отъ врага. Ха-ха-ха! Ихъ, должно быть, изъ снѣга дѣлаютъ, этихъ русскихъ великановъ. Просилъ меня вернуться сюда, къ Черри. Что же? Я послушалась, вотъ она, здѣсь. Только на прощанье сказала ему, что онъ раскается, потому что я отомщу ему - онъ не ожидаетъ, какъ.

Альберто. Что ты затѣяла, Джул³я?

Джyл³я (съ рѣзкимъ смѣхомъ). А вотъ ты увидишь... ты, да, именно ты это увидишь.

Альберто. Я тебя, Джул³я, не понимаю.

Джyл³я. И не надо. Когда время придетъ, поймешь.

Альберто. Джул³я! Я знаю: ты вернулась такою же чистою, какъ уѣхала. Зачѣмъ же это отчаян³е? зачѣмъ думать о мести? Ты знаешь, какъ я тебя люблю. Вотъ тебѣ моя рука. Прими ее и, чортъ возьми, поставимъ крестъ на всемъ прошломъ.

Джyл³я (мрачно). Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, Альберто. Женою твоею я не буду. Я видѣла свѣтъ за это время и многое узнала. Во мнѣ есть сила, которой я сама не понимала раньше. А если бы и понимала, такъ не дала бы ей воли.

Альберто. Значить, это что-нибудь нехорошее?

Джyл³я. Художникъ могъ снасти меня. Я была бы сыта его любовью. Я бы ничего больше не спросила отъ жизни. Но теперь, если мнѣ не далось немногое, чего я искала, я возьму себѣ все, чѣмъ веселятся и утѣшаются люди.

Альберто. Вотъ какъ!..

Джyл³я. Ты говоришь, вѣнск³й графчикъ все еще здѣсь? и съ этой своей крашеной француженкой? Наканунѣ: какъ мнѣ уѣхать, онъ шепталъ мнѣ, что одно мое слово, и онъ пошлетъ француженку къ чорту.

Альберто. Вотъ что! вотъ что!..

Джyл³я. У меня будутъ брилл³анты, и я буду пить шампанское за завтракомъ. Я заведу себѣ мальчишку-негра, чтобы носить за мною зонтикъ и плащъ.

Альберто. Все дастъ графчикъ?

Джyл³я. Онъ или друг³е. Я красавица. Если меня не любить тотъ, кого я хочу, пусть любитъ меня, кто заплатить.

Альберто. Такъ, такъ. Только этого не будетъ.

Джyл³я. Ты помѣшаешь?

Альберто. Да, я.

Джyл³я. Попробуй.

Альберто. Ты думаешь, мнѣ легко было пережить стыдъ твоего бѣгства, когда всяк³й говорилъ о тебѣ самыя подлыя слова, самыя скверныя сплетни? Я укротилъ свое бѣшенство, я примирился со своимъ позоромъ, я принесъ тебѣ ту же любовь, что и прежде. А ты хочешь надругаться надъ собою? надо мною? Нѣтъ. Не удастся. Честь художника спасла тебя отъ одного стыда, А моя любовь спасетъ отъ другого.

Джyл³я (въ гордой и дерзкой позѣ, руки въ бедра). Что я не буду твоею женою, я готова повторить тысячу разъ.

Альберто (тихо и спокойно). Тогда...

Джул³я. Дуракъ, чего ты хочешь? Жены, y которой мысли будутъ всегда полны другимъ человѣкомъ, которая, если тебѣ удастся поцѣловать ее, нарочно закроетъ глаза, чтобы думать, что цѣлуетъ тотъ, другой!

Альберто. Мое это дѣло. Если я иду на такую муку, не тебѣ меня отговаривать.

Джyл³я. Ты идешь, да мнѣ-то не охота. Однако, довольно, прощай, меня ждетъ старый Черри.

Смотритъ на часы, вынувъ ихъ изъ-за кушака.

Альберто. Это часы художника? Зачѣмъ они y тебя?

Джyл³я. Онъ подарилъ мнѣ ихъ, когда уѣзжалъ изъ В³аредж³о.

Альберто (грубо). За что?

Джyл³я. Ты сейчасъ подумалъ подлость. Я никогда не прощу тебѣ этого вопроса. А еще хвалишься, что вѣришь мнѣ, что забылъ и простилъ... Эта вещь - самое дорогое, что есть и будетъ y меня въ жизни... Смотри: вотъ, вотъ, вотъ...

