способ, чтобы лишить меня
жизни.
Родриго. Ну, что же это такое? Это что-нибудь разумное и в пределах
возможного?
Яго. Сударь, из Венеции прибыл чрезвычайный приказ, назначающий Кассио
на место Отелло.
Родриго. Это правда? Значит, в таком случае Отелло и Дездемона
возвращаются в Венецию.
Яго. О нет. Он едет в Мавританию {171} и берет с собой прекрасную
Дездемону, если только какой-нибудь случай не продлит его пребывания на
Кипре; а что здесь найти более верного, чем устранение Кассио?
Родриго. Что вы называете его устранением?
Яго. Как что? Да сделать его неспособным занять место Отелло, вышибить
у него мозги.
Родриго. И вы хотите, чтобы это сделал я?
Яго. Да, если в вас есть решимость принести себе пользу и отстоять свои
права. Он вечером ужинает у одной шлюхи. Я пойду к нему туда. Он еще не
знает о своем счастии и высокой чести, ему оказанной. Если вы подкараулите
его, когда он будет возвращаться домой, - а я устрою так, что это случится
между двенадцатью часом ночи, - вы сможете напасть на него врасплох. Я буду
находиться поблизости, чтобы помочь вам, и ему придется иметь дело с нами
обоими. Ну, не стойте же с таким изумленным видом, идите со мной. Я так
докажу вам необходимость его смерти, что вы сочтете себя обязанным убить
его. Сейчас уже время ужина, а ночь проходит быстро. За дело!
Родриго. Я хотел бы получить дальнейшие основания для этого.
Яго. Вы будете удовлетворены.
Уходят.
СЦЕНА 8
Другая комната в замке {172}. Входят Отелло, Лодовико, Дездемона, Эмилия
и свита.
Лодовико. Прошу вас, сударь, не утруждайте себя и дальше не идите.
Отелло. О, разрешите! Мне полезно прогуляться.
Лодовико. Сударыня, доброй ночи. Покорно благодарю вашу милость.
Дездемона. Вы, ваша честь, желанный гость.
Отелло. Пойдемте_ же, сударь. О Дездемона...
Дездемона. Что, мой господин?
Отелло. Немедленно ложитесь в постель. Я сейчас же вернусь. И отпустите
прислуживающую вам женщину. Непременно сделайте это.
Дездемона. Хорошо, мой господин.
Уходят Отелло, Лодовико и свита.
Эмилия. Ну, как теперь дела? Он, кажется, смягчился.
Дездемона. Он сказал, что сейчас же вернется. Он приказал мне лечь в
постель и просил меня отпустить вас.
Эмилия. Отпустить меня?
Дездемона. Это была его просьба. Поэтому, добрая Эмилия, дайте мне мою
ночную одежду и прощайте. Нам теперь не следует сердить его.
Эмилия. Хотелось бы мне, чтобы вашей встречи с ним не бывало никогда.
Дездемона. Мне бы этого не хотелось. Моя любовь во всем одобряет его,
так что даже его резкость, упреки, нахмуренные брови, - прошу тебя, отколи
вот здесь, - для меня благодатны и привлекательны.
Эмилия. Я постелила вам те простыни, о которых вы говорили.
Дездемона. Все равно. Ей-богу, как мы иногда глупы! Если я умру раньше
тебя, прошу тебя, заверни меня вместо савана в одну из этих простынь.
Эмилия. Полно, полно, не говорите глупостей.
Дездемона. У матери моей была служанка, по имени Варвара. Она любила.
Но тот, кого она любила, оказался беспутным человеком и бросил ее. Она знала
песню об иве. Это была старинная песня, но выражала ее участь, и она умерла,
напевая ее. Сегодня весь вечер эта песня нейдет у меня из ума. Я с трудом
удерживаюсь от того, чтобы не склонить голову набок и не петь эту песню, как
бедная Варвара. Прошу тебя, поторопись.
Эмилия. Подать ваш халат? {173}
Дездемона. Нет, отколи вот здесь. Этот Лодовико красив.
Эмилия. Красавец!
Дездемона. Он хорошо говорит.
