> От губ его бежала кровь трусливо;
Тот взор, который мир ввергает в трепет,
Затмился; и я слышал, как он стонет, -
Тем голосом, которому внимает
Весь Рим, записывая каждый звук, -
Увы, он восклицал: "Дай пить, Титиний!" -
Как девочка недужная. О боги,
Как мог столь слабый духом человек
Опередить величественный мир,
Взять пальму первенства?
За сценой трубы и радостные клики.
Брут
Опять ликуют!
Не новыми ли почестями там
Осыпан Цезарь? Кажется, что так.
Кассий
Да, друг, по миру тесному шагает
Колосс, а мы, ничтожные людишки,
У исполинских ног его снуем
И для себя могил бесславных ищем.
Подчас наш рок от нас самих зависит;
Не жребий наш - мы сами виноваты
В своем порабощенье. Брут - и Цезарь!
Чем имя "Цезарь" лучше? Как случилось,
Что это имя громче твоего?
Напишешь их - они равно красивы,
Произнесешь - равно приятен звук,
А взвесишь - равен вес. При заклинаньях
Откликнется на оба звука дух.
Во имя всех богов, прошу, скажи:
Какою пищею питался Цезарь,
Что вырос так? Век, опозорен ты!
Рим, оскудел ты благородной кровью!
Бывал ли со времен потопа {4} век,
Прославленный одним лишь человеком?
Кто мог доныне, говоря о Риме,
Сказать, что одного лишь человека
В своих стенах широких он вместил?
Пространства в Риме и теперь довольно,
Когда в нем есть один лишь человек.
О, ты и я - мы от отцов слыхали,
Что жил когда-то Брут: он предпочел бы,
Чтоб вечный дьявол в Риме воцарился,
Лишь бы не новый царь.
Брут
Что любишь ты меня - не сомневаюсь,
И догадался я, к чему ты клонишь.
Как я смотрю на это и другие
Дела - узнаешь позже. А покамест
Позволь мне дружески тебя просить -
Не торопи меня. Что ты сказал -
Я взвешу; что ты скажешь - со вниманьем
Прослушаю. Мы час найдем для встречи
И обсуждения столь важных дел.
Но помни, благородный друг, одно:
Брут предпочел бы селянином стать,
Чем сыном Рима быть, когда такие
Грозят нам злые времена.
Кассий
Я рад,
Что слабый голос мой из Брута высек
Хоть столько искр.
Брут
Окончен бег. Идет обратно Цезарь.
Кассий
При их приходе тронь за тогу Каску:
Он желчно, как всегда, расскажет нам,
Чем этот день особенным отмечен.
Возвращается Цезарь со свитой.
Брут
Я так и сделаю. Но погляди:
Пылает гневом Цезаря чело,
Другие на побитых слуг похожи,
Кальпурния бледна, у Цицерона
В глазах тот огонек, каким они
Горели в Капитолии, когда
С ним в спор вступал какой-нибудь сенатор.
Кассий
Нам скажет Каска, что случилось там.
Цезарь
Антоний!
Антоний
Что скажешь, Цезарь?
Цезарь
Вокруг себя людей хочу я видеть
Упитанных, холеных, с крепким сном.
А этот Кассий кажется голодным:
Он слишком много думает. Такие
Опасны люди.
Антоний
Цезарь, он не страшен:
Он римлянин честнейший, благородный.
Цезарь
Будь он полней! Но он не страшен мне.
А все ж, будь страх и Цезарь совместимы,
Не знаю, кто мне был бы неприятней,
Чем этот тощий Кассий. Он начитан;
Всегда он наблюдает и насквозь
Дела людские видит; игр не любит,
Как ты, Антоний; музыке он чужд
И редко улыбается, при этом
Как будто над собой труня, в себе
Способность улыбаться презирая.
Таких людей бежит покой, коль скоро
Есть в мире кто-нибудь повыше их, -
И потому они весьма опасны.
Я говорю - опасны вообще.
Но кто же мне опасен? Я ведь Цезарь.
