Ушинский Константин Дмитриевич - Человек как предмет воспитания. Том 2

   К. Д. Ушинский

   Предисловие ко второму тому

   Б. Чувствования

   Глава I. О чувствованиях вообще. Вступление

   Глава II. Физиологическая теория чувствований

   Глава III. Механическая, или математическая, теория чувствований

   Глава IV. Философская теория чувствований

   Глава V. Гипотеза стремлений

   Глава VI. Врожденные стремления

   Глава VII. Инстинктивные стремления к общественному и родовому существованию

   Глава VIII. Стремление к сознательной деятельности

   Глава IX. Происхождение чувствований из органических причин

   Глава X. Происхождение чувствований из сознательных представлений

   Глава XI. Практическое значение сердечных чувствований

   Глава XII. Взаимные отношения чувствований органических и душевных

   Глава XIII. Воплощение чувствований

   Глава XIV. Воплощение чувствований как органическая основа нервного сочувствия

   Глава XV. Воплощение чувствований и нервное сочувствие как органические основы речи

   Глава XVI. Отделение чувствований от желаний и душевных чувственных состояний

   Глава XVII. Переход чувствований в чувственные состояния души

   Глава XVIII. Выделение душевных чувствований и их разделение

   Глава XIX. Виды душевно-сердечных чувствований:

   1) удовольствие и неудовольствие

   Глава XX. Виды душевно-сердечных чувствований:

   2) чувствование влечения и отвращения

   Глава XXI. Виды душевно-сердечных чувствований:

   3) гнев и доброта

   Глава XXII. Виды душевно-сердечных чувствований:

   4) страх и смелость

   Глава XXIII. Виды душевно-сердечных чувствований:

   5) чувство стыда и чувство самодовольства

   Глава XXIV. Виды душевных чувствований: умственно-сердечное чувство отсутствия деятельности

   Глава XXV. Душевно-умственные чувствования. Виды их: 1) чувство сходства и различия

   Глава XXVI. Виды душевно-умственных чувствований: 2) чувство умственного напряжения, 3) чувство ожидания

   Глава XXVII. Виды умственных чувствований: 4) чувство неожиданности:

   а) чувство обмана и

   6) чувство удивления

   Глава XXVIII. Виды душевно-умственных чувствований: 5) чувство сомнения и чувство уверенности, 6) чувство непримиримого контраста, 7) чувство успеха

   Глава XXIX. Общий обзор чувствований, система их и их отношение к сознанию

   В. Воля

   Глава XXX. Воля. Вступление. Различные теории воли

   Глава XXXI. Физическая теория телесных движений

   Глава XXXII. Физиологическое объяснение произвола движений

   Глава XXXIII. Механическая теория воли

   Глава XXXIV. Философские теории волн как явления объективного

   Глава XXXV. Объективная воля по фактам естественных наук: учение Дарвина

   Глава XXXVI. Психологические выводы из теории Дарвина

   Глава XXXVII. Результаты критического обзора теорий воли

   Глава XXXVIII. Воля как власть души над телом

   Глава XXXIX. Воля как желание: элементы желания - реальные и формальные

   Глава XL. Воля как желание: выработка желаний в убеждения и решения

   Глава XLI. Воля как желание; переход желаний в наклонности и страсти

   Глава XLII. Образование характера; состояние вопроса: четыре темперамента

   Глава XLIII. Факторы в образовании характера:

   а) влияние врожденного темперамента

   Глава XLIV. Второй фактор в образовании характера:

   б) влияние впечатлений жизни

   Глава XLV. Воля как противоположность неволе: стремление к свободе

   Глава XLVI. Стремление к наслаждению и стремление к счастью: классическая теория эвдемонизма

   Глава XLVII, Учение эвдемонизма новое время

   Глава XLVIII. Стремление к счастью: значение цели в жизни

   Глава XLIX. Уклонения человеческой воли вообще

   Глава L. Слабость воли и склонности, из нее происходящие

   Глава LI. Заключение

  

  

---

   В предисловии к первому тому "Антропологии" я выразил надежду поместить во втором не только анализ процессов чувствования и воли, но анализ и тех духовных особенностей, которые составляют отличительную черту психической жизни человека. Однако же эта надежда, как видит читатель, не вполне осуществилась, и во втором томе исполнена только первая половина задачи. Это произошло отчасти от нездоровья, а отчасти оттого, что изложение явлений чувствования и воли заняло более места, чем я ожидал. Я, конечно, мог бы и не издавать в свет этого тома, пока не окончил бы всего труда, но, зная, что некоторые из педагогов уже начали пользоваться моею книгою при преподавании педагогики, я желал выдать поскорее хоть то, что готово.

   Читатели, познакомившиеся уже с первым томом "Антропологии", найдут, может быть, что изложение второго не вполне соответствует первому, что в нем менее точности и определенности, но это уже зависит от самого свойства предметов и их предварительной обработки. Явления чувствования и воли, как известно всякому, кто знаком с психологической литературой, разработаны гораздо менее, чем явления сознания. Неопределенность, неясность, шаткость наблюдений, противоречие в мнениях составляют отличительную черту этих глав во всех психологических курсах. Может быть, читатель, знакомый с литературой этого отдела психологии, найдет даже, что в нашем труде он сделал некоторые успехи.

   Самый способ исследования явлений и во втором томе остался прежний, ибо я признаю его единственно рациональным. Но из критических разборов, вызванных первым томом, можно было убедиться, что способ этот не вполне понят, и в этом нет ничего удивительного. В психологии так все привыкли строить теории, а не изучать факты и, отправляясь от какого-нибудь прежде установившегося миросозерцания, выдвигать вперед те психические явления, которые подходят под такое миросозерцание, упрямо отворачиваясь от других, которые могли бы его смутить, что я нисколько не удивился, что одни причисляют мои воззрения к идеалистическим, другие - к материалистическим, а третьи упрекают в противоречии самому себе. Это я предвидел и в предисловии к первому тому. Никто не захотел критиковать мой труд только на основании выставленных в нем фактов, т.е. единственном основании, на котором он может быть критикован. Видя в духе точно такую же необходимую гипотезу, сосредоточивающую мир психических явлений, как и в материи другую гипотезу, сосредоточивающую мир явлений физических, я не придаю никакого значения тому, назовут ли меня материалистом, или идеалистом. Я просто беру психические явления, всем знакомые, как результаты самонаблюдений и внутреннего опыта человека, анализирую их, группирую и если где ставлю гипотезу, то нигде не прикрываю ее.

   Психология так долго находилась в зависимости от философии, что нельзя ожидать, чтобы взгляд на нее как на науку, не имеющую ничего общего с философскими умозрениями, как на науку наблюдения и опыта, устаноьился скоро, установился не только в заглавии психологических теорий, где он давно уже заявляет себя, но и на самом деле. Я, может быть, поступил дурно, не выяснив прежде отношений моей психологии к философии, которая в настоящее время, после погрома гегелевской системы, представляет одни развалины. Но этим выяснением отношения психологии к философии мне будет всего удобнее заняться в предисловии к третьему тому, так как в третьем томе отношение это уже само собою установится.

   Теперь же скажу только мимоходом, для удаления дальнейших недоразумений, что, по моему убеждению, в настоящее время и сама философия может явиться только посредницею между психологией и науками природы. В настоящее время возможна только такая философия, которая основывала бы постройку научного миросозерцания, с одной стороны, на фактах, добытых психическим самонаблюдением, а с другой - на фактах, добытых наблюдением над внешнею для человека природою. Другой философии в настоящее время я не понимаю. Если основать философию на одних психических фактах, то выйдет самый туманный и неопределенный идеализм; если основать ее на одних известных нам фактах внешней природы, как это делает так называемая позитивная философия, то выйдет как раз столько же туманный столько же неопределенный материализм, но в обоих случаях откроется обширное поле человеческой фантазии, оценка которой возможна уже на основании правил поэзии или риторики, а не основаниях науки. Отправляясь от идеального воззрения Гегеля и от позитивной философии Конта, как бы забывшей самое существование психических явлений, мыслитель одинаково удаляется от действительного знания и попадает уже в мир фантастических построек, где величественнейшие дворцы выстраиваются очень легко и скоро именно потому, что это дворцы карточные.

   Сохраняя за собою право в третьем томе выяснить отношение моей книги к различным физическим и психическим теориям, я предоставляю этот второй том здравому смыслу читателя и прошу его, не навязывая мне никаких предвзятых миросозерцании, критиковать меня единственно с фактической стороны: верны ли те факты, из которых я делаю вывод, и соответствует ли вывод факту. Если при анализе фактов я наталкиваюсь на противоречия, которых нельзя объяснить, то стараюсь сам указать на них читателю. Я считаю это лучшим, чем прикрывать их какою-нибудь туманною гипотезою и выдавать эту гипотезу за глубокомысленный вывод. Неужели игра в гипотезы (эта игра в философские жмурки) не надоела, наконец, человеку? Не гораздо ли лучше сказать себе простое "не знаю", чем обманывать и себя, и других?

   Об одном только я прошу читателя: я прошу его помнить, что психический факт, который он сознает совершающимся в самом себе, точно такой же несомненный факт, как и факт какой бы то ни было точной науки. Замечая в себе такой факт, всякий из нас может быть уверен, что он одинаково повторяется в миллионах подобных нам существ и что потому он и может быть изучаем и достоин самого внимательного изучения. Неразумное забвение самого существования огромной сферы психологических фактов влечет теперь в крайность, противоположную той, в которую еще, недавно увлекалось мышление, остановившееся на одних психических явлениях и смотревшее сквозь призму их на весь внешний мир.

   В третьем томе я надеюсь поместить окончание "Антропологии" и педагогические приложения, из нее выведенные. Эти педагогические приложения должны, по моему плану, составить сжатый учебник педагогики, но такой учебник, которого никак нельзя было бы заучивать.

   Этого в особенности я хочу потому, что считаю заучивание всяких педагогических учебников не только бесполезною, но даже вредною тратою времени. Если воспитатель хорошо познакомится с законами человеческой природы, насколько они нам известны, то для него достаточно здравого рассудка, чтобы оценить ту или другую педагогическую меру, тот или другой педагогический прием, а этих мер и приемов бесчисленное множество, ибо каждый данный действительный случай непременно видоизменяет всякий прием и всякую меру.

  

   20 марта 1869 г.

   К. Ушинский

  

  

   1. В первом томе нашей "Антропологии" мы окончили описание явлений сознавательного процесса и, начав с простейших явлений ощущения, дошли последовательно до образования понятий. Но всякий из нас испытывает, что душа наша не остается равнодушною ко всем этим, ее же собственным актам, что на одни ощущения и сочетания ощущений она отвечает очень часто (если не всегда) удовольствием, радостью, любовью, желанием, а на другие - неудовольствием, печалью, гневом или отвращением. Таким образом, в душевном мире открываются нам новые, доселе нами еще не тронутые явления.

   2. Что эти внутренние волнения души (назовем их покуда хоть так) не одно и то же с теми ощущениями, которыми они вызываются, в этом нетрудно убедиться самым простым наблюдением. Если какое-нибудь приятное ощущение прекратилось против нашей воли, то мы испытываем неудовольствие, а иногда и желание, чтобы ощущение это опять продолжалось. Ощущать нам более нечего, ибо ощущение прекратилось, и мы именно испытываем неудовольствие, потому что ощущения этого нет. Следовательно, между ощущением и тем чувством, которое вызвано в нас его прекращением, есть существенная разница. Точно так же по прекращении какого-нибудь неприятного или болезненного ощущения мы чувствуем приятное облегчение, тогда как ощущения уже собственно нет. "Мы можем легко, - как говорит Фрис, - вообразить себе существо, представления которого о вещах даже вообще не сопровождаются никаким чувством удовольствия или неудовольствия, в котором нет никакой оценки достоинства или недостатка вещей"*.

   ______________________

   * Fries. Т. I. S. 40. Это справедливо, но добавление Фриса, что, наоборот, чувствование без представления невозможно, совершенно несправедливо, как мы увидим ниже.

   ______________________

   3. Несоизмеримость ощущения с сопровождающими его душевными волнениями подмечается ясно при слиянии различных волнений этого рода и тем же ощущением. Так, например, ощущение одного и того же вкуса может быть для меня сегодня приятным, а завтра неприятным, хотя при этом я ясно сознаю, что мною испытывается один и тот же вкус. Одно и то же представление может утром меня рассмешить, вечером рассердить, сегодня возбудить во мне приятные надежды, а завтра страх или гнев. Следовательно, в обоих этих случаях ощущения и сочетание ощущений, т. е. представления, остаются неизменными, и эту их тождественность я ясно сознаю, но душа моя отзывается в разное время различно на эти тождественные ощущения и представления. Из этого мы логически можем вывести, что подобные разнообразные отзывы души на ее же собственные ощущения и представления должны составить для нас особый класс явлений, известных под общим именем чувств и желаний.

   4. К сожалению, слово "чувство" употребляется в нашем языке (да и не в одном нашем) безразлично как для чувств слуха, зрения, обоняния и т. д., так и для тех внутренних чувств души, которыми она отзывается на эти внешние ощущения и сочетания, из них составляемые*. Эта общность названия для психических явлений совершенно различного рода имеет только то основание, что как те, так и другие могут быть названы актами души, но тем не менее каждый из нас слишком ясно сознает различие между этими актами для того, чтобы смешать их под одним общим названием. Одни из этих актов суть прямые отзывы души на внешние впечатления, и эти отзывы души мы назвали ощущениями, а вторые суть уже отзывы души на самые ощущения, и мы предлагаем, в отличие от чувств, назвать их чувствованиями. Слово это старинное, книжное, но для нашей цели оно уже тем хорошо, что неудобно сказать - чувствование слуха, чувствование зрения и т.д.**. Таким образом, слово "чувство" будет для нас общим генерическим названием как для ощущений, которыми душа наша отзывается на внешние впечатления, так и для чувствований, которыми она отзывается на собственные же ощущения. Если же чувствования мы будем иногда называть чувствами внутренними или душевными, то не потому, чтобы мы признавали ощущение чем-то внешним для души. Мы видели, что и ощущения суть собственные акты души***. Но чувствования, если можно так выразиться, будут еще родственнее для души, чем ощущения****. В чувствованиях выражается субъективное отношение души к ощущениям, причиною которых является внешний мир, действующий на нас чрез посредство органов внешних чувств. Это отзывы души на ее же собственные ощущения, по выражению Милля. Чувствования неотделимее от души, чем ощущения, и их-то именно человек не может сообщить другому человеку. Еще Кант заметил, что человек может сойтись с другим человеком в том, что сахар сладок, а щавель кисел, но не сойдется в том, что кислое может одному нравиться, а другому быть противно, и латинская поговорка de gustibus non disputandum относится именно к чувствованиям, а не к ощущениям.

   _____________________

   * "Слово "чувство" (sentiment, Gefuhl), - говорит Мюллер, - имеет столько различных значений в, разговорном языке и даже в психологии, что нельзя определить, которое из них настоящее" (Manuel de Physiologie. P. 511). О различном и неправильном употреблении слова "чувство" (the feeling) в английском языке см. у Милля (Mill's "Logic". В. I. Ch. III. P. 54).

   ** На путаницу психических терминов в подобном случае жалуются почти все психологи. Так, например, Вайтц (Lehrbuch der Psychologie. S. 287) сваливает на эту путаницу даже темноту психологических теорий. Это обвинение кажется нам несправедливым, ибо теория должна вносить научную систему в язык, как это делают, например, естественные науки, и не язык виноват, если многие психологи при определении чувствований довольствуются еще темною фразою Гегеля: "Das dumpfe Weben des Ceistes in sich". Определяя так психические явления, нельзя сваливать на язык темноту наших психических понятий.

   *** Педагогическая антропология. Т. 1.Гл.'X. § 12.

   **** "Говоря философски, - говорит Дж. Милль, - все ощущения суть состояния души, а не состояния тела (и потому нельзя разделять чувств на телесные и душевные). Если же ощущения (sensations) называются телесными чувствованиями, то только как такой разряд чувств, который производится непосредственно состояниями тела, тогда как другого рода чувства, мысли, например, и душевные движения (emotions) возбуждаются не непосредственно какими-либо действиями на телесные органы, но уже ощущениями или прежними мыслями" (Mill's "Logic". В. I. Ch. III. P. 51). Очень здравый взгляд, жаль только, что Милль тут же не отделил чувствований от мыслей.

   ______________________

   5. Такая особенная задушевность или субъективность чувствований не допускает их полного и ясного выражения в представлениях, так что между нашими представлениями и нашими чувствованиями существует, по замечанию Гербарта, некоторая несоизмеримость и мы "в наших представлениях не можем выразить всего, что в нас происходит"*. Это отношение чувствований к нашим представлениям было, без сомнения, одною из причин того, что мы и до сих пор не имеем даже сколько-нибудь полного и систематического перечисления этих важных и характеристических душевных явлений, имеющих такое громадное значение для эстетика, юриста, политика и педагога. Даже в отношении интеллектуальных, или формальных, чувств, каковы удивление, недоумение, сомнение и т. п., наиболее удавшихся гербартовской теории, Вайтц находится вынужденным сказать, что "психология не так далеко ушла, чтобы даже перечислить их вполне"**. Декарт свою книгу "О страстях", под которыми он наиболее разумел чувствования, начинает жалобою на классических писателей древности, что они ничего не сделали для изучения столь интересного, важного и не особенно трудного предмета, "так как всякий может наблюдать чувствования (les passions) в самом себе"***. Но под конец своей книги сам Декарт, кажется, убедился, что это изучение не так легко, каким оно показалось ему с первого взгляда. Замечательно, что Спиноза свое изложение теории чувствований и желаний начинает такою же жалобою на Декарта****. Лучшим же доказательством трудности этого отдела психологии служит то, что, несмотря на последовательные труды многих психологов Англии и Германии, отдел чувствований и доселе остается гораздо темнее того, в котором излагается процесс сознавания. Последний английский психолог Бэн приходит также в большое затруднение по поводу перечисления чувствований и вынужден даже предположить возможность чувствований до того индивидуальных, что "они никогда не могут сделаться известными всему человечеству"*****.

   ______________________

   * Herbart. Lehrbuch der Psvchologie. § 95. См. также.: Wailz. Lehrbuch der Psychologie. § 31. S. 298.

   ** Wailz. Lehrbuch der Psychologie. § 32. S. 302.

   *** Descartes. Les passions de I'ame.

   **** Spinosa. Ethika. P. III.

   ***** Bain. The Emotion and the Will. P. 90.

   ______________________

   6. Мы не будем вдаваться здесь в подробную историю этого отдела психологии, но не можем, однако же, не указать на три главные теории, старающиеся, каждая с своей точки зрения, объяснить появление чувствований в душе. Из критического разбора этих теорий возник и тот взгляд, который мы сами хотим предложить читателю, а потому этот взгляд будет понятнее, когда мы объясним его историю*. Первую из этих трех теорий мы можем назвать физиологическою, вторую - механическою, а третью, пожалуй, хоть философскою. Представителями первой, физиологической, будут для нас Декарт, Мальбранш, с одной стороны, и Бэн - с другой. Представителями второй, т.е. механической, теории - Гербарт и его более или менее верные и сознательные последователи: Дробиш, Вайтц, Бенеке. Представителями философской теории - Спиноза, Гегель, Эрдман, Розенкранц, Шопенгауэр, в новейшее время: Фортлаге, Браубах, Фихте (младший).

   ______________________

   * Критика уже успела упрекнуть нас в том, что мы разбираем критически различные психологические теории ("Журнал Министерства народного просвещения" за 1868 г., май, статья г. Владиславлева). Этих теорий будто бы не знают наши педагоги, а потому и не могут ими интересоваться. Мы же думаем, что не имеем права не показать нашим читателям, почему берем ту, а не другую теорию и почему, признавая во взятой нами теории одно, изменяем или отвергаем другое. К этому обязываемся мы требованиями науки и требованиями литературной честности.

   ______________________

  

   1. Странным может показаться, что именно Декарт, признаваемый обыкновенно родоначальником нового идеализма, совпадает в объяснении чувствований и желаний с писателями материалистического направления. Но эта странность объясняется тем, что Декарт как философ по преимуществу, как человек, привыкший жить более головою, чем сердцем, ставит идею и вообще сознавательный процесс везде на первый план: видит в способности познавания единственную духовную способность и назначает чувствованиям и желаниям (или, по его выражению, вообще страстям) самую подчиненную роль. Страсти, по убеждению Декарта, служат для укрепления в душе представлений, которые без этого скоро бы исчезли. Замечательно, что и Кант, этот человек, почти превратившийся в одно мышление, смотрит еще презрительнее на чувствование и страсти и видит в них почти что врагов независимости человеческой мысли*.

   ______________________

   * Kant's "Anthropologic". § 73 u. 74.

   ______________________

   2. Без сомнения, замечание Декарта не лишено справедливости, и представления наши, пропитанные чувствованиями, или, по выражению Бенеке, "аффективные образы", оставляют по самой своей эффектности прочнейший след в душе, чем те, к которым мы относимся безразлично. Но мы полагаем, что человек, не увлеченный односторонностью умственной работы и знающий сам по себе, что такое жизнь сердца, согласится с нами, что видеть в наших горестях и радостях, в наших наслаждениях и страданиях, в гневе, любви и отчаянии только дидактические приемы для укрепления в нашей памяти тех или других представлений и идей, значит, превращать человека в какую-то думающую машину. Если мы думаем не для того только, чтобы любить и ненавидеть, то, без сомнения, не для того же любим и ненавидим, чтобы думать. Этот сухой, бесчувственный взгляд на человека отзывается нестерпимою гордостью философа, воображающего, что он один только живет, как следует, т. е. головою. При этом случае мы должны отдать справедливость Гегелю, что он гораздо лучше, чем Кант, оценил важное значение страстей в человеческой жизни и признал, что без страсти ничего великого сделано быть не может*. Да разве сам Кант не может служить лучшим примером безграничной страсти увлечения?

   ______________________

   *Hegel's "Philosophie des Geistes". Abth. II. § 474.

   ______________________

   3. При таком философско-аскетическом взгляде на чувствования не удивительно, что идеалист Декарт, обеспечив за идеей и разумом право духовности, не затрудняется приписать причину чувствований, желаний и страстей особенного рода невидимым животным газам (les esprits animaux)*, совершенно материального происхождения, так как, по мнению Декарта, они вырабатываются из пищи**, а последователь Декарта - Мальбранш прямо говорит о их выделении из крови***. По мнению Декарта, газы эти, или "некоторого рода воздух" (un certain air du vent), заключаются в полости мозга и проходят в нервах, и движениями этих-то газов производятся, поддерживаются и укрепляются страсти****. Движение нервных газов сообщается маленькой железе, находящейся внутри мозга, которая и есть местопребывание души. Таким образом, любовь, например, есть душевное движение (emotion), производимое движениями газов, возбуждающих душу стремиться к соединению с предметом, который ей кажется соответствующим, а желание есть "волнение души, производимое газами, которые располагают ее хотеть в будущем вещей, кажущихся ей приятными"*****.

   _____________________

   * Descartes. Les passions de 1'ame. Art. 7.