Эмилия. Я знаю в Венеции одну даму, которая прошлась бы босиком в
Палестину за одно прикосновение его нижней губы.
Дездемона (поет). "Бедняжка сидела, вздыхая, под кленом, - все пойте:
зеленая ива {174}, - с рукой на груди, склонив голову на колени, - пойте:
ива, ива, ива. Рядом с ней бежал свежий ручей и бормотанием своим повторял
ее вздохи, - пойте: ива, ива, ива. Ее соленые слезы падали и смягчали", -
убери эти вещи, - "пойте: ива, ива, ива". Прошу тебя, поторопись. Он сейчас
придет. "Все пойте: зеленая ива будет мне венком. Пусть никто не осуждает
его, я одобряю его презрение". Нет, тут раньше другая строка в песне.
Слушай! Кто это стучит?
Эмилия. Это ветер.
Дездемона. "Я назвала своего любимого неверным. Что же сказал он мне в
ответ? - Пойте: ива, ива, ива. - Если я буду ухаживать за другими женщинами,
что ж, и ты ляжешь с другими мужчинами". Ну, уходи. Доброй ночи. У меня
чешутся глаза. Это к слезам?
Эмилия. Какие пустяки!
Дездемона. Так говорят, я сама слышала. О мужчины, мужчины! И ты
думаешь, - скажи по совести, Эмилия, - что есть женщины, которые так грубо
обманывают своих мужей?
Эмилия. Есть такие, несомненно.
Дездемона. Ты бы сделала такую вещь, если бы тебе за это предложили
целый мир?
Эмилия. А вы бы разве не сделали?
Дездемона. Нет, клянусь небесным светом!
Эмилия. И я бы не сделала при небесном свете. Можно сделать это с тем
же успехом и в темноте.
Дездемона. И ты бы это сделала, если бы тебе предложили целый мир?
Эмилия. Мир - вещь огромная. "Это большая цена за малый грех" {175}.
Дездемона. Честное слово, я думаю, что ты не сделала бы.
Эмилия. Честное слово, я думаю, что сделала бы. И, сделав, забыла бы об
этом. Черт возьми, я не сделала бы этого ради колечка или нескольких штук
тонкого полотна, ради платьев, юбок, чепцов или ради пустяковых подарков. Но
за целый мир - ах, да кто бы не сделал своего мужа рогоносцем, чтобы сделать
его монархом? Я бы ради этого рискнула пребыванием в чистилище {176}.
Дездемона. Позор мне, если бы я совершила такую неправду за целый мир.
Эмилия. Да ведь эта неправда - неправда только в глазах мира. Когда вы
получите весь мир за свой труд, это будет неправдой в глазах вашего
собственного мира и вы сможете мгновенно обратить ее в правду.
Дездемона. Я не думаю, что есть такие женщины.
Эмилия. Есть, сколько угодно. Их столько, что они переполняют мир, за
обладание которым они ведут игру. Но я считаю, что когда жены доходят до
падения, виноваты мужья, - скажем, потому ли, что они пренебрегают своими
обязанностями и льют принадлежащие нам богатства в чужие подолы; или же на
них находит глупая ревность и они стесняют нашу свободу; или, скажем,
потому, что они бьют нас и со злости уменьшают количество выдаваемых нам на
личные расходы денег. Ведь и в нас может разыграться желчь. При всей нашей
способности прощать и нам не чуждо чувство мщения. Пусть знают мужья, что и
у их жен есть чувства, как и у них: они видят, обоняют, различают сладкое от
горького, как и их мужья. Что делают они, когда меняют нас на других?
Развлекаются? Думаю, что так. Или увлечение является тут причиной? Думаю,
что да. Или слабость плоти вводит в грех? И это так. А разве у нас нет
увлечений, желания развлечься, слабости плоти, как и у мужчин? Так пускай же
они хорошо обращаются с нами, иначе пусть знают, что если мы поступаем
дурно, то потому, что учимся этому у них.
Дездемона. Покойной ночи, покойной ночи! Да пошлет мне небо уменье не
брать от плохого плохое, но благодаря плохому исправляться.
АКТ V
СЦЕНА 1
Кипр. Улица.
Входят Яго и Родриго.
Яго. Вот стань позади выступа этого дома. Он сейчас придет. Обнажи свой
добрый меч и заколи его. Скорей, скорей! Не бойся ничего. Я буду рядом с
тобой. Либо мы победим, либо мы пропали. Подумай об этом и укрепись в своей
решимости.
Родриго. Будь поближе, - мне, может, не удастся.
Яго. Я буду здесь, с тобой рядом. Будь смелым, становись {177}.
Родриго. Я не очень расположен к этому делу. Но он привел мне
убедительные доводы. Всего только одним человеком меньше. Наружу, меч мой.
Он умрет {178}.
Яго. Я растравил этот молодой прыщ {179} почти до боли, и он начинает
злиться. Ну, а убьет ли он Кассио, или Кассио убьет его, или они убьют друг
друга, я в любом случае буду в выигрыше. Если Родриго останется в живых, он
потребует от меня на большую сумму возмещения за золото и драгоценности,
которые я выудил у него в качестве подарков для Дездемоны; этого не должно
быть. Пока останется жир Кассио, день за днем в его жизни будет существовать
красота, которая делает меня уродом. И к тому же мавр может рассказать ему
то, что я говорил, и тогда мне будет грозить большая беда. Нет, он должен
умереть. Пусть будет так. Я слышу, он идет.
Входит Кассио.
Родриго. Я знаю его шаги {180}. Это он. Злодей, умри! (Наносит Кассио
колющий удар мечом.)
Кассио. Этот удар оказался бы мне врагом, если бы мой камзол не был
лучше, чем ты думал {181}. Теперь я испробую твой. (Обнажает меч и ранит
Родриго {182}.)
Родриго. О, я убит!
Яго сзади ранит Кассио в ногу и уходит {183}.
Кассио. Я изувечен навсегда {184}. Эй, помогите! На помощь. (Падает
{185}.)
Входит Отелло.
Отелло. Это голос Кассио. Яго сдержал слово.
Родриго. О, какой я подлец!
Отелло. Это так {186}.
Кассио. О, помогите, эй! Огня! Врача!
Отелло. Это он! О достойный Яго, честный и справедливый, в тебе есть
благородное сочувствие нанесенной твоему другу обиде; ты показываешь мне
пример. Потаскуха, твой возлюбленный лежит мертвым, и твоя злая гибель
приближается быстро. Шлюха, я иду! Чары твоих глаз стерты с моего сердца;
твоя постель, запятнанная похотью, запятнанная похотливой кровью. (Уходит.)
Входит Лодовико и Грациано.
Кассио. Кто там? Эй! Ни дозора, ни прохожих! На помощь! На помощь!
Грациано. Это какое-нибудь несчастье: крик полон отчаяния.
Кассио. О, помогите!
Лодовико. Слышите?
Родриго. О жалкий подлец!
Лодовико. Здесь стонут двое или трое. Ночь темна: это, может быть,
ловушка. Я думаю, небезопасно идти на крик, не имея подмоги.
Родриго. Никто не идет! Я истеку кровью.
Входит Яго.
Лодовико. Слышите?
Грациано. Кто-то идет без камзола, в рубашке, с факелом и оружием в
руках.
Яго. Кто там? Кто это так шумно звал на помощь?
Лодовико. Мы не знаем.
Яго. Разве вы не слышали крика?
Кассио. Сюда, сюда! Во имя неба, помогите мне!
Яго. Что случилось?
Грациано. Если не ошибаюсь, это знаменосец Отелло.
Лодовико, Да, это он. Он очень храбрый малый.
Яго. Кто вы, что испускаете такой страдальческий крик?
Кассио. Яго? О, меня искалечили, погубили мерзавцы! Окажите мне помощь.
Яго. Вот несчастие, лейтенант! Какие же мерзавцы сделали это?
Кассио. Кажется, один из них находится здесь поблизости. Он не в
состоянии бежать.
Яго. О предатели, злодеи! (К Лодовико и Грациано.) Кто вы такие?
Подойдите сюда и помогите.
Родриго. О, помогите мне!
