Каратыгин Петр Андреевич - Вицмундир

  

   Русский водевиль.

   М., "Искусство", 1970

   OCR Бычков М. Н.

  

   Осип Осипович Разгильдяев.

   Иван Ннканорович Гуторин.

   Анна Егоровна Любецкая, вдова.

   Григорий Сидорович Мелюзга, экзекутор.

   Фекла, кухарка Разгильдяева.

   Слуга.

   Фадеев, сторож из департамента.

  

  

  

  

   Фекла (одна, метет комнату). Экой человечек какой!.. Вечно все разбросано да раскидано, ни одной штуки нет на своем месте; поди вот прибирай за ним, а после все Фекла виновата: с больной головы да на здоровую! Вот туфли в комоде, а полотенце в сюртуке, фуражка на полу, а сапог на столе... Эвося! Два двугривенных валяются; экой богач, подумаешь! А после кричит, куда деньги девались? Ведь вот другая бы на моем месте нашла бы да и припрятала, а там ищи да свищи! Ну уж барин хуже малого ребенка! Ахти, никак кто-|то пришел!

  

  

   Гуторин. Здравствуй, Феклуша.

   Фекла. Здравствуйте, батюшка, Иван Никанорович.

   Гуторин. Что, проснулся?

   Фекла. Куда те, батюшка; с полчаса как уехал.

   Гуторин. Уехал? Так рано? Куда же это?

   Фекла. К дилехтору, батюшка, к дилехтору!

   Гуторин. А! Верно, какое-нибудь особенное деля

   Фекла. Верно уж, что-нибудь такое.

   Гуторин. Да разве он часто ездит к директору?

   Фекла. Нет, при мне в первый раз такой чести до служился... Вчерась беспременно мне наказывал разбудить себя в семь часов. "Коли, дескать, засплюсь, Феклуша, напомни, что нужно к дилехтору". Я так и сделала - нельзя, служба! Я было самовар хотела поставить, а он говорит - некогда, после напьюсь, велел бритье подать. Я принесла от суседа кипятку, а его и след про стыл.

   Гуторин. Какой чудак! Как же он вчера просили меня прийти к нему в девять часов, хотел о чем-то важна посоветоваться.

   Фекла. Ну, батюшка, на этом не прогневайтесь; уж у него такая повседневная: говорит одно, делает другое, а за третье хватается... Уж я-то к нему привыкла; все надо напомнить да носом сунуть, сам ничего не догадается! Такой растеряха, что и сказать нельзя... Не приготовь ему обедать, так он просидит до вечера, да и ужинать не спросит. И в департаменте-то, говорят, каждый божий день что-нибудь да настряпает. Вот... к нам ходит с бумагами сторож Фадеев, так такие штуки про него рассказывает, что уморушки: то, говорит, пустую бумагу запечатает, то хватит чернила вместо песку, спросит сургучу, а жжет карандаш на свечке... А уж как придет из гостей, так я все карманы обшарю; то чужую табакерку унесет, то запихает салфетку вместо носового платка; о калошах да о шляпах и говорить нечего... Ведь поди-ка другой, не знамши его, подумает, что он нечист на руку, а уж куда ему до чужого: свое-то возьми кто хочет!

   Гуторин. Прошу покорно!

   Фекла. Один раз у меня на кухне такую штуку отмочил, чти, как вспомню, так вот так смех и разбирает! Любит он, батюшка, яички всмятку... Ну, иной раз случится, али не доваришь, али переваришь... Рассердился мой барин... Я, говорит, тебя, дура, научу... Надо, говорит, варить пять минут... Ну, хорошо, вот и пришел на кухню со своими часами; а часы-то были старинные, здоровые, вот, с большую луковицу... Я кипятку в кастрюле поставила на плиту, а он, мой сердечный, часы-то бултых в кастрюльку, а на яичко-то смотрит!

   Гуторин. Ну, хорош молодец! Да что это с ним сделалось? До моего отъезда в Москву он хоть и был немножко забывчив, да все не так.

   Фекла. Есть зазноба, батюшка!

   Гуторин. Эге!

   Фекла. Жениться хочет.

   Гуторин. Неужели?

   Фекла. Как же!.. Куда люди, туда и мы; да уж где нашему теляти волка поймати; чай опять, по-старому, на бобах останется. У него, моего сокола, раза два до обручения доходило, а там, смотришь, напроказит что-нибудь, н мое почтение. Конечно, женитьба дело хорошее, да ведь возьми жену, так надо за ней глядеть, а он и под носом ничего не видит... Нече говорить, барин хороший, и человек-то был бы деловой, да никакого дела поручить нельзя... Ахти, никак я двери-то не заперла, кто-то на кухню пришел.

  

  

   Слуга. Здравствуй, Фекла Никитишна. Дома барин?

   Фекла. На что тебе?

   Слуга. На что? Коли спрашивают, так, стало быть, нужно... Поди же, доложи ему.

   Фекла. Да где его взять? Он в департаменте.

   Слуга. Уехал!.. Ах, боже мой!.. Что же вы со своим барином делаете? На что это похоже!

   Гуторин. А что случилось, любезный?

   Слуга. Да помилуйте, сударь, наш вицмундир унес.

   Гуторин. Как это?

   Слуга. Да вчера он был у нас в гостях, играли на бильярде, в комнате было жарко, господа сняли фраки, а он изволил напялить наш вицмундир!

   Фекла. Ахти, батюшка, как же это я не догадалася!

   Слуга. Сегодня надо барину было ехать к своему директору в восемь часов. Он получил вчера повестку. Хвать за платье, а вицмундир чужой; он меня бранить, а чем я виноват: гостей было много, разошлись поздно, ведь всякого не осмотришь. "Это, верно, говорит, сумасшедший Разгильдяев обменял!" Нечего делать, сами надели черный фрак, а меня послали сюда с его вицмундиром.

   Фекла. Экое горе какое!

   Слуга. Право, я не знаю, Фекла Никитишна, как я он у вас такой - ведь мой барин ему по пояс; как А угораздило вспялить на себя?.. Чудное дело! Наш бри иной раз подгуляет, придет без сюртука домой, а уж чужого не наденет.

   Фекла. Ну, велика важность!.. Что ж делать! Наш-то фрак еще пошире вашего, так твоему-то бы пришелся впору.

   Слуга. Экая глупая... да ведь это другого министерства!

   Фекла. Ну что ж, что другого, коли ошибка случилась; так бы и дилехтору сказал.

   Слуга. Да, ты думаешь, что это как у тебя на кухне, что ложка, что чумичка - все равно: ведь у нашего серебряные пуговицы, а у вашего золотые.

   Фекла. Ну, что ж, с золотыми-то еще красивее.

   Слуга. Поди вот с ней толкуй. Я твоего-то барина впредь пускать не буду! На, возьми свой фрак, а я а своим после зайду, да вперед гляди в оба, коли камердинерскую должность исправляешь. (Уходит.)

  

  

   Фекла. Эк разважничал! Как будто и невесть что! Камердин! Камердин! Было бы из чего... Ему не по карману человека держать... Ох, вы, камердины! Станете чистить господское платье, так прежде чай карман очистите, а я вот копейкой не пользуюсь.

   Гуторин. Ну, полно, полно, Феклуша.

   Фекла. Да нельзя, сударь, обижает. Вот давеча два двугривенных нашла и положила на стол, а уж этакой камердин беспримерно снес бы в ресторацию... Вон и фрак-то нечищеный принес, весь в мелу, словно из лабаза.

   Гуторин. Кто-то звонит? Не он ли?

   Фекла. Нет, батюшка, это у суседа. Камердин! Камердин! Небось как сам господское платье по праздникам надевает, так ничего... а я так уж этого никогда не сделаю.

   Гуторин. Нет, верно, я его не дождусь... Скажи же ему, как он придет, что я был и что мне некогда было дожидаться.

  

  

   Фекла. Слушаю, сударь... Эх, какие! Это, верно, звонят опять в пустую фатеру подле нас... Весь колокольчик оборвут, а там никто не живет. Ну, что вы звоните? Кого вам надо?.. Они уже переехали на другую фатеру: спросите у дворника! Ах, батюшки-светы, да это барин!

   Гуторин. Ломится в чужие двери; хорош, своих не узнает!

  

  

  

   Разгильдяев. Ну, насилу ты пришла! Что ж ты не отворяешь дверей? Я целый час звоню.

   Фекла. Вольно же вам трезвонить в пустую фатеру.

   Разгильдяев. А ты и не слышишь!

   Фекла. Как не слыхать... Да вы-то ничего не видите.

   Разгильдяев. Э! Пошла, дура!

   Фекла (уходя). Вот, я же дура!

   Гуторин. Боже мой! Лицо измято, шинель наизнанку, в чужом вицмундире и с зонтиком в комнате...

   Разгильдяев. Ах, Никанор Иваныч! Здравствуй, мой милый. Давно ли ты здесь?

   Гуторин. Да уж с четверть часа тебя дожидаюсь.

   Разгильдяев. Что же это значит?.. Что тебе вздумалось так рано прийти ко мне? Не случилось ли чего-нибудь?..

   Гуторин. Да ведь ты сам просил меня...

   Разгильдяев. Я? Когда?

   Гуторин. Вот, хорошо,- а вчера в Гороховой?

   Разгильдяев. Да, да; спасибо, что не забыл... Очень тебе благодарен: дело важное...

   Гуторин. Но скажи-ка лучше, что с тобою сделалось? Зачем ты воротился?..

   Разгильдяев. Как воротился?...

   Гуторин. Разумеется: теперь только еще девять часов.

   Разгильдяев (вынимает табакерку). Ну да, девять часов.

   Гуторин. Ха-ха-ха! Хорош! Смотрит на часы на табакерке... Да возьми, братец, глаза в зубы.

   Разгильдяев. Зачем глаза в зубы?

   Гуторин. Да это-то что?

   Разгильдяев. Что? Табакерка... Не хочешь ли табаку?..

   Гуторин. Фу! Какой несносный, ничего не понимает... Я тебя спрашиваю: зачем ты приехал? Что ты, забыл что-нибудь, а?..

   Разгильдяев. Да я ничего не забыл... Я все помню... Что ты ко мне привязываешься. Ведь это, кажется, моя квартира.

   Гуторин. Отчего же ты сам не свой? Отчего на тебе чужой вицмундир?

   Разгильдяев. Ах, боже мой! Хорошо, что ты напомнил... Я ведь именно за этим-то и приехал.

   Гуторин. Ну, насилу!

   Разгильдяев. Вообрази, братец... Я вчера была гостях у Пучеглазова и, верно, как-нибудь второпях...

   Гуторин. Знаю, знаю; вот об этом-то я тебе толкую целый час.

   Разгильдяев. Это все она! Ни за чем не смотрит. Эй! Как тебя, кухарка!.. Фекла! Фекла!

   Фекла (за кулисами). Сейчас, батюшка.

   Гуторин. Как это тебя угораздило; ведь он тебе совсем не впору: и рукава коротки и фалды почти на спине.

   Разгильдяев. Эх, братец; я встал в восемь часов, была такая тьма, что ж тут мудреного.

   Гуторин. Тебе, я думаю, всю грудь сдавило.

   Разгильдяев. Ужасно жало и плечи и грудь, да я полагал, что это от дурной погоды.

   Фекла (входит). Что прикажете?..

   Разгильдяев. Что тебе надобно?

   Фекла. Да вы меня сейчас кликали.

   Разгильдяев. Кликал?.. Да, может быть... А зачем я тебя кликал?

   Фекла. Не знаю, что прикажете?

   Разгильдяев. Какое дурацкое слово - "что прикажете". Коли я звал, так, верно, нужно было. Ну... сделай... что-нибудь...

   Фекла. Да что же прикажете?

   Разгильдяев. Опять! Убирайся! Ты мне надоела... Коли я что забыл, так ты никогда не вспомнишь!

   Фекла (Гуторину). Каков молодец! (Уходит.)

   Гуторин. О! Да он сегодня - прелесть! Послушай, Осип Осипович, ведь, глядя на твои проказы, можно лопнуть со смеху. Я удивляюсь, как даже швы-то не лопнут на тебе.

   Разгильдяев. Отчего?

   Гуторин. Да посмотри на себя: ведь на тебе, точно Тришкин кафтан..

