Сервантес Мигель Де - Интермедии

болтайте, а рукам воли не давайте.

  Альгвасил. Что такое? Кто это? Никак это мошенник Рольдан, болтун и бездельник?

  Письмоводитель. Он самый.

  Альгвасил. Вы арестованы, арестованы.

  Рольдан. Ваша милость изволили сказать: "арестован"? Это очень хорошо. Кто арестован, тот не свободен; а свобода...

  Альгвасил. Нет, нет, теперь уж болтовня не поможет; теперь уж вы отправитесь в тюрьму.

  Сармиенто. Сеньор альгвасил, прошу у вашей милости одолжения: пусть он побудет у меня в доме; на этот раз не берите его. Я даю вам слово, что предоставлю ему возможность найти приличное занятие, если он вылечит жену мою.

  Альгвасил. От чего он ее лечит?

  Сармиенто. От разговоров.

  Альгвасил. Чем?

  Сармиенто. Разговорами. Он так ее заговаривает, что она немеет.

  Альгвасил. Я был бы очень рад видеть такое чудо. Только вот условие: если он ее вылечит, вы сейчас же известите меня; я его возьму к себе домой; моя жена тоже имеет эту слабость, и я был бы очень доволен, если б он мне ее сразу вылечил.

  Сармиенто. Я вас уведомлю об успехе лечения.

  Рольдан. Я знаю, что я ее вылечу.

  Альгвасил. Прочь, болтливый негодяй!

  Сармиенто. А, это стихи? Я люблю стихи.

  Альгвасил. А если любите, слушайте, во мне есть небольшая поэтическая жилка.

  Рольдан. Как? Ваша милость изволили сказать: "поэтическая жилка"? Так погодите, вас нужно приветствовать. (Аплодирует.)

  

  

  

  

  Альгвасил

  

  

  

  (начинает глоссу {*})

  {* Глоссы - особый род стихотворений: каждый куплет из десяти строк с рифмой и оканчивается одинаково, на заданный стих. (А. Н. О.)}

  

  

  

  Кто безустали болтает,

  

  

  

  Так, наверное, его

  

  

  

  Сам нечистый искушает;

  

  

  

  Не владеет тот умом,

  

  

  

  Кто безумолку болтает.

  

  

  

  В барабанщики наймися

  

  

  

  Барабанить языком.

  

  

  

  Здесь порядочные люди,

  

  

  

  Ты ушей им не терзай!

  

  

  

  Прочь, болтливый негодяй!

  

  

  

   Письмоводитель

  

  

  

  Эпитафию твою

  

  

  

  Я скажу тебе зараней:

  

  

  

  Здесь лежит болтун; по смерти

  

  

  

  Столько не молчать ему,

  

  

  

  Сколько он болтал при жизни.

  Инес. Я желаю кончить этот куплет.

  Письмоводитель. Говорите, послушаем.

  

  

  

  

   Инес

  

  

  

  Ты своею болтовней

  

  

  

  Людям ужас нагоняешь,

  

  

  

  Так поди в лесу болтай,

  

  

  

  Никому не помешаешь.

  

  

  

  Прочь, болтливый негодяй!

  

  

  

  

  Сармиенто

  

  

  

  

  (жене)

  

  

  

  Ты болтаешь, точно двадцать,

  

  

  

  Двадцать тысяч человек...

  

  

  

  

  Беатрис

  

  

  

  Продолжать я буду дальше.

  

  

  

  

  Рольдан

  

  

  

  Продолжать болтать? Не дам.

  

  

  

  

  Беатрис

  

  

  

  Уходи туда, наш сродник,

  

  

  

  Где язык твой не звонил

  

  

  

  О твоих делах бесчестных,

  

  

  

  Здесь доподлинно известных,

  

  

  

  По другим местам болтай!

  

  

  

  Прочь, болтливый негодяй!

  Рольдан. Слушайте, ваши милости, и мои стихи будут не хуже!