   ** Ibid. Art. 96.

   *** Oeuvres de Malebranche, 1854. Th. II. P. 122.

   **** Descartes. Art. 31, 37, 46.

   ***** Ошибочно было бы думать, однако, что Декарт положил основание физиологическому взгляду на чувствования и страсти. Этот взгляд существовал уже до Аристотеля. Разбирая предшествовавшие ему психологические теории, Аристотель говорит: "Одни говорят о гневе, что это есть желание прекращения страданий, а другие, что это есть кипение крови, обливающей сердце" (De anima. L. I. P. I.). Следовательно, Декарт только развил подобное же воззрение на чувствования и страсти.

  

   4. Эти животные газы и мозговая железа как местопребывание души звучат теперь для нас несколько странно. Мы нуждаемся в более тонких выражениях. Нам трудно помириться даже с нервными токами Бэна и психофизическими движениями Фехнера, мы требуем еще более неуловимых и туманных фраз, вроде функций нервного организма и т.п. Но ведь в сущности это все одно и то же - одно и то же незнание. Декарт так же произвольно изобретает свои животные газы, как Бэн свои токи, Фехнер - свои психофизические движения, а Фогт - свои мыслительные функции мозга. Не будем же очень строги к Декарту за то, что он обманывал себя не теми фразами, которыми мы теперь себя обманываем. Древние, по свидетельству Аристотеля, обманывали себя еще более грубыми физиологическими объяснениями чувств. Всякий век имеет свою собственную моду в пополнении пробелов в своих знаниях. Мы увидим даже, что декартовская гипотеза имеет отчасти верное основание и что если бы Гербарт и его последователи взглянули на чувствования также и с точки зрения Декарта, то избежали бы другой крайности.

   5. Что для Декарта его животные газы, то для Бэна его нервные токи, разнообразными движениями которых по нервной системе он старается разъяснить различного рода душевные движения (emotions - то же, что мы называли чувствованиями) и даже прямо называет эти токи эмоциональными токами*. Но недаром для психологии прошло два столетия после Декарта, недаром трудились над нею такие лица, как Локк, Рид, Броун и другие. Бэн видит уже невозможность объяснять движениями токов все явления чувствований; он только ставит последние в зависимость от первых, но и при этом ограничении идет гораздо далее того, чем допускают факты. Так, например, он говорит, что "органические аффекты, производимые душевными волнениями, или, по-нашему, чувствованиями и желаниями (например, сокращение и растяжение мускулов, бледность или краска в лице, отделение слюнных, потовых и других желез и т. п.), столь существенны для развития известных душевных волнений (по-нашему, чувствований и желаний), что если бы эти органические аффекты были остановлены в своем течении, то самые душевные движения непременно были бы другие"**.

   ______________________

   * Bain. The Emotion and the Will. P. 41.

   ** Ibid. P. 28.

   ______________________

   6. В этом замечании Бэна есть также своя доля правды. Уже Декарт указал на то свойство душевных чувствований и желаний, что они, действуя на наш телесный организм, вызывают в нем особенное состояние, которое, в свою очередь, действуя обратно на душу, поддерживает в ней страсти, его вызвавшие. Правда и то, что, останавливая нашею волею отражение душевного волнения в нервах, мы уменьшаем самое волнение и не даем ему усилиться, как это заметил наблюдательный Кант. "Попросите, - говорит он, - рассердившегося человека сесть, и он уже будет менее сердиться, потому что сидя сердиться неудобно"*. Но, во-первых, это уже обратное действие чувствования, зародившегося в душе и отразившегося в особенном состоянии нервного организма, а во-вторых, есть ли хотя малейшее сомнение в том, что человек, потерявший способность плакать, не потеряет способности горевать и что паралич личного нерва (nervus facialis), после чего лицо человека делается совершенно неспособным выражать гнев, радость, презрительную насмешку или страдания, нисколько не лишит человека возможности по-прежнему же гневаться, радоваться, презирать и страдать?

   ______________________

   * Anthropologic. § 77.

   ______________________

   7. Впрочем, что сам Бэн не придает того значения своим "токам нервной энергии", какое придает Декарт своим "животным газам", ясно уже из следующих слов. "В удовольствии, - говорит Бэн, - действуют мускулы, поднимающие бровь и расширяющие рот, - в неудовольствии сокращаются противоположные мускулы, но ничего неизвестно о том мозговом процессе, которым определяется это предпочтение. Стимулы удовольствий и страданий идут по одним и тем же каналам чувствования, ход их распространения по сложной мозговой системе одинаково открыт для обоих, но есть нечто, что в одном случае определяет течение к одной специальной части, а не ко всем частям безразлично"*. Однако же это не мешает Бэну с особенною силою налегать везде на телесные проявления чувствований и часто даже указывать на них как на причину самих чувствований.

   ______________________

   * Bain. Ibid. P. 13, 14. Впрочем, вообще надобно заметить о Бэне, что в первом своем сочинении (The Senses and the Intellect) он гораздо более материалист, чем во втором (The Emotion and the Will), где, например, на первой же странице встречается у него следующее выражение: "Факт или свойство, называемое чувством, совершенно отличается от всякого физического свойства материи" - или несколько далее: "Мы замечаем в живом существе большое собрание материальных качеств, но свойство, называемое чувством или сознаннем, отличается от свойств материи и составляет последнее неразлагаемое проявление основу великого организма, называемого душою".

   ______________________

   Ниже, при критике механической теории чувствований, мы оценим все действительное значение этих попыток объяснить душевные волнения физиологическими явлениями, но здесь укажем только на слабые стороны этого проявления.

   8. Главный недостаток физиологической теории состоит в том, что, изучая чувствования как физиологические процессы, мы будем бродить в совершенной темноте, ибо если психология, по верному замечанию Д.С. Милля, мало знает о душевных явлениях, то физиология знает о них и того менее*. Что пользы в том, что мы будем разводить по нервам наши "нервные токи" или "животные газы" или опускать и подымать наши "психофизические движения", как делает Фехнер, когда мы ровно ничего не знаем ни об этих газах, ни об этих токах и движениях и когда все эти газы, токи, психофизические движения чистейшее произведение нашей фантазии? Кроме того, что бы ни открыла физиология в жизни нервов, она, как и всякая другая наука внешней для нас природы, не может открыть ничего, кроме движений, как мы показали это в первой части нашей "Антропологии"**, а между движением и психическим явлением нет ничего общего: они вполне несоизмеримы. Наконец, теория, стремящаяся объяснить чувствования и желания физиологическими процессами в организме, всегда встретит непреодолимое препятствие в тех психических фактах, которые указывают на такую зависимость наших чувствований от наших представлений, что одно и то же ощущение, идущее из внешнего мира, может в разное время породить в нас самые различные чувствования и желания. На эту-то именно зависимость наших чувствований от наших представлений весьма удачно и плодовито для науки обратила внимание гербартовская теория чувствований, которой по ее отличительному характеру, составляющему ее силу и ее односторонность, мы придали название механической.

   _____________________

   * Mill's "Logic". Ch. II. P. 431.

   ** Педагогическая антропология. Т. I. Гл. XXXIX. § 9 - 13.

   _____________________

  

   1. Душа, по теории Гербарта, есть только "представляющее существо", или, вернее, совершенно бесхарактерная арена, в которой борются между собою представления. Из этой борьбы представлений возникают как сознаваемость их, так и сопровождающие их чувствования и желания*. Чувствования, по теории Гербарта, не составляют чего-нибудь отдельного от представлений, и особенная способность души чувствовать и желать есть выдумка психологов. Но чувствование не есть представление, а, напротив, до того несоизмеримо с представлением, что его и выразить нельзя в форме представления, потому-то чувствования неясны**. "Так как в нас находится множество представлений в самых разнообразных соединениях, то каждое новое восприятие действует как возбуждение (Reiz), которым одни представления затрудняются, другие вызываются и усиливаются, текущие вереницы нарушаются или приводятся в движение, и возбуждаются различные душевные состояния. Явление это будет еще сложнее, если, как бывает обыкновенно, новое представление само по себе разнообразно, так что оно разом входит в разнообразные вереницы и дает им толчок, который приводит их в новые соотношения, затруднения или слияния"***.

   _____________________

   * Herbert's "Schriften zur Psychologies. В. I. S. 71.

   ** Ibid. S. 80.

   *** Ibid. § 39. S. 32.

   _____________________

   2. Ту же мысль развивает еще более последователь Гербарта Вайтц, говоря: "Чувствования не могут быть отделены от представлений: где нет представлений, там нет и чувствований, и без хода представлений чувствования невозможны, а возможны только ощущения. Чувствования порождаются в нас самим ходом представлений и выражают собою характер этого хода. Одно представление вытесняет из души другое и, в свою очередь, вытесняется третьим. Это вытеснение и затруднение (сопротивление вытесняемого представления) происходит с большею или меньшею силою. Вот это-то взаимное давление представлений, условливаемое их относительною силою, а не содержанием, и выражается в чувствованиях. Представлениям, следовательно, принадлежит самое содержание, а в чувствованиях выражается только форма взаимных отношений одного представления к другим и напряженность их взаимного гнета".

   3. Чтобы яснее понять гербартовскую теорию чувствований, представим себе вместе с Вайтцем*, что два представления, совершенно равносильные, встретились в душе: случай, по мнению Вайтца, почти невозможный. При такой равносильности встретившихся в душе представлений они будут взаимно парализировать силу друг друга, и ни одно из них не возникнет в сознании, или, другими словами, от такой встречи двух равносильных представлений в душе не образуется сознательного представления. (Спрашивается, между прочим, кто же будет сознавать эти несознаваемые представления и равенство их сил и что такое представление вне сознания, как метко спрашивает гербартианцев гегелист Розенкранц?) Но при этом столкновении равносильных представлений, хотя ни одно из них не возникнет к сознанию, состояние души будет уже иное, чем то, какое было бы в ней вовсе без борьбы представлений. Так, тело, поддерживаемое другим телом, остается в покое: оно не падает, но стремление его упасть выражается в его весе. Эта-то относительная стремительность и взаимный гнет представлений, так сказать, относительный вес их выражается в различных чувствованиях. Чем сильнее будут два парализирующих друг друга представления, тем и степень чувства будет сильнее. "Ясно, - говорит Вайтц, - что в таком случае состояние души будет зависеть вовсе не от качественного содержания представлений, взаимно противодействующих (парализирующих друг друга) и потому несознаваемых, но от степени силы, которою обладают эти парализирующие друг друга представления". Но такая равносильность представлений - случай почти невозможный**, так как, по теории Гербарта, представления находятся в состоянии беспрестанного понижения и возникновения (ослабления и усиления), и, кроме того, всегда возможно появление в сознании новых представлений, которые нарушат равновесие борющихся представлений или заменят их собою. Гораздо обыкновеннее то явление, что одно представление оказывается сильнее другого и, следовательно, вытесняет его из сознания. Но если при этом в душе удерживается представление, положим, с силою А, без всякого противодействия другого представления, то состояние души будет уже иное, чем то, какое она испытает, если предположить в ней представление, положим, с силою A, которое, для того чтобы удержаться в сознании, должно теснить другое представление, стремящееся войти в сознание с силою d. В обоих случаях за сознаваемым представлением останется только сила А, но состояние души в обоих случаях будет различно, и вот это-то различие и выражается в нас чувствованием (Gefuhl).

   _____________________

   * Wait г. § 30. S. 293 - 295.

   * Однако любопытно было бы знать те исключения, которые заставили сказать Вайтца почти. Такие исключения объяснили бы нам многое, как многое объясняют в физиологии уродливые, по-видимому, произведения природы. Мы думаем, однако, что Вайтц не мог оправдать своего почти психическими фактами, иначе он должен был бы признать возможность чувствования без представления, что именно отвергается гербартовской теорией.

   _____________________

   "Каждый гнет одного представления другим, - говорит Вайтц, - должен сопровождаться определенным чувствованием, сила которого измеряется силою вытесняемого представления. Так, чем более будет сила d в приведенном примере, тем заметнее будет чувствование, которым сопровождается первое представление, удерживающееся в сознании еще с силою А. Таким образом, качественное содержание того, что представляется, нисколько при этом не изменится, и чувствование, совершенно независимо от качественного содержания представления, основывается только на образе и способе (Art und Weise) вступления представления в сознание и тех обстоятельствах, при которых представление действительно вступает в сознание"*.

   _____________________

   * Waitz. § 40. S. 295.

   _____________________

   4. В этом наблюдении над появлением чувствований в душе чрезвычайно много верного, и Гербарту первому принадлежит честь глубоко, хотя односторонне, анализировать такое именно появление чувствований в душе, на которое, впрочем, обратил внимание еще Спиноза. "Различные люди, - говорит Спиноза, - могут быть различно аффектированы одним и тем же предметом, и один и тот же человек может быть различно аффектирован одним и тем же предметом в различное время"*. В самом деле, наблюдая в себе зарождение чувства гнева, радости, печали и т.п., мы скоро убедимся, что в этих чувствованиях именно выражается отношение уже готового содержания нашей души к представлению, которое вновь вступает в наше сознание или, почему бы то ни было, вновь возникает в нашей памяти, переходя из бессознательного состояния в сознательное. Не само по себе содержание представления, а его отношение к другим, уже находящимся в нас представлениям условливает появление чувствования и его характер. Впоследствии мы оценим все психологическое и педагогическое значение этого зоркого наблюдения, которое вместе с наблюдением над ассоциацией представлений положило основу опытной психологии. Но теперь нам следует указать на его односторонность и на то, что Гербарт и его последователи, увлекаясь этим верным, но односторонним воззрением, сделали из него выводы, каких нельзя было сделать.

   _____________________

   * Spinosa. Eth." P. I. Prop. 51.

   _____________________

   5. Прежде всего мы видим, что Гербарт дает душе слишком механический характер, представляя ее в виде какой-то борьбы представлений, причем степень их взаимного давления и сопротивления выражается различными чувствованиями. Все это делается как-то само собою, без участия тела, с одной стороны, и без участия души, с другой. По