Юшкевич Семен Соломонович - Голод, Страница 4 - Книги

ГАБАЙ.

Кто хочетъ страдать, тотъ страдаетъ.

МИНА (со злобой).

Никто не хочетъ. Это колдовство. Вотъ правда. Люди здоровые, сильные,- быки, а не люди,- идутъ тихо... ихъ давятъ, топчутъ,- они идутъ тихо и... ничего... (Съ силой и негодован³емъ) И ничего...

СЕМЪ.

Людямъ данъ одинъ путь...

НАХОМА.

Молчите, дядя. Почему не выйти на улицу и не крикнуть: мы не хотимъ страдать!

ГАБАЙ.

Мы скоро выйдемъ, но скажемъ другое. Подождите немножко.

НАХОМА.

Почему жаловаться тихо-тихо, а не собраться всѣмъ съ заводовъ, съ фабрикъ, съ биржъ, съ окраинъ, пойти туда и сказать: довольно. Сытые и сильные, выходите-ка изъ своихъ дворцовъ, уходите-ка, хозяева,- все принадлежитъ народу. Почему?

ГАБАЙ.

Отлично, Нахома. Лучше и сказать нельзя было... И не сегодня - завтра мы пойдемъ...

МИРА (возбужденно).

Я первая пошла бы. Шла бы впереди и требовала: отдайте народу его хлѣбъ.

СИМОНЪ.

Это не наше дѣло, Мира. Намъ объ этомъ не нужно говорить.

БЕРМАНЪ.

А я лягу. Не хочу этого слушать. Вотъ такъ время, охъ-ой-ой.

МИНА

(слушаетъ. Лицо у него подергивается, кулаки сжимаются).

Почему? Въ этомъ весь вопросъ. Никто не знаетъ, а я знаю. Трусы мы. Проклятые трусы мы, вотъ правда. Жилы наши трусливыя, мясо наше трусливое. Вотъ эти руки трусливыя, эти глаза всего боятся, платье наше трусливое. Потому что сами мы себѣ враги больше нашихъ враговъ. Всѣ стонемъ и отъ работы, и отъ безработицы, а что бьетъ насъ? Сами мы бьемъ другъ друга. Каждый требуетъ: я для себя хочу. У меня моя жена, моя семья. Умри ты сегодня, а я завтра. Сильные видятъ такой народъ,- сильные бьютъ по такому народу, и не рождается гнѣва, не рождается. (Грозно) Я пьянъ? Неправда. Сердце ненавистью пьяно противъ своихъ жилъ, противъ своего мяса. Возьмите это проклятое сердце, разорвите его,- я буду смѣяться. Такъ его, такъ его. Не будь трусомъ,- не будь. (Дрожитъ и опускается на стулъ. Пауза)

ГАБАЙ.

Если бы всѣ такъ чувствовали. Если бы...

СИМОНЪ.

Ты пойдешь, Мира? (Хочетъ встать)

МИРА.

Нѣтъ,- сиди. Я дышала свободнѣе... Я хочу надышаться.

НАХОМА.

Ложись, Мина. Посмотри на себя. Ты на человѣка не похожъ.

МИНА.

И не надо быть похожимъ. Уложи меня гдѣ-нибудь. (Она стелетъ на полу возлѣ окна)

НАХОМА (работая).

Видите, дядя, мою жизнь. Если бы не мое терпѣн³е... (Машетъ рукой) Ступай, ложись, Мина.

МИНА (миролюбиво).

Вотъ я выдохся теперь весь. Не сердись на меня, Нахома. Я усталъ, Нахома. Я былъ крѣпкимъ работникомъ, а что изъ меня жизнь сдѣлала. Не сердись. Ты знаешь, какъ люблю тебя, дѣтей. Не я пью, горе мое пьетъ. (Идетъ пошатываясь и устраивается на полу) А вѣдь и завтра нужно жить и послѣзавтра.

НАХОМА.

Не легче мнѣ отъ этихъ словъ, нѣтъ, Мина. Я привыкла къ своей тачкѣ, правда. Я сгибаю спину, но человѣкъ не желѣзо. Не желѣзо, Мина,- знай это. Вышла я за тебя - тоже я спину согнула... И не лежало мое сердце къ тебѣ, другого я любила,- ты знаешь. Не я шла, судьба моя шла. Помни, Мина, не изъ желѣза я.

(Мина захрапѣлъ)

СЕМЪ.

Ты этого не должна говорить ему, Нахома.

НАХОМА (сосредоточенно).

Кто мои слезы сосчитаетъ? Гдѣ мои слезы?

(Сидитъ удрученная. Пауза. Раздается плачъ. Всѣ вскакиваютъ. Въ комнату вбѣгаютъ нѣсколько женщинъ. Въ открытую дверь виденъ длинный корридоръ, гдѣ столпились сосѣди. Нѣкоторые бѣгутъ. Слышны возгласы: "Куна умеръ!")

НАХОМА

(бросается къ первой сосѣдкѣ).

Богъ съ нами. Богъ съ нами.

ПЕРВАЯ СОСѢДКА.

Нахомочка, мать моя. Умеръ, бѣдняжка.

НАХОМА И МИРА.

Умеръ.

ПЕРВАЯ СОСѢДКА.

Умеръ, мать моя. (Страстнымъ шопотомъ) Отъ голода. Даже не лѣчили, не кормили. Копѣйки тамъ не было. Несчастная наша жизнь.

НАХОМА.

Неудачница Перка. Бѣдная Перка!

ПЕРВАЯ СОСѢДКА (шопотомъ).

Этого она не перенесетъ. Сама, бѣдняжка, на мертвеца стала похожа.

НАХОМА (растерянно).

Еще сегодня утромъ я съ нимъ разговаривала. Что съ ней будетъ?

ПЕРВЫЙ СОСѢДЪ.

Какъ свѣча онъ угасъ. Тихо, безъ жалобы. (Шопотомъ) И никто ничего не зналъ. Нельзя было говорить.

(Мира, Симонъ, Габай и Давидъ выходятъ. Берманъ поднялся и вышелъ вслѣдъ за ними)

ВТОРОЙ СОСѢДЪ (къ Нахомѣ).

Зайдите хоть къ ней... Выдержитъ ли Перка?

НАХОМА.

Идемъ! (Набрасываетъ на себя шаль. Всѣ выходятъ. Шумъ и плачъ постепенно утихаютъ)

СЕМЪ.

(одѣваетъ валенки. Провожаетъ толпу возгласомъ).

Въ твои пути вѣрю, Господи.

БЕТЬКА

(дрожитъ. Удерживается отъ слезъ).

Дѣдушка, ты тоже уходишь?

СЕМЪ.

Пора мнѣ... Поставилъ меня Богъ сторожемъ на землѣ.

БЕТЬКА.

Я боюсь, дѣдушка...

СЕМЪ

(одѣваетъ пальто).

Кого бояться, если Богъ съ нами?

БЕТЬКА (таинственно).

Мы тоже умремъ?

СЕМЪ.

Когда Онъ скажетъ - пора,- мы умремъ.

БЕТЬКА

(послѣ молчан³я).

Слышишь, тамъ плачутъ.

СЕМЪ.

Это душа къ Богу уходитъ... не слѣдуетъ плакать.

БЕТЬКА (вдругъ).

Я люблю Бога. Вотъ такъ я люблю Его. (Прижимаетъ руки къ груди)

СЕМЪ.

Я Его тоже такъ люблю. Что Онъ дѣлаетъ, то и хорошо. Спокойной ночи, Бетька.

БЕТЬКА (дрожа).

Спокойной ночи, дѣдушка.

(Семъ уходитъ. Пауза. Входятъ Мира и Симонъ. Изрѣдка слышится заглушенный плачъ)

МИРА (взволнованно).

Я испугалась. Уведи меня куда-нибудь. (Дрожитъ) Сейчасъ. Отыщи теплое мѣсто, родное мѣсто. Съ солнцемъ... (Короткая пауза) Пустая комната... мертвое тѣло, уроды дѣти и голодъ, голодъ. Спрячь меня куда-нибудь.

СИМОНЪ (холодно).

Меня это не тронуло, Мира. Я хочу сказать - тронуло, какъ всякая смерть. Смотрѣлъ и думалъ: вотъ и меньше однимъ несчастнымъ. Несчастнымъ лучше умереть.

МИРА (оглядывая его).

Какъ ты сказалъ, Симонъ? Несчастнымъ лучше умереть?

СИМОНЪ.

Зачѣмъ ты такъ смотришь на меня? Я не могу быть другимъ.

МИРА.

Что же у тебя за сердце?

СИМОНЪ.

Сердце, какъ сердце. И... зачѣмъ говорить объ этомъ? Умеръ - похоронятъ. Голодаютъ - найдется кто-нибудь и накормитъ. Я не хочу объ этомъ думать, Мира...

МИРА

(ходитъ въ волнен³и по комнатѣ и изрѣдка взглядываетъ на него).

Мнѣ кажется, что ты занялъ всю комнату, всю ты ее наполнилъ, и мнѣ нечѣмъ дышать.

СИМОНЪ.

Зачѣмъ меня мучить, Мира? Или я мало покоренъ тебѣ? Я буду покорнѣе. (Умоляюще) Мира...

МИРА.

Оставь меня.

СИМОНЪ.

Я оставлю... на сколько дней?

МИРА (съ силой).

Оставь меня.

СИМОНЪ (настойчиво).

Чѣмъ ты меня взяла? У меня все есть, что нужно; я доволенъ и только ты... Чѣмъ ты меня взяла? Околдовала ты меня. Ничего я не вижу безъ тебя. Два года не день. Можетъ быть, это болѣзнь,- такъ кто же меня вылѣчитъ?

МИРА.

Лучше бы ты не говорилъ теперь. Лучше.

СИМОНЪ.

Можетъ быть, и лучше было бы. Не знаю... Всегда ты устроишь, чтобы я не могъ поговорить съ тобой. Вѣдь у меня вѣрное сердце и я всѣмъ доволенъ. Если еще нужно ждать,- я подожду. Я работящ³й и тебѣ будетъ хорошо у меня. Вѣрь, что будетъ хорошо. Я открою мастерскую... Я вытянусь, я сожмусь,- но тебѣ будетъ хорошо у меня. Дай мнѣ слово. Я не требую и не прошу, я только говорю: дай мнѣ слово.

МИРА.

Что? Слово? (Старается вдуматься) Всѣ слова... Всѣ мои слова даю тебѣ. Когда ты такъ говоришь со мной, я становлюсь слабой... Да, слабой. Но нужно и меня понять. Нужно. Вотъ я испугалась... О чемъ же ты говоришь. Мнѣ сейчасъ надо подняться... понимаешь, Симонъ, подняться. Куда? Не знаю. Чего-то хочу я, до смерти хочу. Хочу что-то, чего еще не видѣла. Можетъ быть, красиваго. Можетъ быть, гордаго.

СИМОПЪ.

Тебѣ не слѣдовало ходить туда.

МИРА (не слушая).

Иногда какъ бы со сна спрашиваю: почему я здѣсь? Не здѣсь, въ комнатѣ, (нетерпѣливо) а здѣсь. (Дѣлаетъ жестъ) Почему. Или я прилетѣла сюда, или меня въ цѣли заковали и привезли сюда. И я смотрю въ окно и бьюсь въ окно. Что-то я вижу тамъ. Что я вижу? Что? Развѣ я знаю. Что-то свѣтитъ, кто-то манитъ... (Вдругъ какъ бы опомнилась) Это я съ тобой говорю, Симонъ.

СИМОНЪ (въ отчаян³и).

Почему я не понимаю тебя. Я - какъ дерево. Мозгъ мой становится каменнымъ. Я хочу думать съ тобой,- не могу. А я люблю тебя всей кровью, всѣмъ сердцемъ.

МИРА.

Развѣ я могу дать тебѣ слово. Кому, тебѣ. Я вѣдь только жалѣю тебя. Я только спускаюсь къ тебѣ... (Быстро) Нѣтъ, не спускаюсь. (Раздумала) Нѣтъ, спускаюсь. Вдругъ я дамъ слово. (Недовѣрчиво разсмѣялась) Послѣ свадьбы ты отведешь меня къ себѣ, вотъ въ такую клѣтку съ окномъ. Черезъ годъ будетъ ребенокъ. У меня. Я стану худой, какъ всѣ здѣсь, и глаза мои ввалятся, чтобъ никогда уже не видѣть свѣта. Ты посѣдѣешь... Какъ ты скажешь тогда: "Мира, я люблю тебя". Симонъ, убей меня сейчасъ.

СИМОНЪ (безнадежно).

Опять то же. Опять - нѣтъ, опять.

МИРА (порывисто).

Конечно, нѣтъ. Всегда нѣтъ. (Колеблется) Или когда нибудь - да. Нѣтъ, нѣтъ. Я вѣдь не люблю тебя. Какъ съ братомъ говорю съ тобой, какъ съ глупымъ братомъ. И ты мнѣ нуженъ,- зачѣмъ-то нуженъ... Нѣтъ, не нуженъ. (Смотритъ на него, какъ бы пораженная чѣмъ-то)

СИМОНЪ.

Ну, перестанемъ. Я опять буду молчать. Опять буду копить деньги и молчать.Я открою мастерскую, у меня дѣло пойдетъ хорошо, можетъ быть богатство смягчитъ тебя.

МИРА (недовольно).

Это меньше всего, меньше, Симонъ. У тебя выростетъ борода и посѣдѣетъ. (Всмотрѣлась въ него и разсмѣялась)

СИМОНЪ (серьезно).

Прошу тебя... Я буду ждать. Я умѣю, я долженъ. Мнѣ все равно не жить безъ тебя. Всего ты меня забрала.

МИРА

(пожимаетъ плечами).

Я знаю, ты будешь ждать, пока я покорюсь. Вотъ этого-то боюсь... Нѣтъ, не боюсь. Я не покорюсь,- никогда. Или покорюсь...

СИМОНЪ.

Что же дѣлать. Что я долженъ дѣлать? Скажи.

МИРА.

Откажись отъ меня. Это будетъ лучше. Ты вѣдь мнѣ нуженъ только... (Обрывается)

СИМОНЪ.

Славно ты хотѣла сказать, Мира... Но я буду ждать. И можетъ быть... Кто знаетъ...

(Доносится сильный плачъ).

МИРА (испуганно).

Кто это плачетъ?

(Входитъ Габай, онъ возбужденъ).

ГАБАЙ.

Это выше силъ... Выше. Мозгъ леденѣетъ. Я убѣжалъ оттуда...

СИМОНЪ (спокойно).

А что случилось?

ГАБАЙ

(смотритъ на него).

Только-что Перка умерла. Упала на трупъ и не поднялась. (Угрожающе) О...

МИРА.

Не можетъ быть, Габай. Перка. (Громко) Перка! (Съ крикомъ) Перка!

СИМОНЪ.

Вотъ это нехорошо. Съ этимъ я согласенъ.

ГАБАЙ.

Что? Съ чѣмъ согласны?

СИМОНЪ.

Ей не слѣдовало умереть. Надо было о дѣтяхъ подумать. Развѣ отчаян³е могло его вернуть.

МИРА.

Я не могу тебя слушать... Перестань.

СИМОНЪ.

Ты не хочешь меня понять... Мира... Я говорю только, что это меня не трогаетъ.

ГАБАЙ (сердито).

Послушаемъ-ка ваши проповѣди...

СИМОНЪ.

Не знаю, что вамъ нужно отъ меня. Я все понимаю. Оставьте меня въ покоѣ.

ГАБАЙ.

Такъ съ кѣмъ же мнѣ говорить? Подайте мнѣ покойника Куну,- я встряхну его. Я вдуну въ него гнѣвъ...

СИМОНЪ

(отступаетъ отъ него, берется за шапку).

Вы меня безпокоите этими разговорами. Не безпокойте меня. Мира, я ухожу.

МИРА.

Мнѣ тяжело... Мнѣ страшно... Посиди еще немного. Нѣтъ, лучше уходи.

СИМОНЪ.

Зачѣмъ же онъ меня безпокоитъ?

ГАБАЙ.

Съ кѣмъ же мнѣ разговаривать? (Оглядывается) Со стѣнами. Стѣны, проклятыя, терпѣливыя, кротк³я стѣны. Свидѣтели насил³й... Проклятыя, глух³я стѣны. Слышите? Отъ безстыдной силы, отъ безграничной власти умерло двое и еще погибнутъ тысячи. Кричите, стѣны, объ этомъ!

СИМОНЪ (безстрастно).

А я думаю, что лучше быть терпѣливымъ и кроткимъ. Нужно молчать и работать.

ГАБАЙ.

Слушайте, Мира. Нужно взять ихъ тѣла и бросить въ середину города. Возьмемъ мечъ и ткнемъ имъ въ сердце города. Мечъ, залитый нашей желчью, бросимъ въ городъ. Какъ смѣемъ мы такъ умирать, такъ?..

МИРА

(съ увлечен³емъ).

Я пойду съ вами, Габай,- я буду съ вами. Симонъ,- я уйду съ нимъ.

СИМОНЪ (вспыхнувъ).

Я ненавижу его... говорю прямо: его ненавижу. Всѣхъ его товарищей, всѣхъ этихъ проклятыхъ разбойниковъ ненавижу. Съ кѣмъ ты пойдешь. Изъ-за нихъ мы страдаемъ. Бороться. Вѣдь насъ раздавятъ, какъ червей. Я помню прошлый годъ. Я помню, что было три года назадъ. Избивали, высылали и смирили насъ. Мы всѣ хорошо помнимъ это. Голодъ. Никто не виноватъ въ немъ. Теперь кризисъ. Надо перемучиться, и опять дѣла поправятся. Опять будетъ работа...

ГАБАЙ

(съ презрѣн³емъ).

Развѣ я звалъ васъ? Скорѣе бы камень позвалъ, позвалъ потому, что камень можно бросить во врага. Я говорилъ, но то мой разумъ помутился.... Рыдан³я, плачъ, уроды дѣти, и ни одного гнѣвнаго стона.... Мой разумъ помутился... Ни одного гнѣвнаго крика я не услышалъ. Покорные, они умираютъ, какъ живутъ, покорно и примутъ завтрашн³й день.

СИМОНЪ.

Конечно. И отлично дѣлаютъ. Мы должны быть покорными, мы должны молчать... всегда. Вотъ и хозяевамъ теперь плохо. Надо и ихъ пожалѣть. Ихъ пожалѣешь, себя пожалѣешь...

ГАБАЙ.

Вы слышите, Мира? Вотъ враги народа. Это языкъ врага. Кого жалѣть, тупой, темный человѣкъ.

СИМОНЪ.

Потише,- я васъ не боюсь. Васъ-то не боюсь. Я знаю, что нужно сдѣлать съ такими, какъ вы.....

МИРА.

Замолчи, Симонъ. Замолчи, прошу тебя. Ты долженъ.

ГАБАЙ

(желчно смѣется).

Жалость, Мира, къ угнетателямъ, къ гранитнымъ сердцамъ! Уничтожьте ихъ, вотъ будетъ ваше милосерд³е. Сожгите ихъ, вотъ будетъ ваше добро. Станемъ хищными, безпощадными, свирѣпыми... Будущее человѣчество пойметъ насъ. Оно скажетъ: ваше изступлен³е было милосерд³емъ, ваша жестокость была жалостью. Потому что распахать жестокую каменистую землю можно только сохой и бороной. И если, Мира, кровь должна пролиться, то что значитъ небольшой ручеекъ ея передъ морями. Что значитъ крикъ насильника передъ тысячелѣтнимъ ревомъ обездоленныхъ. Что боль его, страхъ его передъ пыткой человѣчества. Милосерд³е,- проклят³е ему! Жалость,- проклят³е ей! Оставимъ это имъ. Ни одной пяди не уступать назадъ..... И когда свершится, Мира,- встанутъ мертвецы.... Они разобьютъ крышки гробовъ, выйдутъ, чтобы увидѣть желанную жизнь, и мы обнимемъ ихъ. Мы скажемъ: ступайте спокойно назадъ въ ваши могилы,- дѣти вашихъ дѣтей освобождены, дѣти вашихъ дѣтей увидѣли новую жизнь.

МИРА.

Свершится ли?

ГАБАЙ.

Свершится... Отъ страдан³й на мигъ мой разумъ помутился. Свершится, Мира. Трусливые, слѣпые и темные плачутъ, дрожатъ, покоряются, но мы поднимаемся. Смотрите, мы поднимаемся. Повсюду несется дыхан³е гнѣва работниковъ.... И оттого, что такъ скверно кругомъ, скажите себѣ: вѣковой ночи приходитъ конецъ. Запоры уступаютъ. Желѣзная дверь трещитъ... Дружнѣе! Мы выбьемъ ее.....

СИМОНЪ.

Теперь я знаю, кто онъ.

МИРА.

Ты еще здѣсь, Симонъ... Почему онъ здѣсь? Я какъ будто только-что родилась... Вотъ комната, грязь, бѣднота, а на душѣ такъ свѣтло. Уходи, Симонъ.

СИМОНЪ.

Я ухожу, Мира. Никогда не думалъ я, что ты......

(Машетъ рукой).

МИРА (нетерпѣливо).

Знаю, знаю. Только уйди теперь.

(Симонъ смотритъ на нее нѣсколько мгновен³й и уходитъ не прощаясь)

МИРА.

Говорите еще, Габай, говорите.

(Смотритъ на него съ восторгомъ. Входятъ Берманъ, Давидъ, Нахома. Нахома тихо плачетъ. При ихъ появлен³и Габай и Мира отходятъ другъ отъ друга)

БЕРМАНЪ (мрачно).

Охъ-ой-ой. Тяжелое время, трудное время. И что Онъ тамъ на небѣ думаетъ объ этомъ. (Разводитъ руками) Охъ-ой-ой, Охъ-ой-ой.

НАХОМА

(сѣла. Плачетъ).

Можетъ быть, это и насъ ждетъ. Можетъ быть, завтра Мина или другой сосѣдъ... О Господи, помоги же намъ, помоги всѣмъ несчастнымъ на землѣ. Съ этими двумя смертями пусть кончаются горести, людей. Что-то на душѣ у меня неспокойно, Берманъ. Сердце плачетъ, плачетъ, какъ о своемъ.

БЕРМАНЪ.

Охъ-ой-ой, нѣтъ у меня силъ, Нахома, охъ-ой-ой, охъ-ой-ой.

(Пауза. Нахома плачетъ. Габай ложится на полу подлѣ казанка и укрывается пальто. Мира ложится на кровати. Нахома встаетъ, подходитъ къ кровати и ложится съ дѣтьми. Берманъ немедленно раздѣвается и устраивается на полу подлѣ Габая. Поворачивается лицомъ къ стѣнѣ)

БЕРМАНЪ.

Охъ-ой-ой, охъ-ой-ой!

ДѢЙСТВ²Е ТРЕТЬЕ.

Та-же комната. Изъ мебели осталась только кровать Нахомы, подушка и старенькое одѣяло. Кровать Миры, скамейка, казанокъ. Обѣденное время. Январь. День солнечный. Мимо окна отъ времени до времени проходитъ кучка мужчинъ. Дѣти сидятъ на кровати и то начинаютъ плакать, то перестаютъ. На скамейкѣ сидятъ Оснесъ и Нахома. Семъ стоитъ съ молитвенникомъ въ рукахъ у окна и выглядываетъ на улицу.

СЕМЪ.

Окна оттаяли. Сегодня хорош³й день. Опять прошла кучка рабочихъ. Куда это они идутъ?

ДАВИДЪ.

Я знаю!

СИМЪ.

Ты знаешь? Много ты можешь знать.

ДАВИДЪ.

Я говорю, что знаю, значитъ это такъ.

ОСНЕСЪ

(трясетъ головой).

Съ утра тутъ неспокойно...

(Дѣти заплакали. Сначала Нахмале, а за нимъ Гершеле)

НАХОМА

(сорвалась съ мѣста).

Опятъ плачете! Что же я вамъ дамъ? Что? Мясо мое? Ну отрѣжьте, отрѣжьте и кушайте. Разорвите меня! Кусайте меня!

БЕТЬКА.

Я уже не могу выдержать. Развѣ я виновата? Со вчерашняго дня ты мнѣ кусочка хлѣба не дала. Иди достань гдѣ-нибудь, попроси у кого-нибудь.

(Всѣ опять заплакали. Семъ отошелъ отъ окна и заглядываетъ въ молитвенникъ)

НАХОМА (путаясь).

Что я съ ними буду дѣлать? У кого попросить, кто дастъ? Что вы тамъ молитесь, дядя, съ ума вы сошли! (Къ дѣтямъ) Не кричите же. Слышите, не смѣйте кричать! Я тоже голодна и молчу. И молчу! Не хочу слышать вашихъ голосовъ. Замолчите! Что? Голодны? Не смѣйте быть голодными. Молчать! (Подходитъ къ нимъ и бьетъ ихъ) Убью васъ. Вчера дала по кусочку хлѣба и на сутки должно быть довольно. Я не богачка, чтобы кормить васъ хлѣбомъ каждый часъ. Молчать, молчать! Здѣсь всѣ умираютъ съ голода и никто не кричитъ. Никого не слышно, кромѣ васъ однихъ.

(Дѣти еще громче плачутъ).

СЕМЪ

(поднялъ голову).

Я не могу этого слушать, Нахома.

НАХОМА.

Такъ дайте имъ покушать, дядя. Продайте вашъ молитвенникъ и принесите имъ хлѣба, если у васъ такое сердце. Я все продала, что имѣла, и сердце мое окаменѣло. Я съ ума сошла, дядя! Гдѣ Мина? Два дня какъ нѣтъ Мины!

ОСНЕСЪ.

Не надо отчаяваться: Богъ дастъ, онъ вернется. Вернется!.. Если Богъ мнѣ мою маленькую вернулъ...

НАХОМА

(прерываетъ ее).

Кто? Богъ? (Иронически смѣется) Когда-то на Мину и смотрѣть не могла, а теперь съ безпокойствомъ спрашиваю: гдѣ Мина? Вотъ что Богъ можетъ сдѣлать. Страшно мнѣ безъ Мины! Когда онъ молодымъ былъ, молодцомъ онъ былъ, Мина, а я не хотѣла пойти за него. Теперь онъ и выпить любитъ и постарѣлъ Мина, а я дрожу и спрашиваю: гдѣ же Мина? Куда онъ пропалъ?

ДАВИДЪ.

Опять прошли рабоч³е.

НАХОМА.

...И сердце щемитъ. Что же это за проклятое сердце? О чемъ я говорю? Дѣти меня съ ума сведутъ. О чемъ я говорила? (Оглядывается) Мина два дня домой не приходилъ,- и я спокойна! Опять, дѣти, плакать! Молчать! Смѣйтесь... Нѣтъ голода, нѣтъ зимы. На дворѣ хорошо, тепло. Отецъ принесъ деньги, и мы славно покушаемъ. Что намъ еще нужно? Богъ, что намъ еще нужно?.. И отчего у меня голова кружится и въ глазу стрѣляетъ? Это оттого, дѣти, что нашего бѣднаго отца уже два дня какъ нѣтъ дома!..

ОСНЕСЪ.

Можетъ быть, онъ нашелъ работу? Никто ничего не можетъ знать, хи-хи. Онъ вышелъ въ добрый часъ изъ дому и встрѣтилъ человѣка... Хорошаго человѣка, хи-хи. И тотъ сказалъ ему: вотъ, Мина, есть для тебя работа! (Семъ киваетъ головой) Пошелъ Мина работать и принесетъ рубль. Хи-хи!

НАХОМА (растроганно).

Это похоже на сказку. На хорошую! Когда я, Оснесъ, была маленькой, то зимой забиралась на печку, и бабушка моя разсказывала сказки. Отецъ отдыхалъ, мать перебирала перья для подушки, а я свѣшивалась вотъ такъ внизъ головой и слушала, и видѣла, какъ на высокой горѣ, въ зеленой травѣ стояли два нѣмца, два нѣмца!.. (Откровенно) Мина въ гнѣвѣ ушелъ. Не могъ онъ слышать плача дѣтей, такъ онъ сказалъ. А я поссорилась съ нимъ. Надо сказать правду, я разсердила его.

ОСНЕСЪ.

Мы всѣ так³я.. Мы любимъ мужей, когда они кормятъ насъ, хи-хи.

НАХОМА.

Я сказала ему: ты сталъ пьяницей и ничего не можешь заработать. Ты убиваешь своихъ дѣтей, Мина! (Становится серьезной) Онъ ударилъ меня... Оснесъ, онъ меня побилъ въ первый разъ за двѣнадцать лѣтъ! Я не кричала, нѣтъ; Оснесъ, я не кричала. Я стиснула зубы и думала: вотъ и совсѣмъ пропала жизнь!

ОСНЕСЪ

(указываетъ на себя).

А спросите, что это тѣло вытерпѣло? Можетъ быть, извощикъ свою лошадь такъ не бьетъ, какъ меня билъ мой Фавлъ. Забывалось, Нахома! А что я выиграла? Иногда сижу и вспоминаю свою жизнь. Зачѣмъ я замужъ вышла? И зачѣмъ мы голодали? Зачѣмъ я дѣтей рожала, когда изъ десяти только одна калѣка осталась? Такъ сижу и думаю о жизни. Помню я, когда Фавлъ открылъ мастерскую... Что дѣлалось! Души наши летали. И это прошло! Потомъ мастерскую закрыли,- все описали. Прошло, Нахома! Десять дѣтей было... Они умирали, умирали и, бывало кажется, что душа твоя отлетитъ отъ горя,- прошло, Нахома, все прошло!.. Что же я выиграла? Зачѣмъ жила?

СЕМЪ

(киваетъ головой).

Хорошо спросила Оснесъ, но отвѣта не будетъ.

НАXОМА.

Не хочу этого знать... Какое мнѣ дѣло? Мое сердце разрывается! За что? Хоть не у кого спросить, а я все буду кричать: за что? Гдѣ справедливость?

(Оснесъ хочетъ отвѣтить, Семъ перебиваетъ ее)

СЕМЪ.

Дай ей покричать. Если она будетъ молчать, то кто скажетъ, что Онъ (указываетъ пальцемъ вверхъ) страдаетъ съ любимыми и избранными?

(Дѣти обступили Нахому и плачутъ. Она оглядываетъ ихъ съ ненавистью. Сейчасъ же сжалилась)

НАХОМА (съ тоской).

Вѣдь я надъ ними кровь проливала. (Беретъ Нахмале на руки, тихо стонетъ и горячо цѣлуетъ его) Дяди, вы опять молитесь? Дядя, есть ли теперь въ городѣ несчастнѣе насъ?

СЕМЪ.

Скажи Ему: все принимаю изъ Твоихъ рукъ.

НАXОМА.

Ну, а справедливость?

СЕМЪ

(бьетъ рукой по молитвеннику).

Вотъ здѣсь она!

НАXОМА (въ отчаян³и).

И ничего больше, дядя?

СЕМЪ (торжественно).

Ничего!...

НАХОМА.

Отчего же я отпустила Мину? Отчего же я не выбѣжала и не крикнула ему: Мина, вернись, я прощаю тебя... И ничего больше, дядя, повторите-ка! Дѣти, молчать! Молчать! (Разсердилась и бьетъ ихъ) Я говорю - молчать!

СЕМЪ (съ сожалѣн³емъ).

Ничего!

НАХОМА.

Ну хорошо, хорошо! (Разсѣянно) Я все знаю, все вижу. Мина можетъ придти, или я опять пойду искать его, но что-то приближается. Что-то!

ОСНЕСЪ.

Вы пугаете дѣтей, Нахома.

НАХОМА.

Такъ разсмѣшить ихъ? Разсказать, что мелькаетъ у меня въ головѣ? (Вдругъ, съ радостью) Мы улетаемъ, дѣти, мы на крыльяхъ поднимаемся, мы... (Расплакалась)

ОСНЕСЪ.

Возьмите свое сердце вотъ такъ въ руки. Я знаю отчаян³е.

НАХОМА (устало).

Мнѣ темно, Оснесъ. Куда ни повернусь, темно, куда ни ткнусь - стѣна. А сердцу такъ больно, такъ ему больно!

СЕМЪ

(посмотрѣлъ въ окно).

Вотъ идетъ Берманъ.

ОСНЕСЪ.

Можетъ быть, Нахомочка, узнаете что-нибудь о Минѣ.

НАХОМА.

Гдѣ же онъ? (Подбѣгаетъ къ окну)

СЕМЪ.

Что уже не видно. Вѣроятно, зашелъ въ ворота.

НАХОМА

(открываетъ двери и стоитъ въ ожидан³и. Въ глубинѣ корридора показывается Берманъ).

Идите скорѣе, Берманъ. Слыхали что-нибудь о Минѣ?

БЕРМАНЪ

(отвѣчаетъ, идя по корридору. На плечахъ у него пара старыхъ брюкъ).

Что теперь на улицахъ дѣлается! Чуть меня не задушили. Охъ-ой-ой! (Входитъ въ комнату) И отсюда толпа, и оттуда толпа!

НАХОМА (тревожно).

Я васъ о Минѣ спрашиваю? Вы ничего не слышали о моемъ Минѣ?

(Берманъ огорошенный смотритъ на нее. Какъ бы соображаетъ, что означаетъ ея вопросъ)

БЕРМАНЪ.

Что? о Минѣ? Вотъ Симона я встрѣтилъ, это правда. Какъ сумасшедш³й летѣлъ Симонъ. Охъ-ой-ой. Но не Мину. (Иронически смѣется) Она думаетъ, что теперь у всякаго ея мужъ въ головѣ. Носятся съ ея мужемъ, охъ-ой-ой. Пройдитесь-ка по улицамъ, такъ узнаете, что дѣлается. Дайте мнѣ присѣсть. Отдохну минуту. и опять пойду.

СЕМЪ.

Что вы тамъ разсказываете, Берманъ? Я ничего не понимаю.

БЕРМАНЪ

(сѣлъ возлѣ Оснесъ).

Подвинься-ка, старуха. Охъ-ой-ой. (Кладетъ брюки на холодный казанокъ) Что понимать?

ОСНЕСЪ

(трясетъ головой).

Я могу подняться:..

БЕРМАНЪ.

Сиди, старуха, если сидишь, охъ-ой-ой! Не надо понимать, Семъ. Это ясно. Я простой человѣкъ, съ того свѣта, и то вижу. Бермамъ такъ сказалъ,- попомните это. Сколько корней имѣетъ зло? Одинъ корень. Живу и знаю, что всѣ вѣтки, сколько ихъ есть на деревѣ, отъ одного корня. А корень