  

  

  

  Удержать язык болтливый

  

  

  

  Здесь хозяйка не умеет;

  

  

  

  Но от моего леченья,

  

  

  

  Я надеюсь, онемеет.

  

  

  

  Приглашен сюда обедать

  

  

  

  Я сеньором и вплотную

  

  

  

  Пообедаю. Хозяйка

  

  

  

  Мне, что хочешь, возражай;

  

  

  

  Но пойдет обедать с вами

  

  

  

  И болтливый негодяй!

  

  

  

   Весело уходят.

  

  

  

   РЕВНИВЫЙ СТАРИК

  

  

  

   (El viejo celoso)

  

  

  

  

  ЛИЦА:

  Каньисарес, старик.

  Лоренса, жена его.

  Ортигоса, соседка.

  Кристина, служанка Лоренсы, ее племянница {*}.

  Кум Каньисареса.

  Альгвасил.

  Музыканты и плясун.

  Молодой человек (без речей).

  {* Обычай брать в услужение племянниц и других родственников водится и у нас в среде мелкого купечества. (А. Н. О.)}

  

  

  

   СЦЕНА ПЕРВАЯ

  

  

  

  

  Комната.

  

   Входят донья Лоренса, Кристина и Ортигоса.

  Лоренса. Это чудо, сеньора Ортигоса, что он не запер дверь; он моя скорбь, мое иго, мое отчаяние! Ведь это в первый раз с тех пор, как я вышла замуж, я говорю с посторонними. О, как бы я желала, чтоб он провалился не только из дому, но и со свету белого, и он, и тот, кто меня выдал замуж!

  Ортигоса. Ну, сеньора моя, донья Лоренса, не печальтесь уж очень. Вместо старого горшка можно новый купить,

  Лоренса. Да, вот такими-то и другими подобными пословицами и прибаутками меня и обманули. Будьте вы прокляты его деньги, исключая крестов {Которые на них изображены. Испанские талеры и по-русски назывались "крестовики", (А. Н. О.)}, будьте вы прокляты его драгоценности, будьте вы прокляты наряды, и будь проклято все, что он мне дарил и обещал! На что мне все это, коли я среди роскоши бедна и при всем изобилии голодна?

  Кристина. Вот правда, сеньора тетя, справедливо ты рассуждаешь. Я лучше соглашусь ходить в тряпках, одну повесить сзади, другую спереди, только б иметь молодого мужа, чем погрязнуть с таким гнилым стариком, за какого ты вышла.

  Лоренса. Я вышла? Что ты, племянница! Меня выдали, ей-богу, выдали; а я, как скромная девчонка, лучше умела покоряться, чем спорить. Если б тогда я была так опытна в этих вещах, как теперь, я б лучше перекусила себе язык пополам, чем сказала это "да". Скажешь только две буквы, а плачь потом две тысячи лет из-за них. Но уж я так думаю: чему быть, того не миновать; и уж чему надо случиться, так ни предупредить, ни отвратить этого нет никакой человеческой возможности.

  Кристина. Боже мой, какой дрянной старик! Всю-то ночь двигает под кроватью эту посуду. "Вставай, Кристина, погрей мне простыню, я иззяб до смерти; подай мне тростник, меня камень давит". Мазей да лекарств у нас в комнате столько же, как в аптеке. У меня и одеться-то нет времени, а я еще служи ему сиделкой. Тьфу, тьфу, тьфу, поношенный старикашка! Грыжа ревнивая! Да еще какой ревнивый-то, каких в свете нет!

  Лоренса. Правда, племянница, правда.

  Кристина. Помилуй бог, чтоб я солгала когда!

  Ортигоса. Ну, так, сеньора донья Лоренса, сделайте то, что я вам говорила, и увидите, как это будет хорошо. Молодой человек свеж, как подорожник; очень любит вас, умеет молчать и быть благодарным за то, что для него делают. А так как ревность и подозрительность старика нам долго разговаривать не позволяют, то будьте решительнее и смелей; и я тем самым порядком, как мы придумали, проведу любезного к вам в комнату и опять уведу, хотя бы у старика было глаз больше, чем у Аргуса, и пусть он, как Сагори, видит на семь сажен в землю.

  Лоренса. Для меня это внове, и потому я робка и не хочу из-за удовольствия рисковать своей честью.

  Кристина. Сеньора тетенька, это ведь похоже на песенку про Гомеса Ариаса:

  

  

  

  Сеньор Гомес Ариас,

  

  

  

  Сжальтесь надо мной,

  

  

  

  Над невинной крошечкой,

  

  

  

  Девкой молодой!

  Лоренса. Ведь это в тебе нечистый говорит, племянница, коли разобрать твои слова.

  Кристина. Не знаю, кто во мне говорит, только знаю, что, как сеньора Ортигоса рассказывает, я все бы это сделала точь-в-точь.

  Лоренса. А честь, племянница?

  Кристина. А удовольствия, тетенька?

  Лоренса. А если узнают?

  Кристина. А если не узнают?

  Лоренса. А кто мне порукой, что все это не будет известно?

  Ортигоса. Кто порукой? Наше старание, ум, ловкость, а больше всего смелость и мои выдумки.

  Кристина. Ну, сеньора Ортигоса, приведите к нам любовника, чистенького, развязного, даже немножко и дерзкого, и пуще всего молодого.

  Ортигоса. Все это есть в нем, про кого я говорю-то, да еще и другие два качества: богат и щедр.

  Лоренса. Я не ищу богатства, сеньора Ортигоса; у меня пропасть драгоценных вещей, и уж я совсем запуталась в разных цветных платьях, которых у меня множество; в этом отношении мне и желать больше нечего. Дай бог здоровья Каньисаресу, он меня рядит в платья, как куклу, а в драгоценности, как витрину у богатого бриллиантщика. Вот если б он не забивал окон, не запирал дверей, не осматривал поминутно весь дом, не изгонял котов и собак за то, что носят мужские клички; если б он не делал этого и разных других штук, и в сказках не слыханных, я бы охотно отдала ему назад его подарки и деньги.

  Ортигоса. Неужели он так ревнив?

  Лоренса. Я вам лучше скажу: он недавно продал дорогой ковер, потому что на нем были вышиты мужские фигуры, и купил другой, с деревьями, заплатил дороже, хотя он хуже. Прежде чем войти в мою комнату, надо пройти семь дверей, исключая наружной, и все запираются на ключ, а ключи, - я до сих пор не могу догадаться, куда он их прячет на ночь.

  Кристина. Тетенька, я думаю, что он прячет их под рубашку.

  Лоренса. Не думаю, племянница; я сплю с ним вместе и знаю, что при нем нет ключей.

  Кристина. Да еще всю ночь ходит, как домовой, по всему дому; и если случайно услышит музыку на улице, бросает камнями, чтобы уходили. Он злой, он колдун, он старый! Больше нечего и сказать о нем.

  Лоренса. Сеньора Ортигоса, смотрите, брюзга скоро воротится домой, он может вас застать - и все пропало. А что он захочет сделать, так делает скоро; и все это мне так опротивело, что остается только надеть петлю на шею, чтоб избавиться от такой жизни.

  Ортигоса. А вот, может быть, как начнется для вас новая жизнь, эти дурные мысли и пройдут, и придут другие, более здравые и более приятные для вас.

  Кристина. Так и будет; я за это готова дать себе палец на руке отрубить. Я очень люблю сеньору тетеньку, и мне до смерти жаль видеть ее такой задумчивой и скучной и под властью такого старого и перестарого, и хуже, чем старого; я никак досыта не наговорюсь, что он старый, старый...

  Лоренса. Однако он тебя любит, Кристина.

  Кристина. Оттого, что старый. Я часто слыхала, что старики всегда любят молоденьких девочек.

  Ортигоса. Это правда, Кристина. Ну, прощайте; я хочу вернуться домой к обеду. Держите на уме то, о чем уговорились, вы увидите, как мы обделаем это дело.

  Кристина. Сеньора Ортигоса, сделайте милость, приведите мне какого-нибудь школьника-мальчонка, чтобы и мне какая-нибудь забава была.

  Ортигоса. Я этому ребенку рисованного доставлю.

  Кристина. Не хочу я рисованного, мне живого, живого, беленького, хорошенького, как жемчужинка!

  Лоренса. А если его дядя увидит?

  Кристина. Я скажу, что это домовой, дядя испугается, а мне будет весело.

  Ортигоса. Хорошо, я приведу; и прощайте. (Уходит.)

  Кристина. Вот что, тетенька, если Ортигоса приведет любовника, а мне школьника, и сеньор их увидит, нам уж больше нечего делать, как схватить его всем, задушить и бросить в колодезь или похоронить в конюшне.

  Лоренса. А ведь ты, пожалуй, готова и сделать то, что говоришь.

  Кристина. Так не ревнуй он и оставь нас в покое! Мы ему ничего дурного не сделали и живем, как святые.

  

  

  

  

  Уходят.

  

  

  

   СЦЕНА ВТОРАЯ

  

  

  

  

  Улица.

  

  

  Входят Каньисарес-старик и его кум.

  Каньисарес. Сеньор кум, сеньор кум, если семидесятилетний женится на пятнадцатилетней, так он или разум потерял, или имеет желание как можно скорей отправиться на тот свет. Я думал, что донья Лоренсика будет мне подругой и утешением, будет сидеть у моей постели и закроет мне глаза, когда я умирать буду; но едва я успел жениться на ней, как стала меня одолевать тоска да беспокойство всякое. Было хозяйство, так хозяйку захотел; мало было горя, так прибавил.

  Кум. Была, кум, ошибка, но небольшая; потому что, по словам апостола, лучше жениться, чем страстями распаляться.

  Каньисарес. Где уж мне распаляться! Каждая малая вспышка обратит меня в пепел. Я желал подруги, искал подругу и нашел подругу; но упаси господи от такой подруги, какова она!

  Кум. Вы ревнуете жену, сеньор кум?

  Каньисарес. К солнцу, которое на нее смотрит, к воздуху, который ее касается, к юбкам, которые бьются об нее.

  Кум. Подала она повод?

  Каньисарес. Ни малейшего, да и не может ничем, никогда и нигде; окна не только заперты, но закрыты занавесками и ставнями; двери не отпираются никогда; ни одна соседка не переступает моего порога и никогда не переступит, пока я, благодаря бога, жив. Кум, дурное приходит в голову женщинам не на юбилеях, не на процессиях или других народных увеселениях; где они портятся, где они извращаются и где сбиваются с пути, так это у своих соседок и приятельниц. Дурная подруга прикроет срамных дел больше, чем даже покров ночи. Связи начинаются и устраиваются более у приятельниц, чем в разных собраниях.

  Кум. Да, я то же думаю. Но если сеньора донья Лоренса не выходит из дому и к себе никого не принимает, так об чем же, кум, вам печалиться?

  Каньисарес. А о том, что недалеко то время, когда Лоренса догадается, чего ей недостает. Это будет очень дурно, так дурно, что я и вздумать боюсь; а от боязни прихожу в отчаяние и с отчаянием-то живу да маюсь.

  Кум. Да и есть причина вам бояться, потому что женщины желают пользоваться вполне тем, что им предоставляет супружество.

  Каньисарес. Моя более других чувствует, что такое супружеская жизнь.

  Кум. Это тоже плохо, сеньор кум.

  Каньисарес. Нет, нет, нисколько! Потому что Лоренса проще голубя и до сих пор ничего не понимает в этих глупостях. Прощайте, сеньор кум, я пойду домой.

  Кум. Я тоже хочу пойти с вами, посмотреть на сеньору Лоренсу.

  Каньисарес. Знайте, кум, что у древних римлян была пословица: amicus usque ad aras. Это значит: друг только до домашнего алтаря, то есть надо делать друг для друга все, что не противно богу. А я говорю, что у меня мой друг usque ad portam, - только до двери, потому что никто не перешагнет моего порога. Прощайте, сеньор кум, и извините меня. (Уходит.)

  Кум. В жизнь свою не видал человека более подозрительного, более ревнивого и более грубого. Он из тех людей, которые сами на себя цепи накладывают и которые всегда умирают от три болезни, (которой боятся. (Уходит.)

  

  

  

   СЦЕНА ТРЕТЬЯ

  

  

  

  

  Комната.

  

  

   Входят донья Лоренса и Кристина.

  Кристина. Тетенька, дядя что-то долго замешкался, а сеньора Ортигоса еще дольше.

  Лоренса. Да уж лучше б он и совсем не приходил, а она и подавно; он мне надоел, а она меня в стыд вводит.

  Кристина. Все-таки всякое дело надо прежде испробовать, сеньора тетенька; ну, а не выйдет толку, можно и бросить.

  Лоренса. Аи, что ты, племянница! Уж в этих делах я или не знаю ничего, или знаю и скажу тебе, что вся и беда-то в том, что попробуешь.

  Кристина. Надо правду сказать, сеньора тетенька, у вас мало смелости; будь я на вашем месте, да я бы никаких волков не побоялась.

  Лоренса. В другой раз я тебе говорю и тысячу раз еще скажу, что сатана в тебя вселился да и разговаривает. А ведь это сеньор! Как он вошел?

  Кристина. Он, должно быть, отпер своим ключом.

  Лоренса. Ну его к чорту с его ключами!

  

  

  

   Входит Каньисарес.

  Каньисарес. С кем вы разговаривали, донья Лоренса?

  Лоренса. С Кристиной разговаривала.

  Каньисарес. То-то же, вы смотрите, донья Лоренса!

  Лоренса. Я говорю, что разговаривала с Кристиной. С кем же мне еще разговаривать? Разве есть с кем?

  Каньисарес. Не желал бы я, чтобы вы и сами с собой разговаривали, это всегда ко вреду для меня.

  Лоренса. Не понимаю я этих ваших разглагольствований, да и понимать не хочу. Дайте хоть сиесту {Отдых в полдень. (А. Н. О.)} мирно провести.

  Каньисарес. Да я даже и во время ночного бдения не желаю воевать с вами. Но кто это так сильно стучит в дверь? Посмотри, Кристина, кто там, и если нищий, так подай милостыню, и пусть идет дальше.

  Кристина. Кто там?

  Ортигоса (за сценой). Это соседка Ортигоса, сеньора Кристина.

  Каньисарес. Ортигоса, да еще и соседка! Сохрани господи! Спроси, Кристина, чего ей нужно, и дай ей, но с условием, чтоб не всходила на крыльцо.

  Кристина. Что вам угодно, сеньора соседка?

  Каньисарес. Слово "соседка" меня возмущает; называй ее по имени, Кристина.

  Кристина. Скажите, что вам нужно, сеньора Ортигоса?

  Ортигоса. Я хочу попросить сеньора Каньисареса об одном деле, которое касается моей чести, жизни и души.

  Каньисарес. Скажи, племянница, этой сеньоре, что у меня есть дело, которое тоже касается всего этого и даже больше, и чтобы она поэтому не приходила сюда.

  Лоренса. Боже, вот дикий поступок! Разве вас нет здесь, со мной? Что ж, меня съедят, что ли, глазами-то? Или на воздухе унесут?

  Каньисарес. Ну, коли вы желаете, так пусть войдет, сто тысяч ей чертей!

  Кристина. Войдите, сеньора соседка!

  Каньисарес. Ах, роковое это слово для меня: "соседка"!

  Входит Ортигоса; у нее в руках ковер, по четырем углам которого

  

  изображены Родамонт, Мандрикардо, Рухеро и Градасо;

  

  

  Родамонт изображен закутанным в плащ.

  Ортигоса. Сеньор души моей, подвигнутая и возбужденная доброй славой о вашем великом милосердии и многих благодеяниях, я осмелилась притти просить вашу милость оказать мне такое одолжение, милосердие, помощь и благодеяние - купить у меня этот ковер. Мой сын взят под стражу за то, что ранил цирюльника. Суд приказал произвести хирургу осмотр, а мне нечем заплатить ему; последствия могут быть опасные и очень убыточные, потому что мой сын парень отчаянный. Я хотела бы выкупить его из тюрьмы сегодня или завтра, если возможно. Работа хорошая, ковер новый, и при всем том я отдам его за такую цену, какую ваша милость назначит, хоть и в убыток. Сколько я в свою жизнь вот так-то растеряла добра! Держите, сеньора моя, развернем его, чтобы сеньор мог видеть, что в моих словах нет обмана. Подымите выше, сеньора. Посмотрите, как хороши коймы. А фигуры по углам совсем живые. Когда поднимают перед Каньисаресом и показывают ему ковер, входит молодой

  

   человек и пробирается во внутренние комнаты.

  Каньисарес. О, это милый Родамонт! Что ему нужно в моем доме, этому закутанному сеньору? Если б он знал, как я люблю эти подходы и прятанья, он бы ужаснулся.

  Кристина. Сеньор дяденька, я ничего не знаю о закутанных; и если кто вошел к нам в дом, так по воле сеньоры Ортигосы, а я, пусть чорт меня возьмет, если я словом или делом виновата в том, что он вошел; говорю по совести. Уж это будет чорт знает что такое, если вы, сеньор дядя, подумаете, что это я виновата в том, что он пришел.

  Каньисарес. Да, я вижу, племянница, что виновата сеньора Ортигоса. Я и не удивляюсь этому, потому что она не знает ни моего характера, ни того, как я не люблю таких рисунков.

  Лоренса. О рисунках он говорит, племянница, а не о другом чем-нибудь.

  Кристина. Да я про то же говорю. (Про себя.) Ах, господи помилуй! Опять душа на свое место стала, а то было в пятки ушла.

  Лоренса. На кой чорт мне этот трехполенный верзила, да и к тому же поводись я с этими ребятами, так...

  Кристина (про себя). Ай, как неловко, в какую беду влететь можно с такими проказами!

  Каньисарес. Сеньора Ортигоса, я не охотник до закутанных лиц и ни до какого переряживанья; вот вам дублон, этого довольно на ваши нужды, и уходите из моего дома как можно скорей, сию же минуту, и возьмите свой ковер.

  Ортигоса. Продли бог вашей милости веку больше, чем Мордасуилу иерусалимскому. Вот клянусь жизнью этой сеньоры, имени я их не знаю, пусть они приказывают мне, а я буду служить, день и ночь, телом и душой, потому что у них душа, надо полагать, как есть у горлинки невинной.

  Каньисарес. Сеньора Ортигоса, кончайте и уходите! Не ваше дело чужие души разбирать.

  Ортигоса. Если вашей милости нужно какого-нибудь пластыря против болезни матки, так у меня есть удивительные и против зубной болезни я знаю такие слова, которые всякую боль как рукой снимают.

  Каньисарес. Кончайте, сеньора Ортигоса; у доньи Лоренсы нет ни болезни матки, ни зубной боли, все у ней здоровы и целы, и во всю ее жизнь еще не выпало ни одного.

  Ортигоса. Еще выпадут, бог даст; ей господь долгую жизнь пошлет, а старость уж в конец зубы-то сокрушает.

  Каньисарес. Ах, господи, нет возможности отделаться от этой соседки! Ортигоса, дьявол ли ты, соседка ли, или кто бы там ни было, убирайся, освободи нас!

  Ортигоса. Справедливо говорить изволите. Не сердитесь, ваша милость, я ухожу. (Уходит.)

  Каньисарес. Ох, уж эти мне соседки, соседки! Разжигало меня каждое слово этой соседки, и именно потому только, что она соседка.

  Лоренса. А я вам говорю, что у вас характер совсем как у варвара и у дикого. Что такое сказала эта соседка, что вы так взъелись на нее? Вы ко всякому доброму делу примешиваете какой-нибудь смертный грех. Волчий рот, скорпионов язык, бездонная яма злости!

  Каньисарес. Нет, нет, остановите вашу мельницу, а то это добром не кончится. А вот не нравится мне, что вы так заступаетесь за вашу соседку.

  Кристина. Сеньора тетенька, шли бы вы к себе в комнату и позабавились чем-нибудь; оставьте дядю в покое, он, кажется, сердит.

  Лоренса. Я так и сделаю, племянница, и не покажусь ему на глаза целых два часа. Божусь тебе, я его так отпотчую, что он доволен останется. (Уходит.)

  Кристина. Дяденька, видели, как она скоро дверь-то защелкнула? Я думаю, она теперь ищет какой-нибудь запор, чтоб припереть ее покрепче.

  Лоренса (за сценой). Кристиника, Кристиника!

  Кристина. Что угодно, тетенька?

  Лоренса. Если б ты знала, какого мне любовника судьба послала! Молодой, красивый, смуглый и весь померанцевыми цветами продушен.

  Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Вы с ума сошли, тетенька?

  Лоренса. Ничуть, в полном своем разуме. Ну, божусь тебе, если бы ты увидела, ты бы возрадовалась.

  Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Дяденька, побраните ее, она даже и в шутку не должна говорить таких непристойностей.

  Каньисарес. Ты дурачишься, Лоренса? Но я тебе; серьезно говорю, я совсем не в расположении терпеть от; тебя такие шутки.

  Лоренса. Не шутки, а правда; да еще какая правда-то! Чего лучше не бывает!

  Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Скажите, тетенька, уж не там ли и мой школьник?

  Лоренса. Нет, племянница. Он придет как-нибудь в другой раз, если захочет Ортигоса, соседка.

  Каньисарес. Лоренса, говори, что хочешь, только слова "соседка" не произноси никогда; у меня трясутся все члены, как я его услышу.

  Лоренса. И у меня тоже трясутся, только от любви к соседке.

  Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество!

  Лоренса. Теперь-то я увидала, каков ты, проклятый старик! А до сих пор, пока я жила с тобой, ты меня все обманывал.

  Кристина. Побраните ее, дяденька, побраните ее, дяденька, уж очень она бесстыдничает.

  Лоренса. Я хочу помочить бородку моему милому ангельской водой из бритвенного тазика; он так хорош лицом, вот как есть ангел писаный!

  Кристина. Боже мой, какие глупости, какое ребячество! Расшибите ее на мелкие части, дяденька!

  Каньисарес. Не ее, а двери, за которыми она прячется, я расшибу на мелкие части.

  Лоренса. Незачем; видите, они отворены. Войдите и увидите, что я правду говорила.

  Каньисарес. Хоть я и знаю, что ты шутишь, но я войду, чтоб тебя на ум наставить. (Идет в дверь. В дверях Лоренса выплескивает ему в глаза воду из бритвенного тазика. Каньисарес возвращается и протирает глаза; Кристина и донья Лоренса окружают его. В это время молодой человек пробирается из комнаты и уходит.)

  Каньисарес. Ведь, ей-богу, ты меня чуть не ослепила, Лоренса! К чорту эти шутки, от них без глаз останешься.

  Лоренса. Посмотрите, с кем меня судьба связала! С самым-то злым человеком на свете! Посмотрите, он поверил моим выдумкам, по своей... только потому, что я его ревность поддразнила! Как испорчено, как загублено мое счастье! Заплатите же вы, волосы, за злодеяние этого старика! Оплакивайте вы, глаза, грехи этого проклятого! Посмотрите, как он мою честь и славу поддерживает! Подозрения он принимает за действительность, ложь за правду, шутки за серьезное, забаву за преступление! Ах, у меня душа расстается с телом!

  Кристина. Тетенька, не кричите так; все соседи соберутся.

  Альгвасил (за сценой). Отоприте двери! Отоприте сейчас, или я расшибу их в прах!

  Лоренса. Отопри, Кристиника, и пусть весь свет узнает мою невинность и злобу этого старика.

  Каньисарес. Господи помилуй! Да ведь я сам говорил тебе, что ты шутишь. Потише, Лоренса, потише!

  

  Входят альгвасил, музыканты, танцовщик и Ортигоса.

  Альгвасил. Что это? Что за ссора? Кто кричал здесь?

  Каньисарес. Сеньор, ничего нет; ссора между мужем и женой; она сейчас же и кончилась.

  Музыкант. А мы, чорт возьми, то есть я и мои товарищи, мы, музыканты, были здесь неподалеку, на сговоре, и прибежали на крик с немалой тревогой, полагая, что это что-нибудь другое!

  Ортигоса. И я тоже, грешным делом, подумала.

  Каньисарес. По правде сказать, сеньора Ортигоса, если бы не вы, так не вышло бы того, что вышло.

  Ортигоса. Это по грехам моим; я такая несчастная, что нежданно-негаданно на меня всякие чужие грехи сваливают.

  Каньисарес. Сеньоры, отправляйтесь подобру-поздорову! Я благодарю вас за ваше доброе желание, но уж теперь мы опять примирились с женой.

  Лоренса. Примиримся, если вы прежде попросите у соседки прощения за то, что дурно думали о ней.

  Каньисарес. Если у всех соседок, о которых я дурно думаю, мне просить прощения, то этому конца не будет. Ной все-таки я прошу прощения у сеньоры Ортигосы.

  Ортигоса. И я вас извиняю и теперь, и напредки.

  Музыкант. Ведь не напрасно же мы сюда пришли: играйте, товарищи, пляши, плясун! Отпразднуем замирение песенкой.

  Каньисарес. Сеньоры, я не люблю музыки; я наслушался ее довольно.

  Музыкант. Да хоть бы вы и не любили, мы все-таки споем.

  

  

  

  

  Музыканты

  

  

  

  

  (поют)

  

  

  

  На Иванов день дожди,

  

  

  

  Урожая уж не жди;

  

  

  

  А как брань в тот день зайдет,

  

  

  

  Будет мир на целый год.

  

  

  

  Когда в дождь хлеб на току,

  

  

  

  Виноградники в цвету;

  

  

  

  У несчастных поселян

  

  

  

  Плохо в житницах и в бочках.

  

  

  

  Если ж ссоры да жары

  

  

  

  Приключатся на Ивана,

  

  

  

  Будет мирно целый год

  

  

  

  И здорово для кармана.

  

  

  

  Желчь в каникулы вскипает,

  

  

  

  А под осень утихает.

  

  

  

  И недаром разговоры

  

  

  

  Про Иванов день идут,

  

  

  

  Что в Иванов день раздоры

  

  

  

  Мир на целый год дают.

  

  

  

   Плясун пляшет.

  

  

  

  

  Музыканты

  

  

  

  

  (поют)

  

  

  

  Между мужем и женою

  

  

  

  Хоть частенько брань идет,

  

  

  

  Но она всегда ведет

  

  

  

  Примиренье за собою.

  

  

  

  О ненастье нет помину,

  

  

  

  Если солнышко взойдет,

  

  

  

  Ссора на Иванов день