Шекспир Вильям - Бесплодные усилия любви

sp;   

                       Принцесса.

  

             Ты не туда попалъ. Что жъ, господа, идемъ!

             Утѣшься - и къ тебѣ придетъ посолъ съ письмомъ.

  

                       Бойе.

  

             Кто это выстрѣлить сбирается?

  

                       Розалина.

  

                                       Хотите,

             Чтобъ я сказала вамъ?

  

                       Бойе.

  

                                 О, да, скорѣй скажите

             Вы, столько красоты носящая въ чертахъ.

  

                       Розалина.

  

             Та, у которой лукъ вы видѣли въ рукахъ.

             Ударъ, вѣдь, отраженъ недурно?

  

                       Бойе.

  

             Принцесса губитъ тамъ рога своей стрѣлою:

             Рискни же кто-нибудь назвать ее женою -

             На висѣлицу я сейчасъ идти готовъ,

             Коль будетъ въ этотъ годъ неурожай роговъ

             Ударъ, вѣдь, отраженъ недурно?

  

                       Розалина.

  

             Такъ я сама стрѣлокъ.

  

                       Бойе.

  

                                 А кто олень?

  

                       Розалина.

  

                                       Вы сами,

             Коль это прозвище онъ заслужилъ рогами.

             Ударъ, вѣдь, отраженъ недурно?

  

                       Мар³я.

  

             Вы съ ней все ссоритесь - и въ лобъ васъ бьетъ она.

  

                       Бойе.

  

             Но ниже лба за-то сама поражена.

  

   Розалина. Хотите, чтобъ я напала на васъ старымъ припѣвомъ, который былъ взрослымъ человѣкомъ уже въ то время, когда король Пепинъ былъ еще ребенкомъ?

   Бойе. Я могъ бы отразить это нападен³е такою же старою поговоркою, которая была взрослою женщиной уже въ то время, когда королева Жиневра британская была еще маленькой дѣвочкой.

  

                       Розалина.

  

             Ты не можешь, не можешь, не можешь попасть,

             Ты не можешь попасть, мой любезный.

  

                       Бойе.

  

             Если я не могу, не могу, не могу,

             То другой, безъ сомнѣн³я, можетъ.

  

                       Башка.

  

             Ну, ужъ забавники, и глазъ какой, вѣдь, мѣтк³й:

             Прицѣлъ-то, вѣдь, какой!

  

                       Мар³я.

  

                                 Да, это выстрѣлъ рѣдк³й.

             Попали прямо въ цѣль.

  

                       Бойе.

  

                                 Попали въ цѣль! Скорѣй

             Замѣтимъ это мы.

  

                       Мар³я.

  

                                 Но это, вѣдь, о ней

             Я только говорю; а вы лѣвѣе взяли,

             Чѣмъ слѣдовало вамъ.

  

                       Башка.

  

                                 Да, вы напрасно стали

             Такъ далеко: вблизи вѣрнѣй бы выстрѣлъ былъ.

  

                       Бойе.

  

             Ну, нѣтъ, я свой зарядъ ей въ самый центръ всадилъ.

  

                       Мар³я.

  

             Мессеръ, мессеръ, слова так³я слишкомъ грубы:

             Ихъ неприличностью вы пачкаете губы.

  

                       Башка.

  

             Вамъ съ ней не справиться: ишь, какъ она жива!

  

                       Бойе.

  

             Ты правъ. Прощай, моя добрѣйшая сова!

  

                       Башка.

  

             Вотъ дурень, вотъ чурбанъ! Ахъ, Богъ мой, ахъ, Создатель!

             Какъ эти барыни и я тебя, пр³ятель,

             Отдѣлали! Такихъ затѣйливыхъ остротъ

             Не слышалъ въ жизни я! Вотъ умъ-то! Какъ течетъ

             Онъ плавно и легко, и грязно, и свободно!

             Армадо! Какъ въ немъ все изящно-благородно!

             Вѣдь, стоитъ посмотрѣть, какъ щегольски идетъ

             Онъ передъ дамами, какъ вѣеръ ихъ несетъ,

             Какъ нѣжный поцѣлуй рукою посылаетъ

             И какъ плѣнительно въ любви ихъ увѣряетъ!

             А пажъ-то! Пригоршня ума и остроты!

             О, небо, какъ ты милъ, какъ патетиченъ ты!

  

   Натан³илъ. Воистину, охота была весьма почтенная и исполненная по свидѣтельству доброй совѣсти.

   Олофернъ. Олень былъ, какъ вамъ извѣстно, sanguis - въ крови. Онъ былъ зрѣлъ, какъ водяное яблоко, которое, глядишь, виситъ, точно брильянтъ, на ухѣ coelo, неба, тверди - и вдругъ падаетъ, какъ дик³й плодъ, на лицо terra, почвы, материка, земли.

   Натан³илъ. Воистину, почтеннѣйш³й Олофернъ, вы наипр³ятнѣйшимъ образомъ разнообразите эпитеты, походя въ семъ случаѣ по меньшей мѣрѣ на ученаго. Но смѣю васъ увѣрить, что это былъ не олень, а двухлѣтн³й козленокъ.

   Олофернъ. Уважаемый Натан³илъ, haud credo

   Тупица. Нѣтъ, не haud credo, а козленокъ.

   Олофернъ. Въ высшей степени варварское противопоставлен³е! И въ то же время нѣчто въ родѣ инсинуац³и, желан³я какъ бы in via, путемъ объяснен³я, facere, какъ бы возражен³е, или, вѣрнѣе выражаясь, ostentare, показать какъ бы свое умонаправлен³е и по своему невѣжественному, неполированному, невоспитанному, необработанному, неразвитому или, вѣрнѣе, неграмотному, или, еще вѣрнѣе, неблагонадежному способу сравнить мое haud credo съ животнымъ.

   Тупица. Я говорю, что это животное было не haud credo, а козленокъ.

   Олофернъ. Дважды повторенная глупость bis coctus! О, чудовищное невѣжество! Въ какомъ безобраз³и представляешься ты!

   Натан³илъ. Почтенный Олофернъ, онъ никогда не питался лакомствами, кои таятся въ нѣдрахъ книгъ; никогда, если можно такъ выразиться, не ѣлъ бумаги и не пилъ чернилъ; разумъ его не насыщенъ; онъ не что иное, какъ животное, въ которомъ подвержены чувствительности только грубыя части.

  

             И знайте, при видѣ подобныхъ растен³й, растущихъ безплодно,

             Мы, въ коихъ всѣ чувства и вкусы развиты весьма благородно,

             Должны быть признательны вѣчно за то, что отъ этихъ даровъ

             Въ насъ больше гораздо, чѣмъ въ этомъ невѣждѣ, родится плодовъ.

             Вѣдь, мнѣ точно такъ же не кстати быть глупымъ, хвастливымъ мальчишкой,

             Какъ было бы странно невѣжду увидѣть за мудрою книжкой.

             Но я, отпе bene, скажу, чтобъ старинную вещь повторить:

             "Иные не жалуютъ вѣтра, а бурю способны сносить".

  

                       Тупица.

  

             Вотъ вы два ученые мужа; найду ли у васъ разрѣшенье

             Такого вопроса: скажите - кто мѣсяцъ имѣлъ отъ рожденья

             Въ тотъ день ужъ, какъ Каинъ родился на свѣтъ -

             И все еще пятой недѣли ему отъ рожден³я нѣтъ?

  

   Олофернъ. Это Диктинна, добрѣйш³й Тупица; Диктинна, добрѣйш³й Тупица.

   Тупица. Что это за Диктинна?

   Натан³илъ. Это - титулъ Фебэ, луны, мѣсяца.