   Разгильдяев. Ах, спасибо, что ты напомнил. Ведь эта старая дура видит, что я в чужом платье, и не скажет... Ни о чем не подумает. Вообрази, братец, какая история вышла из этого вицмундира! Ты знаешь, что касается до службы, я человек исправный, всегда с вечера запишу, что надо сделать поутру; так точно и вчера. Возвратясь от Пучеглазова, вынул из бокового кармана бумаги, разбираю и нахожу записку: "Его превосходительство господин директор просит вас завтра в восемь часов к нему на дом по экстренному делу; если он будет опочивать, вы имеете приказать разбудить его превосходительство". Я стал припоминать, когда я получил такой циркуляр; хоть зарежь не помню... однако ж, коли записка в моем кармане, стало быть, ко мне... Вот я велел разбудить себя в семь часов, отправляюсь к директору - спит. Я прошу разбудить, камердинер не хочет; я говорю - приказано; камердинер ушел в спальню его превосходительства. Я сажусь, слышу его превосходительство изволит ворчать и сердиться... Ну, думаю себе, верно, его превосходительство изволит вставать с постели левой ногой; какое мне дело: я не виноват. Наконец его превосходительство выходит в неглиже, без парика... Я как увидел его без парика, испугался, ей-богу, испугался; так вот мороз по коже и подрал!.. Он смотрит на меня таким зверем - я молчу... Он протирает глаза, я - ни слова, потом изволит зевать, я тоже из учтивости зевнул; наконец спрашивает: "Что случилось?" Я отвечаю, что, мол, прикажете. Он глядит на меня, разиня рот, и я смотрю на него. "Здоровы ли вы?" - говорит. Я говорю: "Слава богу, ваше превосходительство. Как ваше здоровье?" - "Вы, верно, говорит, не выспались?" - "Нарочно-де приказал разбудить себя пораньше, чтоб не опоздать к вашему превосходительству".- "Да что вам от меня надобно?.." - "По приказанию вашего превосходительства",- и подаю ему повестку. Он прочел, пожал плечами, перевернул записку, посмотрел адрес... "Это, говорит, не от меня и не к вам: вы видите - это чужое письмо!" У меня и руки опустились...

   Гуторин. Я воображаю!

   Разгильдяев. Потом осмотрел меня с ног до головы; повернул... "Это, говорит, что значит? На вас мундир другого министерства..." Я глядь на пуговицы, а от белых орлов у меня в глазах потемнело! "Если, говорит, вы не хотите служить под моим начальством, так можете подать в отставку!" Я говорю: "Ваше превосходительство, простите великодушно, не доглядел... по ошибке!" -"Хорошо, говорит, я думаю, у вас дела должны идти". Сказал что-то по-французски и пошел опять в спальню. Я поклонился ему вслед и со всех ног бросился как угорелый!

   Гуторин. Ну, брат, директора этаких шуток не любят... Я тебе советую переодеться, съездить опять к нему и хорошенько извиниться.

   Разгильдяев. Непременно, непременно. Я для того-то и заехал домой... Черт возьми! Это предосадно!.. Особливо, если узнает об этой истории наш экзекутор, он завтра по всему городу разнесет... Вообрази, что он на меня наговорил...

   Гуторин. Бог с ним... Итак, то дело, для которого ты звал меня, мы отложим до другого раза.

   Разгильдяев. Нет, братец, нет, никак нельзя. Это такое дело... такое важное дело, что непременно надо его кончить сегодня поутру; от него, может быть, зависит мое счастие, моя будущность... И ты по дружбе мне поможешь... Ведь ты законник... юрист! Ты знаешь все указы как свои пять пальцев.

   Гуторин. Что же это за дело?

   Разгильдяев (надевает халат на мундир), Сейчас, сейчас. Я вот только надену халат, чтоб покойнее было работать... Я уж не пойду в департамент... Мы вместе с тобой займемся, и к обеду все будет готово...

  

  

   Ну, что тебе еще? Зачем ты опять?..

   Фекла. Да Пучеглазый лакей за мундером пришел.

   Разгильдяев. Ну, хорошо... отдай его и убирайся, не мешай нам. Вот, видишь ли, в чем дело...

   Фекла (ищет мундир). Куда же вы его положили?

   Разгильдяев. Ах, как она надоела!

   Фекла. Ведь вот это наш мундер, а чужой-то где?

   Разгильдяев. Так неужели же я его проглотил. Поди ищи где хочешь, только оставь меня в покое. Вот, видишь ли, дело очень простое; нужна только справка: есть ли такой закон, на основании которого вдова... например... в вицмундире другого министерства.

