Белинский Виссарион Григорьевич - Дмитрий Калинин

й. Сочинения, ч. I-XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859-1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).

   КСсБ, Список I, II... - Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное изд. "по незначительности своей".

   ЛН - "Литературное наследство". М., Изд-во АН СССР.

   Надеждин - Н. И. Надеждин. Литературная критика. Эстетика. М., "Художественная литература", 1972.

   Полевой - Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики тридцатых годов. Изд-во писателей в Ленинграде, 1934.

   Пушкин - А. С. Пушкин. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1949.

   Станкевич - Переписка Николая Владимировича Станкевича, 1830-1840. М., 1914.

   ЦГАОР - Центральный государственный архив Октябрьской революции.

   Чернышевский - Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 16-ти томах. М., Гослитиздат, 1939-1953.

  

  

   При жизни Белинского не печаталось. Первоначально в печати появился отрывок из "Дмитрия Калинина". Он был опубликован Н. Н. Енгалычевым в статье "Виссарион Григорьевич Белинский. Новые данные для его биографии" ("Русская старина", 1876, т. 15, N 1, с. 66-76., Полный текст трагедии, по обнаруженной в делах Московского цензурного комитета рукописи, впервые напечатал Н. С. Тихоправов ("Сборник Общества любителей российской словесности на 1891 год", М., 1891, с. 437-533).

   Начало работы над "Дмитрием Калининым" - лето 1830 года, во время пребывания Белинского в Чембаре; окончание - ноябрь 1830 года.

   Сохранились: 1) рукопись опубликованного Н. Н. Енгалычевым отрывка (от слов "суетного как золото в горниле...", с. 591, строка 7 св. и кончая словами: "...я замечаю, что вы с...", с. 605, строка 6-7 сн.), являющаяся автографом Белинского (ИРЛИ, ф. 265, оп. 2, N 167); 2) цензурная рукопись трагедии, написанная родственником и другом Белинского Д. П. Ивановым и неизвестным лицом (ГДБ, ф. 21, N 10780). В рукописи нет ни одной поправки Белинского, а на обложке ее следующие пометы: "N 56 поступ. генварь 23-1831", "По 2 описи - N 39", "N 12-й. Удержана при делах Комитета по журналу пятого заседания генваря 30-го ДНЯ 1831 года. Секретарь адъюнкт Щедрицкий", "г. цензору Цветаеву".

   Опубликованный Н. Н. Енгалычевым автограф отрывка (большая часть "Пятой картины") является одной из предшествующих редакций "Дмитрия Калинина". В отличие от цензурной рукописи в нем дано деление на явл. (V-VIII), а некоторые из действующих лиц носят другие имена: Дмитрий назван Владимиром, Сурский - Вельским, Рудина - мамзелью. В отрывке также нет большого примечания к монологу Владимира (Дмитрия) "Неужели эти люди для того только родятся на свет...". В остальном текст отрывка отличается от цензурной рукописи незначительными расхождениями, главным образом стилистического характера. Еще Н. С. Тихонравов справедливо заметил, что цензурная рукопись списана "не совсем исправными писцами". В ней есть пропуски, описки, а иногда и прямые ошибки. Часть их удалось выявить при сличении цензурной рукописи с автографом отрывка.

   Печатается по цензурному экземпляру с устранением нескольких пропусков и ошибок по автографу отрывка.

   Еще до представления в цензуру Белинский (как это видно из его письма к П. П. и Ф. С. Ивановым от 13 января 1831 г.) читал пьесу на заседании литературного общества студентов.

   П. Прозоров, товарищ Белинского, один из участников литературного общества, вспоминал: "Несколько вечеров продолжалось чтение драмы... самим автором. Наружность его, сколько могу припомнить, была очень истощена... но зато горячо и полно одушевления было чтение автора, увлекавшее слушателей страстным изложением предмета и либеральными, по-тогдашнему, идеями" (Воспоминания, с. 114).

   От первого чтения до момента представления в цензуру драма претерпела большие изменения. По свидетельству другого товарища Белинского, Н. Аргилландера (Воспоминания, с. 104), первоначально пьеса называлась "Владимир и Ольга" (имя Владимир, как мы видели, главный герой сохранил и в отрывке, опубликованном Енгалычевым). Содержание пьесы передает А. Пыпин со слов М. Чистякова, секретаря "литературного общества": "Пьеса являлась тогда в несколько ином виде: Владимир - действительно незаконный сын помещика, богатого барина, и родился в семье его крепостного крестьянина; этот крестьянин потом умер, засеченный барином, который, чтобы несколько загладить ужасное дело, взял Владимира к себе. Владимир (или как иначе звали этого героя) отличался пылким нравом и талантами; отец ставил его в пример своим барчонкам-сыновьям, и предпочтение, оказываемое перед ними холопу, возбудило в них скрытую злобу. Героиня - не сестра Владимира, но в любви к ней его соперником являлся именно один из братьев. Отец умирает, не успевши дать вольной своему незаконному сыну, и, по смерти отца, он достается по наследству своему сопернику по любви к героине; новый барин, чтоб отомстить и унизить его, заставляет его служить себе за столом. Здесь же, за столом, Владимир убивает его". Другой товарищ Белинского, Д. Иванов, подтвердил, что "этот последний рассказ передает верно ту форму, в которой трагедия читалась на студенческих вечерах; но что после Белинский многое в ней изменил..." (А. Н. Пыпин. Белинский, его жизнь и переписка, изд. 2-е. СПб., 1908, с. 46).

   Таким образом, в первоначальном варианте отсутствовал мотив кровосмешения. В окончательном же, известном нам тексте возлюбленная главного героя Софья является его сестрой.

   Как показали работы советских исследователей (см.: В. С. Нечаева. В, Г. Белинский. Начало жизненного пути и литературной деятельности. 1811-1830. М., Изд-во АН СССР, 1949, глава "Дмитрий Калинин и крепостная действительность"), пьеса опирается на реальный жизненный материал, на многочисленные действительные факты крепостнического произвола и беззакония, о которых был осведомлен Белинский. Многообразны также связи произведения с русской сатирической традицией, особенно с драматургией Фонвизина и Грибоедова. По страстности же протеста, по смелости обличения социальной несправедливости пьеса Белинского, как указал еще дореволюционный исследователь, "во всей русской литературе имела только один прецедент... - это знаменитая книга Радищева" (М. А. Протопопов, В. Г. Белинский, его жизнь и литературная деятельность. СПб., 1891, с. 33).

   Впоследствии делались попытки доказать прямую зависимость "Дмитрия Калинина" от книги Радищева. Так, В. Данилов писал, что "сюжет драмы Белинского почти целиком содержится в "Путешествии из Петербурга в Москву" (речь идет о гл. "Городня"; см.: В. Данилов. Юношеская драма В. Г. Белинского "Дмитрий Калинин". - "Русский филологический вестник", 1910, N 1, с. 68). Однако сходство это состоит в некоторой тематической общности (судьба крепостного интеллигента), но не в особенностях трактовки образа, в художественной концепции. В. Переверзев в статье "Трагедия В. Г. Белинского "Дмитрий Калинин" ("Вопросы литературы", 1959, N 8), обоснованно возражая В. Данилову, писал, что герой книги Радищева "добрый, благородно чувствительный крепостной человек, пострадавший от жестокости своих господ, он сын сентиментального XVIII века. Калинин - крепостной интеллигент первых десятилетий XIX века, впитавший в себя соки романтизма "Бури и натиска", "неистового романтизма", выражающий свои переживания в соответственной форме" (с. 175).

   Наряду с несомненным влиянием немецкого "Sturm und Drang", драматургии Шиллера (об этом впоследствии говорил и сам Белинский), "Дмитрий Калинин" обнаруживает также связь с французской романтической школой - с так называемой "неистовой словесностью". Введение в окончательную редакцию темы кровосмешения и, соответственно, усиление мотива рока, обусловлены общей концепцией произведения и едва ли могут быть объяснены чисто внешним влиянием литературной моды или же стремлением автора облегчить пьесе путь в цензуре (что касается последнего, то это могло лишь осложнить дело ввиду настороженного отношения цензуры в ту пору к "неистовой словесности"). Следует обратить внимание на то, что сам факт кровосмешения выступает в пьесе как еще одно, решающее подтверждение социальной несправедливости, запутанности и извращенности всего строя моральных понятий (ср. реплику Дмитрия в V картине: "Вот как играет беспощадная судьба слабыми смертными! Нет: видно, милосердный бог наш отдал свою несчастную землю на откуп дьяволу...").

   Определенное историко-литературное значение имела разработка Белинским идеологического конфликта двух персонажей - Дмитрия Калинина и Сурского, конфликта, предвещавшего уже диалог "романтика" и "реалиста" в произведениях "натуральной школы" - прежде всего диалог Петра и Александра Адуевых в "Обыкновенной истории" Гончарова. (Подробнее о поэтике "драматической повести" Белинского см.: Ю. Манн. Поэтика русского романтизма. М., "Наука", 1976.)

   В январе 1831 года Белинский представил пьесу на рассмотрение цензурного комитета. Цензуровал рукопись профессор Л. А. Цветаев, отчеркнувший в ней на полях места, которые показались ему опасными (они приведены в кн. "Белинский и корреспонденты", с. 11-20). О дальнейших событиях сообщает Н. Аргилландер: "...Раз утром... его (Белинского) потребовали в заседание комитета, помещавшегося в здании университета. Спустя не более получаса времени вернулся Белинский, бледный, как полотно, и бросился на свою кровать лицом вниз; я стал его расспрашивать, что такое случилось, но ничего положительного не мог добиться; оп произносил только одно, и то весьма невнятно: "Пропал, пропал, каторжная работа, каторжная работа!" (Воспоминания, с. 104). В письме к родителям от 17 февраля 1831 года Белинский, рассказав об этом вызове в цензурный комитет, прибавляет, что сочинение "было признано безнравственным, бесчестящим университет, и об нем составили журнал!.. Но после это дело уничтожено, и ректор сказал мне, что обо мне ежемесячно будут ему подаваться особенные донесения" (протокол заседания Московского цензурного комитета от 30 января 1831 г., запретившего драму Белинского, приведен М. Я. Поляковым в его работе "Студенческие годы Белинского". - см.: ЛН, т. 56, с. 370-371). Пьеса и явилась действительной причиной исключения Белинского из университета в сентябре 1832 года.

   Нити от юношеской драмы Белинского идут ко многим его последующим работам, обнаруживаясь в виде отдельных реминисценций (ср., например, строки из философской части "Литературных мечтаний": "Если ты рожден сильным земли, гни свой хребет, ползи змеею между тиграми, бросайся тигром между овцами, губи, угнетай, пей кровь и слезы..." - с репликой Дмитрия Калинина о помещиках: "...этих змиев, этих крокодилов, этих тигров, питающихся костями и мясом своих ближних и пьющих, как воду, их кровь и слезы..."). Но главное в том, что от "Дмитрия Калинина" идет развитие "штюрмерского", бунтарского начала мировоззрения Белинского.

   В эстетическом отношении очевидна та роль, которую сыграл личный опыт Белинского как автора "Дмитрия Калинина" в осознании и характеристике им смешанного рода поэзии в статье "О русской повести и повестях г. Гоголя", а именно тех произведений, "где событие, характеры и положения как будто придуманы для выражения идей и чувств, так сильно волновавших автора...". Вместе с тем уже к началу критической деятельности Белинского многое в его пьесе не отвечает его художественному вкусу. Укажем на такую деталь: если Дмитрий Калинин объясняется Софье в любви, читая монолог Фингала к Моине, мысленно уподобляясь герою трагедии Озерова, то уже в "Литературных мечтаниях" Белинский иронически замечает, что драматург "из Фингала сделал аркадского пастушка и заставил его объясняться с Моиною мадригалами, скорее приличными какому-нибудь Эрасту Чертополохову...". Несколько же позднее, в рецензии на кн. С. Темного "Ночь" (см. наст. т., с. 507), Белинский, предостерегая писателей против печатания незрелых произведений, писал: "Мы говорим это от чистого сердца, говорим даже по собственному опыту...". Очевидно, что "собственный опыт" - это трагедия "Дмитрий Калинин".

   ¹ Белинский цитирует последние строки эпилога поэмы А. Пушкина "Цыганы".

   ² Неточная цитата из "Евгения Онегина" А. Пушкина, гл. вторая, строфа XX.

   ³ Речь идет о 6-м явл. I д. трагедии "Фингал".

   ⁴ Ср. "Горе от ума", д. II, явл. 5.

   ⁵ "Раб не больше господина своего" (Евангелие от Иоанна, 15, 20). Вторая цитата - из Первого Послания Петра, 2, 18.

   ⁶ Имеются в виду: новозаветное предание об участии Христа в брачном празднестве в Кане Галилейской, где им была претворена вода в вино, и старозаветное предание о перенесении царем Давидом ковчега завета (ящика, хранившего скрижали Моисея) в новый храм в Иерусалиме. Когда несли ковчег, "Давид скакал из всех сил пред господом"; "Так Давид и весь дом Израилев несли ковчег господен с восклицаниями и трубными звуками" (Вторая кн. Царств, 2, 14 и 2, 15).

   ⁷ Белинский приводит цитату (с небольшими неточностями) из трагедии В. Озерова "Эдип в Афинах", д. IV, явл. 2 (реплика Полиника).

   ⁸ В. Озеров, "Эдип в Афинах", д. IV, явл. 2.

   ⁹ Белинский цитирует стихотворение Жуковского "Певец".

   ¹⁰ Неточная цитата из комедии "Недоросль", д. V, явл. 1 (реплика Стародума).