не поднимаетъ глазъ; затѣмъ вдругъ повторяетъ ²ерусалимск³й символъ - какъ онъ ему вспоминается - протяжно вздыхая на каждой фразѣ:
"Вѣрую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимаго и невидимаго. И во единаго Господа ²исуса Христа Сына Бож³я, Единороднаго, отъ Отца рожденнаго прежде всѣхъ вѣковъ, Бога истиннаго, чрезъ Котораго все произошло, воплотившагося и вочеловѣчившагося, распятаго и погребеннаго, воскресшаго въ трет³й день, восшедшаго на небеса, сѣдящаго одесную Отца и грядущаго во славѣ судить живыхъ и мертвыхъ, Котораго царству не будетъ конца. И во единаго Святаго Духа Утѣшителя, глаголавшаго чрезъ Пророковъ. И во единую святую вселенскую церковь. И въ воскресен³е плоти. И въ жизнь вѣчную".
Тогда крестъ вырастаетъ и, пронизывая облака, бросаетъ тѣнь на небо Боговъ.
Они блѣднѣютъ. Олимлъ заколебался. Антон³й различаетъ у его подножья огромныя тѣла въ цѣпяхъ, наполовину ушедш³я въ расщелины, или держащ³я камни на плечахъ. Это Титаны, Гиганты, Гекатонхейры, Циклопы.
слышится
неясный и грозный,- какъ рокотъ волнъ, какъ шумъ лѣсовъ въ бурю, какъ вой вѣтра въ пропастяхъ:
Мы знали это, мы остальные! Боги должны погибнуть. Уранъ былъ изуродованъ Сатурномъ, Сатурнъ Юпитеромъ. Онъ также будетъ уничтоженъ. Каждому свой часъ; таковъ рокъ!
И, мало-по-малу, они погружаются въ гору, исчезаютъ.
Между тѣмъ черепицы съ золотого дворца слетаютъ.
сошелъ со своего трона. Молн³я у его ногъ дымится какъ гаснущая головня; - а орелъ, вытягивая шею, подбираетъ клювомъ падающ³я перья. Итакъ, я уже не владыка м³ра,- всеблагой, велик³й, богъ фратр³й и народовъ Грец³и, прадѣдъ всѣхъ царей, Агамемнонъ неба!
Орелъ апоѳеозовъ, какое дуновен³е Эреба принесло тебя во мнѣ? или улетая съ поля Марса, ты несешь мнѣ душу послѣдняго изъ императоровъ?
Я не желаю больше человѣческихъ! Пусть охраняетъ ихъ Земля, и пусть прозябаютъ они въ ея жалкой низменности. У нихъ теперь сердца рабовъ, они не помнятъ обидъ, предковъ, клятвы; и вездѣ царитъ тупость толпы, ничтожество человѣка, безобраз³е расъ!
Дыхан³е вздымаетъ ему грудь и она чуть не разрывается, онъ сжимаетъ кулаки. Геба въ слезахъ подаетъ ему чашу. Онъ беретъ ее.
Нѣтъ! нѣтъ! Пока останется гдѣ-нибудь голова, способная съ мысли, ненавидящая неустройство и понимающая Законъ, духъ Юпитера не угаснетъ!
Но чаша пуста.
Онъ медленно наклоняетъ ее къ ногтю своего пальца.
Ни капли! Когда изсякла амброз³я, Безсмертные удаляются!
Чаша выскальзываетъ изъ его рукъ; и онъ прислоняется къ колоннѣ, чувствуя, что умираетъ.
Не надо было столько любить! Орелъ, быкъ, лебедь, золотой дождь, облако и огонь,- ты принималъ всѣ образы, осквернялъ свой свѣтъ во всѣхъ стих³яхъ, пряталъ свои волосы во всѣхъ ложахъ! На этотъ разъ разводъ неминуемъ,- и наша власть, наша жизнь рушится!
Удаляется по воздуху.
уже безъ копья; и вороны, притаивш³еся въ украшен³яхъ фриза, кружатъ надъ ней, клюютъ ея шлемъ.
Дайте мнѣ посмотрѣть, вернулись ли мои корабли, что разсѣкаютъ ослѣпительное море, въ три мои гавани, почему поля пустынны, и что дѣлаютъ теперь дѣвы Аѳинъ.
Въ мѣсяцѣ Гекатомбеонѣ весь мой народъ шелъ ко мнѣ подъ предводительствомъ магистратовъ и жрецовъ. Затѣмъ подходили въ бѣлыхъ платьяхъ и золотыхъ хитонахъ длинныя вереницы дѣвушекъ съ чашами, корзинами, зонтами; затѣмъ триста жертвенныхъ быковъ, старцы, помахивающ³е зелеными вѣтвями, воины, бряцая доспѣхами, эфебы съ пѣн³емъ гимновъ, флейтисты, играющ³е на лирахъ, рапсоды, танцовщицы;- наконецъ, на мачтѣ триремы, движущейся на колесахъ,- мое большое покрывало, вышитое дѣвушками, которыхъ въ течен³е года кормили особеннымъ образомъ; и показавши его на всѣхъ улицахъ, на всѣхъ площадяхъ и передъ всѣми храмами, при несмолкаемомъ пѣн³и сопутствующихъ, его ввозили шагъ за шагомъ на холмъ Акрополя, оно касалось Пропилеевъ и въѣзжало въ Парѳенонъ.
Но безпокойство овладѣваетъ мной, искусною! Какъ, какъ, ни одной мысли! Вотъ, я трепещу сильнѣе женщины.
Видитъ развалины позади себя, испускаетъ крикъ, и сраженная въ лобъ, падаетъ на землю навзничь.
отбросилъ свою львиную шкуру; и, упираясь ногами, выгнувъ спину, кусая губы, дѣлаетъ сверхчеловѣческ³я усил³я, чтобы поддержать рушащ³йся Олимпъ.
Я побѣдилъ Керкоповъ, Амазонокъ и Кентавровъ. Я убилъ много царей. Я сломалъ рогъ Ахелея, большой рѣки. Я разсѣкалъ горы, я соединялъ океаны. Земли несвободныя я освобождалъ; земли безлюдныя я заселялъ. Я прошелъ Галл³ю. Я пересѣкъ пустыню, гдѣ мучитъ жажда. Я защищалъ Боговъ, и я избавился отъ Омфалы. Но Олимпъ слишкомъ тяжелъ. Руки мои слабѣютъ. Я умираю!
Обломки раздавливаютъ его.
Кто твоя вина, Амфитр³онидъ! Зачѣмъ сошелъ ты въ мое царство?
Коршунъ, терзающ³й утробу Тит³я, поднялъ голову, губы Тантала увлажнились, колесо Икс³она остановилось.
Между тѣмъ Керы вытягивали когти, стараясь удержать души; Фур³и свивали въ отчаян³и змѣй у себя въ волосахъ; а Церберъ, котораго ты привязалъ цѣпью, хрипѣлъ, и изъ трехъ его пастей текла слюна.
Ты оставилъ дверь полуоткрытой. Пришли друг³е. Человѣческ³й день проникъ въ Тартаръ!
Тонетъ во мракѣ.
Мой трезубецъ не вздымаетъ больше бурь. Чудовища, вселявш³я ужасъ, сгнили на днѣ водъ.
Амфитрита, бѣлыя ноги которой скользили по пѣнѣ, зеленыя Нереиды, которыя виднѣлись на горизонтѣ, Сирены въ чешуяхъ, что останавливали корабли, чтобы разсказывать сказки, и старые Тритоны, дувш³е въ раковины, все погибло! Радость моря исчезла!
Я не переживу этого! Пусть велик³й Океанъ возы³етъ меня!
Падаетъ замертво въ лазурь.
въ черной одеждѣ, окруженная своими собаками, которыя превратились въ волковъ. Приволье большихъ лѣсовъ съ запахомъ краснаго звѣря и испарен³ями болотъ опьянило меня. Женщины, которымъ я помогала въ беременности, производятъ на свѣтъ мертвыхъ младенцевъ. Луна трепещетъ подъ чарами колдун³й. Я жажду насил³я и необъятности. Я хочу отвѣдать ядовъ, утопать въ испарен³яхъ, въ грезахъ!
И проходящее облако увлекаетъ ее.
съ обнаженной головой, окровавленный:
Вначалѣ я бился одинъ, вызывая бранью цѣлое войско, безучастный къ цѣли, изъ-за наслажден³я сѣчи.
Потомъ у меня появились товарищи. Они ходили подъ звуки флейтъ, въ порядкѣ, ровнымъ шагомъ, дыша изъ-за своихъ щитовъ, съ высокими султанами, съ копьями на перевѣсъ. Бросались въ битву съ мощнымъ орлинымъ крикомъ. Война была радостна какъ праздникъ. Триста человѣкъ сопротивлялись цѣлой Аз³и.
Но они вновь появились, Варвары! ихъ мир³ады, милл³оны. И такъ какъ сила за числомъ, машинами и хитростью, то лучше покончить съ доблестью!
Убиваетъ себя.
отирая губкой вспотѣвшее тѣло:
М³ръ холодѣетъ. Нужно грѣть источники, вулканы и рѣки, что катятъ металлы подъ землей! - куйте крѣпче! наотмашь! изо всѣхъ силъ!
Кабиры наносятъ себѣ раны молотами, ослѣпляютъ себя искрами, и, бредя ощупью, углубляются во тьму.
стоитъ на своей колесницѣ, которую уносятъ колеса съ крыльями въ ступицахъ:
Остановись! Остановись!
Правы были, удаляя иностранцевъ, безбожниковъ, эпикурейцевъ и христ³анъ! Тайна корзины раскрыта, алтарь оскверненъ, все погибло!
Она спускается по крутому скату,- въ отчаян³и, съ криками, вырывая волосы.
О, ложь! Даира не возвращена мнѣ! Мѣдь зоветъ меня къ мертвымъ. Это другой Тартаръ! Изъ него нѣтъ возврата. О, ужасъ!
Бездна поглощаетъ ее.
хохочетъ въ неистовствѣ:
Не все ли равно! жена Архонта - моя супруга! Самъ законъ пьянѣетъ. Я несу новую пѣснь и умноженныя формы! Огонь, пожравш³й мою мать, течетъ въ моихъ жилахъ. Гори сильнѣе, пусть я погибну!
Самецъ и самка, благосклонный ко всѣмъ, я отдаюсь вамъ, Вакханки! я отдаюсь вамъ, Вакханты! и лоза обовьется вокругъ ствола деревъ! Войте, пляшите, сплетайтесь! Дайте волю титру и рабу! впивайтесь зубами, кусайте тѣло!
И Панъ, Силэнъ, Сатиры, Вак³анки, Мималлонэиды и Мэнады со своими змѣями, факелами, черными масками кидаютъ другъ въ друга цвѣты, открываютъ фаллъ, цѣлуютъ его,- потрясаютъ тимпанами, бьютъ тирсами, бросаютъ другъ въ друга раковннами, давятъ виноградъ, удавливаютъ козла и раздираютъ Вакха,
погоняетъ своихъ скакуновъ, побѣлѣвш³я гривы которыхъ развѣваются по вѣтру:
Я оставилъ за собой каменистый Делосъ, такой чистый, что все теперь кажется тамъ мертвымъ; и я стараюсь достичь Дельфъ, пока ихъ вдохновительные пары еще не изсякли. Мулы щиплютъ ихъ лавръ. Пиф³я сошла съ ума и не приходитъ въ себя.
Сосредоточившись глубже, я создамъ возвышеннѣйш³я поэмы, вѣчные памятники; и вся матер³я будетъ пронизана трепетомъ моей киѳары!
Проводитъ по ея струнамъ. Онѣ рвутся, хлещутъ ему по лицу. Онъ отбрасываетъ ее; и въ бѣшенствѣ замахивается на свою четверню:
Нѣтъ, довольно формъ! Дальше, дальше! Съ вершинѣ! Къ чистой идеѣ!
Но лошади, отпрядывая, встаютъ на дыбы, разбиваютъ колесницу; и подъ обломками дышла, опутанный сбруей, онъ падаетъ въ пропасть головой внизъ.
Небо темнѣетъ.
дрожитъ, посинѣвъ отъ холода.
Я съ моимъ поясомъ была для Эллады всей жизнью. Ея поля блистали розами моихъ щекъ, ея прибрежья были изрѣзаны по формѣ моихъ губъ; и ея горы, бѣлѣе моихъ голубокъ, трепетали подъ рукою ваятелей. Моя душа сквозила въ распорядкѣ празднествъ, формѣ причесокъ, въ бесѣдахъ философовъ, устройствѣ республикъ. Но я слишкомъ любила мужчинъ! И Амуръ обезчестилъ меня! Падаетъ навзничь, въ слезахъ. М³ръ отвратителенъ. Нечѣмъ дышать! О Меркур³й, изобрѣтатель лиры и проводникъ душъ, возьми меня!
Прикладываетъ палецъ къ губамъ, и, описавъ огромную параболу, падаетъ въ пропасть.
Больше не видно ничего. Полный мракъ. Между тѣмъ изъ глазъ Илар³она вырываются какъ бы огненныя стрѣлы.
замѣчаетъ, наконецъ, его высок³й ростъ.
Много разъ уже, пока ты говорилъ, мнѣ казалось, что ты ростешь,- и это не было обманомъ. Почему? Объясни мнѣ... Ты пугаешь меня!
Слышны шаги:
Кто это?
протягиваетъ руку:
Взгляни!
И вотъ, при блѣдномъ свѣтѣ луны, Антон³й видитъ безконечный караванъ, тянущ³йся по гребню скалъ - и всѣ путники, одинъ за другимъ, падаютъ съ утеса въ бездну.
Здѣсь, во-первыхъ, три великихъ Божества Самоѳрак³и, Акс³ерось, Акс³океросъ, Акс³окерза, связанные въ пучекъ, закутанные въ пурпуръ, съ поднятыми руками.
Съ меланхолическимъ видомъ приближается Эскулапъ, даже не глядя на Самоса и Телесфора, которые въ тоскѣ обращаются къ нему. Созиполъ елейск³й, подъ видомъ пиѳоэна, катитъ къ безднѣ свои кольца. Дэспэнея, обезумѣвъ, сама бросается туда. Бритомартисъ, воя отъ страху, цѣпляется за петли своей цѣпи. Кентавры подскакиваютъ полнымъ галопомъ и толпой прыгаютъ въ черную яму.
За ними прихрамывая бредетъ толпа жалобныхъ нимфъ. Полевыя покрыты пылью, лѣсныя стонутъ и изъ нихъ идетъ кровь; онѣ изранены топорами дровосѣковъ. Геллюды, Стриги, Эмпузы, всѣ богини ада, со своими крюками, факелами, змѣями, образуютъ пирамиду;- а на вершинѣ, на коршуновой кожѣ, Эйриномъ, синеватый какъ мухи на падали, пожираетъ свои руки.
Затѣмъ одновременно исчезаютъ въ вихрѣ: Орт³я кровожадная, Гимн³я изъ Орхомена, Лафр³я Патрасцевъ, Аф³я изъ Эгины, Бендида Ѳрак³йская, Стимфал³я на птичьихъ лапахъ. У Тр³опа, вмѣсто трехъ зрачковъ, три орбиты. Эрихтон³й, съ безкостыми ногами, ползетъ какъ калѣка на рукахъ.
Не правда ли, какое счастье смотрѣть на ихъ позоръ и агон³ю? Стань со мной на этотъ камень; и ты будешь какъ Ксерксъ, пропускающ³й мимо себя свое войско.
Тамъ внизу, очень далеко, въ туманахъ,- видишь, гигантъ со свѣтлой бородой роняетъ мечъ, красный отъ крови? это Скисъ Залмоксисъ между двухъ планетъ: Артимпазы - Венеры, и Орсилох³и - Луны.
Далѣе возникаютъ изъ блѣдныхъ облаковъ Боги, которымъ поклонялись Киммер³йцы за Ѳуле!
Ихъ больш³я палаты были теплы; и при блескѣ обнаженныхъ мечей, висѣвшихъ на сводахъ, они пили меды изъ роговъ слоновой кости. Они ѣли печенки китовъ на мѣдныхъ блюдахъ, выкованныхъ демонами; или слушали плѣнныхъ колдуновъ, заставляя ихъ пробѣгать руками по каменнымъ арфамъ.
Они устали! имъ холодно! Снѣгъ отягчаетъ ихъ медвѣжьи шкуры, и сквозь разорванныя сандал³и видны ноги.
Они оплакиваютъ степи, гдѣ на травянистыхъ курганахъ они переводили духъ во время битвъ, длинные корабли, носы которыхъ разсѣвали ледяныя горы и коньки, на которыхъ они двигались по полярному кругу, поддерживая вытянутыми руками весь небосводъ, вращавш³йся вмѣстѣ съ ними.
Шквалъ изморози охватываетъ ихъ. Антон³й склоняетъ взоръ въ другую сторону. И онъ видитъ странныя фигуры, выдѣляющ³яся чернымъ на красномъ фонѣ, въ набородникахъ и нарукавникахъ; онѣ перекидываются мячами, прыгаютъ другъ черезъ друга, дѣлаютъ гримасы, изступленно пляшутъ.
Это Боги Этрур³и, безчисленные Эзары.
Вотъ Тагетъ, изобрѣтатель авгур³й. Онъ пробуетъ одной рукой умножить дѣлен³я неба, а другой упирается въ землю. Пусть возвращается въ нее!
Норт³я разсматриваетъ стѣну, куда вбивала гвозди, чтобы отмѣчать года. Поверхность усѣяна ими, и послѣдн³й пер³одъ заканчивается.
Какъ путники, захваченные грозой, Касторъ и Поллуксъ дрожа прячутся подъ одинъ плащъ.
закрываетъ глаза.
Довольно! довольно!
Но въ воздухѣ проносятся, сильно шумя крыльями, всѣ Побѣды Капитол³я,- закрывъ лица руками и роняя трофеи.
Янусъ,- владыка сумерекъ, улетаетъ на черномъ козлѣ; и изъ его двухъ лицъ одно уже истлѣло, другое дремлетъ въ усталости.
Сумманъ,- ботъ темнаго неба, у котораго нѣтъ уже больше головы, прижимаетъ къ сердцу старый пирогъ въ формѣ круга.
Веста,- подъ куполомъ въ развалинахъ, старается раздуть свою потухшую свѣтильню.
Беллона - надрѣзаетъ себѣ щеки, но кровь, очищавшая ея служителей, не брызжетъ.
Лошади, они утомляютъ меня!
Нѣкогда они забавляли!
И онъ показываетъ ему въ кустахъ боярышника совершенно голую Женщину на четверенькахъ, какъ животное, которая соединяется съ чернымъ человѣкомъ, держащимъ въ каждой рукѣ по факелу.
Это богиня Ариц³и съ демономъ Вирб³емъ. Ея жрецъ, царь лѣса, долженъ былъ быть уб³йцей;- и для бѣглыхъ рабовъ, осквернителей труповъ, разбойниковъ съ дороги Салар³а, хромыхъ съ моста Сублиц³я, всѣхъ отбросовъ изъ лачугъ Субурры не было болѣе дорогого предмета поклонен³я.
Патриц³анки временъ Марка-Антон³я предпочитали Либитину.
И онъ показываетъ ему, подъ кипарисами и розовыми кустами, другую Женщину,- одѣтую въ газъ. Она улыбается - а вокругъ разбросаны лопаты, носилки, черные покровы, всѣ принадлежности похоронъ. Ея брилл³анты блестятъ издали подъ паутинными покрывалами. Ларвы, какъ скелеты показываютъ свои кости изъ-за деревьевъ и Лемуры, призраки, расправляютъ свои крылья летучей мыши.
У края поля поникъ богъ Термъ, вырванный изъ земли, весь въ нечистотахъ.
На бороздѣ рыж³я собаки обглодали огромный трупъ Вертумна.
Боги земледѣл³я удаляются отъ него плача,- Сарторъ, Сарраторъ, Фервакторъ, Коллина, Валлона, Гостилинъ - всѣ въ небольшихъ плащахъ съ капюшонами, и у каждаго изъ нихъ по оруд³ю - заступъ, вилы, плетенка, рогатина.
Это ихъ души благословляли помѣстье, его голубятни, садки сонь и улитокъ, птичники, огороженные сѣтками, теплыя конюшни, благоухающ³я кедромъ.
Они покровительствовали всѣмъ бѣднякамъ, что волочили кандалы по камнямъ Сабины,- сзывавшимъ свиней звукомъ трубы, собиравшимъ гроздья на верхушкахъ вязовъ тѣмъ, что погоняли на узенькихъ дорожкахъ ословъ, нагруженныхъ навозомъ. Пахарь, обливаясь потомъ надъ ручкой сохи, молилъ ихъ дать силу его рукамъ; и коровьи пастухи въ тѣни липъ, среди тыквъ съ молокомъ, слагали имъ хвалы на флейтахъ изъ тростника.
Антон³й вздыхаетъ.
Посреди комнаты, на возвышеньѣ, показывается кровать слоновой кости, а вокругъ нея люди съ еловыми факелами.
Это Боги брака. Они ждутъ новобрачную!
Домидука должна была привести ее, Вирго развязать поясъ, Субиго положить на постель, а Прэма распростретъ руки, шепча на ухо ласковыя слова.
Но она не придетъ! и онѣ отпускаютъ другихъ: Нону к Дециму, охранительницъ отъ болѣзни, трехъ Никс³й помогавшихъ при родахъ, двухъ кормилицъ Эдуку и Потину,- и Карну няньку, чей букетъ изъ боярышника отгоняетъ отъ ребенка дурные сны.
Позже Оссипаго укрѣпилъ бы ему колѣна, Барбатусъ далъ бороду, Стимула первыя желан³я, Волюп³я первое наслажден³е, Фабулинъ научилъ бы говорить, Нумера считать, Камена пѣть, Конзъ размышлять.
Комната пуста; и у постели остается только Нен³я - столѣтняя старуха - бормочущая самой себѣ причитан³я, которыя выкликала у смертнаго дожа стариковъ. Но скоро ея голосъ заглушается рѣзкими криками. Это
Они скорчились въ глубинѣ атр³я, одѣты въ собачьи шкуры, съ цвѣтами вокругъ тѣла, подпираютъ головы руками и плачутъ навзрыдъ.
Гдѣ порц³я пищи, которую намъ давали за каждымъ обѣдомъ, прилежныя хлопоты служанки, улыбка матронъ! и веселье маленькихъ мальчиковъ, играющихъ косточками на мозаикахъ двора? Позже, сдѣлавшись взрослыми, они вѣшали намъ на грудь свою золотую или кожаную буллу.
Какое счаст³е, когда, въ вечеръ какого-нибудь тр³умфа, хозяинъ входя обращалъ въ намъ свои влажные глаза! Онъ разсказывалъ о своей борьбѣ; и скромный домъ становился горделивѣе дворца и священенъ какъ храмъ.
Какъ милы были обѣды семьи, въ особенности въ день послѣ Ферал³й! Любовь къ мертвымъ смиряла всѣ раздоры; и, обнимаясь, пили во славу прошедшаго и за надежды будущаго.
Но предки изъ раскрашеннаго воску, скрытые позади насъ, понемногу покрываются плѣсенью. Новыя поколѣнья, наказывая насъ за свои разочарован³я, побили намъ челюсти; подъ зубами крысъ наши деревянныя тѣла искрашиваются.
И безсчетные Боги, хранивш³е двери, кухню, погребъ, бани, разсѣиваются во всѣ стороны,- подъ видомъ огромныхъ бѣгущихъ муравьевъ, или большихъ улетающихъ бабочекъ.
подаетъ голосъ:
Меня тоже чтили нѣкогда! Мнѣ совершали возл³ян³я! Я былъ Божествомъ!
Аѳинянинъ привѣтствовалъ меня какъ знакъ удачи, а набожный Римлянинъ проклиналъ, сжимая кулаки; жрецъ же Египта, воздерживаясь отъ бобовъ, дрожалъ при моемъ голосѣ и блѣднѣлъ отъ моего запаха.
Когда походный уксусъ стекалъ по небритымъ бородамъ, когда угощались желудями, горохомъ и сырымъ лукомъ, и куски козлятины шипѣли въ прогоркломъ маслѣ пастуховъ, тогда никто не стѣснялся, не обращалъ вниман³я на сосѣда. Основательная ѣда переваривалась съ зычностью. Подъ деревенскимъ солнцемъ люди облегчались не торопясь.
Такъ, меня не стыдились, какъ и другихъ надобностей жизни, какъ Мены, мучен³я дѣвъ и нѣжной Румины, покровительницы материнской груди, налитой голубоватыми жилками. Я былъ игривъ. Я заставлялъ смѣяться! И расширяясь отъ радости благодаря мнѣ, гость испускалъ всю свою веселость черезъ отверст³я тѣла.
У меня были дни гордости. Добрый Аристофанъ ввелъ меня на сдену, а нмператоръ Кдавд³й Друзъ посадилъ за свой столъ. Подъ латиклавами патриц³евъ я шествовалъ величественно! Золотыя вазы звучали подо мной какъ тимпаны;- и когда желудокъ господина, долный муренъ, трюфелей и паштетовъ съ трескомъ освобождался, внимательный м³ръ узнавалъ, что Цезарь пообѣдадъ!
Но теперь я изгнанъ къ черни,- и даже мое имя, мое имя вызываетъ крикъ!
И Крепитусъ удаляется, испуская стонъ. Раздается ударъ грома.
Я былъ Богомъ войскъ, Господомъ, Господомъ Богомъ!
Я разбилъ на холмахъ шатры ²акова, и питалъ среди песковъ свой бѣжавш³й народъ.
Это я сжегъ Содомъ! Это я поглотилъ землю Потопомъ! Это я утопилъ Фараона съ лучшими царскими сынами, съ военными колесницами и возничими.
Богъ завистникъ, я ненавидѣлъ другихъ Боговъ. Я стеръ нечистыхъ; я низринулъ надменныхъ;- и я опустошалъ направо и налѣво, какъ дромадеръ, выпущенный въ маисовое поле.
Чтобы освободить Израиль, я избиралъ простыхъ. Ангелы съ огненными крылами говорили имъ изъ кустарниковъ.
Умащенныя нардомъ, киннамоной и миррой, въ прозрачныхъ платьяхъ и въ обуви на высокихъ каблукахъ, женщины безтрепетнаго сердца шли умерщвлять полководцевъ. Вѣтеръ вдохновлялъ пророковъ.
Я начерталъ свой законъ на каменныхъ скрижаляхъ. Онъ заключалъ мой народъ какъ бы въ крѣпость. Это былъ мой народъ. Я былъ его Богъ! Земля была моя, люди моя,- съ ихъ мыслями, дѣлами, оруд³ями хлѣбопашества и потомствомъ.
Мой ковчегъ стоялъ въ Святилищѣ изъ трехъ частей, позади пурпурной завѣсы и зажжонныхъ свѣтильниковъ. Я имѣлъ, для служен³я, цѣлое колѣно курившихъ кадильницами и великаго жреца въ г³ацинтовомъ платьѣ, съ драгоцѣнными камнями на груди, которые были расположены въ строгомъ порядкѣ.
Горе! горе! Святая-Святыхъ открыто, завѣса разорвана, ароматы всесожжен³я развѣяны вѣтрами. Шакалъ мяукаетъ въ гробницахъ; мой храмъ разрушенъ, мой народъ разсѣянъ.
Жрецовъ удавливали шнурами ихъ одеждъ. Женщины взяты въ плѣнъ, всѣ сосуды расплавлены.
Голосъ удаляется:
Я былъ Богомъ войскъ, Господомъ, Господомъ Богомъ!
Наступаетъ великое молчан³е, глубокая ночь.
Всѣ прошли. Остаюсь я!
говоритъ
И передъ нимъ Илар³онъ,- но преображенный, прекрасный какъ архангелъ, с³яющ³й какъ солнце,- и такой высок³й, что, чтобы посмотрѣть на него
запрокидываетъ голову.
Кто же ты?
Мое царство размѣра вселенной; и у моего желан³я нѣтъ предѣловъ. Я иду не останавливаясь,- освобождая духъ и взвѣшивая м³ры, безъ ненависти, страха, жалости, любви и безъ Бога. Имя мое - Знан³е.
откидывается назадъ.
Скорѣе ты... Дьяволъ!
вперяя въ него взоръ:
Хочешь увидѣть его?
не можетъ оторваться отъ этого взгляда; его охватываетъ интересъ къ Дьяволу. Ужасъ его возрастаетъ, желан³е становится безграничнымъ.
Если бы я увидѣлъ его, однако... если бы я увидѣлъ?
Затѣмъ въ порывѣ гнѣва:
Отвращен³е къ нему навсегда избавитъ меня отъ него!- Согласенъ!
Показывается вилообразвая нога.
Антон³й раскаивается.
Но Дьяволъ подхватилъ его на рога и уноситъ.
Онъ летитъ подъ нимъ распростершись какъ пловецъ;- два больш³я вытянутыя крыла, закрывая его всего, кажутся облакомъ.
Куда я мчусь?
Только что я смутно видѣлъ образъ Проклятаго. Нѣтъ! меня уноситъ туча! Быть можетъ я мертвъ и восхожу къ Богу?..
Ахъ, какъ легко дышать! Безгрѣшный воздухъ переполняетъ мнѣ душу! Нѣтъ больше тяжести! нѣтъ страдан³й!
Внизу подо мной блистаетъ молн³я, горизонтъ развертывается, перекрещиваются рѣки. Это свѣтлое пятно - пустыня, эта лужица воды - Океанъ.
И появляются друг³е океаны, огромныя пространства, которыхъ я не зналъ раньше. Вотъ черныя страны, что дымятся какъ жаровни, поясъ снѣговъ, всегда затемненныхъ туманами. Я стараюсь отыскать горы, куда каждый вечеръ заходятъ солнце.
Солнце никогда не заходитъ!
Антон³я не удивляютъ эти слова. Они кажутся ему эхомъ собственной мысли, отвѣтомъ его памяти.
Между тѣмъ земля принимаетъ форму шара; и онъ видитъ, какъ она вращается въ лазури вокругъ своихъ полюсовъ, вращаясь въ то же время вокругъ солнца.
Итакъ, она не центръ м³ра? Гордость человѣка, смирись!
Я едва различаю ее теперь. Она теряется среди другихъ огней.
Небосводъ только ткань звѣздъ.
Они все подымаются.
Полная тишина! даже орлы не клекочутъ! Ничего... и и склоняюсь, чтобы слушать гармон³ю планетъ.
Ты не услышишь ея! Не увидишь и противозем³я Платона, ни центральнаго очага Филолая, ни сферъ Аристотеля, ни семи небесъ ²удеевъ съ великими водами надъ кристальнымъ сводомъ!
Снизу онъ казался плотнымъ какъ стѣна. Но, напротивъ, я проникаю его, погружаюсь въ него!
И передъ нимъ луна,- похожая на круглый кусокъ льда, застывш³й въ неподвижномъ свѣтѣ.
Здѣсь нѣкогда пребывали души. Добрый Пиѳагоръ украсилъ ее даже птицами и роскошными цвѣтами.
Я вижу только пустынныя равнины и потухш³е кратеры подъ совершенно чернымъ небомъ,
Полетимъ къ тѣмъ мягче с³яющимъ свѣтиламъ, чтобы созерцать ангеловъ, которые держатъ ихъ въ рукахъ, какъ факелы.
уноситъ его къ звѣздамъ.
Онѣ одновременно притягиваютъ и отталкиваютъ другъ друга. Дѣйств³е каждой зависитъ отъ другихъ и способствуетъ имъ - безъ посторонняго посредства, силою закона, единственной власти порядка.
Да... да! Мой умъ постигаетъ это! Такая радость выше удовольств³й любви. Я задыхаюсь, ошеломленный велич³емъ Бога!
Какъ небосводъ, поднимающ³йся по мѣрѣ твоего подъема, онъ будетъ расти съ высотой твоей мысли;- и ты ощутишь, какъ увеличивается твоя радость отъ этого раскрыт³я м³ра, въ этомъ расширен³и безконечнаго.
О, выше! выше, все выше!
Число свѣтилъ возрастаетъ, они искрятся. Млечный путь развертывается въ зенитѣ какъ безконечный поясъ, съ отверст³ями кое-гдѣ; сквозь эти прорывы его блеска уходятъ въ глубь области мрака. Появляются дожди звѣздъ, потоки золотой пыли, с³яющ³е пары, которые плаваютъ и растворяются.
По временамъ вдругъ пролетаетъ комета;- затѣмъ спокойств³е безчисленныгъ свѣтовъ возобновляется.
Антон³й, распростерши руки, опирается на оба рога Дьявола, занимая такимъ образомъ весь размахъ крылъ.
Онъ вспоминаетъ съ презрѣньемъ о невѣжествѣ прежнихъ дней, объ убожествѣ своихъ грезъ. Вотъ они, подлѣ него, эти с³яющ³е шары, которые онъ созерцалъ снизу! Онъ различаетъ перекрещиван³е ихъ путей, сложность направлен³й. Онъ видитъ, какъ они приносятся издалека,- и, какъ камни пращи, описываютъ свои орбиты, чертятъ свои гиперболы.
Онъ охватываетъ однимъ взглядомъ Южный Крестъ и Большую Медвѣдицу, Рысь и Кентавра, туманность Дорады, шесть солнцъ созвѣзд³я Ор³она, Юпитера съ четырьмя спутниками и тройное кольцо чудовищнаго Сатурна! всѣ планеты, всѣ свѣтила, которыя позже будутъ открыты людьми! Глаза его полны ихъ свѣта, мысль обременена подсчетомъ разстоян³й;- и вотъ голова его снова никнетъ.
Какова цѣль всего этого?
Цѣли нѣтъ!
Какъ могъ бы Богъ имѣть цѣль? чей опытъ могъ научить его, чья мысль установить ее?
До начала онъ не дѣйствовалъ бы, а теперь былъ бы не нуженъ.
Онъ создалъ м³ръ, однако, сразу, своимъ словомъ!
Но существа, населяющ³я землю, появляются на ней одни за другими. Такъ же на небѣ возникаютъ новыя свѣтила,- различныя слѣдств³я разнообразныхъ причинъ.
Разнообраз³е причинъ есть воля Бога!
Но признать въ Богѣ много актовъ воли, значитъ признать много причинъ и разрушить его единство!
Его воля неотдѣлима отъ его сущности. Онъ не могъ имѣть другой воли, такъ какъ не могъ имѣть другой сущности;- и существуя вѣчно, онъ творитъ вѣчно.
Наблюдай солнце! Съ его краевъ вырываются длинные языки пламени, разбрасывая искры, которыя разсѣиваются, чтобы стать м³рами; - и за самымъ послѣднимъ, за тѣми глубинами, гдѣ ты видишь только ночь, вращаются новыя солнца, за ними еще и еще друг³я, безъ конца...
Довольно! довольно! Мнѣ страшно! я сейчасъ упаду въ бездну.
останавливается и мягко покачиваетъ его:
Небыт³я нѣтъ! пустоты нѣтъ! Всюду тѣла, движущ³яся на недвижной основѣ Пространства;- и такъ какъ, если бы оно ограничивалось чѣмъ-либо, то было бы уже тѣломъ, а не пространствомъ,- оно безгранично.
остолбенѣвъ:
Безгранично!
Поднимайся все выше и выше къ небу; никогда ты не достигнешь вершины! Спускайся подъ землю въ течен³е милл³ардовъ вѣковъ, никогда ты не дойдешь до дна - ибо нѣтъ ни дна, ни вершины, ни верха, ни низа, нѣтъ предѣла; и Пространство заключено въ Богѣ, который не есть его часть, той или иной величины,- а необъятность!
тихо:
Тогда... матер³я... есть часть Бога?
Почему бы и нѣтъ? Можешь ты знать, гдѣ онъ кончается?
Напротивъ, я падаю ницъ, ун