   Гуторин. Что, что такое? Вдова в вицмундире?..

   Разгильдяев, Эх, нет, братец, я все думаю: как это я его вчера надел...

   Гуторин. А я так удивляюсь, как ты его до сих пор не снимешь.

   Разгильдяев. Как не снимешь?.. Разве... я... Ах, черт возьми! На, бери и убирайся! (Бросает ей халат.)

   Гуторин. Ха, ха! О! Да с ним комедия!

   Фекла. Нет... уж халат-то вы носите себе по праздникам, а чужое-то надо отдать.

   Разгильдяев. Ты ни за чем не смотришь. Я из-за тебя, старой дуры, всегда в дураках остаюсь.

   Фекла. Ну уж, батюшка, я в этом не виновата ни душой, ни телом!

   Разгильдяев. Постой, постой! Что бишь я такое хотел спросить?.. Да, пил ли я сегодня чай?

   Фекла. Нетутка, сударь, не кушали.

   Разгильдяев. Видишь! Ты никогда ничего не напомнишь; подавай самовар!

  

  

   Гуторин. Ну, полно по пустякам сердиться; продолжай лучше о своем важном деле.

   Разгильдяев. Постой... я вот тебе лучше его прочту. У меня уж почти все написано... Куда оно девалось? (Разбрасывает бумаги по полу.) Я помню, что вчера здесь его положил...

   Гуторин. Да что же, это - департаментское дело?

   Разгильдяев. Нет, братец... одна особа поручила мне быть ходатаем по ее делам.

   Гуторин. Эге! Да ты у нас хлеб отбиваешь.

   Разгильдяев. Вот, кажется, оно... Нет, это купца Севрюгина о покупке дров... Вот, вот... Нет, опять не то... Что за дьявольщина! (Ходит по разбросанным бумагам.)

   Гуторин (смеясь). Ну, брат, я вижу, ты славно ходишь по делам!

   Разгильдяев. Как это досадно! Чем больше торопишься, тем хуже... Ну да все равно, я покуда на словах объясню.

   Гуторин. Ну, ну, говори...

   Разгильдяев. Вот видишь ли... Согласись, что холостая жизнь в наши лета есть самая неприятная вещь.

   Гуторин. А, вот что: так об этом-то ты и хотел со мною посоветоваться?

   Разгильдяев. Нет, это так, теперь к слову пришлось... Ведь мне пора жениться; не правда ли?

   Гуторин. Разумеется; это тоже хорошее дело; добрая жена - сокровище.

   Разгильдяев. Ну, спасибо; я был уверен, что ты одобришь мое намерение... Ах, как я рассеян, в самом деле, и не спрошу, здорова ли твоя жена?

   Гуторин. Моя жена? Да я, братец, пока не женат.

   Разгильдяев. Неужели? Да тогда с чего же я это взял?

   Гуторин. Так, маленькое рассеяние...

   Разгильдяев. Вот хорошо... рассеяние! Я все помню. Ты мне об этом писал, кажется, десять лет тому назад.

   Гуторин. Прошу покорно! Ведь вот этакую старину вспомнил! Да, мой друг, был бы женат... да...

   Разгильдяев. За чем же дело стало?

   Гуторин. Полно, полно; что об этом говорить. Это дело решенное, давно спрятано в сердечный архив, так уж не воротишь.

   Разгильдяев. Нет, нет, это нехорошо. Ты знаешь, как я тебя люблю... Ты должен мне все рассказать, ведь я твой друг.

   Гуторин. Мой друг! На свете нет друзей: это - все мошенники.

   Разгильдяев. Неужели?

   Гуторин. Да; и если ты этого еще не испытывал, так со временем узнаешь. Я тебе за это отвечаю.

             Один приятель мой давнишний

             Свою мне дружбу доказал;

             С тех пор уж дружбе закадычной

             Я ни на грош не доверял.

   Разгильдяев. За что ж ты остальных порочишь?

   Гуторин.

             Верь философии моей:

             Когда врагов иметь не хочешь,

             Не заводи себе друзей.

   Да, брат, десять лет назад я действительно был почти сговорен; все было слажено, но добрый приятель, который мне был даже многим обязан, оклеветал меня перед отцом невесты; мне отказали; ее выдали замуж почти насильно, а я уехал в Москву... Эх, зачем ты заговорил об этом... Смешно сказать, а я до сих пор еще грущу о ней, до сих пор не могу забыть ее; да, старая любовь не ржавеет; а как мы любили друг друга, и как она, бедняжка, после была несчастлива!.. Ну, да довольно: что было, то прошло. Рассказывай лучше о своем деле.

   Разгильдяев. Мне тебя очень жаль, но девушки - народ легкомысленный: у них только ветер в голове; по-моему, если жениться, так на вдове... По крайней мере, я терпеть не могу нанимать квартиры в новом доме, в котором никто еще не жил, не люблю ни нового платья, ни трубки, ни сапогов, ничего нового.

   Гуторин. О вкусах не спорят, но ведь жена - не сапог, с ноги не сбросишь, и потому надо быть осторожным.

   Разгильдяев. Ах, брат, если бы ты видел мою вдовушку!

   Гуторин. А! Так ты женишься на вдовушке? И у вас все уж кончено?

   Разгильдяев. Напротив, еще не началось, но я надеюсь... Вот об ее-то деле я и хочу с тобой посоветоваться. Она месяца два назад приехала сюда хлопотать о своей тяжбе; надо на этих днях непременно подать бумагу... туда... Ее тетушка мне давно знакома и обещалась посватать, если я помогу им выиграть их дело.

   Гуторин. Дело, дело. Мы тебе обязательно поможем.

   Разгильдяев. Спасибо, спасибо, дружище, но вот беда: на прошедшей неделе они обе на меня ужасно рассердились.

   Гуторин. За что же?

   Разгильдяев. Это все наш экзекутор насплетничал!.. Он как-то втерся к ним в дом, начал приволакиваться за вдовушкой и, вообрази, что наговорил им обо мне, будто я человек пустой, рассеянный, и что, если они не передадут кому-нибудь другому свою тяжбу, то непременно ее проиграют. Я - рассеянный! Да, кажетс, нет человека исправнее меня. Я решительно все помню.

   Гуторин. Ну, а как зовут твою вдовушку?

   Разгильдяев. Как зовут?.. То есть как фамилия.. или имя и отчество?

   Гуторин. Неужели ты забыл?

   Разгильдяев. Ну, вот забавно: и ты, как экзекутор!.. Разве можно ее забыть, когда я от нее без памяти! Ее зовут... Куда я девал ее бумаги?.. Там все подробно описано... и как зовут, и за кем была замужем, и о чем хлопочет, все как следует...

   Гуторин. Боже мой! Какая это несчастная вдова поручила ему свою тяжбу.

  

  

   Фекла. Письмо, батюшка, принесли.

   Разгильдяев. От кого?

   Фекла. Из Гороховой, говорит, улицы.

   Разгильдяев. Боже мой! Это от нее!

   Гуторин. От вдовушки?

   Разгильдяев. Ах, какое счастье! Она в первый раз ко мне пишет!.. Извини, пожалуйста. "Что вы с нами делаете? Вот уж целые две недели вы не можете приготовить той бумаги, о которой мы вас просили; послезавтра срок. Если вы не Можете или не хотите, то, ради бога, пришлите назад наши бумаги - и бог с вами". Боже мой, что она обо мне подумает? Что я наделал? Куда я девал ее бумаги? Поди, скажи человеку, что я сейчас приду... Постой, постой! помоги мне, пожалуйста: дело пустое!.. Только надо подвести ссылку на указ. Ступай, скажи, что хорошо... Видишь, у ней о чем-то. тяжба... Постой, погоди!.. Скажи ему, чтоб он подождал. Ступай... Нет, нет, подожди... Ну, братец, если б тебя здесь не было, я не знаю, что бы со мною было!.. Нет ли у тебя "Свода законов"? Принеси, пожалуйста.

   Гуторин. Как, все томы?

   Разтильдяев. Нет, нет... не все, а надо справиться в этом томе, где говорится о том... Понимаешь?

   Гуторин. О тяжбах, что ли? Это в десятом томе.

   Разгильдяев. Да, да, в десятом я и хотел сказать; выручи меня, пожалуйста; мы с тобой разом кончим, привези поскорее. Если ты мне друг, найми извозчика, не теряй времени, а я между тем отыщу бумаги.

   Гуторин. Ну, хорошо, хорошо, я сейчас ворочусь... О, бедная вдова! (Уходит.)

  

   Фекла. Что же человеку-то сказать?

   Разгильдяев. Человеку? Какому человеку?

   Фекла. Ну, а лакею-то из Гороховой?

   Разгильдяев. Дай мне бриться!

   Фекла. Вот вовремя выдумал! А человеку-то велеть подождать, что ли?

   Разгильдяев. Да, пускай дожидается... Я сейчас напишу... Точно, надо написать, извиниться... Это будет лучше всего. (Пишет.) "Ради бога не сердитесь на меня! Я вас люблю, обожаю... И через час все будет готово; один ваш ангельский взгляд - и я счастливейший человек в мире!" Прекрасно: и коротко и ясно.

   Фекла (входит со стаканом воды). Вот вода, батюшка.

   Разгильдяев. Дай огня.

   Фекла (уходя). Ох, батюшки, с ног сбил меня, старуху... Хоть бы уж женился скорее, авось бы жена взяла в руки!

   Разгильдяев. Впрочем, все равно... Можно облаткой запечатать... Надо выбриться поскорее, а то после забудешь как-нибудь, приедешь к ней небритый... (Мылит бороду.) Неужели она не сжалится надо мною? Попрошу тетушку, чтоб она заступилась за меня.

   Фекла (входя). Сторож к вам из департамента пришел.

   Разгильдяев. Что ему надобно?

   Фекла. Не знаю, говорит, что, мол, нужно самого видеть.

   Разгильдяев. Ну зови его. Что может быть ужаснее, как торопишься: хочешь бриться, а тут к тебе с ножом к горлу приступают!

  

  

   Фадеев. Здравия желаю, ваше благородие.

   Разгильдяев. Здорово, брат... как тебя? Что скажешь?

   Фадеев. Секутор вас к себе требует, по приказанию директора, ваше благородие.

   Разгильдяев (вскакивая). Ну так! Это все из-за проклятого вицмундира. Скажи, братец, что не застал дома.

   Фадеев. Никак не могу, ваше благородие.

   Разгильдяев. Я болен!

   Фадеев. Не могу знать, ваше благородие.

   Разгильдяев. Вот тебе двугривенный, и черте тобой.

   Фадеев. Покорно благодарю, только уж пожалуйте вместе со мною.

   Разгильдяев. Ну вот тебе еще двугривенный, только скажи, что ты меня не видал, что я не могу встать с постели.

   Фадеев. Никак не могу, ваше благородие.

   Разгильдяев. Что же тебе еще надобно? Я болен! Видишь, я в белой горячке, я простудился; мне доктор не велел выходить со двора. Что ж ты меня за шиворот потащишь, что ли?

   Фадеев. Никак не могу, ваше благородие. Вы лучше извольте записку написать, а лгать перед начальством нижним чинам не приказано.

   Разгильдяев. Ну, хорошо... сейчас! Подожди немножко... Проклятый экзекутор! Он рад теперь будет этому случаю... все им перескажет! (Пишет.) "Я болен, не могу явиться в департамент, а если вы, по обыкновению, мне не верите, так пришлите доктора. Ваш покорный слуга..." Как бишь моя фамилия?.. Ну, все равно - поставлю кавычку...

   Фекла (входит). Давешний-то человек говорит, что ему теперь некогда дожидаться. Что же прикажете сказать?

   Разгильдяев. Ах, боже мой! Это все ты! Ничего не напомнишь. (Отдает письмо.) На, отдай ему скорее. Ну, слава богу! Немножко поуправился, а то совсем вскружили голову.

   Фадеев. Пожалуйте же, ваше благородие. Разгильдяев.

   Что тебе еще? Фадеев.

   Да записку-то к секутору. Ведь он без записки не поверит, опять меня протурит.

   Разгильдяев. Разве я тебе ее не отдал?

   Фадеев. Никак нет, ваше благородие, ничего не получал.

   Разгильдяев (отдавая письмо). На, вот оно. Смотри, коли станет расспрашивать, ничего не говори.

   Фадеев. Слушаю, ваше благородие.

   Разгильдяев. Ну, ступай же.

   Фадеев. Счастливо оставаться. (Уходит.)

  

  

   Разгильдяев (один). Уф! Совсем измучился! Выдастся же этакий денек! Кажется, теперь все улажено... Милая вдовушка, без сомнения, простит мою забывчивость... Ну, что за важность, что я приехал в чужом вицмундире, а директор хоть человек горячий, но, верно, это не припишет какому-нибудь нерадению... Долго ли написать апелляцию!.. И меня еще называют рассеянным; как будто рассеянные говорят так рассудительно. Я все помню, решительно все... Но что мне такое надо было еще сделать?.. Что-то очень нужное... Вот ведь и забыл! Экая память какая! Спросить разве Феклу - нет, иона ничего не помнит. Я что-то такое потерял... Да, точно... Что же я потерял?.. Этот глупый экзекутор со своей дурацкой присылкой... Ах да, вспомнил! Я искал бумагу моей милой вдовушки; давеча поутру я их положил, кажется, в боковой карман. Вот мой вицмундир... тут ничего нет... Кто же их взял? Ах, черт возьми, давеча я был в чужом вицмундире, а его уж отослали... Надо поскорее ехать к Пучеглазову (надевает шляпу), чтобы он их как-нибудь не потерял!..

   Фекла (приносит самовар). Ну вот и самовар готов. Кушайте на здоровье, а я сбегаю за сухарями. (Уходит.) Разгильдяев (стоит в размышлении перед самоваром). Гм! подумаешь, какое прекрасное и полезное изобретение самовар!.. Гм! гм!.. Да зачем же она его подала? Разве я еще не пил чай? Стало быть, не пил, коли она подала. В самом деле, у меня в горле пересохло от сегодняшней передряги... Вот как женюсь, уж не надо будет заниматься этими мелочами... Оно, разумеется вещь простая... Что тут мудреного, положить чай... сахар... (Все делает наизворот.) Налить кипятку... вздор, пустяки... (открывает кран; кипяток течет по полу), а все не так сделаешь, как женщина... Да, хозяйство в доме - важное дело.

             Жизнь холостая мне очень наскучила!

                   Как одному не скучать?

             Целый день дома, засядешь, как чучело,

                   Не с кем и слова сказать!

             Нет никакого тебе утешения;

                   Вот хоть хозяйство возьмешь:

             Тут беспорядок, а там упущение,

                   Точно в казармах живешь.

             Кроме домашних хлопот и опрятности,

                   Даже по службе самой

             Сколько различных обид, неприятности

                   Встретит наш брат холостой!

             Как ни работает, как ни старается,

                   Все замечать не хотят;

             В наших способностях всяк сомневается:

                   Он, говорят, не женат!

             Если ж красавицей женкой, как следует,

                   Кто заведется из нас,

             Смотришь, начальник ласкает, обедает,

                   Там и прибавка тотчас!

             Дети пошли, покумишься с директором;

                   Тут уж грешно отказать;

             Будет вторым их отцом и протектором,

                   Это не шутка сказать! Там и пошел!

             Через два или три года

                   Всех перегонишь друзей...

   Да, быть женатым огромная выгода... Надо жениться скорей!.. Да, да, пора жениться (смотрит на часы), пора; десятого половина, в самом деле, половина... Этак я опоздаю. (Надевает шинель.) Надо поехать к Пучеглазову за бумагами... Вот, говорят, будто я рассеян, все помню, что надобно...

   Фекла (входит с сухарями). Вот и сухари, батюшка. Кушайте на здоровье.

   Разгильдяев (в шляпе). Подай мне скорее фуражку...

   Фекла. Вона! Куда же это вы опять собрались?..

   Разгильдяев. Не твое дело. Вот дура! Ни за чем не смотрит: видит, что я в шляпе, и не скажет... Смотри же я скоро ворочусь, а если кто-нибудь придет, так кланяйся, скажи, что я... ушел. (Уходит.)

   Фекла. Здравствуй, батюшка! Кланяйся нашим, коли увидишь своих! Куда это его подмывает... Неужели он уж успел напиться... Ах, господи... Что он тут без меня настряпал!.. Экое море разливанное; и сам утек и самовар выпустил! Ну уж механик!.. Поди вот служи этакому сумасброду, а еще жениться хочет! Этак, пожалуй, сочетается, да из-под венца тягу даст, ей-богу!.. Эк, он набедокурил! (Прибирает.)

  

  &n