Кассио. Это один из них.
Яго. О убийца! О злодей! (Наносит Родриго удар.)
Родриго. О проклятый Яго! О бесчеловечный пес! О-о-о!
Яго. Убивать людей во мраке! Где эти кровожадные воры? Город как вымер!
Эй, на помощь! На помощь! (К Лодовико и Грациано.) Что вы за люди, добрые
или злые?
Лодовико. Какими нас найдете, такими назовите.
Яго. Синьор Лодовико?
Лодовико. Он самый, сударь.
Яго. Прошу вашего прощения. Здесь Кассио ранен какими-то злодеями.
Грациано. Кассио?
Яго. Ну, как, брат?
Кассио. Моя нога рассечена.
Яго. Не дай бог! Посветите мне, господа! Я перевяжу рану моей рубашкой.
Входит Бьянка.
Бьянка. Что случилось? Кто это кричал?
Яго. Кто это кричал?
Бьянка. О мой дорогой Кассио! Мой сладостный Кассио! О Кассио, Кассио,
Кассио!
Яго. О отъявленная шлюха! Кассио, не подозреваете ли вы, кто вас так
искалечил?
Кассио. Нет.
Грациано. Мне жаль, что я нашел вас в таком положении. Я как раз искал
вас.
Яго. Одолжите мне подвязку... Так... О, носилки бы сюда, чтобы покойно
его перенести.
Бьянка. Увы, он лишается чувств! О Кассио, Кассио, Кассио!
Яго. Все присутствующие здесь господа, я подозреваю эту дрянь в
соучастии в преступлении. Терпение, добрый Кассио. Ну же, ну, дайте мне
факел! Знакомое ли это лицо? Увы, мой друг и дорогой соотечественник
Родри-го... Нет... Да, он самый... О боже! Родриго.
Грациано. Как! Венецианец Родриго?
Яго. Он, сударь. Вы знали его?
Грациано. Знал ли я его? Еще бы!
Яго. Синьор Грациано. Умоляю вас извинить меня. Эти кровавые события
должны служить мне оправданием в том, что я не оказал вам должной учтивости.
Грациано. Я рад вас видеть.
Яго. Как вы себя чувствуете, Кассио? О, вот бы носилки, носилки!
Грациано. Родриго?
Яго. Он, он, это он!
Вносят носилки.
О, вот легки на помине: носилки! Кто-нибудь из добрых людей, осторожно
отнесите его. Я схожу за врачом генерала. (К Бьянке.) Что же касается вас,
сударыня, не утруждайте себя понапрасну. Тот, кто лежит здесь убитым, был
моим близким другом, Кассио. Что это за ссора произошла между вами?
Кассио. Да решительно никакой. Я даже и не знал его.
Яго (к Бьянке). Ага! Вы бледны?.. О, унесите его с открытого воздуха в
дом!
Кассио и Родриго уносят.
Постойте, добрые господа! Вы бледны, сударыня? Вы замечаете, каким ужасом
полны ее глаза? Раз вы так таращите глаза, мы вскоре кое-что узнаем.
Всмотритесь пристальней; прошу вас, смотрите на нее. Вы видите, господа? Да,
дурная совесть заговорит и без языка.
Входит Эмилия.
Эмилия. Увы, что здесь случилось? Что случилось, супруг мой?
Яго. На Кассио в темноте напали Родриго и какие-то парни, которые
скрылись. Он чуть жив, а Родриго мертв.
Эмилия. Ах, добрые господа! Ах, добрый Кассио!
Яго. Вот плоды распутства. Прошу тебя, Эмилия, сходи и узнай, где
ужинал сегодня ночью Кассио. (К Бьянке.) Ага! Вы задрожали при этих словах?
Бьянка. Он ужинал у меня, но не поэтому я дрожу.
Яго. Ах, вот как! Приказываю вам, следуйте за мной.
Эмилия. Тьфу, тьфу тебя, шлюха!
Бьянка. Я не шлюха. Я такая же честная, как и вы, кто так оскорбляет
меня.
Эмилия. Такая же честная, как я? Тьфу! Тьфу на тебя!
Яго. Любезные господа, пойдемте посмотрим, как будут перевязывать
бедного Кассио. (К Бьянке.) Пойдемте, сударыня, вы нас не проведете...
Эмилия, беги в замок и расскажи моему господину и госпоже обо всем, что
случилось... Прошу идти вперед... Эта ночь приведет меня либо к победе, либо
к гибели.
Уходят.
СЦЕНА 2
Дездемона спит в постели. Входит Отелло {187}.
Отелло. Этого требует дело, этого требует дело, моя душа {188}, я не
назову его вам, целомудренные звезды, - этого требует дело. Но я не пролью
ее крови и не оцарапаю кожи ее, которая белее, чем снег, и гладка, как
алебастр надгробных памятников. Однако она должна умереть, иначе она обманет
и других. Погасить свет, а затем погасить твой свет {189}. Погасив тебя,
пламенный прислужник {190}, я могу восстановить твой прежний свет, если
передумаю, но если я погашу твой свет, хитрейший образец превзошедшей себя
природы, я не знаю, где тот Прометеев огонь {191}, который может снова
возжечь твой свет. Сорвав розу, я не могу вернуть ей жизненного роста, и она
неизбежно должна увянуть. Я понюхаю ее на кусте. (Целует Дездемону.) О
благовонное дыхание, ты почти убеждаешь правосудие сломить свой меч! {192}
Еще раз, еще раз... Будь такой же, когда ты будешь мертва, когда я убью тебя
и буду любить тебя потом. Еще раз, и это последний. Столь сладостное никогда
еще не бывало столь гибельным. Я не могу не плакать, но это жестокие слезы.
Эта печаль божественна; она поражает там, где любит... {193} Она
просыпается.
Дездемона. Кто там? Отелло?
Отелло. Да, Дездемона.
Дездемона. Вы ляжете, мой господин?
Отелло. Вы молились на ночь, Дездемона?
Дездемона. Да, мой господин.
Отелло. Если вы вспомните о каком-нибудь преступлении, еще не
примиренном с небом и милосердием божиим, немедленно молитесь о его
отпущении.
Дездемона. Увы, мой господин, что вы хотите этим сказать?
Отелло. Ну, молитесь же, и поскорей. Я отойду в сторону. Мне не
хотелось бы убить твой неподготовленный дух. Нет, избавь небо! - мне не
хотелось бы убить твою душу.
Дездемона. Вы говорите об убийстве?
Отелло. Да, об убийстве.
Дездемона. Да умилосердится же надо мною небо!
Отелло. Аминь - от всей души!
Дездемона. Раз вы говорите так, я надеюсь, что вы не убьете меня.
Отелло. Гм...
Дездемона. И, однако, я боюсь вас. Ибо вы становитесь зловещим, когда
так вращаете глазами. Чего мне бояться, я не знаю, так как не знаю за собой
вины; но, однако, я чувствую, что боюсь.
Отелло. Подумай о своих грехах.
Дездемона. Мои грехи - моя любовь к вам.
Отелло. Да, и за это ты умрешь.
Дездемона. Противоестественна та смерть, которая убивает за любовь.
Увы, почему кусаете вы так свою нижнюю губу? Какая-то бушующая в крови
страсть сотрясает все ваше существо. Это страшные предвестники, но я
надеюсь, я надеюсь, что они не для меня.
Отелло. Молчи, больше ни слова!
Дездемона. Я замолчу. Но что произошло?
Отелло. Тот платок, который я так любил и отдал тебе, ты отдала Кассио.
Дездемона. Нет, клянусь жизнью и спасением своей души! Пошлите за ним,
спросите его.
Отелло. Голубка, берегись, берегись клятвопреступления: ты на смертном
одре.
Дездемона. Да, но ведь не теперь же я умру.
Отелло. Сейчас же. Поэтому добровольно покайся в грехе. Ибо, если ты
будешь клятвенно отрицать каждый пункт обвинения, это не поколеблет и не
задушит во мне того крепкого убеждения в твоей виновности, которое исторгает
у меня стоны. Ты умрешь.
Дездемона. Так пусть же смилуется надо мной господь!
Отелло. Аминь, говорю я.
Дездемона. Смилуйтесь надо мной и вы. Я за всю мою жизнь ни в чем не
провинилась перед вами. Я никогда не питала к Кассио другой любви, кроме
той, всем разрешенной небом, которой я вправе была любить. Я никогда не
делала ему подарка.
Отелло. Клянусь небом, я видел мой платок в его руках. О
клятвопреступница! Ты обращаешь мое сердце в камень и заставляешь назвать
убийством то, что я намерен сделать, тогда как я считаю, что приношу жертву.
Я видел платок.
Дездемона. Значит, он нашел его. Я ему никогда его не дарила. Пошлите
за ним. Пусть он скажет по правде.
Отелло. Он уже признался.
Дездемона. В чем, мой господин?
Отелло. В том, что он был с тобою в связи.
Дездемона. Как? В незаконной?
Отелло. Да.
Дездемона. Он этого не скажет.
Отелло. Нет, не скажет, - его рот закрыт: честный Яго получил приказ
сделать это.
Дездемона. О, страх объясняет мне все! Как, он мертв?
Отелло. Если бы все его волосы были жизнями, моя великая месть
поглотила бы их все.
Дездемона. Увы, он стал жертвой предательства, и я погибла!
Отелло. Шлюха! Ты при мне плачешь о нем?
Дездемона. О, прогоните меня, мой господин, но не убивайте меня!
Отелло. Смерть тебе, шлюха!
Дездемона. Убейте меня завтра, позвольте прожить эту ночь!
Отелло. Если вы будете сопротивляться...
Дездемона. Хоть полчаса!
Отелло. Раз дело уже сделано {194}, нечего медлить.
Дездемона. Хоть пока прочту одну молитву!
Отелло. Поздно. (Душит ее.)
Дездемона. О господи, господи, господи! {195}
Эмилия (за сценой). Мой господин! Мой господин! Эй! Мой господин! Мой
господин!
Отелло. Что это за шум?.. Не мертва? Еще не совсем мертва? Я жесток, но
все же милосерд. Я не хочу, чтобы ты томилась в мучениях. Так, так {196}.
Эмилия (за сценой). Эй, мой господин! Мой господин!
Отелло. Кто там?
Эмилия (за сценой). О мой добрый господин, мне нужно сказать вам
несколько слов!
Отелло. Да это Эмилия... Сейчас... Она мертва... Вероятно, она пришла
рассказать о смерти Кассио... Здесь какой-то шорох {197}. Ха! Не
шевельнется. Тиха, как могила... Впустить ее? Хорошо ли это?.. Мне кажется,
что она снова шевельнулась. Нет... Что нужно теперь сделать? Если она
войдет, она, конечно, заговорит с моей женой. Моей женой! Моей женой! Какой
женой? У меня нет жены. О, невыносимо! О тяжелый час! Мне кажется, что
сейчас наступит огромное затмение солнца и луны и что земля разверзнет
пасть, дивясь происходящему.
Эмилия (за сценой). Прошу вас - разрешите мне поговорить с вами, о
добрый мой господин!
Отелло. Я забыл про тебя. Войди, Эмилия. Тише. Сейчас. Сначала задерну
полог. Где ты? (Отпирает дверь.)
Входит Эмилия.
Что тебе нужно?
Эмилия. О мой добрый господин, там совершено гнусное убийство.
Отелло. Как! Сейчас?
Эмилия. Только что, мой господин.
Отелло. Это луна уклонилась от своего пути {198}; она подошла к земле
ближе, чем обычно, и сводит людей с ума,
Эмилия. Мой господин, Кассио убил молодого венецианца по имени Родриго.
Отелло. Родриго убит! И Кассио убит!
Эмилия. Нет, Кассио не убит.
Отелло. Кассио не убит? Тогда, значит, фальшивит убийство и хрипло
звучит сладостное мщение.
Дездемона. Без вины, без вины убита!..
Эмилия. Увы, что за крик это?
Отелло. Это? Какой крик?
Эмилия. Беда! Увы! Это был голос моей госпожи! Помогите! По