  

                       Олофернъ.

  

             Имѣла отъ роду луна лишь тридцать дней,

             Когда по возрасту Адамъ былъ равенъ съ ней,

             Но онъ успѣлъ прожить сто лѣтъ,

             А ей пяти недѣль и по сю-пору нѣтъ.

  

   Аллюз³я остается та же самая, несмотря на перемѣну именъ.

   Тупица. Совершенно справедливо. Иллюз³я не перемѣнила именъ.

   Олофернъ. Да разовьетъ Господь твои способности! Я говорю, что аллюз³я остается та же самая, несмотря на перемѣну именъ.

   Тупица. И я говорю то же самое, ибо лунѣ никогда не бываетъ больше мѣсяца отъ роду; и, сверхъ того, я говорю, что животное, котораго убила принцесса, былъ козленокъ.

   Олофернъ. Достопочтенный Натан³илъ, угодно вамъ прослушать эпитаф³ю, написанную мною экспромтомъ, на смерть этого животнаго? Чтобы принаровиться къ пониман³ю неразвитыхъ людей, я назвалъ животное, которое застрѣлила принцесса, козломъ.

   Натан³илъ. Perge, достопочтеннѣйш³й Олофернъ, perge; только устраните всякое шутовство.

   Олофернъ. Въ этомъ стихотворен³и я отчасти играю словами, ибо это доказываетъ легкость въ стихотворствѣ.

  

             Принцесса, склонная ко злу,

             Стрѣлою смерть дала козлу;

             Была принцесса крѣпко зла

             Давно на этого козла;

             И къ ней взываютъ всѣ козлы:

             "Принцесса, вы, однако, злы!"

  

   Натан³илъ. Рѣдкое дарован³е!

   Тупица (въ сторону). Да, сущее надрыванье.

   Олофернъ. Эта способность, которою я надѣленъ - простая, простая способность. Это ужъ такой складъ ума, причудливый, своенравный, преисполненный формами, фигурами, образами, предметами, идеями, представлен³ями, порывами, переворотами; все это зарождается во чревѣ памяти, получаетъ питан³е въ нѣдрахъ р³а mater и выводится на свѣтъ зрѣлостью удобнаго случая. Но с³я способность хороша тогда, когда она остра, и я благодарю Бога за то, что надѣленъ ею.

   Натан³илъ. И я благословляю Создателя за васъ. Точно то же дѣлаютъ и мои прихожане, ибо вы прекрасно воспитываете ихъ сыновей, а дочери ихъ преуспѣваютъ подъ вашимъ наблюден³емъ. Вы прекрасный членъ нашей республики.

   Олофернъ. Me hercule! Если ихъ сыновья не глупы, они получаютъ хорошее образован³е; если ихъ дочери имѣютъ способности, я ихъ приспособлю, какъ слѣдуетъ. Но ѵ³r sapit, qui pauca loquitur: къ намъ идетъ женская душа.

  

  

   Жакнетта. Добраго здоровья, батюшка!

   Олофернъ. Сознаешь ли ты, почему называешь его батюшкой?

   Башка. Я полагаю потому, что они были близко знакомы съ ея матушкой.

   Олофернъ. Каково! Вижу достаточную долю остроум³я въ комкѣ земли, достаточно огня въ кремнѣ, достаточно жемчуга въ свиньѣ. Недурно, мило!

   Жакнетта. Почтенный господинъ пасторъ, будьте такъ добры, прочтите мнѣ это письмо; мнѣ отдалъ его Башка, а прислалъ донъ-Армадо. Покорнѣйше васъ прошу прочесть его.

   Олофернъ. Fauste, precor gelida quando pecus omne sub umbra ruminat - и такъ далѣе. О, добрый, старый мантуанецъ! Я могу сказать о тебѣ то, что путешественникъ говоритъ о Венец³и:

  

             Vinegia, Vinegia,

             Chi non te vede non te pregia!

