Шекспир Вильям - Ромео и Джульетта, Страница 6 - Книги

iv align="justify">

Ромео.

Позволь остаться мне, пока ты вспомнишь!

Джульетта.

Не вспомню я, чтоб оставался здесь ты!

Я буду помнить только твоего

Присутствия отраду.

Ромео.

Так останусь

Я здесь, чтобы навек забыла ты!

И сам забуду я, что есть другие

Места на свете!

Джульетта.

Ведь почти уж утро!

Хотела б я, чтоб ты ушел, - но только

Как пташечка у маленькой шалуньи.

Вспорхнуть с руки она немножко даст

Бедняжке - пленнице привязанной - и снова

Ее притянет шелковым шнурком,

Ревнуя нежно птичку к вольной воле.

Ромео.

Хотел бы я твоею птичкой быть!

Джульетта.

И я б того хотела, дорогой мой!

Да только заласкала-б я до смерти!

Но - доброй ночи, доброй ночи! Так"

Сладка печаль прощального привета,

Что "доброй ночи!" до дневного света

Твердила все бы я! (Уходит).

Ромео.

О, да сомкнет

Твои ресницы сон! Да низойдет

На сердце мир! Хотел бы обратиться

Я в сон и в мир, чтобы в тебя вселиться.

Теперь к отцу духовному пойду

Я в келью, с ним блаженством поделиться...

Благой совет и помощь я найду. (Уходит).

СЦЕНА III.

Келья фра Лоренцо.

Входит Лоренцо.

Лоренцо.

Ясная улыбка зорьки сероокой

Хмурую уж гонит ночь и золотит

Полосами света облака востока,

И, редея быстро, в ужасе бежит

Прочь с дорога солнечной, шатаясь словно спьяна,

Мрак пред колесницею светлого Титана.

Но пока горящий закрывает свой

Взор еще дневное, жгучее светило

И не будет мира, и росы ночной

На траве зеленой капель не спалило, -

Надо понабрать мне в кузовочек мой

Всяких трав опасных, лютого коренья

Я цветов с бесценным соком исцеленья.

Мать земля всем тварям и могила им;

Где родное недро тварей - там и гробы!

Чад многообразных мы повсюду зрим

Из одной родимой вышедших утробы

и равно сосущих грудь земли, живым

Молоком обильную: и без исключенья,

Важного исполнены все они значенья.

Бесконечно разнятся. О! сколь велика

Сила благодатная в качествах цветка,

Камня и растения!.. Сколь ни низким зрится

Что-либо живое нам, все земле годится.

Нет равно и доброго, что бы не могло,

Уклонясь от правильной цели назначенья,

Сделаться источником злоупотребленья.

Добродетель самая обратится в зло, -

Если путь, ей избранный, в деле жизни ложен:

Делом же нередко порок облагорожен.

Вот, цветочка этого чашечка таит

Яд в себе и мощное средство исцеленья.

Ты его понюхай - силы оживит;

Но вкуси - и все твои мертвы ощущенья!

В сердце ль человеческом иль в цветке, равно

С благодатью смешано воли злой научало...

Если перевес оно в твари удержало,

Смертию быть пожранной твари суждено!

Входит Ромео.

Ромео.

С добрым утром, падре!

Лоренцо.

Benedicite!

Что за ранний голос мне шлет такой привет?

Очень не хорошая, сын мой, то рассвета,

Коли кто прощается с ложем до рассвета,

Держит стражу вечную в старческих очах

Мрачная заботушка и не проникает

Сон туда, где гостья лишь эта обитает.

Но на ложе юности, в радужных мечтах,

Он с любовью нежною крепкий низлетает.

Заключу из раннего посещенья сам

Вот что я, - и кажется, что по всем правам,

С ложа тебя важное поднимает дело;

Вели ж ты не поднят им, то скажу я смело:

Ромео не ложился и на миг единый.

Ромео.

Угадал последнее, падре... но покой

Вдвое от бессонницы слаще был от той.

Лоренцо.

Господи! прости ему! Был ты с Розалиной?

Ромео.

С Розалиной, падре мой? Нет! забыто мной

Это имя с прежними за него скорбями.

Лоренцо.

Вот так умник, сын ты мой

Где ж ты побывал?

Ромео.

Расскажу, чтоб более ты не вопрошал.

Очутился вдруг я на пиру с врагами:

Враг меня мгновенно в сердце поразил,

Да и мною в то же поражен мгновенье,

От тебя зависит наше исцеленье!

Муж святой! Я мести, видишь, не питаю,

За врага тебя я ныне умоляю.

Лоренцо.

Говори прямее, сын мой, без смущенья:

На глухую исповедь глухо и прощенье.

Ромео.

Ну, так знай, что больше я жизни, больше света,

Полюбил прелестную дочку Капулета...

Любит, как люблю ее, и меня она, -

И любовь взаимная браком быть должна

Скреплена священным. Где и как мы с нею

И когда сошлися мы, на пути успею

Рассказать. Пришел же я вот о чем молить:

Должен с ней сегодня ты нас соединить.

Лоренцо.

О, святый Франческо! Что за перемена!

К Розалине страстен он был и вдруг - измена!

Ах! любовь у юношей, видно, лишь в очах,

А не в сердце... Господи!.. Сколько слез, бывало,

На твоих на бледных я видывал щеках,

Из-за Розалины все!.. Даром же пропала

Соль их на подправку страсти этой лживой,

От которой нет теперь даже и отзыва!

Вздохи твои солнышко по небу едва ли

До сих пор рассеяло; стон твоей печали

В слухе моем старческом все еще звучит...

Да взгляни ты: след еще до сих пор хранит

Старых слез не высохших бледная ланита!

Если был собою ты, ежели твоим

Было горе старое, - ведь, вы оба с ним

Были Розалинины... И она забыта!

Ну, скажи, пожалуйста: коль в мужчине страсть

Так ничтожна, - женщине мудрено ли пасть?

Ромео.

За любовь к ней слышал я вечно нареканья.

Лоренцо.

За любовь, ребенок?.. Нет, за обожанье!

Ромео.

Ты же велел в могилу мне любовь зарыть!

Лоренцо.

Не за тем, чтоб выкопать из земли другую.

Ромео.

Перестань, о, падре ты так меня бранить!

За любовь любовью же та, кого люблю я,

Платит мне; другая ведь так не поступала!

Лоренцо.

Ох! другая эта видно верно знала,

Что в тебе любовь твоя только наизусть,

Букв не разбираючи, свой урок читала.

Но пойдем, ты - ветренник! Так и быть уж, пусть!

По одной причине я помогать решуся:

Может быть... Кто ведает? брак нежданный сей

Кончит ссоры вечные ваших двух семей...

Ромео.

О, пойдем же, падре мой! Я, ведь, тороплюся.

Лоренцо.

Осторожно-медленный шаг всегда верней.

(Уходят).

СЦЕНА IV.

Улица.

Входят Меркуцио и Бенволио.

Меркуцио.

Куда девался к чорту этот Ромео?

Скажи, не приходил он ночью в дом?

Бенволио.

В отцовский - нет! Я спрашивал слугу,

Меркуцио.

Эх! все-то бледнолицая девчонка,

Все эта рыба - Розалина, право,

Его так мучит! Он совсем рехнется.

Бенволио.

Тибальт, племянник Капулета старика,

Записку в дом отца его прислал.

Меркуцио.

Ну, об заклад я бьюсь, что вызов это!

Бенволио. Ромео наверно ответит.

Меркуцио. Да, конечно, всякий на письмо ответит, кто грамоту знает.

Бенволио. Нет! Хозяину письма ответит так, что каков был спрос, таков будет и ответ.

Меркуцио. Увы и ах! бедный этот Ромео! уж и так он умер! Просадили его насквозь черные глаза чахлой девчонки; прострелила его через ухо в другое любовная песня; попала ему в сердце в самую середину стрела слепого стрелка-мальчишки! Ну, где ему тягаться с Тибальтом?

Бенволио. Да Тибальт-то что за птица уж такая?

Меркуцио. Да не кошачье мяуканье: вот что я тебе скажу. О, это - герой хороших манер! Дерется он, как поешь песенку, - по нотам; наблюдает темп, расстояние, меру. Вздохнуть не даст - раз! два! - а три! уж в твоей груди!.. Прокалыватель шелковых пуговиц! Дуэлист, дуэлист! барич самой кровной породы! Второго позыва ждать не станет! О, дивное пассадо! Отбивай! Ага!

Бенволио. Еще что!

Меркуцио. Провались они, эти фигляры, щебетуны, жеманные сумасброды!.. Эти модные производители восклицаний: "ах! что за клинок! ах! что за молодец! ах! что за девчонка!" Ну, не жалости ли подобно, старина, что нас заедают эти заморские мухи, эти разносчики модных товаров, эти "пардонэ муа", которые до того вдались в новизну, что не усидят покойно на старой скамейке! Ох, уж эти мне "бонжуры"!..

Входит Ромео.

Бенволио. Вот он - Ромео! вот он - Ромео!

Меркуцио. Кости лишь да кожа: точно вяленая селедка! Рыба ты, рыба!.. Как это ты так обрыбился? Он теперь весь расплылся в стихах Петрарки. Лаура перед его барыней - судомойка; только что разве любовник ее был молодцеватей на счет рифм; Дидона - шлюха, Клеопатра - цыганка; Елена и Геро - потасканные скурехи; а Тизба, сероглазая кошка, - уж ровно ничто перед ней... Синьор Ромео! бонжур! Французский салют французским штанам вашей милости! Славную вы, однако, с нами штуку прошлую ночь съерыжничали!

Ромео. С добрым утром обоих! Какую штуку?

Меркуцио. Удрали, мессер, удрали! Изволите понимать?

Ромео. Виноват, добрый Меркуцио! Важное дело было: в таком деле - не грех нарушить приличия.

Меркуцио. Это почти то же, что сказать: бывают, дескать дела, в которых не грех и в сторону уклониться.

Ромео. Из вежливости, пожалуй!

Меркуцио. Ответ преуклончивый!

Ромео. Толкование самое вежливое!

Меркуцио. Ну, да ведь известно, что я - цвет вежливости.

Ромео. Букет цветов.

Меркуцио. Это верно!

Ромео. У меня вот башмаки тоже с букетами.

Меркуцио. Прекрасно сказано... Остри, пока износятся твои востроносые башмаки, пока подошвы у них оттреплются! Острота все еще останется у них на кончике: острота без конца!

Ромео. Чудесная острота на подметки к изношенным башмакам!

Меркуцио. Разними нас, добрый Бенволио! С моим остроумием одышка!

Ромео. Хлестни его да пришпорь! Хлестни, да пришпорь, а то я закричу: перегнал!

Меркуцио. Да, если твои остроты полетят как дикие гуси одна за другой, - я погиб! И не мудрено: у тебя в одном из твоих чувств больше дичи, чем у меня во всех пяти... Хорош, однако, и я гусь.

Ромео. Кто же в этом сомневался?

Меркуцио. А если бы я был гусыня, которая бы тебя за ухо укусила?

Ромео. Нет! Уж останься лучше добрым гусем!

Меркуцио. Твое остроумие - точно недоспелое яблоко: ужасная кислятина.

Ромео. А разве это не отличный соус под жирного гуся?

Меркуцио. Ну, это уж острота резинковая: из вершка растягивается в полсажени!

Ромео. Да, ведь, я его растягиваю в твою мерку: ну, и выходит, что ты - в длину и в ширину - огромный гусь.

Меркуцио. Вот ведь не лучше ли это разных любовных ахов и охов? Ты теперь на человека похож, ты опять Ромео, как надо быть Ромео и по воспитанию и по натуре! Потому: эта нюня - любовь мечется вечно, высуня язык, из угла в угол, да ищет все дырки, куда бы свою дурь всунуть.

Бенволио. Стой тут, стой тут!

Меркуцио. Коли нужно, чтобы стоял, так не мешай.

Беиволио. А неравно будет упадок от перестойки?

Меркуцио. Ты ошибаешься: я доходил до самой сути, до кончика; ты не дал мне кончить без остановки, не растягивая...

Ромео. Прекрасно!

Входят кормилица и Пьетро.

Меркуцио. Парус, парус!

Бенволио. Два, два! юбка и штаны!

Кормилица. Пьетро!

Пьетро. Здесь.

Кормилица. Пьетро! веер мне мой, пожалуйста!

Меркуцио. Пожалуйста, веер ей, добрый Пьетро! Личико прикрыть... Так-то красивей будет.

Кормилица. Пошли вам бог доброе утро, синьоры!

Меркуцио. Пошли вам бог добрый вечер синьора!

Кормилица. Какой же еще вечер теперь?

Меркуцио. Ну, коли не совсем, - так около! Уверяю вас! Нахальная стрелка стоит на двенадцати.

Кормилица. Ну вас! Вы что за человек?

Ромео. Человек, которым природа сама на себя плюнула.

Кормилица. Вот, ей богу, отлично сказано: сама на себя плюнула! Что только говорит! Синьоры, не может ли кто-нибудь из вас сказать мне, где могу я найти молодого Ромео?

Ромео. Это я вам скажу, пожалуй. Только молодой Ромео будет старше, когда вы его найдете, чем теперь, когда вы его ищете; изо всех этого имени - я самый младший, за исключением самого худшего.

Кормилица. Сладко вы как рассказываете!

Меркуцио. Да, что ж в худом-то хорошего?... Хорошо сказано, ей богу!.. Умно, умно!

Кормильца. Если вы - он, мессер, то мне с вами надо поговорить по секрету.

Бенволио. Должно быть, подзывает его на ужин.

Меркуцио. Сводня, сводня, сводня! Ату ее!

Ромео. Кого это ты травишь?

Меркуцио. Не зайца, мессер, а может и зайца, все равно: мохнатого зверя, только запеченного в постном пироге; он и зачерствел, и заплесневел, прежде чем его есть стали.

Старый зайка серый, старый зайка серый;

Блюдо в пост он - хоть куда!

Только зайка серый пролежал без меры

И протух он вот беда!

Ромео, что ты к отцу пойдешь? Мы там обедаем.

Ромео. Я сейчас за вами.

Меркуцио. Прощайте, древняя синьора! Прощайте, синьора, синьора, синьора!

(Уходят Меркуцио и Бенволио).

Кормилица. Ну да, прощайте! Скажите, мессер, кто этот нахальный торгаш с дрянным товаром?

Ромео. Господин, кормилица, который сам себя любит слушать и в одну минуту наговорит столько, сколько сам не переслушает в месяц.

Кормилица. Если он скажет что-нибудь на мой счет, то отделаю, будь он один сильней, чем двадцать этаких сорванцов; а я не справлюсь - найдется, кто с ним справится. Вот ерник-то! Я, ведь, не девка ему досталась, не скуреха какая! (к Пьетро). Ты что стоял? Ты что смотришь, как всякий ерыга надо мной потешается!

Пьетро. Я не видал, чтобы кто с вами потешался, кабы только увидал, - сейчас бы клинок на-голо! Я не хуже других вынуть-то сумею, коли только случай к хорошей свалке выйдет, да коли закон будет на моей стороне.

Кормилица. Ну, вот перед богом, так это я раздосадована, что все-то у меня косточки трясутся!... Подлец эдакой! Позвольте, мессер, словечко... Как уж я вам докладывала, моя барышня послала меня вас разыскать, а что она сказать вам велела, это покамест при мне остается. Только, первое дело, позвольте доложить вам: коли вы ее только, как это говорится, с ума свести хотите, - расподлый с вашей стороны это будет поступок, потому: барышня она молодая; значит, если вы с ней в темную играете, как это говорится, - грех это будет так поступить с хорошей девицей и нехорошее дело...

Ромео. Поклонись ты от меня, кормилица, своей синьоре... Клянусь я...

Кормилица. Добрая душа! Ей богу, все это ей скажу. Господи! вот обрадуется-то.

Ромео. Да что ж ты скажешь-то, кормилица? Ты от меня ничего еще не выслушала.

Кормилица. А скажу я ей, синьор, что вы клялись, а это, - ну как мне не понять, - самый что ни есть дворянский обычай.

Ромео.

Скажи, чтоб нынче же нашла предлог итти

На исповедь она,

И в келье фра Лоренцо совершится

Венчание. Вот за труды тебе.

Кормилица. Нет, право, синьор, ни копейки не возьму.

Ромео. Ну, вот еще! Возьми, я говорю.

Кормилица. Так вечером, синьор? Ну хорошо! придет!

Ромео.

А ты за монастырскою оградой,

Кормилица, постой...

Мой человек туда к тебе придет,

Веревочную лестницу тебе он

Отдаст: мне по узлам ее взбираться

На верх блаженства моего,

Под кровом таинственным ночи!

Прощай! служи лишь верно: награжу я...

Прощай, синьоре кланяйся своей!

Кормилица.

Храни тебя господь... Послушайте синьор...

Ромео.

Что, дорогая ты моя

Кормилица?

Кормилица,

Ваш человек-то верен?

Ведь тайна - знаете пословица ведется -

И промеж двух-то редко тайной остается.

Ромео.

Ручаюсь я, что верен он как сталь.

Кормилица. Ну, хорошо, синьор! И моя госпожа препрелестная барышня... Бог мой, бог мой! Когда она была еще крошкой маленькою... О! есть, знаете, в городе синьор, граф Парис; очень уж он на нее зарится, а она, моя голубушка, лучше, кажется, на жабу, на настоящую заправскую жабу глядеть будет, чем на него. Я иной раз и дразню это ее: говорю, что, мол, Парис - самый ей подходящий жених... Так верите ли? Она так вот вся и побледнеет, как полотно белое... А что! Ведь, розмарин-цветок и Ромео с одного слова начинаются?

Ромео. С одного, кормилица... только что ж тебе из этого? Оба конечно с Ро...

Кормилица. Ах вы, насмешник! Ведь, это собачий лай! Ррро... Нет, уж я знаю, что с другого слова! А уж как она складно это про вас и про розмарин прибирает, просто - прелести слушать!

Ромео. Кланяйся синьорине! (Уходит).

Кормилица. Тысячу раз буду кланяться! Пьетро!