Сухово-Кобылин Александр Васильевич - Дело

может

  быть!.. (Бросается на колени)... Матинька, Ваше Превосходительство,

  друг, душа, благодетель - простите... Богом умоляю, простите - я

  беден - я ведь это от бедности - у меня долги - я гол - мне есть

  хочется...

  

  Варравин. Полноте, Тарелкин; - что за малодушие - встаньте!..

  (поднимает его) - вы себя компрометируете. Судите сами: (с злобною

  усмешкою) прими я от него деньги, ведь всю жизнь попрекать себя

  должен; - совесть бы замучила.

  

  Тарелкин (оправляясь). А - а - так вы не взяли: ха, ха, ха, и не взяли

  оттого, что вас бы совесть замучила... ха, ха, ха! (Заливается громким

  хохотом.)

  

  Варравин (стиснув зубы). Смеетесь теперь, - не плакать бы после!

  (Подступает к нему и говорит на ухо.) Ведь я тихой смертью изведу...

  знаете...

  

  Тарелкин (останавливается). Нет, - я ничего.

  

  Варравин (та же игра). Ведь я из бренного-то тела таким

  инструментом душу выну, что и не скрипнет... (Сверкнув глазами.)

  Понимаете?..

  

  Тарелкин (оробев). Да помилуйте - что вы - я ничего...

  

  Варравин. То-то! (К публике мягко и тихо.) Ей-ей. Как оставил он у

  меня на столе эти деньги - так точно кто меня под руку толкнул

  (отступает с ужасом)... Я и не взял... (посмотрев искоса на

  Тарелкина)... Просто Бог спас - его великая милость... (Уходит в

  кабинет.)

  

  

  ЯВЛЕНИЕ XI

  

  Тарелкин (один).

  

  Тарелкин (долго посмотревши на все четыре стороны). Дело!

  Люблю!!.. Всякую глупую башку учить надо. Мало того: по-моему,

  взять (берет шляпу), да кулаком в ослиную морду ей и сунуть (сует

  кулаком в шляпу) - дурак, мол, ты, искони бе чучело - и по гроб

  полишинель!!. (Надевает помятую шляпу и оборачивается к

  кабинету.) А! Ограбил. Всех ограбил!.. Я говорил, что оберет он меня,

  оберет как липку - и обобрал!!. (Повертывается и становится

  против тарантаса.) Ну что же теперь, старый друг?.. А? Ну пойдем....

  пойдем опять по миру, гольем шитые, мишурою крытые, отхватывать

  наш чиновничий пляс. Думал я сим же днем спустить тебя на вшивом

  рынке... Нет, и этого не судила судьба. (Надевает тарантас.) Эх -

  мечты, мечты! Провалитесь вы в преисподнюю... (Берет тросточку,

  напяливает перчатки и подходит к авансцене.) Мечтал я, когда был

  молод... прокатить по Невскому в коляске Баховой; мечтал, когда был

  зрел, схватить чин да кавалерию, подцепить какую-нибудь

  воронопегую купчиху в два обхвата мерою и ее свиным, сонным

  жиром залить раны и истомы служебные. Мечтал вот тут хоть копейку

  сущую заручить на черный день - нет! нет! и нет!! говорит судьба.

  Зачем ты, судьба, держишь меня на цепи, как паршивую собаку? Зачем

  круг меня ставишь сласти да кушанья, а меня моришь голодом да

  холодом? Зачем под носом тащишь в чужой карман деньги, сытость,

  богатство? Проклята будь ты, судьба, в делах твоих! Нет на свете

  справедливости, нет и сострадания: гнетет сильный слабого, объедает

  сытый голодного, обирает богатый бедного! Взял бы тебя, постылый

  свет, да запалил бы с одного конца на другой, да, надемши мой

  мундиришко, прошелся бы по твоему пепелищу: вот, мол, тебе, чертов

  сын. (Поднимает воротник тарантаса, застегивается и уходит,

  махая тросточкой.)

  

  Занавес опускается.