  

   Старый мантуанецъ! старый мантуанецъ! Кто не понимаетъ тебя, тотъ не любитъ тебя! Ut, re, sol, la, mi, fa. Смѣю спросить, господинъ пасторъ, какое содержан³е этого письма, или, вѣрнѣе, какъ говоритъ Горац³й въ своемъ... чѣмъ изображено оно? стихами?

   Натан³илъ. Да, стихами - и весьма учеными.

   Олофернъ. Дозвольте выслушать одинъ стансъ, одну строфу, одинъ стихъ. Lege, domine.

  

                       Натан³илъ (читаетъ).

  

             Могу ль въ любви я клясться, когда любовь моя

             Велѣла мнѣ нарушить все то, въ чемъ клялся я?

             Ненарушимы только бываютъ клятвы тѣ,

             Которыя даемъ мы высокой красотѣ!

             Хотя передъ собою клятвопреступникъ я,

             Тебѣ же буду вѣренъ, прекрасная моя!

             Что дубомъ мнѣ казалось - ты клонишь, какъ тростникъ;

             Наука забываетъ свой сбивчивый языкъ,

             И въ книгу превращаетъ твои глаза она:

             Та книга наслажден³й божественныхъ полна.

             Коль знанье служитъ цѣлью, то, чтобъ достичь ее,

             Тебя узнать лишь стоитъ, о, божество мое!

             Ученъ языкъ, на коемъ умна и хороша

             Хвала тебѣ; коснѣетъ въ невѣжествѣ душа,

             Что безъ восторга смотритъ на образъ твой. Моя

             Вся слава въ томъ, что понялъ твою всю прелесть я.

             Твой взглядъ - огонь Зевеса, твой голосъ - громъ его,

             Но музыкою чудной для слуха моего

             Является тотъ голосъ, когда не гнѣвна ты.

             Прости, прости мнѣ, ангелъ небесной красоты,

             За то, что я дерзаю, въ безум³и своемъ,

             Слагать хвалу въ честь неба на языкѣ земномъ!

  

   Олофернъ. Вы не соблюдаете ударен³й, и потому не придаете словамъ должнаго выражен³я. Дайте-ка мнѣ просмотрѣть эту канцону. Здѣсь соблюдено только число стопъ, но что касается изящества, легкости и золотого каданса поэз³и, то это все - caret. Овид³й Назонъ былъ мастеръ этого дѣла. А почему именно онъ назывался Назонъ? потому именно, что умѣлъ обнять благоуханные цвѣты фантаз³и, порывы творчества. Imitari - ничего не значитъ, - и собака подражаетъ своему господину, обезьяна - своему сторожу, оседланная лошадь - своему всаднику. Но, дѣвственная damosella, скажите, это письмо адресовано къ вамъ?

   Жакнетта. Точно такъ, нѣк³имъ дономъ-Армадо.

   Олофернъ. Бросимъ взглядъ на адресъ. "Бѣлоснѣжной рукѣ наипрекраснѣйшей дѣвицы Розалины". Взгляну снова въ содержан³е письма, дабы узнать имя написавшаго с³е письмо вышепоименованной особѣ. "Вамъ вѣчно преданный слуга, Биронъ". Мессеръ Натан³илъ, этотъ Биронъ одинъ изъ товарищей короля по клятвѣ, и это письмо онъ написалъ одной изъ фрейлинъ иноземной королевы, а оно случайно, или путемъ прогресс³и, попало на иную дорогу. (Жакнеттѣ). Бѣги бѣгомъ, моя милая, и отдай эту бумагу въ царственныя руки короля; она, можетъ-быть, имѣетъ большую важность. Не замедляй своего отхода прощальными церемон³ями: освобождаю тебя отъ этой обязанности. Прощай!

   Жакнетта. Добрый Башка, пойдемъ со мною. (Олоферну). Да сохранитъ Богъ вашу жизнь, сударь!

   Башка. Я весь твой, дитя мое.

   Натан³илъ. Мессеръ, вы поступили весьма религ³озно, въ страхѣ Божьемъ - и, какъ говоритъ одинъ святой отецъ...

   Олофернъ. Не говорите мнѣ объ отцахъ: я боюсь ложныхъ красокъ. Вернемся, однако, къ стихамъ. Понравились они вамъ, мессеръ Натан³илъ?

   Натан³илъ. Превосходное изложен³е.

   Олофернъ. Сегодня я обѣдаю у отца одного изъ моихъ учениковъ; если вамъ будетъ угодно притти туда и, прежде чѣмъ мы сядемъ за столъ, произнести благословен³е трапезѣ, то я, въ силу привилег³и, которую имѣю надъ родителями вышереченнаго ребенка или ученика, ручаюсь вамъ, что вы будете benvenuto. И тамъ я вамъ докажу, что эти стихи весьма невѣжественны и не обладаютъ ни поэтическимъ запахомъ, ни умомъ, ни творчествомъ. Умоляю васъ сдѣлать мнѣ компан³ю.

   Натан³илъ. А я покорно благодарю васъ, ибо компан³я, говорится въ писан³и, составляетъ счастье жизни.

   Олофернъ. И слова эти непогрѣшительно справедливы. (Тупицѣ). Почтеннѣйш³й, я и васъ приглашаю; не отказывайтесь. Pauca verba. Идемъ. Господа теперь на охотѣ - и мы можемъ отдохнуть. (Уходятъ).

  

  

   Биронъ. Король гонится за оленемъ, а я - за самимъ собою. Они разставляютъ сѣти, а я увязъ въ смолѣ - въ смолѣ, которая пачкаетъ. Пачкаетъ - какое скверное слово! Дѣлать нечего. Садись около меня, о, печаль моя! Такъ говорилъ шутъ, и такъ говорю я - тоже шутъ. Ты часто разсуждаешь, о, умъ мой! Клянусь Богомъ, эта любовь безумна, какъ Аяксъ: она убиваетъ овецъ; она убиваетъ меня - барана. Вотъ еще одно прекрасное разсужден³е! Нѣтъ, не хочу любить. Пусть меня повѣсятъ, если я буду любить. Рѣшительно не хочу. Но ея глазъ... Клянусь небеснымъ свѣтомъ, не будь ея глаза, не будь ея двухъ глазъ, я не любилъ бы ее! Ахъ, я только и дѣлаю, что лгу - лгу передъ самимъ собою. Клянусь небомъ, я люблю - и любовь научила меня слагать стихи и быть меланхоличнымъ. И вотъ образчикъ моихъ стиховъ и моей меланхол³и. Впрочемъ, одинъ изъ моихъ сонетовъ уже въ ея рукахъ: шутъ отнесъ его, дуракъ послалъ его, дѣвушка получила его. Милый шутъ, еще болѣе милый дуракъ, милѣйшая дѣвушка! Богъ свидѣтель, это меня нисколько бы не безпокоило, еслибы съ остальными тремя случилось то же самое. Вотъ идетъ одинъ изъ нихъ съ какою-то бумагой. Да благословитъ его Господь способностью вздыхать.

  

  

   Король. О, горе мнѣ!

   Биронъ (въ сторону). Раненъ, клянусь небомъ! Продолжай, милый Купидонъ! Ты попалъ ему твоею стрѣлою подъ лѣвую грудь. Что это онъ читаетъ?

  

                       Король (читаетъ).

  

             "Не такъ плѣнительно лучъ солнца золотой

             Розъ листья влажные въ часъ утренн³й лобзаетъ,

             Какъ на щекахъ моихъ, окропленныхъ росой,

             Лучами свѣжими твой чудный взглядъ играетъ.

             Не такъ луна, въ лучахъ серебряныхъ своихъ,