я третьего акта, развитие действия начинает уже ускоряться. Счастливая
развязка близится уже без малейшей проволочки. Между вторым и третьим
действиями вероятно опять прошло несколько дней, пока Орландо успел столько
раз вырезать на деревьях имя Розалинды и излить свою любовную тоску в
стольких стихах; несколько дней понадобилось и Точтону, чтобы составить себе
ясное представление о жизни в лесу; но события самого третьего акта занимают
лишь один день. Уже утром следующего дня начинается четвертый акт. В первой
же встрече с Орландо в четвертом явлении третьего действия, Розалинда
назначает ему прийти на следующий день. До разговора их в четвертом акте
прошла, стало быть, одна только ночь. На этот раз свидание назначается уже
через час. Тут Орландо спасает брата от львицы, и Оливер приносит, может
быть, только с несколькими часами опоздания его окровавленный платок
Розалинде, чтобы объяснить, почему Орландо не явился в условленное время.
Пятый акт изображает события следующих двух дней.
При такой стремительности действия о его большом правдоподобии нечего
было и думать. Шекспир о нем и не задумывался. Только пастухи у него немного
менее литературны, чем у Лоджа; они не поют эклог и не морализируют на тему
о прелестях жизни, далекой от светской суеты. Возлюбленный Фебы не сочиняет
также стихов по-французски, лишь сама Феба оказывается не только грамотной,
но и одаренной поэтическим талантом. Все остальное так же невероятно и
неожиданно, как и у Лоджа. Но внимание и не успевает анализировать событий.
Сами действующие лица, очерченные так метко и живо, заслоняют собою сюжет.
Заслоняет его и широко задуманная философская сторона пьесы. Дело не в сюже-
те. Молодцеватый, прямой и честный Орландо, прекраснодушный герцог,
меланхолик Жак, преданный и вдумчивый Точстон и наконец сами Селия и
Розалинда, они все глубоко правдивы и вовсе не условны.
Менее очерченными остались Оливер и узурпатор Фредерик. Их раскаяние
слишком поспешно и мало обосновано. Если справедливо предположение Ольдис
Райта, что комедия "Как вам это понравится" написана на скорую руку, то
иначе и быть не могло. Позднее Шекспир однако еще раз задумается над
психологией раскаяния. Когда герцог, скрывающийся от преследований
брата-узурпатора, станет кудесником Просперо в "Буре", исправление
заблуждений человеческой природы путем великодушия будет изображено
Шекспиром уже не в двух-трех словах. Оно окажется в самом центре
драматического замысла. Тогда и честный приближенный Фредерика Ле-Бо,
предупреждающий Орландо о грозящей ему при дворе опасности, станет учеником
Монтэня - Гонзало.
Розалинда и Селия заставляют вспомнить о Беатриче и Геро в "Много шума
из ничего". Но развитие их характеров слегка сгладилось. Геро, превратившись
в Селию, раньше чем стать Офелией, Дездемоной и Имогеной, позаимствовала
немало задора у своей подруги. В ней оказалось гораздо больше жизненной
энергии и остроумия, чем раньше. С другой стороны и Розалинда в этой комедии
далеко не та странная и сильная душою девушка, какую мы видели в Беатриче.
Превратившись вновь в Розалинду, как она называлась и в "Бесплодных усилиях
любви", она стала податливее и мягче. Конечно и прежде она могла бы
воскликнуть словами Марло из "Геро и Леандра", которые приводит Феба:
К кому любовь не приходила сразу!
Но она раньше не поддавалась охватившему ее чувству; она боролась с ним
и обманывала самое себя. Розалинда теперь стала непосредственнее. Узнав, что
Орландо здесь, в лесу, что он любит ее и вырезывает на деревьях ее имя, она
в отчаянии, что ей вздумалось разыграть роль мужчины. Если она не
открывается сразу Орландо, дразнит его, играет его любовью к ней, то наедине
с Селией она признается с полной искренностью в своем чувстве.
{Воспроизводится по изданию: Библиотека великих писателей под редакцией С.
А. Венгерова. Шекспир. Т. III. Издание Брокгауз-Ефрона. С.-Петербург, 1903.}
Евг. Аничков