Как дочь должна ты правду отвечать.
О господи, спаси! Какая мука!
Что за вопросы? Что за катехизис?
Ответьте правду мне: как ваше имя?
Что ж, я не Геро? Кто чернить посмеет
Напраслиною это имя?
Она сама чернит свое же имя.
С кем разговор вели вы прошлой ночью
Из вашего окна в полночный час?
Когда вы девушка, ответьте прямо.
Ни с кем не говорила в это время.
Не девушка вы, значит. - Леонато,
Мне очень жаль, но я клянуся честью, -
Я сам, мой брат и этот бедный граф,
Мы слышали и видели в час ночи,
Как из окна она вела беседу
С каким-то неизвестным негодяем;
Речь шла о множестве свиданий тайных,
У них бывавших раньше.
Фи, даже невозможно повторить
Бесстыдные слова!
Язык не повернется, и стыдливость
Не позволяет произнесть. Печально,
Сударынька, что так порочны вы.
О Геро, Геро, если б ты была
Хоть вполовину сердцем и душою
Прекрасна, как прекрасна ты лицом!
Прощай, поблекший блеск! Навек прощай,
Ты, чистый грех, греховность чистоты!
Из-за тебя я от любви запрусь,
Сомнением запечатлею веки,
Красу навек со злом соединю
И ничего считать не буду милым!
Кто даст мне нож, чтобы с собой покончить!
Что с вами? Падаете вы, кузина?
Уйдем. Открытие таких вещей
Лишило чувств ее.
[Уходят дон Педро, дон Хуан и Клавдио.
Что с нею?
Умерла... На помощь, дядя!
Ну, Геро! Дядя! Батюшка! Синьор!
Судьба, не отклоняй руки тяжелой!
Смерть - лучшее для срама покрывало,
Какого можем пожелать.
Кузина!
Утешьтесь, Беатриче.
Очнулась?
А почему ей не очнуться?
Как почему? Когда любой предмет
Кричит ей: "срам!", когда не опровергла
Она проступка, что румянец выдал, -
Зачем живет? Зачем глаза открыла?
Когда б я знал, что не умрешь ты вскоре,
Что стыд не заглушит дыханья жизни,-
Я сам бы в дополнение к упрекам
Тебя убил! Жалел ли я когда,
Что ты одна дана мне от природы?
Одной доволен был. - Довольно слишком
Мне и одной тебя. Зачем одна?
Зачем для глаз была ты так мила мне?
Зачем не взял я благостной рукою
Подкидыша из нищенской семьи?
Когда бы он таким стыдом покрылся,
Сказать бы мог я: "Не мое рожденье,
И срам идет от неизвестных чресл".
Но ты моя любовь, моя отрада,
Моя ты гордость, более моя,
Чем сам я мог бы сделаться моим
Своими силами! И ты упала
В такую грязь, что в океане капель
Не хватит, чтоб омыть ее, и соли,
Чтоб, засолив, предохранить от тленья
Гнилое тело!
Сударь, удержитесь!
Что до меня, я прямо в изумленье:
Не знаю, что сказать.
Клянусь душой, ее оклеветали!
Вы прошлой ночью спали вместе с нею?
Не с нею, нет. Но до последней ночи
Двенадцать месяцев мы спали вместе.
Всё ясно, ясно! Всё это стоит
Незыблемо, как на железных скрепах!
Как! Оба принца лгут? Как, лжет и Клавдио,
Любивший так ее, что слезы лил,
Коря позором? Прочь! Пускай умрет!
Послушайте меня.
Молчал я долго, предоставив делу
Идти своим путем; но наблюдал
Всё время я за нею. Сотню раз
Румянец, беглый быстро загорался
В ее лице, и сотню раз сменяла
Румянец этот ангельская бледность.
Огонь в глазах ее спалить готов был
Напраслины, что принцы возводили
На честь девичью. Пусть слыву безумием,
Не верьте ни словам, ни наблюденьям,
Что опыт долголетний подтверждает,
Почерпнутый из книг, не верьте годам,
Ни уважению ко мне, ни сану,-
Коль не напрасно это обвиненье.
Здесь - злая клевета.
Нет, быть не может.
В ней капля честности еще осталась,
Что ложной клятвой не дает вину
Отяжелять. Она не отрицает.
Зачем же извиненьем прикрывать,
Что в наготе своей так ясно видно?
С кем обвиняют вас в связи преступной?
Кто обвинял, тот знает; но не я.
Когда хоть одного мужчину знаю,
С которым преступила б долг девичий,
Пощады не давайте мне! - Отец,
Мне докажи, что с кем-нибудь я ночью
Вела беседу, с кем-нибудь встречалась
В час неурочный - и тогда кляни,
И отрекись, и до смерти замучай.
В какую-то ошибку впали принцы.
Но двое честностью своей известны;
И если разум их поколебался,
Тому виною дон Хуан - бастард {*},
{* Незаконнорожденный.}
Который вечно ищет сделать подлость.
Не знаю. Если правду говорили,
Своей рукой убью. Оклеветали,-
Тогда они услышат обо мне.
Нет, время кровь во мне не иссушило,
И возраст не лишил меня рассудка,
Имущество свое я не утратил,
Друзей не растерял в невзгодах жизни
Найдутся для обидчиков нежданно
И сила в теле, и запас ума,
И средства, и подмога от друзей,
Чтоб расквитаться с ними.
Погодите
И выслушайте прежде мой совет.
Ведь вашу дочь сочли умершей принцы,-
Так, потихоньку спрятавши ее,
Скажите, что мертва на самом деле;
Весь дом затем оденьте в пышный траур,
На усыпальнице своей фамильной
Повесьте эпитафию, обряды,
Что похорон касаются, свершите.
К чему же это может привести?
Когда всё это выполним искусно,
Ей польза будет: сменит клевету
Раскаянье,- а это уж не мало.
Но не для этой цели я придумал
Свой странный план: ведет он много дальше.
Услышавши, что умерла она
Как раз в минуту тяжких обвинений,
Проникнутся все жалостью и станут
Оплакивать судьбу ее. Устроен
Так мир, что мы достоинств не находим
В том, что имеем, но когда утратим,
Что не ценили, тотчас же начнем
Отыскивать достоинства такие,
Каких не замечали. Так и тут:
Услышит Клавдио, что умерла
Она от слов его - и тень от милой
Проникнет в кузницу воображенья;
И все из облика погибшей милой,
В наряд еще прелестнейший облекшись,
Еще сильней волнуя, чем при жизни,
Пред взорами души его предстанет,
Как бы совсем живое. Если вправду
Любил ее, он сердцем огорчится,
Зачем ее подверг он обвиненьям,
Хотя бы верными он их считал.
Устройте так - и я не сомневаюсь,
Что всё окончится благополучней,
Чем высказанные предположенья!
А если взял прицел я мимо цели,
То слух о смерти девушки поможет
Снять с памяти позорное пятно
И в крайнем случае даст вам возможность
Укрыть ее запятнанное имя
В обители какой-нибудь священной,
Вдали от толков, взоров и обид.
Последуйте совету, Леонато.
И хоть известно вам, что близок я
И Клавдио, и принцу, - вам клянусь
Хранить молчание и в вашем деле
Быть верным, как верны у вас друг другу
Душа и тело.
Я в потоке горя
Готов за всё схватиться.
Прекрасно. А теперь, друзья, вперед!
Болезнь тяжка, - так тяжко и леченье.
Чтоб жизнь себе вернуть, она умрет,
Быть может, лишь замедлив обрученье.
[Уходят все, кроме Бенедикта и Беатриче
Вы всё это время плакали, Беатриче?
Да. И долго еще собираюсь плакать.
Мне бы не хотелось этого.
Вам и незачем хотеть этого. Я плачу не по заказу.
Я уверен, что кузину вашу оклеветали.
Большую бы мне услугу оказал человек, который доказал бы ее невиновность!
А есть способ оказать вам эту дружескую услугу?
Способов-то много, да друзей мало.
Мужчина может за это взяться?
Да, это дело мужское; не ваше только.
Я люблю вас больше всего на свете. Не странно ли это?
Очень странно: как вещь, о которой я не имею никакого понятия. Я тоже могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете, но вы не верьте мне; а между тем я не лгу. Я ничего не утверждаю и ничего не отрицаю. Я горюю о своей кузине.
Клянусь моей шпагой, Беатриче, ты любишь меня!
Проглотите лучше ее, чем клясться.
Я клянусь, что вы любите меня, и заставлю проглотить мою шпагу всякого, кто скажет, что я не люблю вас.
Не пришлось бы вам проглотить эти слова!
Без приправы это затруднительно. Я заявляю, что люблю тебя.
Господи, прости мое прегрешение!
Какое прегрешение, милая Беатриче?
Вы во-время меня прервали. Я только что хотела заявить, что люблю вас.
Сделай же это от всего сердца!
Мое сердце так занято любовью к вам, что в нем нет уже места для заявлений.
Ну, потребуй от меня чего-нибудь!
Убейте Клавдио.
Ни за что на свете!
Вы убиваете меня вашим отказом. Прощайте.
Постойте, милая Беатриче.
Хоть я и здесь, я ушла... Вы совсем меня не любите. Прошу вас, пустите меня!
Беатриче!
Честное слово, я ухожу.
Сначала помиримся.
Конечно, быть в дружбе со мной куда легче, чем подраться с моим врагом.
А Клавдио - враг тебе?
Разве он не доказал, что он совершеннейший негодяй, оклеветав, осмеяв и обесчестив мою родственницу? О, будь я мужчиной! Как! На руках: носить, пока не добился ее руки, и затем публично обвинить, явно оклеветать с нескрываемою злобой? О господи! Будь я мужчиной! Я бы сердце его съела на рыночной площади!
Послушайте, Беатриче...
Разговаривала с мужчиной из окошка... Славная выдумка!
Но, Беатриче...
Милая Геро!.. Ее осмеяли, оклеветали, погубили!
Беат...
Принцы и графы! Принц - свидетель и граф - обвинитель, сахарный граф, приторный щеголь - нечего сказать! Будь я мужчиной, чтоб проучить его, или имей я друга, который выказал бы себя мужчиной взамен меня! Но мужество растаяло в светскости, храбрость в любезности, и мужчины все занялись болтовней и щегольством. Теперь Геркулес - тот, кто лучше врет и клянется... Но по желанию мужчиной не сделаешься, - так уж умру от горя, как женщина!
Постой, дорогая Беатриче. Клянусь моей рукой, я люблю тебя!
Найдите другой путь к моей любви, кроме любовных клятв.
Уверены ли вы в глубине души, что Клавдио несправедливо обвинил Геро?
Да, это так же верно, как то, что у меня есть душа.
Довольно; обещаю вам, я пошлю ему вызов. Целую вашу руку я покидаю вас. Клянусь моей рукой, Клавдио дорого мне заплатит! Что обо мне услышите, так обо мне и судите. Утешьте вашу кузину. Я буду говорить, что она умерла. Пока прощайте.
Входят Кизил, Булава, Пономарь, все трое - в судейском платье, и сторожа с Конрадом и Борачио.
Всё ли собрание в разборе?
Эй, табурет и подушку протоколисту!
Где тут злоумышленники?
Так что - мы: я и мой помощник.
Совершенно верно. Мы явились снять показание.
Да, но где же обвиняемые, с которых вы будете снимать показания? Пусть они подойдут к старшему из вас.