Главная » Книги

Юшкевич Семен Соломонович - Голод, Страница 7

Юшкевич Семен Соломонович - Голод


1 2 3 4 5 6 7

рмана взглядомъ. Какъ только онъ скрылся, она подбѣгаетъ къ Бетькѣ, обнимаетъ ее и крѣпко цѣлуетъ. Не выпускаетъ ее и рыдаетъ. Потомъ съ усил³емъ подходитъ къ больнымъ дѣтямъ и склоняется къ нимъ. Стонетъ и сдерживаетъ рыдан³я)

  

БЕТЬКА.

   Не плачь, мать. Прошу тебя. Ты не слушаешь? Что же съ нами будетъ?
  

НАХОМА

(обращается къ больнымъ).

   Косточки мои дорог³я! (Плачетъ) Невинные мои! Распухш³я, молодыя косточки!

(Обнимаетъ ихъ. Бетька стоитъ въ сторонѣ и плачетъ. Скрипнула дверь. Нахома быстро поднялась. Входитъ Семъ)

  

НАХОМА.

   Это вы, дядя? Зачѣмъ вы пришли?
  

СЕМЪ.

   Нельзя къ тебѣ и придти? Если не у тебя живу, такъ нельзя навѣстить тебя?
  

НАХОМА (нетерпѣливо).

   Не теперь, дядя. (Достаетъ изъ кармана тряпки и разворачиваетъ ихъ)
  

СЕМЪ.

   Не понимаю я тебя, Нахома. (Вглядывается въ нее) У тебя нездоровые глаза. (Качаетъ головой) Что это у тебя въ рукахъ? Тряпки?
  

НАХОМА (равнодушно).

   Да. (Вдругъ) Бетька!
  

БЕТЬКА.

   Что, мать?
  

НАХОМА.

   Ложись спать. Уже поздно.
  

БЕТЬКА.

   Я не хочу еще спать. Можетъ быть, Давидъ придетъ ночевать.
  

НАХОМА.

   Онъ не придетъ. Ложись, говорю тебѣ. (Бетька ложится на полу подлѣ дѣтей)
  

СЕМЪ

(взглянулъ на больныхъ и отошелъ отъ нихъ).

   Я сегодня получилъ поклонъ... отъ Миры.
  

НАХОМА (равнодушно).

   Отъ Миры? (Мнетъ тряпки) Ну, что она?
  

СЕМЪ.

   Она уже поправилась. Зажили раны! Велѣла тебѣ кланяться, и чтобы ты не боялась.
  

НАХОМА.

   Я не боюсь. Не думаю о ней. Она хотѣла, пусть расплачивается! Не жалѣю я ее!
  

СЕМЪ.

   Это не можетъ быть.
  

НАХОМА (съ мольбой).

   Васъ тоже просить нужно? Вы вѣдь видите?... (Замѣтила молитвенникъ въ его рукахъ и разсердилась) Все вы съ молитвенникомъ, дядя? Это меня сердитъ. Такъ хорошо кругомъ, что только благодарить нужно, только кланяться.
  

СЕМЪ.

   Только!
  

НАXОМА

(вдругъ, откровенно).

   Я мнѣ вѣдь, дядя, скучно безъ Мины! Помните, дядя, его, когда ему книжку вернули? Здоровый онъ былъ! Помните, дядя, что онъ сказалъ? И какъ скоро онъ умеръ. Сгорѣлъ онъ. А на лицѣ у него тогда не было написано... Но вы велѣли молиться. И сколько уже съ тѣхъ поръ умерло людей отъ этого проклятаго голода, а вы все молились. Пролетаютъ замученные надъ вашей головой, какъ птицы, а вы ихъ не видите. Дядя, дядя! (Склоняется головой къ его плечу) Шесть человѣкъ носитъ Мина и каждый виситъ на его жилахъ,- вотъ что онъ говорилъ. А у меня даже сердце не екнуло. Почему? Молчало мое сердце, а мнѣ съ нимъ прощаться нужно было. Мнѣ нужно было обнять его, прижать къ себѣ и держать бы такъ до вчерашняго дня. Нѣтъ, не придетъ уже Мина пьяный, а я въ отчаян³и не скажу больше: опять выпилъ Мина, погубилъ ты себя, Мина.

(Сдерживаетъ слезы)

  

СЕМЪ.

   Если нужно, Нахома, то Онъ сильную руку, слышишь, вотъ такую сильную, большую руку простираетъ червю, который съ дерева упалъ, не гнушается и ведетъ его.
  

НАХОМА.

   А почему же Онъ насъ не поддержалъ? Развѣ мы всѣ вмѣстѣ были слабѣе одного червя? Развѣ мы вмѣстѣ молили не громче одного червя?
  

СЕМЪ (сурово).

   Нѣтъ и нѣтъ! Вы возставали!
  

НАХОМА (покорно).

   Когда вы такъ со мной говорите, дядя, я чувствую себя недостойной. Я смягчаюсь. Что-то тихое проходитъ въ душѣ, смиренное я чувствую, и хочется стать на колѣни, сложить руки вотъ такъ и опустить голову. Дрожь проходитъ по тѣлу. И готова страдать, дядя, сколько только вмѣститъ душа моя, тѣло мое...
  

СЕМЪ.

   Что ты задумала, Нахома? А, Нахома? (Подходитъ къ ней и пытливо смотритъ ей въ глаза. Она отворачивается) Ага, не можешь?
  

НАХОМА.

   Ну, а отчаян³е, а страдан³е? А куда я пойду завтра съ моими дѣтьми? Вѣдь умри, никто не дастъ намъ хлѣба. Но вѣдь это, дядя, только первый вопросъ, только первый! Вѣдь мы, дядя, передъ желѣзной стѣной стоимъ! Подумайте, дядя. Мать и трое дѣтей, и она безумно любитъ своихъ дѣтей! Зачѣмъ имъ вырости? Соками своими, слезами и кровью вскормила ихъ,- для кого? Посмотрите на этихъ двухъ, зачѣмъ же имъ жить? И вѣдь это только еще первый вопросъ, только первый...
  

СЕМЪ (испуганно).

   Нахома! Я читаю въ твоихъ глазахъ, Нахома. Посмотри на своихъ больныхъ, испуганныхъ. Или они не достойны твоего сострадан³я?
  

НАХОМА.

   Простой, непонимающ³й вы человѣкъ, дядя.
  

СЕМЪ (съ волнен³емъ).

   Жизнь подаренную надо беречь. Надо, я говорю тебѣ, надо... Задави свой вопль. Кто-то смотритъ на тебя, Нахома. Подними голову...
  

НАХОМА (раздраженно).

   Не хочу смотрѣть! Ненавижу!
  

СЕМЪ (въ гнѣвѣ).

   Не обижай Бога! Вотъ этими руками я задушу тебя за Его имя. Молчи, Нахома, молчи, ослѣпленная. Возьми свое сердце въ руки и скажи, какъ создан³е Его: Господи, люблю Тебя! Несправедливость люблю Твою, ибо она справедливость, жестокость люблю Твою! Люблю Твою правду, мнѣ непонятную, и все, что кажется Твоей ложью. Всего люблю Тебя и въ добромъ, и въ зломъ. Дѣлай со мной, что хочешь, ибо вѣрю въ Твои пути.
  

НАХОМА.

   Дядя! (Со стономъ) Дядя!
  

СЕМЪ (твердо).

   Вѣрю въ Твои пути, такъ скажи.
  

НАХОМА.

   Но вѣдь этого не должно быть! Дядя, людямъ нужна жертва! Не должно этого быть...
  

СЕМЪ (непреклонно).

   Все должно быть, что есть на землѣ.
  

НАХОМА.

   Я откушу свои пальцы отъ гнѣва. Камень поставьте вмѣсто себя, и я обниму его. Еще вы не содрогнулись?
  

СЕМЪ.

   Это Его дѣла... Развѣ твое сердце не говоритъ тебѣ, что вездѣ Онъ...
  

НАХОМА (возмущенно).

   Тяжело васъ слушать! Нѣтъ, дядя. Громъ нужно бросить на землю, чтобы этого не было больше! Нѣтъ такого закона, чтобы тьмы людей погибали. Дядя, такого закона нѣтъ. Только это нужно сказать. Сказать громко, сказать страшно. Вотъ послѣдн³й вопросъ. (Взволнованно) Кто виновникъ нашей жизни? (Указываетъ черезъ окно на городъ) Они! Они должны объ этомъ узнать... Завтра они опомнятся... Четыре трупа я брошу на ихъ головы. Богатые, сытые, сильные,- опомнитесь! И они содрогнутся... Четыре трупа я брошу на ихъ праздники, на ихъ пиры, на ихъ свадьбы, четыре грома я брошу среди ликован³й и радости. Пусть жертва моя закричитъ: куда же идете, люди? Куда? Или можетъ быть радостью упиваться чужой кровью, или можетъ быть сладостью чужое страдан³е? Или можно ѣсть, когда тьмы голодаютъ? Или можно жить, когда друг³е страдаютъ? плясать, когда тьмы рыдаютъ? Дядя! Четыре трупа я брошу въ сердце этого проклятаго города. Четыре... Мы погибнемъ, но дойдетъ наша жертва, дойдетъ. Они содрогнутся и опомнятся. Они скажутъ: откуда этотъ громъ, и оглянутся. Они спросятъ, откуда этотъ громъ? и прислушаются. И пойдутъ къ замученнымъ, обезсиленнымъ...
  

СЕМЪ (въ отчаян³и).

   Нахома! Не смѣй! Я выйду на улицу и стану кричать: народъ, ступайте къ Нахомѣ. Преступлен³е хочетъ совершить Нахома.
  

НАХОМА (просто).

   Всѣ, что чувствуютъ сердце человѣка, скажутъ: съ радостью и блаженствомъ она хочетъ отдать себя и своихъ дѣтей ради другихъ!..
  

СЕМЪ.

   Дитя мое, дитя мое! (Протягиваетъ ей молитвенникъ) Возьми эту книгу и читай ее. Читай ее... Какъ палка въ трудномъ пути и какъ свѣтъ въ темнотѣ она. Возьми ее! Я вижу,- горнило отчаян³я проходитъ твоя душа. Возьми теперь эту книгу...
  

НАХОМА

(ее охватываетъ гнѣвъ. Вырываетъ книгу у него изъ рукъ и бросаетъ на полъ).

   Вотъ мѣсто этой книгѣ. Вотъ гдѣ! Въ насмѣшку она намъ дана. Ложь, развратъ несетъ эта книга. Проклят³е нашей жизни, вотъ что въ этой книгѣ...
  

СЕМЪ

(борется съ ней и поднимаетъ молитвенникъ).

   Дитя мое,- Онъ проститъ. Вотъ насупилъ Онъ бровь, какъ я, и сейчасъ же разгладилось лицо Его. Онъ знаетъ страдан³е. На ладонь положилъ его и взвѣшиваетъ...
  

НАХОМА.

   А съ Нимъ я поговорю. Я иду къ Нему съ дѣтьми. И - если Онъ есть, но - если Онъ только существуетъ... Слушайте, дядя! Я возьму своихъ дѣтей и выдвину ихъ впередъ... Возьму своего несчастнаго Мину, подведу еще ближе къ Нему и скажу: посмотри, Господь, близко дѣла Твоихъ рукъ. И Мина заплачетъ, и дѣти заплачутъ, а я въ глаза Ему буду смотрѣть и глаза мои будутъ тихо кричать: вотъ, Господь, дѣла Твоихъ рукъ. И Онъ отвернется. Не выдержитъ Онъ слезъ невинныхъ вблизи, и тогда я спрошу Его: почему, Господь, когда я полюбила одного, Ты убилъ его и далъ мнѣ Мину нелюбимаго и заставилъ выйти за него? Вотъ, ²егова, страдан³е мое первое.
  

СЕМЪ

(съ порывомъ перебиваетъ ее).

   Нѣтъ, нѣтъ, не такъ...
  

НАХОМА

(дѣлаетъ движен³е рукой).

   Почему Ты требуешь справедливости отъ слабыхъ, а Самъ, сильный, дѣлаешь хуже худшаго, злѣе злѣйшаго? Вотъ жалоба моя первая! - чѣмъ Ты оправдаешь мое страдан³е? Тебѣ ли оно нужно было, когда Ты всѣмъ и каждому, направо и налѣво говоришь: Я - благо. Или Твое благо должно купаться въ страдан³яхъ невинныхъ, такъ какое же это благо? И зачѣмъ Тебѣ людское мучен³е? Тебѣ ли, Господь, сидѣть на тронѣ изъ страдан³й, Тебѣ ли нужна подставка изъ слезъ для ногъ? И вотъ направо и налѣво мы слышимъ про Тебя: Онъ добро, Онъ совершенство, какъ слышимъ мы лесть богатымъ и сильнымъ, когда и дѣла ихъ и помыслы - жестокость...
  

СЕМЪ

(съ гнѣвомъ перебиваетъ ее).

   Закрой свой проклятый ротъ, безумная!
  

НАХОМА.

   Слушайте, дядя, я спрошу Его во второй разъ. Почему Ты далъ мнѣ мужа и сдѣлалъ его пьяницей? Отъ горя онъ сталъ пьяницей! Былъ неудачникомъ, строптивымъ, а Ты вѣдь могъ его сдѣлать добрымъ работникомъ! И вотъ мы всегда голодали, какъ будто голодъ былъ лучшимъ кушаньемъ, а Ты изъ любви далъ намъ его полные амбары. Вотъ жалоба моя вторая. Отвѣчай, почему? Почему мы жили въ грязи,- спрошу Его въ трет³й разъ,- болѣли, скорбѣли, и рядомъ съ нами жили тьмы въ грязи, болѣли, скорбѣли, и всѣ мы плакали ежедневно, ежедневно тщетно молили Тебя, когда тутъ же есть любимцы Твои, которые не знаютъ, куда хлѣбъ свой дѣвать, что дѣлать съ довольствомъ, съ здоровьемъ? Почему ежечасно, ежеминутно Ты давалъ намъ чувствовать только свою жестокость, свою злость, и мы спрашивали себя: что же это за Богъ, что же это за жизнь? - а Ты никогда не давалъ отвѣта, будто ни одна наша слеза къ Тебѣ не дошла, будто ни одинъ крикъ всѣхъ тысячъ не дошелъ къ Тебѣ? Или Твои уши открыты только для избранныхъ, только для сильныхъ? Такъ какой же Ты Богъ, какъ можешь Ты требовать праведной жизни, смирен³я, благословен³я своихъ дѣлъ? Трижды жесток³й содрогнулся бы, глядя на насъ. Ужаснулся ли Ты когда-нибудь, заплакалъ ли Ты хоть разъ надъ своими людьми?
  

СЕМЪ.

   Я сейчасъ тебѣ отвѣчу. Дай мнѣ сказать тебѣ, Нахома...
  

НАХОМА

(не слушаетъ его).

   И вотъ всѣ годы моей жизни я видѣла только одну несправедливость Твою, только одну несправедливость видѣли мы и изо всѣхъ силъ старались не дѣлать такъ, какъ Ты. Оцѣнилъ ли Ты это? Сказалъ ли Ты себѣ: такъ конецъ же страдан³ямъ этихъ слабыхъ,- освобожу людей. Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ! Потѣшался Ты надъ нами, и игралъ нашимъ горемъ и слезами, и день и ночь придумывалъ, что бы еще горькаго дать испить слабымъ? Посмотри же теперь внимательно, если не зналъ, земнымъ глазомъ на дѣла своихъ рукъ. Посмотри и устыдись! Я отдала свою жизнь и жизнь своихъ дѣтей, чтобы явиться сюда и потребовать отчета у Тебя. Что Ты дѣлаешь, Господи? Оправдай Себя, оправдайся передъ нами, отвѣчай. Вѣка идутъ, несправедливость Твоя ростетъ съ вѣками,- люди уже не въ силахъ страдать. Ты отвернулся!.. Такъ отчего же Ты мучилъ? Зачѣмъ держалъ тьмы въ заблужден³и? Развѣ не могли мы силой своей побѣдить силу, взять власть и уничтожить зло? Несчастный обманщикъ же Ты! Сто разъ брось меня въ адъ свой,- душа моя не сдастся. Не простятъ Тебѣ люди Твоего обмана... (Обезсилѣла. Садится на полъ у стѣны и сурово смотритъ на Сема)
  

СЕМЪ

(повернулся къ ней).

   Проклясть тебя,- это не отвѣтъ, но было бы лучшимъ отвѣтомъ. Отчаян³е ослѣпило тебя. Взять бы камень и раздавить тебя... Кто можетъ желать, чтобы низъ дома лежалъ наверху, а крыша его подъ землей? (Съ презрѣн³емъ) Человѣкъ! Кто можетъ просить, чтобы огонь охлаждалъ, а ледъ зажигалъ? Человѣкъ! И вотъ уже отвѣтъ. Вѣдь Онъ знаетъ, и Онъ не сдѣлалъ. Низъ дома лежитъ подъ землей, а крыша кладется сверху, такъ должно быть и иначе не можетъ быть. Какъ алмазъ сверкаетъ, такъ и правда с³яетъ здѣсь. Домъ,- вотъ его строен³е. Книга,- вотъ его пути. Камни жмутъ другъ друга, но кто спрашиваетъ о страдан³и камня, когда здан³е нужно? (Съ презрѣн³емъ) Человѣкъ! И что это за здан³е? Весь м³ръ! Крыша его тянется вверхъ къ Нему, но и низъ тянется вверхъ къ Нему, а кто скажетъ гдѣ верхъ, гдѣ низъ? Вотъ это нужно понять! Или хлѣбъ и солнце - все, что нужно человѣку? Нѣтъ и нѣтъ. Гдѣ же отвѣтъ? (Показываетъ на молитвенникъ) Вотъ онъ, здѣсь отвѣтъ! Сюда смотри, ее читай. Что муки страдан³й и непониман³е и слезы передъ сладостью этой книги? Въ каждомъ словѣ ея - вѣдь царство царствъ! Въ каждой буквѣ - блаженство блаженствъ... Или тебѣ дорогъ тлѣнъ? Или хочешь золота? Такъ зачѣмъ къ Нему идешь? Зачѣмъ спрашиваешь? Молчан³я Онъ хочетъ и любви! Покорности Онъ хочетъ и любви. Смирен³я Онъ хочетъ... Дитя мое! Нахома! (Растроганный) Смотри!.. Вотъ вверху стоитъ Онъ и смотритъ на дѣла своихъ рукъ. Смотритъ онъ на шеств³е своихъ людей къ Нему. И отмѣчаетъ однихъ, и отмѣчаетъ другихъ, и всѣхъ слушаетъ и ласково улыбается шеств³ю своихъ людей къ Нему. Но въ улыбкѣ Его с³яетъ страдан³е!.. (Грустно) И надо идти, Нахома, неслышно надо идти къ Нему... Тамъ все объяснится...
  

НАХОМА (растроганная).

   Онъ смотритъ на шеств³е своихъ людей къ Нему. Онъ смотритъ... И страдан³е с³яетъ въ Его улыбкѣ?
  

СЕМЪ.

   Онъ знаетъ все. И сказалъ: вотъ вамъ Моя книга,- съ нею идите...
  

НАХОМА

(ее охватываетъ безпокойство и нетерпѣн³е. Нарочито соннымъ голосомъ).

   Ну, хорошо! Спокойной ночи, дядя. (Приподнимается) Зайдите утромъ, дядя...
  

СЕМЪ (съ облегчен³емъ).

   Ты хочешь спать, Нахома? А то?
  

НАХОМА (зѣваетъ).

   Что то? Я не знаю, что значитъ - то.
  

СЕМЪ (сбитый съ толку).

   Вотъ то, о чемъ ты говорила.
  

НАХОМА.

   О чемъ я говорила?
  

СЕМЪ.

   Ты хотѣла умереть.
  

НАХОМА.

   Кто? я? (Искусственно разсмѣялась) Умереть! Ничего Нахома не сдѣлаетъ съ собой. Смѣялась Нахома. Она, останется сидѣть на полу, будетъ скучать по своемъ Минѣ, вздремнетъ, а когда проснется, поплачетъ о немъ. (Ложится, какъ бы собираясь уснуть)
  

СЕМЪ

(смотритъ на нее и не знаетъ, на что рѣшиться).

   Такъ какъ-же, Нахома? Я хочу спокойно уйти. Ничего ты съ собой не сдѣлаешь?
  

НАХОМА.

   Я сплю. Вотъ сейчасъ Мину видѣла. Что, дядя?
  

СЕМЪ.

   Сердце мое неспокойно. Я останусь съ тобою.
  

НАХОМА (живо).

   Нѣтъ, нѣтъ, дядя. Ступайте домой! Зачѣмъ это? Умоляю васъ. Дайте мнѣ вздремнутъ... Я сейчасъ увижу Мину... И такъ плачется хорошо во снѣ. Дядя, завтра встану и начну думать о работѣ....
  

СЕМЪ (успокоенный).

   А я принесу утромъ хлѣба дѣтямъ. Принесу угля и затоплю.
  

НАХОМА.

   И будетъ тепло...
  

СЕМЪ.

   И чай заварю. Возьму Нахмале на руки и дамъ ему чаю.
  

НАХОМА.

   Если Нахмале доживетъ, то скажетъ: дѣдушка Семъ, гдѣ вы взяли хлѣба? А вы скажете: у людей, у проклятыхъ людей! (Зѣваетъ) Я спать хочу, дядя,спать...
  

СЕМЪ.

   Такъ спокойной ночи. Я не буду тревожиться. Ты заснула, Нахома?
  

НАХОМА.

   Что, дядя? Вы еще здѣсь? И плакать хочется, и спать хочется... Спокойной ночи. Не забудьте зайти утромъ
  

СЕМЪ.

   Спокойной ночи. Я не тревожусь. Я спокоенъ.

(Выходитъ. Пауза. Нахома лежитъ, полузакрывъ глаза, и прислушивается. Шаги Сема стихли. Успокоенная, быстро поднимается).

  

НАХОМА

(съ тоской повторяетъ).

   Спокойной ночи. (Застонала. Подходитъ къ Бетькѣ и будитъ ее) Бетька, Бетька!
  

БЕТЬКА

(со сна испуганнымъ голосомъ).

   Что случилось, мать?
  

НАXОМА.

   Ты спала? Ничего не случилось. Я разбудила тебя, чтобы поцѣловать.
  

БЕТЬКА (устало).

   Всѣ спятъ. Дѣти притихли. А какой я сонъ видѣла! (Зѣваетъ) Отца я видѣла!..
  

НАХОМА

(беретъ ее на руки).

   Бетька, Бетька.... (Плачетъ. Цѣлуетъ ее)
  

БЕТЬКА.

   Что съ тобой, мать? Мать!.... (Обнимаетъ ее. Обѣ плачутъ) Я не понимаю, я ничего не понимаю, мать.
  

НАХОМА.

   Ну ложись, засни. А завтра уѣдемъ.
  

БЕТЬКА.

   Куда мы уѣзжаемъ, мать? Уѣзжаемъ? Завтра! А тамъ будетъ хорошо?
  

НАХОМА.

   Лучше нигдѣ не будетъ. (Подползаетъ къ другимъ дѣтямъ, нѣжно обнимаетъ ихъ. Цѣлуетъ и стонетъ)
  

БЕТЬКА.

   Опять ты плачешь, мать! Я боюсь... Давно дѣдушка ушелъ? И отчего онъ ушелъ?
  

НАXОМА

   Недавно. Поцѣлуемся еще разъ. (Обнимаетъ ее опять и страстно плачетъ)
  

БЕТЬКА.

   Ахъ, какая ты! Мать, мать... И отца нѣтъ!.
  

НАХОМА.

   Теперь разведу огонь, и вамъ будетъ тепло. Я и уголь принесла. Ну, ложись. (Подползаетъ къ больнымъ дѣтямъ) Косточки мои, косточки! Дорог³я, больныя косточки!

(Долго смотритъ на нихъ. Поднялась. Бетька легла. Нахома подходитъ къ плитѣ, вынимаетъ изъ узелка уголь и щепки и разводитъ огонь. Погодя закрываетъ трубу. Идетъ къ дѣтямъ и ложится подлѣ нихъ).

  

НАХОМА.

   Ну, еще разъ поцѣлуемся. Въ послѣдн³й разъ! Всѣ возлѣ меня. Можетъ быть, послѣ насъ людямъ станетъ легко!
  

БЕТЬКА

(сквозь сонъ).

   Кажется, угаръ въ комнатѣ, мать? Голова что-то болитъ.
  

НАХОМА.

   Это ничего, Бетька. Поцѣлуемся еще разъ, дѣти. Дѣточки! (Плачетъ) Обнимите меня! Еще одинъ разъ! Ну, еще!... (Припала къ нимъ и страстно рыдаетъ).

Сборникъ Товарищества "Знан³е" за 1906 годъ. Книга восьмая

  

Другие авторы
  • Рыскин Сергей Федорович
  • Виноградов Сергей Арсеньевич
  • Чернышевский Николай Гаврилович
  • Роборовский Всеволод Иванович
  • Плетнев Петр Александрович
  • Марло Кристофер
  • Гуревич Любовь Яковлевна
  • Эрастов Г.
  • Гартман Фон Ауэ
  • Рашильд
  • Другие произведения
  • Данилевский Григорий Петрович - Стория о Господе и о земле
  • Тихомиров Павел Васильевич - Библиография. Новые книги по истории философии
  • Миклухо-Маклай Николай Николаевич - О температуре тела Ornithorhynchus paradoxus Blumenb
  • Свенцицкий Валентин Павлович - Назначение
  • Лондон Джек - Рассказ укротителя леопардов
  • Картер Ник - Человек вампир
  • Бартенев Петр Иванович - Воспоминания
  • Мамышев Николай Родионович - Необыкновенный способ ловить птиц, употребляемый Коряками и Ламутами
  • Аксаков Константин Сергеевич - Публицистические статьи
  • Майков Аполлон Николаевич - Неизданные стихотворения
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (25.11.2012)
    Просмотров: 288 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа