Шекспир Вильям - Гамлет, принц датский

наши монархи и прославленные герои - тѣни нищихъ. Не пора ли намъ во дворецъ? Клянусь душей, я не въ силахъ резонировать.

   Розенкранцъ и Гильденштернъ. Мы оба къ вашимъ услугамъ.

   Гамлетъ. Ничего подобнаго не говорите, я не причислю васъ къ остальнымъ моимъ слугамъ; ибо скажу вамъ, какъ честный человѣкъ, моя свита отвратительна. Но, какъ друзей, равныхъ мнѣ, спрашиваю, что подѣлываете вы въ Гельзингерѣ?

   Розенкранцъ. Мы хотѣли только навѣстить васъ, ничего болѣе.

   Гамлетъ. Нищ³й, какъ я, я даже бѣденъ чувствомъ благодарности. Но я благодарю васъ и навѣрно, милые мои друзья, за мою благодарность не стоитъ дать и мѣднаго гроша. Развѣ за вами не посылали? Собственное-ли было ваше желан³е? Добровольный визитъ? Пожалуста, поступайте со мною честно. Такъ и быть! Ну, скажите-же!

   Гильденштернъ. Что мы должны сказать, принцъ?

   Гамлетъ. Что хотите - исключая правду. За вами послали, сознан³е уже замѣтно въ вашихъ глазахъ, которые недостаточно лукавы, чтобы притворяться. Я знаю, что добрый король и королева за вами послали.

   Розенкранцъ. Съ какою цѣлью, принцъ?

   Гамлетъ. Это я долженъ узнать отъ васъ. Но заклинаю васъ именемъ нашей школьной дружбы, союзомъ нашей юности, нашей испытанной любовью и всѣмъ дорогимъ, чѣмъ могъ-бы болѣе искусный ораторъ, сильнѣе тронуть ваше сердце, скажите сами прямо: послали-ли за вами, или нѣтъ.

   Розенкранцъ. (къ Гильденштерну) Что скажете вы?

   Гамлетъ. (въ сторону) Такъ, я уже понимаю васъ. (громко) Если вы меня любите, признайтесь.

   Гильденштернъ. Принцъ, дѣйствительно за нами послали.

   Гамлетъ. Я вамъ скажу для чего; угадываю и предупрежу вашу измѣну, такъ что вы, неоткрывая на волосъ тайны, нисколько не погрѣшите противъ короля и королевы. Недавно - не знаю почему - я лишился всей бодрости духа, оставилъ всѣ мои обыкновенныя занят³я и дѣйствительно такъ разстроенъ, что земля, это чудное строен³е, кажется мнѣ однимъ только пустыннымъ мысомъ; видите-ли этотъ великолѣпный куполъ, воздухъ, этотъ чудный небосклонъ, этотъ величественный сводъ, вытканный золотымъ огнемъ, все это кажется для меня только скоплен³емъ испорченныхъ и заразительныхъ паровъ. Какое образцовое создан³е человѣкъ! Какъ благороденъ онъ по своему уму! Какъ безпредѣльны его способности! Какое достоинство и сила въ его образѣ и движен³яхъ! Сколько сходства въ дѣлахъ у него съ ангеломъ, въ помыслахъ съ Богомъ! Краса м³ра! Первообразъ всего живущаго! И что-же для меня значитъ эта квинтэссенц³я изъ пыли? Я не имѣю никакой охоты къ мущинѣ. (Розенкранцъ и Гильденштернъ смѣются) Къ женщинѣ тоже, хотя вы, кажется, сомнѣваетесь въ этомъ, судя по вашей улыбкѣ.

   Розенкранцъ. У меня въ мысляхъ ничего подобнаго не было, принцъ.

   Гамлетъ. Отъ чего-же вы смѣялись, когда я сказалъ, что я не имѣю никакой охоты къ мущине.

   Розенкранцъ. Я думалъ вотъ что: если такъ, то какой-же сухой пр³емъ найдутъ у васъ актеры. Мы встрѣтили ихъ на дорогѣ; они ѣдутъ сюда, къ вашимъ услугамъ.

   Гамлетъ. Тому, который играетъ королей, я очень радъ; его величеству я воздамъ должную дань; странствующ³й рыцарь употребитъ въ дѣло копье и шлемъ; любовникъ не напрасно будетъ вздыхать; играющ³й чудаковъ доведетъ роль свою до конца; дуракъ будетъ смѣшить людей, чувствительныхъ къ смѣху; актриса пусть смѣло высказываетъ свои чувства, развѣ стихи для этого будутъ плохи. Что это за труппа?

   Розенкранцъ. Та самая, которая вамъ доставляла такъ много удовольств³я - столичные актеры.

   Гамлетъ. Почему-же они разъѣзжаютъ? Постоянное мѣстожительство выгоднѣе имъ, какъ для славы, такъ и для доходовъ.

   Розенкранцъ. Я думаю, что они перестали въ городѣ играть, вслѣдств³е послѣднихъ перемѣнъ, которыя тамъ случились,

   Гамлетъ. Пользуются-ли они тѣмъ-же уважен³емъ, какъ прежде, когда я былъ въ городѣ? Такъ-ли охотно ихъ и теперь посѣщаютъ?

   Розенкранцъ. Нѣтъ, навѣрно не такъ.

   Гамлетъ. Отъ чего-же? Развѣ они стали дурно играть?

   Розенкранцъ. Нисколько; ихъ достоинство и труды тѣ-же самые, но тамъ нашлось гнѣздо дѣтей, маленькихъ_: птичекъ, которые немилосердно пищатъ напыщеннымъ слогомъ и за это имъ безпощадно аплодируютъ. Они теперь въ большомъ ходу и издѣваются надъ театрами обыкновенными (какъ называютъ они проч³е театры) до того, что мног³е, носящ³е шпаги, боятся гусинаго пера й едва осмѣливаются ходить туда.

   Гамлетъ. Не ужели это дѣти? Кто-же ихъ содержитъ? Плотитъ имъ жалованье? Не ужели они до тѣхъ поръ только останутся актерами, пока поютъ дискантомъ? Не скажутъ-ли они впослѣдств³и, когда сдѣлаются обыкновенными актерами (что очень вѣроятно, когда они ни къ чему другому не будутъ приспособлены) что писатели ихнихъ комед³й дѣлаютъ глупость, заставляя ихъ самихъ декламировать противъ того, что ихъ ожидаетъ въ будущемъ?

   Розенкранцъ. Право, съ обѣихъ сторонъ было много шуму и толпа нисколько не стѣсняется возбуждать обѣ стороны къ дракѣ. Нѣсколько времени дѣло доходило до того, что нельзя было ни за что продать пьесы, если въ ней писатель и актеры чуть не вцѣплялись въ волоса другъ другу.

   Гамлетъ. Не ужели?

   Гильденштернъ. О, много ума было потрачено на это.

   Гамлетъ. И что-же, дѣти побѣждаютъ?

   Розенкранцъ. Безъ сомнѣн³я, принцъ, они побѣдили актеровъ театра подъ фирмой: Геркулесъ съ земнымъ шаромъ на плечахъ.

   Гамлетъ. Впрочемъ, что тутъ удивительнаго: теперь мой дядя сталъ королемъ Дан³и, и вотъ именно тѣ, которые ему строили рожу, пока жилъ мой отецъ, теперь плотятъ двадцать, сорокъ, пятьдесятъ, даже сто червонцевъ за его портретъ въ мин³атюрѣ. Чортъ возьми, въ этомъ что то есть сверхъ-естественное, пусть бы философ³я чѣмъ нибудь объяснила это.

   Гильденштернъ. Вотъ и актеры.

   Гамлетъ. Любезные господа, всѣ очень рады видѣть васъ въ Гельзингерѣ. Дайте мнѣ ваши руки! Вотъ такъ! Хорош³е манеры и комплименты необходимы, когда мы рады кого нибудь встрѣтить. Позвольте и мнѣ васъ привѣтствовать такимъ-же образомъ, что-бы мое обращен³е съ актерами (которое по наружности должно быть особенно вѣжливое) не показалось-бы болѣе вѣжливымъ, какъ съ вами. Вамъ рады, но мой дядя-отецъ и моя тетка-мать ошибаются.

   Гильденштернъ. Въ чемъ, мой дорогой принцъ?

   Гамлетъ. Я теряю умъ только при сѣверовосточномъ вѣтрѣ; но при южномъ я могу отличить колокольню отъ фонарнаго столба.

  

  

   Полон³й. Здравствуйте, Господа!

   Гамлетъ. Слушайте, Гильденштернъ! - и вы тоже - на каждое ухо до одному слушателю: большой ребенокъ, котораго вы видите тамъ, не вышолъ еще изъ пеленокъ.

   Розенкранцъ. А можетъ быть онъ вторично народился, ибо говорятъ-же, что старики снова дѣлаются дѣтьми.

   Гамлеть. Я предсказываю, что онъ пришелъ сказать мнѣ объ актерахъ. Обратите вниман³е! - Совершенно справедливо, милостивый государь: утромъ въ понедѣлъникъ тоже самое было, онъ былъ, точно ребенокъ.-

   Полон³й. Принцъ, я хочу вамъ сообщить новость.

   Гамлетъ. Милостивый государь, я хочу вамъ сообщить новость. - Когда актеръ Росц³й былъ въ Римѣ -

   Полон³й. Актеры сюда пр³ѣхали, принцъ,

   Гамлетъ. Пустяки, пустяки.

   Полон³й. Какъ честный человѣкъ -

   Гамлетъ "Каждый ѣхалъ на своемъ ослѣ" -

   Полон³й. Самые лучш³е актеры въ м³рѣ для трагед³й, комед³й, истор³й, пасторалей, пастораль-комед³й, историко-пасторалей, для нераздѣльнаго дѣйств³я, или для какихъ угодно длинныхъ поэмъ. Для нихъ Сенека не слишкомъ трагиченъ и Плавтъ не слишкомъ комиченъ. Сочинить или сказать что-нибудь экспромтомъ съ ними никто не сравнится.

   Гамлетъ. "О, ²еффай, судья израиля!" - Какое сокровище ты имѣлъ?

   Полон³й. Какое сокровище онъ имѣлъ, принцъ?

   Гамлетъ. Слушайте:

   "И прекрасную дочь онъ имѣлъ

   Онъ любилъ ее отъ души."

   Полон³й. (въ сторону) Непремѣнно моя дочь.

   Гамлетъ. Не правъ-ли я, старый ²еффай?

   Полон³й. Если вы меня зовете ²еффайемъ, принцъ, то я имѣю дочь, которую чрезъ мѣру люблю.

   Гамлетъ. Нѣтъ, не это слѣдуетъ заключен³е.

   Полон³й. Что-же слѣдуетъ, принцъ?

   Гамлетъ. Да вотъ что:

   "Счаст³ю, жизни конецъ

   Положилъ нашъ Творецъ."

   3атѣмъ вы знаете:

   "И случилось съ ней то,

   Что всѣмъ намъ суждено,"-

   Дальше вы можете сами узнать изъ перваго отдѣла святочныхъ пѣсней, а теперь, смотрите, идутъ люди, которые мѣшаютъ намъ продолжать разговоръ.

  

  

   Гамлетъ. Здравствуйте, господа, здравствуйте! - Я радуюсь, что вижу васъ здоровыми. Здравствуйте, мои любезные друзья! Ахъ, старый другъ, какъ поистрепалось лице твое съ тѣхъ поръ, какъ я тебя видѣлъ въ послѣдн³й разъ! А что, ты и въ Дан³и будешь ворчать на меня? Ахъ моя прекрасная молодая дама! Какъ люблю женщинъ, M-lle, вы поднялись къ небу на одинъ каблукъ выше съ тѣхъ поръ, какъ я васъ видѣлъ. Дай Богъ, чтобы вашъ голосъ, подобно старой монетѣ, не потерялъ своей звучности и прелести. - Очень радъ васъ всѣхъ видѣть, господа! Мы тотчасъ пр³ймемся за дѣло, какъ французск³е фальконьеры, налетимъ на все, что встрѣтится на пути. Съиграемъ что нибудь! Покажите намъ обращикъ вашего искуства. Такъ и быть! Какую нибудь патетическую рѣчь.

   1-й актеръ. Какую рѣчь прикажете, Ваше Высочество!

   Гамлетъ. Я слышалъ однажды, какъ ты читалъ монологъ. Пьеса никогда не была поставлена на сцену, а если и была, то не болѣе однаго раза; и, сколько могу припомнить, она не понравилась толпѣ, для нее это было тоже самое, что свѣжая икра для простонарод³я. Но это была, по моему мнѣн³ю и по мнѣн³ю лучшихъ знатоковъ, превосходная пьеса: сцены въ ней распредѣлены правильно и задуманы весьма искусно и умно. Я помню, что кто-то сказалъ о ней, что въ стихахъ нѣтъ вовсе соли и перцу, чтобы придать мыслямъ болѣе остроты, что въ выражен³яхъ не было никакого желан³я автора пользоваться прикрасами; но онъ считалъ ее написанной просто, столько-же со здравымъ смысломъ, какъ и пр³ятной и далеко болѣе красивой, чѣмъ прикрашенной. Въ пьесѣ этой одинъ монологъ мнѣ особенно нравился: это былъ разсказъ Энея Дидонѣ; въ особенности то мѣсто, когда онъ разсказываетъ объ уб³йствѣ Пр³яма. (къ одному изъ актеровъ) Если вы помните, оно начинается этими строками: - Постойте, постойте -

   "Жесток³й Пирръ, какъ левъ гирканск³й" - Нѣтъ не такъ, я ошибаюсъ, но помню, что оно начинается Пирромъ. "Жесток³й Пирръ, онъ, котораго мрачный мечь, черный, какъ замыслы его, похож³й на ту ночь, когда сидѣлъ онъ внутри зловѣщаго коня - убралъ теперь свой страшный ликъ варварскими гербами: съ головы до ногъ имѣлъ онъ видъ алой краски; какъ чудовище росписанъ былъ кровью отцовъ, матерей, дочерей и сыновей, осушаемый жаромъ пылающихъ улицъ, которыя освѣщали грознымъ и адскимъ свѣтомъ сцену уб³йства своего владыки. Распаленный огнемъ и злобой, обрызганный густою кровью, съ глазами, какъ-бы изъ краснаго камня, ищетъ бѣшенный Пирръ праотца Пр³яма." - Продолжайте дальше!

   Полон³й. Ей Богу, принцъ, великолѣпно сказано - благороднымъ тономъ, съ отличной выдержкой.

   1-й актеръ. "Скоро находитъ онъ его, но уже безсильнаго дать отпоръ врагу: его старый мечь не повинуется болѣе рукѣ и лежитъ невнимательный къ повелѣн³ю, тамъ гдѣ упалъ, Далеко не равномѣрный силами бросается Пирръ прямо на Пр³яма и высоко взмахнулъ мечемъ, но отъ однаго только свиста ужаснаго меча падаетъ обезсиленный отецъ. И Троя, хотя уже бездыханная, содрогнулась отъ этого взмаха; ея поникшая долу башня, объятая пламенемъ, рушилась на землю и паден³емъ своимъ ужаснымъ оглушила Пирра: смотрите, мечь его, неумолимо падавш³й уже на бѣлую, какъ молоко, царственную голову Пр³яма, остановился въ воздухѣ, какъ будто окаменѣлый. Такъ стоялъ онъ, росписанное чудовище, въ недоумѣн³и между силой и волей и не зналь, что дѣлать. Но, какъ часто, видимъ мы, бываетъ передъ бурей: тишина на небѣ, не подвижны облака, вѣтеръ не шелохнетъ, а внизу земля мрачная, какъ смерть - вдругъ ужасный громъ разсѣкаетъ воздухъ; такъ и мщен³е, какъ-бы въ наказан³е за минуту замедлен³я, съ новой силой поднимаетъ на дѣло Пирра; и никогда не падали безпощаднѣе молоты циклоповъ на панцырь Марса, скованный какъ вѣчность, какъ удалъ теперь кровавый мечь Пирра на голову Пр³яма. - О, ты, коварная, какъ публичная женщина, богиня Фортуна! Вы, всѣ, боги великаго совѣта, лишите ее власти, изломаете спицы и ободъ колеса ея, и пусть скатится съ высотъ небесныхъ одна ступица въ бездонную пропасть ада."

   Полон³й. Это слишкомъ длинно.

   Гамлетъ. Не мѣшало-бы отослать къ цырульнику и обрѣзать вмѣстѣ съ вашей бородой. (къ актеру) Пожалуста, продолжай! Онъ любитъ только фарсы или пошлые анекдоты, въ противномъ случаѣ засыпаетъ. Говори дальше, начинай о Гекубѣ!

   1-й актеръ. "Но кто, о горе! видѣлъ полунагую королеву"-

   Гамлетъ. Полунагую королеву?

   Полон³й. Это хорошо; полунагая королева, хорошо.

   1-й актеръ. "Какъ бѣгала она, босая, и пламень могла-бъ залить ручьями слезъ; съ головой, прикрытой лохмотьемъ, гдѣ еще недавно с³яла царская корона; и, вмѣсто одежды, исхудалое и истощенное отъ горя тѣло было покрыто простыней, въ торопяхъ гдѣ-то схваченной: кто это видѣлъ, разразился-бы ядовитымъ гнѣвомъ противъ коварства богини фортуны. И если-бы сами боги взглянули въ ту минуту, когда она замѣтила, какъ Пирръ, жестоко позоря, рубилъ мечемъ супруга тѣло: первый взрывъ крика ея (для нихъ жизнь смертныхъ не совсѣмъ чужда) вызвалъ бы слезы изъ пылающихъ очей неба и чувство сострадан³я изъ сердецъ безсмертныхъ боговъ."

   Полон³й. Посмотрите, развѣ не измѣнился онъ въ лицѣ, даже слезы на глазахъ? - Пожалуста, перестань!

   Гамлетъ. Хорошо. Остальное разскажешь мнѣ послѣ, въ скоромъ времени. (къ Полон³ю) Милостивый государь, не угодно-ли вамъ позаботиться объ угощен³и актеровъ. Послушайте, примите ихъ хорошо, потому что они зеркало и краткая хроника нашего вѣка. Для васъ была-бы лучше дурная надпись на могилѣ, послѣ смерти, чѣмъ худая молва при жизни.

   Полон³й. Ваше Высочество, я; буду обращаться съ ними по ихъ заслугамъ.

   Гамлетъ. Чортъ возьми, мой милый, гораздо лучше! Попробуйте обращаться со всякимъ по заслугамъ - кого тогда не пришлось-бы побить? Обращайтесь съ ними, какъ требуютъ этого собственное ваше достоинство и честь: чѣмъ менѣе они этого стоютъ, тѣмъ болѣе можно будетъ оцѣнить вашу доброту и любезность. Возьмите ихъ съ собой!

   Полон³й. Пожалуйте, господа!.

   Гамлетъ. (къ актерамъ) Идите за нимъ, друзья мои! Завтра должна быть съиграна пьеса. (къ первому,актеру) Послушайте, старый другъ, можете ли вы съиграть уб³йство Гонзаго?

   1-й актеръ. Можемъ, принцъ.

   Гамлетъ. Съиграйте его завтра вечеромъ. Я надѣюсь, что вы, если понадобится, можете выучить наизустъ монологъ, такъ около 12-16 строкъ, который я хочу сочинить и вставить въ пьесу? Не такъ-ли?

   1-й актеръ. Могу, Ваше Высочество.

   Гамлетъ. Отлично! (ко всѣмъ актерамъ) Идите за этимъ господиномъ, только, смотрите, не труните надъ нимъ! (Полон³й и актеры уходятъ. - Къ Розенкранцу и Гильденштерну) Мои добрые друзья, я прощаюсь съ вами до вечера: вамъ очень рады въ Гельзингерѣ!

   Розенкранцъ. Очень хорошо, принцъ.

   Гамлетъ. И такъ, идите съ Богомъ!

   Теперь я одинъ. О, какой-же я негодяй и презрѣнный рабъ! Не удивительно-ли, что здѣсь актеръ, подъ вл³ян³емъ вымысла и страсти, созданныхъ воображен³емъ, по собственному только представлен³ю, могъ настроить свою душу такъ, что лице его отъ волнен³я блѣднѣло и выражало ужасъ, глаза наливались слезами, голосъ замиралъ и вся его фигура, какъ-бы олицетворяла собой эти чувства. И все это волнен³е изъ за пустяковъ! Изъ за Гекубы! Что ему Гекуба, что онъ ей? Изъ за чего тутъ слезы лить? Что, если бы онъ, какъ я, былъ призванъ на дѣло мщен³я и это чувство было-бы единственной задачей его жизни: что-бы онъ дѣлалъ? Залилъ-бы слезами сцену; поразилъ-бы зрителей раздирающими душу словами; съ ума бы свелъ преступника; привелъ-бы въ такое смущен³е и трепетъ людей невинныхъ и не причастныхъ къ дѣлу, что могъ-бы даже лишить ихъ и зрѣн³я и слуха. А я, робк³й и малодушный бездѣльникъ, пресмыкаюсь, какъ шутъ въ чужомъ пиру, чуждаясь собственнаго дѣла, и не смѣю сказать одного слова, одного слова въ защиту короля, котораго открытымъ разбоемъ лишили собственности и драгоцѣнной жизни. Кажется, я не трусъ? Кто смѣетъ назвать меня негоднымъ? Ударить по головѣ? Потрепать за бороду и бросить въ лице клочки волосъ? Ущипнуть за носъ? Нахально уличать во лжи? Кто смѣетъ сдѣлать это? Но я, наконецъ, какъ будто-бы проглотилъ все это? Иначе нельзя и думать: я кротокъ, какъ голубь, гнетъ переношу безъ настоящаго ожесточен³я; въ противномъ случаѣ, я давно-бы долженъ былъ бросить трупъ этого мерзавца, какъ падаль, на съѣден³е здѣшнимъ коршунамъ. Кровожадный и развратный негодяй! Безчувственный и сладострастный извергъ! - Да, но какой-же я оселъ! Отличная храбрость, когда, будучи сыномъ дорогого замученнаго отца, когда небо и адъ зовутъ меня на месть, я только на словахъ, какъ публичная женщина, отвожу душу и довольствуюсь одними бранными словами, какъ какая нибудь поденщица или кухарка! О, какъ это гадко! Пора тебѣ на работу, голова моя! Да, да! Я слышалъ, что разбойники, присутствуя въ театрѣ на драматическихъ представлен³яхъ, искуствомъ игры до того поражены бывали, что сами выдавали тайну своихъ преступлен³й: уб³йство, безъ языка, умѣетъ говорить какими-то магическими словами. Они должны съиграть передъ дядей что нибудь похожее на уб³йство моего отца. Я буду слѣдить за его глазами, я хочу проникнуть въ сокровенную тайну души его: дрогнетъ онъ - тогда я буду знать, что дѣлать. Духъ, котораго я видѣлъ, можетъ быть дьяволъ, который умѣетъ облекаться въ разныя обольстительныя формы; да, и, можетъ быть, пользуясь моей слабостью и меланхол³ей (на такой характеръ онъ имѣетъ сильное вл³ян³е) увлекаетъ меня на погибель. Я хочу добыть основан³е болѣе вѣрное. Пусть театральное представлен³е будетъ силками, разставленными на совѣсть короля! (уходитъ).

  

   Король. Чтоже, нельзя отъ него узнать никакими изворотами: что за разстройство, которое нарушаетъ спокойств³е его жизни такимъ ужаснымъ и опаснымъ безум³емъ?

   Розенкранцъ. Онъ говоритъ, что чувствуетъ себя разстроеннымъ; но не хочетъ ни за что сказать о причинѣ этого разстройства.

   Гильденштернъ. Онъ неохотно позволилъ испытывать себя, отдѣлывается, напротивъ, весьма искусно, когда мы хотѣли убѣдить его, что-бы онъ открылъ намъ настоящую суть дѣла.

   Королева. Какъ-же онъ васъ принялъ?

   Розенкранцъ. Какъ настоящ³й джентльменъ.

   Гильденштернъ. Однако-же онъ дѣлалъ надъ собой большое усил³е.

   Розенкранцъ. На собственные вопросы скупъ, на наши-же вопросы отвѣчалъ охотно.

   Королева. Звали-ли вы его на какое нибудь гулянье?

   Розенкранцъ. Случилось именно въ это время, Ваше Величество, что мы встрѣтили на дорогѣ актеровъ. Ему мы сказали объ этомъ и, кажется, онъ какъ-то особенно этому обрадовался. Они остановились здѣсь, недалеко отъ дворца, и, полагаю, что получили уже приказан³е играть для него сегодня вечеромъ.

   Полон³й. Дѣйствительно такъ; онъ меня просилъ пригласить Ваши Величества послушать и посмотрѣть эту вещь.

   Король. Съ большимъ удовольств³емъ, я очень радъ, что онъ начинаетъ въ этомъ находить удовольств³е. Вы, любезные господа, воодушевляйте и подстрекайте его къ разнаго рода развлечен³ямъ.

   Розенкранцъ. Мы очень рады, государь!

   Король. И ты уйди, любезная Гертруда; мы тайно направляемъ сюда Гамлета, чтобы онъ, какъ-бы случайно, могъ встрѣтиться здѣсь съ Офел³ей. Мы съ отцомъ ея станемъ такъ, что будемъ все видѣть, сами не показываясь. Изъ этого свидан³я мы постараемся замѣтить и разгадать: тоска-ли отъ любви причиной его скорби, или его мучитъ что нибудь другое.

   Королева. Ухожу, если вы этого требуете. - Что касается васъ, Офел³я, я бы только и желала, чтобы ваша красота была счастливымъ основан³емъ странностей Гамлета: въ такомъ случаѣ, я надѣюсь, что ваши добродѣтели подѣйствуютъ на него благотворно и возвратятъ ему разсудокъ, къ чести васъ обоихъ.

   Офел³я. Я этого желаю, Ваше Величество. (королева уходитъ).

   Полон³й. Прохаживайся здѣсь, Офел³я! Государь, займемъ наши мѣста! - (къ Офел³и) Читай, это будетъ благовиднымъ предлогомъ твоего уединен³я. - Въ этомъ отношен³и часто и мы сами не безъ грѣха - много человѣкъ испытываетъ въ жизни - набожнымъ лицемъ и мнимо благочестивыми дѣлами подслащаемъ хоть самого чорта.

   Король. (въ сторону) О, сколько въ этомъ правды! Какимъ острымъ бичемъ слова эти падаютъ мнѣ на совѣсть! Лице развратницы, подкрашенное искуствомъ, не столько возбуждаетъ отвращен³я своими румянами, какъ мои дѣла, прикрытыя красными словами. О, тяжкое бремя мое!

   Полон³й. Я слышу, онъ идетъ: спрячемся!

  

  

   Гамлетъ. Быть, или не быть - вотъ въ чемъ вопросъ здѣсь: благороднѣе-ли переносить въ душѣ всѣ ужасы разъяренной судьбы, или, поднявъ оруж³е противу моря золъ, погибнуть въ неравномъ бою. Умереть - уснуть - и только! - и знать, что въ этомъ снѣ будетъ конецъ всѣмъ мучен³ямъ сердца и тысячамъ невзгодъ, доставшихся въ удѣлъ нашей жизни - это и есть единственное и страстное желан³е нашего духа. Умереть - уснуть - уснуть! Можетъ быть погрузиться только въ мечты! - Да, но въ томъ то и дѣло: как³я будутъ тѣ мечты за гробомъ, когда мы бросимъ смертное наше тѣло? Вотъ что останавливаетъ насъ и служитъ основан³емъ тому, что наши бѣдств³я переживаютъ цѣлыя столѣт³я! Въ противномъ случаѣ: кто-бы снесъ насмѣшку и бичъ временъ, гнетъ сильнаго, обиды гордаго, муки отвергнутой съ презрѣн³емъ любви, попиран³е законовъ, высокомѣр³е должностныхъ чиновъ и позоръ, которому подвергаются смиренныя заслуги передъ ничтожествомъ, если-бы каждый, по собственному желан³ю, могъ достигнуть покоя, съ помощью какой нибудь булавки? Кто-бы стоналъ и трудился въ потѣ лица, кто гнулъ-бы шею подъ бременемъ земныхъ невзгодъ? Но страхъ чего-то, что будетъ послѣ смерти - въ той неизвѣданной странѣ, откуда путники никогда не возвращаются - приводитъ волю въ такое ужасное смятен³е, что мы охотнѣе переносимъ неизбѣжныя бѣдств³я наши, чѣмъ рѣшаемся летѣть къ другимъ, еще неизвѣданнымъ страдан³ямъ. Вотъ почему совѣсть дѣлаетъ всѣхъ насъ трусами; эта роковая мысль отравляетъ врожденное намъ чувство отваги; и подвиги наши, какъ-бы ни были полны энерг³и и силы, сбитые съ пути идеей этой, теряютъ даже самое назван³е подвиговъ.- Тише! Прелестная Офел³я. (къ Офел³и). Нимфа, помяни въ своихъ молитвахъ и мои грѣхи!

   Офел³я. Какъ поживаете, принцъ, съ тѣхъ поръ, какъ я васъ такъ давно не видѣла?

   Гамлетъ. Всеподданнѣйше благодарю: хорошо.

   Офел³я. Мой принцъ, у меня есть вещи, данныя мнѣ вами на память, я давно собираюсь возвратить ихъ вамъ; возьмите ихъ, пожалуста, теперь!

   Гамлетъ. Нѣтъ, никогда; я никогда ничего не давалъ вамъ.

   Офел³я. Дорогой принцъ, вы знаете хорошо, что дарили, и при этомъ слова ваши были такъ сладки и душисты, что далеко увеличивали цѣнность вещей. Но ароматъ исчезъ - возьмите ихъ назадъ: для благородной души, подарокъ теряетъ всякое значен³е, когда потеряно сердце дающаго. Вотъ они, принцъ!

   Гамлетъ. Ха, ха, ха! Скажите: вы добродѣтельны?

   Офел³я. Милостивый Государь?

   Гамлетъ. Красавица-ли вы?

   Офел³я. Что вы хотите этимъ сказать, Ваше Высочество?

   Гамлетъ. То, что если вы добродѣтельны и красивы, добродѣтель ваша не должна имѣть никакого сношен³я съ красотой.

   Офел³я. Мой принцъ, можетъ-ли красота имѣть лучшаго друга, какъ добродѣтель?

   Гамлетъ. Безъ сомнѣн³я: потому что сила красоты скорѣе передѣлаетъ добродѣтель въ распутство, нежели сила добродѣтели сдѣлаетъ красоту себѣ подобной. Прежде это было немыслимо, а теперь время доказало, что это можетъ быть. Я любилъ тебя когда-то.

   Офел³я. Дѣйствительно, мой принцъ, вы старались увѣрить меня въ этомъ.

   Гамлетъ. Ты не должна была мнѣ вѣрить: потому что добродѣтель не можетъ привиться къ нашему испорченному поколѣн³ю такъ, чтобы не оставалось въ немъ гнилаго вкуса. Я не любилъ тебя.

   Офел³я. Тѣмъ хуже я была обманута.

   Гамлетъ. Ступай въ монастырь! Зачѣмъ хотѣла-бы ты рождать грѣшниковъ для свѣта? Я самъ могъ-бы назвать себя достаточно добродѣтельнымъ; но я могу обвинить себя въ такихъ вещахъ, что лучше-бы не родила меня мать моя. Я слишкомъ гордъ, мстителенъ, честолюбивъ, къ моимъ услугамъ столько преступлен³й, что у меня нѣтъ столько ума, что-бы ихъ придумать; нѣтъ столько воображен³я, чтобы облечь ихъ въ формы; нѣтъ столько времени, чтобы привести ихъ въ исполнен³е. И для чего-бы такимъ молодцамъ, какъ я, пресмыкаться между небомъ и землей? Мы отъявленные негодяи, всѣ: никому изъ насъ не вѣрь! Иди прямо въ монастырь! Гдѣ твой отецъ?

   Офел³я. Дома, принцъ.

   Гамлетъ. Затвори двери за нимъ на замокъ, чтобы онъ нигдѣ, кромѣ дома, не разъигрывалъ роль дурака. Прощай!

   Офел³я. Спаси его, милосердное небо!

   Гамлетъ. Если ты выйдешь замужъ, я даю тебѣ такое проклят³е въ приданное: будь непорочна, какъ ледъ, чиста, какъ снѣгъ, ты не уйдешь отъ клеветы. Иди въ монастырь! Прощай! Но если ты непремѣнно хочешь замужъ, бери дурака, потому что люди умные знаютъ слишкомъ хорошо, въ как³я чудовища вы передѣлываете ихъ. Иди въ монастырь! и то скоро. Прощай!

   Офел³я. Силы небесныя, исцѣлите его!

   Гамлетъ. Я знаю тоже хорошо ваши продѣлки съ румянами. Богъ вамъ далъ одно лице, а вы себѣ дѣлаете другое; вы ломаетесь въ танцахъ, сѣмените ногами, нарочно шепелявите, создан³ямъ Бож³имъ даете позорныя назван³я и притворяетесь, по глупости, дурочками, ничего не понимающими. Пойдите вы! Ни слова объ этомъ! оно свело меня съ ума. Я говорю, мы знать ничего не хотимъ о бракѣ: кто женатъ уже, всѣ, кромѣ одного, должны жить; проч³е должны остаться, какъ теперь, иди въ монастырь! (уходить).

   Офел³я. О, какой благородный духъ разрушенъ! Глаза - настоящаго царедворца, языкъ - ученаго, рука - героя, надежда и краса государства, зеркало нравственной чистоты, образецъ воспитан³я, предметъ, достойный вниман³я философа: все, все погибло! И я, самая несчастная и жалкая изъ женщинъ, вкусившая сладость клятвъ его, я вижу, какъ его благородный высоковластительный умъ дико звучитъ теперь, какъ разбитые колокола; этотъ чудный образъ, черты цвѣтущей юности, уничтожены безум³емъ: горе мнѣ, горе! что я видѣла когда-то и что вижу я теперь!

  

  

   Король. Отъ любви? Нѣтъ, не туда онъ смотритъ; и то, что онъ говорилъ, хотя немного дико, но не похоже на безум³е. У него что-то на душѣ лежитъ, въ чемъ меланхол³я его находитъ пищу; и, какъ я опасаюсь, оно можетъ разразиться очень опасно. Чтобы предупредить это, я на первыхъ порахъ придумалъ вотъ что: онъ долженъ тотчасъ уѣхать въ Англ³ю съ поручен³емъ потребовать неуплоченную дань. Можетъ быть море, новыя страны, разнообраз³е предметовъ разсѣютъ это что-то, что лежитъ у него на душѣ, надъ чѣмъ сосредоточенная голова, дѣлаетъ его столь не похожимъ на самого себя. Что вы думаете объ этомъ?

   Полон³й. Это принесетъ ему большую пользу, но все-таки, я думаю, начало и причина его тоски - не бывалая еще любовь. - Ну, Офел³я? тебѣ не нужно говорить намъ, что принцъ сказалъ: мы все слышали. Ваше Величество, дѣлайте по вашему благоусмотрѣн³ю; если-же найдете возможнымъ, то позвольте пусть королева-мать послѣ театра, сама попробуетъ заставить его высказать ей причину страдан³я; пусть она откровенно съ нимъ переговоритъ: я хочу, если позволите, подслушать разговоръ ихъ. Если она ничего не добьется, пошлите его тогда въ Англ³ю, или заключите куда нибудь, согласно вашему мудрому рѣшен³ю.

   Король. Такъ и слѣдуетъ сдѣлать: безум³е высокопоставленныхъ лицъ не должно ходить безъ стражи.

  

   Гамлетъ. Пожалуста декламируйте, какъ я вамъ показалъ: легко и плавно; но когда вы будете драть горло, какъ мног³е изъ нашихъ актеровъ, то я лучше согласился-бы, чтобы мои стихи прокричалъ какой нибудь уличный разнощикъ. Не рубите воздухъ безъ мѣры руками, такъ - но все дѣлайте въ мѣру. И такъ, въ потокѣ, въ бурѣ и, какъ-бы сказать, въ пучинѣ вашей страсти, вы должны усвоить себѣ ту умѣренность, которая придаетъ ей мягкость. О какъ я киплю въ душѣ, когда какой нибудь ломовой, съ растрепанными волосами, парень, разрываетъ патетическ³я мѣста въ клочки, въ настоящ³я лохмотья, что-бы громомъ поражать уши партерныхъ пискарей, не понимающихъ по большей части ничего, кромѣ какой нибудь безсмысленной нѣмой пантомимы, или крика. Я въ состоян³и велѣть такого парня, за его хвастовство, поколотить; это хуже всякаго тиранства. Прошу васъ, избѣгайте этого.

   1-й актеръ. Ваше Высочество, можете быть въ этомъ увѣрены.

   Гамлетъ. Не будьте слишкомъ робки, имѣйте собственное мнѣн³е; старайтесь, что-бы тѣло-движен³е отвѣчало слову, а слово тѣло-движен³ю; въ особенности при этомъ вы должны обращать вниман³е, чтобы никогда не переступать естественныхъ предѣловъ простоты и скромности. Потому что все, что поднято на ходули, противно цѣли театральной пьесы, которой назначен³е всегда было, есть и будетъ быть зеркаломъ природы: добродѣтели - показать свойственныя ей черты, позору - собственный его образъ и отразить въ себѣ картину столѣт³я со всѣми формами бытовыхъ предметовъ. Когда-же будетъ все натянуто, или обрисовано слабо, то, хотя невѣжда и можетъ разсмѣяться, но для понимающаго человѣка это не выносимо, а что находитъ дурнымъ послѣдн³й, то должно имѣть больше значен³я, чѣмъ крикъ всей театральной толпы. О, какъ много актеровъ, которыхъ игру я видѣлъ и которыхъ мног³е высоко цѣнили и именно тогда, что-бы не сказать лишняго, когда они не имѣли ни тона, ни вида ни христ³анъ, ни язычниковъ, ни вообще людей; рисовались и ревѣли такъ, что мнѣ казалось, что какой нибудь батракъ срубилъ не уклюже людей, да и тѣ еще ему не удались: такъ безобразно они представляли человѣчество.

   1-й актеръ. Я надѣюсь, что у насъ этого почти что нѣтъ.

   Гамлетъ. О, пожалуста, совсѣмъ бросьте это! И тѣ, которые у васъ дураковъ играютъ, пусть не говорятъ болѣе того, что стоитъ въ ихъ роли: потому что между ними есть и так³е, которые, чтобы разсмѣшить толпу зрителей невѣждъ, сами смѣются, не смотря на то, что въ этотъ моментъ идетъ въ пьесѣ какой нибудь особенно-важный и серьезный пунктъ. Это ужасно гадко и доказываетъ жалкое честолюб³е, играющаго роль дурака. Ступайте и приготовьтесь! (актеры уходять) .

  

   Гамлетъ. (къ Полон³ю) Ну что, хочетъ король видѣть пьесу?

   Полон³й. Да, и королева тоже, хотя-бы и сей часъ.

   Гамлетъ. Прикажите актерамъ поторопиться! (Полон³й уходитъ), Не угодно-ли вамъ помочь имъ устроиться?

   Розенкранцъ и Гильденштернъ. Съ удовольств³емъ, принцъ. (оба уходятъ).

   Гамлетъ. (громко) Эй! Горац³о!

  

  

   Горац³о. Я здѣсь, любезный принцъ, къ вашимъ услугамъ!

   Гамлетъ. Ты - именно такой дѣльный человѣкъ, Горац³о, между людьми, съ которыми я когда нибудь могъ сродниться.

   Полон³й. Мой дорогой принцъ -

   Гамлетъ. Но, не подумай, что я хочу польстить тебѣ. Изъ за чего-бы льстить, когда у тебя нѣтъ другого капитала, кромѣ энерг³и духа, который тебя и кормитъ и одѣваетъ? Бѣдняку-то изъ за чего-же льстить? Нѣтъ, пусть сладк³й, какъ медъ, языкъ лижетъ пошлое богатство, пусть гнутся гибк³я колѣни тамъ, гдѣ пресмыкан³е приноситъ пользу имъ. Послушай! Съ тѣхъ поръ, какъ душа моя получила свободу избирать и стала различать людей, она тебя избрала. За то, что ты какъ-бы не зналъ страдан³я, межъ тѣмъ какъ все терпѣлъ; за то, что ты и добро, и зло, посылаемыя судьбой, принималъ равнодушно: и благо тому у кого жаръ крови и разсудокъ такъ соединены, что онъ не служитъ для фортуны дудкой, издающей так³е тоны, как³е она ему укажетъ пальцемъ.. Дай мнѣ человѣка, котораго-бы страсть не дѣлала рабомъ своимъ, и я вознесу его, какъ тебя, въ глубинахъ души моей и сердца. - Но довольно уже объ этомъ. Сегодня будутъ вечеромъ играть передъ королемъ пьесу; одна сцена будетъ подходить близко къ тѣмъ обстоятельствамъ, как³я я тебѣ разсказалъ о смерти моего отца. Я прошу тебя, когда будутъ играть въ этомъ самомъ мѣстѣ, устреми всѣ силы души твоей на дядю: если тайное преступлен³е при одной изъ тирадъ не обнаружитъ себя ни чѣмъ, значитъ это былъ духъ адск³й, котораго мы видѣли, и мои видѣн³я такъ мрачны, какъ кованныя латы Вулкана. Зорко слѣди за нимъ, мои глаза я прикую къ его лицу и по его выражен³ю сравнимъ и точно взвѣсимъ наши наблюден³я.

   Горац³о. Хорошо, принцъ; я плачу за воровство, если онъ будетъ въ состоян³и скрыть, или что нибудь ускользнетъ отъ меня за время представлен³я.

   Гамлетъ. Идутъ уже на представлен³е, я долженъ казаться равнодушнымъ. Садись на мѣсто ! (Датск³й маршъ. Трубные звуки).

  

   Король. Какъ поживаетъ нашъ племянникъ Гамлетъ?

   Гамлетъ. Превосходно, мой дорогой: какъ хамелеонъ. Питаюсь воздухомъ, начиняютъ меня обѣщан³ями: каплуновъ этимъ не накормишь.

   Король. Я не знаю,какъ понятъ твой отвѣтъ, Гамлетъ; это не мои слова.

   Гамлетъ. И не мои-же. (къ Полон³ю) Милостивый Государь, вы когда-то, будучи въ университетѣ, игрывали на театрѣ: кажется, вы сами, какъ-то говорили объ этомъ.

   Полон³й. Да, я игралъ, принцъ, и слылъ за хорошаго актера.

   Гамлетъ. И как³я роли вы играли?

   Полон³й. Я игралъ роль Юл³я Цезаря: меня убили въ Капитол³умѣ; Брутъ убилъ меня.

   Гамлетъ. Это было съ его стороны брутально убить такого капитол³йскаго теленка. (къ Розенкранцу) Готовы уже актеры?

   Розенкранцъ. Уже, принцъ, они ожидаютъ вашего приказан³я.

   Королева. Иди сюда, милый Гамлетъ, сядь возлѣ меня!

   Гамлетъ. Нѣтъ, матушка, здѣсь есть магнитъ посильнѣе.

   Полон³й. (къ королю.) Ого, замѣчаете-ли?

   Гамлетъ. Сударыня, можно-ли прилечь на вашихъ колѣнахъ. (садится у ногъ Офел³и.)

   Офел³я. Нельзя, принцъ.

   Гамлетъ. Я разумѣю, приклонить только голову къ вашимъ колѣнамъ.

   Офел³я. Это можно, принцъ.

   Гамлетъ. Не ужели-вы думаете, что у меня на умѣ как³я нибудь нравоучен³я?

   Офел³я. Я ничего не думаю,

   Гамлетъ. Прекрасная мысль - лежать у ногъ дѣвушки.

   Офел³я. Что это значитъ, принцъ?

   Гамлетъ. Ничего.

   Офел³я. Вы какъ будто веселы.

   Гамлетъ. Кто? я?

   Офел³я. Да, принцъ.

   Гамлетъ. Я дурачусь, какъ никто. Что можетъ сдѣлать человѣкъ болѣе пр³ятнаго, какъ не быть веселымъ? Вотъ посмотрите, какъ выглядитъ весело мать моя, а вѣдь отецъ мой умеръ, нѣтъ еще и двухъ часовъ.

   Офел³я. Нѣтъ, уже четыре мѣсяца, принцъ.

   Гамлетъ. Такъ давно уже? Ну, такъ пускай-же чортъ ходитъ въ траурѣ: я хочу носить соболью шубу. О, небо! два мѣсяца, какъ умеръ н не забытъ еще! Такимъ образомъ есть надежда, что память о великомъ человѣкѣ переживетъ его полгода. Но, клянусь нашими милыми женщинами! онъ долженъ строить церкви, иначе никто и не подумаетъ о немъ, и съ нимъ будетъ тоже, что съ конькомъ, котораго надгробная надпись гласитъ:

   "Но, ахъ! но, ахъ!

   Забытъ конекъ, забытъ"