Трижды цѣлуетъ часы и прячетъ ихъ за кушакъ.

Альберто (хриплымъ крикомъ). А!..

Схватился за голову, но вдругъ, опомнившись и овладѣвъ съ собою, опустилъ руки и закинулъ ихъ за спину.

Джyл³я. Прощай!

Альберто (все съ руками за спиною, заслонилъ ей дорогу). Не уйдешь ты...

Джyл³я. Зачѣмъ? Мнѣ нечего больше сказать тебѣ.

Альберто. Нечего?

Джyл³я. Да. Если ужъ мнѣ суждено достаться нелюбимому человѣку, такъ мнѣ нуженъ кто-нибудь и побогаче, и познатнѣе простого матроса... Пусти меня, Черри ждетъ,- будетъ сердится.

Молчан³е.

Альберто (кротко). Иди.

Отступаетъ. Когда Джул³я проходить мимо Альберто, онъ быстро бьетъ ее ножемъ въ спину. Джул³я, поднявъ обѣ руки надъ головой, одно мгновен³е судорожно ловитъ пальцами воздухъ,- потомъ, безъ крика, безъ стона, падаетъ ничкомъ. Альберто надъ тѣломъ Джул³и. Изъ глубины бѣгутъ къ нему рыбаки, съ рынка народъ, торговки.

Джул³я, красавица Джул³я

Зарѣзалъ! Ахъ, бѣдняжка!

Такъ я и думала!

Какъ увидала вмѣстѣ,- ну, думаю, быть бѣдѣ!

Срамъ-то какой! Ужасъ! Разбойникъ!

А здорово хватилъ! На смерть!

Держи его! Вяжи уб³йцу!

Можетъ быть жива?

Гдѣ жива: прямо, какъ овцу, подъ лопатку!

И крови почти нѣту развѣ ложка.

Какая молоденькая!..

Да и онъ-то давно ли вернулся со службы?

Чѣмъ онъ ее?

Матросъ, говорите?

Эхъ, хорошей семьи сынъ!

Все изъ-за женщинъ!

Да. Куда чортъ самъ не поспѣетъ, туда бабу пошлетъ.

Сквозь толпу проталкиваются два карабинѣра.

Альберто (бросаетъ имъ ножъ и протягиваетъ руки). Вяжите!

Лештуковъ (входя). Альберто! Другъ мой! Какъ вы могли?

Альберто (спокойно). Она хотѣла сдѣлаться потаскушкой, синьоръ. Я не могъ допустить ее до позора.

Карабиньеръ. Тысяча извинен³й, эчеленца, нельзя говорить съ арестантомъ.

Альберто. Если не брезгуете, пожмите мнѣ руку, синьоръ. Прощайте. Спасибо. Не жалите обо мнѣ. Все судьба.

Его уводятъ, трупъ Джул³и уносятъ впереди; толпа, шумя и волнуясь, валитъ за ними черезъ рынокъ, нѣсколько зѣвакъ приходить и уходятъ, оглядѣвъ мѣсто уб³йства.

Лештуковъ (одинъ). "Я убилъ ее, чтобы она не сдѣлалась потаскушкой".... Завидно! Онъ говорилъ, что мы съ нимъ изъ одного тѣста вылѣплены. Можетъ быть, тѣсто-то и одно, да дрожжи разныя. Не далъ насмѣяться надъ собою, убилъ. А я? Первое хорошее чувство въ моей гадкой, развратной жизни размѣнялось на бирюльки, я, какъ одураченный паяцъ, сыгралъ роль трагическаго героя въ водевилѣ.

3-й гудокъ парохода. На молѣ собираются отъѣзжающ³е съ пароходомъ, носильщики, факторы отелей, мальчишки нищ³е, комисс³онеры и просто зѣваки отчаливаетъ нѣсколько барокъ съ пассажирами и ихъ вещами. Шумно, людно, суетливо. Со стороны рынка входить. Маргарита Николаевна и Рехтбергъ подъ руку въ дорожныхъ костюмахъ, Берта, Амал³я, Кистяковъ, Леманъ, Франческо. Багажъ Рехтберговъ два факкино вносятъ въ барку, нанятую Леманомъ. Онъ присматриваетъ.

Маргарита Николаевна. Какой ужасъ! Я едва вѣрю. Бѣдные!.. Здравствуйте, Дмитр³й Владимировичъ. Пришли проводить друзей? Вотъ милый. Вильгельмъ, правда, онъ милый?

