| Главная » Книги |
Амфитеатров Александр Валентинович - Пять пьес, Страница 14
Амфитеатров Александр Валентинович - Пять пьесня не убьетъ, А вотъ какъ бы я его подъ горячую руку не ухлопалъ.
Лештуковъ. Вотъ видите.
Ларцевъ . Я, парень смирный, не изъ брыкливыхъ телокъ. Но при мнѣ языкомъ болтай - рукамъ воли не давай. Не выношу кулачной расправы и поножовщины этихъ. Ничего тогда не помню: въ глазахъ скачутъ красные мальчики, все въ туманѣ - и я способенъ натворить Богъ знаетъ чего. Силищу-то мою проклятую вы знаете.
Лештуковъ. Уѣзжайте.
Ларцевъ. Подумаю.
Лештуковъ (смотритъ въ окно). Ого! наши всей компан³ей.
Ларцевъ. Да, ужъ луна восходить... на молъ пошли...
Лештуковъ. И вы, по обыкновен³ю?
Ларцевъ. Да, вотъ только перемѣню эту хламиду.
Поднимается къ себѣ съ мастерскую. Лештуковъ, оставшись одинъ, подходить къ двери-окну, хочетъ затворитъ ее и опуститъ гардину. Альберто быстро заглядываетъ къ нему въ комнату съ улицы. Альберто. Добрый вечеръ, синьоръ Дмитр³о.
Лештуковъ. Добрый вечеръ. Что угодно?
Альберто. Джул³я была сегодня y художника, синьоръ?
Лештуковъ. Вы сами видѣли, какъ она вошла и вышла. Что же спрашивать, Альберто?
Альберто. Синьоръ, я говорилъ съ вашимъ другомъ; я просилъ его, молилъ, грозилъ, наконецъ. Ему все равно. Онъ сердца не имѣетъ; не жаль ему бѣднаго малаго. Хорошо же. Теперь пусть онъ бережется.
Лештуковъ. Ахъ, Альберто! Что вы только, безумный человѣкъ, съ собою дѣлаете?
Альберто. Вы, синьоръ, должно быть, очень счастливо любите, иначе вы поняли бы меня. Вы большой баринъ, я мужикъ, простой матросъ. Но сдѣланы мы изъ одного тѣста. И посмотрѣлъ бы я, что стали бы вы дѣлать, если бы... Можно все говорить, синьоръ?
Лештуковъ. Говорите.
Альберто. Если бы ходила позировать къ вашему другу и оставалась съ нимъ съ глазу на глазъ каждый день по три часа не Джул³я, А синьора Маргарита?
Лештуковъ. Что за вздоръ, Альберто? При чемъ тутъ синьора Маргарита?
Альберто. Простите; вы дали мнѣ право говорить; я такъ и сказалъ, какъ думалъ. Потому что я хочу, чтобы вы меня, какъ слѣдуетъ, сердцемъ поняли. Не смущайтесь, синьоръ: разговоръ этотъ между нами.
Отступилъ и быстро исчезъ въ наступающихъ сумеркахъ. На улицѣ вспыхнулъ электрическ³й фонарь. Лештуковъ медленно запираетъ дверь-окно и задергиваетъ нижнюю частъ его занавѣскою, потомъ проходитъ къ себѣ въ кабинетъ. Свѣтъ падаетъ только изъ верхнихъ стеколъ. Маргарита Николаевна, въ голубомъ шелковомъ платкѣ, на плечахъ, спускается внизъ по большой лѣстницѣ. Маргарита Николаевна (садится въ качалку). Кажется, Альберто былъ? Драма все еще продолжается?
Лештуковъ (изъ кабинета). Больше, чѣмъ когда-либо.
Выходитъ, оставляя дверь кабинета незапертою; мало-по-малу, въ дальнѣйшемъ дѣйств³и, оттуда начинаетъ падать на сцену сперва слабая, потомъ все сильнѣе и сильнѣе полоса луннаго свѣта. Маргарита Николаевна. Охъ, эти драмы!.. Всѣ вы, мужчины, на нихъ мастера.
Лештуковъ (беретъ ея руку и цѣлуетъ). И я?
Маргарита Николаевна. Не успѣлъ еще. Мы съ тобой въ медовомъ мѣсяцѣ.
Ларцевъ (cвepxy). А... хмъ...
Сбѣгаетъ съ лѣстницы. Маргарита Николаевна. Ой, какимъ франтомъ. На молъ?
Ларцевъ. Да. Одно вѣдь y насъ по вечерамъ мѣсто...
Маргарита Николаевна. А мнѣ лѣнь: надоѣло... Скажите нашимъ, что-бы не загуливались.
ЛАpцевъ. Оченно хорошо-съ.
Хочетъ уйти въ среднюю дверь, которую только что заперъ Лештуковъ, и конфузится, найдя ее запертою. Лештуковъ. Тутъ заперто. Я собирался заниматься. Постойте, я вамъ открою...
