| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Отелло, венецианский мавр, Страница 2
Шекспир Вильям - Отелло, венецианский маврурывками и не сосредоточившись. Я согласился. И часто вызывал у нее
слезы, когда я говорил о бедственных ударах, которые претерпел в юности.
Когда я закончил свой рассказ, она меня наградила за труд целым миром
вздохов {35}; она клялась, что, ей-богу, это удивительно, поразительно; это
жалостно, невыразимо жалостно! Она желала бы и не слышать про это, но и
желала бы, чтобы небо создало ее таким мужчиной {36}. Она благодарила меня.
И просила меня, если есть у меня друг, который любит ее, научить его
рассказывать мою повесть, и это заставит ее согласиться выйти за него замуж.
Услыхав этот намек, я сказал, что она полюбила меня {37} за те бедствия,
которые я пережил, а я ее - за сострадание к ним. Это единственное
колдовство, к которому я прибег. Вот идет синьора. Пусть она
засвидетельствует мои слова.
Входят Дездемона, Яго и офицеры.
Дож. Думаю, и мою дочь покорил бы этот рассказ. Добрый Брабанцио,
примиритесь с тем, чего уж не поправишь. Люди предпочитают сражаться хотя бы
сломанным оружием, чем голыми руками {38}.
Брабанцио. Прошу вас, выслушайте ее: если она признается, что сама
наполовину способствовала их сближению, да падет гибель на голову мою, когда
я стану укорять этого человека. Подойдите сюда, сударыня. Усматриваете вы в
этом благородном собрании того, кому обязаны вы наибольшим повиновением?
Дездемона. Мой благородный отец, я усматриваю здесь, что долг мой
раздвоен: вам обязана я жизнью и воспитанием. Жизнь и воспитание учат меня,
как почитать вас. Вы - господин моего долга, и, насколько мне велит долг, я
- ваша дочь. Но вот мой муж. И я утверждаю, что тот долг, который в
отношении вас исполняла моя мать, предпочитая вас своему отцу, я вправе
исполнить в отношении мавра, моего господина.
Брабанцио. Бог с тобой! Я все сказал. Прошу вас, ваша светлость,
обратимся к государственным делам. Лучше бы я имел приемную дочь, чем
родную. Подойди сюда, мавр. От всей души отдаю тебе то, что, если бы ты этим
уже не владел, от всей души схоронил бы от тебя. (К Дездемоне.) Благодаря
вам, сокровище мое, я душевно рад, что у меня нет других детей. Твой побег
научил бы меня быть тираном, и я надел бы на них колодки. Я все сказал.
Дож. Разрешите мне выступить от вашего имени и высказать афоризм {39},
который сможет послужить любящим ступенькой к достижению вашего
расположения. Когда нет средств исправить случившееся и когда убеждаешься в
худшем, тогда исчезает скорбь, которая еще недавно питалась надеждой.
Оплакивать минувшее несчастье - вернейшее средство накликать новое. Нельзя
спасти то, что отнимает судьба, но терпение превращает обиду, нанесенную
судьбой, в шутку. Обворованный, если он улыбается, тем самым крадет кое-что
у вора; предающийся же бесполезной скорби обворовывает самого себя.
Брабанцио. Так пусть же турки отнимут у нас Кипр: ведь мы его не
потеряем, если будем улыбаться. Тому легко выслушивать такие афоризмы, кто
ничего не переживает, а только слушает щедрые утешения. Но тому, кто, чтобы
расплатиться со своей скорбью, должен брать взаймы у нищего терпения,
приходится переносить вдвойне: и афоризмы и собственное горе. Такие афоризмы
двусмысленны, так как в одинаковой степени способны и подсластить горе и
растравить раны. Но слова - только слова. Я еще не слыхал, чтобы раненое
сердце можно было излечить словами. Покорнейше прошу вас обратиться к
государственным делам {40}.
Дож. Турки, закончив мощную подготовку, плывут к Кипру. Отелло, вам
лучше, чем кому-либо, известна обороноспособность этого острова. И хотя у
нас там есть наместник признанных достоинств, однако общее мнение, этот
верховный властелин успеха, считает вас более надежным. Вы должны поэтому
согласиться омрачить блеск вашей удачи более суровым и шумным предприятием.
Отелло. Почтенные сенаторы, тиран-привычка превратила для меня ложе
войны, сделанное из кремня и стали, в трижды взбитую пуховую постель.
Сознаюсь, что я нахожу в тяжелых испытаниях естественную и живую радость. Я
готов принять участие в настоящей войне против оттоманов. Поэтому, покорно
склоняясь перед вашим собранием, я прошу вас должным образом устроить мою
жену, предоставив ей жилище и содержание, удобства и прислугу соответственно
ее воспитанию.
Дож. Если вы не возражаете, она может жить у отца.
Брабанцио. Я не согласен.
Отелло. Ни я.
Дездемона. Ни я. Я не хочу находиться там, чтобы, постоянно попадаясь
отцу на глаза, возбуждать его нетерпеливые мысли. Светлейший дож, склоните
благосклонный слух к моей искренней речи, и пусть ваш голос окажет поддержку
моей простоте.
Дож. Чего хотите вы, Дездемона?
Дездемона. О том, что я полюбила мавра, чтобы жить с ним, открытое
нарушение мной отцовской воли и презрение к житейским выгодам {41} пусть
трубят на весь мир. Сердце мое покорено достоинствами {42} моего господина
{43}. Я увидала лицо Отелло в его душе. Его чести и его воинской доблести
посвятила я душу и судьбу мою. Итак, дорогие синьоры, если я останусь здесь
мирным мотыльком, а он отправится на войну, я лишусь того, за что люблю его,
и в его отсутствие переживу тяжелое время. Позвольте мне ехать с ним.
Отелло. Подайте голоса, сенаторы. Прошу вас - пусть воля ее найдет
свободный путь. Да будет мне свидетелем небо, не потому прошу об этом, чтобы
удовлетворить свою чувственность, утолить жар - ведь чувства юности уже
угасли во мне - и доставить себе личное наслаждение, но чтобы дать щедрую
свободу ее душе. И да сохранит вас небо от мысли, чтобы я стал пренебрегать
вашим важным и великим делом потому, что она будет вместе со мной. Нет, если
легкие игры крылатого Купидона затемнят сладостной беспечностью мои
умственные способности и умение нести службу, если развлечения повредят
возложенному на меня делу, пусть хозяйки обратят мой шлем в кухонный котелок
и пусть моя слава подвергнется недостойным и постыдным неудачам.
Дож. Пусть будет так, как вы решите меж собой - оставаться ли ей, или
ехать. Дело требует поспешности, и нужно действовать быстро.
1-й сенатор. Вам нужно ехать сегодня в ночь {44}.
Отелло. Готов от всей души.
Дож. В девять утра мы снова здесь соберемся. Отелло, оставьте
кого-нибудь из ваших офицеров, он отвезет вам наши поручения, а также такой
приказ о вашем назначении, который внушит к вам должное уважение.
Отелло. С разрешения вашей светлости я оставлю своего знаменосца. Он
человек верный и честный. Ему поручаю я привезти жену мою, а также все то,
что ваша светлость найдет нужным переслать ко мне.
Дож. Пусть будет так. Всем доброй ночи! (К Брабанцио.) Благородный
синьор, если душевные качества равноценны чарующей красоте, ваш зять гораздо
более светел, чем черен.
1-й сенатор. Прощайте, храбрый мавр! Будьте ласковым к Дездемоне.
Брабанцио. Смотри за ней, мавр, если есть у тебя глаза, чтобы видеть.
Она обманула своего отца, может обмануть и тебя.
Дож, сенаторы, офицеры и другие уходят.