Рехтбергъ. Дмитр³й Владимировичъ любезенъ, какъ всегда.

Маргарита Николаевна. И онъ убилъ ее? До самой смерти убилъ?

Кистяковъ. Да ужъ, если убилъ, то, вѣроятно, до самой смерти.

Маргарита Николаевна. Какъ страшно. И это было вѣсь? На этомъ мѣстѣ?

Лештуковъ (становится на мѣсто, гдѣ упала Джул³я). Вотъ здѣсь. На этомъ самомъ мѣстѣ.

Берта. Ой, что это вы такъ сурово? Словно сами кого убить хотите.

Лештуковъ. Где намъ убивать.

Отходить.

Амал³я. А все-таки, какъ интересно: любилъ и убилъ. Словно въ оперѣ. Не правда ли?

Берта. Вотъ вы, господа, такъ любить не умѣете!

Амал³я. Ахъ, эти итальянцы!

Кистяковъ. Хотите, прррронжу?

Замахнулся на Берту вѣеромъ, какъ кинжаломъ.

Франческо. Вьениля м³а вендеетта!

Берта. Подите! Я серьезно.

Рехтбергъ. Если почтеннѣйшее общество разрѣшить мнѣ, я позволю мнѣ замѣтить, что упреки очаровательной Берты Ивановны нѣсколько слишкомъ романичны. Трагическ³е аффекты хороши подъ этимъ яхонтовымъ небомъ, въ этой раскаленной атмосфере, среди первобытныхъ натуръ, которыя... э... э... э... которыя, конечно, весьма живописны, однако, нельзя не сознаться, что эти живописные люди полускоты, господа. Хе-хе-хе! Звѣри. Полагаю, что между дикою страстью подобнаго субъекта и любовнымъ расположен³емъ просвѣщеннаго индивидуума...

Маргарита Николаевна (Амал³и). Господи! какъ скучно! И слушать этихъ субъектовъ и индивидуумовъ до самаго Петербурга!

Рехтбергъ (къ женѣ). Вы сказали?

Маргарита Николаевна. Я - Амал³и.

Рехтбергъ. Такъ вотъ-съ: есть разница. Было бы нелѣпо и дико, если бы мы, люди интеллигентные, начали драться изъ-за женщинъ, какъ как³е-то львы или тигры. Гуманность, цивилизац³я...

Лештуковъ. Просто не смѣемъ.

Рехтбергъ. Вы хотите сказать...

Лештуковъ. Не смѣемъ,- и все тутъ. А не смѣемъ потому, что плохо любимъ. Не женщину любимъ, А свою выдумку о женщинѣ. Да. И всѣ мы, люди интеллигентнаго дѣла, люди нервовъ и мыслительной гимнастики, такъ любимъ: на половину. Наша любовь что мертвая зыбь: она тебя измочалить, но утопить не утопить, ни счастливо на блаженный берегъ не вынесетъ. Все сверху. Вонъ, какъ эти волны... Ишь, какъ безпокойно суетятся и лижутъ сѣрые камни. А что въ нихъ? Только, что красиво испестрили море. Волна набѣгаетъ и разбивается. Чувство приходитъ и уходитъ. Одна волна покрываетъ другую. Минуту счастья смываетъ день постыднѣйшихъ страдан³й. Поцѣлуй окупается подлымъ обманомъ, за полосу позора платитъ полоса наслажден³я... Все волны и только волны... И когда чувство спрашиваетъ y неглупаго человѣка: "стоить ли?"....

Покуда, Лештуковъ говоритъ, на маринѣ нѣкоторое оживлен³е: входить съ группою провожатыхъ депутатъ Пандольфи, очень изящно одѣтый господинъ среднихъ лѣтъ,- мног³е снимаютъ передъ нимъ шляпы, онъ нѣкоторымъ дружески жметъ руку, другимъ кланяется, ему подаютъ лодку нѣсколько параднѣе другихъ, въ рукахъ y него огромный букетъ. Джованни и Франческо подходить къ Пандольфи и

вступаютъ съ нимъ въ почтительный разговоръ. Нѣсколько разъ взглянувъ въ сторону Маргариты Николаевны, Пандольфи говоритъ что-то Франческо, передаетъ ему букетъ и сходить въ лодку.

Берта (Лѣману, кивая на Лештукова). Вотъ что называется: bonne mine Аu mАuvАis jeu.

Маргарита Николаевна (Лештукову). То неглупый человѣкъ отвѣчаетъ?...

Лештуковъ. Жизнь слишкомъ интересна и безъ женской любви. Не стоитъ.

Маргарита Николаевна. Если не особенно любезно, по крайней мѣрѣ, то благоразумно.

Амал³я. Смотрите-ка: здѣшн³й депутатъ, Пандольфи.

Берта. Этотъ, чернобородый?

Кистяковъ. Ѣдетъ вмѣстѣ съ вами. Онъ генуэзецъ.

Амал³я. Какой y него букетъ!

Кистяковъ. Здѣшн³я дамы поднесли. Здѣсь вѣдь y политическихъ мужей свои психопатки, какъ y теноровъ.

Берта. Ну, вотъ вамъ и веселый спутникъ на дорогу.

Амал³я. Онъ, говорятъ, премилый, стихи пишетъ.

Маргарита Николаевна. Откуда съ нимъ знакомы наши?

Кистяковъ. Да вѣдь Франческо, какъ бѣлаго волка, всѣ знаютъ: очень ужъ парень достопримѣчательный.

Франческо (подносить Маргаритѣ Николаевнѣ букетъ). Вашему превосходительству отъ энтого превосходительства, въ знакъ наступающаго пути.

Пандольфи (издали, въ баркѣ, снявъ шляпу, держитъ ее на отлетѣ, съ любезною и выжидательною улыбкою).

Рехтбергъ (недумѣвая). Какъ же однако?

Кистяковъ. Примите. Это большая любезность. Вполнѣ прилично и въ обычаяхъ страны.

Леманъ. Къ тому же генеральшѣ отъ генерала. Не обидно. Вѣдь онъ поздѣшнему генералъ.

Франческо. Онореволе!

Рехтбергъ. Ну, прими.

Маргарита Николаевна. Да, я уже приняла. Благодарю, Франческо.

Посылаетъ любезную улыбку отплывающему Пандольфи, который, еще разъ склонивъ голову, только теперь накрывается шляпой и садится.

Амал³я. Как³е вѣжливые эти итальянцы!

Маргарита Николаевна (нюхаетъ букетъ). Какая прелесть! Кажется, въ самомъ дѣлѣ, будетъ не очень скучно.

Рехтбергъ. Однако, господа...

Леманъ. Не безпокойтесь, время терпитъ. Ваша барка готова.

Берта. Я провожаю.

Амал³я. И я.

Кистяковъ. А я чѣмъ же хуже другихъ?

Леманъ. Ужъ и меня захватите.

Рехтбергъ. А Дмитр³й Владимировичъ?

Лештуковъ. Столько кандидатовъ, что мнѣ не остается мѣста. Разрѣшите откланяться на берегу.

Рехтбергъ. Позвольте, глубокоуважаемый Дмитр³й Владимировичъ, при разлукѣ, такъ для меня и Маргариты Николаевны неожиданной, выразить вамъ чувства искреннѣйшей симпат³и и глубочайшей благодарности.

Леманъ (Кистякову). За пару великолѣпныхъ оленьихъ роговъ.

Рехтбергъ. За милую готовность, съ которой вы всегда дѣлили наше общество, отнимая y себя время, драгоцѣнное для публики и потомства.

Леманъ. Загудѣла волынка!

Рехтбергъ. Вѣрьте, что минуты, проведенныя въ обществѣ вашемъ, останутся неизгладимыми въ нашей памяти. Горжусь, что имѣлъ счастье жать руку нашего извѣстнаго...

Леманъ. Вотъ оно!..

Кистяковъ. Триста два!...

Рехтбергъ. Лештукова... его смѣлую и честную творческую руку...

Лештуковъ. Равно съ моей стороны.

Рехтбергъ. Еще разъ всего хорошаго.

Маргарита Николаевна. Что же ты не пригласилъ Дмитр³я Владимировича къ намъ, въ Петербургъ?

Рехтбергъ. Ахъ, милая, это твое дѣло.

Леманъ. Идите-ка, ваше превосходительство, я васъ въ лодочку подсажу, А то съ непривычки къ мореплаван³ю, чего добраго...

Маргарита Николаевна. Душечка, Берта!

Показываетъ глазами на мужа.

Берта. Занять? Понимаю... валяйте. Я все понимаю. Амаль...

Амал³я. О, разумѣется... понимаю...

Кистяковъ. Удивительно, какъ бабы одна другую съ одного взгляда понимаютъ, А нашъ брать своего брата умѣетъ только въ лужу сажать...

Маргарита Николаевна. Прощай, ѣду...

Лештуковъ. Прощай!

Маргарита Николаевна. И ты говоришь прощай? Не-до свидан³я? Увидимся въ Петербургѣ или нѣтъ?

Лештуковъ. Зачѣмъ?

Маргарита Николаевна. Ну, если - "затѣмъ", тогда, конечно, незачѣмъ... Дмитр³й! Ждать или нѣтъ?

Лештуковъ. Нѣтъ.

Маргарита Николаевна. Не стоитъ?

Лештуковъ. Да.

Маргарита Николаевна. Самому дороже?

Лештуковъ. Совѣсти дороже.

Маргарита Николаевна. Прощай... А, все-таки, я любила тебя, Дмитр³й.

Лештуковъ. Можетъ быть.

Маргарита Николаевна. Прощай...

Отходить.

Боже мой!.. всѣ уже сѣли... одна я... ай, какъ качаетъ... Кистяковъ, да дайте же руку...

Кистяковъ. Не бойтесь, держу крѣпко, не перекинетесь.

Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, не трогайся съ мѣста, ты опрокинешь лодку... Боже! Какая шаткая... вѣдь это ужасъ!

Леманъ. Аванти!

Лодка отплываетъ.

Разные голоса съ лодки: До свидан³я, Дмитр³й Владимировичъ... мы уѣхали. До свидан³я!..

Рехтбергъ. До пр³ятнѣйшаго свидан³я!

Маргарита Николаевна. Не забывайте насъ. До свидан³я!..

Лештуковъ (одинъ). Волны... волны... все волны!..

КОНЕЦЪ.

Чортушка.

Драматическ³я сцены въ 4-хъ дѣйств³ях¹.

¹ Первое представлен³е въ Петербургѣ - въ Петербургскомъ театрѣ Н. Д. Красова, 26-го декабря 1907 года

ДЕЙСТВУЮЩ²Я ЛИЦА:

Князь Александръ Юрьевичъ Радунск³й.

ЗинА

} его дѣти

Дмитр³й |

Губернаторъ

} безъ рѣчей

Предводитель дворянства |

Ковчеговъ, правитель канцеляр³и губернатора.

Павелъ Михайловичъ Вихровъ |

} Чиновники особыхъ поручен³й

Липинъ

Исправникъ.

Андрей Пафнутьевичъ Хлопоничъ, помѣщикъ.

Карлъ Богдановичъ Муфтель, управляющ³й кн. Радунскаго, совершенно обрусѣвш³й и позабывш³й свою нац³ональность, нѣмецъ изъ старыхъ гвардейскихъ фельдфебелей.

Лаврент³й Ивановичъ, дворецк³й.

Михаило Давыдокъ, егерь.

Олимп³ада |

} дворовыя дѣвки, фаворитки кн. Радунскаго.

Серафима |

Матрена Никитишна, по прозван³ю Слобожанка, нянька кн. Зины, вольная.

Конста, ея сынъ, садовникъ, съ Москвы.

Антипъ, старый бродяга изъ крѣпостныхъ кн. Радунскаго, бывш³й его приказчикъ.

Левонъ |

} Дворовые.

Максимъ |

Прошка

Голенищевъ |

} бродяги

Брусокъ

Казачекъ.

Бонна |

} кн. Дмитр³я - безъ рѣчей

Нянька |

Оффиц³антъ безъ рѣчей.

Гости. Дворня.

Дѣйств³е въ костромскомъ помѣстьи кн. Радунскаго, вотчинѣ "Волкояръ"

Эпоха: первая половина пятидесятыхъ годовъ XIX вѣка.

ДѢЙСТВ²Е I.

Театръ представляетъ площадку во дворѣ, предъ главнымъ барскимъ домомъ въ селѣ Волкоярѣ. Лѣто. Барск³й домъ старое растрелл³евское здан³е, въ родъ дворца, выходить на сцену только огромнымъ арочнымъ подъѣздомъ своимъ. Насупротивъ подъѣзда - нѣчто въ родѣ гауптвахты или каменной будки при заставѣ, скучное желтое, казенное строен³