Ларцевъ. Да, не безпокойтесь, пожалуйста, я могу пройти и здѣсь.
Поспѣшно уходить черезъ крайнюю правую дверь. Лештуковъ. Слава Богу, одни. Я такъ боялся, что онъ останется и испортить намъ вечеръ.
Маргарита Николаевна молчитъ. Лештуковъ легъ на полъ, къ ея ногамъ, взялъ ея руку, положилъ ладонью на свое лицо. Маргарита Николаевна. Знаешь, это глупо вышло, что онъ ушелъ. Богъ знаетъ, что онъ можетъ подумать.
Лештуковъ. А пускай!
Откинулъ голову на колѣни Маргариты Николаевны и ждетъ ея поцѣлуя. Она отодвинулась съ досадою. Маргарита Николаевна. Какъ я не люблю тебя такимъ.
Лештуковъ. Какимъ "какимъ"?
Маргарита Николаевна. Когда тебѣ все на свѣтѣ "пускай", когда тебѣ рѣшительно все равно, что будутъ обо мнѣ говорить и думать.
Лештуковъ (сѣлъ на скамеечку y ногъ ея). Прости меня, но я не понимаю: какъ же мнѣ вести себя?
Маргарита Николаевна. Такъ, чтобы наши отношен³я не рѣзали людямъ глаза, чтобы о насъ не думали больше, чѣмъ слѣдуетъ.
Лештуковъ. Повѣрь мнѣ, Ларцевъ больше, чѣмъ слѣдуетъ и не подумалъ.
Маргарита Николаевна. То есть, онъ ушелъ въ увѣренности, что мы съ вами въ связи. Очень пр³ятно.
Лештуковъ. Если и такъ, что за бѣда?
Маргарита Николаевна. Да вы, кажется, съ ума сошли, Дмитр³й Владимировичъ?
Лештуковъ. Ничуть.
Маргарита Николаевна. Какъ? Вамъ ничего, если мое имя будетъ трепаться по улицамъ? Если будутъ говорить, что я, Маргарита Рехтбергъ, ваша любовница, вамъ все равно?
Лештуковъ (всталъ на ноги и прислонился къ дверной колонна, направо). Нѣтъ, не все равно. Когда я услышу такое слово, я подойду къ тому, кто его произнесъ, и скажу: вы ошибаетесь: Маргарита - не любовница, но жена моя.
Маргарита Николаевна (рѣзко смѣется). Да, только этого не доставало.
Она также встала съ качалки и прислонилась къ другой дверной колоннѣ, лицомъ къ лицу съ Лештуковымъ. Вы какой-то безумный, васъ лѣчить надо... Пускай говорятъ, что любовница. Скажу, что жена... И, главное, вѣдь отъ васъ станется. Думаете ли вы о томъ, что говорите? Неужели вамъ не приходить въ голову, что y меня есть репутац³я? Что я ношу чужое имя и обязана сохранить его чистымъ?
Лештуковъ. Теперь не приходить. Приходило раньше, когда и вамъ объ этомъ надо было думать.
Маргарита Николаевна. Что вы хотите сказать? Что, уступивъ вашей любви, я погибла, и ко мнѣ можно прибивать как³я угодно вывѣски?
Лештуковъ. Пожалуйста, перестаньте нервничать. Вы отлично знаете, что ничего подобнаго я сказать не хотѣлъ. Каждый, кто попробуетъ оскорбить васъ, встрѣтитъ отъ меня хорош³й отпоръ. Зачѣмъ эти выходки?
Маргарита Николаевна. Я не могла предвидѣть, что вы поставите меня такъ, что я потеряла въ глазахъ общества всякое уважен³е. Вы думаете, я не вижу, какъ на меня здѣсь смотрятъ?
Лештуковъ. Никто на васъ не смотритъ дурно и ничьего уважен³я вы не теряли. Послушайте, Маргарита. Я люблю васъ сильно. Вы единственная женщина, съ которою я хотѣлъ бы связать свою жизнь. Я человѣкъ по пятому десятку лѣтъ, бросилъ все: свою семью, своихъ друзей, свою родину, свое любимое дѣло и мечусь за вами по Европѣ, какъ вѣчный жидъ. Не ид³отъ же я и не сатиръ козлоног³й, чтобы продѣлывать безумства - ради того лишь... ну, словомъ, ради интрижки съ пикантной женщиной. Женщинъ для интрижекъ всегда и вездѣ больше, чѣмъ надо.
Маргарита Николаевна. Я, кажется, въ ихъ число не напрашивалась. Если бъ я была женщиной, способною на интрижку, то, я думаю, не заставила бы васъ продѣлывать всѣ эти "безумства", какъ вы выражаетесь, не особенно любезно, замѣтьте. Вы серьезно чувствовали, я серьезно на ваши чувства смотрѣла.
Лештуковъ. И, въ результатѣ, все-таки предлагаете мнѣ интрижку.
Маргарита Николаевна. Это несносно, наконецъ.
Лештуковъ. Какъ же иначе-то? Посудите сами. Я предлагаю вамъ открытую свободную любовь, я готовъ защищать честь своего чувства передъ цѣлымъ свѣтомъ. Я горжусь тѣмъ, что люблю васъ. А вы мою гордость считаете позоромъ своимъ. Говорите: нѣтъ, спрячемся какъ можно глубже, въ потемки, и чтобы никто, никто не смѣлъ подумать, будто я снизошла до любви къ вамъ. Именно это охотники въ чужихъ поляхъ и называютъ интрижкою на благородныхъ основан³яхъ. Есть скверная пр³ятность добиваться подобныхъ отношен³й отъ женщины, когда ее презираешь, но развѣ они мыслимы, если женщину боготворишь? Въ потемкахъ женщина - самка. Самокъ я могъ бы найти и лучше васъ, и красивѣе. А въ васъ я искалъ жену.
Маргарита Николаевна. Въ замужней-то женщинѣ? Ха-ха-ха! Да это сцена изъ "Ревизора" на трагическ³й манеръ.
Лештуковъ (выпрямился, лицо его строго). Да. Въ замужней женщинѣ, которая всѣмъ своимъ поведен³емъ, каждымъ словомъ, каждымъ поступкомъ давала мнѣ понять, что ея бракъ огромное недоразумѣн³е и несчаст³е ея жизни. Въ замужней женщинъ, которая заставила меня думать, что она еще не знала истинной любви, и что я первый зажегъ въ ней искру страсти. Въ замужней женщинѣ, которая такъ искренно и хорошо говорила о своемъ семейномъ долгѣ, о своемъ уважен³и къ нелюбимому мужу, что именно объ интрижкѣ-то не смѣлъ я подумать. Я васъ слишкомъ уважалъ, чтобы считать способною на лавировку между мужемъ и любовникомъ. Преслѣдовалъ ли я васъ своими притязан³ями, прежде чѣмъ вы сами не сказали мнѣ: "я твоя"? А вѣдь мы съ вами проводили цѣлые дни долг³е вечера.
Маргарита Николаевна. Ахъ, оставьте вы эту беллетристику, ваши психологическ³я тонкости. Попросту вы хотите сказать, что ждали, пока я сама брошусь вамъ на шею. Что же? Можете торжествовать; дождались. Только вы хвалитесь своимъ рыцарствомъ, А это ужъ болѣе, чѣмъ не по-рыцарски напоминать женщинъ ея прошлую глупость.
Лештуковъ. Я только хотѣлъ сказать, что никогда не возникло бы между нами отношен³й, допускающихъ подобныя сцены, если бы я не ошибся: не повѣрилъ вамъ, что вы именно такъ же хорошо любите меня, какъ я васъ.
Молчан³е. Маргарита Николаевна, кутаясь въ платокъ, всматривается въ Лештукова съ кокетливымъ любопытствомъ. Ей и жутко, и пр³ятно, что ее такъ любятъ. Маргарита Николаевна. Ты иногда какой-то страшный бываешь... о, тебя бояться можно.
Лештуковъ молчитъ. Маргарита Николаевна. Ты, пожалуй, убить способенъ?
Лештуковъ. Тебя?
Маргарита Николаевна. Пойми же ты. Я вѣдь не спорю: ты правъ. Но, если я не могу? Я не знаю, что такое воспитан³е ли мое, натура ли заячья, но я всякихъ рѣзкихъ рѣшен³й боюсь, А ужъ въ семейныхъ вопросахъ, не говори. Я дрожу, я теряюсь, я дурой дѣлаюсь.
Лештуковъ. Ты сама начала этотъ разговоръ по поводу Ларцева.
Маргарита Николаевна. Что же дѣлать? Я не выношу фальшивыхъ положен³й...
Лештуковъ. Я тоже до нихъ не охотникъ. Разъ попали въ фальшивое положен³е, надо изъ него выйти.
Маргарита Николаевна. Опять начинаешь сказку про бѣлаго бычка! Оставь свои теор³и, гляди на дѣло, какъ оно есть. Чего ты хочешь? Гражданскаго брака? Чтобы я сошлась съ тобою, какъ говорится, mАritАlement? Я прямо тебѣ говорю, что это невозможно, мнѣ будетъ вѣчно казаться, будто весь свѣтъ показываетъ на меня пальцами. Я мнительна, и выросла въ такихъ понят³яхъ, что это для женщины самый большой позоръ. И, такъ какъ ты будешь причиною моего позора, я тебя возненавижу, едва мы сойдемся. Я терпѣть не могу страдать и ненавижу все, что меня страдать заставляетъ.
Лештуковъ. Есть возможность развода.
Маргарита Николаевна. Развода мужъ мнѣ никогда не дастъ. Онъ самолюбивый и... не злись на меня за эти слова... я никогда не рѣшусь ему сказать, чтобы онъ далъ мнѣ свободу любить другого человѣка. Я его боюсь... боюсь больше, чѣмъ даже тебя. Если ты меня убьешь, то ты останешься преступникомъ, А я умру жертвою, и память моя чиста. Но y мужа право. Онъ можетъ уничтожить меня, какъ собственность, какъ испорченную вещь. Онъ убьетъ и будетъ правъ, А я, и мертвая, останусь виновата. А онъ y меня рѣшительно на все способенъ. Онъ вѣжливый, сдержанный, но весь изъ правилъ сотканъ, всю жизнь разбилъ на клѣточки, какъ въ лото. Выбросить ему судьба номеръ на такую клѣточку, что, по правилу, надо убить - онъ и убьетъ.
Минута тяжелаго молчан³я. Лештуковъ злобно барабанитъ пальцами по колоннѣ. Потомъ, вздохнувъ глубоко, съ усил³емъ. Лештуковъ. Тогда... надо разорвать.
Медленными шагами, пошелъ по комнатѣ. Маргарита Николаевна (откинула голову на спинку качалки, прямо въ лунный столбъ). Можетъ быть...
Потянулась и закинула руки на голову, жестомъ, полнымъ чувственной нѣги. Только не сейчасъ.
Лештуковъ угрюмо ходитъ. Она поймала его за руку и привлекла къ себѣ. Маргарита Николаевна. Только не сейчасъ.
Заставляетъ его опуститься на колѣни и кладетъ руки на его плечи. Сейчасъ я слишкомъ тебя люблю и хочу, чтобы ты меня тоже любилъ... безъ ума, безъ памяти... какъ только так³е сумасшедш³е могутъ любить...
На улицѣ спѣшные шаги; потомъ порывистый стукъ въ дверь, куда раньше ушелъ Ларцевъ. Маргарита Николаевна. Кто тамъ? Войдите.
Берта за сценою. Маргарита Николаевна, это я, Берта. Выйдите, голубушка, на минутку.
Маргарита Николаевна. Входите, входите. Что за пустяки?
Берта и Кистяковъ входятъ. Мы здѣсь съ Дмитр³емъ Владимировичемъ сумерничаемъ, философствуемъ. У насъ секретовъ нѣтъ.
Берта. Да, y меня-то къ вамъ есть. Нѣтъ, голубчикъ, сдѣлайте милость выйдемъ на минуточку; я нарочно бѣжала съ вокзала во весь духъ, впередъ всѣхъ, чтобы предупредить...
Быстро уводить ее въ дверь, возлѣ Ларцевской лѣстницы налѣво. Кистяковъ. Сумерничать пр³ятно, но бываютъ случаи, когда благоразумнѣе отворить двери настежь (исполняетъ) и пустить электричество во всю (исполняетъ).
Лештуковъ. Что случилось? На Бертѣ Ивановнѣ лица нѣтъ.
Кистяковъ. Не знаю, съ чего она всполошилась? Бабы норовятъ выростить сенсац³ю изъ всякихъ пустяковъ. Ничего особеннаго. Къ Маргаритѣ Николаевнѣ мужъ пр³ѣхалъ.
Лештуковъ. Къ Маргаритѣ Николаевнѣ? Мужъ? Какой мужъ?
Кистяковъ. Да ужъ не знаю, какой, А надо полагать, что самый законный. Петербургская штучка. Цилиндръ, вещи дорожныя брезентовыя: знатный иностранецъ, одно слово.
Лештуковъ. Откуда вы узнали?
Кистяковъ. На вокзалъ за газетами ходили къ вечернему "диретто". Услыхалъ, что мы говоримъ по-русски,- самъ представился. Леманъ и Амальхенъ ведутъ его сюда.
Маргарита Николаевна (входитъ). Слышали новость? я едва вѣрю... Куда же вы? Кистяковъ, не уходите...
Лештукову быстро и тихо. Ради Бога, возьмите себя въ руки.
Кистяковъ отходить въ глубину сцены и держится тамъ. Лештуковъ. Но позвольте...
Маргарита Николаевна. Вотъ, вотъ, вы уже начинаете. Я васъ прошу, я васъ умоляю, я приказываю вамъ, наконецъ. Помните: я васъ сейчасъ страшно люблю. Но если вы вызовете скандалъ, я васъ возненавижу.
Лештуковъ, совершенно сбитый съ толку, изумленно смотритъ на нее, вытирая лобъ платкомъ. Маргарита Николаевна (подозрительно оглядывается, на дверь и электричество). Ахъ, это вотъ умно... Кистяковъ, вы что тамъ y дверей? Не смѣйте уходить...
Кистяковъ. Да я и не думалъ. Я природу созерцаю.
Маргарита Николаевна (Лештукову). Ну, милый, хороши! ну, обѣщай мнѣ, что ты будешь умницей. Держись со мною какъ при всѣхъ, добрымъ другомъ, пожалуй, даже съ маленькой фамильярностью. Это ничего... y меня въ жизни всегда былъ какой-нибудь другъ на такой ногѣ: онъ къ этому привыкъ...
Лештуковъ хотѣлъ злобно засмѣяться и не можетъ. Она смотритъ на него выжидательно. Лештуковъ. Онъ такъ привыкъ? Привыкъ къ друзьямъ, при васъ состоящимъ? Ну, что же? Такъ и будемъ поступать, какъ привыкъ вашъ супругъ - будемъ состоять. Ха-ха-ха!
Порывисто уходитъ къ себѣ въ кабинетъ. Маргарита Николаевна. Въ самомъ дѣлѣ, какъ это я... неловко!... Вотъ всегда я такъ-то, сама не замѣчу, какъ обижу... А они сердятся.
Входить Леманъ, Амал³я, Рехтбергъ. Факкино несетъ чемоданъ, сакъ и руло съ платьемъ, принятъ которые выбѣгаютъ двѣ, горничныя и Берта. Послѣдняя даетъ факкино деньги. Тотъ киваетъ головою и уходить, подбрасывая монету на ладони. Рехтбергъ. Здорова? Весела?
Маргарита Николаевна. Конечно. Но откуда ты? какими судьбами?
Рехтбергъ. Взялъ отпускъ на двадцать восемь дней, вздумалъ сдѣлать турнэ по Европѣ и свалился - хе-хе-хе - какъ снѣгъ на голову!
Маргарита Николаевна. Вотъ, милый! Но отчего не телеграфировалъ?
Рехтбергъ. Говорю тебѣ: какъ снѣгъ на голову.
Маргарита Николаевна. Мы встрѣтили бы тебя всею нашею компан³ей.
Рехтбергъ. Счастливый случай, и безъ того, помогъ мнѣ познакомиться съ несколькими милыми представителями любезнаго общества, которое тебя окружаетъ. Господинъ Леманъ и mАdemoiselle Рехтзаммеръ были такъ добры сопутствовать мнѣ со станц³и.
Кистяковъ (Амал³и). Чортъ знаетъ, какъ вѣжливо и солидно выражается этотъ компатр³отъ.
Рехтбергъ. А здѣсь премило. Это твое помѣщен³е?
Маргарита Николаевна. О, нѣтъ. Я наверху.
Амал³я. Это комнаты Лештукова.
Рехтбергъ. Вы назвали...
Берта. Лештуковъ, самъ Дмитр³й Владимировичъ Лештуковъ.
Вмѣстѣ съ горничными, который несутъ багажъ, уходитъ на верхъ по большой лѣстницѣ, но вскорѣ возвращается черезъ боковую дверь справа. Рехтбергъ. Извѣстный Лештуковъ?
Леманъ. Романистъ.
Рехтбергъ (очень почтительно). А...
Маргарита Николаевна. Сейчасъ познакомитесь. Онъ дома... Мы только-что сумерничали и философствовали.
Кистяковъ (Амал³и). Понравилось словечко...
Рехтбергъ. Буду очень счастливъ сдѣлать такое пр³ятное и лестное знакомство.
Леманъ фыркаетъ.
Кистяковъ. Молчи...
Рехтбергъ обозрѣваетъ ихъ нѣсколько дикимъ, но не лишеннымъ благосклонности взглядомъ. Лештуковъ (входить, блѣдный, но съ открытымъ веселымъ лицомъ). Позвольте представиться: Лештуковъ. Кто вы - я уже знаю. Какой пр³ятный сюрпризъ вамъ, Маргарита Николаевна.
Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, рекомендую: мой поклонникъ и даже другъ.
Рехтбергъ. Тѣмъ пр³ятнѣе слышать, что принадлежу къ самымъ усерднымъ почитателямъ вашего блестящаго таланта.
Леманъ (Кистякову). Ишь, литературъ не чуждъ.А я думалъ, чинодралъ петербургск³й.
Рехтбергъ. Мои служебныя занят³я, глубокоуважаемый Дмитр³й Владимирович!., не позволяютъ мнѣ удовлетворять эстетическимъ потребностямъ духа въ той мѣрѣ, какъ я желалъ бы. Но слѣдить за успѣхами русской мысли, русскаго творчества моя слабость... Одна изъ немногихъ слабостей.
Лештуковъ. О, не сомнѣваюсь, что изъ немногихъ.
Рехтбергъ. Съ тѣхъ поръ, какъ я имѣю честь состоять на государственной службъ, я поставилъ себѣ за правило прекрасную русскую пословицу: дѣлу время, потѣхѣ часъ. И потому ежедневно, послѣ обѣда, отдыхая въ своемъ кабинетѣ, я посвящаю полчаса чтен³ю изящныхъ произведен³й родной литературы.
Лештуковъ. Цѣлые полчаса?
Рехтбергъ. Отъ восьми съ половиною до девяти.
Амал³я. Ни минуты больше?
Рехтбергъ. Аккуратность мой принципъ. Ровно въ восемь съ половиною я раскрываю книгу, ровно въ девять закрываю. По бою часовъ.
Кистяковъ. И часы, конечно, вывѣрены на пушкѣ?
Амал³я. Ну, А если часы бьютъ, А вы не дочитали интереснаго мѣста?
Рехтбергъ. Хотя бы на переносѣ слова со страницы на страницу.
Леманъ. Здорово!
Кистяковъ. Такъ что вы читаете, скажемъ, во вторникъ: "я васъ люб", А "лю" дочитываете уже въ среду?
Рехтбергъ. Что жъ дѣлать? Принципъ прежде всего.
Берта. Вы и здѣсь будете такой же аккуратный?
Рехтбергъ. О, mАdemoiselle, сейчасъ надо мною не тяготятъ бремя служебныхъ обязанностей. Я рѣзвлюсь, какъ мальчикъ, хе-хе-хе! Я рѣзвлюсь. Мое намѣрен³е воспользоваться своимъ отпускомъ какъ можно веселѣе. Къ тому же пользоваться имъ такъ не долго.
Маргарита Николаевна. Развѣ ты скоро ѣдешь?
Рехтбергъ. Да, Марго, къ первому сентября мы должны быть уже въ Петербургѣ.
Маргарита Николаевна. Какъ? и я?
Рехтбергъ. Да. Марго.
Маргарита Николаевна. Вотъ неожиданность!
Рехтбергъ. Причины я объясню тебѣ послѣ.
Кистяковъ. Да, позвольте. До русскаго перваго сентября остается всего двѣ недѣли.
Рехтбергъ. Вотъ почему, по истечен³и восьми дней, я и Маргарита Николаевна будемъ имѣть несчаст³е разстаться съ прелестнымъ обществомъ, такъ обязательно посланнымъ намъ снисходительною судьбою въ очаровательномъ уголкѣ благословенной Авзон³и.
Леманъ. Лихо сказано!
Кистяковъ. А ты учись: это онъ не спроста, А по прикладу, како пишутся знатные куплименты.
Маргарита Николаевна. Изумилъ ты меня.
Амал³я. Душечка, какая жалость. Да, неужели и въ самомъ дѣлѣ уѣдете?
Берта. Вильгельмъ Александровичъ, это жестоко. Вы разрушаете всю нашу колон³ю.
Кистяковъ. Прямо можно сказать: вынимаете основную сваю.
Леманъ. Теперь всѣ такъ и разсыпемся.
Рехтбергъ. Хе-хе-хе! Очень лестно слышать, господа; но мы рабы обстоятельствъ.
Ларцевъ (вбѣгаетъ съ улицы). Что за шумъ, А драки нѣтъ?
Замѣтилъ незнакомаго. Ой!
Маргарита Николаевна. Художникъ Ларцевъ. Мой мужъ.
Рехтбергъ (Кистякову). Извѣстный Ларцевъ?
Кистяковъ. Ну, да. На Римскомъ конкурсъ медаль получилъ.
Рехтбергъ. А! (къ Ларцеву). Позвольте пожать вашу руку.
Леманъ. И о художникахъ освѣдомленъ. Ай да чинофонъ!
Рехтбергъ. Къ глубочайшему сожалѣн³ю, мнѣ еще не случалось видѣть вашихъ картинъ, но уже заранѣе, по газетной молвѣ, я вашъ пылк³й поклонникъ.
Ларцевъ. Помилуйте!
Рехтбергъ (Леману тихо). Какъ ихъ имя и отчество?
Леманъ. Андрей Николаевичъ.
Рехтбергъ. Мои служебныя занят³я, уважаемый Андрей Николаевичъ, не позволяютъ удовлетворять эстетическимъ потребностямъ въ той мѣрѣ, какъ я мечталъ бы. Но одна изъ моихъ слабостей слѣдить за успѣхами русскаго...
Кистяковъ (подсказывая). Творчества.
Рехтбергъ. Искусства. Моя маленькая картинная галлерея, конечно, весьма небогата, но я пополняю ея недостатки, собирая иллюстрированные каталоги всѣхъ значительныхъ выставокъ въ Европѣ.
ЛАpцевъ. Что жъ? Похвально.
Рехтбергъ. И съ тѣхъ поръ, какъ я имѣю честь состоять на государственной службъ, я поставилъ себѣ заправило ежедневно посвящать полчаса обозрѣн³ю какого-либо изъ этихъ иллюстрированныхъ каталоговъ.
Лештуковъ. Вѣроятно, отъ восьми до половины девятаго?
Рехтбергъ. Прошу извинен³я: нѣтъ. Отъ шести съ половиною до семи. Передъ обѣдомъ. Отъ восьми до половины девятаго я отдаю свое время Морфею. Затѣмъ слушаю граммофонъ.
Лештуковъ. Полезное изобрѣтен³е.
Рехтбергъ. Дешево и разнообразно.
Маргарита Николаевна. Вильгельмъ, ты, навѣрное, усталъ и голоденъ съ дороги? Хочешь отдохнуть, или закусить?
Рехтбергъ. Нѣтъ, благодарю; я вѣдь ѣхалъ въ trАin de luxe съ вагономъ-ресторанъ... А впрочемъ...
Маргарита Николаевна. Берточка, вы угостите насъ чѣмъ-нибудь?
Берта. На томъ стоимъ. Ничего, если я накрою столъ рядомъ съ кухнею? Наверху ремонтъ...
Убѣгаетъ въ дверь налѣво. Маргарита Николаевна. Пойдемъ, Вильгельмъ.
Рехтбергъ (слѣдуетъ за женою). Сколько здѣсь картинъ! (Ларцеву). Это все ваши картины?
Ларцевъ. Гдѣ?
Рехтбергъ. Вотъ эта?
Леманъ фыркаетъ. Ларцевъ. Эта? Нѣтъ, это Джул³о Романо. Коп³я.
Рехтбергъ. Извѣстнаго Романо?
Леманъ фыркаетъ. Ларцевъ. Самаго извѣстнаго...
Проходятъ. Лештуковъ. Да что же это такое? Кошмаръ? Издѣвательство?
Бросается въ качалку и закрываетъ лицо руками. Маргарита Николаевна (входить, озираясь, подбѣгаетъ къ нему на цыпочкахъ; шопотомъ). Вы умница, чудный человѣкъ, я въ восторгѣ отъ васъ, я обожаю тебя. Вотъ видишь: вести себя прилично вовсе не такъ трудно.
Лештуковъ. Если только я не задушу его...
Маргарита Николаевна. Не надо... не надо... Бѣдный мой! Тебѣ тяжело?
Гладитъ его по головѣ. Лештуковъ (нетерпѣливо отстранился). Вы ѣдете?
Маргарита Николаевна. Да, вотъ...
Лештуковъ. Значить, ѣдете...
Маргарита Николаевна. Иди къ намъ. Неловко, что нѣтъ тебя одного.
Лештуковъ. Сейчасъ... оставь меня, сейчасъ!
Маргарита Николаевна уходитъ, робко опираясь, и по дорогѣ не забываетъ притушить электричество, такъ что Лештуковъ остается въ тѣни. За сценой шумъ и смѣхъ. Рехтбергъ (выходить). Прелестно, прелестно! Вы, господа, живете здѣсь, какъ маленьк³е боги, именно какъ боги.
Берта. Угощать васъ Итал³ей, такъ угощать. Поднимемся на крышу и будемъ музицировать подъ звѣздами. Кистяковъ, бѣгите за Джованни.
Кистяковъ. Да они здѣсь: и онъ, и Франческо. Дрыхнутъ въ мастерской y Ларцева.
Ларцевъ. Такъ будите ихъ.
Амал³я. Гитара здѣсь.
Леманъ. Джованни, Джованни!
Берта. А я съ мандолиною...
Рехтбергъ. Прелестно, прелестно! Я не ожидалъ. Я упоенъ... даю вамъ честное слово. И вообразите, какое счаст³е? Девять punctum.
Амал³я. Такъ что же?
Рехтбергъ. Какъ разъ время, когда въ Петербургѣ завожу граммофонъ.
Леманъ фыркаетъ. Берта. Ну, вотъ, видите, какъ мы вамъ потрафляемъ.
Беретъ его подъ руку. Рехтбергъ. Потому что, изволите ли видѣть, очаровательная Берта Ивановна, мои служебныя занят³я не позволяютъ мнѣ удовлетворять э... э...
Кистяковъ (подсказываетъ). Эстетическимъ потребностямъ.
Рехтбергъ. Именно, благодарю васъ... въ той мѣрѣ, какъ я бы мечталъ...
Леманъ (фыркаетъ и бѣжитъ въ мастерскую Ларцева, воп³я): Джованни! Джованни! Франческо! Франческо! Ѳедоръ Ѳедоровичъ!
Рехтбергъ. Кто это Джованни и Франческо?
Кистяковъ. Не безпокойтесь. Хорош³е люди. Тоже при насъ околачиваются.
Леманъ. Ѳедоръ Ѳедоровичъ!..
Франческо спускается съ верха, съ свирѣпымъ видомъ, пятерней поправляетъ волоса на ходу. Джованни слѣдуетъ за нимъ. Франческо. Я тебѣ, чорту, такого Ѳедора Ѳедоровича пропишу... Сказано: не люблю...
Расшаркивается передъ Рехтбергомъ и размашисто подаетъ руку. Имѣю честь: Франческо-д-Арбуццо, бассо профундо ассолюто и потомственный почетный гражданинъ. Джованни, андьямо.
Бѣгутъ вверхъ по широкой лѣстницѣ. Рехтбергъ. Извѣстный?
Кистяковъ. Нѣтъ, покуда еще неизвѣстный.
Рехтбергъ (съ разочарован³емъ). Ну, такъ вотъ-съ... Тѣмъ не менѣе, милая барышня, одна изъ моихъ немногихъ слабостей...
Берта направляетъ его къ лѣстницѣ и ведетъ наверхъ, вся компан³я съ шумомъ и смѣхомъ движется за ними. Слышны мандолина, гитара и басъ Франческо. Лештуковъ (приподнялся съ качалки, смотритъ вслѣдъ имъ). Собственникъ и состоян³е... Отправимся состоять...
Поднимается по лѣстницѣ. Занавѣсъ. ДѢЙСТВ²Е III. Мастерская Ларцева въ громадномъ и пустынномъ, какъ сарай, залъ, выходящемъ окнами на морскую набережную. Отсвѣты волнъ дрожать по стѣнамъ и высокому куполу зала. Слѣва высок³я рѣзныя двери на выходъ, онѣ растворены настежь. При поднят³и занавѣса, трое факкино выносятъ въ нихъ большую картину, заколоченную въ ящикъ. Стѣна отъ рампы до этой двери сплошь стеклянная, полузадернутая коленкоровыми занавѣсками и подзорами. Въ глубинѣ - драпировка темно-синяго бархата: за нею маленькое жилое помѣщен³е. Справа въ углу узкая дверца на винтовую лѣстницу въ нижн³я комнаты, черная деревянная, лакированная въ ростъ панели. Она дѣлаетъ очень примѣтное и дисгармонирующее пятно. Правая стѣна и выступъ задней стѣны, до драпировки, расписаны старыми батальными фресками. Въ мастерской разгромъ и безпорядокъ. Слуга Ларцева и двѣ горничныя итальянки шныряютъ по сценѣ, забирая и унося мелк³я вещи. Ларцевъ, загорѣлый, въ дорожномъ костюмъ, завязываетъ большой кожаный чемоданъ; Берта, въ глубинъ сцены, y драпировки - маленьк³й для вагона. Мебели очень мало. Какая есть разнокалиберная, случайная. Два-три стула очень старинныхъ. Слѣва, недалеко отъ стеклянной стѣны, и, замѣтно не на своемъ мѣстѣ, большой письменный столъ; одинъ изъ краевъ его небрежно накрытъ скатертью нѣсколько тарелокъ съ сыромъ, виноградомъ, орѣхами, нѣсколько пустыхъ и полныхъ чашекъ чернаго кофе, коньякъ и рюмки къ нему, ф³аска к³анти. Подлѣ въ глубокихъ креслахъ XVIII вѣка - сидитъ Лештуковъ со стаканомъ вина, пьетъ частыми и маленькими глотками, какъ человѣкъ, y котораго поминутно пересыхаетъ во рту. Леманъ, тоже со стаканомъ, сидитъ верхомъ на вѣнскомъ стулъ подлѣ Ларцева.
Кистяковъ (входить по винтовой лѣстницѣ). Рѣшено, стало быть? ѣдешь окончательно и всенепремѣнно?
Ларцевъ . Безповоротно. Всѣ вещи уже на вокзалѣ.
Леманъ (смотритъ въ окно). Рехтберги къ тебѣ шествуютъ. И ужасъ сколь великолепны. Онъ въ рединготѣ, она въ визитномъ туалетѣ.
Кистяковъ (подбѣжалъ и заглянулъ). Фу ты, ну ты, ножки гнуты!
Берта. И даже не прямо изъ своихъ апартаментовъ, А съ улицы, по парадной лѣстницъ.
Кистяковъ. Это ужъ почета ради.
Леманъ. Вотъ что значить быть "нашимъ извѣстнымъ".
ЛАpцевъ (Леману). Отвори имъ, сдѣлай одолжен³е. Матт³а уѣхалъ на вокзалъ.
Леманъ. Оллъ райтъ!
Уходитъ. ЛАpцевъ (Лештукову). Богъ знаетъ эту бѣдную Джул³ю. Въ чемъ виноватъ передъ нею, самъ не знаю, А въ чемъ-то виноватъ.
Лештуковъ. Душа совѣстью заболѣла?
ЛАpцевъ. Такъ вотъ сердце и сжимается, когда вспомню о ней. И стыдно какъ-то. Будто что укралъ...
Входятъ Рехтбѣрги: мужъ и жена. Маргарита Николаевна. Пришла пожать вамъ руку и - видите, какъ торжественно. Это, впрочемъ, Вильгельмъ Александровичъ заставилъ. Этикетъ по его части.
Рехтбергъ (со всѣми здоровается). Хе-хе-хе! Этикетъ, даже и въ самыхъ дружескихъ отношен³яхъ, не худое дѣло-съ, далеко не худое.
Маргарита Николаевна. Здравствуйте, Дмитр³й Владим³ровичъ. Я не видала васъ сегодня за обѣдомъ.
Лештуковъ. Я провелъ весь день на морѣ.
Маргарита Николаевна. Въ такую-то волну?
Отходить къ мужу. Лештуковъ провожаетъ ее не добрымъ в 
| |
| Просмотров: 514 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры