Флобер Гюстав - Искушение святого Антония, Страница 5 - Книги

разсѣялась. Воздухъ совершенно прозраченъ. Свѣтитъ луна.

ДАМИДЪ.

Ты умолкъ, о чемъ же ты думаешь?

АНТОН²Й.

Я думаю... Нѣтъ, ни о чемъ.

ДАМИДЪ

направляется къ Аполлон³ю, и нѣсколько расъ обходитъ вокругъ него, согнувшись, не подымая головы. Учитель! вотъ галилейск³й отшельникъ, который хочетъ узнать о началахъ мудрости.

АПОЛЛОН²Й.

Пусть приблизится!

Антон³й колеблется.

ДАМИДЪ.

Приблизься!

АПОЛЛОН²Й

звучнымъ голосомъ:

Приблизься! Ты желалъ бы знать кто я, что совершилъ, что думаю? Не правда ли, дитя?

АНТОН²Й.

...Если это, однако, можетъ способствовать моему спасен³ю...

АПОЛЛОН²Й.

Радуйся, сейчасъ я сообщу тебѣ все!

ДАМИДЪ

тихо Антон³ю:

Возможно ли! Очевидно, онъ съ перваго взгляда замѣтилъ въ тебѣ необычайную склонность къ философ³и! Я тоже воспользуюсь этимъ, что жъ!

АПОЛЛОН²Й.

Я разскажу тебѣ сначала о длинномъ пути, который прошелъ въ поискахъ истины; и если ты найдешь во всей моей жизни дурной поступокъ, останови меня, ибо тотъ, кто сѣялъ зло своими поступками, долженъ соблазнять и своими словами.

ДАМИДЪ

Антон³ю:

Какъ онъ справедливъ! а?

АНТОН²Й.

Рѣшительно, я думаю, что онъ искрененъ.

АПОЛЛОН²Й.

Въ ночь, когда я родился, моей матери приснилось, что она собираетъ цвѣты на берегу озера. Вспыхнула молн³я, и она произвела меня на свѣтъ подъ крики лебедей, что пѣли въ ея сновидѣн³и.

До пятнадцати лѣтъ меня трижды въ день погружали въ Аскадейск³й источникъ, воды котораго поражаютъ водянкой клятвопреступниковъ; и мнѣ натирали тѣло листьями кинзы, чтобы я былъ цѣломудренъ.

Разъ вечеромъ ко мнѣ пришла царевна изъ Пальмиры, предлагая сокровища, которыя, какъ она знала, находятся въ могилахъ. Г³еродула храма Д³аны, съ отчаян³я, зарѣзалась жертвеннымъ ножомъ; а правитель Килик³и, въ заключен³е своихъ обѣщан³й, крикнулъ моей семьѣ, что умертвитъ меня; но какъ разъ самъ онъ погибъ три дня спустя, умерщвленный Римлянами.

ДАМНДЪ

Антон³ю, подталкивая его локтемъ:

А? развѣ я не говорилъ? что за человѣкъ!

АПОЛЛОН²Й.

Я хранилъ четыре года подрядъ полное молчан³е пиѳагорейцевъ. Самое неожиданное горе не вырывало у меня вздоха; и въ театрѣ, когда я входилъ, отъ меня отстранялись какъ отъ призрака.

ДАМИДЪ.

Сдѣлалъ ли бы это ты?

АПОЛЛОН²Й.

Когда кончилось время искуса, я принялся учить жрецовъ, которые исказили предан³е.

АНТОН²Й.

Какое предан³е?

ДАМИДЪ.

Дай ему продолжать! Молчи!

АПОЛЛОН²Й.

Я бесѣдовалъ съ Саманеями Ганга, съ астрологами Халдеи, магами Вавилона, съ галльскими Друидами, съ жрецами негровъ. Я взошелъ на четырнадцать Олимповъ, я измѣрилъ глубину озеръ Скиѳ³и, я извѣдалъ огромность Пустыни!

ДАМИДЪ.

И все это правда! Я тоже былъ тамъ!

АПОЛЛОН²Й.

Вначалѣ я побывалъ у Гирканскаго моря. Я обошелъ его кругомъ; и черезъ страну Бараоматовъ, гдѣ погребенъ Буцефалъ, я спустился къ Нипен³и. У воротъ города ко мнѣ подошелъ человѣкъ.

ДАМИДЪ.

Это былъ я! Добрый учитель! Я полюбилъ тебя сейчасъ же. Ты былъ ласковѣй дѣвушки и прекраснѣе Бога!

АПОЛЛОН²Й

не слушая его:

Онъ хотѣлъ идти за мной, чтобы служить переводчикомъ.

ДАМИДЪ.

Но ты отвѣтилъ, что понимаешь всѣ языки и тебѣ доступны всѣ мысли. Тогда я поцѣловалъ край твоего плаща и послѣдовалъ за тобой.

АПОЛЛОН²Й.

За Ктезифономъ мы вступили въ земли Вавилона.

ДАМИДЪ.

И сатрапъ испустилъ крикъ, увидавъ такого блѣднаго человѣка.

АНТОН²Й

въ сторону:

Что значитъ...

АПОЛОН²Й.

Царь принялъ меня стоя, вблизи серебрянаго трона, въ круглой залѣ, усѣянной звѣздами;- а съ купола, на цѣпочкахъ, которыхъ нельзя разглядѣть, свѣшивались четыре больш³я золотыя птицы съ распростертыми крыльями.

АНТОН²Й

мечтательно:

Неужели есть на свѣтѣ так³я вещи?

ДАМИДЪ.

Что за городъ этотъ Вавилонъ! всѣ тамъ богаты! У домовъ, выкрашенныхъ въ синее, бронзовыя двери, и лѣстницы спускаются къ рѣкѣ;

чертитъ по землѣ палкой.

Вотъ такъ, видишь? А потомъ,- храмы, площади, бани, акведуки! Дворцы отдѣланы красной мѣдью! а внутри, если бъ ты зналъ!

АПОЛЛОН²Й.

Надъ сѣверной стѣной возвышается башня, которая поддерживаетъ вторую, третью, четвертую, пятую - и еще цѣлыхъ три! Восьмая - святилище съ ложемъ. Туда никому нѣтъ доступа, кромѣ женщины, избранной жрецами для Бога Бэла. Царь Вавилона поселилъ тамъ меня.

ДАМИДЪ.

Меня же почти и не замѣчали! Такъ, я оставался въ одиночествѣ и бродилъ по улицамъ. Я разузнавалъ объ обычаяхъ; заходилъ въ мастерск³я; разсматривалъ могуч³я машины, доставляющ³я воду въ сады. Но мнѣ было скучно безъ Учителя.

АПОЛЛОН²Й.

Наконецъ, мы покинули Вавилонъ; и при свѣтѣ луны мы вдругъ увидали эмпузу.

ДАМИДЪ.

Да, да! Она прыгала на своихъ желѣзныхъ копытахъ; она ржала какъ оселъ; она скакала по скаламъ. Онъ посылалъ ей проклят³я; она исчезла.

АНТОН²Й

въ сторону. Куда же они направляются?

АПОЛЛОН²Й

Въ Таксиллѣ, столицѣ пяти тысячъ укрѣплен³й, Фраорть, царь Гангск³й, показывалъ намъ гвард³ю чернокожихъ, ростомъ въ пять локтей, и въ садахъ своего дворца, подъ навѣсомъ изъ зеленой парчи - огромнаго слона, умащен³емъ котораго развлекались царицы. Это былъ слонъ Пора, сбѣжавш³й послѣ смерти Александра.

ДАМИДЪ.

И котораго нашли въ одномъ лѣсу.

АНТОН²Й.

Они говорятъ такъ много, какъ будто пьяны.

АПОЛЛОН²Й.

Фраортъ посадилъ насъ съ собой за столъ.

ДАМИДЪ.

Какая забавная страна! Владыки, на пирахъ, развлекаются стрѣльбой изъ лука подъ ноги танцующимъ дѣтямъ. Но я не одобряю...

АПОЛЛОН²Й.

Когда я былъ готовъ къ отъѣзду, Царь далъ мнѣ зонтикъ, и сказалъ: "У меня есть на Индѣ табунъ бѣлыхъ верблюдовъ. Когда они не будутъ тебѣ нужны, подуй имъ въ уши. Они возвратятся".

Мы спустились по течен³ю рѣки, идя ночью при мерцан³и свѣтляковъ, что блестѣли въ бамбукахъ. Рабъ насвистывалъ пѣсенку, чтобы отгонять змѣй: и наши верблюды нагибались, проходя подъ деревьями, какъ сквозь слишкомъ низк³я двери.

Однажды, черный ребенокъ съ золотымъ жезломъ въ рукѣ привелъ насъ въ школу мудрецовъ. Ярхасъ, ихъ глава, говорилъ мнѣ о моихъ предкахъ, обо всѣхъ моихъ мысляхъ, поступкахъ, существован³яхъ. Онъ былъ нѣкогда рѣкою Индомъ, и напомнилъ мнѣ, что я сопровождалъ барки на Нилѣ во времена царя Сезостриса.

ДАМИДЪ.

Мнѣ же ничего не говорятъ, такъ что я не знаю, кѣмъ я былъ.

АНТОН²Й.

Они смутны, какъ тѣни.

АПОЛЛОН²Й.

На берегу моря мы встрѣтили Киноцефаловъ, упившихся молокомъ, которые возвращались изъ похода на островъ Тапробанэ. Теплыя волны приносили намъ блѣдный жемчугъ. Амбра хрустѣла у насъ подъ ногами. Скелеты китовъ бѣлѣли въ расщелинахъ утесовъ. Суша, подъ конецъ, сузилась до размѣра сандал³и;- и брызнувъ къ солнцу водой Океана, мы повернули направо, чтобы возвратиться назадъ.

Мы возвращались Областью Ароматовъ, страной Гангаридовъ, мимо мыса Комар³а, землей Сахалитовъ, Адрамитовъ и Гомеритовъ; - затѣмъ черезъ Кассан³йск³я горы, Красное море и островъ Топазъ мы проникли въ Эѳ³оп³ю, пересѣкли царство Пигмеевъ.

АНТОН²Й

въ сторону:

Какъ велика земля!

ДАМИДЪ.

И когда мы возвратились домой, всѣ тѣ, кого мы знали прежде, уже умерли.

Антон³й склоняетъ голову. Молчан³е.

АПОЛЛОН²Й

продолжаетъ:

Тогда среди людей начали говорить обо мнѣ. Чума опустошала Эфесъ; я приказалъ побить камнями стараго нищаго.

ДАМИДЪ.

И чума прекратилась!

АНТОН²Й.

Какъ? Онъ изгоняетъ болѣзни?

АПОЛЛОН²Й.

Въ Книдѣ я излѣчилъ влюбившагося въ Венеру.

ДАМИДЪ.

Да, безумца, который обѣщалъ даже жениться на ней.- Любятъ женщину еще простительно; но статую, какая глупость! Учитель положилъ ему руку на сердце: и любовь тотчасъ угасла.

АНТОН²Й.

Какъ! онъ освобождаетъ отъ бѣсовъ?

АПОЛЛОН²Й.

Въ Тарентѣ несли на костеръ молодую мертвую дѣвушку.

ДАМИДЪ.

Учитель дотронулся до ея губъ и она поднялась, призывая мать.

АНТОН²Й.

Какъ! онъ воскрешаетъ мертвыхъ?

АПОЛЛОН²Й.

Я предсказалъ Веспас³ану власть.

АНТОН²Й.

Какъ! Онъ угадываетъ будущее?

ДАМИДЪ.

Въ Коринѳѣ былъ.

АПОЛЛОН²Й.

Сидя съ нимъ за столомъ, на водахъ въ Байи.

АНТОН²Й.

Извините меня, иностранцы, уже поздно!

ДАМИДЪ.

Юноша, котораго звали Меннппомъ.

АНТОН²Й.

Нѣтъ, нѣтъ! уходите!

АПОЛЛОН²Й.

Вбѣжала собака, неся въ пасти отрубленную руку.

ДАМИДЪ.

Разъ вечеромъ, въ предмѣстьѣ, онъ встрѣтилъ женщину.

АНТОН²Й.

Вы не слышите меня? Удалитесь!

АПОЛЛОН²Й.

Собака безцѣльно бродила вокругъ возлежавшихъ.

АНТОН²Й.

Довольно!

АПОЛЛОН²Й.

Ее хотѣли прогнать.

ДАМИДЪ.

Мениппъ же отправился къ женщинѣ; они полюбили другъ друга.

АПОЛЛОН²Й.

И постукивая хвостомъ по мозаикѣ, собака положила эту руку на колѣни Флав³я.

ДАМИДЪ.

Но утромъ, на урокахъ въ школѣ, Мениппъ былъ блѣденъ.

АНТОН²Й

отскакивая:

Опять! Ахъ, пусть продолжаютъ, вѣдь нѣтъ...

ДАМИДЪ.

Учитель сказалъ ему: "О прекрасный юноша, ты ласкаешь змѣю; имѣя ласкаетъ тебя. Когда свадьба?" Мы всѣ пошли на свадьбу.

АНТОН²Й.

Право, какъ глупо, что я слушаю это!

ДАМИДЪ.

Начиная со входа двигались служители, отворялись двери; однако, не было слышно ни шума шаговъ, ни скрипа дверей. Учитель сѣлъ возлѣ Мениппа. Тотчасъ же новобрачною овладѣлъ гнѣвъ на философовъ. Но золотая посуда, виночерп³и, повара, хлѣбодары, все исчезло; крыша слетѣла, стѣны рухнули; и Аполлон³й стоялъ одинъ, недвижимо, а у его ногъ лежала женщина, вся въ слезахъ. Это былъ вампиръ, удовлетворявш³й красивыхъ юношей, чтобы пожирать ихъ тѣла,- ибо ничего нѣтъ пр³ятнѣе для этого рода выходцевъ, чѣмъ кровь влюбленныхъ.

АПОЛЛОН²Й.

Если ты хочешь знать искусство...

АНТОН²Й.

Я не хочу ничего знать!

АПОЛЛОН²Й.

Въ вечеръ нашего прибыт³я къ воротамъ Рима.

АНТОН²Й.

О! да! говорите мнѣ о городѣ папъ!

АПОЛЛОН²Й.

Пьяный человѣкъ подошелъ къ намъ, напѣвая пр³ятнымъ голосомъ. Это была эпиталама Нерона; и онъ имѣлъ право умертвить всякаго, кто слушалъ небрежно. Онъ носилъ на спинѣ, въ ящичкѣ, струну съ киѳары Императора. Я пожалъ плечами. Онъ бросилъ намъ въ лицо грязью. Тогда я разстегнулъ свой поясъ, и передалъ его ему въ руки.

ДАМИДЪ.

Извини меня, это была ошибка!

АПОЛЛОН²Й.

Ночью Императоръ велѣлъ позвать меня во дворецъ. Онъ игралъ въ кости со Споромъ, обловотившись лѣвой рукой на агатовый столъ. Онъ обернулся, хмуря свои свѣтлыя брови: "Почему ты не боишься меня?" спросилъ онъ. "Потому что Богъ, создавш³й тебя свирѣпымъ, далъ мнѣ безтрепетность", отвѣтилъ я.

АНТОН²Й

въ сторону:

Что-то необъяснимое ужасаетъ меня.

Молчан³е.

ДАМИДЪ

продолжаетъ пронзительнымъ голосомъ.

Кромѣ того, вся Аз³я могла-бы подтвердить тебѣ...

АНТОН²Й

порывисто:

Я боленъ! оставьте меня!

ДАМИДЪ.

Слушай же! Онъ видѣлъ, изъ Эфеса, какъ убивали Домиц³ана, который былъ въ Римѣ.

АНТОН²Й

пытаясь смѣяться:

Развѣ это возможно?

ДАМИДЪ.

Да, въ театрѣ, среди бѣла дня - четырнадцатаго октябрьскихъ календъ, онъ вдругъ воскликнулъ: "Убиваютъ Цезаря!" и прибавлялъ отъ времени до времени: "Онъ падаетъ на землю; о, какъ онъ борется. Онъ поднимается; пробуетъ убѣжать; двери заперты; ахъ, кончено! онъ мертвъ". И въ этотъ день, дѣйствительно, Титъ Флав³й Домиц³анъ былъ умерщвленъ, какъ ты знаешь.

АНТОН²Й.

Безъ помощи Дьявола... разумѣется...

АПОЛЛОН²Й.

Онъ хотѣлъ погубить меня, этотъ Домиц³анъ! Дамидъ бѣжалъ по моему приказу, и я остался одинъ въ темницѣ.

ДАМИДЪ.

Это была страшная смѣлость, надо сознаться!

АПОЛЛОН²Й.

Въ пятомъ часу солдаты привели меня въ судилище. Рѣчь моя была написана, и я держалъ ее подъ плащомъ.

ДАМИДЪ.

Мы, остальные, были на прибрежьѣ Пуццоли. Мы думали, что ты уже мертвъ; мы плакали. Какъ вдругъ, въ шестомъ часу, ты внезапно появился и сказалъ: "Это я".

АНТОН²Й

въ сторону:

Какъ Онъ!

ДАМИДЪ

очень громко: Совершенно такъ же!

АНТОН²Й.

О, нѣтъ, вы лжете, конечно вы лжете!

АПОЛЛОН²Й.

Онъ сошелъ съ Неба. Я же восхожу туда,- благодаря своей добродѣтели, возведшей меня до высоты Начала!

ДАМИДЪ.

Т³ана, его родной городъ, воздвигъ въ честь его храмъ со жрецами!

АПОЛЛОН²Й

приближается къ Антон³ю и кричитъ ему.

Ибо я знаю всѣхъ боговъ, всѣ обряды, всѣ молитвы, всѣ оракулы! Я проникъ въ пещеру Трофон³я, сына Аполлона! Я заквашивалъ для Сиракузянокъ пироги, которые они носятъ въ горы! я выдержалъ восемьдесятъ испытан³й Митры! я прижималъ къ своей груди змѣю Сабаз³я! я получилъ поясъ Кабировъ! я купалъ Кибелу въ волнахъ кампанскихъ заливовъ, и я провелъ три луны въ пещерахъ Самоѳрак³и!

ДАМИДЪ

глупо смѣясь:

А, да, да! при таинствахъ Доброй Богини!

АПОЛЛОН²Й.

И теперь мы возобновляемъ паломничество! Мы идемъ къ Сѣверу, въ страну лебедей и снѣговъ. На бѣлой равнинѣ слѣпые гиппоподы топчутъ копытами заморск³я растен³я.

ДАМИДЪ.

Идемъ! уже заря. Пѣтухъ прокричалъ, лошадь проржала, корабль готовъ.

АНТОН²Й.

Пѣтухъ не кричалъ! Я слышу сверчка въ пескахъ, и луна по-прежнему стоитъ на небѣ.

АПОЛЛОН²Й.

Мы идемъ къ Югу, дальше горъ и великихъ волнъ, искать въ ароматахъ смысла любви. Ты вдохнешь запахъ миррод³она, который губитъ слабыхъ. Ты искупаешь свое тѣло въ озерѣ розоваго масла на островѣ Юнон³я. Ты увидишь ящерицу, спящую на буквицахъ, что пробуждается каждый вѣкъ, какъ выпадаетъ въ часъ ея зрѣлости карбункулъ съ ея лба. Звѣзды мерцаютъ какъ рѣсницы, каскады поютъ какъ лиры, опьянен³е исходить отъ распустившихся цвѣтовъ; твой духъ какъ и твоя внѣшность расцвѣтутъ среди вѣтерковъ.

ДАМИДЪ.

Учитель! время! Сейчасъ подымется вѣтеръ, ласточки просыпаются, улетѣлъ листочекъ мирты!

АПОЛЛОН²Й.

Да, идемъ!

АНТОН²Й.

Нѣтъ, я остаюсь!

АПОЛЛОН²Й.

Хочешь, я сообщу тебѣ, гдѣ найти растен³е Балисъ, что воскрешаетъ мертвыхъ?

ДАМИДЪ.

Проси у него лучше андродамасъ, привлекающ³й серебро, желѣзо и мѣдь!

АНТОН²Й.

О, какъ я страдаю! какъ я страдаю!

ДАМИДЪ.

Ты будешь понимать языкъ всѣхъ тварей, рычан³я, воркован³я!

АПОЛЛОН²Й.

Я посажу тебя на единорога, на драконовъ, на гиппоцентавровъ и дельфиновъ.

АНТОН²Й

плачетъ

О! о! о!

АПОЛЛОН²Й.

Ты узнаешь демоновъ, что живутъ въ пещерахъ, тѣхъ, что говорятъ въ лѣсахъ, вздымаютъ волны, гонятъ облака.

ДАМИДЪ.

Стяни свой поясъ! завяжи сандал³и!

АПОЛЛОН²Й.

Я объясню тебѣ смыслъ изображен³й боговъ,- почему Аполлонъ стоитъ, Юпитеръ сидитъ, почему Венера черна въ Коринѳѣ, четыреугольна въ Аѳтнахъ, коническая въ Пафосѣ.

АНТОН²Й,

соединяя руки:

Уйдите! Уйдите!

АПОЛЛОН²Й.

Я буду срывать предъ тобой доспѣхи съ Боговъ, мы взломаемъ святилища, я дамъ тебѣ изнасиловать Пиѳ³ю!

АНТОН²Й.

На помощь, Господи!

Бросается къ кресту.

АПОЛЛОН²Й.

Чего ты хочешь? о чемъ мечтаешь? Торопись же подумать...

АНТОН²Й.

²исусъ, ²исусъ, на помощь!

АПОЛЛОН²Й.

Хочешь, чтобы я заставилъ явиться ²исуса?

АНТОН²Й.

Что? Какъ?

АПОЛЛОН²Й.

Это будетъ онъ! никто ижой! Онъ сброситъ свой вѣнецъ, и мы поговоримъ лицомъ къ лицу.

ДАМИДЪ

тихо:

Скажи, что очень хочешь! Скажи, что очень хочешь!

Антон³й бормочетъ молитвы у подножья креста. Дамидъ вертится вокругъ него съ заискивающими жестами.

Ну, добрый отшельникъ, дорогой святой Антон³й! человѣкъ чистый, знаменитый, которому нѣтъ достаточныхъ похвалъ! Не пугайся; это просто пр³емъ говорить преувеличивая, заимствованный съ Востока. Это нисколько не мѣшаетъ...

АПОЛЛОН²Й.

Оставь его, Дамидъ!

Онъ вѣритъ, какъ невѣжда, въ дѣйствительность внѣшняго м³ра. Ужасъ передъ Богами мѣшаетъ ему понять ихъ; и онъ унижаетъ своего Бога до уровня ревниваго царя.

Ты, сынъ мой, не покидай меня!

Пятясь приближается къ краю утеса, переступаетъ его и останавливается въ воздухѣ.

Надъ всѣмъ видимымъ, далѣе земли, за предѣлами неба, пребываетъ м³ръ Идей, полный слова! Однимъ движен³емъ мы перейдемъ въ другую область; и ты познаешь въ ея безконечности Вѣчное, Абсолютное, Сущее! - идемъ! дай мнѣ руку! Въ путь!

Оба, бокъ-о-бокъ, плавно подымаются кверху.

Антон³й, обнимая крестъ, смотритъ на нихъ.

Они исчезаютъ.

АНТОН²Й,

медленно шагая:

Этотъ стоитъ цѣлаго ада!

Навуходоносоръ поразилъ меня меньше. Царица Савская восхитила не такъ глубоко.

То, какъ онъ говоритъ о Богахъ, внушаетъ желан³е узнать ихъ.

Помню, я видѣлъ ихъ сотни одновременно на островѣ Элефантинѣ при Д³оклет³анѣ. Императоръ уступилъ Номадамъ обширный край, подъ услов³емъ охраны границъ; и договоръ былъ заключенъ во имя "Силъ невидимыхъ". Ибо каждое племя знало только своихъ Боговъ.

Варвары привезли своихъ. Они заняли песчаные холмы, что окаймляютъ рѣку. Было видно, какъ они держатъ на рукахъ своихъ идоловъ, точно большихъ параличныхъ дѣтей; или они плавали между пороговъ на пальмовыхъ стволахъ, показывая издали амулеты на шеѣ, татуировку груди;- и въ этомъ не больше преступнаго, чѣмъ въ религ³и Грековъ, жителей Аз³и и Римлянъ!

Когда я жилъ въ храмѣ Гел³ополя, я часто наблюдалъ изображен³я на стѣнахъ: ястребовъ съ жезлами, крокодиловъ, что играли на лирахъ, лица мужчинъ съ туловищами змѣй, женщинъ съ коровьими головами, что простирались передъ итифаллическими богами; и ихъ сверхъестественные образы уводили меня въ иные м³ры. Мнѣ интересно было бы знать, что видятъ эти спокойные глаза.

Чтобы матер³я обладала такой властью, она должна содержать духъ. Души Боговъ связаны съ ихъ изображен³ями...

Тѣ изъ нихъ, кто прекрасенъ, могутъ соблазнять. Но остальные.... противные и ужасные, какъ вѣрить въ нихъ?..

И мимо него вровень съ землей движутся листья, камни, раковины, вѣтви деревьевъ, неясныя изображен³я животныхъ, разные уродцы, раздутые водянкой; это Божества. Онъ разражается смѣхомъ.

Сзади тоже раздается смѣхъ; и появляется Илар³онъ - въ одеждѣ отшельника, гораздо большаго роста, чѣмъ былъ только-что, гигантъ.

АНТОН²Й

не удивленъ, что вновь видитъ его.

Какимъ глупцомъ нужно быть, чтобы поклоняться этому!

ИЛАР²ОНЪ.

О, да, необычайнымъ глупцомъ!

И вотъ передъ ними проходятъ идолы всѣхъ народовъ и всѣхъ вѣковъ, изъ дерева, металла, гранита, перьевъ, сшитыхъ шкуръ.

Самые древн³е, предшествовавш³е Потопу, теряются подъ морскими водорослями, что висятъ какъ гривы. У нѣкоторыхъ, несоразмѣрно высокихъ, лопаются суставы, и шагая они переламываютъ себѣ поясницы.

Изъ другихъ сыплется песокъ черезъ дыры въ брюхахъ.

Антон³й и Илар³онъ въ восторгѣ. Они хватаются за бока отъ хохота.

Потомъ проходятъ идолы, похож³е на барановъ. Они покачиваются на кривыхъ ногахъ, пр³открываютъ вѣки и мычатъ какъ нѣмые: "Ба! ба! ба!"

Чѣмъ ближе они къ человѣческому типу, тѣмъ сильнѣе раздражен³е Антон³я. Онъ бьетъ ихъ кулаками, ногой, кидается на нихъ.

Они становятся ужасны - съ высокими гребнями, шарообразными глазами, руки ихъ переходятъ въ когти, пасти какъ у акулъ.

И передъ этими Богами умерщвляютъ на каменныхъ алтаряхъ людей; другихъ толкутъ въ чанахъ, давятъ колесницами, пригвождаютъ къ деревьямъ. Среди Божествъ одно изъ раскаленнаго желѣза и съ бычьими рогами; оно пожираетъ дѣтей.

АНТОН²Й.

О, ужасъ!

ИЛАР²ОНЪ.

Но Боги всегда требуютъ мукъ. Даже твой пожелалъ...

АНТОН²Й,

рыдая:

О, не доканчивай, умолкни!

Ограда скалъ превращается въ долину. На ней щиплетъ мелкую травку стадо быковъ.

Пастухъ, караулящ³й ихъ, смотритъ на облако;- и гортаннымъ голосомъ выкрикиваетъ къ небу слова повелѣн³я.

ИЛАР²ОНЪ.

Такъ какъ ему нуженъ дождь, онъ старается пѣн³емъ принудить царя небесъ раскрыть живоносную тучу.

АНТОН²Й,

смѣясь:

Что на глупѣйшая гордость!

ИЛАР²ОНЪ.

А зачѣмъ ты произносишь заклинан³я?

Долина становится молочнымъ моремъ, недвижнымъ и безбрежнымъ.

Посрединѣ плаваетъ продолговатая колыбель, составленная изъ колецъ змѣи, всѣ головы которой, склоняясь одновременно, бросаютъ тѣнь на бога, заснувшаго на ея тѣлѣ. Онъ молодъ, безбородъ, прекраснѣе дѣвушки и покрытъ прозрачными пеленами. Жемчуги его т³ары блистаютъ ласково, какъ луны, цѣпочка изъ звѣздъ дѣлаетъ нѣсколько оборотовъ на его груди; и полдоживъ одну руку подъ голову, вытянувъ другую, онъ отдыхаетъ въ задумчивости и опьянен³и.

Женщина на корточкахъ у его ногъ ожидаетъ его пробужден³я.

ИЛАР²ОНЪ.

Это первородная двойственность Брахмановъ,- ибо Абсолютъ не выражается ни въ какой формѣ.

Изъ пупа Бога выросъ стебель лотоса; и въ его вѣнчикѣ появляется другой Богъ съ тремя лицами.

АНТОН²Й.

Что за диковина!

ИЛАР²ОНЪ.

Отецъ, Сынъ и Духъ Святой такъ же соединены въ одномъ существѣ!

Три головы разъединяются и показываются три великихъ Бога.

Первый, розовый, кусаетъ большой палецъ своей ноги.

Второй, син³й, движетъ четырьмя руками.

На третьемъ, зеленомъ, ожерелье изъ человѣчьихъ череповъ.

Передъ ними сейчасъ же появляются три Богини,- одна покрыта сѣткой, другая протягиваетъ чашу, третья размахиваетъ лукомъ.

И число этихъ Боговъ и Богинь удесятеряется, умножается. На ихъ плечахъ выростаютъ руки, которыя держать знамена, топоры, щиты, мечи, зонтики и барабаны. Изъ ихъ головъ бьютъ фонтаны, изъ ноздрей свѣшиваются травы.

Верхомъ на птицахъ, укачиваемые въ паланкинахъ, возсѣдая на золотыхъ креслахъ, стоя въ нишахъ изъ слоновой кости, они мечтаютъ, путешествуютъ, предводительствуютъ, пьютъ вино, вдыхаютъ запахи цвѣтовъ. Танцовщицы пляшутъ, гиганты преслѣдуютъ чудищъ; у входовъ въ гроты размышляютъ пустынники. Нельзя отличить зрачковъ отъ звѣздъ, облаковъ отъ знаменъ; павлины пьютъ изъ ручьевъ золотого песку, вышивки на шатрахъ смѣшиваются съ пятнами леопардовъ, разноцвѣтные лучи перекрещиваются въ голубокъ воздухѣ съ летящими стрѣлами и кадящими курильницами.

И все это развертывается какъ высок³й фризъ, опираясь основан³емъ на скалы и восходя вверхъ къ небесамъ.

АНТОН²Й

въ восхищен³и:

Какое множество! чего они хотятъ?

ИЛАР²ОНЪ.

Тотъ, что третъ себѣ брюхо слоновымъ хоботовъ,- Богъ солнца, вдохновитель мудрости.

Вотъ этотъ, на шести головахъ котораго башни и въ четырнадцати рукахъ дротики, царь вой