Отелло. Жизнью ручаюсь за ее верность. Честный Яго, тебе оставляю я мою
Дездемону; прошу тебя, пусть жена твоя находится при ней. Приезжай с ними,
когда представится наиболее благоприятный случай... Пойдем, Дездемона.
Только час могу я провести с тобой и посвятить его любви, делам и нужным
распоряжениям. Мы должны повиноваться требованиям времени.
Отелло и Дездемона уходят.
Родриго. Яго...
Яго. Что скажешь, благородная душа?
Родриго. Как ты думаешь, что я собираюсь сделать?
Яго. Лечь в постель и заснуть.
Родриго. Я немедленно утоплюсь.
Яго. Если ты это сделаешь, я тебя разлюблю. К чему это, глупая голова?
Родриго. Глупо жить, когда жизнь - страдание. Нам предписано умереть,
если смерть - наш врач.
Яго. О гнусная чепуха! Я гляжу на белый свет четыре семилетия. И с тех
пор как я научился различать выгоду от убытка, я еще не нашел человека,
умеющего любить себя. Прежде чем решить утопиться из-за любви к проститутке
{45}, я обменялся бы своей человеческой природой с павианом.
Родриго. Что же мне делать? Признаюсь, мне самому стыдно, что я так
влюблен. Но мне не дано исправить это {46}.
Яго. Не дано... Ерунда! Быть тем или другим зависит от нас самих. Наше
дело - сад, а садовник в нем - наша воля. Захотим ли мы засеять этот сад
крапивой или салатом, растить в нем иссоп или полоть в нем тмин; иметь в нем
один сорт трав или несколько разных; сделать его бесплодным благодаря
запущенности или заботливо его обрабатывать, - сила и власти изменить все
это зависит от нашей воли. Если бы у весов нашей жизни {47} не было чаши
рассудка для уравновешивания чаши чувственности, наши страсти и низость
нашей природы довели бы нас до самых нелепых последствий. Но у нас есть
рассудок, чтобы охлаждать наши неистовые порывы, побуждения плоти и
необузданную похоть; поэтому я считаю то, что вы называете любовью, всего
лишь побегом или ростком {48}.
Родриго. Этого не может быть.
Яго. Просто похотливая страсть и потворство воли. Полно, будь мужчиной.
Утопиться! Топи кошек и слепых щенят. Я объявил себя твоим другом и
признаюсь, что привязан к твоим достоинствам канатами прочной крепости. Я
еще никогда не мог быть тебе настолько полезным, как теперь. Насыпь денег в
кошелек. Отправляйся на войну, измени свое лицо поддельной бородой. Говорю
тебе, насыпь денег в кошелек. Невозможно, чтобы любовь Дездемоны к мавру
продолжалась долго, - насыпь денег в кошелек, - невозможно, чтобы и он долго
любил ее. Начало любви было бурным, и ты увидишь столь же бурный разрыв,
насыпь только денег в кошелек. Эти мавры изменчивы в своих желаниях, - набей
кошелек деньгами. Пища, которая для него теперь вкусна, как саранча {49},
скоро будет для него горька, как колоквинт {50}. И она должна по молодости
измениться. Когда она пресытится его телом, она увидит, как ошиблась в
выборе. Ей нужна будет перемена, непременно будет нужна. Поэтому насыпь
денег в кошелек. Если ты непременно хочешь погубить свою душу, выбери для
этого более приятный способ, чем утопиться. Собери денег, сколько можешь.
Если лицемерная святость и пустые клятвы бродячего варвара и сверхлукавой
венецианки не пересилят моей смышлености и стараний целого ада, ты
насладишься ею. Поэтому достань денег. К черту топиться! Это совершенно не к
месту. Скорее уж старайся, чтобы тебя повесили после того, как ты
удовлетворишь свое желание, чем утопиться, не обладав ею.
Родриго. Ты будешь мне помогать, если я буду надеяться на успех?
Яго. Положись на меня. Ступай достань денег. Я часто говорил тебе и
повторяю снова: я ненавижу мавра. Это крепко сидит в моем сердце. И у тебя
имеется не меньше оснований. Давай объединимся в нашей мести. Если тебе
удастся наставить ему рога, ты доставишь себе удовольствие, мне -
развлеченье. Во чреве времени скрыто много событий, которые явятся на свет.
Марш! Ступай! Доставай денег. Мы еще завтра поговорим об этом. Прощай!
Родриго. Где мы встретимся утром?
Яго. У меня.
Родриго. Я приду к тебе пораньше.
Яго. Ступайте. Будьте здоровы. Слышите, Родриго?
Родриго. Что такое?
Яго. О том, чтобы утопиться, больше ни слова. Слышите?
Родриго. Я теперь - другой человек. Пойду и продам все свои земли.
(Уходит.)
Яго. Так-то всегда делаю я одураченного мною глупца кошельком моим. Ибо
это было бы осквернением лично приобретенного мною опыта, если бы я стал
тратить время с такой вороной не ради потехи и выгоды. Я ненавижу мавра. И
многие полагают, что он исполнял мою службу в моей постели. Я не знаю,
правда ли это. Но я из одного лишь подозрения в подобного рода делах
поступлю, как если бы был убежден в самом факте. Он хорошо относится ко мне.
Тем легче поддастся он моему намерению. Кассио красив собою. Подумаем, как
поступить. Занять должность Кассио и дать торжествовать моей воле в двойной
подлости... Но как, как?.. Подумаем... Через некоторое время начать
отравлять слух Отелло словами о том, что Кассио слишком короток с его женой.
У него такая внешность и такое приятное обхождение, что его можно
заподозрить. Он создан, чтобы толкать женщин на измену. Мавр - по природе
человек свободной и открытой души {51}. Он считает честными тех людей,
которые такими только кажутся, и позволит так же покорно провести себя за
нос, как осел... Найдено! Зачатие свершилось. Ад и ночь произведут на свет
это чудовищное порождение. (Уходит.)
АКТ II
СЦЕНА 1
Кипр {62}; Входят Монтано и два офицера.
Монтано. Не видно ли чего на море с мыса?
1-й офицер. Ничего. Волны вздымаются высоко. Между небом и водой я не
могу различить ни одного паруса.
Монтано. Громко поговорил ветер и на суше. Еще никогда не потрясал наши
укрепления такой шторм. Если он так же буйствовал и на море, разве смогут
выдержать дубовые ребра, когда на них рушатся водяные горы? Что в результате
этого услышим мы?
2-й офицер. Что турецкий флот рассеян. Ведь только стань на пенящийся
берег, кажется, что разгневанная волна бьет в облака; кажется, что
потрясаемый ветром вал с высокой и чудовищной гривой обдает водой горящую
Большую Медведицу и гасит стражей вечно неподвижного полюса {53}. Я еще
никогда не видал такого смятения на разгневанном море.
Монтано. Если турецкий флот не укрылся в бухту, он потонул. Он не смог
выдержать такой бури...
Входит 3-й офицер.
3-й офицер. Новость, ребята! Война закончена! Отчаянная буря так
ударила по туркам, что предприятию их конец. Благородный корабль из Венеции
был свидетелем того, как большая часть их флота претерпела бедственную
гибель или пострадала.
Монтано. Как! Неужели это правда?
3-й офицер. Корабль вошел в гавань. Веронец Микаэль Кассио {54},
лейтенант воинственного мавра Отелло, сошел на берег. Сам мавр еще в море.
Он назначен правителем Кипра со всеми полномочиями.
Монтано. Я этому рад. Он достойный правитель.
3-й офицер. Но этот самый Кассио, хотя он и говорит с облегчением о
гибели турок, смотрит печально и молится о спасении мавра. Ибо мрачная и
свирепая буря разлучила их.
Монтано. Да спасет его небо! Я служил под его начальством; этот человек
умеет начальствовать, как совершенный воин. Идемте на берег. Эй! Посмотрим
на корабль, который вошел в гавань, и будем всматриваться вдаль, ожидая
храброго Отелло, - туда, где море сливается с воздушной синевой.
3-й офицер. Пойдемте. Ибо каждую минуту можно ожидать его прибытия.
Входит Кассио.
Кассио. Благодарю храбрых мужей этого воинственного острова за то, что
вы цените мавра! О, да подаст ему небо защиту против стихий, ибо я потерял
его в опасном море!
Монтано. Его корабль надежен?
Кассио. Судно построено из крепкого дерева, а капитан опытен и испытан.
Поэтому моя надежда, еще не пресытившаяся до смерти ожиданием, смело ждет
исцеления {55}.
Крики за сценой {56}: "Парус! Парус! Парус!"
Входит 4-й офицер.
Что это за шум?
4-й офицер. Город опустел. На морском берегу люди стоят рядами и
кричат: "Парус!"
Кассио. Надежда подсказывает мне, что это правитель.
Пушечный выстрел.
2-й офицер. Приветственный салют с корабля. Во всяком случае это
друзья.
Кассио. Прошу вас, синьор, пойдите и узнайте, кто прибыл, и сообщите
нам.
2-й офицер. Иду. (Уходит.)
Монтано. Скажите, любезный лейтенант, ваш генерал женат?
Кассио. И весьма счастливо. Он добыл девушку, которая превосходит
описания и шумную славу и которая выше стилистических ухищрений хвалебных
стихов. В природной одежде мироздания она украшает творца {57}.
Возвращается 2-й офицер
Что нового? Кто прибыл?
2-й офицер. Некий Яго, знаменосец генерала.
Кассио. Он совершил плавание под благоприятным и счастливым
покровительством: самые бури, взволнованное море, воющие ветры, зазубренные
скалы и собравшиеся вместе пески - предатели, погрузившиеся в глубину, чтобы
захватить безвинный киль корабля, - как бы обладая чувством прекрасного,
изменили своей смертоносной природе и пропустили безопасно божественную
Дездемону.
Монтано. Кто это такая?
Кассио. Та, о которой я говорил, - начальница нашего великого
начальника. Сопровождать ее поручено храброму Яго, чье прибытие сюда
предвосхищает наши ожидания на семь дней. Великий Юпитер {58}, охрани
Отелло, наполни паруса его твоим мощным дыханием, чтобы он смог осчастливить
эту бухту своим гордым кораблем, дышать порывистым дыханием любви в объятиях
Дездемоны, оживить наш упавший дух новым пылом и принести успокоение всему
Кипру! О, смотрите!
Вошли Дездемона, Эмилия, Яго и Родриго.
Богатство корабля сошло на берег. О мужи кипрские, склоните перед ней
колена! Привет тебе, госпожа! Да окружит тебя со всех сторон небесная
благодать!
Дездемона. Благодарю вас, доблестный Кассио. Что вы скажете мне о моем
муже?
Кассио. Он еще не прибыл. Знаю только, что он здоров и скоро будет
здесь.
Дездемона. Ах, я боюсь... Как разлучились вы с ним?
Кассио. Великая борьба моря и небес разлучила нас... Но чу! корабль!
Крики за сценой: "Парус! Парус!" Пушечный выстрел.
2-й офицер. Корабль приветствует нашу крепость. Это тоже друзья.
Кассио. Узнайте, кто приехал.
Входит 2-й офицер.
Добрый знаменосец, привет вам. (Эмилии.) Привет, сударыня. Пусть не
раздражит вас, добрый Яго, что я дозволю себе эту вольность. Мое воспитание
разрешает мне это смелое выражение галантности. (Целует Эмилию {59}.)
Яго. Синьор, если бы она угостила вас губами так же щедро, как она
постоянно угощает меня языком, вам бы это опротивело.
Дездемона. Бедняжка, она совсем неговорлива.
Яго. Слишком говорлива, честное слово. Я постоянно в этом убеждаюсь,
когда хочу спать. Черт возьми, это только в вашем присутствии, синьора, -
ручаюсь в этом, - она придерживает язык и ругается мысленно.
Эмилия. У вас нет оснований так говорить.
Яго. Ну, ну!.. Вне дома все вы - картинки, колокольчики в гостиных
{60}, дикие кошки на кухне, святые, когда обижаете, дьяволы, когда вас
обижают, бездельницы в хозяйстве, зато хозяйки в постели.
Дездемона. Фу, стыдно, клеветник!
Яго. Нет, это правда, назовите меня иначе турком. Вы встаете, чтобы
бездельничать, а ложитесь, чтобы работать.
Эмилия. Вы мне не напишите похвального слова.
Яго. Нет, уж лучше мне его не писать.
Дездемона. Что бы ты написал обо мне {61}, если бы сочинял в мою честь
похвальное слово?
Яго. О благородная синьора! не принуждайте меня к этому. Ибо вне
критики я - ничто.
Дездемона. Полно, попробуй. Кто-нибудь пошел в гавань?
Яго. Да, синьора.
Дездемона. Мне невесело. Но я обманываю себя кажущейся веселостью. Ну,
как бы ты хвалил меня?
Яго. Сейчас. Но, честное слово, моя фантазия так же трудно отделяется
от башки, как птичий клей {62} от сукна: вырывает вместе с собой мозги и все
прочее. Однако моя муза рожает, и вот что она произвела на свет. Если
женщина красива и умна, если в ней красота и ум, то красота создана для
использования, ум - чтобы использовать красоту.
Дездемона. Замечательная похвала! А если она черна, да умна?
Яго. Если она черна, но умна, она найдет белого красавца под стать
своей черноте.
Дездемона. Час от часу не легче.
Эмилия. А если она красива и глупа?
Яго. Та, что красива, не может быть глупа. Ведь ее безумие {63} и
помогло ей родить наследника.
Дездемона. Все это старые глупые парадоксы, которые заставляют смеяться
дураков в пивных. Какую жалкую похвалу воздашь ты уродливой и глупой?
Яго. Нет женщины столь уродливой и глупой, которая не умела бы делать
те же гнусные шалости, которые делают умные и красивые.
Дездемона. О глубокое невежество! Худшему ты воздаешь лучшую похвалу.
Но как бы восхвалил ты действительно достойную женщину - ту, за безусловные
качества которой поручилось бы само злословие?
Яго. Та, что красива и нетщеславна, владеет даром речи, но не болтлива,
имеет избыток золота, но не одевается в яркие платья, сдерживает свои
желания и вовремя говорит: "Теперь можно"; та, которая, если рассердить ее,
готова вспыхнуть гневом, но умеет подавить обиду и отогнать от себя чувство
недовольства; та, которая в мудрости своей никогда не бывала столь
непостоянной, чтобы заменить голову трески хвостом лосося 64; та, что умеет
думать, но никогда не открывает своих мыслей, видит, что за ней следуют
поклонники, но не оглядывается, - вот такой человек, если только есть на
свете такой человек...
Дездемона. Годен на что?
Яго. На то, чтобы кормить грудью дураков и вести счет выпитому жидкому
домашнему пиву {65}.
Дездемона. О, какое слабое и бездарное заключение! Не учись у него,
Эмилия, хотя он и твой муж. Что вы скажете, Кассио? Разве это не бесстыдный
и распутный советчик?
Кассио. Синьора, он говорит без прикрас. Его легче оценить как солдата,
чем как ученого.
Яго (в сторону). Он берет ее за кисть руки. Прекрасно, продолжайте
шептаться. В эту маленькую паутину я поймаю такую большую муху, как Кассио!
Да, улыбайся ей, улыбайся. Я запутаю тебя в твоей собственной галантности.
(Вслух.) Вы говорите правду: это так в самом деле {66}. (В сторону.) Если
эти фокусы лишат вас места лейтенанта, вам бы лучше не целовать так часто
кончики трех пальцев {67}, щеголяя галантностью манер. Прекрасно,
замечательный поцелуй! Великолепная галантность! Это в самом деле так {68}.
Снова пальцы к губам? Я хотел бы для вашей же пользы, чтобы они были
клистирными трубками {69}.
Звук трубы за сценой.
Это мавр. Я знаю звук его трубы.
Кассио. В самом деле, это он.
Дездемона. Встретим его, примем его!
Кассио. Смотрите, вот он идет.
Входит Отелло со свитой.
Отелло. О мой прекрасный воин!
Дездемона. Мой дорогой Отелло!
Отелло. Я охвачен столь же великим удивлением, как и великой радостью
видеть вас здесь перед собой. О радость моей души! Если после каждой бури
наступает такая тишь, пусть дуют ветры, пока не разбудят смерть; пусть
борющийся корабль забирается на водяные горы, высокие, как Олимп, и снова
ныряет в бездну, столь же глубокую, как бездна, отделяющая рай от ада. Если
бы нужно было сейчас умереть, это было бы величайшим счастьем. Ибо боюсь,
радость души моей настолько совершенна, что другого утешения, подобного
этому, уже не последует в неведомой грядущей судьбе.
Дездемона. Да подаст небо, чтобы наша любовь и наше счастье возрастали
вместе с днями нашей жизни.
Отелло. Аминь, сладостные силы неба! Я не могу высказать всей моей
радости. Слова останавливаются здесь {70}. Слишком много радости.
Они целуются {71}.
Пусть это и это {72} будет единственным раздором наших сердец!
Яго (в сторону). О, вы хорошо настроены! Но я спущу колки, от которых
зависит эта музыка, клянусь своей честностью.
Отелло. Пойдем в замок. Новость, друзья: война закончена, турки
потонули. Как поживают мои старые знакомые на этом острове? Медовая моя, вы
будете желанной на Кипре. Меня здесь очень любили. О сладость моя, я болтаю
беспорядочно, я заговариваюсь от радости. Прошу тебя, добрый Яго, сходи в
бухту и выгрузи с корабля мои сундуки. Отведи капитанам замок. Это хороший
капитан, и его достоинства заслуживают уважения. Пойдемте, Дездемона, еще
раз приветствую вас на Кипре.
Отелло, Дездемона и свита уходят.
Яго. Немедленно ступай в гавань. Мы там встретимся. Поди сюда. Если в
тебе есть доблесть, - ведь говорят, что в природе низких людей, когда они
влюбляются, пробуждается благородство большее, чем свойственно им от
рождения, - слушай меня. Лейтенант сегодня ночью дежурит в кордегардии.
Во-первых, должен сказать тебе следующее: Дездемона решительно влюблена в
него.
Родриго. В него? Это невозможно.
Яго. Положи палец так, и пусть душа твоя внемлет поучению. Ведь ты
знаешь, как бурно она влюбилась в мавра только за то, что он хвастал и нес
перед ней фантастическую ложь. Значит ли это, что она всегда будет любить
его за болтовню? Пусть мудрое сердце твое этого не думает. Глазам ее нужна
пища. А какая ей радость смотреть на черта? Когда кровь охладится
наслаждением, необходимо, чтобы вновь воспламенить кровь и возбудить у
пресыщенности свежий аппетит, - приятное лицо, соответствие возраста, уменье
держать себя, внешняя привлекательность: все то, чего недостает мавру. И вот
благодаря отсутствию этих условий ее тонкие и нежные ощущения начнут
&nbs 
| |
| Просмотров: 352 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры