Амфитеатров Александр Валентинович - Пять пьес, Страница 8 - Книги

вно... и, кажется, взаимная оцѣнка была сдѣлана справедливо, по заслугамъ...

Ревизановъ. Тогда! Да кто были мы тогда! Вы - сантиментальная дѣвочка, а я человѣкъ безъ положен³я, дрянь, трусъ. Теперь вы чуть не царица своего общества; я же... полагаю, вы слыхали про мое положен³е, про мою дѣятельность?

Людмила Александровна. Мало хорошаго.

Ревизановъ. Я теперь стою такъ высоко, что скажу глупость, ее найдутъ необыкновенно умною, оригинальною мыслью, сдѣлаю мерзость, меня оправдаютъ необычайно широкимъ размахомъ ген³альной натуры. Шире дорогу, тузъ идетъ! Настежь ворота предъ финансовымъ ген³емъ!

Людмила Александровна. Вы безумный, безумный!.. Мнѣ страшно съ вами..

Ревизановъ. Да, деньги и твердая воля дѣлаютъ человѣка ген³емъ. Мой идеалъ власть. И много ея y меня, и будетъ еще больше. Я не зналъ иныхъ увлечен³й. Женщины любили меня,- я дѣлалъ изъ нихъ оруд³е своихъ цѣлей. И y меня бывали друзья. Но, если другъ мѣшалъ мнѣ, я хваталъ его за горло, какъ врага. Я даже денегъ не люблю: онъ для меня только средство, я никогда не жалѣю терять. Такъ я иду все выше и выше и буду идти, пока смерть не остановить меня...

Людмила Александровна. Куда же наконецъ?

Ревизановъ. Не знаю. Мое будущее фантастически сонъ.

Людмила Александровна. Жить идеаломъ какой-то необъятной тиран³и...

Ревизановъ. А! необъятная тиран³я это вы хорошо сказали!

Людмила Александровна. Преступный вы, потерянный, несчастный, сумасшедш³й человѣкъ.

Ревизановъ. Преступлен³я я не боюсь, а несчаст³е познаю только теперь въ послѣдн³е дни. Людмила! со мною творится что-то недоброе. Скучно мнѣ стало одному... Я люблю васъ. Я хочу теперь не властвовать, но принадлежать. Моя душа ищетъ вашей души.

Людмила Александровна. Довольно, Ревизановъ

Ревизановъ. О, нѣтъ! Оставьте меня пьянѣть отъ вина и любви и высказываться. Я еще никогда никому не высказывался. А, если бы вы захотѣли идти рука въ руку со мною! А, какъ бы могучи мы были! Смотрите, вотъ бумажникъ: тысячи людей зажаты въ немъ. Выкладываю я изъ него, радость, смѣхъ, ликован³е тысячамъ; кладу въ него,- y десятковъ тысячъ слезы льются. Разожму ладонь,- дыши, толпа! Сожму кулакъ,- задыхайся, кровью исходи!

Бросаетъ бумажникъ на столъ.

Людмила Александровна. Боже мой, что говорите вы? Какимъ ядомъ надо отравить свою душу, чтобы выносить въ ней такой чудовищный бредъ?

Ревизановъ. Я все могу, а захотите, и вы будете моею госпожою. Левъ ляжетъ y вашихъ ногъ. Вотъ такъ, вотъ...

Опускается на колѣни.

Людмила! жизнь моя! счастье мое! раздѣли мою власть, прими мою любовь!

Людмила Александровна. Не надо мнѣ ни вашей грязной любви, ни вашей дикой власти.

Ревизановъ (медленно поднимается на ноги). Да, не надо. Слишкомъ я чувствую это, что тебѣ не надо!.. Ваша добродѣтель, ваша репутац³я въ моихъ рукахъ. Захочу, богиня станетъ простою самкою. Но я не хочу... Мой Богъ! какъ унизить васъ? Унизить ту, кого я поставилъ въ своихъ мечтахъ выше себя, выше своихъ задачъ и надеждъ? Не хочу, не хочу!

Людмила Александровна. Тогда отпустите меня, будьте честны хоть разъ въ жизни.

Ревизановъ. Оскорбляетъ! Оскорбляетъ! Опять оскорбляетъ! всегда, всегда только оскорбляетъ!

Падаетъ на стулъ и закрываетъ лицо руками. Онъ замѣтно пьянъ.

Послушай!... Не сердись, что я говорю тебѣ "ты"... Я очень люблю тебя, и мнѣ больно, что мы враги... Я очень несчастенъ, что не умѣю взять любовь твою... Да, очень! Пожалѣй же и ты меня. Если ты уже не въ силахъ полюбить меня, то, по крайней мѣрѣ, не мучь меня безпощадною правдою, не показывай мнѣ своего отвращен³я! Солги мнѣ, обмани меня сегодня, что ты меня полюбишь... и Богъ съ тобою! иди, куда хочешь: я отдамъ тебѣ твои письма.

Людмила Александровна. Нѣтъ, Андрей Яковлевичъ, я не стану лгать.

Ревизановъ. Людмила, пользуйся, пользуйся случаемъ! Солги! обмани меня скорѣе! Несколько минутъ,- и я буду снова трезвъ, холоденъ и жестокъ. Людмила, пользуйся случаемъ!

