| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Отелло, венецианский мавр, Страница 4
Шекспир Вильям - Отелло, венецианский маврp;
АКТ III
СЦЕНА 1
Перед замком. Входит Кассио с Музыкантами.
Кассио. Играйте здесь, господа. Я вознагражу вас за труд. Сыграйте
что-нибудь покороче и провозгласите: "Доброе утро, генерал!" {97}
Музыка.
Входит Простофиля.
Простофиля. Что это, господа, уже не были ли ваши инструменты в
Неаполе? Они что-то уж слишком гнусавят {98}.
1-й музыкант. Как так?
Простофиля. Скажите, пожалуйста, это духовые инструменты?
1-й музыкант. Ну да, сударь, духовые.
Простофиля. Значит, возле них висит хвост {99}.
1-й музыкант. Где это, сударь, висит хвост?
Простофиля. Да возле многих мне известных духовых инструментов. Однако,
господа, вот вам деньги! Генералу так нравится ваша музыка, что он от всей
души просит вас перестать.
1-й музыкант. Хорошо, сударь, мы больше не будем играть.
Простофиля. Если у вас есть такая музыка, которой не слышно, играйте с
богом. Ведь, как говорят, слушать музыку толпа не очень любит {100}.
1-й музыкант. У нас нет такой музыки, сударь.
Простофиля. В таком случае спрячьте дудки в сумки, ибо мне пора идти.
Ступайте. Аминь, аминь, рассыпьтесь, проваливайте!
Музыканты уходят.
Кассио. Послушай, мой честный друг.
Простофиля. Нет, послушаю я, а не ваш честный друг {101}.
Кассио. Сделай милость, брось свои каламбуры. Вот тебе один ничтожный
золотой. Если та дама, которая состоит при жене генерала, встала, скажи ей,
что некто Кассио молит ее оказать ему небольшую милость - поговорить с ним.
Ты это сделаешь?
Простофиля. Она уже встала. И если она направится сюда, я сделаю вид,
что сообщаю ей {102}.
Кассио. Пожалуйста, мой добрый друг.
Простофиля уходит.
Входит Яго.
Час добрый, Яго!
Яго. Итак, вы не ложились?
Кассио. Ну конечно, нет; ведь уже рассвело, когда мы расстались. Я
осмелился, Яго, послать за вашей женой. Я буду просить ее, чтобы она
доставила мне доступ к добродетельной Дездемоне.
Яго. Я сейчас же пришлю ее к вам. И я придумаю способ удалить мавра,
чтобы вам было свободнее поговорить и обделать дело.
Кассио. Покорно благодарю вас.
Яго уходит.
Я не знавал более доброго и честного флорентинца {103}.
Входит Эмилия.
Эмилия. С добрым утром, добрый лейтенант! Я сожалею о том, что вы впали
у генерала в немилость. Но все, конечно, уладится. Генерал и его жена сейчас
говорят об этом, и она горячо заступается за вас; мавр возражает, что тот,
кого вы ранили, пользуется большой известностью на Кипре и имеет здесь
большие связи и что благоразумие требовало удалить вас. Но он уверяет, что
любит вас и что, кроме любви к вам, ему не нужно другого ходатая, чтобы
ухватиться за первый подходящий случай и вернуть вам ваше место.
Кассио. Однако, прошу вас, - если вы считаете это удобным и если это
возможно сделать, - дайте мне возможность несколько минут поговорить наедине
с Дездемоной.
Эмилия. Пожалуйста, войдите. Я проведу вас туда, где вам никто не
помешает высказаться откровенно.
Кассио. Я вам премного обязан.
Уходят.
СЦЕНА 2
Комната в замке. Входят Отелло, Яго и офицеры.
Отелло. Яго, отдай эти письма капитану корабля и передай через него мой
почтительный привет сенату. Я буду находиться на укреплениях; приходи ко мне
туда.
Яго. Хорошо, мой добрый господин, я все исполню.
Отелло. Что касается этой фортификации, господа, - осмотрим ее?
Офицеры. Мы следуем за вами, ваша милость.
Уходят.
СЦЕНА 3
В саду замка {104}. Входят Дездемона, Кассио и Эмилия.
Дездемона. Будь уверен, добрый Кассио, я сделаю все, что смогу, чтобы
помочь тебе.
