iv align="justify"> ДЕЛО
ДРАМА В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ
К ПУБЛИКЕ
(Писано в 1862 году)
Предлагаемая здесь публике пиеса Дело не есть, как некогда
говорилось, Плод Досуга, ниже, как ныне делается Поделка
литературного Ремесла, а есть в полной действительности сущее, из
самой реальнейшей жизни с кровью вырванное дело.
Если бы кто-либо - я не говорю о классе литераторов, который так же
мне чужд, как и остальные четырнадцать, но если бы кто-либо из
уважаемых мною личностей усомнился в действительности, а тем паче
в возможности описываемых мною событий; то я объявляю, что я
имею под рукою факты довольно ярких колеров, чтобы уверить всякое
неверие, что я ничего невозможного не выдумал и несбыточного не
соплел. 0стальное для меня равнодушно.
Для тех, кто станет искать здесь сырых намеков на лица и пикантных
пасквильностей, я скажу, что я слишком низко ставлю тех, кто стоит
пасквиля, и слишком высоко себя, чтобы попустить себя на такой
литературный проступок.
Об литературной, так называемой, расценке этой Драмы я, разумеется,
и не думаю; а если какой-нибудь Добросовестный из цеха Критиков и
приступил бы к ней с своим казенным аршином и клеймеными весами,
то едва ли такой официал Ведомства Литературы и журнальных Дел
может составить себе понятие о том равнодушии, с которым я
посмотрю на его суд... Пора и этому суду стать публичным. Пора и ему
освободиться от литературной бюрократии. Пора, пора публике самой
в тайне своих собственных ценных ощущений и в движениях своего
собственного нутра искать суд тому, что на сцене хорошо и что дурно.
Без всякой литературной Рекомендации или другой какой Протекции,
без всякой Постановки и Обстановки, единственно ради этих
внутренних движений и сотрясений публики, Кречинский уже семь лет
правит службу на русской сцене, службу, которая вместе есть и его суд.
Я благодарю публику за такой лестный для меня приговор, я
приветствую ее с этой ее зачинающеюся самостоятельностию, - и
ныне мое искреннее, мое горячее желание состоит лишь в том, чтобы и
это мое Дело в том же трибунале было заслушано и тем же судом
судимо.
Марта 26 д. 1862 г.
Гайрос.
P. S. протекло шесть лет! но мое желание не могло исполниться, и
теперь я с прискорбием передаю печати то, что делал для сцены.
1868 г. февраля 21 д.
Кобылинка.
ДАННОСТИ
Со времени расстроившейся свадьбы Кречинского прошло шесть лет.
Действие происходит в Санкт-Петербурге, частию на квартире Муромских, частию
в залах и апартаментах какого ни есть ведомства.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
I. НАЧАЛЬСТВА
Весьма важное лицо. Здесь всё, и сам автор, безмолвствует.
Важное лицо. По рождению Князь; по службе тайный советник. По
клубу приятный человек. На службе зверь. Есть здоров, за
клубничкой охотится, но там и здесь до пресыщения, и потому
геморроидалист.
II. СИЛЫ
Максим Кузьмич Варравин. Правитель дел и рабочее колесо какого ни
есть ведомства, действительный статский советник, при звезде.
Природа при рождении одарила его кувшинным рылом. Судьба
выкормила ржаным хлебом; остальное приобрел сам.
Кандид Касторович Тарелкин. Коллежский советник и приближенное
лицо к Варравину. Изможденная и всячески испитая личность.
Лет под сорок. Одевается прилично; в белье безукоризнен. Носит
парик, но в величайшей тайне; а движения его челюстей дают
повод полагать, что некоторые его зубы, а может быть, и все,
благоприобретенные, а не родовые. Говорит как Демосфен
именно тогда, когда последний клал себе в рот камни.
Иван Андреевич Живец. Этот совершил карьеру на поле чести.
Получив там несколько порций палкою и от этого естественно
выдвинувшись вперед, он достиг обер-офицерского звания.
Теперь усердствует Престол-Отечеству как экзекутор.
III. ПОДЧИНЕННОСТИ
Чибисов. Приличная, презентабельная наружность. Одет по моде;
говорит мягко, внушительно и вообще так, как говорят люди,
которые в Петербурге называются теплыми, в прямую
супротивность Москве, где под этим разумеются воры.
Ибисов. Бонвиван, супер и приятель всех и никого.
Касьян Касьянович Шило. Физиономия Корсиканского разбойника.
Клокат. Одет небрежно. На всех и на вся смотрит зло. От
треволнений и бурь моря житейского страдает нравственною
морскою болезнию, и от чрезмерной во рту горечи посредь речи
оттягивает, а иногда и вовсе заикается.
Чиновники:
Герц
Шерц
Шмерц
Колеса, шкивы и шестерни бюрократии.
Чиновник Омега. Имеет и состояньице, и сердце доброе; но слаб и в
жизни не состоятелен.
IV. НИЧТОЖЕСТВА, ИЛИ ЧАСТНЫЕ ЛИЦА
Петр Константинович Муромский. Та же простота и
непосредственность натуры, изваянная высоким резцом
покойного М. С. Щепкина. В последние пять лет поисхудал,
ослаб и поседел до белизны почтовой бумаги.
Анна Антоновна Атуева. Нравственно поопустилась; физически
преуспела.
Лидочка!.. Как и на чьи глаза? Для одних подурнела; для других стала
хороша. Побледнела и похудела. Движения стали ровны и
определенны, взгляд тверд и проницателен. Ходит в черном,
носит плед Берже и шляпку с черной густой вуалеткой.
Нелькин. Вояжировал - сложился. Утратил усики, приобрел пару
весьма благовоспитанных бакенбард, не оскорбляющих, впрочем,
ничьего нравственного чувства. Носит сзади пробор, но без
аффектации.
Иван Сидоров Разуваев. Заведывает имениями и делами Муромского:
прежде и сам занимался коммерцией, торговал, поднялся с
подошвы и кое-что нажил. Ему теперь лет за шестьдесят. Женат.
Детей нет; держится старой веры; с бородою в византийском
стиле. Одет, как и все прикащики: синий двубортный сюртук,
сапоги высокие, подпоясан кушаком.
V. НЕ ЛИЦО
Тишка, и он познал величия предел! После такой передряги спорол
галуны ливрейные, изул штиблеты от ног своих и с внутренним
сдержанным удовольствием возвратился к серому сюртуку и тихим
холстинным панталонам.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Квартира Муромских; гостиная. Три двери: одна направо - в комнату Лидочки и
Атуевой, другая налево - в кабинет Муромского, третья прямо против зрителей -
в переднюю. Бюро; диван; у окна большое кресло.
ЯВЛЕНИЕ I
Атуева пьет чай, входит Нелькин.
Нелькин (кланяясь). Доброе утро, Анна Антоновна!
Атуева. Здравствуйте, здравствуйте.
Нелькин (осматриваясь). Не рано ли я?
Атуева. И нет; у нас уж и старик встает.
Нелькин. А Лидия Петровна еще не встала?
Атуева. Это вы по старине-то судите; нет, нынче она раньше всех
встает. Она у ранней обедни, сей час воротится.
Нелькин (садится). Давно мы, Анна Антоновна, не видались;- скоро
пять лет будет.
Атуева. Да, давно. Ну где ж вы за границей-то были?
Нелькин. Много где был, а всё тот же воротился. Всё вот вас люблю.
Атуева. Спасибо вам, а то уж нас мало кто и любит..., одни как перст
остались. Доброе вы дело сделали, что сюда-то прискакали.
Нелькин. Помилуйте, я только того и ждал, чтобы к вам скакать -
давно б вы написали, видите - не замешкал...
Крепко обнимаются; Атуева утирает слезы.
Ну полноте - что это все хандрите?
Атуева. Как не хандрить?!
Нелькин. Да что у вас тут?
Атуева. (вздыхая). Ох, - нехорошо!
Нелькин. Да что ж такое?
Атуева. А вот это Дело.
Нелькин. Помилуйте, в чем дело? Какое может быть тут дело?
Атуева. Батюшка, я теперь вижу: Иван Сидоров правду говорит - изо
всего может быть Дело. Вот завязали, да и на поди; проводят из
мытарства в мытарство; тянут да решают; мнения да разногласия - да
вот пять лет и не знаем покоя; а все, знаете, на нее.
Нелькин. На нее? Да каким же образом на нее?
Атуева. Всякие, - видишь, подозрения.
Нелькин. Подозрения?! В чем?
Атуева. А первое, в том, что она, говорят, знала, что Кречинский хотел
Петра Константиновича обокрасть.
Нелькин (покачав головою). Она-то!
Атуева. А второе, говорят, в том, что будто она в этом ему помощь
оказала.
Нелькин (подняв глаза). Господи!
Атуева. А третье, уж можно сказать, самое жестокое и богопротивное,
говорят, в том, что и помощь эту она оказала потому, что была, видите,
с ним в любовной интриге; она невинная, видите, жертва, - а он ее
завлек...
Нелькин. Так, стало, этот подлец Кречинский...
Атуева. (перебивая). Нет, не грешите.
Нелькин. Нет уж, согрешу.
Атуева. (перебивая). Позвольте... в самом начале теперь дела...
Нелькин (перебивая). Неужели вы от этой болезни еще не вылечились?
Атуева. От чего мне лечиться? - дайте слово сказать.
Нелькин (махая руками). Нет, - не говорите.
Атуева. (вскочив с места). Ах, Создатель!.. (Берет из бюро бумагу.)
Так вот нате, читайте.
Нелькин (вертит бумагу). Что читать?
Атуева. А вот это письмо, которое по началу Дела писал Кречинский к
Петру Константиновичу.
Нелькин. Кречинский!?! Письмо! Так разве вы меня выписали из-за
границы, чтоб Кречинского письма читать. Знаете ли вы, что я этого
человека ненавижу. Он Каин! - Он Авеля убил!!
Атуева. Да не он убил! Читайте!
Нелькин (читает). "Милостивый Государь Петр Константинович! -
Самая крайняя нужда заставляет меня..." (останавливается)... ну так и
есть; опять какая-нибудь штука.
Атуева. Думали мы, что штука; да не то вышло... Читайте, сударь.
Нелькин (читает сначала равнодушным голосом, но потом живо и с
ударением). "Милостивый Государь Петр Константинович! - Самая
крайняя нужда заставляет меня писать к вам. Нужда это не моя, а ваша
- и потому я пишу. С вас хотят взять взятку - дайте; последствия
вашего отказа могут быть жестоки. Вы хорошо не знаете ни этой
взятки, ни как ее берут; так позвольте, я это вам поясню. Взятка взятке
розь: есть сельская, так сказать, пастушеская, аркадская взятка; берется
она преимущественно произведениями природы и по стольку-то с
рыла; - это еще не взятка. Бывает промышленная взятка; берется она с
барыша, подряда, наследства, словом, приобретения, основана она на
аксиоме - возлюби ближнего твоего, как и самого себя; приобрел -
так поделись. - Ну и это еще не взятка. Но бывает уголовная или
капканная взятка, - она берется до истощения, догола! Производится
она по началам и теории Стеньки Разина и Соловья Разбойника;
совершается она под сению и тению дремучего леса законов, помощию
и средством капканов, волчьих ям и удилищ правосудия,
расставляемых по полю деятельности человеческой, и в эти-то ямы
попадают без различия пола, возраста и звания, ума и неразумия,
старый и малый, богатый и сирый... Такую капканную взятку хотят
теперь взять с вас; в такую волчью яму судопроизводства загоняют
теперь вашу дочь. Откупитесь! Ради Бога, откупитесь!.. С вас хотят
взять деньги - дайте! С вас их будут драть - давайте!.. Дело,
возродившееся по рапорту квартального надзирателя о моем будто
сопротивлении полицейской власти, о угрозе убить его на месте и о
подлоге по закладу мною вашего солитера, принимает для вас
громовой оборот. Вчера раскрылась передо мною вся эта каверза; вчера
сделано мне предложение учинить некоторые показания касательно
чести вашей дочери. Вы удивитесь; - но представьте себе, что я не
согласился! Я отвечал, что, может, и случилось мне обыграть
проматывающегося купчика или блудно расточающего родовое имение
дворянина, но детей я не трогал, сонных не резал и девочек на удилище
судопроизводства не ловил. Что делать? У всякого своя логика; своей я
не защищаю; но есть, как видите, и хуже. Примите и пр.
Михаил Кречинский".
Атуева. И что ж, вы полагаете, Петр-то Константиныч послушался?
Нелькин (отдавая письмо). Естественно не поверил.
Атуева. (запирает письмо в бюро). Именно. Эге, говорит, это новая
штука; тех же щей, да погуще влей - ну и не поверил; правые,
говорит, не дают, виновные дают. Я было к нему пристала, так он
знаете как: а вы, говорит, заодно с Кречинским-то, что ли? Ну что ей
могут сделать? Я тут, говорит, отец, так мой голос первый; а вышел-то
его голос последний; потому, говорят, он свое детище обвинять не
станет.
Нелькин. Так все же я понять не могу, каким образом это развилось.
Атуева. Очень просто; как только Кречинский на эту штуку не пошел,
они Расплюева подвели; этот как им надо, так и показал.
Нелькин. Что же Расплюев показал?
Атуева. А, видите, что была, говорит, любовная интрига; что шла она
через него; что он возил и записочки, и даже закутанную женщину к
Кречинскому привозил; но какую женщину - он не знает. Только,
видите, поначалу все это тихо было; мы уехали в деревню и ровно
ничего об этом не знали; сперва одного из наших людей вытребовали,
потом другого; смотрим, и весь дом забрали; расспрашивали,
допрашивали - ну можете себе представить, какая тут путаница
вышла.
Нелькин. Да еще как путать-то хотели.
Атуева. Стало быть, и пошло уж следствие об Лидочке - а не о
Кречинском, потому на нем только одна рубашка осталась. Однако от
людей наших ничего особенного они не добились, а выбрался один
злодей, повар Петрушка, негодяй такой; его Петр Константиныч два
раза в солдаты возил - этот, видите, и показал: я, говорит, свидетель!
Смотрим, и Лидочку вытребовали - а зачем мы еще не знаем; а он все
упрямится, да так-таки упрямится, да и только; твердит одно: пускай ее
спросят, она дурного не сделала.
Нелькин. Что ж, конечно.
Атуева. Ну, делать нечего, приехали и мы из деревни. Да как узнал он,
что ей очные ставки хотят дать; да очные ставки с Петрушкой, да с
Расплюевым, да с Кречинским; да как узнал он, о чем очные-то ставки,
- так тут первый удар ему и сделался. Тут только увидел, что правду
ему Кречинский писал. Вот он, батюшка, мой, туда сюда. Взял
стряпчего, дал денег - ну уладили... Только я вам скажу, как дал он
денег, тут и пошло; кажется, и хуже стало; за одно дает, а другое
нарождается. Тут уж и все пошло: даст денег, а они говорят, мы не
получали; он к стряпчему, а стряпчий говорит, я отдал; вы им не верьте
- они воры; а стряпчий-то себе половину. Тут и дальше, и няню-то, и
ту спрашивали; и что спрашивали? Не хаживал ли Кречинский к
барышне ночью: да не было ли у барышни ребенка...
Нелькин (всплеснув руками). Ах, Боже мой?!!
Атуева. Так она, старуха, плюнула им в глаза да антихристами и
выругала. Да уж было!.. Я вам говорю: что было, так и сказать нельзя.
Следствие это одно тянули они восемь месяцев - это восемь месяцев
таких мучений, что словами этого и не скажешь.
Нелькин. Что ж вы ни к кому не обратились? - ну просили бы...
Атуева. Как уж тут не обратиться-только вот беда-то наша: по городу,
можете себе представить, такие пошли толки, суды да пересуды, что и
сказать не могу: что Лидочка и в связи-то с ним была, и бежать-то с
ним хотела, и отца обобрать - это все уж говорили; так что и глаза
показать ни к кому невозможно было. Потом в суд пошло, потом и
дальше; уж что и как я и не знаю; дело накопилось вот, говорят, какое
(показывает рукою), из присутствия в присутствие на ломовом возят
- да вот пять лет и идет.
Нелькин (ходит по комнате). Какое бедствие - это... ночной пожар.
Атуева. Именно пожар. А теперь что? - разорили совсем, девочку
запутали, истерзали, да вот сюда на новое мучение и спустили. Вот
пять месяцев здесь живем, последнее проживаем. Головково продали.
Нелькин. Головково продали?!
Атуева. Стрешнево заложили.
Нелькин (с ужасом). Так что ж это будет?
Атуева. А что будет, и сама не знаю.
Нелькин. Ну что ж теперь дело?
Атуева. А что дело?.. Лежит.
Нелькин. Как лежит?
Атуева. Лежит как камень - и кончено! А мы что? Сидим здесь, как в
яме; никого не знаем: темнота да сумление. - Разобрать путем не
можем, кого нам просить, к кому обратиться. Вот намедни приходит к
нему один умнейший человек: Петр, говорит, Константиныч, ведь ваше
дело лежит. Да, лежит. - А ему надо идти. Да... надо, говорит, идти.
Ну, стало, ждут.
Нелькин. Чего же ждут?
Атуева. Обыкновенно чего - (показывает пальцами)... денег.
Нелькин. Аааа!
Атуева. А он все жмется: да как-нибудь так, да как-нибудь этак. Этот
человек говорит ему: Петр Константиныч, я честен! Я только для чести
и живу: дайте мне двадцать тысяч серебра - и я вам дело кончу! Так
как вспрыгнет старик; чаем себя обварил; что вы, говорит, говорите,
двадцать тысяч? да двадцать тысяч что? да и пошел считать; - а тот
пожал плечами, поклонился, да и вон... Приходил это сводчик один,
немец, в очках и бойкий такой; - я, говорит, вам дело кончу - только
мне за это три тысячи серебром; и знаете, так толково говорит: я,
говорит, ваших денег не хочу; отдайте, когда все кончится, а теперь
только задатку триста рублей серебром. Есть, говорит, одно важное
лицо - и это лицо точно есть - и у этого лица любовница - и она что
хотите, то и сделает; я вас, говорит, сведу, - и ей много, много, коли
браслетку какую. Тут Лидочка поднялась; знаете, фанаберия этакая:
как, дескать, мой отец да пойдет срамить свою седую голову, - ну да и
старик-то уперся; этак, говорит, всякий с улицы у меня по триста
рублей серебром брать станет; - ну и не сладилось.
Нелькин. Чему тут сладиться?
Атуева. Вот теперь отличный человек ходит - ну и этот не нравится; а
какой человек - совершенный ком-иль-фо, ну состояния, кажется, нет;
и он хочет очень многим людям об нас говорить - и говорит: вот вы
увидите.
Нелькин. Да это Тарелкин, который вчера вечером у вас сидел; как я
приехал.
Атуева. Ну да.
Нелькин. Да он за Лидией Петровной ухаживает?
Атуева. Может быть; что ж, я тут худого не вижу. Он... хорошо...
служит и всю знать на пальцах знает. Даже вот у окна сидит, так знает,
кто проехал: это вот, говорит, тот, - а это тот; что ж, я тут худого не
вижу. А то еще один маркер приходит.
Нелькин. Как маркер?!
Атуева. А вот что на бильярде играет.
Нелькин. Что же тут маркер может сделать?
Атуева. А вот что: этот маркер, мой батюшка, такой игрок на бильярде,
что, может, первый по всему городу.
Нелькин. Все же я не вижу...
Атуева. Постойте... и, играет он с одним важным, очень важным лицом,
а с кем - не сказал. Только Тарелкин-то сказал - это, говорит, так. А
играет это важное лицо потому, что дохтура велели: страдает он,
видите, геморроем... желудок в неисправности - понимаете?
Нелькин. Понимаю.
Атуева. Этот теперь маркер во время игры-то всякие ему турусы на
колесах да историйки и подпускает, да вдруг и об деле каком ввернет,
- и, видите, многие лица через этого маркера успели.
Нелькин. Ну нет, Анна Антоновна, - это что-то нехорошо пахнет.
Атуева. Да вы вот вчера приехали из-за границы, - так вам и кажется,
что оно нехорошо пахнет; - а поживете, так всякую дрянь обнюхивать
станете.
Нелькин (вздохнувши). Может, оно и так... Скажите-ка мне лучше, что
Лидия Петровна? Она очень похудела; какие у нее большие глаза стали
- и такие мягкие; знаете, она теперь необыкновенно хороша.
Атуева. Что же хорошего, что от худобы глаза выперло.
Нелькин. Она что-то кашляет?
Атуева. Да. Ну, мы с дохтуром советовались - это, говорит, ничего.
Нелькин. Как она все это несет?
Атуева. Удивляюсь; - и какая с ней вышла перемена, так я и понять не
могу. Просьб никаких подавать не хочет; об деле говорить не хочет -
и вы, смотрите, ей ни слова; будто его и нет. Знакомых бросила; за
отцом сама ходит и до него не допускает никого!!.. В церковь - так
пешком. Ну, уж это я вам скажу, просто блажь, - потому - хоть и в
горе, а утешения тут нет, чтобы пехтурой в церковь тащиться...
Нелькин. Ну уж коли ей так хочется - оставьте ее.
Атуева. И оставляю - а блажь. Был теперь у нас еще по началу Дела
стряпчий и умнейший человек - только бестия; он у Петра
Константиныча три тысячи украл.
Нелькин. Хорош стряпчий!
Атуева. Ну уж я вам говорю: так умен, так умен. Вот он и говорит: вам,
Лидия Петровна, надо просьбу подать. Ну хорошо. Написал он эту ей
просьбу, и все это изложил как было, и так это ясно, обстоятельно; -
принес, сели мы, стали читать. Сначала она все это слушала - да вдруг
как затрясется... закрыла лицо руками, да так и рыдает...
Нелькин (утирая слезы). Бедная - да она мученица.
Атуева. Смотрю я - и старик-то: покренился, да за нею!.. да вдвоем!..
ну я мигнула стряпчему-то, мы и перестали. Потом, что бы вы думали?
Не хочу я, говорит, подавать ничего. Я было к ней: что ты, мол,
дурочка, делаешь, ведь тебя засудят; а она с таким азартом: меня-то?!!..
Да меня уж, говорит, нет!.. Понимаете? Ну я, видя, что тут и до греха
недалеко, - оставила ее и с тех пор точно вот зарок положила: об деле
не говорить ни полслова - и кончено.
Нелькин. Ну, а об Кречинском?
Атуева. Никогда! Точно вот его и не было.
Нелькин (взявши Атуеву за руку). Она его любит!!.. А об этом письме
знает?
Атуева. Нет, нет; мы ей не сказали.
Нелькин (подумавши). Так знаете ли что?
Атуева. Что?
Нелькин. Бросьте все; продайте все; отдайте ей письмо; ступайте за
границу, да пусть она за Кречинского и выходит.
Атуева. За Кречинского? Перекреститесь! Да какая же он теперь ей
партия? Потерянный человек.
Нелькин. Для других потерянный - а для нее найденный.
Атуева. Хороша находка! Нет, это мудрено что-то... а по-моему, вот
Тарелкин - почему бы ей не партия - он, видите, коллежский
советник, служит, связи имеет, в свете это значение.
Нелькин. Полноте, Анна Антоновна, - посмотрите на него: ведь это не
человек.
Атуева. Чем же он не человек? -
Нелькин. Это тряпка, канцелярская затасканная бумага. Сам он бумага,
лоб у него картонный, мозг у него из папье-маше - какой это
человек?!.. Это особого рода гадина, которая только в Петербургском
болоте и водится.
ЯВЛЕНИЕ II
Те же. Входит Лидочка, в пледе, в шляпке, в руке у нее большой ридикюль и
просвира.
Лидочка. Ах, Владимир Дмитрич! Здравствуйте! (Жмет ему руку.)
Нелькин (кланяясь). Здравствуйте, Лидия Петровна.
Лидочка. Как я рада! - Ну - вы чаю не пили? Вот мы вместе
напьемся, а вы моему старику ваши путешествия рассказывайте.
Здравствуйте, тетенька. (Подходит к ней и целует ее в лоб.) Что, отец
встал?
Атуева. Встал.
Лидочка. А я как спешила.... боялась опоздать, - ему пора чай давать,
- он любит, чтобы все было готово.... (Снимает скоро шляпку, кладет
просвиру и ридикюль.)
Атуева. Тишка, эй, Тишка!
Тишка входит.
Накрывай чай.
Лидочка. Тетенька - вы знаете, я сама ему чай накрываю, - (Тишке)
не надо, Тихон, подай только самовар...
Тишка уходит.
Атуева. Самодуришь, матушка!
Лидочка (собирая чай). Тетенька, я уже несколько раз вас просила -
оставьте меня; если это мое желание...
Атуева. Ну делай, сударыня, как хочешь.
Лидочка. Владимир Дмитрич - давайте сюда к окну стол и большое
кресло.
Несут стол и придвигают кресло.
Вот так... подушку...
Нелькин подает ей подушку.
Так - ну теперь чай. (Накрывает скатерть, собирает чай.)
Тишка ставит самовар.
Постойте, ему вчера хотелось баранок - посмотрите, там у меня в
мешке...
Нелькин подает ей баранки - она заваривает чай.
Атуева. Что ж, матушка, ты эти баранки сама купила?
Лидочка (заваривая чай). Да, тетенька (улыбается), сама.
Атуева (Нелькину). Видите! Сама баранки на рынке покупает! - это
она мне назло!..
Нелькин (унимая ее). Полноте, что вы!
ЯВЛЕНИЕ III
Те же и Муромский, выходит из своего кабинета в халате.
Муромский (Лидочке). Здравствуй, дружок. (Целует ее. Увидя
Нелькина). Ба, ба, ба... уж здесь; вот так спасибо, обнимемся,
любезный!
Обнимаются.
Нелькин. Как здоровье ваше, Петр Константиныч?
Муромский. Помаленьку; а ты вчера к нам сюрпризом явился. Ты по
пароходу?
Нелькин. По пароходу-с.