Людмила Александровна (подходить къ нему стиснувъ зубы, съ горящимъ взоромъ, дрожа всѣмъ тѣломъ). Лгать вамъ? притворяться предъ вами? Да весь мой позоръ легче и достойнѣе, чѣмъ эта ложь!.. Я ненавижу васъ. Слышите вы это? Вы можете унизить меня, растоптать; обезславить, но не заставите меня покривить моимъ чувствомъ. Правда моя одна y меня осталась... остальное все ваше. Этого не отнимете: останется мое. Люди не властны надъ вами - къ Богу ненависть мою къ вамъ понесу. Ему поклонюсь ею. Владѣйте мною, и будьте прокляты! Кончимъ этотъ фарсъ. Вы требовали, чтобы я пришла. Я здѣсь. Гдѣ мои письма?

Ревизановъ (поднимаешь голову, какъ спросонья). Да! ты... вы правы... кончимъ, время кончить!... Ну, не хотите - такъ и не надо! Тѣмъ лучше - или тѣмъ хуже,- не разберешь.

Пьетъ шампанское.

Къ чорту любовь!

Бросаетъ стаканъ въ каминъ.

Къ чорту!

Встаетъ, совершенно опомнившись.

Къ чорту!

Людмила Александровна. Гдѣ мои письма?

Ревизановъ. Они здѣсь.

Кладетъ руку на бумажникъ.

Людмила Александровна. Дайте.

Ревизановъ. Рано. Я, моя дорогая, товара въ кредитъ не отпускаю.

Людмила, Александровна со стономъ падаетъ въ кресло.

Ревизановъ. Я былъ въ вашихъ рукахъ вы не воспользовались случаемъ. Сейчасъ снова вы въ моихъ, и я своего не упущу. Самому дороже, Людмила Александровна, я чуть было не продешевилъ. Эти письма дороже, чѣмъ я предполагалъ.

Людмила Александровна. Что вы хотите сказать?

Ревизановъ. То, что я отдамъ вамъ ваши письма не сегодня и не завтра, а когда я того пожелаю. Вы не хотѣли быть моею госпожою, будете моею рабынею...

Людмила Александровна. Я не понимаю... боюсь понять...

Ревизановъ. Очень просто. Я нахожу васъ слишкомъ красивою женщиною, чтобы выпустить васъ на свободу за одно свидан³е.

Людмила Александровна. А! негодяй!

Бросается на Ревизанова.

Ревизановъ (отталкиваетъ ее). Разсчитывайте ваши силы.

Людмила Александровна падаетъ y письменнаго стола. Она замѣчаетъ брошенный на бумагахъ стилетъ Леони и, схвативъ его, прячетъ за спину.

Ревизановъ. Довольно дурачиться. Со мною шутить нельзя. Я приказываю, повинуйтесь.

Беретъ Людмилу Александровну за плечо. Она снизу дважды поражаетъ его стилетомъ.

Ревизановъ. Что это?... неужели...

Падаетъ мертвый.

Людмила Александровна (долго стоитъ надъ нимъ. Нѣмая сцена). Что я сдѣлала?.. Быть можетъ, живъ?... Нѣтъ, холодѣетъ... Убила!... О, какъ онъ меня измучилъ, какъ измучилъ... Убила! бѣжать отъ него бѣжать... (Замѣтивъ бумажникъ Ревизанова). Ахъ! (Бросается къ столу и вынимаетъ изъ бумажника свои письма). Письма! Вотъ оно мое спокойств³е, въ моихъ рукахъ... Бѣжать, бѣжать!.. (Бѣжитъ къ дверямъ, потомъ остановилась). Куда?... Развѣ убѣжишь отъ этого. Развѣ это не погонится за мною всегда, всюду? Казнь здѣсь казнь тамъ... Накажетъ Богъ покараютъ люди...

Стоитъ въ нерешительности. Часы бьютъ два.

Два... До ночного поѣзда въ Осиновку еще цѣлый часъ... Никто и не подумаетъ, что я была въ Москвѣ. Всѣ увѣрены, что я въ дорогѣ... Спасена!..

Быстро надѣваетъ шубку. Стоитъ въ задумчивости, опустивъ руки.

Судъ... каторга.... толпа... позоръ... О, Боже мой!.. Нѣтъ! Будь, что будетъ, но пусть меня судитъ Богъ, а не люди! Бѣжать! Бѣжать!

Уходитъ.

Занавѣсъ.

ДѢЙСТВ²Е IV.

Картина I.

У Верховскихъ. Сердецк³й, Митя, Лида.

Сердецк³й. И давно, Лидочка, началось это?

Лида. Съ того самаго дня, какъ мама вернулась изъ деревни, отъ бабушки. Она пр³ѣхала съ вокзала и никого не застала дома. Я была въ гимназ³и, Митя тоже, папа въ бани. Приходимъ, обрадовались, стали ее цѣловать, тормошить; и она тоже рада, цѣлуетъ насъ. А потомъ бухъ! упала на коверъ: истерика! Хохочетъ, плачетъ, говоритъ несвязно... больше двухъ часовъ не приходила въ себя.

Митя. Раньше этого никогда не бывало.

Сердецк³й. Странно. Совсѣмъ не похоже на нее.

Лида. Вотъ съ тѣхъ поръ и нашло на маму. Ничѣмъ не можемъ угодить: такая стала непостоянная. Приласкаешься къ ней,- недовольна: оставь! не надоѣдай! ты меня утомляешь! Оставишь ее въ покоѣ обижается: ты меня не любишь, ты неблагодарная! вы всѣ неблагодарные! если бы вы понимали, что я для васъ сдѣлала.

Митя. Неблагодарностью она всего чаще насъ попрекаетъ. А как³е же мы неблагодарные? Мы на маму только-что не молимся.

Лида. Истерики y мамы каждый день. Но ужъ вчера было хуже всѣхъ дней. Досталось отъ мамы и намъ, и папѣ. И вѣдь изъ-за какихъ пустяковъ!

Митя. Я безъ спроса ушелъ къ Петру Дмитр³евичу.

Лида. Ахъ, разлюбила мама, совсѣмъ разлюбила Петра Дмитр³евича. И въ чемъ только онъ могъ провиниться, не понимаю?

Митя. Встрѣчаетъ его холодно, молчитъ при немъ, едва отвѣчаетъ на вопросы.

Лида. А намъ безъ него скучно: онъ веселый, смѣшной, добрый...

Митя. Намедни, на именины, подарилъ онъ мнѣ револьверъ, тоже что было шума!

Сердецк³й. Ну, револьверъ-то тебѣ, и въ самомъ дѣлѣ лишн³й. Еще застрѣлишь себя нечаянно.

Митя. Помилуйте, Аркад³й Николаевичъ! Маленьк³й я, что ли? Да я въ тиръ пулю на пулю сажаю... Весь классъ спросите. Я такой!

Лида. Раньше, мама сама обѣщала ему подарить.

Митя. А тутъ разсердилась, что отъ Петра Дмитр³евича, и отняла.

Лида. Въ столъ къ себѣ заперла. Тоже говорить, что онъ себя застрѣлитъ.

Митя. А я пулю на пулю... Вы, Аркад³й Николаевичъ, попросите, чтобы отдала.

Сердецк³й. Хорошо, голубчикъ.

Митя. А то я всему классу разсказалъ, что y меня револьверъ... дразнить станутъ, что хвастаю. Да, наконецъ, не вѣкъ мнѣ быть гимназистомъ... Какой же я буду студентъ, если безъ револьвера?

Голосъ Людмилы Александровны:

Лида! Митя!

Сердецк³й. Мама зоветъ. Идите.

Дѣти уходятъ. Голосъ Людмилы Александровны:

Кто изъ васъ опятъ взялъ мои газеты?

Митя. Я мамочка... я думалъ...

Людмила Александровна. Вѣдь это же несносно, наконецъ! Сколько разъ просила не трогать...

Сердецк³й. Какой раздраженный тонъ... И изъ-за такихъ пустяковъ?

Верховск³й и Синевъ выходятъ изъ кабинета, въ горячей бесѣдѣ.

Верховск³й. Что ты ко мнѣ присталъ? "Больна, больна". Знаю безъ тебя, что больна.

Синевъ. А, если знаете, лечите. Нельзя такъ... Здравствуйте, Аркад³й Николаевичъ.

Верховск³й. Вотъ-съ, не угодно ли? Яйца курицу учатъ. Вздумалъ читать мнѣ нотац³и за Людмилу. Да кому она ближе-то - тебѣ или мнѣ? кто ей мужъ-то? ты или я?

Синевъ. Но если y васъ не хватаетъ характера повл³ять на нее?

Верховск³й. А ты сунься къ ней со своимъ вл³ян³емъ, пожалуйста, сунься. Посмотрю я, много ли отъ тебя останется. Пойми, до того дошло, что спросишь ее о здоровьи такъ и вспыхнетъ порохомъ. Вчера даже прикрикнула на меня: нечего, говорить, интересоваться мною. Умру,- успѣете похоронить... Меня такъ всего и перевернуло... Второй день не могу забыть... Ну, да въ сторону это. Авось, Богъ милостивъ, все образуется какъ-нибудь, а спорами дѣла не поправишь. Разскажи-ка лучше свои новости. Двигается ревизановское дѣло или по-прежнему ни взадъ, ни впередъ?

Синевъ. Изсушило оно меня, Степанъ Ильичъ, не радъ, что и поручили.

Сердецк³й. Какъ? оно y васъ? Вотъ интересно.

Верховск³й. А вы не знали?

Сердецк³й. Я только-что изъ деревни.

Верховск³й. Людмила говорила мнѣ, что встретила васъ y Елены Львовны. Ну, что, дорогой Аркад³й Николаевичъ, какъ вы ее нашли?

Сердецк³й. Людмилу Александровну?

Верховск³й. Да. Какова она была тамъ?

Сердецк³й. Да, нехороша, очень нехороша...

Синевъ. Вы въ одно время съѣхались въ Осиновкѣ?

Сердецк³й. Не совсѣмъ. Я пр³ѣхалъ къ Еленѣ Львовнѣ четвертаго октября, а Людмила Александровна двумя днями позже, шестого.

Верховск³й. Какъ шестого? Вы путаете, голубчикъ: пятаго, а не шестого.

Сердецк³й. Шестого, Степанъ Ильичъ, я отлично помню.

Синевъ. Нѣтъ, вы ошибаетесь. Дѣйствительно пятаго. Я самъ, провожалъ. Людмилу Александровну на вокзалъ, потомъ, обѣдалъ съ товарищами въ Эрмитажѣ, потомъ поѣхалъ къ покойному Ревизанову, а въ ночь съ пятаго на шестое и зарѣзали его, бѣднягу...

Сердецк³й. Можетъ быть... Да, да. Конечно, вы правы... Память иногда измѣняетъ мнѣ.

Синевъ (Верховскому). Дикое, Степанъ Ильичъ, фантастическое дѣло. Глупо, просто и непроницаемо. Ни малѣйшихъ слѣдовъ. Пришла таинственная незнакомка, воткнула человѣку ножъ между реберъ, ушла и канула въ воду...

Сердецк³й. А что съ наѣздницею, съ этой Леони? Такъ, кажется, ее зовутъ?

Синевъ. Да. Ее освободили.

Сердецк³й. Но я читалъ: Ревизановъ убитъ ея кинжаломъ, y нихъ въ вечеръ предъ уб³йствомъ вышла крупная ссора?

Синевъ. Совершенно вѣрно. Тѣмъ не менѣе она внѣ подозрѣн³й. Она доказала свое аlibi.

Верховск³й. Просто голова идетъ кругомъ. Кто же убилъ?

Синевъ. Чортъ убилъ. Только на него и остается свалить, благо, все стерпитъ.

Сердецк³й. Такъ что вы теряете надежду найти уб³йцу?

Людмила Александровна показывается въ дверяхъ направо.

Синевъ. Почти. А славный бы случай отличиться. Выслужился бы.

Людмила Александровна. Выслужиться чужимъ горемъ, чужою гибелью? Я считала васъ добрѣе, Петръ Дмитр³евичъ.

Синевъ. Что же мнѣ дѣлать, кузина, если мое рукомесло такое, чтобы "ташшить и не пушшать"? Да гдѣ ужъ. Самъ Вельзевулъ сломитъ ногу въ этой путаницѣ... Вы поймите: ушла она изъ гостиницы...

Людмила Александровна. Петръ Дмитр³евичъ, вы уже двадцать разъ терзали мои нервы этою трагед³ей. Пощадите отъ двадцать перваго.

Синевъ. Слышите, Аркад³й Николаевичъ, какъ она меня п³явитъ? И теперь она со мною всегда въ такомъ миломъ тонъ.

Людмила Александровна. Что вы сочиняете?

Синевъ. Сочиняю? Нѣтъ, извините. Жаловаться, такъ жаловаться. Мнѣ отъ васъ житья нѣтъ. Вы на меня смотрите, какъ строфокамилъ на мышь пустыни: амъ - и нѣтъ меня. Главное, не приложу ума, за что?.. Вѣдь я невиненъ, какъ новорожденный кроликъ.

Лида (входить). Мама, Олимп³ада Алексѣевна заѣхала за тобою кататься.

Людмила Александровна (нѣсколько мягче чѣмъ ранѣе говорила). Гдѣ же она?

Лида. Сидитъ въ классной, говоритъ съ Митей. Послала меня просить тебя, чтобы одѣвалась.

Людмила Александровна. Хорошо, скажи, что сейчасъ буду готова... Проси ее пока ко мнѣ.

Лида уходитъ.

Степанъ Ильичъ, мнѣ денегъ надо.

Верховск³й. Сколько угодно, матушка, сколько угодно. Но... ты опять куда-то съ Липкой?

Людмила Александровна. Да, ѣдемъ кататься, а потомъ за покупками. Можетъ быть, въ оперетку сегодня вечеромъ поѣдемъ.

Верховск³й. Значить, на весь день?

Людмила Александровна. Можетъ быть, и на весь день.

Верховск³й. Воля твоя, Людмила Александровна, а я этого не понимаю. То есть до чего, въ послѣднее время, распустила себя эта Олимп³ада, вы, Аркад³й Николаевичъ, и вообразить не можете. Вся Москва кричитъ объ ея безпутствахъ. Тамъ и докторъ какой-то, и скрипачъ, и п³анистъ. А Милочка, чѣмъ бы обуздать ее, да образумить...

Людмила Александровна. Оставьте Липу въ покоѣ. Кому она мѣшаетъ?

Верховск³й. Милочка, да вѣдь безобразно, скверно, безсовѣстно... Совѣсть въ ней, совѣсть пробудить надо.

Людмила Александровна. Совѣсть?.. А какая польза будетъ, если въ ней проснется совѣсть? Теперь она весела, счастлива, а тогда одною унылою и печальною Магдалиною будетъ больше въ Москвѣ только и всего.

Синевъ. Что это вы, Людмила Александровна? Съ подобными парадоксами можно Богъ знаетъ куда дойти. Если сегодня хорошо, чтобы совѣсть спала, такъ завтра, пожалуй, покажется еще лучше, чтобы ея вовсе не было.

Людмила Александровна. Не мнѣ отрицать совѣсть, Петръ Дмитр³евичъ. Я всю жизнь прожила по совѣсти. Вы приписываете мнѣ мысли, которыхъ я не имѣла. Я сказала только, что y кого нечиста совѣсть, счастливъ онъ, если ея не чувствуетъ. Вотъ что. И если совѣсть грызетъ душу, я... я не знаю... мнѣ кажется... можно пуститься, на что хотите, - на пьянство, на развратъ, только бы не слыхать ея. только бы забыть. Липа счастливица. Она грѣшить, даже не подозрѣвая, что она грѣшница. Ну, и оставьте ее. Это ей надо для ея счастья, пусть будетъ счастлива.

Синевъ. Помилуйте, Людмила Александровна. По вашей логикъ,- другому понадобится для своего счастья людей убивать... Что же? пусть убиваетъ?

Людмила Александровна. Убивать, убивать - все убивать! Какъ вы скучны съ вашими уб³йствами, Петръ Дмитр³евичъ... Вы не умѣете спорить, иначе, какъ крайностями... Дай же мнѣ денегъ, Степанъ Ильичъ!

Уходитъ съ мужемъ въ кабинетъ, налѣво.

Синевъ. Что вы на это скажете?

Сердецк³й. Боюсь и думать, него, что говорить.

Синевъ. Психическое разстройство, вотъ какъ это называется, сударь вы мой. А откуда оно взялось? знакъ вопросительный. Но знаю одно: здоровые люди, какъ была Людмила Александровна, не сходятъ съ ума, ни съ того, ни съ сего, въ двѣ-три недѣли срокомъ...

Сердецк³й. Людмилу Александровну рано записывать въ сумасшедшая.

Синевъ. Гмъ, гмъ... Вотъ что, Аркад³й Николаевичъ. Вы старый другъ Верховскихъ, я тоже. Давайте поговоримъ откровенно.

Сердецк³й. Очень радъ, Петръ Дмитр³евичъ.

Синевъ. Вотъ вамъ первый вопросъ: вы вполнѣ увѣрены, что Людмила Александровна пр³ѣхала къ Еленъ Львовнъ, въ Осиновку, шестого октября, а не ранѣе?

Сердецк³й. Вы поколебали мою увѣренность, но... какъ я помню: да, шестого утромъ.

Синевъ. Утромъ?

Сердецк³й. Утромъ. Въ этомъ-то я увѣренъ.

Синевъ. А я въ свою очередь увѣренъ, что проводилъ ее въ Осиновку съ четырехъ-часовымъ поѣздомъ пятаго октября въ субботу.

Сердецк³й. Стало быть, Людмила Александровна...

Синевъ. Либо почему-то ѣхала въ Осиновку, вмѣсто четырехъ часовъ, цѣлую ночь, либо провела эту ночь неизвѣстно гдѣ. Въ Москвѣ ея не было.

Сердецк³й. У Елены Львовны тоже.

Синевъ. Гдѣ же она была?

Сердецк³й (насильственно улыбается). Уравнен³е съ тремя неизвѣстными.

Синевъ. Затѣмъ... Тьфу, чортъ! какъ трудно говорить о подобныхъ вещахъ, когда дѣло касается любимаго, близкаго человѣка... Скажите, Аркад³й Николаевичъ, не замѣчали вы ничего между Людмилою Александровною и покойнымъ Ревизановымъ?

Сердецк³й (вздрогнулъ). А! мое предчувств³е... (Вслухъ). Нѣтъ, ничего... а развѣ?..

Синевъ. Не знаю, какой именно, но есть y нея въ душѣ осадокъ отъ этой проклятой истор³и. Знаете ли, напримѣръ, съ какихъ поръ она стала относиться ко мнѣ, какъ къ врагу? Какъ только узнала, что мнѣ поручено слѣдств³е по ревизановскому дѣлу. Еще наканунѣ мы были друзьями. А какъ мнѣ тяжело потерять расположено Людмилы Александровны,- сами судить можете. Я свыкся съ нею съ дѣтскихъ лѣтъ. Уважен³е этой женщины моя совѣсть. И вотъ...

Людмила Александровна и Олимп³ада Алексѣевна входятъ.

Олимп³ада Алексѣевна. Ба! знакомыя все лица... (Синеву). Что, ловецъ велик³й? Говорятъ, все ловишь, да никакъ не поймаешь? А твоя Леони чудо женщина. Спасибо, что выпустилъ ее на волю. Она теперь y меня частая гостья... Если хочешь, я представлю тебѣ ее. Людмила.

Людмила Александровна. Зачѣмъ?

Синевъ. Да, ужъ вотъ именно: только этого не доставало. Вы, Липочка, такое иногда хватите, что только плюнь, да свистни.

Олимп³ада Алексѣевна. Почему же нельзя? Что тутъ особеннаго?

Синевъ. Вводить въ порядочный домъ Богъ знаетъ кого!

Олимп³ада Алексѣевна. Но ею теперь всѣ интересуются, она въ модѣ, она на расхватъ. Я просто не понимаю вашего равнодуш³я. Есть случай познакомиться съ общественною деятельницею, а вы...

Синевъ. Что-о? Леони общественная дѣятельница?! Липочка! вы не здоровы.

Олимп³ада Алексѣевна. Ну, да, или какъ тамъ это называется?

Синевъ. Въ чемъ же это ея общественная дѣятельность обнаружилась? Интересно.

Олимп³ада Алексѣевна. Ну, вотъ... убила тамъ она... или хотѣла убить...

Синевъ. Дѣятельность!

Олимп³ада Алексѣевна. Да что ты къ словамъ привязываешься? Скажите, какую добродѣтель на себя напустилъ! Такъ - привезти ее къ тебѣ, Мила?

Людмила Александрова. Какъ хочешь. Мнѣ все равно.

Олимп³ада Алексѣевна. Привезу. Она тебя развлечетъ. Все же, новое лицо новое ощущен³е.

Синевъ. Знаете что, Липочка?

Олимп³ада Алексѣевна. Что?

Синевъ. Посажу-ка я васъ въ острогъ? а?

Олимп³ада Алексѣевна. Тьфу! типунъ тебѣ на языкъ.

Синевъ. Да, право. Тамъ вы этихъ новыхъ лицъ и новыхъ ощущен³й насмотритесь, сколько хотите...

Олимп³ада Алексѣевна. Дуракъ... Ну, тебя! пошелъ прочь дай съ умнымъ человѣкомъ поговорить... Аркад³й Николаевичъ! милый человѣкъ! похорошѣлъ какъ, посвѣжѣлъ... сразу видно, что изъ деревни.

Сердецк³й. Благодарю за комплиментъ и отвѣчаю тѣмъ же.

Олимп³ада Алексѣевна. Вотъ кого люблю за обычай. Всегда въ духъ, всегда бодръ и веселъ, какъ соловей...

Сердецк³й. Поющ³й для неувядаемой розы.

Олимп³ада Алексѣевна. И всегда что-нибудь такое милое скажетъ. Ахъ, Аркад³й! Николаевичъ, ума не приложу, какъ это мы съ вами пропустили время влюбиться другъ въ друга.

Сердецк³й. Это, вѣроятно, оттого произошло, что я тогда слишкомъ много писалъ, а вы слишкомъ мало читали.

Олимп³ада Алексѣевна. А когда стала читать, то уже оказалась героинею не вашего романа?

Сердецк³й. Всѣ мы изъ героевъ вышли.

Олимп³ада Алексѣевна. А послѣдняя ваша повѣсть прелесть. Всѣ въ восторгѣ. Ты читала, Людмила?

Людмила Александровна. Нѣтъ еще.

Олимп³ада Алексѣевна. О, чудное чудо! о, дивное диво! Какъ же это? Прежде ты знала всѣ произведен³я Аркад³я Николаевича еще въ корректурѣ...

Людмила Александровна. Не успѣла... Я въ послѣднее время почти ничего не читаю... времени нѣтъ.

Олимп³ада Алексѣевна. Помилуй! въ твоемъ будуарѣ цѣлыя горы книгъ. И знаешь ли? Я удивляюсь твоему вкусу. Дѣло Ласенера, дѣло Тропмана, Ландсберга, Сарры Беккеръ, что тебѣ за охота волновать свое воображен³е такими ужасами?

Синевъ (Сердецкому тихо). Слышите?

Олимп³ада Алексѣевна. Бррр... брр... брр... меня всѣ эти покойники по ночамъ кусать приходили бы.

Синевъ. Вотъ начитаетесь всякихъ страстей, а потомъ и не спите по ночамъ.

Людмила Александровна. Кто вамъ сказалъ, что я не сплю?..

Синевъ. Степанъ Ильичъ, конечно.

Людмила Александровна. Степанъ Ильичъ самъ не знаетъ, что говоритъ. Ему нравится воображать меня больною...

Олимп³ада Алексѣевна. Но зачѣмъ же горячиться, Милочка?

Сердецк³й. Вкусу Людмилы Александровны вы напрасно удивляетесь. Теперь въ Москвѣ въ модѣ перечитывать cаuses celebres.

Синевъ. Всѣхъ взбудоражило уб³йство Ревизанова...

Олимп³ада Алексѣевна (зажимаетъ уши). Ахъ, ради Бога, не надо объ этомъ дѣлѣ... Его слишкомъ много въ этомъ домъ!

Людмила Александровна. Что ты хочешь этимъ сказать?

Олимп³ада Алексѣевна.Я понимаю, что смерть близкаго знакомаго, да еще такая внезапная, можетъ потрясти, выбить изъ обычной колеи. Но всякому интересу бываетъ предѣлъ: y тебя онъ переходить уже въ болѣзненную нервность какую-то. Я сейчасъ видѣла газеты: ты отмѣтила въ нихъ краснымъ карандашемъ все, что касается ревизановскаго уб³йства.

Синевъ (Сердецкому тихо). Слышите?

Олимп³ада Алексѣевна. Знакомые пр³ѣзжаютъ къ вамъ въ домъ, словно для того только, чтобы бесѣдовать о Ревизановѣ: о чемъ бы ни начался разговоръ, ты въ концѣ концовъ сведешь его къ этой ужасной темѣ.

Людмила Александровна. Однако, сейчасъ свела его ты, а не я. А интересомъ къ этому дѣлу меня заразилъ Петръ Дмитр³евичъ. Самъ же онъ, на первыхъ шагахъ, все совѣтовался со мною.

Синевъ (слегка смутился). Что правда, то правда.

Людмила Александровна. А теперь удивляется, что я увлекаюсь ролью добровольнаго слѣдователя, и тоже, какъ онъ, строю системы и предположен³я.

Сердецк³й. Такъ что вы выработали свой взглядъ на уб³йство?

Людмила Александровна. Да.

Сердецк³й. Это интересно.

Людмила Александровна (съ безумною рѣшимостью). Хотите, разскажу?

Сердецк³й. Пожалуйста.

Синевъ. Гмъ... гмъ... послушаемъ...

Олимп³ада Алексѣевна. О, Господи! Милочка въ роли слѣдователя!

Людмила Александровна. Такъ слушайте. Уб³йство это не преднамѣренное... это прежде всего.

Синевъ. Вполнѣ согласенъ: внезапно, случайное уб³йство случайно попавшимъ подъ руку оруж³емъ.

Людмила Александровна. Да, дѣло случая. Можетъ быть, необходимаго, фатальнаго, но все же случая, а не злого намѣрен³я. Это - повторяю прежде всего. Замѣтьте.

Синевъ. Замѣтили, замѣтили. Продолжайте.

Людмила Александровна. Вы знаете, что за человѣкъ былъ Ревизановъ. Знаете, какъ оскорблялъ онъ людей - и больше всѣхъ именно насъ, женщинъ. Онъ относился къ намъ, какъ къ рабынямъ, какъ къ самкамъ, какъ укротитель къ своему звѣринцу. Жертвъ y него было много.

Олимп³ада Алексѣевна. Mille e tre!

Людмила Александровна. Представьте теперь, что одна изъ нихъ бунтуетъ. Она утомлена изысканностью его издѣвательствъ, довольно ихъ съ нея. Но онъ неумолимъ, именно потому, что она бунтуетъ, что она смѣетъ бороться противъ его власти. И онъ не по любви... о. нѣтъ! а просто по скверному чувству: ты моя раба, я твой царь и Богъ! гнетъ ее къ землѣ, душитъ, отравляетъ каждую минуту жизни, держитъ ее подъ постояннымъ страхомъ... ну, хоть своихъ разоблачен³й, что ли. Представьте себѣ, что она женщина семейная, уважаемая... и вотъ ей приходится быть при этомъ негодяѣ наложницею... хуже уличной женщины... ненавидеть и принадлежать... поймите, оцѣните это!

Синевъ. Эка фантаз³я-то y васъ! Слушайте, Аркад³й Николыаевичъ: какъ разъ тема по васъ... вы психолог³ю любите.

Людмила Александровна. И она хитритъ съ нимъ, покоряется ему, назначаетъ свидан³е... и на свидан³и чаша ея терпѣн³я переполнилась... и она убила его, а обстоятельства помогли ей скрыться. Что же? по-вашему, когда вы знали Ревизанова, не могло такъ быть? Не могла убить Ревизанова такая женщина?

Синевъ. Выдала бы она себя непремѣнно, голубушка, и уже давнымъ давно. Русск³е интеллигентные уб³йцы еще умѣютъ иногда ловко исполнить преступлен³е, но укрыватели они совсѣмъ плох³е. Совѣстливы ужъ очень. Слѣдств³е ихъ не съѣстъ, сами себя съѣдятъ.

Людмила Александровна. Значить, вы не согласны со мною? Не такъ дѣло было?

Синевъ. Нѣтъ. Вы сочинили эффектный французск³й романъ съ уголовщиною,- и только.

Людмила Александровна. У меня фантаз³и, можетъ быть, слишкомъ много, а y васъ ужъ слишкомъ мало, Петръ Дмитр³евичъ. Въ вашемъ, дѣлѣ это большой порокъ. Вы никогда не выслужитесь... Идемъ, Липа. До свиданья, господа...

Уходятъ. Синевъ стоитъ въ глубокой задумчивости.

Сердецк³й. Да, да... что-то она прячетъ въ себѣ прячетъ отъ всѣхъ, даже... обидно немножко, даже отъ меня. И что-то тяжелое, скверное, ядовитое... Жаль ее, бѣдную, жаль.

Синевъ (быстро шагаетъ взадъ и впередъ по сценѣ). Послушайте: вѣдь, было время, когда Ревизановъ считался женихомъ Людмилы Александровны?

Сердецк³й. Да.

Синевъ. Не думаете вы, что они того... возобновили? а?

Сердецк³й. Какъ вамъ не стыдно!

Синевъ. Стыдно, стыдно, очень стыдно, да въ такомъ затруднены поневолѣ безстыдникомъ станешь.

Сердецк³й. Ревизановъ былъ прямо противенъ Людмилѣ Александровнѣ, она его ненавидѣла.

Синевъ. Вотъ именно, какъ вы изволили выразиться, онъ былъ ей ужъ какъ-то слишкомъ противенъ, точно напоказъ

Сердецк³й. Пожалуй...

Синевъ. Подъ откровенною ненавистью очень часто таится скрытая влюбленность.

Сердецк³й. О, да, гораздо чаще, чѣмъ думаютъ.

Синевъ. А вѣдь покойный былъ надо же признаться - мужчина обаятельный и, кромѣ того, нахалъ велик³й: обстоятельство весьма важное. Донъ-Жуаны его типа видятъ женщину насквозь и показныхъ ненавистей не боятся. Они умѣютъ ловить моментъ.

Сердецк³й (задумчиво). Да, да, вы правы. У женщинъ это бываетъ. Сейчасъ негодяй! мерзавецъ! презрѣнный! А черезъ минуту - случился чувственный порывъ да подвернулись мужск³я объят³я... глядь, вотъ тебѣ на!- уже не негодяй, а милый, хорош³й, прекрасный...

Синевъ. Вотъ видите!..

Сердецк³й. Слѣдовательно, вы полагаете...

Синевъ. Что Ревизановъ увлекъ Людмилу Александровну: между ними, вѣроятно, были свидан³я; и... и тогда объясняется, гдѣ она провела таинственные часы, когда ея не было ни дома, ни въ деревнѣ.

Сердецк³й. Не похоже все это на Людмилу.

Синевъ. А между тѣмъ всѣ данныя говорятъ за мое предположен³е. И ея таинственное исчезновен³е, и этотъ посмертный интересъ къ человѣку, котораго она будто бы ненавидѣла, и удрученное состоян³е, небывалая замкнутость въ самой себѣ, очень похожая на раскаян³е, на поздн³я угрызен³я совѣсти...

Сердецк³й. Въ чемъ?

Синевъ. Какъ въ чемъ? Да развѣ можетъ легко отозваться паден³е на такой женщинѣ, какъ Людмила Александровна?

Сердецк³й. Да... вы вотъ о чемъ.

Синевъ. Я увѣренъ, что они Ревизановъ и Людмила Александровна видѣлись въ ночь предъ тѣмъ, какъ этотъ несчастный былъ зарѣзанъ...

Сердецк³й. Но, вѣдь въ такомъ случаѣ...

Синевъ (холодно). Что?

Сердецк³й. Въ такомъ случаѣ... ее могутъ... тоже подозрѣвать?.

Долгое молчан³е.

Синевъ. А, вы думаете, я ее не подозрѣваю?

Сердецк³й въ ужасѣ, отшатнулся.

Если бы я хотѣлъ... Да другой слѣдователь давно бы арестовалъ ее!..

Сердецк³й. Богъ съ вами! Да гдѣ же данныя?

Синевъ. Мы только-что пересчитали ихъ.

Сердецк³й. Ничего опредѣленнаго, одни предположен³я.

Синевъ. Эхъ, милый человѣкъ, сотни людей шли на Сахалинъ на основан³и гораздо слабѣйшихъ уликъ.

Сердецк³й. Да вѣдь вы всю жизнь ея знаете... безупречную, чистую!.. Такое прелестное возвышенное существо...

Синевъ. Какъ будто совершаютъ преступлен³я только изверги рода человѣческаго. Какъ будто нѣтъ моментовъ, когда преступлен³е - стих³йная необходимость, когда оно подвигъ? Гдѣ ваша психолог³я, Аркад³й Николаевичъ?

Сердецк³й. Ахъ, батюшка! психолог³я хороша, пока судишь да рядишь вчуже, а тутъ своя бѣда...

Синевъ. Этотъ разсказъ ея... это волнен³е... Да вѣдь она себя головою выдала. Вы сами свидѣтель.

Сердецк³й. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! Я ничего не слышалъ, ничего не знаю.

Синевъ.. А, Богъ съ вами! Что я васъ повѣсткою что ли вызываю для дачи показан³я?.. Вы ничего не знаете, а я ничего не хочу знать. Слышите? Не хочу. И, пока хоть одна улика противъ нея останется мнѣ не ясною, пока онѣ не окружать меня со всѣхъ сторонъ, не прижмутъ меня въ уголъ, я не наложу на нее руки. Вопреки убѣжден³ю, вопреки внутреннему голосу, который кричитъ мнѣ, что она убила,- я ее не трону.

Сердецк³й.. Но если?..

Молчан³е.

Синевъ. Дружба дружбой, а служба службой. У всякаго, батюшка Аркад³й Николаевичъ, есть свой долгъ, и, какъ ни тяжело, а исполнять его надо...

Голосъ Верховскаго.

Митя! Лида! что это я дозваться никого не могу? Ребятки! гдѣ вы?

Синевъ. Степанъ Ильичъ идетъ сюда... Я слишкомъ взволнованъ, чтобы встрѣтиться теперь съ нимъ... Извинитесь за меня... До свиданья.

Сердецк³й. До свиданья. Но... Петръ Дмитр³евичъ!

Синевъ. Я сказалъ вамъ: буду ждать, пока могу... а потомъ не не взыщите!

Уходить.