Сервантес Мигель Де - Интермедии

justify">  Альгарроба

  

  

   Немного жирны только.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

  

  

  

   Эй, sufficit! {довольно!}

  

  

  

   Цыгане-музыканты

  

  

  

  

  (поют)

  

  

  

  Как меняется погода,

  

  

  

  Как меняются листы,

  

  

  

  Что зимою отпадают,

  

  

  

  А весной опять живут,

  

  

  

  Так и мы меняем танцы

  

  

  

  И в коленцах и в каданце;

  

  

  

  Переменчивость у женщин

  

  

  

  Не диковина давно.

  

  

   Да здравствуют рехидоры Дагансо,

  

  

   По виду пальмы, хоть в душе дубы!

  

  

  

  

  (Пляшут.)

  

  

  

  

  Xарете

  

  

   Хороший стих, ей-богу!

  

  

  

  

  Умильос

  

  

  

  

  

   И со смыслом.

  

  

  

  

  Беррокаль

  

  

   Я напечатаю, чтобы осталось

  

  

   Воспоминание о нас в века

  

  

   Веков, аминь.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

  

  

   Молчите, если можно.

  

  

  

   Цыгане-музыканты

  

  

  

  

  (поют)

  

  

  

  Многие вам лета!

  

  

  

  В кругообращеньи

  

  

  

  Пусть для вас счастливо

  

  

  

  Дни бегут за днями.

  

  

  

  Чтобы вам на свете

  

  

  

  Жить и не стареть,

  

  

  

  А вашим садочкам

  

  

  

  Вечно зеленеть.

  

  

  

  Бури-непогоды

  

  

  

  Пусть несутся мимо,

  

  

  

  Пусть вас обвевают

  

  

  

  Нежные зефиры.

  

  

   Да здравствуют рехидоры Дагансо,

  

  

   По виду пальмы, хоть в душе дубы!

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   Мне, в частности, не нравится припев.

  

  

   А вообще недурно.

  

  

  

  

  Беррокаль

  

  

  

  

  

  Помолчите!

  

  

  

   Цыгане-музыканты

  

  

  

  

  (поют)

  

  

  

  Я песок потопчу

  

  

  

  Полегонечку, так;

  

  

  

  Я песочек потопчу

  

  

  

  Потихонечку, так! {*}

  {* "Я песок потопчу" - цыганская песня, бывшая в то время в моде. Смыслу в ней немного, как и в большинстве цыганских песен. (А. Н. О.)}

  

  

  

  

  Пандуро

  

  

   Ну музыканты! Так и подсыпают

  

  

   За песней песню.

  

  

  

  

  Умильос

  

  

  

  

  

  Дьяволы-цыгане.

  

  

  

   Цыгане-музыканты

  

  

  

  

  (поют)

  

  

  

  Я по твердой земле

  

  

  

  Потопчусь посильней,

  

  

  

  Знаю, что любовь моя

  

  

  

  Похоронится в ней;

  

  

  

  Счастье жизни всей моей

  

  

  

  Потоптала любовь

  

  

  

  Так тихонечко.

  

   Входит подсакристан, очень дурно одетый.

  

  

  

   Подсакристан

  

  

   Сеньоры рехидоры, доложу вам:

  

  

   Ведете вы себя, как негодяи:

  

  

   Да разве правят краем, чорт возьми,

  

  

   Между гитар, танцоров и веселья?

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   Схватить его, Харете!

  

  

  

  

  Xарете

  

  

  

  

  

   Я схватил уж.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   Попону дайте! И, клянусь вам богом,

  

  

   Летать ему высоко, негодяю,

  

  

   Бесстыдному, невеже, грубияну

  

  

   Нахальному.

  

  

  

   Подсакристан

  

  

  

  

  Послушайте, сеньоры!

  

  

  

  

  Альгарроба

  

  

   Сейчас вернусь с попоной для качанья.

  

  

   (Уходит, грозя причетнику.)

  

  

  

   Подсакристан

  

  

   Смотрите, говорю вам, я пресвитер!

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   Пресвитер? Ах, негодный!

  

  

  

   Подсакристан

  

  

  

  

  

  

  Я пресвитер,

  

  

   Иль в первом постриженьи, все равно.

  

  

  

  

  Пандуро

  

  

   "А вот посмотрим", - говорит Аграхес.

  

  

  

   Подсакристан

  

  

   Да Граха нету здесь.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

  

  

  

   Найдется грач

  

  

   И выклюет тебе язык и бельма.

  

  

  

  

   Рана

  

  

   Скажи, несчастный, что за чорт вселился

  

  

   К тебе в язык! И кто тебя подвигнул

  

  

   Юстицию упреком оскорбить?

  

  

   Да разве ты правитель в государстве?

  

  

   Твоя работа: колокол да требник;

  

  

   Не тронь властей; они уж сами знают

  

  

   Свои дела, получше нас с тобой!

  

  

   Не хороши - молись, чтоб бог исправил,

  

  

   А хороши - чтоб бог хранил для нас.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   Святой, блаженный Рана человек! Входит Альгарроба и тащит на плечах за один конец попону, которая волочится

  

  

  

  

  за ним.

  

  

  

  

  Альгарроба

  

  

   За мной не станет дело.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

  

  

  

   Все беритесь!

  

  

   Не отставать, цыгане и цыганки:

  

  

   Качай, друзья!

  

  

  

   Подсакристан

  

  

  

  

   О господи, помилуй!

  

  

   Смотрите, рассержусь, так будет плохо

  

  

   За эти шутки от меня. Клянусь

  

  

   Петром, что всех постигнет отлученье,

  

  

   Которые держались за попону.

  

  

  

  

   Рана

  

  

   Довольно, стойте! Не казнят вконец,

  

  

   Чтоб бедному раскаянье оставить.

  

  

  

   Подсакристан

  

  

   Измят совсем. И уж теперь напредки

  

  

   Зашью свой рот двойной сапожной дратвой.

  

  

  

  

   Рана

  

  

   Вот именно, лишь только то и нужно.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   Цыгане, вы домой ко мне придите;

  

  

   Поговорить хочу.

  

  

  

  

  Цыган

  

  

  

  

  

  Пойдем с тобой.

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

   До завтра выборы; сберемся рано

  

  

   Поутру мы, а голос мой за Рана.

  

  

  

  

  Цыган

  

  

   Запеть, сеньоры?

  

  

  

  

  Баккалавр

  

  

  

  

  

  Что-нибудь запойте!

  

  

  

  

  Пандуро

  

  

   Таких певцов, как Рана, поискать.

  

  

  

  

  Xарете

  

  

   Поет и ловко в уши напевает.

  

  

  Уходят. Цыгане поют "По песочку..."

  

  

  

   БДИТЕЛЬНЫЙ СТРАЖ

  

  

  

  (La guarda cuidadosa)

  

  

  

  

  ЛИЦА:

  Солдат.

  Пасильяс, сакристан {*}.

  Грахалес, другой сакристан {**}.

  Андрес, парень с кружкой для сбора на икону.

  Мануэль, другой парень, торгующий в разнос

  полотном, кружевами и пр.

  Башмачник.

  Кристина, судомойка.

  Хозяин Кристины.

  Хозяйка.

  Музыканты.

  {* Пасильяс, собственно, не сакристан, а подсакристан - sota-sacristan (обязанность их была звонить и убирать церковь) - по-нашему, пономарь. (А. Н. О.)

  ** Сакристан - то же, что дьячок. (А. Н. О.)}

  

  

  

  

  Улица. Входит солдат отважной походкой, в рваной перевязи и в очках; за ним, в

  

   некотором отдалении, плохонький сакристан,

  Солдат. Что тебе нужно, пустой призрак?

  Сакристан. Я не пустой призрак, я твердое тело.

  Солдат. Да, но все-таки я заклинаю тебя всем моим злополучием, скажи: кто ты и чего ищешь в этой улице?

  Сакристан. Со всем моим благополучием отвечаю тебе: я Лоренсо Пасильяс, подсакристан этого прихода, и ищу того, что я-то найду, и чего ты тоже ищешь, да не находишь.

  Солдат. Ты чего доброго не Кристиночку ли ищешь, судомойку из этого дома?

  Сакристан. Tu dixisti {Ты сказал. Здесь - точно так.}.

  Солдат. Ну, так поди сюда, валет {Тут игра слов. Пасильяс sota-sacristan, - слово sola по-испански значит и под (предлог), и валет Пасильяс называет солдата саballo, а это слово значит и лошадь, и дама в картах. (А. Н. О.)} сатаны.

  Сакристан. Ну, так я здесь останусь, мне и тут хорошо, кислая пиковая дама.

  Солдат. Прекрасно: валет и дама! Недостает туза; но ты скоро его получишь. Поди сюда, еще раз говорю я тебе. А знаешь ли ты, Пасильяс, рожон тебе в горло, что Кристина мой предмет.

  Сакристан. А знаешь ли ты, улитка в человечьем платье, что этот твой предмет я выручил и закрепил за себя и что он мой по всем правам и законам.

  Солдат. Нет, как бог свят, я тысячу раз пырну тебя шпагой и исполосую твою голову в клочки.

  Сакристан. С тебя довольно и тех клочков, которые у тебя на штанах и на колете; а голову мою уж оставь в покое!

  Солдат. Да ты разговаривал когда-нибудь с Кристиной?

  Сакристан. Всегда, когда только мне угодно.

  Солдат. Давал ей подарки?

  Сакристан. Много.

  Солдат. Сколько и какие?

  Сакристан. Я подарил ей коробочку из-под айвы, очень большую, полнехоньку просвирных обрезков, белых, как снег, и на придачу четыре восковых огарка, тоже белых, как горностай.

  Солдат. А еще что?

  Сакристан. А еще письмо со вложением ста тысяч... желаний служить ей.

  Солдат. И что ж она тебе отвечала?

  Сакристан. Обнадеживает, что скоро моей женой будет.

  Солдат. Как, разве ты еще не пострижен?

  Сакристан. Нет, я послушник и могу жениться, как когда мне в голову придет, что ты и увидишь очень скоро.

  Солдат. Поди сюда, трепаный послушник, отвечай мне на то, что я у тебя буду спрашивать! Если уж тебе эта девушка так превосходно отвечала, чему я не совсем верю, на твои жалкие подарки, как же она ответит на мои великолепные? Я ей послал недавно любовное письмо, написанное ни больше ни меньше как на обороте мемориала, где я изложил свои заслуги и настоящую бедность, который я подавал его величеству, потому что солдату не стыдно признаться, что он беден. Мемориал этот уже утвержден, о чем и сообщено главному раздавателю милостыни; и, однакож, я, нисколько не жалея и не думая о том, что это, без сомнения, будет мне стоить от четырех до шести реалов, с невероятным благородством и замечательной свободой написал на обороте его, как я уже говорил тебе, свое письмо; и из грешных моих рук перешло оно в ее почти святые руки.

  Сакристан. Еще что-нибудь посылал ты ей?

  Солдат. Вздохи, слезы, рыдания, пароксизмы, обмороки и всякие необходимые демонстрации, к которым прибегают добрые любовники, чтобы открыть свою страсть, и которыми они пользуются и должны пользоваться во всякое время и при всяком удобном случае.

  Сакристан. А серенады ты ей давал?

  Солдат. Да, из моих ахов и охов, из моих жалоб и стонов.

  Сакристан. А я так даю ей серенаду колоколами при всяком случае и такую продолжительную, что надоел всем соседям постоянным звоном; и это я делаю единственно для того, чтобы доставить ей удовольствие и чтоб она чувствовала, что я оттуда, с колокольни, заявляю, что всегда готов к ее услугам. Хотя мое дело звонить по покойникам, но я звоню уж, и к праздничным вечерням.

  Солдат. В этом ты имеешь преимущество передо мной: мне звонить не во что.

  Сакристан. И чем же отвечала тебе Кристина на твое бесконечное ухаживанье за ней?

  Солдат. Тем, что она ни видеть, ни слушать меня не хочет, что проклинает, как только я покажусь на этой улице, что обливает меня мыльной водой, когда стирает, и помоями, когда моет посуду, - и это каждый день, потому что каждый день я на этой улице стою у ее дверей; потому что я ее бдительный страж; наконец потому, что я собака на сене и прочее. Сам я не пользуюсь и не дам пользоваться никому, пока жив. Поэтому убирайся отсюда, сеньор пономарь; а то как бы я, вопреки уважению, которое имел и имею к вашему сану, не раскроил тебе черепа.

  Сакристан. Да, если ты раскроишь так, как раскрой-лось твое платье, так хоть брось.

  Солдат. Что платье! Попа и в рогоже знают. Солдат, оборванный на войне, такой же чести заслуживает, как и ученый в истрепанной мантии, потому что она свидетельствует о давности его ученых занятий. Ты смотри, как бы я не исполнил того, что посулил тебе!

  Сакристан. Не оттого ли ты храбришься-то, что я без оружия? Так подожди тут, сеньор бдительный страж, и ты увидишь, кто из нас герой-то.

  Солдат. Так неужто Пасильяс?

  Сакристан. Слепой сказал: посмотрим! (Уходит.)

  Солдат. О женщины, женщины! Все вы, или большей частью, переменчивы и капризны. И ты, Кристина, оставила меня, цвет и цветник солдатства, и сошлась с этой сволочью полусакристаном, когда и полный-то сакристан и даже каноник тебе не пара! Но я постараюсь, чтобы тебе не удалось и, сколько могу, помешаю твоему удовольствию, гоняя с этой улицы и от твоих дверей всякого, кто мечтает о возможности каким бы то ни было образом сделаться твоим любовником. Я добьюсь того, что заслужу имя бдительного стража.

  Входит парень с кружкой и в зеленом платье, как обыкновенно ходят сборщики подаяний для икон.

  Парень. Подайте, ради господа, на лампаду на масло святой Люсии, и сохранит она зрение очей ваших. Эй, хозяйка! Подадите милостыню?

  Солдат. Эй, друг, святая Люсия, подите сюда! Что вам нужно в этом доме?

  Парень. Разве вы, ваша милость, не видите? Милостыню на лампаду на масло святой Люсии.

  Солдат. Да вы просите на лампаду или на масло для лампады? Вы говорите: "милостыню на лампаду на масло", и выходит, как будто вы просите на масляную лампаду, а не на лампадное масло.

  Парень. Да уж это всякому понятно, что я прошу на масло для лампады, а не на масляную лампаду.

  Солдат. И вам всегда подают здесь?

  Парень. Каждый день по два мараведи.

  Солдат. А кто выходит подавать?

  Парень. Да кто случится; но чаще всех выходит судомоечка, которую зовут Кристиной, хорошенькая, золотая девушка.

  Солдат. Вот как: "судомоечка хорошенькая, золотая?"

  Парень. Жемчужная.

  Солдат. Так, значит, вам нравится эта девочка?

  Парень. Да будь я хоть деревянный, и то она не может мне не понравиться.

  Солдат. Как ваше имя? Не все же мне звать вас святой Люсией.

  Парень. Меня, сеньор, зовут Андрее.

  Солдат. Ну, сеньор Андрее, слушайте, что я скажу вам! Вот вам восемь мараведи; это ровно столько, сколько подадут вам в четыре дня в этом доме и что обыкновенно выносит вам Кристина, и ступайте с богом! Предупреждаю вас, что четыре дня вы не должны показываться у этих дверей ни за что на свете; иначе я переломаю вам пинками ребра.

  Парень. Да я весь месяц не приду, если только помнить буду. Не беспокойтесь, ваша милость, я ухожу. (Уходит.)

  Солдат. Не дремли, бдительный страж! Входит другой парень, разносчик, торгующий полотном, нитками, тесемками

  

  

   и другим подобным товаром.

  Разносчик (кричит). Кому нужно тесемок, фландрских кружев, полотна голландского, кембрейского, португальских ниток?

  Кристина (из окна). Эй, Мануэль! Есть вышитые воротники для рубашек?

  Разносчик. Есть самые лучшие.

  Кристина. Войди, моей сеньоре их нужно. (Отходит от окна.)

  Солдат. О звезда моей погибели, а прежде путеводная полярная звезда моей надежды! Эй, тесемки или как вас там зовут! Вы знаете эту девушку, которая вас кликала из окна?

  Разносчик. Знаю; но зачем вы меня об этом спрашиваете?

  Солдат. Не правда ли, что у ней очень хорошенькое личико и что она очень мила?

  Разносчик. Да, и мне тоже кажется.

  Солдат. Ну, а мне тоже кажется, что вы не войдете в этот дом; иначе, клянусь богом, я разобью вам зубы, так что ни одного живого не останется.

  Разносчик. Как же мне нейти туда, куда меня зовут? Ведь я торгую.

  Солдат. Убирайся, не возражай мне! А то будет сделано то, что тебе сказано, и сейчас же.

  Разносчик. Вот какое ужасное происшествие! Успокойтесь, сеньор солдат, я ухожу. (Уходит.)

  Кристина (из окна). Что ж ты нейдешь, Мануэль?

  Солдат. Мануэль бежал, владычица воротников и всяких петель, живых и мертвых, которые на шею надеваются, потому что ты имеешь власть надевать их и затягивать.

  Кристина. Боже! Что за постылое животное! Чего еще тебе нужно в этой улице и у нашей двери? (Скрывается.)

  Солдат. Померкло мое солнце и скрылось за облака.

  Входит башмачник, в руках пара новых туфель; хочет войти в дом и

  

  

  

  встречается с солдатом.

  Солдат. Добрый сеньор, вам нужно кого-нибудь в этом доме?

  Башмачник. Да, нужно.

  Солдат. А кого, если можно спросить?

  Башмачник. Отчего ж нельзя? Мне нужно судомойку из этого дома; я принес ей туфли, которые она заказывала.

  Солдат. Так, значит, вы ее башмачник?

  Башмачник. Да, я уж много раз шил для нее.

  Солдат. Она примеривать будет эти туфли?

  Башмачник. Не нужно; они на мужскую ногу, - она всегда такие носит; так она их прямо наденет.

  Солдат. Заплачено за них или нет?

  Башмачник. Нет еще; да она сейчас заплатит.

  Солдат. Не сделаете ли вы мне милость, и очень большую для меня? Поверьте мне эти туфли в долг; я заплачу вам, что они стоят, через два дня, потому что я надеюсь получить очень много денег.

  Башмачник. Конечно, поверю. Пожалуйте что-нибудь в залог; я бедный ремесленник и не могу верить на слово.

  Солдат. Я дам вам зубочистку, которую ценю очень высоко и не продам даже за скудо. Где ваша лавочка, чтобы мне знать, куда принести деньги?

  Башмачник. На длинной улице, у одного из столбов; а зовут меня Хуан Хункос.

  Солдат. Сеньор Хуан Хункос, вот вам зубочистка, цените ее дорого, потому что это вещь моя.

  Башмачник. Как, эту спичку, которая не стоит и двух мараведи? И вы хотите, чтоб я ценил ее дорого?

  Солдат. Ах, боже мой! Но ведь я вам даю ее только для собственной памяти; потому что, как только я руку в карман и не найду там спички, я вспомню, что она у вас, и сейчас пойду выкупать ее. Верьте солдатскому слову, что ни за чем другим, а только за этим я и отдаю ее вам. Но если вам не довольно, так я прибавлю еще эту перевязь и эти очки: хороший плательщик все может отдать в заклад.

  Башмачник. Я хоть и башмачник, а человек учтивый и не осмелюсь лишить вашу милость ваших драгоценностей. Пусть они уж останутся при вас, а при мне останутся мои туфли; так-то будет гораздо складнее.

  Солдат. Какой номер этих туфлей?

  Башмачник. Без малого пять.

  Солдат. И я тоже без малого человек, о туфли сердца моего! Потому что у меня нет шести реалов, чтобы заплатить за вас. Послушайте, ваша милость, сеньор башмачник; я хочу импровизировать на эту мысль, которая пришла мне в голову в форме стиха: Туфли сердца моего!

  Башмачник. Ваша милость поэт?

  Солдат. Знаменитый; вот вы увидите. Будьте внимательны!

  

  

   Туфли сердца моего.

  А вот импровизация:

  

  

   Мне любовь моя - тиранство;

  

  

   Ты не веришь в постоянство

  

  

   Чувств моих; но предо мной

  

  

   Обувь ног твоих, и таю

  

  

   И надежду вновь питаю

  

  

   Обладать твоей рукой.

  

  

   Эти грубые корзины

  

  

   Милых ног моей Кристины

  

  

   Мне любезны до того,

  

  

   Что, в пылу очарованья,

  

  

   Я придумал им названье

  

  

   Туфлей сердца моего.

  Башмачник. Хоть я и мало смыслю в поэзии, но эти стихи так звучны, как будто их написал Лопе. Уж у меня, что хорошо или что кажется мне хорошим, все это Лопе {Сервантес позволял себе иногда легкую иронию насчет Лопе де Вега. Как умнейший человек своего века, отлично знающий Испанию во всех отношениях, и как истинный реалист, Сервантес не мог не чувствовать напыщенности и далекой от правды идеальности произведений Лопе де Вега. (А. Н. О.)}.

  Солдат. Так как, сеньор, вы не считаете возможным поверить мне эти туфли в долг, что не составило бы для вас большой важности, особенно при тех приятных залогах, которыми я не подорожил, то по крайней мере сделайте одолжение, поберегите их для меня два дня, я приду за ними. А теперь скажу я сеньору башмачнику, что на этот раз он ни видеть Кристину, ни говорить с ней не будет.

  Башмачник. Я исполню все, что приказывает мне сеньор солдат, потому что я вижу, на какую ногу он хромает; он хромает на обе: с одной стороны нужда, а с другой ревность.

  Солдат. Ну, уж это не башмачницкого ума дело; чтобы судить о таких предметах, надо иметь классическое образование.

  Башмачник. О, ревность, ревность! А лучше-то сказать: ах, бедность, бедность! (Уходит.)

  Солдат. Если не будешь смотреть зорко, бдительный страж, так увидишь, как заберутся чужие мухи в тот улей, где твой мед. Но что это за звуки? О, без сомнения, это моя Кристина разгоняет пением тоску, когда чистит или скребет что-нибудь.