Стань справа - я на это ухо глух -
И откровенно выскажись о нем.
Трубы.
Уходят Цезарь и все, кто был с ним, кроме Каски.
Каска
За плащ меня ты дернул, Брут? Что скажешь?
Брут
Ну, Каска, расскажи, что было там.
Чем Цезарь раздражен?
Каска
Да разве не был ты при нем?
Брут
Тогда бы мне рассказ твой не был нужен.
Каска
Ну, ему там поднесли царский венец. И когда поднесли, он от него
отмахнулся, вот так. И тогда народ завопил от восторга.
Брут
А во второй раз отчего кричали?
Каска
Из-за того же.
Кассий
Кричали трижды; ну, а в третий раз?
Каска
Из-за того же.
Брут
Трижды ему венец подносили?
Каска
Ну да, подносили, и он его трижды отстранял, но каждый раз более мягким
движением руки. И каждый раз мои честные соседи вопили от восторга.
Кассий
А кто подносил ему венец?
Каска
Кто же, как не Антоний.
Брут
Да расскажи нам, как все это было.
Каска
Пусть меня повесят, если я могу рассказать, как это было. Это было
сущее шутовство, прямо смотреть не хотелось. Я видел, что Марк Антоний ему
подносит венец, даже не венец, собственно говоря, а скорее головную повязку,
и, как я вам сказал, он ее в первый раз отстранил. А при всем том он бы ее,
как мне кажется, охотно взял. Потом ее Антоний опять ему поднес, и он ее
опять отстранил. Но, мне кажется, ему трудно было отвести от нее пальцы. И в
третий раз Антоний ее поднес ему, и в третий раз он ее отстранил, и при
каждом отказе народ ликовал и бил в свои загрубелые ладони и швырял вверх
свои потные колпаки, испуская такое облако смрадного дыхания по тому поводу,
что Цезарь от венца отказывается, что Цезарь чуть было не задохся. Ему стало
дурно, он свалился, а что до меня, то я не посмел рассмеяться, боясь
вдохнуть в раскрытый рот отравленный воздух.
Кассий
Постой! Как? Цезарь потерял сознанье?
Каска
Он свалился на рыночной площади с пеной у рта и замолк. {5}
Брут
Возможно, да... Ведь болен он падучей.
Кассий
Нет, он не болен. Но вот ты, и я,
И честный Каска - мы больны падучей.
Каска
Не знаю, что ты хочешь этим сказать, но знаю наверно, что Цезарь упал.
И если чернь ему не рукоплескала и не свистала в знак одобрения или
порицания, как в театре свищут комедиантам, то я лгун.
Брут
Что ж он сказал, когда пришел в себя?
Каска
Да вот, прежде чем свалиться, - когда он заметил, что радует чернь
своим отказом от венца, - он разодрал на себе тунику и выставил горло
вперед - нате, мол, режьте! Отправьте меня в ад с негодяями, если бы я не
поймал его на слове, будь я ремесленником! Тут он грохнулся. Очнувшись, он
сказал, что если сделал или произнес что-нибудь неподходящее, то пусть
почтенные сограждане отнесут это на счет его нездоровья. Три или четыре
бабенки, подле меня стоявшие, воскликнули: "Ах, добрая душа!" - и простили
его от всего сердца. Но это, право, немного значит. Перережь он их матерей,
они бы и тогда его простили.
Брут
И после этого ушел он мрачный?
Каска
Да.
Кассий
А Цицерон сказал ли что-нибудь?
Каска
Да, он сказал речь по-гречески.
Кассий
О чем же?
Каска
Ну, если я вам на это отвечу, то пусть не доведется мне больше ваши
лица увидеть. Но кто его понял, те улыбнулись друг другу и покачали
головами. А что меня касается, то для меня это была греческая грамота. Могу
вам еще одну новость сообщить: Маруллу и Флавию заткнули рты за то, что они
срывали украшения со статуй Цезаря. Будьте здоровы. Были еще и другие
дурачества, но я не старался их запомнить.
Кассий
Не хочешь ли ты, Каска, поужинать со мною сегодня?
Каска
Нет, я уже приглашен в другое место.
Кассий
Может быть, завтра пообедаем вместе?
Каска
Да, если буду жив, а ты останешься при своем намерении и твой обед
будет того стоить.
Кассий
Хорошо. Я жду тебя.
Каска
Ладно. Будьте оба здоровы.
Уходит Каска.
Брут
Каким он неуклюжим малым стал!
А в школе, помню, был он очень бойким.
Кассий
Он и теперь таков, чуть речь зайдет
О благородном, смелом начинанье,
Хотя и вял на вид. Такая грубость,
Служа приправой к тонкому уму,
Лишь повышает в людях аппетит
К его остротам.
Брут
Да, это так. Расстанемся теперь.
А завтра, если говорить со мною
Желаешь, я к тебе приду; иль ты
Ко мне приди, - я буду ждать тебя.
Кассий
Приду. А ты о родине подумай.
Уходит Брут.
Да, Брут, ты благороден. Все же, вижу,
Твой дух высокий можно отклонить
От свойственных ему путей. Да, надо
Всегда быть вместе людям благородным.
Кто против всех соблазнов устоит?
Ко мне враждебный, Цезарь любит Брута.
Будь Брут мой Кассием, а Кассий - Брутом,
Ему бы в руки я не дался. Ночью
Ему в окно подброшу груду писем,
Как бы от многих граждан, и различных
По почерку. Из них понять он сможет,
Как Рим высоко имя Брута чтит
И честолюбья Цезаря страшится.
Тогда ты, Цезарь, берегись его,
Иль близок час паденья твоего.
(Уходит.)
СЦЕНА 3
УЛИЦА.
Гром и молния.
Входят с разных сторон Каска с обнаженным мечом и Цицерон.
Цицерон
От Цезаря ты, Каска? Добрый вечер!
Ты еле дышишь! И глядишь ты дико!
Каска
А ты невозмутим, когда утратил
Устойчивость весь мир? О Цицерон,
Видал я, как упрямые дубы
Раскалывала буря, их бичуя;
Как океан кипел честолюбиво,
Бушуя, пенясь, силясь доплеснуть
До черных туч; но никогда доныне
Я огненного вихря не видал.
Иль небеса охвачены войной,
Иль нечестивый мир внушил богам
Желание совсем его разрушить.
Цицерон
Чего-либо чудесней ты не видел?
Каска
Раб городской {6} - его ты с виду знаешь -
Взмахнул своею левою рукой:
Как двадцать факелов, она зажглась,
Но от огня ничуть не опалилась.
Затем - и обнажен с тех пор мой меч -
Близ Капитолия я встретил льва:
Сверкнув глазами, он прошел угрюмо,
Меня не тронув. Там же сотня женщин
Стояла; сбившись в кучу, превратясь
От страха в призраки, они клялись,
Что видели мужчин, огнем объятых,
Метавшихся по улицам. Вчера
На рынке среди бела дня сидел
И ухал филин. Если сразу столько
Чудесных наблюдается явлений,
То нет для них естественных причин.
Они зловещи - я уверен в том -
Для той страны, в которой происходят.
Цицерон
Да, странные мы дни переживаем.
Но мы по-своему толкуем вещи,
Событий искажая верный смысл.
Придет ли Цезарь завтра в Капитолий?
Каска
Придет. Ведь он Антония просил
Тебя туда письмом на завтра вызвать.
Цицерон
Так доброй ночи, Каска. Непогода
Нас гонит.
Каска
Доброй ночи, Цицерон.
Уходит Цицерон.
Входит Кассий.
Кассий
Кто тут?
Каска
Сын Рима.
Кассий
Это голос Каски.
Каска
Твой слух хорош. О Кассий, что за ночь?
Кассий
Прекраснейшая ночь для честных граждан.
Каска
Видал ли раньше кто столь грозным небо?