Эмилия. Постарайтесь, добрая госпожа. Уверяю вас, мой муж так огорчен
этим, как будто он сам был на месте Кассио.
Дездемона. О, это честный малый! Не сомневайтесь, Кассио, я сделаю так,
что вы и мой господин станете такими же друзьями, какими были прежде.
Кассио. Милостивая госпожа, что бы ни случилось с Микаэлем Кассио, он
прежде всего - ваш преданный слуга.
Дездемона. Я знаю это и благодарю вас. Вы любите моего господина, вы
давно его знаете. Не сомневайтесь в том, что он отдалился от вас лишь
настолько, насколько этого потребуют политические соображения.
Кассио. Так, госпожа. Но эта политика может затянуться надолго, найти
новые поводы в мелочах повседневной жизни {105}, укрепиться благодаря
обстоятельствам, а между тем я буду отсутствовать, место мое будет занято
другим и генерал позабудет мою любовь и службу.
Дездемона. Этого не будет. При Эмилии ручаюсь тебе в том, что ты снова
получишь должность лейтенанта. Будь уверен, что если я даю обет дружбы, я
держу свое слово до последней буквы. Я не дам покоя моему господину; я не
дам моему соколу спать, пока он не станет ручным {106}; я буду говорить,
пока он не потеряет терпения, постель его станет школой, обеденный стол
исповедальней; во все, за что бы он ни принялся, я прибавлю просьбу за
Кассио. Поэтому будь весел, Кассио. Твой ходатай скорее умрет, чем откажется
от твоего дела.
Эмилия. Госпожа, вот идет мой господин.
Кассио. Госпожа, я ухожу.
Дездемона. Зачем, же, останься и послушай, как я буду говорить.
Кассио. Нет, не теперь, госпожа. Мне не по себе, и я сейчас не способен
действовать в интересах собственного дела.
Дездемона. Хорошо, поступайте, как хотите.
Кассио уходит.
Входят Отелло и Яго.
Яго. Ха! Это мне не нравится.
Отелло. Что ты говоришь?
Яго. Ничего, генерал... Но если... Я, право, не знаю...
Отелло. Не Кассио ли сейчас расстался с моей женой?
Яго. Кассио, генерал? Нет, конечно, я никак не думаю, чтобы он стал
удаляться крадучись, с таким виноватым видом при вашем приближении.
Отелло. Мне кажется, что это был он.
Дездемона. Что случилось, господин мой? Я говорила здесь с просителем,
с человеком, который томится тем, что вы недовольны им.
Отелло. С кем же это?
Дездемона. Как с кем? Да с вашим лейтенантом, с Кассио. Мой добрый
господин, если во мне есть хоть сколько-нибудь благодатной силы, чтобы
влиять на вас, примиритесь с ним сейчас же. Ибо, если он не один из тех,
которые искренне любят вас, если он совершил проступок не благодаря
заблуждению, а по злому умыслу, значит я не умею распознать честное лицо.
Прошу тебя, вороти его.
Отелло. Это он вышел сейчас отсюда?
Дездемона. Ну да, он. Такой приниженный, что он оставил мне часть своей
скорби, и я страдаю вместе с ним. Любовь моя, позови его, чтобы он вернулся.
Отелло. Нет, не сейчас, сладостная Дездемона {107}; когда-нибудь в
другой раз.
Дездемона. А это будет скоро?
Отелло. Ради вас, моя сладостная, я приближу срок.
Дездемона. Этим вечером за ужином?
Отелло. Нет, не этим вечером.
Дездемона. В таком случае завтра за обедом?
Отелло. Я не буду обедать дома. У меня назначена встреча в крепости с
офицерами.
Дездемона. Ну, так, значит, завтра вечером или во вторник утром, во
вторник в полдень или вечером, в среду утром, - прошу тебя назначить время.
Но пусть оно не превысит трех дней. Право, он полон раскаяния. Да и весь
проступок его, - хотя и говорят, что на войне нужно выбирать лучших два
примера, - по мнению людей непосвященных, едва ли заслуживает выговора даже
с глазу на глаз. Когда же можно будет прийти ему? Скажи мне, Отелло. Я
дивлюсь всей душой. Разве я отказала бы вам или стояла бы, как вы сейчас, в
нерешительности, если бы вы меня о чем-нибудь просили? Как, Микаэль Кассио,
который приходил вместе с вами сватать вас за меня? И часто, когда я дурно о
вас отзывалась, вступался за вас. Сколько усилий приходится тратить, чтобы
вернуть ему его место! Поверьте мне, я могла бы много сделать...
Отелло. Прошу тебя, довольно. Пусть приходит, когда захочет. Я не хочу
тебе ни в чем отказывать.
Дездемона. Да разве я что-нибудь выпрашиваю? Ведь это то же самое, как
если бы я просила вас носить перчатки, есть питательные кушанья, одеваться
потеплее, - словом, сделать что-нибудь полезное для вас же самих. Нет, когда
у меня будет просьба, которой я захочу испытать вашу любовь, она будет
касаться важного дела и будет ужасно трудной для исполнения.
Отелло. Я не хочу тебе ни в чем отказывать. Поэтому и ты исполни мою
просьбу: оставь меня на несколько минут наедине с самим собой.
Дездемона. Мне ли отказать вам? Нет! Прощайте, мой господин.
Отелло. Прощай, моя Дездемона. Я сейчас приду к тебе.
Дездемона. Эмилия, пойдем. Поступайте так, как вздумаете. Что бы вы ни
решили, я вам послушна. (Уходят с Эмилией.)
Отелло. Дивное создание! Да погибнет моя душа, но я тебя люблю! И если
я разлюблю тебя, вернется снова хаос.
Яго. Мой благородный господин...
Отелло. Что ты говоришь, Яго?
Яго. Когда вы искали руки госпожи моей, Микаэль Кассио знал о вашей
любви?
Отелло. От начала и до конца. Почему ты спрашиваешь?
Яго. Лишь для того, чтобы подтвердить свою мысль. Без всякого злого
умысла.
Отелло. Какую мысль, Яго?
Яго. Я не думал, что он был знаком с нею.
Отелло. О да! И не раз бывал посредником между нами.
Яго. В самом деле?
Отелло. В самом деле? Да, в самом деле, - ты разве что-нибудь видишь в
этом? Разве он не честен?
Яго. Честен, господин мой?
Отелло. Честен? Да, честен?
Яго. Насколько мне известно, господин мой.
Отелло; Ты хочешь этим что сказать?
Яго. Что сказать, господин мой?
Отелло. "Что сказать, господин мой!" Клянусь небом, он вторит мне, как
будто в мыслях его скрывается чудовище, слишком отвратительное, чтобы
показать его. В твоих словах подразумевается что-то. Я слышал, как ты только
что сейчас сказал, что это тебе не нравится, когда Кассио отошел от моей
жены. Что тебе не понравилось? И когда я сказал, что он был посвящен в тайну
моей любви к Дездемоне и знал все подробности моего ухаживания, ты
воскликнул: "В самом деле?" - и нахмурил и свел брови, как будто в эту
минуту ты замкнул в мозгу какую-то ужасную мысль. Если ты любишь меня,
покажи мне эту мысль.
Яго. Мой господин, вы знаете, что я люблю вас.
Отелло. Думаю, что любишь. И так как я знаю, что ты исполнен любви и
честности и взвешиваешь свои слова, прежде чем высказать их, тем более
пугают меня твои недомолвки. У лживых, вероломных плутов - это обычная
проделка. Но у честного человека такие недомолвки - тайные доносы {108},
идущие от сердца, над которым не властвует страсть.
Яго. В отношении Микаэля Кассио я готов поклясться, что считаю его
честным человеком.
Отелло. Я тоже так считаю.
Яго. Люди должны быть такими, какими кажутся. А те, которые не таковы,
какими кажутся, лучше бы они такими не казались.
Отелло. Конечно, люди должны быть такими, какими кажутся.
Яго. Ну вот, поэтому-то я и думаю, что Кассио честный человек.
Отелло. Нет, тут кроется что-то большое. Прошу тебя, говори со мной,
как со своими мыслями, передай весь ход твоих размышлений и найди худшие
слова для худших мыслей.
Яго. Мой добрый господин, простите меня. Хотя я по долгу и подвластен
вам в делах службы, я не подвластен в том, в чем даже рабы свободны.
Высказать свои мысли? Но предположим, что они подлы и лживы? Ведь где найти
такой дворец, куда бы порой не проникала гнусность? Чье сердце так чисто,
чтобы в нем не участвовали в сессиях и судебных заседаниях {109} нечистые
помыслы вместе с законными размышлениями?
Отелло. Ты становишься заговорщиком против своего друга, Яго, если,
думая, что его обидели, скрываешь от его слуха свои мысли.
Яго. Прошу вас, - ведь я, возможно, ошибаюсь в своей догадке, так как,
признаюсь, у меня от природы проклятая склонность следить за преступлениями,
и часто моя подозрительность видит проступки там, где их не существует, -
прошу вас, чтобы вы пока что, по мудрости своей, не обращали внимания на
слова человека, который так несовершенно строит предположения; и не
смущайтесь его случайными и непроверенными наблюдениями. Не послужило бы на
пользу вашему спокойствию и не было бы вам на благо, не было бы достойно
меня как мужчины, моей честности, не было бы мудрым с моей стороны, если бы
я открыл вам мои мысли.
Отелло. Что ты хочешь этим сказать?
Яго. Доброе имя для мужчины и женщины, мой дорогой господин, - самое
первое сокровище души. Тот, кто крадет мой кошелек, крадет хлам. Это сущий
пустяк. Кошелек был моим, теперь принадлежит ему, а до того был рабом тысяч.
Но тот, кто ворует у меня доброе имя, - крадет у меня то, что не обогащает
его, но воистину обращает меня в бедняка.
Отелло. Клянусь небом, я непременно узнаю твои мысли!
Яго. Вы не смогли бы этого сделать, если бы держали мое сердце в своей
руке; и не сделаете этого, пока я храню его в моей груди.
Отелло. Ха!
Яго. О, остерегайтесь, господин мой, ревности. Это зеленоглазое
чудовище, которое издевается над своей жертвой {110}. Тот рогоносец живет в
блаженстве, который сознает то, что выпало ему на долю, и не любит своей
обидчицы. Но, о, каково же считать проклятие минуты жизни тому, кто обожает,
но сомневается, подозревает, но сильно любит!
Отелло. О, это бедствие!
Яго. Тот, кто беден, но доволен, - богат, вполне достаточно богат. Но и
безграничные богатства бесплодны, как зима, для того, кто вечно боится стать
бедняком. Благие небеса, сохрани души всех сынов моего рода от ревности!
Отелло. Зачем, зачем это так?.. Ты думаешь, что я буду жить ревностью,
вечно следуя за изменениями луны новыми подозрениями? Нет. Начата
сомневаться - значит принять решение. Считай меня козлом, если я обращу
деятельность своей души на пустые, раздутые подозрения, на которые ты
намекаешь. Меня не сделать ревнивым, если сказать, что жена моя красива, ест
с удовольствием {111}, любит общество, свободна в речах, хорошо поет, играет
на музыкальных инструментах и танцует. Там, где есть добродетель, эти
качества лишь увеличивают ее. Тоже и то, что сам я беден достоинствами, не
возбудит во мне ни малейшего опасения, ни сомнения в ее верности. Ведь у нее
были глаза, и она сама выбрала меня. Нет, Яго: я должен увидеть, прежде чем
усомниться; усомнившись - доказать, а когда доказано, остается сделать
только одно, не больше - разом прочь и любовь и ревность.
Яго. Я этому рад. Теперь я могу откровенней показать вам мою любовь и
преданность. Поэтому выслушайте то, что я считаю своим долгом высказать вам.
Я пока что не говорю о доказательствах. Следите за вашей женой. Наблюдайте
за ней, когда она будет с Кассио. Наблюдайте без ревности, но и без излишней
уверенности. Я не хотел бы, чтобы вы, человек свободной и благородной души,
из-за вашего благодушия были обмануты. Следите за тем, чтобы этого не
случилось. Я хорошо знаю нравы нашей страны {112}: в Венеции только небо
видит проделки, которые они не осмеливаются показывать мужьям. Совесть их, в
лучшем случае, состоит не в том, чтобы не делать, но чтобы скрывать.
Отелло. Неужели это так?
Яго. Она обманула отца, выйдя за вас замуж. Когда она делала вид, что
дрожит и боится вашего вида, тогда-то она вас особенно сильно любила.
Отелло. Да, это правда.
Яго. Ну, вот я и говорю! Она, такая еще молодая, сумела притвориться и
отвести отцу глаза, - ведь он думал, что это колдовство... Но я достоин
порицания. Покорно прошу вас простить меня за то, что я вас слишком люблю.
Отелло. Я тебе обязан навсегда.
Яго. Я замечаю, что это немного смутило вас.
Отелло. Нисколько, нисколько.
Яго. Честное слово, боюсь, что да. Надеюсь, вы сочтете, что сказанное
мной было сказано из любви к вам. Но я вижу, что вы взволнованы. Я должен
просить вас не насиловать смысла моих слов, не делать из них более
существенных выводов и не вкладывать в них чего-нибудь большего, чем
подозрение.
Отелло. Хорошо.
Яго. Если бы вы это сделали, господин мой, моя речь привела бы к таким
гадким последствиям, которых я и в мыслях не имел. Кассио - мой достойный
друг. Мой господин, я вижу, что вы взволнованы.
Отелло. Нет, не очень... Я вполне уверен в том, что Дездемона честна.
Яго. Пусть долго живет она в таком случае! И вы живите долго за то, что
так думаете!
Отелло. И, однако, как же это природа, изменяя самой себе...
Яго. Да, в этом-то и все дело. Ведь, говоря с вами откровенно, не
ответить взаимностью многим искателям ее руки, ее соотечественникам,
одинакового с ней цвета, равным ей по знатности, наперекор тому, к чему
природа всегда стремится {113}, - фу!.. От этаких разит порочным желанием,
гнусной извращенностью, противоестественными мыслями... Но, простите меня, я
не утверждаю этого определенно о ней. Хотя я и боюсь, как бы она, вновь
подчинившись здравому смыслу, не начала сравнивать вашу внешность с
внешностью ее соотечественников и - что возможно - раскаялась бы.
Отелло. Прощай, прощай! Заметишь еще что-нибудь - сообщи мне. Устрой
так, чтобы и жена твоя наблюдала. Оставь меня, Яго.
Яго. Мой господин, позвольте откланяться,
Отелло. Зачем я женился? Этот честный малый, несомненно, видит и знает
больше, гораздо больше, чем говорит.
Яго. Мой господин, прошу вас разрешить мне просить вашу милость не
углубляться в это дело. Предоставьте все времени. Хотя и следовало бы
вернуть Кассио его должность, ибо, конечно, он исполняет ее весьма умело, -
однако, если вы его отдалите на некоторое время, вы тем самым лучше сможете
наблюдать и его и те средства, к которым он прибегает. Замечайте, будет ли
ваша жена настаивать на возвращении ему должности с упорной и пылкой
настойчивостью. Это многое обнаружит. А между тем думайте, что/'я уж
чересчур поддался страхам, - а у меня есть серьезные основания опасаться,
что я уж слишком им поддался, - и считайте ее невинной, умоляю вашу милость.
Отелло. Будь уверен в моем умении владеть собой.
Яго. Еще раз позвольте откланяться. (Уходит.)
Отелло. Этот малый исключительно честен, опытной душой он понимает все
оттенки человеческих отношений. Если я найду доказательство тому, что сокол
мой дичится и не поддается учению, хотя путы его и сделаны из самых крепких
жил моего сердца {114}, - свистну и пущу его по ветру {115}: пусть питается
тем, что пошлет ему судьба. Быть может, оттого, что я черен и не владею
даром приятной речи, как опытные волокиты, или оттого, что я перевалил в
долину лет, хотя и не настолько, - она ушла, я обманут, и утешением мне
должно быть презрение к ней. О проклятие брака! Оно - в том, что мы получаем
право назвать своими эти нежные создания, но не желания их! Я бы предпочел
быть жабой и питаться испарениями темницы, чем представить то, что люблю,
уголок для других. Но таково уже несчастие знатных людей, - у них меньше
преимуществ, чем у людей низшего состояния; таков уж их удел, неизбежный,
как смерть: этот рогатый недуг предопределен нам от самого рождения.
Дездемона идет. Если она лжива, - о, тогда значит, небо посмеялось над самим
собой! Я не верю этому!
Входят Дездемона и Эмилия.
Дездемона. Что случилось, мой дорогой Отелло? Обед готов, и знатные
жители острова, которых вы пригласили, ждут вас.
Отелло. Я виноват.
Дездемона. Почему вы говорите так тихо? Вы нездоровы?
Отелло. У меня болит лоб, вот здесь {116}.
Дездемона. Ей-богу, это от бессонницы. Это сейчас же пройдет, позвольте
только покрепче перевязать ваш лоб; в течение часа и следа не останется.
Отелло. Ваш платок слишком мал, не надо его. (Отстраняет платок, она
его роняет.) Пойдемте вместе.
Дездемона. Мне очень жалко, что вам нездоровится.
Отелло и Дездемона уходят.
Эмилия. Я рада, что нашла этот платок. Это был первый подарок ей на
память от мавра. Мой своенравный муж сотню раз приставал ко мне с просьбой
украсть его; но она так любила этот знак его любви, ибо он заклинал ее вечно
его хранить, что она всегда носит этот платок при себе, целует его и говорит
с ним. Я закажу платок с таким же узором и подарю его мужу. Только небо
знает, что он хочет с ним сделать, я этого не знаю. Я поступаю так только
для того, чтобы удовлетворить его прихоть.
Входит Яго.
Яго. Ну что? Что вы здесь делаете одна?
Эмилия. Не ругайтесь. У меня для вас есть вещица.
Яго. Вещица для меня? Вещь обычная...
Эмилия. А?
Яго. Иметь глупую жену.
Эмилия. Ах, вот как, и это все? А что вы мне дадите за этот платок?
Яго. Какой платок?
Эмилия. Какой платок? Да тот самый, первый дар мавра Дездемоне, тот
самый, который вы так часто просили меня украсть.
Яго. И ты его у нее украла?
Эмилия. Честное слово - нет. Она уронила его по небрежности, а я,
находясь здесь и воспользовавшись случаем, его подняла. Посмотрите, вон он.
Яго. Молодец девка! Отдай его мне.
Эмилия. Что вы хотите с ним сделать, если так серьезно настаивали,
чтобы я выкрала его?
Яго. А какое вам дело? (Вырывает у нее платок.)
Эмилия. Если это не для какой-нибудь важной цели, отдайте мне его.
Бедная госпожа, она сойдет с ума, когда хватится и не найдет его.
Яго. Молчите о том, что вы нашли платок. Он мне нужен. Ступайте,
оставьте меня.
Эмилия уходит.
Я оброню этот платок в квартире Кассио, пусть он его найдет. Безделицы,
легкие, как воздух, - для ревнующих подтверждения столь же убедительные, как
доводы священного писания. И этот платок может подействовать. Мавр уже
меняется под влиянием моего яда. Опасные подозрения по самой природе своей -
яды, которые сначала едва ли не приятны, но, начиная понемногу
воздействовать на кровь, горят, как рудники серы.
Входит Отелло.
Я так и говорил. Смотрите, вот он идет! Ни мак, ни мандрагора {117}, ни все
снотворные снадобья, которые существуют в мире, не возвратят тебе того
сладкого сна, которым ты еще вчера владел.
Отелло. Ха! Не верна мне?
Яго. Что с вами, генерал? Довольно думать об этом.
Отелло. Прочь! С глаз долой! Ты вздернул меня на дыбу. Клянусь, лучше
быть во многом обманутым, чем немного знать об обмане.
Яго. Ну что вы, мой господин!
Отелло. Разве я ощущал похищенные ею у меня и проводимые ею в похоти
часы? Я этого не видел, не думал об этом, это мне не причиняло вреда. Я
хорошо спал ночью, много ел, был свободен духом и весел. Я не находил
поцелуев Кассио на ее губах. Тот, кто ограблен, если он не хватится того,
что у него украли, пусть только не знает о грабеже, - не ограблен ни в чем.
Яго. Мне очень жаль, что я это слышу.
Отелло. Я был бы счастлив, если бы весь лагерь, саперы {118} и все
остальные солдаты вкусили ее сладостного тела, лишь бы я не знал об этом. О,
теперь навек прощай, спокойный дух! Прощай, душевное довольство! Прощайте,
пернатые войска и великие войны, превращающие честолюбие в доблесть! О,
прощай, прощай, ржущий конь {119} и звонкая труба, возбуждающий дух барабан,
пронзительная флейта, царственное знамя и все достоинства - великолепие,
| |
| Просмотров: 285 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры